Слова признательности 27 страница

«Неужели я ошибся в выборе места? – лихорадочно думал Лэнгдон, припоминая изображение креста на карте. – Нет! – решил он, сжимая кулаки. – Фонтан „Четыре реки“ идеально вписывается в общую картину».

* * *

В десять часов сорок шесть минут из проулка в дальнем конце площади вынырнул черный микроавтобус. Лэнгдон не обратил бы на него внимания, если бы автобус не двигался с выключенными фарами. Подобно акуле, патрулирующей залив, автомобиль проехал по всему периметру площади.

Лэнгдон пригнулся, укрывшись за огромными ступенями, ведущими к церкви Святой Агнессы на Арене. Теперь он следил за микроавтобусом, осторожно выглядывая из-за камня.

Автобус сделал по площади два полных круга, а затем направился к ее центру, в направлении фонтана Бернини. Когда машина остановилась, ее скользящие в пазах дверцы оказались в нескольких дюймах от кипящей воды. Водяная пыль над чашей фонтана начала закручиваться спиралью.

У Лэнгдона появилось нехорошее предчувствие. Не слишком ли рано явился ассасин? Он ли прибыл в микроавтобусе? Ученый думал, что убийца поведет свою жертву через всю площадь, подобно тому как сделал это у собора Святого Петра, и тем самым даст возможность выстрелить в себя без помех. Однако, поскольку ассасин прибыл на микроавтобусе, правила игры коренным образом менялись.

Дверь машины неожиданно скользнула в сторону.

На полу машины корчился в муках обнаженный человек. Он был обмотан многими ярдами тяжелой цепи. Пытаясь освободиться, человек метался в своих оковах. Но цепь была слишком тяжелой. Одно из звеньев попало в рот жертвы наподобие лошадиных удил и заглушало крики о помощи. Почти сразу Лэнгдон увидел и фигуру второго человека. Тот передвигался в темной глубине автобуса позади своей жертвы, видимо, заканчивая приготовление к последнему акту трагедии.

Лэнгдон знал, что в его распоряжении остаются считанные секунды.

Он вынул пистолет и снял пиджак, оставив его валяться на камнях площади. Пиджак сковывал движения, кроме того, ученый не хотел, чтобы бесценный листок из «Диаграммы» Галилея оказался вблизи воды. При любом исходе схватки документ должен остаться в безопасном сухом месте.

Американец осторожно двинулся вправо. Обойдя фонтан по периметру, он остановился прямо напротив микроавтобуса. Массивное ядро фонтана не позволяло ему видеть, что происходит с другой стороны. Ученый выждал пару секунд и помчался прямиком к чаше, надеясь, что шум воды заглушит его шаги. Добежав до цели, он перебрался через край бассейна и спрыгнул в пенящуюся жидкость. Оказавшаяся ледяной вода доходила ему до пояса. Лэнгдон заскрипел зубами и, преодолевая сопротивление, зашагал по скользкому дну. Особую опасность представлял покрывавший дно слой монет, брошенных на счастье туристами. Ноги разъезжались, и американец понял, что ему потребуется нечто большее, нежели простое везение. Вокруг него клубилась водяная пыль, а он пытался понять, почему так дрожит пистолет в его руке – от страха или от холода?..

Добравшись до центральной части фонтана, Лэнгдон двинулся влево. Он шел пригнувшись, стараясь держаться как можно ближе к мраморным фигурам. Когда ему удалось укрыться за изваянием лошади, он позволил себе выглянуть, чтобы узнать, что происходит в микроавтобусе, от которого его теперь отделяло не более пятнадцати футов. Ассасин присел на корточки, положив руки на стягивающие тело кардинала цепи. Убийца, видимо, готовился скатить несчастного через открытую дверь в фонтан.

Стоя по пояс в воде, Лэнгдон поднял пистолет и выступил из тумана. Он казался себе каким-то водяным ковбоем, вступившим в последнюю схватку.

– Не двигаться! – Голос его был тверже, чем рука с зажатым в ней пистолетом.

Ассасин посмотрел на Лэнгдона. Несколько мгновений он казался растерянным, напоминая человека, увидевшего привидение. Но затем губы убийцы изогнулись в злобной ухмылке, и он поднял руки.

– Вот, значит, как…

– Выходите из машины!

– А вы, кажется, сильно промокли.

– Вы явились раньше назначенного срока.

– Это потому, что мне не терпится вернуться к своей добыче.

– Я буду стрелять без всякого колебания, – поднимая пистолет, произнес Лэнгдон.

– Бросьте! Вы уже колеблетесь.

Американец почувствовал, как на спусковом крючке напрягся его палец. Кардинал лежал неподвижно. Старик обессилел. Казалось, что он умирает.

– Развяжите его!

– Забудьте о старце. Ведь вы же явились за женщиной. Только не надо прикидываться, что это не так.

Лэнгдон боролся с желанием покончить со всем этим, нажав на спусковой крючок.

– Где она?

– В безопасном месте. Ожидает моего возвращения.

Она жива. Перед Лэнгдоном вспыхнул лучик надежды.

– В Храме Света?

– Вам никогда его не найти, – усмехнулся убийца.

Ученый не верил своим ушам. Так, значит, храм еще стоит, подумал Лэнгдон и спросил:

– Где он?

– Это место много веков оставалось тайной. Даже мне его открыли совсем недавно. Я скорее умру, чем нарушу это доверие.

– Я найду его и без вас.

– Самоуверенное заявление.

– Я же сумел дойти до этого места, – сказал Лэнгдон, указывая на фонтан.

– Вы не единственный. Последний этап – самый трудный.

Лэнгдон сделал пару шагов вперед. Ноги предательски скользили на россыпи монет. Ассасин сохранял изумительное спокойствие. Он стоял в глубине микроавтобуса, подняв руки над головой. Лэнгдон направил ствол в грудь убийцы, размышляя, не стоит ли покончить со всем этим одним выстрелом. «Нет. Этого делать нельзя. Он знает, где Виттория. Ему известно, в каком месте спрятано антивещество. Мне нужна информация! »

* * *

Ассасин смотрел на Лэнгдона из глубины микроавтобуса, испытывая к американцу даже некоторое подобие жалости. Этот человек уже успел доказать свою смелость. Но он – безнадежный дилетант. И это он тоже смог доказать. Отвага без должного опыта самоубийственна. Существуют незыблемые правила выживания. Очень древние правила. И американец нарушил их все.

«У тебя было преимущество неожиданности. И ты им так глупо не воспользовался».

Американец продемонстрировал нерешительность… впрочем, не исключено, что он рассчитывает на прибытие помощи… или на то, что ему удастся получить важную информацию…

Никогда не приступайте к допросу, не лишив жертву возможности сопротивления. Загнанный в угол враг смертельно опасен.

Американец снова заговорил. Он маневрировал, пытаясь нащупать болевые точки.

Убийца с трудом сдерживал смех.

Это тебе не голливудский фильм, в котором последняя перестрелка предваряется длительным диспутом перед стволом пистолета. Здесь конец наступает сразу. Немедленно.

Стараясь не потерять зрительного контакта, убийца очень медленно поднял руки к крыше автобуса и нащупал там предмет, который ему был нужен.

Глядя прямо в глаза Лэнгдону, ассасин вцепился в этот предмет обеими руками.

Теперь оставалось лишь разыграть последнюю карту.

* * *

Его движение оказалось совершенно неожиданным. Лэнгдону на миг показалось, что законы физики прекратили свое существование. Убийца, казалось, взлетел в невесомости, а обе его ноги со страшной силой ударили в распростертого на полу кардинала. Князь церкви выкатился из дверей и, подняв тучу брызг, рухнул в воду.

Фонтан воды ударил Лэнгдону в лицо, и он слишком поздно понял, что произошло. А произошло вот что. Убийца схватился за металлический желоб, по которому скользила дверь, и, использовав его как гимнастическую перекладину, широко качнулся. Теперь он летел на американца ногами вперед.

Лэнгдон нажал на спусковой крючок, и пистолет плюнул огнем. Пуля пробила подошву левого ботинка убийцы в том месте, где должен был находиться большой палец. Но в тот же миг каблуки с силой врезались в грудь Лэнгдона, и оба противника рухнули в окрасившуюся кровью воду.

Погрузившись в фонтан с головой, Лэнгдон прежце всего ощутил боль. Затем в дело вступил инстинкт самосохранения. Американец понял, что в его руке нет пистолета. Ассасин сумел выбить его одним ударом. Задержав дыхание, Лэнгдон принялся шарить по скользкому дну, и вскоре в его руке оказалось что-то металлическое. Но это была всего лишь пригоршня монет. Он открыл глаза и обежал взглядом освещенный бассейн. Вода вокруг него бурлила, словно в ледяном джакузи.

Несмотря на нехватку воздуха, страх удерживал его на дне. Главное – не задерживаться на месте. Он не знал, откуда мог последовать очередной удар. Надо найти пистолет! Руки продолжали отчаянно шарить по дну.

«У тебя есть преимущество, – внушал он себе, – ты находишься в своей среде». Даже в пропитанной водой одежде Лэнгдон оставался отличным пловцом. Вода была его стихией.

Когда пальцы Лэнгдона вторично нащупали металл, он решил, что фортуна наконец повернулась к нему лицом. Предмет в его руках пригоршней монет определенно не был. Он крепко схватил находку и потянул к себе. Но вместо того чтобы приблизить ее, он сам подтянулся к ней. Неизвестный предмет остался неподвижным.

Еще не проплыв над извивающимся в агонии телом, Лэнгдон понял, что схватился за цепь, удерживающую кардинала на дне бассейна. Лэнгдон замер на мгновение, увидев прямо под собой искаженное ужасом старческое лицо. Кардинал смотрел прямо ему в глаза со дна бассейна.

Лэнгдон схватился обеими руками за цепь и попытался поднять несчастного на поверхность. Тело медленно двинулось вверх… совсем так, как поднимается тяжелый якорь. Лэнгдон потянул сильнее, и, как только голова кардинала возникла над поверхностью, старик несколько раз судорожно схватил воздух широко открытым ртом. Но затем тело старика резко дернулось, и Лэнгдон не удержал скользкую цепь. Кардинал Баджиа камнем пошел ко дну, скрывшись в бурлящих пузырьках пены. Лэнгдон нырнул с широко раскрытыми глазами и вскоре нашел кардинала. На сей раз, когда он схватился за цепь, металлические оковы на груди Баджиа слегка разошлись, явив взору ученого страшные письмена. На груди несчастного было выжжено слово:

Через мгновение в поле его зрения возникла пара ботинок. Из мыска одного из них текла кровь.

Глава 103

На долю Лэнгдона, как ватерполиста, выпало гораздо больше подводных битв, чем выпадает на долю обычного человека. Яростные схватки под водой, скрытые от глаз судьи, по своему накалу ничуть не уступали самым жестоким соревнованиям по рестлингу. Лэнгдона били ногами и кулаками, царапали ногтями и удерживали под водой. А один отчаявшийся защитник, от которого ему всегда удавалось уходить, как-то даже его укусил.

Но американец понимал, что битва в ледяной воде чаши фонтана Бернини не идет ни в какое сравнение с самой грязной подводной возней в бассейне Гарварда. Здесь он не играл, а боролся за жизнь. Это был второй раунд их схватки – схватки без судьи и без права на реванш. Сила, с которой чужие руки придавливали Лэнгдона ко дну, не оставляла никаких сомнений: противник намерен его убить.

Американец инстинктивно рванулся вперед, словно торпеда. Главное – освободиться от захвата! Но убийца потянул его назад, полностью используя преимущество, которым не обладал ни один ватерполист-защитник. Обе его ноги твердо стояли на дне. Лэнгдон сложился пополам, пытаясь нащупать ногами дно. Ассасин, как показалось американцу, ослабил хватку… но тем не менее продолжал удерживать его под водой.

В этот момент Лэнгдон понял, что на поверхность ему не выбраться, и сделал единственное, что пришло ему в голову. Он перестал рваться наверх. Если не можешь двигаться к северу, сворачивай на восток! Собрав последние силы, он обеими ногами ударил по воде и сделал гребок руками, изобразив нечто похожее на плавание стилем баттерфляй. Тело профессора резко рванулось вперед.

Смена направления, похоже, застала ассасина врасплох. Неожиданный рывок в другую сторону вывел его из равновесия. Захват ослабел. Лэнгдон еще раз ударил ногами. Ему показалось, что лопнул буксирный трос. Он был свободен. Ученый сделал резкий выдох и поднял голову над поверхностью воды. Но времени ему хватило лишь на единственный вдох. Убийца, снова оказавшись над ним, схватил его за плечи обеими руками и с нечеловеческой силой стал прижимать ко дну. Лэнгдон пытался встать на ноги, но ассасин навалился на него всем своим весом и, дав подножку, свалил на дно.

Лэнгдон боролся изо всех сил. От страшного напряжения все его мышцы налились болью. Он вглядывался в дно бассейна через завесу воздушных пузырьков, пытаясь увидеть пистолет. Но аэрация в этом месте была сильнее, чем где-либо, и вода вокруг него просто кипела. Он видел все хуже и хуже по мере того, как его лицо приближалось к прикрепленному ко дну фонтана ослепительно яркому фонарю. Лэнгдон протянул руку и схватился за фонарь. Стекло было нестерпимо горячим. Несмотря на это, ученый не отпустил руку, а, напротив, попытался подтянуться к фонарю, чтобы встать на ноги. Но оказалось, что стойка фонаря крепилась на шарнирах. Она повернулась, и Лэнгдон тут же потерял последнюю опору.

Ассасин все сильнее придавливал его ко дну.

И в этот момент Лэнгдон увидел его. Из слоя монет на дне высовывался тонкий черный цилиндр. Глушитель пистолета! Лэнгдон вытянул руку, но как только его пальцы коснулись цилиндра, он понял, что это не металл. Это была пластмасса. Когда он потянул за непонятный предмет, из-под слоя монет появилась похожая на змею гибкая резиновая трубка. Трубка имела в длину два фута, и из нее вырывался поток воздушных пузырьков. Под руку ему попался вовсе не пистолет Оливетти, а один из многочисленных sputanti – аэраторов. Совершенно безопасных предметов, способных лишь генерировать воздушные пузырьки.

* * *

А находящийся в нескольких футах от него кардинал Баджиа чувствовал, как его душа покидает тело. Хотя священнослужитель готовил себя к этому моменту всю свою жизнь, он и представить не мог, что его конец будет таким. Его телесная оболочка пребывала в страданиях… Она была обожжена, покрыта кровоподтеками, а теперь лежала на дне, придавленная огромной железной цепью. Кардиналу пришлось напомнить себе, что его страдания не идут ни в какое сравнение с тем, что пришлось испытать Христу.

«Он умер за мои грехи…»

До Баджиа доносились звуки развернувшейся рядом с ним схватки. Этот звук лишь усугублял страдания старика. Его похититель готовился отнять еще одну жизнь… жизнь человека с добрыми глазами, человека, который пытался протянуть ему руку помощи.

Страдающий кардинал лежал на спине и смотрел сквозь слой воды на черное небо над ним. На миг ему даже показалось, что он видит звезды.

Время.

Оставив все страхи, кардинал Баджиа открыл рот и выдохнул из груди воздух. Он знал, что это было его последнее дыхание, и спокойно наблюдал за тем, как дух его возносится к поверхности через стайку мелких воздушных пузырьков. Затем он рефлекторно вздохнул, и вместе с водой в его легкие впилась тысяча ледяных кинжалов. Боль продолжалась всего несколько мгновений.

После этого… наступил покой.

* * *

Не обращая внимания на боль в раненой ноге, ассасин сосредоточил все свое внимание на американце, который теперь был плотно прижат ко дну под слоем бурлящей воды. Пора заканчивать. Он усилил давление, понимая, что теперь Роберту Лэнгдону не удастся ускользнуть от смерти. Как он и рассчитывал, сопротивление жертвы постепенно ослабевало.

Неожиданно тело американца напряглось, а затем его начала бить сильнейшая дрожь.

Вот оно, подумал убийца. Озноб. Так бывает, когда вода проникает в легкие. Ассасин знал, что озноб продолжается не более пяти секунд.

На этот раз он продолжался шесть.

Затем, как и ожидал убийца, тело обмякло, как надувной шар, из которого выпустили воздух. Все кончено. Ассасин выждал еще тридцать секунд, чтобы дать воде пропитать всю ткань дыхательных органов. Теперь он чувствовал, как тело Лэнгдона удерживается на дне самостоятельно, без каких-либо усилий с его стороны. Убийца отпустил труп, ухмыльнувшись при мысли о том, что в фонтане «Четыре реки» прессу ждет двойной сюрприз.

– Мерзавец! – выругался ассасин, выбравшись из фонтана и взглянув на кровоточащую ногу.

Носок ботинка оказался разорванным, а кончик большого пальца был, видимо, оторван пулей. Проклиная себя за невнимательность, он оторвал обшлаг брюк и затолкал ткань в дыру в ботинке. Боль усилилась.

– Чтоб ты сдох, – пробормотал убийца и, скрипя зубами, протолкнул тряпку как можно глубже. Кровотечение уменьшилось, а через несколько секунд и вообще прекратилось.

Ассасин перестал думать о боли и сосредоточил все свои мысли на предстоящем удовольствии. Его работа в Риме завершена, и он прекрасно знал, что теперь может вознаградить себя за все вызванные ею неприятности. Надежно связанная Виттория Ветра ожидает его возвращения. Его вожделение не могли охладить ни ледяная вода, ни насквозь промокшая одежда.

«Я заслужил свою награду», – думал он, влезая в микроавтобус.

* * *

А в другом конце Рима Виттория наконец пришла в себя. Очнулась она от боли. Боль сосредоточилась в позвоночнике, а все мышцы словно окаменели. Руки болели. Когда девушка попыталась пошевелиться, ее плечи свела судорога. Виттория не сразу догадалась, что ее руки связаны за спиной. Вначале она ничего не могла понять. Неужели она спит? Но боль в основании черепа, которую ощутила девушка, попытавшись поднять голову, говорила о том, что это вовсе не сон. Когда ей удалось оглядеться по сторонам, ее растерянность переросла в страх. Она находилась в помещении со стенами из неотесанного камня. Большая, залитая светом факелов комната была обставлена прекрасной мебелью и очень напоминала какой-то странный конференц-зал. Такой вид помещению придавали стоявшие полукругом старинные скамьи.

Виттория вдруг ощутила, что ее кожу ласкает прохладный ветерок. Двустворчатая дверь неподалеку была раскрыта настежь, а за ней находился балкон. Девушка была готова поклясться, что через щели в балюстраде ей виден Ватикан.

Глава 104

Роберт Лэнгдон лежал на монетах, толстым слоем устилающих дно фонтана «Четыре реки». В его зубах все еще был зажат пластмассовый наконечник. Воздух, который поднимался от аэратора к поверхности воды, был пропитан запахом моторного масла, и горло болело. Но Лэнгдон не жаловался. Главное, что он остался жив.

Ученый не знал, насколько точно имитировал утопление, но проведя рядом с водой всю жизнь, не раз слышал, как это происходит. Одним словом, он старался изо всех сил. Перед самым концом он даже выдохнул из себя весь воздух и перестал дышать, чтобы тело пошло ко дну под собственной тяжестью.

Ассасин, слава Богу, поддался на уловку и отпустил свою жертву.

Оставаясь на дне фонтана, Лэнгдон выжидал до последнего. Он чувствовал, что его вот-вот начнет душить кашель. Интересно, уехал ли убийца или все еще торчит у фонтана? Набрав полную грудь вонючего воздуха, Лэнгдон выплюнул трубку и проплыл под водой до скользкого основания центрального ядра творения Бернини. Соблюдая крайнюю осторожность и оставаясь в тени величественного сооружения, он поднялся на ноги и выглянул из-за мраморной фигуры, символизирующей одну из рек.

Микроавтобус исчез. Это было все, что ему требовалось увидеть. Набрав полную грудь свежего воздуха, он тяжело побрел к тому месту, где ушел под воду кардинал Баджиа. Лэнгдон знал, что старик к этому времени давно находится без сознания и шансов вернуть его к жизни практически нет. Но попытаться все равно стоило. Найдя тело, он встал над ним, широко расставив ноги, нагнулся и обеими руками взялся за опутывающую кардинала цепь. Когда голова Баджиа показалась на поверхности, Лэнгдон увидел, что глаза старика закатились кверху, а глазные яблоки вывалились из орбит. Это был очень плохой знак. Пульса и дыхания, естественно, не было.

Профессор понимал, что для того, чтобы перетащить через край фонтана обмотанное тяжелыми цепями тело, его сил не хватит. Поэтому он оттащил кардинала к мелкому месту у центрального ядра фонтана, где камень изваяния спускался к воде пологим скатом. Ученый вытянул тело из воды, подняв его по скату как можно выше, и приступил к работе. Надавливая на закованную в цепь грудь кардинала, Лэнгдон первым делом откачал воду из легких. После этого он приступил к искусственному дыханию изо рта в рот. Каждый выдох он сопровождал тщательным отсчетом секунд, борясь с искушением дуть слишком сильно и слишком быстро. Прошло три минуты, но сознание к старику не возвращалось. Через пять минут Лэнгдон уже знал, что все кончено.

Il preferito. Человек, которому предстояло стать папой, лежал перед ним. Он был мертв.

Даже лежа на пологом склоне и находясь наполовину в воде, покойный кардинал Баджиа являл собой воплощение спокойного достоинства. Вода плескалась у его груди. Казалось, что она оплакивает кардинала… молит о прощении за то, что оказалась его убийцей… и пытается смыть свое имя, выжженное на груди старца.

Лэнгдон тихо положил руку на его лицо и прикрыл веки над закатившимися глазами, с изумлением почувствовав, что больше не в силах сдерживать слез. Еще миг, и ученый зарыдал. Впервые за много-много лет.

Глава 105

Туман усталости начал постепенно рассеиваться, когда Лэнгдон отошел от кардинала в более глубокое место. Он чувствовал себя одиноким и совершенно опустошенным. Поначалу ему казалось, что от утомления он вот-вот рухнет в воду. Но американец, к немалому своему изумлению, вдруг ощутил новый прилив энергии. Он почувствовал, как его мускулы неожиданно налились силой, а мозг, не обращая внимания на душевные страдания, вычеркнул на время из сознания все, что случилось раньше, и сосредоточился на решении единственной и жизненно важной задачи.

Надо найти убежище. Необходимо помочь Виттории.

Повернувшись к центральному ядру творения Бернини, Лэнгдон принялся искать глазами последний указатель иллюминатов. Он знал, что одна из фигур, окружающих эту каменную глыбу, должна указывать на убежище. Но его надежды быстро угасли.

Ему казалось, что даже журчание воды вокруг него звучит издевкой. «И ангелы чрез Рим тебе укажут путь…» Лэнгдон отчаянно вглядывался в окружающие его фигуры. Этот фонтан – целиком языческий! На нем нет никаких ангелов!

Когда ученый закончил бесполезный поиск, его взгляд вдруг скользнул вверх, на венчающую сооружение каменную колонну. Четвертая веха, думал он, должна быть здесь. На одной из оконечностей гигантского креста.

Изучая покрывающие обелиск иероглифы, он размышлял о том, не стоит ли поискать ключ к разгадке в египетских символах. Но тут же отверг эту идею, сообразив, что обелиск на много столетий старше творения Бернини, а иероглифы расшифровали лишь после того, как был найден Розеттский камень[87]. Но не мог ли Бернини вырезать на обелиске дополнительный символ? Такой, который затерялся бы среди других иероглифов? В нем вновь вспыхнул лучик надежды, и он еще раз обошел скульптуру, вглядываясь во все четыре грани каменного столба. На это ушло две минуты. А когда он вернулся на то место, с которого начал осмотр, надежда погасла окончательно. Среди иероглифов не было более поздних добавлений, а уж ангелов и подавно.

Лэнгдон взглянул на часы. Стрелки показывали ровно одиннадцать. Он не мог сказать, летит время или ползет. Его неотступно преследовали образы Виттории и ассасина. Еще раз обойдя вокруг обелиска, ученый впал в полное отчаяние. Он поднял голову, чтобы излить свое бессилие в крике, но уже готовый вырваться горестный вопль застрял в его горле.

Лэнгдон смотрел на обелиск. То, что находилось на его вершине, он уже видел раньше, но тогда не обратил на это особого внимания. Теперь же вид этого предмета заставил его замереть. Это не был ангел. Вовсе нет. Ведь вначале Лэнгдон решил, что предмет этот вообще не является частью творения Бернини. Он тогда подумал, что на вершине камня сидело живое существо – одно из тех, что питаются отбросами громадного города.

Обыкновенный голубь.

Ученый внимательно взглянул на птицу. «Неужели это голубь? » – спрашивал он себя, вглядываясь вверх сквозь застилающую взор водяную пыль. Да, голубь. На фоне звезд был виден силуэт головки и клюва. С момента появления американца у фонтана птица не изменила положения, несмотря на то что под ней только что кипела битва. Она сидела на верхушке обелиска, обратив взгляд на запад.

Лэнгдон несколько секунд неподвижно смотрел на голубя, а затем запустил руку в фонтан и сгреб несколько монет. После этого он швырнул всю пригоршню к небу. Птица не пошевелилась. Ученый повторил попытку. На этот раз одна монета попала в цель. Над площадью раздался негромкий звук удара металла о металл.

Проклятый голубь оказался бронзовым!

«Мы ищем ангела, а не голубя», – напомнил ему внутренний голос. Но было поздно, Лэнгдон уже успел уловить связь. Он понял, что скульптор изваял вовсе не голубя.

Это была голубка.

Слабо осознавая, что он делает, Лэнгдон, поднимая брызги, заспешил к центру фонтана, а добравшись до цели, принялся карабкаться вверх, наступая на громадные руки и головы изваяний. Преодолев половину пути до основания обелиска, он выбрался из водяного тумана, и голова птицы стала видна намного лучше.

Сомнений не было. Перед ним была голубка. Обманчиво темный силуэт птицы был результатом городских испарений, за много веков заставивших почернеть некогда блестящую бронзу. В тот момент он окончательно понял значение изваяния… Незадолго до этого он видел в Пантеоне изображение пары голубок. Пара голубок не таила в себе никакого скрытого смысла. Но эта голубка была одинокой.

Одинокая голубка в языческих представлениях была ангелом мира.

Итак, Бернини избрал для своего ангела языческий символ, чтобы скрыть его среди других изваяний фонтана. «И ангелы через Рим тебе укажут путь». Эта голубка выступает в роли ангела! Лэнгдон не мог представить себе более удачного места для последней вехи иллюминатов, чем вершина обелиска.

Птица смотрела на запад. Лэнгдон попытался проследить за ее взглядом, но не увидел ничего, кроме окружающих площадь домов. Он пополз выше. В его памяти совершенно неожиданно всплыла цитата из святого Григория Нисского[88]: «Когда душа достигает просветления… она принимает форму прекрасной голубки».

Лэнгдон продолжал свое восхождение к небу. Поближе к птице. Добравшись до платформы, на которой стоял обелиск, он решил лезть дальше. Однако, оглядевшись, ученый понял, что в этом нет никакой необходимости. Его взору открылся весь Рим, и это зрелище было потрясающим.

Слева от него сияло хаотическое скопление прожекторов осаждавших собор Святого Петра журналистов. Справа виднелся дымящийся купол церкви Санта-Мария делла Виттория. Непосредственно перед ним на порядочном удалении находилась пьяцца дель Пополо. А прямо под ним была последняя точка. Гигантский крест, каждую оконечность которого венчал обелиск. Лэнгдона, когда он взглянул вверх на голубку, начала бить дрожь. Он посмотрел в ту сторону, куда был обращен взор бронзовой птицы, и тотчас увидел это.

Все было очень просто. Очень ясно. И абсолютно очевидно.

Глядя вдаль, Лэнгдон не мог понять, почему местонахождение убежища иллюминатов так долго оставалось тайной. Он смотрел на гигантское здание на берегу реки, и ему казалось, что город перестал существовать… полностью растворился во тьме. Это здание было одним из самых знаменитых сооружений Рима. Оно возвышалось на берегу Тибра, одним углом почти примыкая к Ватикану. Здание имело округлую форму и было окружено крепостной стеной в форме квадрата. Вокруг нее был разбит парк, имеющий форму пятиугольника.

Древняя каменная стена перед замком была залита мягким светом, а на самом верху величественного сооружения красовался гигантский бронзовый ангел. Ангел указывал мечом вниз в самый центр замка. Картину довершал ведущий к главному входу в замок знаменитый мост Ангелов, который украшали фигуры двенадцати посланцев небес, изваянных самим Бернини, по шесть с каждой стороны.

Лэнгдон сделал еще одно потрясающее открытие. Вертикальная линия креста, образованного четырьмя алтарями науки, проходила точно по центру замкового моста, деля его на две равные части. Указатель совсем в духе иллюминатов!

Лэнгдон поднял с мостовой твидовый пиджак, стараясь держать его подальше от мокрого тела. Затем он впрыгнул в украденный автомобиль и, нажав пропитанным водой ботинком на педаль акселератора, устремился в ночь.

Глава 106

В 11: 07 машина Лэнгдона мчалась вдоль Тибра по набережной Тор ди Нона. Американец уже видел сквозь темноту конечный пункт этой гонки. Впереди и чуть справа возвышалось громадное, похожее на гору сооружение.

Castel Sanf Angelo – замок Святого ангела.

Неожиданно, без всякого указателя, перед ним возник поворот на мост Ангелов. Лэнгдон ударил по тормозам и резко бросил машину вправо. В поворот он вписался, но мост оказался закрытым. Машина проскользила юзом с десяток футов и остановилась, столкнувшись с одной из блокирующих путь невысоких цементных тумб. Остановка была настолько резкой, что Лэнгдон ударился грудью о руль. Он совсем забыл, что мост Ангелов в целях сохранности был полностью отдан в распоряжение пешеходов.

Оправившись от удара, Лэнгдон заковылял прочь от разбитой машины, сожалея о том, что не избрал другой путь. Он страшно замерз, и всю дорогу от фонтана его била дрожь. Профессор накинул пиджак на мокрую рубашку, мысленно поблагодарив компанию «Харрис» за двойную фирменную подкладку. Лист из «Диаграммы» Галилея должен остаться сухим. Прямо перед ним, за мостом, закрывая полнеба, возвышалась каменная твердыня. Страдая от боли и ощущая неимоверную усталость во всем теле, Лэнгдон перешел на неровную, судорожную рысцу.

⇐ Предыдущая 24 25 26 27 282930 31 32 33 Следующая ⇒