«Готьеее, пррриивет» 2 страница

– Это как‑ то всё притянуто за уши, Скэр. – Я скептически посмотрел на него. Пытался уловить ехидство в голосе или мимике, признаки попытки подшутить надо мной, но Лоу только тревожно смотрел в ответ.

Когда на занятиях разрешалось выбрать любую тему, Леон часто брал рефераты, эссе и проекты про искусство и балет. Из его выступлений я помнил, что у Нижинского была неустойчивая психика, ему поставили диагноз «шизофрения».

– У меня был знакомый, которого в семье мучили так, что он повесился, – безэмоционально произнёс Скэр.

– Боже, – выдохнул я. – Ты серьёзно?

Да, Скэриэл был сейчас сама серьёзность. Его нахмуренные брови и губы, сжатые в тонкую линию, говорили сами за себя. Мне абсолютно не нравилось, в какое русло свернула наша беседа. Я отказывался воспринимать слова Лоу. Да, у Леона целый ворох проблем, но он не жалуется.

Родители Кагера погибли во время падения Октавианской империи. Тогда в нашей стране начались смутные времена, никому нельзя было верить, и никто не знал, что сулит завтрашний день. Произошла трагедия – внезапно скончался император династии Бёрко. Страна впала в хаос в поисках следующего императора, ведь сын – Паскаль Бёрко – был несовершеннолетним, а трон передавался только по мужской линии. Низшие, внезапно почувствовавшие свободу, напали на императорскую семью и убили всех: императрицу и двух детей: старшую дочь, Паулину, и маленького сына, Паскаля. Ходили слухи, что выжил ещё один сын, совсем младенец, только родившийся у императрицы, её беременность держали в тайне, но слухи так и остались слухами, которые поддерживали последователи Бёрко.

Главные чистокровные семьи, приближённые императора, объединились и создали Совет старейшин ради поддержания мира в стране. После этого кровавого периода, когда чистокровные семьи погибали от рук низших и примкнувших к ним полукровок, прошло шестнадцать спокойных лет.

Прозвенел звонок, предупреждающий о скором начале второго действия.

– Мы можем встретить мистера Кагера. Это его родной дядя. Он начальник полиции в Центральном районе Ромуса, – прошептал я Скэриэлу, спустившись на пару ступенек, и подошёл к Габриэлле. – Габи, идём. Скоро начало. – Я протянул ей руку, но сестра не отреагировала.

– Смотри, – она указала на фотографию. – Это Леон.

Я пригляделся; Леон в образе комичной перчаточной куклы стоял на носочках, высоко подняв руки в нелепых чёрных рукавицах. Чёрно‑ белое фото выглядело устрашающим. Леон олицетворял собой жалкую и слабую куклу, чувства которой безжалостно растоптали. Надпись гласила: «Леон Кагер, шестнадцать лет. Балет “Петрушка” Вацлава Нижинского. Композитор: И. Ф. Стравинский».

Я взял Габи за руку, и мы вернулись на свои места. Теперь мне всё труднее было сосредоточиться на постановке «Жизель», когда я видел Леона на сцене. Он страдал, оплакивая смерть своей любимой, метался по сцене, самозабвенно упрашивал вилис пощадить его, но был уже обречён.

Речи Скэриэла заронили зерно сомнения. Сначала я холодно воспринял то, чем он поделился со мной во время антракта, но теперь, обдумывая ситуацию и взглянув на Кагера с другой стороны, пришёл к страшному выводу: быть может, Скэриэл прав. Может, что‑ то печальное происходит с Леоном, поэтому ему так удаются драматические персонажи. Он, как Винсент Ван Гог, мастерски переносил свою боль в искусство.

Неужели я был так слеп? Только взглянув на Леона, Скэриэл уже дал понять, что самое время присмотреться к нему, в то время как я, учась с ним бок о бок четыре года, не видел ничего дальше своего носа.

– Ты в порядке? – шёпотом спросил Скэриэл, наблюдая за моими внутренними терзаниями.

– Да.

Не мог же я сейчас сознаться в том, что был ужасным другом.

– Хочешь выйти? – не унимался Лоу. – Прогуляемся в холле.

Я кивнул; повернувшись, шепнул Габриэлле, что нам нужно выйти в уборную – коллективный поход в туалет ещё никогда не был таким мучительным для меня, – и попросил её не уходить без нас. Но увлечённая балетом Габи даже не расслышала мои слова.

В холле было прохладно, пусто и тихо. Я уверенными шагами прошёл вдоль коридора в сторону больших окон. Скэриэл в полном молчании последовал за мной. У окна я остановился, осмотрелся и юркнул за плотные шторы.

– Что ты делаешь? – Скэриэл отодвинул тёмную ткань и вопросительно посмотрел на меня.

– Хочу от всех скрыться.

– Мы можем просто уйти.

– Хм… прости, – выдохнул я после недолгой паузы. – Не знаю, что на меня нашло. Иди досмотри постановку, я здесь немного посижу и вернусь.

– Шутишь? – обиженно бросил Лоу и юркнул за штору следом. – Если совершать глупые поступки, то вместе.

Мы помолчали. Скэриэл смотрел в окно, разглядывая вечерний город. А я уставился на свои ботинки.

– Возможно, ты прав насчёт Леона, – спустя время тихо проговорил я.

– С чего ты взял? У меня богатая фантазия, не стоит верить моим словам, – весёлым тоном ответил Скэриэл, желая скорее разрядить гнетущую атмосферу.

– Я уже не знаю, чему верить. – Я устало присел на широкий подоконник.

– Послушай, Готи. – Скэриэл повернулся ко мне; волосы, уложенные назад, обнажали лицо с ярко выраженными скулами. Чёрный смокинг выгодно подчёркивал широкие плечи, тонкую талию и длинные ноги. Он наклонился и проговорил, обдав меня своим дыханием: – Ты не должен ни в чём себя винить.

– Я не… – хотел было оправдаться, но Лоу меня перебил:

– Последние полчаса ты только и делал, что испуганно смотрел на Леона, словно он обвинил тебя во всех смертных грехах. Хватит, Готи. Если твоему другу правда нужна помощь, давай ему поможем.

– А если ничего такого с Леоном не происходит и мы просто накрутили себя? – Мой голос дрогнул.

– Тогда это будет наилучшим исходом для всех нас. – Скэриэл улыбнулся и присел рядом. – Я бы хотел, чтобы всё плохое, что я замечаю, оставалось только плодом моего больного воображения.

XIII

– Что, если они догадаются? – шёпотом спросил я у Эдварда, сидящего за рулём.

Каждый раз пересечение границы Центрального района вводило меня в такой ужас, что сердце готово было выпрыгнуть из груди. Мы стояли в небольшой пробке на узкой дороге. Впереди маячили чистокровные в чёрных кителях – пограничники контрольно‑ пропускного поста. Чистокровные в униформе болотного цвета стояли с собаками для проверки машин на наличие запрещённого груза.

– Если будешь так трястись, то даже слепой заподозрит, – спокойно ответил Эдвард.

Мы проехали ещё пару метров и встали. Впереди пограничник жестом потребовал водителя выйти из машины. Я с ужасом ждал проверки на наличие тёмной материи.

– Что, если в этот раз не получится? – не унимался я. – Что мне делать?

– Мы тренировались несколько месяцев. Просто следуй плану.

Полукровка‑ водитель предъявил свои документы, пограничник мельком взглянул на них, грубо вернул и в резкой форме потребовал продемонстрировать сгусток тёмной материи. Полукровка приподнял руку ладонью вверх. Ни тёмного огонька, ни искринки, абсолютное беспросветное ничего. Пошли решающие секунды. Бдительный чистокровный протянул руку к пистолету в кобуре на поясе. В этот момент полукровка запаниковал, сжал руку в кулак и снова раскрыл. Ничего.

Пограничник торопливо направил на него пистолет. Все вокруг насторожились. Собаки оживились, с любопытством следя за происходящим. Полукровка в панике принялся размахивать руками. До нас донеслись его крики. Я оглянулся и увидел, как люди в автомобиле за нами растерянно начали переглядываться.

– Я не низший! Клянусь вам!

Двое чистокровных в военной форме заломили ему руки. Арестованный громко кричал и вырывался. Пограничник резким ударом рукояти пистолета вырубил его. Чистокровные дотащили безвольное тело до ближайшего здания и пропали из виду. Другой пограничник молниеносно сел в машину и отъехал в сторону, пропуская следующих к проверке.

– Приготовься, – тихо проговорил Эдвард, подъезжая.

– Добрый день, – мимоходом бросил тот самый пограничник. – Статус, имя, фамилия, цель выезда?

– Добрый день, уважаемый, – спокойно ответил Эдвард. – Полукровка, Эдвард Лоу, едем отдохнуть.

– По какой причине находились в Центральном районе?

– Живём здесь.

– Оба выйдите из машины с документами.

Эдвард повернулся ко мне, прошептал: «Не нервничай» – и вышел. У меня руки тряслись, когда я пытался открыть дверь. Ко мне направился ещё один пограничник, моложе коллеги.

– Предъявите документы. Статус, имя, фамилия, цель выезда?

Я неуверенно протянул документы. Пограничник через пару секунд вернул паспорт и раздражённо повторил: «Статус, имя, фамилия, цель выезда? »

– Полу… Полукровка. Джером Батлер, едем на отдых.

Я посмотрел на Эдварда. Тот держался непринуждённо, показывая тёмную материю; на его ладони появился небольшой сгусток.

– Продемонстрируйте тёмную материю, – рявкнул мне в ухо чистокровный в униформе.

Эдварда отпустили, он повернулся в мою сторону и улыбнулся. Я протянул дрожащую ладонь и сконцентрировался, как будто от этого действительно зависело появление материи. Прошло секунд десять. Чистокровный потянулся к кобуре. По моему виску скатилась капля пота.

Маленькая искра тёмной материи появилась на ладони.

– Проезжайте, – бросил чистокровный, отходя.

Мы торопливо сели в машину. Я смог облегчённо выдохнуть, только когда контрольно‑ пропускной пост остался далеко позади.

– Скэриэл – чёртов гений, – взволнованно проговорил я, уставившись на свои руки. Я с самого начала не верил, что этот трюк сработает.

– Что есть, то есть, – довольно ответил Эдвард.

Мы днями и ночами тренировались в Запретных землях. Скэриэл утверждал, что это может получиться, если долго концентрироваться. Эдвард должен был научиться извлекать тёмную материю, тот маленький чёрный сгусток, не из своих рук, а на расстоянии.

– Это нереально, – выдохнул как‑ то Эдвард в сотый раз.

– Продолжай, – требовал Скэриэл. – Представь, как твоя материя появляется из рук Джерома, напряги мозг, вообрази это, собери всю энергию.

– Да не выйдет, – буркнул я.

– Замолчите оба и старайтесь! Это сработает.

Не знаю, как это вышло, но Скэриэл оказался прав. Эдвард стоял в противоположном углу и смотрел на мою вытянутую руку. Сначала появилась тёмная искра, согревшая мне руку. Я так испугался, что чуть не вскрикнул.

– Ещё раз! – воодушевлённо воскликнул Скэриэл, наблюдавший за нашими тренировками.

Вскоре Эдвард смог извлечь тёмный сгусток из моей ладони. Это работало, только если он внимательно смотрел на меня.

Я оглянулся. Мы покидали территорию ненавистного мне Центрального района Ромуса.

Добрались к новому дому мы только в обед. Сегодня Эдварду предстояло принять около десяти человек и провести собеседование, чтобы выбрать пять подходящих. Изначально эту работу доверили мне, но Эдвард изъявил желание помочь, а я был только рад избавиться от необходимости общаться с другими полукровками. Мне ещё нужно было убраться на верхнем этаже и купить краску для стен.

Старый дом состоял из восьми комнат и кухни на первом этаже и девяти комнат на втором. В центре огромного двора находился маленький засохший пруд, весь поросший камышом. Из окна верхнего этажа он больше походил на высохшее болото. По брошенным тут и там мятым документам и порванным плакатам можно было сделать вывод, что лет шестнадцать назад, во времена императора Бёрко, здесь располагался Дом культуры.

К вечеру, когда всех людей приняли и я успел закупиться краской – как оказалось, выбрав не тот оттенок, – к дому подъехало такси.

– Супер, – радостно проговорил Скэриэл, обходя комнаты. – Здесь будут кинозалы! А тут библиотека. В этой комнате сделаем учебный класс. Она самая большая, поместится много людей. – Он повернулся к Эдварду, шедшему за ним по пятам. – Ты отобрал работников?

– Да, вот самые подходящие. – Он указал на папки, которые держал в руках.

– Хорошо, я посмотрю позже. – Скэриэл остановился и взглянул на меня. – Эдвард, будь добр, оставь нас. Мне нужно поговорить с Джеромом.

Скэриэл указал мне на старую потрёпанную кушетку. Я послушно опустился на неё, он сел рядом и повернулся в мою сторону, так что наши колени почти соприкасались. Я был уверен, что он сделал это намеренно.

– Джером, грядут большие перемены. Ты уже понял, что у меня есть план, но я держал детали в тайне. Сегодня я расскажу тебе, отвечу на все вопросы, но… – Он внимательно посмотрел на меня, словно пытался увидеть сомнение на моём лице. – Но мне надо быть уверенным, что ты на моей стороне. Я доверяю тебе. Ты мне как брат. – Он потянулся и осторожно накрыл тёплой ладонью мою холодную руку; мне захотелось одновременно отдёрнуть руку и крепче ухватиться за него. – Вопрос только в том, доверяешь ли ты мне?

– Да, дове… – нерешительно начал я и запнулся. – Доверяю…

– Я счастлив. – Его лицо озарила самая тёплая улыбка, которую мне только доводилось видеть. – Джером, я хочу защитить тебя. Защитить остальных низших и полукровок. Но я не справлюсь без тебя, – горько покачал головой он. – Мы с тобой стали почти семьёй. Мы прошли через один интернат, оба жили на улице, мы держимся вместе, и поэтому нам ничего не страшно.

Я улыбнулся в ответ. От его слов в груди потеплело. Мне давно не приходилось слышать, что я кому‑ то нужен, и это было приятно. Поколебавшись, я крепче сжал его ладонь в своих руках. Он придвинулся ближе.

– Я верю в тебя, Джером. Веришь ли и ты в меня?

– Да, верю, Скэриэл, – поспешно ответил я.

– Я так боюсь, что меня предадут, – грустно сказал он. – Ты знаешь, моя мама бросила меня. Меня предали с самого рождения. Я никому не доверяю, кроме тебя. Ты единственный, кто знает про моё детство.

– Я не предам, клянусь, – горячо добавил я. По коже пробежали мурашки. Я был слишком тронут словами Скэриэла.

– Брат. – Он улыбнулся и обнял меня, затем прошептал на ухо: – Единственный брат в моей жизни. Пойдёшь ли ты за мной?

– Да, – прошептал я в ответ и крепче сжал Скэриэла в объятиях. Меня не обнимали с самого детства. Как же я тосковал по прикосновениям! Казалось, в этот момент я мог даже отправиться под суд и взять вину на себя, если бы он попросил.

– До конца?

– Да.

– Дашь ли ты клятву на крови, что не предашь меня? – проникновенно прошептал он, не выпуская из объятий.

Клятва на крови! Я испуганно вынырнул из кольца его рук.

– Разве это не запрещённый ритуал? Тебя приговорят к смерти, если узнают.

Родители рассказывали, что эта клятва олицетворяет слияние двух любящих душ, но действие ритуала со временем усиливается, что приводит к смерти возлюбленных. Около трёхсот лет назад этот ритуал был запрещён во всём мире из‑ за того, что многие использовали его во вред.

Клятва на материи для чистокровных и полукровок означала, что человек должен слиться тёмной материей с тем, кому даёт обещание. Клятва на крови предназначалась для низших, не владеющих тёмной материей. Человек, не сдержавший обещание, со временем сходил с ума от одолевающих его негативных мыслей. Но спастись можно было, если другой искренне простит предательство. Сложность клятвы заключалась в том, что оба должны добровольно дать её.

– Да, я знаю, но я готов пойти на этот риск. Я готов на всё, лишь бы не быть преданным.

– Но я никогда не предам тебя!

– Так докажи, Джером… – Он вынул из кармана перочинный нож, и острый клинок показался из рукояти. – Если веришь в меня. До конца.

Скэриэл медленно разрезал свою левую ладонь и протянул мне нож окровавленным клинком к себе. В испачканном лезвии отражалось моё испуганное лицо. Из неглубокого пореза стекала кровь, крупными каплями падая на пол. Металлический запах ударил мне в нос.

Я взял нож и застыл в нерешительности. Другой рукой Скэриэл взял меня за левую ладонь и раскрыл её, направляя.

– Я могу тебе доверять, брат? – почти шёпотом проговорил он.

– Да, – ответил я, быстрым движением оставляя порез на ладони. У меня больше никого нет, кроме Скэриэла. Глубоко в душе я не хотел его разочаровывать.

– Джером Батлер, ты даёшь клятву, что не предашь меня? – спросил он твёрдым голосом.

– Да.

– Повтори мои слова.

– Я, Джером Батлер, даю клятву, что не предам тебя.

– Ты не сдашь меня ни полиции, ни властям – никому, пока я сам не разрешу тебе.

– Я не сдам тебя ни полиции, ни властям – никому, пока ты не разрешишь мне.

– Я, Скэриэл Лоу, даю клятву, что не оставлю тебя, буду всегда рядом.

Скэриэл приподнял окровавленную ладонь так, чтобы кровь стекала на мой порез, затем опустил руку и крепко сжал мою ладонь. Наша кровь перемешалась. Порез болезненно пульсировал, и я почувствовал, что левая рука словно нагрелась.

– Я, Скэриэл Лоу, добровольно даю клятву на крови.

– Я, Джером Батлер, добровольно даю клятву на крови.

Мы медленно разъединили перепачканные ладони. Между ними образовались кровавые нити, которые мигом исчезли, просачиваясь в нас.

– Всё, – довольно проговорил Скэриэл. – Я позову Эдварда, пусть достанет нам полотенца или салфетки.

Он поднялся и лёгким шагом вышел из комнаты, словно мы не клятву друг другу дали, а сыграли в крестики‑ нолики.

Порез быстро заживал, пока я медленно обдумывал случившееся. Почему‑ то я почувствовал себя обманутым.

Клятва на крови, подумать только! Как я вообще согласился? Если я предам Скэриэла, то сойду с ума. Я добровольно подписал себе смертный приговор. Теперь мы связаны с ним одной кровью. Сдай я его, он сразу же узнает об этом, просто почувствовав моё предательство. Я нервно жевал губу, когда в комнату вернулся Скэриэл.

– Не думай над этим слишком много, – весело проговорил он, протягивая мне салфетки. – Эдвард тоже дал клятву. Теперь мы втроём повязаны.

– Когда? – удивлённо спросил я, вытирая руку.

– До твоего появления. Он мне был должен. – Скэриэл подмигнул и вальяжно уселся на кушетку. – Но Эдвард верит в мой план, поэтому согласился на клятву.

– Ты обещал рассказать свой план и ответить на все вопросы, – обиженно добавил я. То, что Эдвард тоже дал клятву, никак меня не успокоило. Наоборот, я почувствовал себя ещё более обманутым, ведь считал, что Скэриэл принёс клятву только мне. В итоге я оказался вторым.

– Да запросто. Мой план заключается в том, что я взойду на престол.

– Что? – Я изумлённо уставился на него.

– Звучит нереально, но всё получится. Вспомни наш трюк с тёмной материей. Вы с Эдвардом тоже сначала не верили.

– Допустим… – с сомнением кивнул я. – Но как ты это сделаешь?

– Сначала я поступлю в Академию Святых и Великих…

Я скорчил недовольную гримасу. Господи, что он несёт…

– Ха‑ ха. – Скэриэл рассмеялся мне в лицо. – Вижу, ты считаешь, что я рехнулся, но обещаю тебе, что поступлю в следующем году вместе с Готье.

– Готье, – гневно прошипел я в ответ. – Опять он?

– Не ревнуй, – продолжал хохотать он.

Я встал и направился к двери.

– Стой, – бросил он. – Вернись. Я расскажу всё. – Скэриэл дождался, пока я вновь сяду, и продолжил: – Готье Хитклиф нужен мне для поступления и для дальнейшего плана. Он – одно из ключевых лиц.

– Что именно он должен сделать?

– Просто дружить со мной и поддерживать. – Скэриэл поднялся и продолжил уже серьёзным тоном: – Знаешь, почему полукровкам и низшим не дают равных с чистокровными знаний? Почему нам запрещено учиться в академиях, университетах, почему наш предел – это школа?

Я помотал головой, и Скэриэл наклонился так, чтобы наши лица оказались на одном уровне.

– Потому что образованный полукровка или низший, знающий свои права, – враг для чистокровного.

Он положил руки мне на плечи и сжал их.

– Все уверены, что поступить в Академию Святых и Великих могут только чистокровные, но я знаю правила, которые не оглашают. Полукровка имеет возможность поступить, если сдаст вступительный экзамен на уровень тёмной материи, если заплатит за обучение и если трое чистокровных, не связанных с ним родственными узами, напишут рекомендательное письмо. Готье Хитклиф, Леон Кагер и кто‑ нибудь из близнецов Брум подойдут для этой роли.

Я не знал, что добавить. Трое чистокровных, тёмная материя. Как он всего этого добьётся?

– Ты на достаточном для поступления уровне владеешь тёмной материей? Не думаешь ли ты, что наш трюк с Эдвардом поможет тебе? – проговорил я, когда собрался с мыслями.

– Владею, Джером, – медленно кивнул он. – Я сдам экзамен, заплачу за обучение и получу рекомендации.

– А что потом?

– Академия готовит будущих политиков. Я выучусь на факультете политологии, освою тёмную материю на высоком уровне, заручусь поддержкой других чистокровных, с которыми буду учиться, и совершу революцию в стране.

Я хотел что‑ то добавить, но Скэриэл перебил:

– Я хочу основать студенческое братство, тайный союз в стенах Академии. Такие союзы есть в известных университетах типа Кэмбриджа или Оксфорда. Толкин, учась в школе, основал ЧКБО[2], это был полусекретный кружок.

– Зачем тебе это?

– Тайные организации помогают сплотиться и выстроить прочные отношения. Когда я устрою революцию, мне нужна будет поддержка всех слоёв населения. Полукровки и низшие берут численностью. В этом здании мы устроим тайную организацию для них. Но мне нужны чистокровные, у них власть и знания.

– Как ты всё это провернёшь? – Я перешёл на шёпот.

– Оглянись вокруг. – Он выпрямился и раскинул руки. – Учиться в Академии пять лет. За эти пять лет ты поможешь мне заручиться поддержкой в Запретных землях. Ты мои глаза и уши, Джером.

– Если чистокровные узнают…

– Тогда я бы предпочёл гильотину, – усмехнулся Скэриэл. – Как казнили революционера Робеспьера.

– Мы сгниём заживо в тюрьме, или нас расстреляют, – выдохнул я в ответ.

Скэриэл молниеносно нагнулся и с силой вцепился в мои плечи.

– Ты дал клятву, Джером. Ты не предашь меня, слышишь? – тихо, но твёрдо проговорил он. – Ты хочешь умереть на улице, как тысячи других низших? Или ты хочешь жить как чистокровный? Тебе нравится проходить эти унизительные проверки на границе? Чистокровное отродье решает за нас, как нам жить, кем работать. Они отняли у нас право выбора, они изгоняют нас из хороших районов в Запретные земли. Они пугают нами своих детей. Ты хочешь жить и умереть как проклятый низший? Или жить ради революции и, если потребуется, погибнуть героем на глазах у чистокровных? Они должны знать, что есть низшие и полукровки, которые могут дать им отпор. Ты со мной, Джером. Я устрою революцию, а когда мы уничтожим старейшин, то будем править новой империей.

– Ты и я? – повторил я шёпотом. Моё лицо пылало. Скэриэл так близко, он возбуждён своими словами, он верил в них, и я тоже хотел верить.

– Да, Джером. – Он взглядом прошёлся по моим приоткрытым губам. – Ты и я.

Я потянулся к нему и поцеловал. Мне показалось, что этим поцелуем я окончательно подписал себе смертный приговор. Для меня клятва на крови не имела такого значения, как то, что Скэриэл ответил на поцелуй.

Сегодня я решил, что пойду за ним до конца. Через пять лет Скэриэл Лоу, возможно, взойдёт на престол и изменит всё. Но так же возможно, что его расстреляют чистокровные, если поймают… Я буду с ним сейчас, и я буду с ним через пять, десять или двадцать лет, если судьба позволит мне избежать смерти.

Мне хотелось верить, что он целует, испытывая что‑ то ко мне. Что‑ то большее, чем те чувства, которые он испытывает к Хитклифу. Да, я ревновал его всё это время, но теперь честно признавался прежде всего себе.

Даже если Скэриэл использовал меня, я был согласен и на это. Я хотел ему верить. Скэриэл обладал природным магнетизмом. Он был опасен, и всё же я не мог покинуть его.

XIV

Прошло чуть больше недели с нашего похода на «Жизель». Я каждый день видел Леона в лицее, но дальше привычных разговоров об уроках и обменов шутками не заходило. Не мог же я в лоб сказать: «Знаешь, Леон, мы со Скэриэлом, конечно, не любители покопаться в чужом грязном белье, но ты, случайно, не скрываешь что‑ то трагичное? Если да, то ты это, звякни нам – поможем».

Я мысленно давал себе затрещину каждый раз, когда болтал с Кагером и в голове всплывали подобные сцены. Кроме того, что Скэриэл открыл мне глаза на происходящее, больше ничего не поменялось за это время. Клив всё так же донимал Леона, а тот продолжал игнорировать приставания. Три дня назад Кагер пришёл в школу с забинтованной рукой, но отшутился, что грации у него не больше, чем у слона в посудной лавке, вот и ударился на репетиции. Я неохотно проглотил эту нелепую ложь. Теперь я начал замечать, что Леон слишком часто получал синяки, приходил невыспавшимся, измученным и ослабленным.

В дверь постучались, и раздался тихий голос Лоры.

– Господин Готье, мистер Кагер прибыл.

– Спасибо, сейчас спущусь.

Я ещё раз оглядел комнату, удостоверился, что нигде нет вещей, способных смутить меня, например, разбросанных несвежих носков под кроватью или нижнего белья, торчащего из приоткрытого шкафа. Сегодня был день икс, ради которого человечество существовало около трёх миллионов лет. День, когда Оливия Брум сделает маленький шажок в мою комнату, но большой шаг в моё сердце. В общем, сегодня Оливия, Оливер и Леон приедут ко мне обсуждать проект по Французской революции.

Сказать, что я волновался, – значит не сказать ничего. Я боялся, что мои ватные ноги предадут меня, я могу запнуться о ковёр и буквально пасть к ногам Оливии. Боялся, что не смогу нормально соображать при ней и буду выглядеть как последний олух, который двух слов связать не может.

В гостиной Леон неловко переминался с ноги на ногу у камина, не зная, куда деть руки – то ли запихнуть их в карманы лёгкого пиджака, то ли взять оставленную на столике книгу, чтобы хоть чем‑ то скрасить ожидание.

– Привет, – негромко проговорил я. – Не хочешь сока или чая?

– Привет, – с улыбкой ответил Леон. – Нет, спасибо.

– Сейчас приедут близнецы. – И я присоединился к нему в неловкой позе, мало чем отличающейся от его собственной. Стояли мы как два истукана, ещё не хватало начать обсуждать погоду или последний футбольный матч в этом сезоне. Нам было привычнее общаться в стенах лицея.

– У тебя появилась канарейка? – Леон успешно нашёл тему для разговора, и я выдохнул.

Он указал на массивную клетку, стоящую у дальней стены. Обычно птица жила в моей комнате, но сегодня было решено, что канарейка временно переедет в гостиную, чтобы не отвлекать нас от проекта.

– Ага, отец подарил. Его зовут Килли.

– Красивая, – ответил Леон, подойдя ближе и рассматривая птицу.

Раздался звонок, от которого мы вздрогнули, словно никого не ждали. Лора торопливо прошла мимо нас, направляясь в холл. Я набрал в лёгкие побольше воздуха, как перед прыжком в воду.

– Не нервничай, – тихо поддержал Леон.

Через долгие минуты, показавшиеся мне вечностью, в гостиной появились близнецы Брум. Оливер шёл первым, радостно улыбаясь нам. На нём тоже был пиджак, но нараспашку, в отличие от Леона. Волосы выбились из укладки. Оливер выглядел так, словно его только что известили о том, что он должен быть у меня дома.

– Привет! Простите за опоздание, – проговорил Оливер, заправляя прядь светлых волос за ухо.

– Ничего, – ответил я, но замолчал, увидев Оливию.

Она была в зелёном платье до колен, распущенные волосы украшали аккуратно вплетенные зеленые ленты.

«Лесная нимфа», – пронеслось в голове.

– Всем добрый день, – кивнула Оливия.

Леон незаметно толкнул меня в бок.

– Добрый, – кивнул я в ответ, затем откашлялся и предложил: – Чай, кофе, может, сок?

Лора стояла поодаль в ожидании указаний.

– Нет, спасибо, – ответил Оливер.

– Если можно, стакан воды. – Оливия повернулась к Лоре, отчего та смутилась и уставилась в пол.

Мы поднялись наверх в полной тишине. Из меня вышел ужасный хозяин дома, я не знал, как развлечь гостей и о чём с ними говорить. Чувствовал себя полным профаном. Обычно в таких делах всем заправляла мама. Она умело развлекала гостей, могла разговорить любого, искренне улыбалась и живо отвечала даже на самые скучные вопросы, словно весь вечер только и ждала их. Гедеон тоже держался свободно и, если ему нравился собеседник, то вёл он себя по‑ хозяйски дружелюбно.

Я ничего не знал о личной жизни Гедеона. Была ли у него когда‑ нибудь девушка? Нравился ли ему кто‑ нибудь? Брат не реагировал на флирт представительниц прекрасного пола, словно тех и вовсе не существовало. Всё, что я понял, наблюдая за ним на многочисленных банкетах, это то, что Гедеону больше нравится общаться с друзьями отца, с теми, чьё мнение он уважает. Он с уважением относился ко всем, но мог уйти от разговора и первым покинуть собеседника, если чувствовал, что тот переходит черту. Я часто видел, как он жёстко отвечал одногодкам, если те начинали обсуждать Совет старейшин или политику. У Гедеона были чётко сформированные политические взгляды, и он всегда яростно их отстаивал.

Иногда к нему подходил Бернард Дон с недовольной миной, держа в руках стакан с соком. Чаще всего они обсуждали Академию. Но беседа быстро прерывалась появлением Оскара.

Как я уже говорил, мне не известно, что такого совершил Оскар, что вынудило брата вычеркнуть его из списка друзей, но можно только восхищаться тем, с каким рвением и упорством Вотермил все эти годы пытался заговорить с Гедеоном. Правда, пока безуспешно.

⇐ Предыдущая 5 6 7 8 91011 12 13 14 Следующая ⇒