«Почему рубашка в крови? Ты подрался?»

XXIII

С отцом я так и не поговорил. Меня это тревожило, ведь я вчера причинил ему вред, если так можно назвать то, как я отбросил его на другой конец холла. Одна моя половина взывала к тому, чтобы приползти к отцу и молить о прощении. Другая напоминала о том, что он накричал на Скэриэла и ударил его. Стыд за родителя затмил мой разум. Скэриэл пытался вернуть меня в семью, он руководствовался здравым смыслом, но к чему это привело? Сейчас я всё больше задумываюсь о том, что лучше было вовсе не возвращаться.

Я встал ни свет ни заря, оделся, собрался и спустился на первый этаж. В столовой Кэтрин сервировала стол. Она озадаченно посмотрела мне вслед, когда я молча прошёл мимо по направлению к входной двери.

– Господин Готье, вы сегодня рано, – произнесла она. – Куда вы? А позавтракать?

– Не голоден, – буркнул я, громко хлопнув дверью.

Это было лишним. Кэтрин ни в чём не виновата, а я проявил грубость. Как и с Сильвией вчера. Я остановился, кривясь от хлопка. Вышло громче, чем я ожидал. Мой гнев был направлен на отца, но доставалось всем, кто попадался на пути. Мучила ли меня совесть? Ещё как.

Мне не хотелось сидеть за одним столом с отцом и Гедеоном после вчерашнего, поэтому я решил уехать пораньше. Я с такой решимостью собрался и вышел из дома, что только сейчас вспомнил: у меня нет личного водителя. Кевина уволили.

– Господи, – пробормотал я, потирая переносицу. – Вот же идиот.

Я вызвал такси и направился к воротам. Подозреваю, что отца скоро известят о моём уходе. Приложение обещало, что машина подъедет быстро. Я плотнее закутался в пальто. Погода портилась с каждым днём, и утро выдалось на редкость холодным. Со вчерашнего вечера Скэриэл не отвечал на мои сообщения, и это вгоняло в уныние. Рюкзак оттягивал плечо и норовил сползти.

Остановившись у ворот, я принялся ждать такси, то и дело поглядывая на дом, как будто ожидая, что отец бросится за мной. Ему гордость не позволит. Хотя это уже не точно. До вчерашнего происшествия я был уверен, что отец всегда держит себя в руках, особенно при посторонних.

Не прошло и двух минут, как в дверях показался Гедеон. Он смерил меня долгим сердитым взглядом. Я сделал вид, что не замечаю его, уткнувшись в телефон. Гедеон подошёл к гаражу, где был припаркован его автомобиль. Я ещё раз проверил приложение: водитель задерживался. Мне хотелось провалиться сквозь землю.

Пиком унижения стал тот момент, когда Гедеон проехал мимо меня с отрешённым выражением лица, как будто мы случайно столкнувшиеся на улице незнакомцы. Он скрылся за поворотом, так ни разу и не взглянув на меня. Я посмотрел на часы. Так вот во сколько выезжает брат, чтобы избежать совместных завтраков. Обычно в это время я ещё сонно спускаюсь по лестнице, собираясь подкрепиться тостами или яичницей.

При мысли о еде желудок предательски заурчал. Я мог соврать всем, что не голоден, но обмануть тело было сложнее. Оставалось лишь надеяться, что, когда я приеду в лицей, кафетерий уже будет работать. Я мог сейчас и слона проглотить.

Когда желудок пропел очередную серенаду, к воротам подъехал жёлтый автомобиль. Дорога до лицея не занимала много времени, но мне нужно было повторить материал: сегодня мы сдаём проект по Французской революции. Как только машина тронулась, а я взялся за распечатки, меня затошнило. Ощущение было кошмарное. Я прикрыл глаза и откинулся на спинку сиденья. То ли это потому, что я не завтракал, то ли потому, что в салоне ужасно пахло. Меня мутило на поворотах: судя по всему, водитель в детстве мечтал участвовать в гонках «Формулы‑ 1» и сейчас пришёл к мысли, что пора незамедлительно воплотить мечту в реальность. Этакий Шумахер‑ полукровка на разбитой колымаге.

Лицей никогда не был для меня отдушиной, но, показавшись вдалеке, знакомое здание мигом подняло мне настроение, ведь я думал, что ещё немного, и я точно познакомлю содержимое своего желудка с грязным салоном. Моё паршивое состояние не удалось скрыть от водителя, и он участливо осведомился:

– Мистер, вы в порядке?

– Можете… здесь… остановиться? – вставил я между паузами. Мне катастрофически не хватало свежего воздуха.

Он свернул к обочине, и я чудом не вывалился на асфальт, резко открыв дверь. В последний момент успел совладать со своим вестибулярным аппаратом и ухватиться за край сиденья. Кажется, меня накрыла паническая атака или что‑ то в этом духе.

– Выглядите неважно.

– Я в порядке, – прохрипел я, тяжело вылезая из салона.

На улице мне полегчало. Я неуверенно стоял на ногах, облокотившись на скрипучую дверь. Никогда не чувствовал себя так паршиво. И я сейчас не о своём душевном состоянии, хотя и оно оставляло желать лучшего. Быть может, вчерашний всплеск тёмной материи, которая до этого проявлялась в слабом виде, нешуточно ударил по моему состоянию. То, что раньше было не больше, чем ручейком, сейчас показалось мне огромной волной, прорывающей плотины.

– Не забудьте свои вещи, – подсказал водитель.

– Точно, – опомнился я. – Спасибо. Дальше я пойду пешком.

– Хорошего вам дня, мистер, – дружелюбно попрощался он.

– И вам, – вяло ответил я, закрывая дверь.

Назвать это хорошим началом дня язык не поворачивался. Я впопыхах запихнул распечатки в рюкзак и отошёл в сторону от людского потока. Казалось бы, день только начинался, но многие полукровки спешили на работу. Чистокровные всегда предпочитали пользоваться личным транспортом.

На территории лицея было пусто. Я ещё раз проверил календарь: складывалось ощущение, что я, опьянев от гнева, перепутал дни недели и явился на учёбу в субботу. Нет, всё верно, сегодня будний день.

Я вошёл в здание – охранники проводили меня равнодушными взглядами – и направился прямиком в кафетерий. Здесь делали терпимый кофе, а значит, у меня была ещё одна причина находиться в этом месте.

К моему удивлению, в кафетерии сидели ученики. Сонные, они завтракали, читали учебники, некоторые собрались в шумные группы и готовились к презентациям проектов. Я никогда не приезжал рано, но теперь понял, что собираться до занятий – не такая уж и плохая идея. Если не брать в расчёт то, что многим и так чертовски тяжело подниматься по утрам, а придётся вставать ещё на полчаса раньше. В этой затее имелись свои плюсы и минусы.

Забившись в дальний угол, как отшельник, я с наслаждением пил кофе. Да, не такой, как делает дома Фанни, но тоже сойдёт. Из большого ассортимента предлагаемой еды я выбрал круассан. Никогда до этого я не завтракал здесь в одиночестве, поэтому мне казалось, что чуть ли не весь кафетерий глазеет на меня.

Сегодня был один из тех важных школьных дней, когда решается оценка по предмету. Казалось бы, я готовился к этому выступлению несколько недель, но, чёрт возьми, я чувствовал себя сейчас настолько отрешённым от остального мира, что проще было встать и уйти из лицея. Я уже представлял себе, как буду с равнодушным лицом выдавать заученные реплики перед классом, а после Оливер в качестве наказания сварит меня в котле.

– Соберись, Готье, – вслух обратился я сам к себе. Текст на листе прыгал у меня перед глазами, как бы я ни пытался сосредоточиться. В подтверждение того, что утро выдалось на редкость паршивым, неловким движением локтя я пролил недопитый кофе на ближайший стул.

Почему каждое моё движение оборачивается полным провалом? Схватив салфетки, я первым делом протёр стул, затем полез под стол, чтобы избавиться от последствий своей неповоротливости. Салфетки мигом намокли. Вдобавок ко всему я обнаружил тёмные капли на рубашке. И что теперь прикажете делать? Подниматься и тащиться через весь кафетерий за салфетками или оставить как есть?

– Слышали, что Кагер получил главную роль в «Щелкунчике»? – раздалось чуть поодаль.

Подслушивать точно не входило в мои планы.

– Этот педик? Брат говорит, что все танцоры балета… – ответил ему знакомый голос. Клив? Тот придурок, что вечно донимает Леона?

Я не слышал, что он дальше говорил, но явно отпустил очередную сальную шуточку, каких у него полно в запасе. В ответ раздался смех.

– Он точно спит с парнями. На него ни одна девка не глянет. Кожа да кости, – продолжал Клив. – Я как‑ то видел его в душе после физкультуры.

– Ты чё, его сталкеришь? – засмеялся второй.

– Охренел? По зубам хочешь?

– Да шучу.

Господи, зачем ты создаёшь вот таких никчёмных чистокровных? Глядя на Клива и ему подобных, я всё больше убеждался, что разделение на сословия – не более чем человеческая прихоть. К чему давать одним родословную и власть, если они только и делают, что обсуждают чужую личную жизнь? Если Бог хотел показать, что чистокровные – это высшая ступень развития человечества, то Клив тому явное опровержение.

– В Запретных землях есть клуб «Яма». Слышал о таком? – спросил Клив.

– В интернете читал, пишут, что крутое место.

– Не то слово. Брат туда часто ездит. Сказал мне вчера, что когда мне исполнится девятнадцать, то он отвезёт меня и всё покажет.

– Офигеть! Хрен кто меня повезёт. Крутой у тебя старший брат.

– Он говорит, там, помимо девок, много парней, которые за деньги много чего сделают.

– Меня сейчас стошнит, – выдал какой‑ то парень, на что Клив громко рассмеялся.

Будет ли лучшим выходом просто подняться и сесть как ни в чём не бывало? Они сидели не так далеко от меня: я видел их ноги, слышал отдельные фразы.

– Кагер, наверное, там только парней и покупал бы, – сказал кто‑ то.

– Бери выше, уверен, он там сам подрабатывает. Работёнка в самый раз для него.

Новый взрыв смеха. Уверен, остальные ученики в кафетерии недовольно оглядывались на них.

Бог тоже допускает ошибки, иначе как объяснить появление на свет Клива? Меня переполнял гнев, и я сдерживался из последних сил, чтобы не отбросить в сторону стол и не проломить Кливу череп. Леон виноват только в том, что позволял этому отродью так относиться к нему. Он был выше этого, а что в результате? Его имя смешивали с грязью изо дня в день. Никчёмный, неотёсанный, бесполезный чистокровный унижал Леона, а он в силу своего характера, воспитания, бог знает чего ещё, терпел. Несправедливо, что такие, как Клив, ходят по центру Ромуса, пользуются всеми благами своего происхождения, в то время как законопослушные полукровки или низшие каждый день должны бороться за свое место под солнцем.

Они ушли так же быстро, как и появились. Я выбросил использованные салфетки в ближайшую урну и помыл руки, прежде чем вернуться на своё место. Впопыхах собрав распечатки, я запихнул их в рюкзак и вылетел вслед за Кливом. Ещё не знал, что скажу ему, но мне не хотелось так просто это оставлять. Это был один из тех импульсивных поступков, от последствий которых я обычно долго мучаюсь. Но если закрою на это глаза, то буду корить себя ещё больше.

На первом этаже Клив расстался со своим другом и направился к лестнице. Я последовал за ним, стараясь не попадаться ему на глаза. Клив миновал второй, третий и четвёртый этажи. На пятом находились кабинеты физики, химии и лабораторные комнаты, в которых часто сидели помощники учителей и студенты‑ практиканты. Но ранним утром здесь обычно было пусто. Клив направлялся в сторону дальнего мужского туалета. Идеальный вариант для того, чтобы серьёзно поговорить с ним. Всё складывалось на редкость удачно, что было странно для сегодняшнего утра.

Клив скрылся в уборной; я ускорил шаг и, войдя в помещение, получил удар сбоку.

– И кто это за мной слежку устроил? – довольно произнёс Клив, когда я повалился на бок. – Хитклиф? Чего тебе надо?

Я поднялся, стараясь не показывать, что мне больно. Удар у него что надо.

– Поговорить хотел.

– Со мной? О чём же?

– Прекрати лезть к Леону.

– А ты кто? Его папочка? – Клив потешался надо мной.

– Ещё раз тронешь его…

– И что ты мне сделаешь? – разозлился он. – Я тебя не трогал, потому что твой папаня главный банкир, да ещё твой брат в Академии учится с моим, но если будешь выпендриваться, то получишь, ясно тебе?

– Всё сказал?

– Да пошёл ты… – Клив замахнулся, но я умудрился увернуться от удара.

Меня не учили драться: это приходит либо с опытом, либо с подготовкой. Ни того ни другого у меня не было, а значит, оставалось нападать, пока есть возможность. Я сжал руки в кулаки и правой ударил его в челюсть. Он отскочил назад и издал истошный вопль. Слишком громко для того, кто привык всё решать кулаками. Я мог бы выйти победителем, но правая рука адски пульсировала от боли и дрожала от спазмов. Настолько больно, что я чуть не вскрикнул.

– Да ты офигел! – Клив поднялся, направляя руку на меня.

Я в шоке отступил назад. Всё шло не по плану, которого у меня практически и не было, но я успешно импровизировал на ходу. Клив призвал тёмную материю. Как видно, моя импровизация летела в тартарары.

– В лицее запрещено пользоваться тёмной материей! – крикнул я, еле успевая увернуться. Чёрное облако с глухим звуком ударило в стену в полуметре от меня. Взывать к здравому смыслу Клива и напоминать ему о правилах лицея – всё равно что просить боевого быка, участвующего в корриде, быть гуманнее с матадором.

– Я тебя сейчас в порошок сотру, сукин ты сын, – прорычал Клив.

Мне некуда было бежать. Он заблокировал дверь, да и я не успел бы её открыть. С одной стороны писсуары, с другой – раковины. Прекрасное место для смерти, если это то, чего Клив добивался.

Подняв руку ладонью вверх, я сделал вид, что собираю тёмную материю. Возможно, до него не дошли слухи, что я владел материей на уровне полукровок, но это вряд ли. Мой блеф он распознал сразу.

– Да ты же ни фига не умеешь, – засмеялся он над моими жалкими потугами. Действительно, Клив, наверное, единственный из всех признал это вслух.

На руке появился тёмный огонёк, словно я собираюсь дать ему прикурить. Клив не спешил, наслаждаясь моим видом.

«Знаешь, самое время появиться, как это вышло вчера», – мысленно обратился я к своей силе. Докатился.

– Ты там к дуэли готовишься или дрочить собрался? – насмехался он.

– Дуэли, к слову, тоже запрещены, – сделал я последнюю попытку призвать материю.

– Да пофиг. – Клив сделал выпад рукой, и чёрное, словно живое, пламя стремительно полетело на меня. Надо отдать ему должное, он дал мне время подготовиться.

– Давай! – крикнул я себе, но ничего не произошло. Моё черное облако растворилось в воздухе, а удар Клива сбил с ног.

Я почувствовал сильнейшую боль по всему телу. В глазах потемнело.

– Хитклиф? – нерешительно произнёс Клив сверху.

Он подошёл ближе, я чувствовал его шаги. Он стоял надо мной, шумно дышал. Я представил, как в его пустой голове, скрипя изо всех сил, двигаются шестерёнки. Не лучшая для него ситуация. За использование тёмной материи вне практических занятий ученик отстраняется от уроков на месяц. За дуэль, которую запрещено проводить между чистокровными моложе восемнадцати лет, его (да что греха таить, и меня) отчислят из лицея в считаные минуты. Но, конечно, он об этом не подумал. Клив точно не думает, прежде чем делать. Впрочем, я от него недалеко ушёл.

Носком ботинка он дотронулся до моего бедра, скорее для того, чтобы просто убедиться, что я жив, ведь удар вышел не такой сильный, чтобы убить, но покалечить – вполне. Я протянул ослабленную руку в сторону Клива, и в следующую секунду раздался его крик. Клива отбросило в противоположную сторону, он глухо ударился о дверь и без сознания повалился на каменный пол.

– Один – один. – Я умудрялся ещё и шутить, хотя мне больно даже двигать губами. Голова трещала, а кости, кажется, поломаны все до единой. Такое чувство, словно я побывал грушей для битья у парочки профессиональных боксёров.

Мысли вертелись от «Могу ли я подвигать пальцами ног? » до «Боже, сколько костей и мышц в теле человека? Почему я чувствую боль абсолютно везде? » Вскоре я смог немного подтянуться, полусидя устроившись под раковиной. Рубашка разодрана. На груди и животе порезы. Он целился прямо в меня, чёртов идиот. Я мог умереть тут на месте, в мужском туалете. Жалкая смерть.

– Клив? – позвал я.

Не знаю, что произошло, но не хватало ещё, чтобы Клив умер. Хоть он тот ещё подонок, но и ему я не желал такой смерти.

– Ответь, придурок, – позвал я опять.

Я был настолько истощён, что не мог подойти и проверить, дышит ли он. Осторожно сняв испорченный пиджак, я негнущимися пальцами попытался избавиться от остатков рубашки.

Нужно встать, стереть кровь, проверить Клива и понять, что вообще произошло. Он всего лишь дотронулся до меня, но отлетел, словно я смог отбить его удар. Это не укладывалось в голове. Сколько таких случаев встречалось в истории? Есть ли сила, позволяющая копить тёмную материю и перенаправлять её? Был ли этот всплеск той силой? Или я окончательно схожу с ума?

Когда из динамиков заиграла мелодия, оповещая о том, что начался первый урок, я наконец смог подняться на ноги. Выглядел я не то чтобы паршиво, если не смотреть на грудь в порезах, но точно походил на тех низших, которых показывали по телевидению, чтобы запугать чистокровных. Мне потребовалось ещё время, чтобы смыть кровь и доковылять до Клива.

Выглядел он хуже меня. Я только присел, чтобы проверить его пульс, как открылась дверь.

– Готье? – Оливер чуть не споткнулся о Клива.

Не знаю, что он подумал, увидев меня в порезах и с перепачканными в крови руками. Догадываюсь, что ничего хорошего, особенно когда он ошеломлённо уставился на бездыханное тело Клива у своих ног.

– Не знаю, должен ли я задать закономерный вопрос в данной ситуации, – нервно произнёс он, кривясь.

Я решил, что Оливер точно хороший парень, но у него явно не всё в порядке с головой, когда он спросил после моего молчания:

– Тебе надо вызвать «Скорую» или избавиться от тела? Думай быстрее, у нас не так много времени.

XXIV

– Не могу понять, жив ли он, – затараторил я.

– Сейчас. – Оливер опустился на колено и взял Клива за запястье. – Нужно проверить пульс.

– Умеешь?

– Клятву Гиппократа не давал, но тут всё просто: надавливаем на артерию. – Он поместил три пальца на запястье, помолчал и удовлетворённо заключил: – Жив.

– Слава богу, – выдохнул я. Как камень с души.

– Нужно привести его в чувство, – осматривая раны на теле Клива, заявил Оливер. – Есть у меня тут одна идея… Как ты помнишь, медик из меня никакой.

Он замахнулся и дал Кливу смачную пощёчину. От громкого удара даже я вздрогнул.

– А? Что? – разлепив веки, слабо проговорил очнувшийся Клив. Его левая щека покраснела. Зуб даю, я мог со своего места разглядеть очертания ладони Брума на его коже.

– Батюшки, да мне прямая дорога в медицинский, – победно произнёс Оливер. Он присел на корточки и пощёлкал пальцами перед лицом Клива. – Эй, приятель. Ты как? Что‑ нибудь помнишь?

– Готье, – невпопад сказал Клив, еле шевеля губами. – Удар… больно…

– Он в норме, – поднимаясь, вынес вердикт Оливер.

– Чего? – непонимающе переспросил я. Если, по мнению Оливера, полуживой Клив в порядке, то я, видимо, ничего не понимаю в этой жизни.

– Отвечает он как обычно, в своей манере, – хмыкнул Оливер, которого вся эта ситуация начала забавлять.

– Твою мать… всё болит, – раздалось снизу.

– Видишь, он уже использует нецензурную лексику, точно в порядке, – с улыбкой произнёс Брум, махнув рукой на Клива. – А теперь слушай сюда, – отчеканил он стальным голосом; опустившись на корточки, он накрыл ладонью шею Клива. – Ещё одно бранное слово в моём присутствии, и я лично познакомлю твой рот с мылом.

Я стоял, ошарашенно уставившись на него. Оливер и намёка не давал, что может быть жестоким по отношению к кому‑ либо. Он сомкнул пальцы на шее Клива и сжал, отчего Клив прошипел:

– Иди в жопу, сукин сын.

– Оливер, стой. – Я схватил его за руку, но Оливер к этому времени разжал пальцы, позволив Кливу вдохнуть.

– Готье, ты классный парень, но я не выношу таких, как он. – Поднявшись, Оливер презрительно посмотрел на Клива и небрежно перешагнул через него. – Раз его не учили манерам в семье, то я готов лично помыть ему рот.

– Ты его чуть не задушил, – обвиняюще бросил я.

– Да ладно тебе, – миролюбиво проговорил он, подставив ладонь под сенсорный дозатор с жидким мылом. – Всё было под контролем. Что вы тут вообще устроили? Дуэль? – мимоходом расспрашивал Оливер.

– Не то чтобы дуэль. Я хотел поговорить с ним насчёт Леона. Он его постоянно оскорбляет.

– Я смотрю, разговор удался, – развеселился Оливер. – Эй, Клив, не трогай больше Леона, ладно?

– Да пошёл ты, ублюдок! – прокричал Клив, пытаясь подняться.

– Я так и думал, – задумчиво кивнул Оливер. – Я готов вынести многое, но не терплю невежества и хамства. А от нецензурной лексики мне хочется закопать человека заживо, – объяснял Оливер. Он подошёл к Кливу и показал ему ладонь с жидким мылом: – Ещё одно слово, и это окажется у тебя во рту.

– Да ты чокнулся, сукин сын, – огрызнулся в ответ Клив.

– Я предупреждал. – Оливер свободной рукой схватил его за волосы и силой приподнял голову. Клив приоткрыл рот и взвыл от боли. Брум моментально запихнул ему в рот мыло и сжал челюсти. Клив забился в его руках, пытаясь выплюнуть мыло, но Оливер крепко держал его. У Клива не было возможности сплюнуть. По его губам потекли мыльные слюни. Выглядел он жалко. – Ты будешь хорошим мальчиком, Клив, и больше не тронешь Леона, договорились? – доброжелательно продолжал Оливер, при этом всё его тело так и пылало агрессией.

– Достаточно! – крикнул я, заметив, что Клив сейчас сглотнет. Оливер отпустил его и поднялся, поправляя форму. Клив закашлялся, сплёвывая на кафель. У него не было сил встать.

Оливер опёрся спиной о стену и, глядя в сторону, начал говорить. Казалось, он обращался к каждому из нас.

– Леон мог бы воспользоваться тёмной материей и разделаться с тобой в два счёта. Мог бы нажаловаться своему дяде‑ полицейскому. Но у Леона есть слабость. У каждого из нас они есть. Леон слишком добрый, чтобы защищать себя. Он не хочет проблем даже для таких негодяев, как Клив. Эй, – он носком ботинка грубо толкнул Клива в бок, – если дядя Леона узнает, что такая мразь, как ты, обижает его племянника, он может сломать тебе жизнь. Хотел бы я дожить до этого момента, но Леон продолжает строить из себя добряка. Поэтому, – Оливер снова опустился на корточки перед Кливом; тот молча с ненавистью смотрел на него, – если ты ещё раз тронешь Леона, то у твоего старшего братца, – Оливер нагнулся и по‑ дружески поправил волосы Клива; у меня холодок по спине пробежал от этого движения, – в Академии будут большие проблемы. Ты ещё помнишь, что мой отец – директор Академии Святых и Великих? Или все мозги отбило?

– Помню, – выплюнул Клив.

– Так вот, мой отец сделает так, что твоего братца вышвырнут, не успеешь ты досчитать до одного. Ясно тебе?

Оливер не спеша встал, подошёл к раковине и открыл кран.

– Такие, как он, недостойны жизни, – произнёс Оливер, намыливая руки и наблюдая за мной через зеркало. – Ты нам с Оливией нравишься, Готье. Но не связывайся с этим отбросом. С такими разговоры бесполезно вести.

Он закрыл кран, оторвал бумажное полотенце и по‑ деловому проговорил:

– Я уже порядком с вами задержался. Преподаватель думает, что я ушёл в уборную, теперь нужно поскорее вернуться на урок.

– А нам что делать? – спросил я, указывая на Клива. Тот сидел, подпирая спиной стену.

– Я напишу Оливии, – сказал Оливер, доставая телефон. – Кратко обрисую ситуацию, она может соврать, что у неё заболел живот или начались месячные, отпроситься в медкабинет и украсть бинты. Надо вам обоим перевязать грудь и сделать это как можно быстрее, а потом найти другую рубашку. Ты как там, Клив, приятель, жив? – с улыбкой спросил он, словно не угрожал ему только что.

– В порядке, – буркнул Клив. Я удивлённо глянул на него. Неужели такие могут переучиться? Оливер, как будто прочитав мои мысли, помотал головой.

– Оливия сможет украсть бинты? – спросил я, прежде чем Оливер вышел из туалета.

– Не дай ей себя обмануть. Если ей что‑ то нужно, она из‑ под земли это достанет, – хмыкнул Оливер и махнул мне рукой на прощание.

Когда за Оливером закрылась дверь, мы вновь остались с Кливом наедине.

– Он псих, – произнёс Клив, осторожно вставая.

Я ничего не ответил. Оливер сегодня предстал в новом пугающем свете. Если бы кто‑ то рассказал мне, что Оливер жестокий, властный, не терпящий хамства человек, с лёгкостью готовый выбить дерьмо из любого, то я бы покрутил пальцем у виска. Но сейчас я убедился, что слишом мало знаю о близнецах Брум.

Впрочем, то, что он говорил про Леона, казалось истинной правдой. Я почти ничего не знал про его дядю, но, вспоминая высокого уверенного мужчину средних лет, с резкими чертами лица и низким голосом, мог понять, что переходить ему дорогу – опасно.

Тихий стук в дверь спустя десять минут вернул меня в реальность. Мы с Кливом с опаской покосились на вход. Ни я, ни он не горели желанием попасться в таком виде преподавателям. Нас могли отстранить от занятий или ещё хуже – отчислить.

– Привет, ждали? – улыбнулась Оливия. – Я вам бинты принесла.

Я смутился и попытался спрятать раны, но вышло нелепо. Клив помахал ей рукой, и только сейчас до меня дошло, что, возможно, и он в неё влюблён. Оливия лёгкой походкой прошла мимо Клива прямиком ко мне. Её светлые локоны плавно подпрыгивали при каждом шаге. Она была в женской форме: белая блузка, плотная жилетка и юбка ниже колен с двумя карманами. Из одного кармана торчала упаковка с бинтом.

– Мальчики, что же это вы устроили? – качая головой, нежно проронила она.

Я не знал, чему верить. После Оливера я не мог воспринимать Оливию как прежде.

– У меня тут платок, бинты и маникюрные ножницы, – как маленькому, объясняла она мне. – Оливер торопил меня, пришлось выкручиваться. Не смогла найти антисептик. Надеюсь, будет достаточно промыть рану водой с мылом.

Она быстро намочила платок и приложила пару раз к моей груди. Я чуть не задохнулся от смущения, но Оливия вела себя как первоклассная медсестра. Не хватало ещё упасть в обморок от её прикосновений.

– Мне тоже нужна помощь, – напомнил о себе Клив.

– Помню, – не оборачиваясь, произнесла она равнодушно. – Жди своей очереди. У меня только две руки.

– Я могу сам, – заявил я. Всё это время она протирала мне грудь мокрым платком.

– Если ты не против, я хотела бы сделать всё сама и знать наверняка, что ты в порядке. – Оливия улыбнулась мне, поднимаясь. – Сейчас будет немного щипать, я добавлю мыло. Нужно убедиться, что раны хорошо промыты.

Я наблюдал за ней, забыв о ранах, и опомнился, когда она вскрыла бинт.

– Пожалуйста, подними руки.

– Что?

– Хочу забинтовать тебя. – Она указала на бинт.

Я нерешительно поднял руки, и Оливия юркнула ко мне почти в объятия. Я чуть было не обнял её в ответ. Она перебинтовывала мой торс с осторожностью, стараясь не прижиматься ко мне слишком сильно, но я всё равно чувствовал её духи, тепло её тела. У меня закружилась голова.

– Готово, – удовлетворённо произнесла Оливия, когда маникюрными ножницами отрезала лишнее и завязала концы бинта в бантик.

– Спасибо, – выдохнул я.

Она поднялась, постирала платок в раковине и подошла к Кливу.

– У тебя ран больше, – оценивающе проговорила Оливия, присаживаясь рядом.

– Не знаю, как это произошло, – буркнул Клив.

Пока Оливия занималась Кливом, я скомкал остатки испорченной рубашки и запихнул в рюкзак. Пиджак выглядел терпимо, если не приглядываться. В любом случае стоило купить новый комплект униформы. Штаны тоже были безнадёжно испорчены.

– Нам нужны рубашки, – нерешительно произнёс я.

– Оливер сказал, что займётся этим. – Она промывала грудь Клива мыльным раствором. Ему от вида мыла, кажется, сделалось хуже.

– Он уже на уроке?

– Да. Иначе преподаватель заметил бы долгое отсутствие. А я сказала, что мне нужно в медпункт. Если меня хватятся, скажу, что стало хуже и я просидела пол‑ урока в женском туалете.

– Как у вас складно с Оливером получается… – начал я и осёкся.

– Врать? – рассмеялась она. – Ты это хотел сказать? Да, нам часто дома приходилось врать, вот и приноровились.

– Спасибо. – Я кашлянул и повторил: – Хотел бы вас обоих поблагодарить.

– Ещё успеешь, – подмигнула она. Затем велела ровным голосом Кливу: – Руки подними.

Оливия закончила, как раз когда прозвенел звонок на перемену. В помещение, испугав нас троих, ворвался Оливер.

– Я чуть не рехнулся, пока пытался объяснить преподавателю, почему мне срочно надо уйти пораньше с урока. Я дал указание Патрику, водителю своему, гнать до первого магазина и купить рубашки. Не знаю, подойдут ли размеры. Так вот, сказал мистеру Эвансу, что переживаю за сестру, уж больно долго её нет, не померла ли по дороге из медпункта, – торопливо объяснил он, передавая купленные рубашки.

– Да ты просто хотел на голых парней ещё попялиться, – хихикнула Оливия.

– Ой, шла бы ты лесом, а? – отчеканил покрасневший Оливер.

– Сам иди. Я вообще‑ то делом занималась, посмотри, как хорошо я их обработала.

– Тут большого ума не надо, – парировал Оливер.

Мы с Кливом молча одевались, периодически поглядывая друг на друга, пока эти двое цапались в своё удовольствие.

– Я всё, – напомнил я близнецам о себе, после того как закинул рюкзак на плечо.

– Рубашка немного узкая, – пробубнил Клив.

– Я твоего размера не знал, так что простите великодушно, – съязвил Оливер, затем повернулся к сестре: – Иди покажись мистеру Эвансу, скажи, что я пошёл в кафетерий тебе за водой. Нечего тебе в мужском туалете отсиживаться на перемене, в любой момент кто‑ то может зайти.

Оливер выглянул из‑ за двери, оценил обстановку и произнёс:

– Выходи скорее.

Оливия игриво шлёпнула брата по плечу и вышла из туалета.

– Хочу попросить каждого из вас ничего не говорить Леону, – уверенно произнёс я. – Не нужна ему лишняя нервотрёпка.

– Поддерживаю, – поднял руку Оливер. – А что насчёт тебя? Будешь ли ты сотрудничать или придётся снова применить угрозы?

– Да мне пофиг, – буркнул Клив, но под недовольным взглядом Оливера добавил: – Хорошо.

– Договорились, – кивнул я.

– Оливия тоже ничего не скажет, – улыбнулся Оливер.

– Клив, как себя чувствуешь? – спросил я. Не хотелось, чтобы он рухнул на лестнице.

– Тело ломит, как будто я весь день занимался силовыми. Отпрошусь, поеду домой, – ответил он вяло.

– А ты не хочешь пойти домой? – спросил Оливер, когда за Кливом закрылась дверь.

– Нет. У нас защита проекта.

– Боже, Готье. Это сейчас совсем не важно. Ты еле ходишь.

– Не хочу никого подводить. Мы долго готовились.

– Чувствую, переубедить тебя я не смогу. Давай сходим купим воды Оливии.

Оставив за спиной злополучный туалет, только теперь я осознал, как мне повезло, что именно Оливер увидел нас с Кливом.

– Это чёртово везение, что именно ты пришёл на помощь, – спустя пару минут поделился я своими мыслями с Оливером.

– Не сказал бы, что это везение. Я искал тебя.

– Меня? – переспросил я удивлённо.

– Хотел до урока повторить материалы по проекту, но ты пропал. Я расспросил других, и мне сказали, что видели, как ты поднимался по лестнице. Я обошёл четвёртый и пятый этажи, а потом наткнулся на вас.

– Спасибо, – искренне поблагодарил я.

– Да ладно, – отмахнулся Оливер. – Слушай, ты прогулял первый урок. Что скажем?

– Что мне стало плохо?

– Внезапно и тебе, и Оливии, и Кливу стало плохо. Попахивает массовым отравлением, – усмехнулся он. – Можно сказать, что у тебя кровь из носа пошла и ты пол‑ урока пытался её остановить. И тебе в туалете стало ещё хуже.

– Думаешь, поверят? – скептически спросил я.

– Да, если ты проколешь палец и немного испортишь рубашку кровью. У тебя сейчас бледный вид, поэтому будет выглядеть правдоподобно, – убедительно проговорил Оливер.

– Да ты прям гуру лжи.

Он рассмеялся.

– Не считаю ложь чем‑ то низким, ведь она бывает разная. Если ложь нужна для достижения цели, то я только за. Даже героям приходится лгать. Если вспомнить Ахиллеса, то ему пришлось скрываться на острове Скирос в образе девушки и врать всем, чтобы избежать отправки на Троянскую войну.

– Одиссей быстро разоблачил его, – с улыбкой добавил я.

– Одиссей – достойный человек. Хитёр, умён, ему не стыдно сознаться во лжи, – серьёзно произнёс Оливер.

– Кстати, – остановился я. – Ты мне странные сообщения писал пару дней назад.

– О, – отмахнулся Оливер, – забудь. Я был пьян и расстроен.

– Что‑ то случилось?

Пьяный Оливер – это не укладывалось в голове.

– Всё в по‑ о‑ олном порядке, – фальшиво пропел он.

– А если не врать?

– Ты не Одиссей, чтобы я во всём сознался, – серьёзно проговорил Оливер.

– А ты не Ахиллес.

Оливер промолчал, развернулся и бросил через плечо:

– Будь добр, купи Оливии воду. Встретимся в кабинете.

Сам того не желая, я задел Оливера.

XXV

Математика началась вполне обычно, если не думать о том, что у меня болело всё тело. Я пытался сидеть ровно, но то и дело хотелось скривиться от болезненных спазмов. На следующем уроке сдавать проект, а в голове пусто, будто не я, а кто‑ то другой готовился к защите весь последний месяц.

Иногда я поглядывал на Оливера – кажется, он серьёзно воспринял ранее сказанные мной слова; нам не довелось и парой фраз перекинуться после того, как наши пути разошлись у кафетерия. Он забежал в класс перед приходом преподавателя – мистера Корели, пожилого мужчины с самыми пышными усами, какие мне только доводилось видеть в своей жизни – и торопливо уселся под внимательным взором сестры.

Он сказал будничным тоном, что был пьян и расстроен, словно пил и пребывал в удручённом состоянии довольно часто. Я ни разу не видел Оливера таким, поэтому представить эту картину было довольно сложно. Пьяный и расстроенный Оливер написал мне. С чего бы это? Наши отношения точно не подходили под определение близкой дружбы.

Нерадостные мысли одолевали меня первые десять минут урока. Я мог и дальше заниматься анализом своих действий, но выбрал оптимальный выход, к которому рано или поздно приходят все парни моего возраста – оставить всё как есть и плыть по течению. Мне вовсе не хотелось ссориться с Оливером, но если он, как кисейная барышня, будет обижаться каждый раз, стоит мне хоть немного задеть его самолюбие – подумать только, я сообщил ему, что он не Ахиллес! – то лучше я буду держаться в стороне.

Оливия же находилась в приподнятом настроении. Она улыбнулась мне в начале урока – той самой хитрой улыбкой, означающей, что у нас есть общая тайна. Хотел бы я, чтобы этой тайной было что‑ то более романтичное, чем неудачная во всех смыслах дуэль в мужском туалете. Вышел я из неё точно не победителем.

Я мог и дальше любоваться Оливией, чтобы отвлечься от мрачных мыслей, но рядом сидел Мартин. Я не хотел допустить возможность в очередной раз сделать себя предметом его глупых шуток. Он не набивался ко мне во враги, но и дружелюбным соседом по парте его назвать язык не поворачивался. Будучи слабым в тёмной материи, Мартин видел во мне собрата по несчастью. Оказаться с Мартином в одной лодке – такое себе достижение. Он не проявлял физического насилия по отношению к другим: не бил никого, не толкал, не ставил подножек, но любил унизить, высмеять, дать обидную приставучую кличку. Оливер игнорировал таких, как Мартин или Клив; Оливия была дружелюбна, а я просто соблюдал нейтралитет.

Леон внимательно слушал преподавателя и конспектировал его речь. Я глянул на свой пустой лист и принялся торопливо записывать то, что ещё не успели стереть с белой доски. В этот момент в дверь кабинета постучали.

Меньше всего я ожидал увидеть на втором уроке Гедеона.

Как только он показался, я решил было, что случилось что‑ то из ряда вон выходящее. Может, что‑ то с отцом или Габриэллой, Академия сгорела или наш дом ураганом унесло в страну Оз. Я никогда прежде не видел его в стенах лицея.

Мистер Корели с улыбкой пропустил Гедеона в кабинет – я смутно начал припоминать, знакомы ли они. Возможно, да, судя по тому, с каким видом преподаватель математики представил брата. Мистер Корели аж светился, казалось, его усы увеличились в два раза – так горделиво он задрал нос.

– Прослушайте, пожалуйста, обращение студентов Академии Святых и Великих.

Гедеон уверенно вошёл и встал в центре, готовый к выступлению. Копна светлых, слегка вьющихся на концах волос, резкие, но утончённые черты лица, бледная кожа, высокий рост вкупе с широкими плечами и тонкой талией – истинный облик чистокровного. Он был в чёрном костюме Академии Святых и Великих: поверх белой классической сорочки тёмный однотонный жилет, на шее узкий шёлковый галстук; прямые брюки и начищенные туфли‑ оксфорды – бьюсь об заклад, я мог в них разглядеть своё отражение. На сгибе левой руки он держал пиджак, в правой – кожаную сумку.

Вслед за ним вошёл ещё один выпускник Академии: их всегда легко узнать по чёрному костюму. Он был чуть ниже моего брата, со светло‑ русыми волосами, спадающими на плечи.

– Доброе утро, меня зовут Гедеон Хитклиф, – начал брат, обращаясь ко всем.

Как только он представился, добрая половина класса с удивлением посмотрела на меня. Лишь близнецы и Леон не придали этому особого значения. По сравнению с Гедеоном мой сегодняшний вид (особенно удалась рубашка на размер больше) казался крайне нелепым. В стычке с Кливом я испортил свой пиджак, потрепал брюки, а на рубашке успел поставить пару‑ тройку кровавых капель – доказательство того, что я не просто так прогулял первый урок. Пришлось воспользоваться советом Оливера. Не оставалось времени выдумывать убедительные оправдания.

– Твой брат? – громко шепнул Мартин, переводя взгляд то на меня, то на Гедеона. Я сам не заметил, как сполз ниже, стараясь спрятаться под чужими взглядами.

– Я и мой сокурсник, Николас Шейл, представляем факультет политологии в Академии Святых и Великих. Программа обеспечивает практико‑ ориентированное обучение. Многие выпускники нашего факультета работают в органах государственной власти.

– Мы с Гедеоном приглашаем вас на День открытых дверей, который пройдёт на следующей неделе, – торжественно произнёс Николас, попутно раздавая рекламные флаеры.

Вся эта маркетинговая вакханалия заняла от силы пять минут, но мне показалось, что за окном солнце успело сесть и взойти снова. Я даже не взглянул на рекламный лист, доставшийся мне от Николаса, пока Гедеон любезно и, я бы даже сказал, обаятельно расписывал достоинства своего факультета. По его словам выходило, что учёба в Академии Святых и Великих – сущий рай на земле, а факультет политологии представлялся по меньшей мере оазисом в пустыне. Не знай я Гедеона и того, с каким рвением он учился, – решил бы, что он врёт. Но брат действительно любил Академию и свой факультет. По крайней мере, так мне всегда казалось. Поэтому неудивительно, что именно он пришёл агитировать в наш выпускной класс. Гедеон был на предпоследнем курсе, он усердно учился и занимал высокие позиции в рейтинге успеваемости. Кого, если не его, отправлять вербовать неопытных подростков? Тем более что у выпускников Академии сейчас практика, и им точно не до нас.

Я ничего не знал про этого Николаса, но он вёл себя с братом раскованно, а тот ему это позволял, так что я пришёл к выводу, что они друзья в Академии. Может, недостаточно близкие, чтобы Гедеон приглашал Николаса на семейные мероприятия, но достаточно, чтобы брат не сбросил его руку, которую Николас приятельски положил на его плечо.

Отвлёкшись, я не уследил за тем, как посыпались реплики личного характера. Большинство девушек – кроме Оливии – принялись задавать бестактные вопросы. Оливер раздражённо выдохнул. Ещё немного, и он мог буквально приложить руку к лицу, демонстрируя своё отношение к неуместному поведению не на шутку разошедшихся одноклассниц.

– На вашем факультете все такие красивые?

– У вас есть девушка?

– А вы можете стать моим наставником в следующем году?

Гедеон игнорировал подобные вопросы, а Николас успешно отшучивался. Мартин поднял руку, и меня чуть не хватил инфаркт. Я не принижаю его умственные способности – говорю как есть, он явно в детстве пару раз выпадал из детской кроватки. Быть может, он добьётся больших высот, если возьмётся за ум, но давайте начистоту, вид Мартина с поднятой рукой никогда прежде никому не встречался, и поэтому я был в лёгком шоке, интуитивно опасаясь его вопроса.

– Готье Хитклиф ваш брат? – спросил Мартин и бесцеремонно указал на меня пальцем.

– Да, – спокойно ответил Гедеон.

Я покраснел как рак. Меня удивило, что брат даже не задумался над ответом. Он мог пропустить этот вопрос мимо ушей так же, как поступал со всеми прошлыми личными вопросами. С другой стороны, это была чистая правда, и лгать в этой ситуации бессмысленно.

– Серьёзно? – удивлённо влез Николас, рассматривая меня.

Покидали они кабинет с большим фурором, как если бы имели звёздный статус. Девушки размахивали листовками, как импровизированными флажками. Парни шумели, призывая одноклассниц успокоиться. Пара уверенных девиц на ходу попыталась всучить нашим гостям номера телефонов. Мистер Корели предпринял несколько неудачных попыток успокоить возбуждённый класс. Ребят можно было понять: они впервые видели учеников легендарной Академии, поступление в которую считали выигрышным билетом. Да, чистокровные всегда владели внушительным состоянием, но проблема в том, что деньги имеют неприятную особенность заканчиваться. В руках малообразованных чистокровных деньги улетали из карманов по щелчку пальцев. У поступивших в Академию были все шансы попасть в Совет старейшин, встать во главе страны и иметь стабильный высокий доход.

Спустя пару неспокойных минут мистер Корели утихомирил всех и вернул класс в рабочий режим. Я переписывал уравнение с доски, но то и дело слышал шёпот за спиной – одноклассники продолжали обсуждать Гедеона и Николаса.

Телефон завибрировал в рюкзаке, и я обрадовался: быть может, это Скэриэл наконец ответил на мои сообщения. Проверив мобильный, я удивился. Номер был незнакомым.

«Почему рубашка в крови? Ты подрался? »

«Кто это? » – быстро напечатал я в ответ.

⇐ Предыдущая 11 12 13 14 15 161718 19 20 Следующая ⇒