Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





● XXXII.. ● XXXIII.



● XXIX.

 

(Об этот порог) я, впрочем, чуть не переломал себе ноги, пока, задрав
голову, рассматривал все (диковинки). По левую руку, недалеко от каморки
привратника, была нарисована на стене огромная цепная собака, а над нею
большими квадратными буквами написано:
БЕРЕГИСЬ СОБАКИ
Товарищи меня обхохотали. Я же, оправившись от падения, не поленился
пройти вдоль всей стены. На ней был нарисован невольничий рынок с вывесками,
и сам Трималхион, еще кудрявый, с кадуцеем в руках, ведомый Минервой,
(торжественно) вступал в Рим. Все передал своей кистью добросовестный
художник и объяснил надписями: и как Трималхион учился счетоводству, и как
сделался рабом-казначеем. В конце портика Меркурий, подняв Трималхиона за
подбородок, возносил его на высокую эстраду. Тут же была и Фортуна с рогом
изобилия, и три Парки, прядущие золотую нить. Заметил я в портике и целый
отряд скороходов, обучающихся под наблюдением наставника. Кроме того, увидел
я в углу большой шкаф, в нише которого стояли серебряные Лары, мраморное
изображение Венеры и довольно большая, засмоленная золотая шкатулка, где,
как говорили, хранилась первая борода самого хозяина. Я расспросил
привратника, что изображает живопись внутри дома.
- Илиаду и Одиссею, -ответил он, - и бой гладиаторов, устроенный
Лэнатом.


● XXX.

 

Но некогда было все разглядывать. Мы уже достигли триклиния, в передней
половине которого домоправитель проверял отчетность. Но что особенно
поразило меня в этом триклинии - так это пригвожденные к дверям ликторские
связки с топорами, оканчивавшиеся внизу бронзовыми подобиями корабельного
носа; а на носу была надпись:
Г. ПОМПЕЮ ТРИМАЛХИОНУ - СЕВИРУ АВГУСТАЛОВ -КИННАМ - КАЗНАЧЕЙ
Надпись освещалась спускавшимся с потолка двурогим светильником, а по
бокам ее были прибиты две дощечки: на одной из них, помнится, имелась
нижеследующая надпись:


● III

 

ЯНВАРСКИХ КАЛЕНД И НАКАНУНЕ НАШ ГАЙ ОБЕДАЕТ ВНЕ ДОМА
На другой же были изображены фазы луны и ход семи светил и равным
образом показывалось, посредством разноцветных шариков, какие дни счастливые
и какие несчастные. Достаточно налюбовавшись этим великолепием, мы хотели
войти в триклиний, как вдруг мальчик, специально назначенный для этого,
крикнул нам:
- Правой ногой!
Мы, конечно, несколько смутились, опасаясь, как бы кто-нибудь из нас не
нарушил обычая. Наконец, когда все разом мы занесли правую ногу над порогом,
неожиданно бросился к ногам нашим уже раздетый для бичевания раб и стал
умолять избавить его от казни: не велика вина, за которую его преследуют: он
забыл в бане одежду домоуправителя, стоящую не больше десяти сестерциев. Мы
отнесли правые ноги обратно за порог и стали просить домоуправителя,
пересчитывавшего в триклинии червонцы, простить раба. Он гордо приосанился и
сказал:
- Не потеря меня рассердила, но ротозейство этого негодного холопа. Он
потерял пиршественную одежду, подаренную мне в день моего рождения одним из
клиентов. Была она, конечно, тирийского пурпура, но уже однажды мытая. Все
равно! ради вас прощаю.


● XXXI.

 

Едва мы, побежденные таким великодушием, вошли в триклиний, раб, за
которого мы просили, подбежал к нам и осыпал нас, просто не знавших куда
деваться от конфуза, целым градом поцелуев, благодаря за милосердие.
- О, - говорил он, - вы скоро узнаете, кого облагодетельствовали.
Господское вино - признательность раба...
Когда наконец мы возлегли, александрийские мальчики облили нам руки
ледяной водой; за ними последовали другие, омывшие наши ноги и старательно
остригшие ногти. Причем каждый занимался своим делом не молча, но распевая
громкие песни. Я пожелал испробовать, вся ли челядь состоит из поющих?
Попросил пить: услужливый мальчик исполнил мою просьбу с тем же завыванием,
и так - все, что бы у кого ни попросили.
Пантомима с хорами какая-то, а не триклиний почтенного дома!
Между тем подали совсем невредную закуску: все возлегли на ложа,
исключая только самого Трималхиона, которому, по новой моде, оставили высшее
место за столом. Посредине закусочного стола находился ослик коринфской
бронзы с тюками на спине, в которых лежали с одной стороны черные, с другой
- белые оливки. Над ослом возвышались два серебряных блюда, по краям которых
были выгравированы имя Трималхиона и вес серебра, а на припаянных к ним
перекладинах лежали (жареные) сони, обрызганные маком и медом. Были тут
также и кипящие колбаски на серебряной жаровне, а под сковородкой -
сирийские сливы и гранатовые зерна.


● XXXII.

 

Мы наслаждались этими прелестями, когда появление Трималхиона, которого
внесли на малюсеньких подушечках, под звуки музыки, вызвало с нашей стороны
несколько неосторожный смех. Его скобленая голова высовывалась из
ярко-красного плаща, а шею он обмотал шарфом с пурпуровой оторочкой и
свисающей там и сям бахромой. На мизинце левой руки красовалось огромное
позолоченное кольцо; на последнем же суставе безымянного, как мне
показалось, настоящее золотое с припаянными к нему железными звездочками.
Но, чтобы выставить напоказ и другие драгоценности, он обнажил до самого
плеча правую руку, украшенную золотым запястьем, прикрепленным сверкающей
бляхой к браслету из слоновой кости.


● XXXIII.

 

- Друзья, - сказал он, - ковыряя в зубах серебряной зубочисткой, - не было
еще моего желания выходить в триклиний, но, чтобы не задерживать вас дольше,
я пренебрег всеми удовольствиями. Но позвольте мне окончить игру.
Следовавший за ним мальчик принес столик терпентинового дерева и
хрустальные кости; я заметил нечто весьма (изящное и) утонченное: вместо
белых и черных камешков здесь были золотые и серебряные динарии. Пока он за
игрой исчерпал все рыночные прибаутки, нам, еще во время закуски, подали
первое блюдо с корзиной, в которой, расставив крылья, как наседка на яйцах,
сидела деревянная курица. Сейчас же подбежали два раба и, под звуки
неизменной музыки, принялись шарить в соломе; вытащив оттуда павлиньи яйца,
они роздали их пирующим. Тут Трималхион обратил внимание на это зрелище и
сказал:
- Друзья, я велел подложить под курицу павлиньи яйца. И, ей-богу,
боюсь, что в них уже цыплята вывелись. Попробуемте-ка, съедобны ли они.
Мы взяли по ложке, весившей не менее селибра каждая, и вытащили яйца,
сработанные из крутого теста. Я едва не бросил своего яйца, заметив в нем
нечто вроде цыпленка. Но затем я услыхал, как какой-то старый сотрапезник
крикнул:
- Э, да тут что-то вкусное!
И я вытащил из скорлупы жирного винноягодника, приготовленного под
соусом из перца и яичного желтка.




  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.