«да ты чокнулся, хитклиф!!!». 6 страница

– Что? Сейчас? Но я брала выходной на сегодня! – возмущённо выдала Билли, остановившись. – Я говорила об этом.

– Клиент сказал, что только на полчаса. – Вэл поправила очки. Это была полная женщина лет сорока пяти, заправлявшая основным персоналом в «Глубокой яме».

Я с интересом наблюдал за их перепалкой, выкуривая очередную сигарету. Вообще Вэл запрещала курить у стойки, но мы с ней были давними знакомыми, и по этой причине я пользовался некоторыми привилегиями. Помимо этого, она также позволяла мне пить сколько угодно кофе из кофемашины в подсобном помещении, в то время как если кто‑ то другой притрагивался к её кофе, то мог вылететь с работы.

– В тринадцатой комнате не бывает на полчаса, – продолжала настаивать Билли. Она подошла ближе, облокотившись на стойку, сложила руки в мольбе. – Вэл, но я же предупреждала. У моего сына сегодня день рождения, ему исполняется три года. Я не могу задерживаться. Мне ещё за тортом надо зайти и свечки поискать.

Это было бессмысленно. Вэл никогда не жалела девочек.

– Билли, я всё понимаю, но клиент заплатил двойную цену за тебя и сказал, что ему нужно только полчаса. Мы не можем ему отказать. – Она деловито сложила руки на груди.

Билли раздражённо вздохнула. Она резко повернулась и направилась к лестнице, тихо прошипев «старая сука». Уверен, Вэл услышала это, потому что в следующую секунду бросила мне недовольно:

– Тварь, да? Сын у неё там. – Она кивнула в сторону уходящей девушки. – Джером, иди за ней.

Я знал, что никто из девочек «Глубокой ямы» не любит тринадцатую комнату. Она находилась дальше всех, и там не было кнопки вызова охраны на случай, если клиент разойдётся. Я понимал возмущение Билли, но работа есть работа.

Я последовал за ней. Перед комнатой она достала из сумочки компактное зеркальце и помаду и торопливо подправила макияж, затем оглянулась и бросила на меня безразличный взгляд. Постучав, Билли вошла. Я поспешил к ней, но дверь закрылась прямо перед моим носом. Я прождал десять секунд, размышляя, правильно ли я выполнил все указания, и вошёл следом.

– Вы меня заказали… Вы здесь? – с опаской спросила девушка в темноте. Она обернулась ко мне. – Это ты меня заказал? – недовольно переспросила она.

– Зайди и прикрой дверь, – раздался голос, отчего Билли удивилась. Я выполнил приказ. Теперь мы остались в кромешной темноте.

– Вы хотите тройничок? – спросила она. – Я на это не подписывалась, мальчики.

– Прежде чем я включу свет, обещай выслушать меня. Я не задержу тебя.

– Хорошо, – с раздражением выдохнула она.

В мягком слабом свете вспыхнувшей прикроватной лампы она увидела сегодняшнего клиента. Скэриэл холодно прошёлся по ней взглядом. Я подпёр спиной дверь, стараясь не привлекать много внимания.

– Я тебя помню! Ты тот ублюдок, что на днях забрал у меня из‑ под носа чистокровного. – Негодованию Билли не было предела.

Скэриэл кивнул, соглашаясь с её словами.

– У меня к тебе одно дело.

– Иди к чёрту, маленький ублюдок. – Она повернулась, но я встал на её пути, и в эту секунду что‑ то тёмное сильно толкнуло девушку в стену. Она шмякнулась на пол с глухим стуком. Потрясённая, в испуге она взглянула на Скэриэла. Тот не сдвинулся с места. Я знал, что он владеет тёмной материей, но только сегодня сам в этом убедился. И я был напуган не меньше Билли.

– ЧТО ЭТО, МАТЬ ТВОЮ, БЫЛО?!

– Выслушай меня, – устало проговорил он.

– КАК ТЫ ЭТО СДЕЛАЛ? Я СЕЙЧАС ЖЕ ДОЛОЖУ О ТЕБЕ В ПОЛИЦИЮ!

Тёмная материя появилась из его рук и молниеносным порывом пригвоздила Билли к стене. Она не могла двинуть ни ногой, ни рукой. Что‑ то тёмное и тяжёлое удерживало её. Я не мог поверить своим глазам. Скэриэл, будучи полукровкой, владел тёмной материей, словно самый настоящий чистокровный. Я вытаращился на него, и по коже побежали мурашки. Проделывал ли он подобное с Ноэлем? Обернёт ли когда‑ нибудь Скэриэл свой гнев против меня?

Скэриэл подошёл ближе и поднес к лицу Билли фотографию. Сегодня утром он лично доверил мне обработку снимка, чтобы обмануть среднего сына семьи Хитклиф. На фото Билли и незнакомый чистокровный общались. Чистокровный в руках держал белый конверт и передавал ей. Фикция чистой воды.

– Что это? – прохрипела Билли. Тёмная материя сковывала её движения. Я видел, как ей тяжело дышать, словно что‑ то сдавливало шею.

– Ты и ещё один парень. Это подделка. – Скэриэл убрал фотографию в карман. – Помнишь чистокровного, которого ты хотела увести? – Он дождался, пока Билли утвердительно прохрипит. – Если он придёт, а он может прийти за информацией, скажи ему, что этот парень с фотографии дал тебе деньги, чтобы ты его охмурила.

Билли едва заметно кивнула. Челюсть её была напряжена, и девушка смотрела на Скэриэла со смесью страха и ненависти.

Скэриэл взмахнул рукой, и тёмная материя растворилась. Билли упала, протяжно скуля под его ногами. Я не мог отвести взгляда от этой сцены.

– За свою маленькую ложь ты получишь пять тысяч золотых. – Лоу повернулся и отошёл, когда Билли попыталась приподняться. – Купишь хороший подарок сыну. Сколько ему сегодня исполняется? Три года?

Я крикнул «Стой! », увидев, как Билли схватила светильник с прикроватной тумбочки и замахнулась на Лоу, но тот увернулся.

– Опрометчиво, – разочарованно проговорил Скэриэл. – Всё, что тебе нужно было, это соврать и взять деньги.

Он поднял руку – тёмный сгусток припечатал Билли к полу. Она не могла сделать вдоха, что‑ то тяжёлое снова давило ей на шею. Скэриэл опустился на одно колено перед ней. Теперь я в ужасе наблюдал за тем, как она задыхается.

– Вот поэтому чистокровные правят. Они умеют слушать и договариваться. Они знают, что такое соглашение, уступки, компромисс. А есть такие, как ты, отбросы, которые живут ради удовлетворения прихотей чистокровных, – с досадой произнёс он, нежно гладя её по волосам. Билли испуганно смотрела на него снизу вверх, не в силах отвести взгляд. – Но ничего, это недолго будет продолжаться.

Он поднялся, и она смогла вздохнуть, но всё тело было парализовано тёмной материей. Я только сейчас понял, что от страха непроизвольно задержал дыхание.

– Если он придёт, скажешь ему, что этот парень, Оскар, тебя нанял. За своё плохое поведение не получишь ни гроша. А если проболтаешься кому‑ нибудь обо мне, то будь готова к тому, что с твоим сыном может что‑ то случиться. Но помни, тебе всё равно никто не поверит. Полукровка с тёмной материей? Не смеши меня. Только чистокровные владеют силой. Ведь так?

Он направился ко мне, и я торопливо открыл дверь. Скэриэл довольно улыбнулся мне, затем повернулся к девушке.

– С днём рождения сына, Билли.

И вышел, аккуратно прикрыв дверь.

С большой долей вероятности могу утверждать, что у ада не девять кругов. Ещё один круг точно выглядит как нескончаемый поток одежды, которую надо примерить в магазине, но ничего из имеющегося не подходит. И ты переодеваешься и переодеваешься, натягиваешь очередную неудачную рубашку, путаешься в пуговицах, меняешь на другую и повторяешь эту процедуру бесконечное число раз. Как в замкнутом круге, словно у тебя вечный День сурка. Нескончаемая примерка в поиске той самой, идеальной рубашки. Но вот в чём загвоздка: такой рубашки попросту не существует.

Если при одной мысли о походе за покупками с Сильвией моё настроение стремительно портилось, то информация об Оскаре вызвала потрясение, словно кто‑ то несправедливо отвесил мне пощёчину. Но сегодня это даже пошло мне на пользу. Я постоянно крутил в голове то, что сказал мне Скэриэл, и даже не мог должным образом реагировать на десятки брюк, рубашек и костюмов, которые подобрала мне воодушевлённая Сильвия.

Сегодня Сильвия была в ударе, чего нельзя сказать обо мне. Оскар Вотермил остался без денег отца, что совсем не удивительно, учитывая его прошлые заслуги. Но тот факт, что он воровал у мистера Вотермила под носом, да ещё в таких количествах, приводил меня в ужас. Хотя это дело их семьи, и они должны решить всё сами. Впрочем, если мистер Вотермил об этом узнает, он, может, даже не станет заявлять на родного сына. Я знал много случаев, когда в семьях чистокровных октавианцев происходило что‑ то в таком духе, но конечно, никто не хотел выносить сор из избы.

Меня больше волновало то, что Оскар был запечатлён на фотографии с Билли. Сомнений не оставалось: он передал ей конверт с деньгами. Фотографии датированы прошлой средой, а внезапная наша поездка в клуб случилась в пятницу. Тут и гением быть не надо, чтобы понять, что Оскар тот ещё подонок.

Я был как в тумане. Стоя в примерочной, машинально переодевался, выходил к Сильвии и её группе поддержки в лице менеджеров магазина, затем возвращался обратно и снова переодевался. Мы не были близки с Оскаром, но я чувствовал себя обманутым. А ещё грязным, словно меня окунули в ведро с помоями. И содрогался от одной мысли, что Скэр мог не успеть меня забрать.

Оскару даже не нужно было стараться, чтобы обвести меня вокруг пальца. Я без раздумий согласился на его приглашение в ресторан, затем в клуб. Представляю, с какой лёгкостью он проворачивал свой план. Всё, что ему нужно было, это заплатить Билли и привести меня в «Яму». А дальше меня ждали сплошные приключения. Не знаю, отделался бы я одним шантажом или у него были на мой счёт более далеко идущие планы.

Когда мы садились в машину я, скорее всего, выглядел рассерженным, так что Сильвия принялась оправдываться.

– Ради этих чудесных костюмов стоило немного потерпеть.

– Что? – Занимаясь самоистязанием, я не сразу понял, о чём она; мне не было никакого дела до костюмов.

– Вы злитесь на меня? – в лоб спросила Сильвия. Она была не в том возрасте, чтобы ходить вокруг да около.

– Нет. – Я удивлённо уставился на неё, потом оглянулся и только после этого понял, что мы едем в машине. Кевин за рулем выглядел очень напряжённым.

– Господин Готье, с вами всё в порядке?

– Да, в полном.

– Уверены? Может, нам заехать к мистеру Дону в больницу?

– Нет, всё хорошо, – замотал головой я, но Сильвия продолжала с подозрением на меня смотреть. – Что?

– Ничего. – Она посмотрела в сторону, затем снова на меня. – Просто вы в магазине три раза переодевались в одну и ту же рубашку и даже не заметили этого.

Отец был дома. Все были здесь, кроме мамы. Прошло два года, а я всё ещё надеялся, что она приедет вместе с отцом с вокзала или из аэропорта. Габриэлла носилась по комнатам с новыми игрушками. На кухне вовсю орудовали Кэтрин и Фанни. В воздухе витал чудесный запах абрикосового пирога. Сильвия попросила Лору отнести пакеты в мою комнату, а сама направилась в кабинет, чтобы поприветствовать хозяина дома. Мне следовало поступить так же, но я хотел поскорее принять душ, словно это хоть немного помогло бы мне очистить голову от дурных мыслей и воспоминаний.

Освежившись и переодевшись в домашнее, я направился в кабинет отца. И подходя, у самой двери услышал голос Гедеона. Кажется, они уже успели всё обсудить, и он собирался покинуть кабинет. В такой напряжённый день не хотелось усугублять положение и попадаться брату на глаза до ужина. Я отпрянул от двери и пронёсся по коридору. Когда Гедеон скрылся на лестнице, я выбрался из своего укрытия.

– Присаживайся, – недовольно произнёс отец. – Гедеон мне доложил о том, что случилось. Нужно ещё раз извиниться перед Оскаром. Не знаю, как вас троих угораздило отправиться на Запретные земли, но Гедеон будет наказан по всей строгости.

Я хотел было открыть рот и воскликнуть резонное «ЧТО? », но вовремя прикусил язык. Не знаю, что там наплёл Гедеон, но если он врёт отцу, то обязан был и меня ввести в курс дела, точнее, в лживую версию произошедшего. Я ещё мог понять извинения Оскару: Гедеон неслабо отпинал его на нашем дворе. Но я не понимал, почему виноватым оказался брат. Разве не Оскар по своей инициативе отвёз меня в клуб, да ещё и бросил там? Я ничего не понимал.

– Как ты в моё отсутствие? Есть какие‑ нибудь новости? – участливо спросил отец.

Да вот в клубе на Запретных землях побывал, мне таблетки в сок подбросили, я словил неплохие, но дешёвые, по мнению Скэриэла, галлюцинации, он, кстати, сказал, что может достать покруче. Ещё узнал, где живет Скэр и что он курит. Поругался с братом, и он меня до истерики довёл. А вот Оскар хотел меня подставить. Да в принципе всё.

– Никаких, – неуверенно ответил я.

– Ясно. – Отец улыбнулся, что делал крайне редко после похорон мамы, и проговорил: – В твоей комнате подарок. Иди сходи – посмотри.

Он редко делал мне или Гедеону подарки, другое дело – Габриэлла. На Рождество просто отстёгивал нам по кругленькой сумме, чтобы мы сами выбрали что‑ то по душе.

Я вошёл в свою комнату и замер. На столе возвышалась широкая и высокая птичья клетка в старинном стиле с медными завитками. И тут я увидел жёлтый пернатый комочек, который при виде меня торопливо перелетел с жёрдочки на жёрдочку.

Канарейка.

Мама очень любила рыб и канареек. Не собак и не кошек, хотя они тоже вызывали у неё умиление. Когда ей ещё было не так плохо, как в последние месяцы болезни, мы могли вместе сидеть в гостиной и беседовать. В основном говорила она, а я внимательно слушал. Мама говорила о том, что хочет поскорее выздороветь и завести канарейку. Птица будет притягивать внимание своим ярким оперением и петь для нас. Ей нравилось представлять, что в гостиной стоит клетка, которую мы сможем иногда открывать, и канарейка будет летать по комнате.

– И как бы ты её назвала? – спросил я как‑ то.

– Не знаю, – вдруг загрустила мама, – жить в клетке сложно. Со всех сторон птицу сковывают прутья. Но позволь ей вылететь, и она будет радоваться и любить тебя ещё больше. Я бы назвала канарейку Килли.

– Это от Киллиана?

Она посмотрела на меня долгим грустным взглядом и кивнула. Я подумал, что за этим именем прячется что‑ то очень печальное. Она прослезилась, а я поспешил за салфетками.

– Спасибо, – поблагодарила она, когда я протянул ей парочку. – Прости. В последнее время я чересчур эмоционально ко всему отношусь.

Через полгода её не стало.

Конечно, я назвал канарейку Килли и даже не стал уточнять, какого птица пола.

После семейного ужина я поднялся к себе в комнату. За столом спиной ко мне сидел Скэриэл и рассматривал птицу в клетке. Та забилась на самую высокую жёрдочку, словно это могло спасти её от любопытного полукровки.

– Она классная, только почему‑ то не поёт, – тихо произнёс Лоу, когда повернулся ко мне. Сегодня он был одет в чёрную водолазку с высоким горлом и тёмные потёртые джинсы.

– Отец её только сегодня привёз, наверное, стресс, вот и не поёт. Ей надо дать время, чтобы свыкнуться.

– И как зовут нашего мистера птичку? – спросил Лоу, поворачиваясь обратно к клетке.

Я забрался с ногами на кровать. До моего прихода Скэриэл сидел в темноте, и я тоже не стал включать свет.

– Его зовут Килли, – ответил я, уставившись на канарейку. – Мама так хотела.

– Понятно, – протянул Скэр. – Твой отец что‑ нибудь сказал про Оскара?

– Гедеон ему соврал, но я не знаю зачем. – Я пожал плечами, но Лоу на меня не смотрел. Он наблюдал за птицей.

– Что именно он сказал?

– Без понятия. Останешься сегодня?

– Нет. Эдвард приезжает ночью. Я занёс тебе Тургенева.

На улице стемнело, и включились фонари. Свет из окна падал на клетку и на Скэриэла. Тень от медных прутьев ложилась на его лицо, словно он был за решёткой. Мне не понравилось это видение; я улёгся на кровать и прикрыл глаза.

– И как тебе?

– Не думаешь, что жизнь крестьян в восемнадцатом веке похожа на жизнь низших в Октавии сейчас? – Голос Скэриэла прозвучал буднично, но я понимал, что он долго думал над этим. – Даже в нашей столице ничего не поменялось.

– Да, я согласен.

– Вы проходили историю России в лицее? – Скэриэл повернулся в мою сторону.

– Не углублённо. Но у нас любят русскую литературу.

– Александр II отменил крепостное право, освободил крестьян…

– И был убит ими, – закончил я.

– Да. Он поступил тупо, – тихонько рассмеялся Лоу.

– Ты так считаешь? Он ведь освободил… – Я чуть было не сказал «низших».

– А что толку от такого освобождения? Миллион необразованных безработных людей получил свободу. Они сразу начали отмечать это дело. Пили, гуляли, тратили последние накопленные деньги. Этого и следовало ожидать. Представь, да? Страна в хаосе. Повсюду пьянь и разборки. Это напоминает Китай под опиумом. Никто ничего не может сделать, потому что большая часть населения в опьянении. – Скэриэл говорил горячо и взволнованно. – Вот он и поплатился жизнью.

– Россия всегда на несколько веков отставала от других стран. В Англии ещё в семнадцатом веке произошла буржуазная революция. Во Франции – в восемнадцатом.

– А теперь вспомни Октавию. Чем она лучше? Двадцать первый век. Во многих странах полукровки и низшие уже обрели права, мало чем отличающиеся от прав чистокровных. Они могут ходить в любую школу или лицей. Поступить в любой университет. Даже низшие могут выучиться и занять должность директора какого‑ нибудь завода. Чёрт, я уже не говорю о полукровках!

– Скэр, потише…

– Прости. Понимаешь… просто… Я не могу смотреть фильмы, где в главных ролях снимаются бездарные чистокровные. Мне хочется запустить пультом в экран, когда я понимаю, что талантливым актёрам‑ полукровкам приходится играть проходных героев, потому что у нас им никогда не дадут главных ролей. Я уже молчу про низших. Их никто на работу не берёт. Слышал, что недавно сказал один из чистокровных? Режиссёр известный. Говорит, что предпочитает работать только с чистокровными, им типа доверия больше. Какое, к чёрту, доверие? Морда у него – как будто кирпичом проехались пару раз. Я бы не доверил ему и в сортире рядом поссать.

– Я знаю, что есть такие снобы‑ чистокровные. Они ограниченные люди, Скэр.

Лоу тяжко вздохнул.

– Меня злит дискриминация, которая сохранилась здесь. Тебе не понять, Готи, и я не виню тебя. Знаешь Нельсона Манделу? Он двадцать семь лет отсидел за права афроамериканцев, а когда вышел, ты только представь, он простил всех, кто все эти годы держал его в заточении, так ещё просил афроамериканцев о прощении. Я бы так не смог.

– Сказать честно, до знакомства с тобой я тоже был полон предубеждений. Нам с детства твердят о том, что полукровки созданы, только чтобы работать, а низшие – это… хм… отбросы общества. И в первую встречу с тобой я жутко испугался. Ты помнишь того репортёра? Я сначала чуть не получил инфаркт из‑ за него, и потом, в машине – когда понял, что сижу с незнакомым полукровкой.

Лоу рассмеялся.

– Так вот, – продолжил я, – ты оказался совсем не таким. Ты… такой же, как и я, или, не знаю, как Леон? Или Оливер? Они пока не знакомы с тобой лично, поэтому немного боятся, – я вспомнил недавнюю реакцию Кагера в лицее, – но уверяю, ты им понравишься.

– Спасибо, – с теплом отозвался Скэриэл, – ты тоже совсем не такой, как другие чистокровные.

Наступило молчание. Каждый из нас обдумывал этот разговор. Мы оба засмущались от интимной концовки. В этот момент, когда каждый пребывал в своих мыслях, мы совсем не ожидали, что Килли запоёт. Нежно, тихонько, он делал первые попытки в пении. Я медленно приподнялся, боясь спугнуть птицу. Скэриэл с восторгом смотрел на канарейку.

Вскоре Скэриэл засобирался.

– Есть что‑ нибудь из Толстого? Или Диккенса?

– Ты близко к сердцу принял Тургенева, я бы не советовал тебе ещё и Толстого.

– Боишься, что начитаюсь и устрою бунт низших, – захихикал Лоу.

– Будешь много переживать. Сделай перерыв в русской классике. – Я подошёл к книжным полкам.

– Ну и что тогда предлагаешь?

– Подожди, сейчас найду. – Я переставлял книги в поиске нужной. – Нашёл. «Трое в лодке, не считая собаки». Английский юмор тебе сейчас самое то.

– Ладно, но потом дашь мне Толстого. – Лоу взял книгу и направился к окну.

– Подожди. – Я ударил себя по лбу; неожиданно вспомнил, о чем говорил с Леоном днём. – У тебя есть планы на завтра? Леон Кагер завтра вечером выступает в театре. Он дал мне три билета, но Гедеон за ужином сказал, что не сможет. Не хочешь со мной?

– Балет? А Гедеон или твой Кагер не будут против?

– А тебе не плевать? – Я заговорщически улыбнулся ему.

– Ой, Готи, я плохо на тебя влияю, – усмехнулся Лоу. – Ты ступил на скользкую дорожку. Сначала билеты в театр, а потом что? Будешь мне книжки из библиотеки выносить? Опасный ты тип.

– Да пошёл ты, – засмеялся я так громко, что даже Лоу шикнул и закрыл мне рот ладонью.

– Фу, ты меня лизнул, что ли? Вся рука в твоих слюнях! – Он принялся вытирать об меня ладонь, из‑ за чего я ещё сильнее рассмеялся и никак не мог остановиться.

– Как ты доберёшься до дома? – спросил я, когда успокоился.

– Закажу такси с телефона. Двадцать первый век всё‑ таки. И пусть у нас в университетах имеют право учиться только чистокровные, зато полукровка всегда найдёт работу водителем такси.

– Мне жаль.

– Да брось ты. Это не твоя вина. Как хоть балет называется?

– «Жизель».

– О чём это? – спросил Лоу, отодвигая в сторону клетку.

– Я знаю о балете не больше твоего. Вот завтра и посмотрим.

– А я рассчитывал, что ты меня введёшь в курс дела. Приобщишь к прекрасному. Я ничего не знаю о балете.

– Леон приобщит. Он помешан на этом.

– Ага, он увидит меня в зале и грохнется со сцены, – с улыбкой произнёс Скэр.

– Я предупрежу его утром.

– Договорились.

Лоу с книгой под мышкой вылез из моего окна и пропал в темноте. Я слышал, как он пробирается по бордюру со стороны окон Габриэллы, чтобы там с помощью дерева ловко спуститься вниз.

Я достал телефон и написал эсэмэс через пару минут, когда убедился, что Скэр оказался на земле. Не хотелось под утро найти его тело со свёрнутой шеей под окнами Габи только потому, что он на ходу ответил мне на сообщение.

«Забыл сказать, завтра нужно прийти в смокинге».

«да ты чокнулся, хитклиф!!! ».

Я ничего не ответил, и вскоре пришло ещё одно сообщение.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒