Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Андрей Круз 21 страница



 

* * *

 

Аглая, Аглая, что же я тебя никак из головы выкинуть-то не могу? Нет, я и не хочу, ты мне там, в голове, очень даже нравишься, но во всем же мера нужна, нельзя собой всякие другие важные мысли расталкивать так беспардонно. О чем ни думаю — все равно по какой-то ассоциативной цепочке мысли возвращаются к тебе. Прямо как бумеранг, как его ни кидай.

До середины дня маялся, хотел увидеть. К обеду понял, что по своей канонирской должности сработал полезного ровно столько, сколько мог, после чего сделал всем ручкой и сообщил, что у меня дела. Один Иван-моторист, кажется, просек, что к чему, и незаметно мне подмигнул.

Добравшись до дома почти бегом, несмотря на полуденную жару, быстро оседлал Зорьку и направился по уже привычному маршруту. Хорошо бы дома была, а не на выезде, не принимала роды, например, у какой-нибудь буренки. Телефонов тут нет, к сожалению, о визите не договоришься — только вот так, «путем личного посещения».

Кстати, по-хорошему, Зорьку бы вернуть пора, мне кобылу эту никто не дарил, да я и не принял бы такого подарка, но вот Аглая явно пытается оставить пока лошадь у меня. Это что значит? Не то ли, что вот этим мои визиты желанны? Ох, хорошо бы так. Мы ведь тут с соблюдением всех приличий, даже за руки еще не держались, так что угадать мне трудно. Школа не та, так сказать, я сюда из мест с куда менее четко очерченной моралью провалился.

А к верховой езде привык. Поймал себя на мысли, что впервые перестал думать о том, как я еду. Сижу себе в седле и по сторонам глазею, своим думам предаюсь. А раньше постоянно напоминал себе, как ноги надо держать, как сидеть, как повод натягивать. Гляди ты, осваиваюсь помаленьку.

Навстречу попалась большая запряженная волами телега, груженная бочонками с вином. Ага, опять кому-то на загрузку повезли. Но это уже не нам, у нас рейс некоммерческий ожидается. Кстати, такие рейсы бывают и без войны с племенами. Или если не рейсы, то простои. Как Вера объяснила, нас привлекли по понятной причине, а вот «Морскую лилию» — по графику. На острове не только дежурная смена ополченцев есть, но еще и дежурное судно. Спасти кого, погнаться за кем-нибудь и вообще на всякий случай. Вот как раз «Морская лилия» таковым и является.

Черт, не облажаться бы на этой войне, к слову. А то назначат в кавалерию какую-нибудь, а я хоть и перестал сам себя поправлять, но казаковать мне пока еще явно рано, позору не оберусь. Плана операции-то еще нет, и полковник сам не в курсе, все в Новой Фактории разрабатывают, нам потом доведут… в части касающейся.

Вообще мы так себе воинство, если честно. Боевого слаживания — ноль, взаимодействия примерно столько же. По-хорошему, учить и учить действовать вместе надо, и не день и не два, а куда дольше, чтобы реальный толк был. Хотя сам по себе народ толковый, и стрелять умеют, и трудностей не боятся… да здесь их вообще не очень боятся, привыкли.

Дорога уже довольно высоко поднялась по пологому склону и теперь сделала петлю, вывезя меня на самое любимое место этого пути. Отсюда открывался прекрасный вид и на Бухту, и на гавань. Вон она, «Закатная чайка» наша, если присмотреться, то очень хорошо отсюда видна. Шхуны, шлюпы, лодки, причалы, склады… вон Главная улица, Главная площадь… вон и зал собраний. И даже проход отсюда виден, в котором я побил Семена Пузана со товарищи. Кстати, где там можно хорошо поужинать с дамой? В «Золотой бухте»? Точно, в ней. Не забыть столик заказать только. На когда? А вот сейчас и договоримся. Если, конечно, застану Аглаю дома. А если не застану? Тогда просто подожду. Или поеду искать. Домой точно не вернусь — мне уже без нее невмоготу.

Ворота усадьбы Аглаи были закрыты. Спешился, накинул поводья Зорьки на приворотную коновязь, толкнул калитку. Во дворе как раз Валентина стояла, наливала разомлевшим на жаре псам воду. Те на мое появление никак не среагировали — я уже за своего для них был. Глянули искоса и более никаких знаков внимания не оказывали.

— Здравствуйте!

— Тебе здравствовать, — обернулась она, перехватывая кувшин поудобней, и сразу обломала: — Нет твоей любезной, вызвали.

— Вот как… — расстроился я. — Обидно.

— А чего обидного? — удивилась она. — Вернется же, никуда не денется. Заводи пока лошадь, а я тебя накормлю. Обедал уже?

— Нет, не успел, — вдохновился я таким предложением.

— Ну вот и отобедаешь, — подвела она итог краткому диалогу.

С Зорькой Степан помог, без всяких просьб с моей стороны. Принял и повел в конюшню, а я на веранду направился, где и развалился в низком плетеном кресле. Валентина вышла на веранду через кухонную дверь и, не спрашивая, налила мне большой стакан традиционного здесь лимонада.

— А скоро Аглаю-то ожидаете? — спросил я у нее, принимая стакан.

— Да кто знает! — пожала она плечами. — У Елисея Рыжего кобыла заболела, вот и все, что знаю. От него сын прискакал — вот вместе и уехали.

— А обычно как бывает? — попытался я все же уточнить.

— Обычно бывает по-разному, — оборвала меня Валентина. — Но к ночи будет, не сомневайся. Ты рыбу или мясо будешь?

— А вам что проще?

— Мне все просто, ты сам скажи.

— Тогда… — задумался я, — …тогда мясо: рыбы в походе наелся.

— Понятное дело, — согласно кивнула она и ушла на кухню.

Я отхлебнул кислого лимонада, вздохнул, с удовольствием подставив лицо ветру, дующему с моря. Хорошее здесь место и вид ничего. Города не видно, он за горой скрылся, а вот море, и островки дальние, и волны с белыми барашками… кстати, штормит немного сегодня, и ветерок заметно свежий. Не обломаться бы нам с походом. А здесь, наверное, в шторм здорово ветрено, никакого ведь укрытия нет. Но все равно нравится — в красивом месте усадьба построена. Глядишь, когда-нибудь разбогатею настолько, чтобы самому подобной обзавестись… Еще Аглае предложение сделаю и приведу в новый дом. А с этим что тогда? Во, размечтался! Кстати, а насчет предложения идея, может, даже и очень хорошая. Только рано, не поймет. А может, и я ошибаюсь пока, вообразил себе невесть что. Хотя нет, не ошибаюсь. Как увидел, так и понял, что не ошибаюсь. Остается надеяться на то, что она когда-нибудь с этой моей идеей тоже согласится. Ну вдруг.

Из кухни вскоре вкусно запахло, совершенно неделикатно напомнив о том, что я действительно с утра не ел ничего. Пришлось сидеть и слюну лимонадом запивать. Затем наконец появилась Валентина с подносом, начала сноровисто накрывать стол на одного.

— А вы со мной, за компанию? — спросил я ее.

— С ума сошел? — даже удивилась она. — Ты что думаешь, я до четырех часов голодной бы сидела? Это ты один такой, поскакал к любезной своей, не перекусив. Нельзя так.

— Можно, — возразил я.

— Брюхо болеть будет. Зачем ты ей такой, больной-то?

— Она ветеринар — вылечит, — предположил я.

— Разве только так, — усмехнулась Валентина, расставив тарелки и кувшин. — Садись уже, кавалер, а то последних сил лишишься. А тебе нельзя.

— Благодарствую.

Аглая вернулась, едва я успел себе салата навалить из большой миски. Послышался топот копыт с дороги, скрипнула калитка, пробежал Степан, ну и я подхватился с места.

Как всегда, великолепна и ослепительна. Светлые волосы собраны в слегка растрепанный ветром хвост, белозубая улыбка на загорелом лице, белая рубашка с распахнутым воротом, серые бриджи, высокие рыжие сапоги. В руках увесистый саквояж, который она отстегнула от седла.

— О-о, кто у нас, — протянула она, заметно мне обрадовавшись, к моему вящему восторгу.

— Вот, с визитом к вам, — чуть поклонился я, подхватывая саквояж. — А меня тут уже обедать усадили.

— Меня тоже усадить надо, голодная — жуть, — сказала она.

У Валентины, похоже, все было рассчитано и предусмотрено. На столе тут же второй прибор появился, а наготовила она явно изначально с расчетом на двоих.

— Сколько тебя здесь не было? — спросила Аглая, наблюдая, как я наливаю яркий и пахучий апельсиновый сок. — Почти месяц?

— Меньше трех недель.

— Мне показалось, что дольше, — удивилась она. — Как сходили? Как Вера?

— Вера — умница, со всем справляется, — вполне искренне высказался я. — Поэтому и сходили удачно, если по балансу судить.

— Сейчас опять уходите?

— Да, уходим, — кивнул я, подняв глаза от тарелки. — Сама понимаешь, что без этого нельзя, так надо.

— Знаю, что надо, но… — чуть замялась она. — Ты себя береги там, в общем, хорошо?

— Я себя всегда берегу, — не очень искренне сказал я.

— Да, даже по голове получил так, что памяти лишился, — усмехнулась она. — Извини, нельзя так шутить.

— Да можно, все в порядке, — возразил я. — У меня ничего не болит.

— Ну… у тебя кто-то мог остаться там, откуда ты.

— У меня никого нигде не осталось, — сказал я, посмотрев ей прямо в глаза. — И никого не было. Веришь мне?

Аглая долго смотрела, не отводя глаз, потом, словно что-то вспомнив, медленно кивнула:

— Верю, — но глаз не отвела и дальше.

Пауза немного затянулась, затем она спросила, явно сомневаясь в том, следовало ли это делать:

— Там… не все так просто, да? Я имею в виду… ну как вы с Верой встретились.

— Почему ты так думаешь?

— Она что-то хотела мне сказать, потом передумала. Но немного проболталась. Мы с ней как лучшие подруги, ты ведь знаешь.

— Знаю, — сказал я и добавил: — Все верно, не так там все просто.

— И памяти ты не потерял, — добавила она уже утвердительно.

— Не потерял.

— А в чем секрет тогда?

— Что это за секрет, если его всем рассказывать? — попытался я съехать на шутку.

— Я — не все, — решительно заявила она. — Ты для меня тоже не все, мы встречаемся. Хочешь, чтобы это все… — она кивнула почему-то на стол, словно подразумевая обед, хотя говорила совсем о другом, — продолжалось — будь со мной честен. Пожалуйста.

— Хорошо, — кивнул я. — Только… — Тут я даже не нашелся сразу со словами. Как вот объяснить то, что придется сейчас объяснять?

— Только что?

— Давай сразу условимся, с самого начала: я — не сумасшедший, хорошо?

Я ожидал недоумения, но она лишь чуть-чуть нахмурилась и кивнула:

— Хорошо, мы условились.

— А еще это тайна. Для всех, кроме Веры и теперь тебя.

— Хорошо.

Я подумал немного над вступлением к речи, но в голове ничего путевого не сложилось, мысли путались. Тогда я просто откинул крышку маленького подсумка, висящего на ремне, и вытащил оттуда часы, свой дорогой и модный швейцарский хронометр «Бланпа».

— Знаешь, что это такое? — положил я их перед ней.

— Часы, — сказала она, посмотрев внимательно и покрутив в руке. — Такие, каких я никогда не видела. У нас ничего подобного не делают, как мне кажется.

Я запустил руку в тот же подсумок и достал небольшую карточку с моей фотографией — мои водительские права. И тоже выложил перед ней.

— Что это?

Ее тонкие пальцы с коротко остриженными ногтями покрутил и документ, зачем-то постучали его ребром по столу, затем вновь начали крутить.

— Это ты… — сказала Аглая, глядя на фотографию. — С цветом… а это что?

Ее палец перескочил на дату.

— Это год моего рождения, — сказал я. — И город, в котором я родился. Такая вот штука получилась.

 

* * *

 

Мы все же с Аглаей поцеловались. Один раз всего, зато по-настоящему. А так даже обнять толком не дала, вырвалась. Но когда я пообещал и завтра к вечеру заехать — заметно обрадовалась.

А рассказу моему она поверила. Действительно поверила, я это понял, то есть не сделала вида, что верит, для того чтобы я еще больше не распсиховался. И сумасшедшим не сочла. Даже мобильник мой не понадобилось показывать, а то он у меня все равно дома спрятан. Зато расспросов было — до глубокой ночи засиделись. Она даже остаться ночевать предложила, но, поскольку подразумевалась гостевая комната, что совсем не вдохновляло, я сразу отказался.

— Домой по темноте не страшно будет? — спросила она с подколкой.

— А у меня вот, — похлопал я по револьверу на боку. — Очень помогает. От всего. Даже от акул — я тебе рассказывал.

А вообще домой добрался только благодаря Зорьке, которая дорогу видела. Было новолуние, света совсем мало, шел бы пешком — точно бы ноги посбивал. А вот лошади все равно — кажется, ни разу не запнулась. Кстати, заметил, в чем удовольствие от езды верхом: веселее. Не один ты. С Зорькой даже разговаривать можно, хоть она и не отвечает. Это как с собакой гулять или с кошкой общаться. Вроде и не разговор, но все равно поблизости кто-то живой и к тебе душевно расположенный, а это уже немало. Вот всю обратную дорогу я с кобылой своими мыслями и делился. Мыслями о жизни и возможных радужных перспективах. Зорька кивала и иногда фыркала, так что взаимопонимания мы достигли.

Дальше… а что дальше, дальше вроде как ничего не изменилось, внешне. Но при этом появилось ощущение, что в моих отношениях с Аглаей что-то поменялось к лучшему, словно какой-то барьер убрали. Трудно лгать любимой женщине — не будет от такой лжи удачи. Да и она как-то по-другому стала себя вести, более открыто, наверно, и более доверчиво. Надо ли говорить, что на следующий вечеря вновь поскакал к ней домой, и на следующий, и в пятницу, после того как на «Чайку» были загружены припасы для похода и боекомплект, а по трюму развешаны подвесные койки для ополченцев.

В субботу с утра мы встретились в церкви, на проповеди. И сидели уже вместе, держась за руки и время от времени перехватывая заинтересованные взгляды соседей. Впрочем, если точнее, сидели мы вчетвером — Вера с Пламеном тоже составили нам компанию, и у Веры при этом вид был такой важный, словно она была успешной свахой и гордилась результатами своих трудов.

К нам тихо, стараясь никому не мешать, подошел помощник преподобного Саввы и попросил нас с Верой посетить его начальника сразу же по окончании проповеди.

— Я с вами, — решительно сказала Аглая после того, как Савва покинул кафедру и люди начали подниматься со скамеек по всему залу.

— Преподобный нас двоих хотел видеть вроде бы, — с сомнением сказал я.

— Плевать, — решительно оборвала Аглая. — Я Вере ближе Евгена, и она мне как…

Фразы она не завершила, словно предлагая «вписать нужное». Но я ее понял. О чем пойдет речь — это и так понятно, и обсуждать все это без Аглаи действительно не стоит. Да и кто сможет свидетельствовать в пользу племянницы лучше, чем она? А ее слово, насколько я понимаю, весит в Бухте немало, Аглаю здесь уважают.

— Отлично! — откровенно обрадовалась Вера и обернулась к сопровождавшему ее Пламену: — А вот тебе туда точно нельзя, так что извини.

Тот не обиделся, попрощался с нами и ушел искать свою семью, которая уже направилась к выходу из церкви.

Преподобный Савва, как и его коллега из Новой Фактории, занимал небольшой белый флигель при церкви. Кабинет у него был просторным, но не из гордыни, а потому, что рассчитан был, судя по изобилию стульев и длинному столу, на прием множества людей одновременно. А так все как и у преподобного Симона — беленые стены, простой крест напротив окна, пишущая машинка да шкафы.

Увидев Аглаю, Савва немного удивился, но не сказал ничего, лишь жестом предложил нам всем троим садиться. Что мы и сделали.

— День вам добрый, — поздоровался он после того, как мы расселись, и попутно наливая каждому по стакану прохладной чистой воды. — Я, собственно говоря, позвал вас затем, чтобы назначить день заседания комиссии. — Он придвинул к себе перекидной календарь-ежедневник и взял карандаш из стаканчика, представлявшего собой короткий спил от толстенного стебля бамбука. — А больше пока ничего обсуждать и не собирался.

— А мы бы все же задать несколько вопросов хотели, — взяла на себя инициативу Аглая. — Раз уж мы все здесь собрались, и как раз по этому поводу.

— Я слушаю, — обернулся к ней преподобный.

— Назначать день надо было раньше, до того как официальный защитник моей племянницы, — тонкий палец Аглаи указал на меня, — собрался воевать с неграми. Сначала надо было решить основной вопрос — по ее статусу. Иначе получается, что есть риск… — продолжать фразу Аглае явно не хотелось, но преподобный ее понял.

— Согласен, это упущение… в некоторой степени, — кивнул Савва. — Мне надо было присмотреться к тому, как девочка ведет дела, а вернулись они лишь в понедельник. Мало было времени для того, чтобы оценить ситуацию.

— А сейчас вы ее оценили? — спросила Аглая, причем явно «наезжая» на преподобного.

— Я, по крайней мере, готов созвать комиссию, — уклончиво ответил священник. — А до сего момента не был готов.

— Преподобный, — чуть помявшись, вновь заговорила Аглая. — Если… если что-то пойдет не так, и… — Она посмотрела на меня, пытаясь подобрать слова. Преподобный молчал, не торопя, но и не помогая. — В общем, если Алексей не сможет выполнять обязанности назначенного защитника Веры, я хочу, чтобы это право было передано мне.

Савва чуть удивленно вскинул брови, затем спросил:

— А почему этим защитником не может быть брат покойного? Родной брат, а не двоюродная сестра?

— Потому что у Евгена есть в этом и другой интерес, — ответила Аглая. — Он не может быть до конца объективным. А даже если и сможет, то не каждый поверит в это. Это и ему повредит, и… и Вере, наверное.

— Девочка — не эстафетная палочка, — мягко сказал Савва. — Нельзя так просто передавать полномочия на ее опеку от человека к человеку.

— Можно! — очень решительно заявила Вера, даже вскочив со стула. — Надо просто сначала спросить у меня и потом решать, можно или нельзя.

— Вот как, — усмехнулся священник. — Тогда я у тебя и спрошу. Вера, что будем делать, если твой защитник погибнет в экспедиции?

В отличие от суеверной Аглаи священник назвал вещи своими именами.

— Отдайте меня Аглае, — сразу ответила она.

— Вера, ты не мешок апельсинов, чтобы тебя вот так взять — да и отдать, — засмеялся Савва. — Ты — человек, все не так просто.

— Аглая — самая любимая моя тетка, мне с ней хорошо, и я ее люблю, — быстро перечислила Вера имеющиеся аргументы. — Разве мало?

— Я бы не сказал, — ответил тот. — Немало. Но по закону у тебя не может быть двое защитников. Защитников вообще не может быть двое.

— А если они поженятся?

Тут я чуть воду не расплескал. Ну ничего себе заявочки. Она что, нас уже поженить решила? Не то чтобы я против, но не надо так вот профанировать святое. Тут почти таинство, а она — «пусть поженятся».

Преподобный тоже едва удержался от улыбки, напустил на себя серьезный вид:

— Вера, если они вдруг поженятся, то тогда они станут опекунами, а не защитниками. Защитник назначается волей родителей, двоих или одного, как в твоем случае, и прав у него куда меньше, чем у опекуна. Твой дядя Евген может быть опекуном, но не может быть защитником. Твой защитник Алексий не может быть опекуном.

— Если не женится на Аглае, — добавила Вера.

Аглая сделала жест, как бы демонстрируя желание дать Вере подзатыльник, но та откровенно проигнорировала угрозу и обернулась ко мне. Я жест повторил, после чего Вера тихо фыркнула и вновь повернулась к преподобному, все еще сдерживающему смех.

— Преподобный, вы как-нибудь сделайте так, чтобы Аглая стала мне опекуном, — сказала она серьезно и добавила: — Если что-то случится.

— Хорошо, я что-нибудь придумаю, — тоже вполне серьезно ответил Савва, пометив что-то в блокноте. — Про то, что ты, Алексий, в походе участвуешь, я забыл, если по правде сказать, — посмотрел он на меня и вновь повернулся к девочке: — Вера… ты остаешься в Бухте или идешь с судном?

— С судном, — сразу ответила она.

— Алексий, надеюсь, мне не надо объяснять, где место Веры в Новой Фактории?

— Она останется с экипажем на «Чайке», — ответил я. — Мы это уже обсудили.

— Хорошо, это на твоей ответственности, — кивнул священник. — Аглая, ситуация запутанная, я не готов ответить так сразу и прямо сейчас. Мы оба остаемся здесь. Подходи ко мне на следующей неделе, все и обсудим.

Такое предложение Аглаю в восторг не привело, судя по тому, как она поджала губы, но она все же кивнула и сказала:

— В среду. Я здесь в среду буду — и зайду.

— В любое время, лишь бы я на месте был, — учтиво поклонился преподобный.

На этом разговор и закончился.

 

* * *

 

Выходных как таковых не получилось — полковник взялся тренировать ополчение перед отправкой. В субботу вечером мы с Аглаей поужинали в «Золотой бухте», потом пошли на танцы, потом я настоял на том, чтобы проводить ее до усадьбы, и проводил, удостоившись жаркого и очень вдохновляющего поцелуя, наградившего меня хорошим настроением как минимум на следующую неделю. Воскресный вечер я провел у нее дома, на веранде, а в понедельник райские времена закончились.

Сорок человек, два взвода, четыре отделения, собрались на причале в гавани городка Бухта. Одеты однотипно, хоть и кто во что, у всех на рукавах повязки — только так друг друга и будем отличать. Ну и по пробковым шлемам, само собой. Винтовки у всех одинаковые — такие же, как та, что мне Иван Большой выдал. А с револьверами все по-другому: там опять кто во что горазд. Но револьверы у всех, у некоторых даже по два, один большой в кобуре на бедре и еще один, с коротким стволом и поменьше, — в чем-то вроде оперативной кобуры, а то и вовсе на груди висит. Наверное, мне бы тоже не помешал такой. Ну да ладно, впредь умнее буду. Ну и по мачете у каждого, однообразно прицепленному к ранцам, и по пехотной лопатке. Увесисто, но без этого не обойдешься.

Обратил внимание на то, что у гранатометчиков вместо винтовок укороченные карабины-леверы под револьверный патрон. Короче моего карабины, патронов на шесть, не больше. Зато не будут мешать, пока боец из гранатомета стреляет, а дойдет до стрельбы из них — дистанция боя все равно куда больше револьверной будет. Вообще здесь эти самые «леверы» в нише пистолета-пулемета находятся, как мне кажется.

Иван Большой, который выступал в должности «походного капитана», построил отряд повзводно, в две относительно ровные шеренги. Прошелся вдоль строя, придирчиво осматривая каждого, некоторым приказал или оружие к осмотру предоставить, или что-то из снаряжения. Вид у него при этом был хмурый, а с поправкой на габариты, бородищу, надвинутую на глаза шляпу и кулаки-кувалды — так и малость пугающий. Но вроде доволен остался. Вышел перед строем, сказал:

— Первый взвод — на «Чайку», второй — на «Лилию». На «Чайке» старшим от экипажа будет канонир Алексий Богданов, на «Лилии» — канонир Прохор Рыбников. Я — на «Чайке». Все, взводные — командуйте.

Каждый из взводных перестроил своих людей в колонну по одному, а затем «правое плечо вперед» — и на сходни. Как на борт поднялись, так я взводного в сторону отодвинул. Уставные рефлексы всплыли резко из глубины подсознания, и команду «Взвод! » я проорал так, как и в былые времена, зычно и от души. Даже Иван Большой чуть не подпрыгнул и встал по стойке «смирно». В общем, отправил я их всех в трюм, который сейчас за расположение был, где все начали дружно распределять свое имущество поближе к койкам.

— А ты горластый! — с уважением сказал Петр Байкин, высокий, жилистый, чуть сутуловатый и явно очень сильный мужик годам к сорока, служивший в Бухте объездчиком. — Где так научился?

— Не помню, — привычно отмазался я. — Есть ощущение, что командовал, а вот кем и где — не скажу.

— Ага, во-во, — кивнул он, сняв шляпу и наматывая на голову косынку с шеи. — И у меня такое ощущение есть. И на маневрах к тебе присматривался. Ты не из солдат церковных, часом? Как-то ловко у тебя все получается.

— Да не помню я, — покачал я головой, стремясь уйти от нелюбимой темы. — Но не из солдат точно, я на Большом острове в церковной канцелярии был, пытался про себя прояснить что-нибудь, — чуток переврал я реальность.

— И как?

— Да никак, не знают они ни черта, — отмахнулся я. — Да и нормально мне здесь, жизнь как жизнь, друзья вон появились.

— Ага, нормально, видел тебя с Аглаей в церкви в субботу, — добродушно заулыбался Иван. — Грех тебе жаловаться, тем более что не болит ничего.

— Это точно, не болит, — согласился я.

Петр достал из поясной сумки короткую трубку и кисет, спросил:

— Не хочешь подымить пойти?

— Не дымлю: не люблю, — сразу отказался я.

— А я вот пристрастился сдуру по молодости, — вздохнул Байкин. — Преподобный тоже постоянно это дело хулит, а вот бросить не получается.

— И в любом случае до отхода и выхода из бухты на палубу — нельзя, мешать будешь, — добавил я. — Так что и ты не покуришь.

— А и верно! — спохватился Петр, убирая кисет с трубкой обратно в сумку.

Где-то сзади, за переборками, раскочегаривался стерлинг, постепенно набирая обороты. Лязгнула передача, пошла легкая вибрация от винта, шхуна начала отваливать от причала. Начинался очередной, уже привычный рейс.

— Без команды на палубу ни ногой! — крикнул я и поинтересовался: — Вопросы?

Вопросов не было. Тогда я повернулся и поднялся по трапу. Мне на палубу можно, даже нужно.

Неторопливо отодвигался все дальше и дальше причал, матросы суетились возле лебедок, готовясь поднимать паруса, Игнатий, сосредоточенно хмурясь, стоял у штурвала, рядом с ним, у рычагов управления машиной, пристроился Иван. «Морская лилия» тоже отвалила от причала и теперь пристраивалась к нам в кильватер.

Подошла Вера, встала рядом, чуть помолчав, спросила:

— Как думаешь, получится у вас?

Что именно должно получиться, она не уточняла, да и так все было понятно.

— Должно получиться, — ответил я. — У нас беда — а у Новой Фактории проблема, ее решать надо. Так что думаю, что они все лучшие силы на это кинут. Не годится, чтобы на торговых путях какая-то банда сидела постоянно.

По аналогии мне Чечня вспомнилась. Они ведь России сто лет не нужны были, чеченцы эти самые, просто повадились грабить на дороге к Грузии, которая к тому времени к России присоединилась. И ничего не оставалось, как послать туда генерала Ермолова, круто взявшегося объяснять обнаглевшим горцам, кто в хате хозяин. Вот и в Новой Фактории ситуация похожа — нельзя им неудачу терпеть. Так что будут гнать они это самое Племя Горы всеми силами, это уж точно. Должно быть так, по крайней мере. Так я Вере и объяснил, этими самыми словами.

— Хорошо бы, — кивнула она, дослушав объяснения. — Хорошо бы, чтобы им за всех досталось, кто с отцом в караване шел.

Судно вышло из гавани, встретив легкую морскую волну, качнулось немного, довернуло, ложась на курс. Затрещали лебедки, поднимая сероватые полотнища парусов, которые, хлопая и шурша, быстро заполнялись ветром. Скрипнули натянутые ванты, громче заплескалась вода под бортом.

— Ну, с Богом, — сказал подошедший к нам боцман Глеб. — Пошли, значит.

— Пошли, — повторила за ним Вера.

 

* * *

 

Поход прошел как-то суетно — не привык я к такому количеству народу на борту. Взвод слушался моих команд беспрекословно, даже Иван Большой, даром что командовал отрядом. На второй день на нас свалился практически полный штиль — пришлось идти под машиной. «Морская лилия» не отставала, шла в кильватере как привязанная.

Отряд тоже не бездельничал. Наш «походный капитан» понимал, что такую кучу бездельничающих людей надо чем-то занять, поэтому боевая учеба шла вовсю. На мачту повесили грифельную доску, Иван рисовал на ней схемы засад, схемы обороны, то есть вел по полной занятия по теме «Усиленный взвод в обороне», «Усиленный взвод в наступлении» и так далее. Причем спрашивал, как усвоили, многократно повторяя суворовскую фразу о том, что каждый солдат должен знать свой маневр.

Стреляли. Из револьверов, холостыми патронами по листу бумаги, зажатому в прищепке. Удар струи раскаленных газов метров с пяти вырывал листок из прищепки, а цель всего этого упражнения оказалась простая — учить выхватывать револьвер быстро и так же быстро стрелять, попадая в силуэт. С сожалением заметил, что я тут отнюдь не рекордсмен, после чего сам себе поставил задачу каждый день это самое выхватывание с прицеливанием отрабатывать.

В общем, служба шла. В свободное время читал на привычном месте или болтал с Верой, которая не на шутку взялась устраивать мою личную жизнь, в каждом разговоре поднимая тему о моих матримониальных планах в отношении Аглаи. В конце концов так этим достала, что я сказал:

— Это я тебя наказать не могу, а если на Аглае женюсь и тебя в опеку возьмем — в первый же день попрошу ее тебя высечь. Сама и напросишься.

Вера только отмахнулась, явно не поверив в угрозу. Ну и правильно, я в нее тоже не поверил. А вообще мне такое отношение с ее стороны даже льстило. Не чужим для нее человеком оказался, а чего уж таить — девочка мне очень нравилась, да и ответственность за нее я чувствовал. Может, и вправду так выйдет, как она хочет. Возьму вот и сделаю Аглае предложение. Сразу, как из похода вернемся. Откажет — и ничего, я подожду и еще раз сделаю. И еще.

Ладно, нам главное — ту самую комиссию проскочить успешно, не дать Веру от дела отстранить. Тут ведь какие правила, в мире этом самом: разделить дело на доли нельзя. По закону нельзя. Точнее говоря, можно, но это чертовски трудно, надо столько согласий собрать, что заниматься этим сам не захочешь. Не одобряются здесь доли и прочее, считается, что нельзя дела рушить и растаскивать в угоду личным амбициям, предлагается учиться жить в мире и дружбе и искать путей не ссориться. Если уж делиться, то тут всех родственников надо опросить, от работников согласия получить, да еще и в суде необходимость такого раздела доказать.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.