Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Table of Contents 13 страница



Он ведет себя точно так, как я и рассчитывала, — незначительно увеличивает ставку. Заманивает, мерзавец. Я вздыхаю и уравниваю. Как он радуется! Значит, я остаюсь в игре, какая-то комбинация у меня есть, вот на ней-то я и сгорю. Может, мне пришел четвертый туз или я прикупила до двух пар. Скорее всего, мне нужна пика до флеша. Именно так он обыграл меня на прошлой неделе.

Четвертой картой прикупа (покеристы называют ее «терн» или «четвертая улица») оказывается тройка червей. Восторг, да и только! Я снова объявляю чек — показываю, что толку с тройки никакого, — а он в ответ кладет в банк сразу триста фунтов — максимальную ставку. Я надолго задумываюсь, перебираю карты, приглаживаю волосы. Ведь мне предстоит принять важное решение.

— Поднимаю, — наконец говорю я и двигаю свои фишки к центру стола. — Поднимаю еще на сто пятьдесят.

«Вот дура-то», — наверняка думает каждый.

Большой Луи выпучивает на меня глаза, Доктор Смерть выковыривает из-под ногтей засохшую мыльную пену, а Хэмиш привстает. Один Патрик злорадствует. Ведь у меня явно «андердог» [61]. Наблюдать со стороны — одно удовольствие.

Когда я прикупаю последнюю карту — «ривер», или «пятую улицу», — руки у меня двигаются медленно и аккуратно. Это тройка пик. Она приносит мне каре — выигрышную комбинацию. Шаромыжник знать не знает об этом. По его расчетам, у меня либо флеш, либо, на худой конец, фулл-хаус — меньшего, чем у него, достоинства. В любом случае я попала.

— Чек, — спокойно объявляю я.

На лице у Анималиста расцветает улыбка. В мечтах он уже сгребает денежки и покупает новую зеленую рубашку. Зеленые рубашки приносят удачу.

— Еще триста, — холодно говорит он.

Улыбочка у Анималиста, словно у Чеширского кота, которого одолел геморрой. Все его существо предвкушает, что сейчас я спасую.

— Отлично, — говорю я и потягиваюсь. Моя роль банкомета окончена. — Поднимаю еще на триста. Иными словами, ва-банк.

Хэмиш открывает рот. Патрик и Кит давятся от смеха.

Анималист стучит себя по лбу. Колесики у него в голове так и крутятся. Что там все-таки у меня? Каре на тройках? Немыслимо. Невозможно. Не могла я сидеть всю игру и собирать тройки.

— Ты блефуешь, Одри. — Анималист успокаивается и тянет руку за своими фишками. — Ловко. Но со мной не пройдет. Не на того напала. Ну что, последние ставим? Сколько будет сто плюс сто плюс пятьдесят?

— Двести пятьдесят, — радостно говорю я. — Ведь я сегодня уже кое-что выиграла. У меня есть довесок к тысяче.

— Хорошо. Играем? Никто не возражает?

Я не раздумываю ни секунды.

Еще смешок, на этот раз со стороны Хэмиша. Доктор Смерть качает головой. Патрик свистит.

Шаромыжник вскрывается первый, и стол одобрительно гудит при виде двух тузов, которые он получил от меня. Фулл-хаус. Они так и думали. Как я-то не догадалась? Как не поняла, что попала? Патрик уже сочувственно нагибается ко мне, а Анималист вот-вот заграбастает банк. Его руки почти касаются фишек, когда я неторопливо, по штучке, открываю свои карты.

Патрик реагирует первый:

— Каре. Мать твою. Ты умница, Одри. Ты его обштопала. Вот это везение! Ты его разделала под орех.

Анималист не может поверить своим глазам. Он потрясен. Все математические законы и правила, все статистические выкладки, в которые он свято верил, рассыпались в прах. Потрясение быстренько переходит в злобу. Анималист поднимается с места и обзывает меня «сучкой».

Я не реагирую. Мои руки неторопливо сгребают фишки, и я говорю Патрику:

— Вот это да! Вот ведь повезло!

Шаромыжник уверен: везение тут ни при чем. Только он еще не понял, на чем я его переиграла. И тут он видит у меня в руках колоду, и его охватывает приступ удушья. На этот раз я держу карты как заправский шулер. Все смотрят на Анималиста, а он глядит на меня. И я вытаскиваю из-под низа туза и показываю ему.

Теперь Анималист знает.

Но поделать ничего не может. Ведь он выдаст себя. Остается только краснеть и сопеть. Я не могу сдержать улыбки, и перевожу глаза с одного игрока на другого, и утопаю в комплиментах и поздравлениях. И тут мой взгляд падает на Большого Луи.

И что я вижу?

На лице моего учителя нет радости. Глаза у него опущены. Луи не отрываясь смотрит на колоду карт. И на мои ладони и пальцы.

 41
 

Закругляемся рано. Шаромыжник зеленый от злобы, Большой Луи изображает чистюлю и протирает стол после каждой сдачи, Патрик еще раз поздравляет меня и предлагает проводить до машины, а Рабих приглашает в казино на следующей неделе. Они с Хэмишем участвуют в покерном турнире, неплохо бы и мне присоединиться. Не скрою, я польщена.

Патрик удаляется один, без меня. Я еще должна переговорить с Большим Луи. Не знаю, как он воспримет, что единственный достойный игрок среди его учеников — мошенник. Шулер.

Дверь за последним из игроков закрывается, и я ковыляю обратно в комнату. Что-то ноги у меня еле двигаются. И вообще мне ужасно неловко, сама не понимаю почему. Большой Луи разглядывает меня: голова набок, руки за спиной, глаза отслеживают мои перемещения, точно «Стингеры». Луи лезет в карман за носовым платком и вытирает пот со лба, притопывая то одной ногой, то другой. Что-то безумное проглядывает в нем.

— Мне надо тебе кое-что сказать, — выдавливаю я, избегая смотреть ему в глаза.

— Не жук чихнул, — говорит Луи саркастически.

— Это важно. Насчет Анималиста.

— У него есть имя. Его зовут Карл.

— Хорошо. Насчет Карла.

— А стоит ли?

— Стоит.

— А может, лучше забыть обо всем и отправиться домой?

— Ну нет… Но почему… к чему ты клонишь?

Большой Луи тяжко вздыхает, словно я последняя дура, и дает мне еще один шанс.

— Послушай, — он делает шажок в моем направлении, — повторяю еще раз. Уходи. Кругом и шагом марш. Обсуждать тут нечего. Не будем больше об этом.

Доходит до меня не сразу.

— Так ты знал? — Я не могу прийти в себя. — Ты прекрасно знал, что он шулер.

Бац — и Большой Луи переходит к решительным действиям. Будто глыба летит на меня. Одна рука хватает меня за плечо, вторая — пониже спины. И вот я уже в прихожей, и дверь передо мной распахнута, и я вылетаю из квартиры вон, и грохаюсь на бетонный пол. Следом летит мой крысиный жакет.

Луи в таком бешенстве, что забывает про все свои мании. Стоя в дверном проеме, открытый всем опасностям, Луи орет:

— Он не жульничал! Понятно тебе?! Он играл честно!

— Я все видела. Он шулер… и даже не очень хороший.

Почему-то эти слова окончательно выводят Луи из себя. Он словно забывает человеческую речь и только рычит.

— Он ставит клин прежде, чем дает подснять, он держит колоду как больная артритом обезьяна, а иногда у него просто не выходит. Он в состоянии подменить карту, но он не умеет тасовать.

— Что ты несешь, подумай только, чтоты несешь?!

Луи чуть не вываливается из квартиры наружу. Сквозняк треплет его волосы, по лицу пробегают судороги, и Луи никак не может перевести дыхание.

— Откуда ты набралась этой дряни? Метки, подмены, подтасовки, шулера? Где ты всему этому научилась?

— На это есть книги. — Я поднимаю с пола свой жакет. — Я догадалась еще в прошлый раз, когда он вылез со своим счастливым флешем. Но дело тут было вовсе не в удаче. Он просто смухлевал. Он обокрал меня.

— Ты догадалась еще в прошлый раз? — Луи уже заносит ногу, чтобы шагнуть через порог, но так и не двигается с места.

— Да. — Я изо всех сил стараюсь держать себя в руках. — Еще на прошлой неделе.

— Ты кому-нибудь сказала?

— Нет.

— Ты проболталаському-нибудь?

Это уже не рычание, а рев. Ураган. Еще чуть-чуть — и меня просто сдует.

— Луи, я никому ничего не говорила, клянусь тебе. Я хотела убедиться и сообщить тебе. Я хотела как лучше… Чтобы он больше тебя не обжуливал.

— Убирайся, — Луи пытается толкнуть меня дверью, — пошла вон. И не возвращайся больше. Уловила? Чтобы я тебя больше не видел. Никаких писем, никаких внезапных посещений, никаких клумб, никаких растений. Меня для тебя нет. Только попробуй заявиться еще раз.

— Луи, прошу тебя…

— Все кончено, поняла? Ты моя головная боль. С первых минут от тебя одни неприятности. Ты всюду суешь свой нос, пристаешь со всякими глупостями, ученик из тебя — как из дерьма пуля, и главное, главное —ты приносишь несчастье. Слышала? С тобой только свяжись — не обрадуешься.

У меня на глазах слезы. Не понимаю, что это Луи так на меня взъелся. Но каждое его слово — точно удар под ложечку.

— Ты не от мира сего, — задыхается Луи, — ты словно подвешенная. Ты хотела понять своего отца? Обрадую тебя: ты уже почти его поняла. Ты совсем как он, Одри. Ты — вылитый отец.

Дверь широко распахивается и бьет-таки меня по ноге. Но я не ухожу. Не могу.

— Прошу тебя, подожди. Ты сказал, у тебя есть что-то новенькое для меня. Это про папу? Ты же обещал. Ты сказал, это важно.

— Какое теперь это имеет значение? Убирайся к черту, Одри. Ты мне по барабану.

* * *

Дверь с грохотом захлопывается. У меня подкашиваются ноги, и я опускаюсь на пол. Ледяной бетон холодит мне душу, по щекам бегут слезы. Ну же, не распускайся. Возьми себя в руки. Вставай.

Я встаю. Отряхиваюсь, набрасываю на плечи жакет и направляюсь к лифту. Надо поскорее убираться отсюда. Дура, какая же я дура. Джо был прав. Нечего было сегодня приходить. Это была самая большая глупость в моей жизни.

Лифта нет целую вечность. Ну и вонища же в нем. Я еду вниз. Ноги у меня в синяках, в глаза попала тушь, от резкой вони кружится голова. Выбравшись из лифта, я протираю глаза и моргаю. Все равно щиплет. Я отчаянно хватаюсь за сумочку и роюсь в ней в поисках салфетки и ключей от машины. Я не слышу шагов у меня за спиной.

К горлу подступает крик. Мне хочется закричать очень громко, как я никогда в жизни не кричала. Мне хочется вырваться и убежать. Но ничего не получается: уж очень крепко кто-то обхватил меня сзади и очень плотно зажимает мне рот чья-то воняющая резиной рука.

 42
 

Зрение возвращается. Я даже могу чуть-чуть повернуть голову. Но того, кто напал на меня, все равно не вижу — только чувствую силу его рук и пальцев. Я не знаю, кто это, пока он не заговаривает со мной.

* * *

— Мы ведь не будем кричать, правда? Если я тебя отпущу, обещаешь вести себя тихо?

Я пытаюсь кивнуть. Анималист ослабляет объятия — осторожно, потихонечку — и делает шаг назад.

В крови у меня бушует адреналин, сердце колотится о ребра, но мне как-то удается взять себя в руки и сосредоточиться. Чего он хочет? Преподать мне урок? Вернуть проигранные деньги? Это первое, что приходит в голову. Но я инстинктивно чувствую: прежде всего он хочет разобраться. Как я его раскусила? — вот что его мучает.

— Хитрожопая, да? — В словах Анималиста злоба и горечь. — Самая умная, да?

— Вовсе нет. — Я не знаю, как мне его успокоить. — С чего ты взял?

— Унизить меня решила? Дураком выставить?

— Ничего подобного. Я просто хотела вернуть свои деньги.

Слово «деньги» злит его еще больше, и он делает резкое движение в мою сторону, будто для удара.

— Только попробуй! — Я выбрасываю вперед руку с растопыренными пальцами. — Ты слышал? Двинься только.

Анималист отшатывается — не ожидал. Пока он не опомнился, я выхватываю из сумочки баллончик и направляю в его сторону:

— Видишь? Это перцовый концентрат. Еще шаг в мою сторону — и ослепнешь. Понял, нет?

Анималист поводит плечами.

— Ты понял?

— Ну все, все. — Анималист поднимает руки вверх. — Я стою смирно.

Он не сразу приходит в себя — вздыхает, потирает лоб, закуривает. Я глаз с него не спускаю. Крепко зажав в руке баллончик, прикидываю, за какое время смогу добежать до машины.

— Ну так что? — цедит сквозь зубы Анималист. — Говори давай. Что это было? Что меня выдало?

Так я тебе и сказала. Недостаточно ловкие пальцы, неумение сохранять спокойный вид при сдаче — ни к чему тебе такие подробности.

— Просто повезло. Я угадала карту.

Анималист не верит. В руке у него темные очки, и он сжимает их с такой силой, что очки разлетаются на две половинки. Теперь Анималист желает знать, кто это меня научил трюкам, уж очень здорово у меня получается. Много будешь знать, скоро состаришься. Скажи-ка мне лучше вот что:

— Он был в курсе, да?

— Кто?

— Луи. Я ему сказала, что ты трюкач.

Анималист заходится от смеха. Ржет, как конь.

Это он надо мной потешается.

— Какой благородный поступок. Особенно если учесть, что это он обучил меня приемам.

У меня перехватывает дыхание.

— Он тебя обучил? Да ты что!

— Мы с ним занимаемся уже два года. Каждую неделю. У него ведь большой опыт, разве он тебе не говорил? Он бывший карточный шулер.

— Я тебе не верю.

— Не ври — Анималист топчет окурок. — Ведь все сходится, правда? Из-за своего ремесла Луи потерял все свои деньги, из-за своего ремесла он вынужден жить как последняя собака. Его поймали на шулерстве в частной игре с высокими ставками. Где-то там у них в пустыне. Ему ввалили как следует и отняли все денежки до цента. Он вынужден был бежать из Штатов, иначе его бы просто убили. Когда прошел слух, чуть ли не у каждого игрока в Неваде нашлось что ему предъявить.

Я закрываю глаза. Не может быть. Отказываюсь верить.

— А что, он тебе разве не рассказывал? Наверное, плел, какой он великий игрок? Как он играл в Мировой серии, в высшей лиге и обыграл Стью Унгара и Джонни Чена?

Я качаю головой и никак не могу остановиться.

— Ведь так? Ну и брехун. И ты всерьез думала, что он — крупный игрок? А про меня он тебе что сказал? Что готовит ученика к Мировой серии?

Я не отвечаю. Лицо у Анималиста светится радостью.

— Значит, Луи и тебе мозги запудрил. Он всем вешает лапшу на уши. А на самом деле он обыкновенный проходимец. Аферист, ворюга.

Взяв себя в руки, я делаю вид, будто принимаю все за чистую монету.

— А что там с аварией? Правда, что он был чемпионом по баскетболу и его сбила машина?.. И как насчет его жены, которая умерла? Или тоже сказки?

Анималист недоуменно пожимает плечами:

— Это он тебе сказал, что жена умерла? Господи ты боже мой! Жена Луи бросилаего, сбежала с его лучшим другом. Этот друг долгие годы трахал ее прямо у Луи под носом. В его собственном доме. Как ты могла купиться? — Анималист ухмыляется. — Доверчивая крошка.

Да уж. Крошка и есть.

— А что со всем остальным? С баскетболом, с несчастным случаем?

— Не знаю. Мне про это ничего не известно. А как самой-то кажется? Он сильно похож на спортсмена? Пусть даже бывшего.

У меня начинает кружиться голова. Анималист видит это. Рывок — и он рядом.

— Ну что? — шипит Анималист, хватаясь за мою сумку. — Думаешь, я позволю тебе уйти с моими деньгами?

Я вырываю у него свой кошелек. Анималист вцепляется мне в руку. Бог с ними, с деньгами, но в кошельке — папина книжечка со спичками, и это придает мне силы. Чисто инстинктивно я прыскаю Анималисту в глаза из баллончика. Это всего лишь минеральная вода «Эвиан», но он-то не знает. В нашей борьбе возникает пауза — Анималист невольно подносит руку к глазам, — и я изо всех сил бью его ногой в пах. Анималист перегибается пополам, а я поворачиваюсь и бегу к машине, прыгая через лужи и кучи мусора.

Я уже открываю дверь, когда до моих ушей долетает чмокающий звук удара. Плоть ударяется о плоть. Плотно сжатый кулак врезается в челюсть.

* * *

— Господи, откуда ты взялся?

— Сверху. Услышал шум у квартиры Жирняги и пошел посмотреть.

Это торговец куревом. Костяшки пальцев у него разбиты в кровь. Его жертва неподвижно лежит на асфальте, словно лопнувший воздушный шарик.

— Он что… мертв?

— Еще чего. Просто прилег отдохнуть. Ты-то как? — интересуется мальчишка. — Помощь нужна?

— Спасибо. Со мной… ох… со мной все в порядке.

Он разжимает кулак. Кровь капает на землю. Я протягиваю ему салфетку.

— Отлично. — Он вытирает руки. — Жирняга-то наш, а? Всю глотку сорвал, пока меня докричался. Я уж испугался, его инфаркт хватил. А из-за двери слышно плохо.

— Что ему было нужно?

— Он дал мне десятку и велел спуститься и присмотреть за тобой. Обычно-то он мне пятерку дает.

— Обычно?

— Ну, всякий раз, когда ты от него выходишь. Он, понимаешь, не любит, когда ты идешь к машине одна-одинешенька, вот и дает мне пятерку. А я следую за тобой. Только сегодня он уж очень за тебя волновался. Целую десятку выписал. Он тебя учит играть в карты? Он и мне обещал. Говорит, из меня выйдет толк.

Я провожу рукой по лицу, глубоко вздыхаю и прошу сигаретку. Затянувшись и смахнув с лица волосы, лезу во внешний карман сумки.

— Хочу дать тебе кое-что, — говорю я. — Чтобы хватило на первоначальный взнос. Удар был что надо!

— Спасибо. — Продавец польщен. — Вот уж пальцы завтра разболятся! Только это все фуфло по сравнению с его челюстью! Из стекла она у него, что ли? Не удивлюсь, если она сломана.

Я вынимаю тугую пачку двадцаток и втискиваю парню в перемазанную ладонь.

— Блин. Сколько здесь?

— Пятьсот.

— Ух ты. Слушай, это все, конечно, замечательно, только здесь… многовато. Ты что, все свои деньги отдаешь?

— Не волнуйся. — Я бросаю окурок на лежащее на земле тело. — Это его деньги, а не мои.

 43
 

Прошло уже около недели, а о Большом Луи ни слуху ни духу. Хоть бы воспользовался электронной почтой, позвонил, написал или передал весточку через кого-нибудь. А то ведь словно ничего и не случилось. Луи явно не испытывает никаких угрызений, что вышвырнул меня из своей квартиры. Ему на меня плевать, вот что.

Я стараюсь выбросить из головы подробности нападения, но оно мне снится чуть ли не каждую ночь. Крадущаяся по пятам фигура вдруг хватает меня сзади. Иногда я вырываюсь и убегаю, иногда — нет. Просыпаюсь вся в поту, и мне уже не заснуть, и я коротаю остаток ночи, повторяя про себя логарифмы и решая уравнения. Или разыгрываю в уме покерные комбинации. И проигрываю.

Я так и не знаю, что случилось с Анималистом, — наверное, отсюда все мои кошмары. Все местные больницы я уже обзвонила — дважды, — но больных с такими приметами к ним не поступало. Да и что путного могу я сообщить? К тому же я ведь стараюсь не выдать себя. Многого вы добьетесь, если обвяжете телефонную трубку носовым платком и будете с деланным немецким акцентом расспрашивать персонал, не поступал ли к ним высокий мужчина, у которого сломана челюсть, а в кармане — воздушные шарики? Может, они просто от меня скрывают, я же не знаю фамилии Карла, хоть и представляюсь его кузиной из Шварцвальда, которая давным-давно его не видела. В общем, полный облом.

Все игры отменены вплоть до дальнейшего уведомления. Об этом меня известили по телефону Патрик и Рабих. но лично с Большим Луи им пообщаться не удалось. К телефону он не подходит, на звонки в дверь не отвечает и, похоже, лег на дно. Ну хоть для Джо радость. Он ведь не знает ничего про шулеров и драку и считает, что я просто взяла и бросила покер. Я сказала Джо, что Большой Луи жутко разозлился, когда я отыграла свои деньги, и велел мне больше не приходить. Я, дескать, играю настолько лучше всех остальных в группе, что учить меня нечему.

Нелегко же мне дался тот злополучный вечерок. Вернувшись домой, я долго не могла успокоиться. Пока не выпила целую бутылку вина, меня всю так и трясло. Джо решил, это все из-за того, что меня исключили, и пытался проявить сочувствие. Во всяком случае, ни разу ни сказал: «Я же тебе говорил», что на него не похоже.

Еще раз, что ли, обзвонить больницы? Я присаживаюсь у телефона и морщусь от боли. Рука ноет, обе голени в синяках. Синяки приходится замазывать тональным кремом. Не хватало только, чтобы Джо заметил. Узнай он, что случилось на самом деле, точно вызвал бы полицию. А это конец всему. Я бы никогда не узнала, что собирался мне сказать Большой Луи.

— Одри?

— А?

— Это ты говоришь с немецким акцентом?

— Нет, не я. Ты это к чему?

— Ты только что говорила по телефону с немецким акцентом. Сам слышал.

— Ах, вот что. Ха-ха. Я просто тренируюсь.

— И что это за тренировка?

— А вдруг я когда-нибудь пойду в шпионы?

— Ну-ну. А что у тебя с ногами? Они какие-то бледные. И напудренные.

— Это… м-м… искусственный загар.

— А искусственный загар разве не коричневый?

— Не всегда. Если оборудование паршивое, кожа может побелеть.

— А остальное тело у тебя какого цвета? Или ты только голени подставляла под ультрафиолет?

— Ага. Только голени.

* * *

Джо прищуривается, и я спасаюсь бегством, пока ему в голову не пришел еще какой-нибудь каверзный вопрос. Компьютер — мое убежище. Эту неделю я часами сижу в Интернете. Джо я сказала, что у меня завал с бухгалтерской работой, но сама по-прежнему занимаюсь розысками папы. Да и по поводу Большого Луи надо кое-что выяснить. Похоже, не только ложь лилась из его уст. Попадалась и правда. Сайт его колледжа в Нью-Джерси сообщил мне, что Луи Блум в начале семидесятых действительно входил в состав баскетбольной команды и был одним из самых многообещающих игроков. Более того, за свои выдающиеся результаты он попал в Зал славы колледжа. Игрок он был добродушный, уравновешенный, но решительный — таким его запомнили. Не знаю, что меня больше удивило: Большой Луи, играющий в команде, или его добродушие.

Наведавшись на сайт колледжа, я несколько дней копалась в электронных подшивках нью-джерсийских газет. Авария тоже была на самом деле. Глазам моим предстала фотография перекрестка, где произошел несчастный случай. С одной стороны химчистка «Прочь пятна! », с другой — магазин деликатесов «Поставщики номер один». Наверное, Луи переходил улицу, чтобы купить сэндвич. По пути со стадиона домой. Ох и нескоро суждено ему было оказаться дома. Слишком уж много на мостовой крови и обломков, и остов своенравного «понтиака», паровозом налетевшего на Луи, приткнулся поодаль, и все внутренности у машины наружу.

В том же номере газеты помещена статья-некролог о виновнике происшествия — пятидесятипятилетнем Альберте Сейле. Журналист выбирал выражения, тем не менее ясно, что водитель находился под воздействием алкоголя, потому в два раза и превысил скорость. К тому же Альберт тогда крупно поругался с женой.

Вот так и встретились эти двое — в определенный день, в определенный час, в определенном месте. Пьянчуга, в груди которого тикала бомба замедленного действия, и замечательный спортсмен, у которого все было впереди.

* * *

Субботний вечер в китайском ресторане на Джерард-стрит. Мы с Джо поедаем бесплатные рисовые лепешки, а Лорны и Пита еще нет. Я гоню прочь все тревоги. А то вид у меня будет утомленный и скучный.

* * *

— Что с тобой?

— Со мной? Ничего.

— Ты такая утомленная. И скучная.

— Ничего подобного. Я просто… думаю.

— О чем, позволь спросить?

— Так, ни о чем. Ничего особенного.

Джо опять утыкается в меню, а я ковыряюсь в крошечных лепешках, борясь с искушением пересчитать их. Когда я прихожу к заключению, что в блюде их осталось нечетное число, я съедаю штучку. Не люблю нечетных чисел.

— Привет. Извините за опоздание. Проклятые пробки. Вы уже что-нибудь заказали?

Мы заказываем острые супы, и жареную утку, и еще какое-то блюдо, которое подается с лимонным соусом и чесноком. Мы говорим про день спорта и участие в нем Лорны и про сценарий Пита. По мнению Лорны, мне не помешал бы отпуск. Джо собирается еще потренировать Лорну (в следующем месяце у него выпадет пара свободных деньков), он заказывает вторую бутылку вина. Джо хочется, чтобы это был наш вечер. Только мы, и двое наших лучших друзей, и много смеха. Все как прежде.

— Ау! — Пит запускает руку в миску и перемешивает мои лепешки. — Знаешь ли ты, что брат Элтона Джона живет где-то в хижине в полной нищете? Вот уж удовольствие иметь родственника-миллиардера! Живешь в дерьме, и на здоровье. Хрена с два он тебе поможет.

— Правда, что ли?

— Серьезно. Сам вчера слышал по ящику.

— Он же ему брат только по одному из родителей.

— Ну и что?

— Может, Элтон его не любит. Ты-то вон недолюбливаешь своего брата.

— Ну да. Но в хижине он у меня не живет.

* * *

— Уитни Хьюстон на самом деле лысая.

— Чушь какая-то. Просто бред. Откуда ты это взял?

— Да нет у нее волос. Она просто лысуха.

— Что за лысуха?

— Животное такое. Что-то вроде енота. Или крысы.

— Это птица. Притом водоплавающая.

Все поворачиваются ко мне. Еще бы. За весь вечер я открываю рот всего лишь в третий раз.

— То есть что-то типа утки? — Пит вертит в руках лепешку.

— Ага, — говорю я. — Вроде утки.

* * *

Я не заслужила такого хорошего отношения. Своим поведением я только порчу всем настроение. Но они мои друзья и стараются принимать меня такой, какая я есть. Они знают: в этот месяц много чего произошло. Они знают: я утомилась и исстрадалась. Они знают: даже за разговором я все равно думаю о папе.

О папе — это еще полбеды. Я не перестаю думать о Большом Луи: как он там, что поделывает? А может, послать гордость к черту и заявиться к нему? Вдруг он уже собрал вокруг себя новую толпу покеристов — а как же я? Ведь я так люблю покер — риск и вызов, порядок и симметрию, и красивую игру, когда все сходится и становится на свои места и возможное становится осуществимым, а осуществимое воплощается в реальность. Наверное, поэтому папа прикипел к игре душой. Как ни удивительно, покер придавал ему оптимизма.

Я допиваю вино. Похоже, большая часть бутылки пришлась на мою долю — а то с чего бы все вдруг заговорили, что надо заказать еще одну? Лорна как-то встопорщилась, у Джо вид человека, который явно недопил, а Пит вытирает пот со лба. Все из-за того, что Лорне не нравится Хью Льюис и группа «Ньюс». В ответ Пит пускается в рассуждения, что они навевают на него ностальгические воспоминания о молодых годах, так что в этом отношении они вполне ничего. Но Лорна стоит на своем. Пит расстраивается. Он всякий раз расстраивается, когда Лорна отталкивает его.

* * *

Мы с Джо возвращаемся домой на такси и застреваем в пробке на Кингс-Кросс. Джо читает замызганный журнал, который кто-то забыл на заднем сиденье, а я грустно смотрю в окно.

— Он живет здесь?

Я вздрагиваю. Оказывается, Джо давно уже оторвал глаза от журнала и смотрит на меня.

— Да. Видишь, три бетонные башни? Он живет в средней.

Джо углубляется в журнал. Ему хотелось узнать, где это я пропадаю по вечерам. Теперь он в курсе.

 44
 

Когда в нижней части экрана монитора начинает мигать иконка-конвертик, выясняется, что я не готова. Я как раз выписываю чек маме Райана, и надежды у меня уже почти никакой. Ладонь лежит на мыши. Открывать или нет? А вдруг там одни гадости? Вдруг он все восемь дней только и делал, что сидел в своем кресле, пожирая круто замаринованные огурцы и наливаясь злостью? Ведь догадывается, негодяй, каково мне, не случайно сообщение озаглавлено «Уж лучше открой, Унгар». Открываю, открываю.

Коротко и мило:


 

Как ты там? Дай знать.

Большой Луи.


 

Передо мной два пути. Можно ответить прямо сейчас и достойно расписать, какое он дерьмо, а можно сесть в машину и отправиться к нему. Только кого я хочу обмануть? Я ведь заранее знала: если он со мной свяжется, я пулей помчусь к нему.

И я в точности знаю, что скажу. Объявлю, что мне все известно. Как он врал, как обчищал других игроков месяцами напролет. И это ведь из-за него меня чуть не избили и не ограбили. Пусть осознает хорошенько свою вину никчемный аферист, мерзкий жулик. Ведь даже не задал себе труда выяснить, что со мной. Уж я все выскажу, затем только и еду. И пусть колется, если ему известно что про папу.

Только надо набраться храбрости. Я сижу в машине, люди у его подъезда так и снуют туда-сюда. Не спрятался ли где Анималист? Вроде не видать. Убедившись, что людей вокруг хватает, я закрываю машину и решительным шагом направляюсь к облупленной металлической двери. Лифт не работает — вот почему так много народу входит-выходит. Придется карабкаться по лестнице.

Мне казалось, на лестнице как-то безопаснее. Фигушки. На каждом этаже надо проходить через балкон. Чем выше этаж, тем страшнее балкон. Железные решетки низкие и ветхие, споткнешься — не удержат. И лети себе вниз за милую душу. Чтобы успокоиться, я пытаюсь рассчитать в уме, сколько займет полет. Как ни странно, тревога только усиливается. Когда я наконец добираюсь до пятнадцатого этажа, сил уже больше не остается, одно раздражение. Я проклинаю себя за то, что притащилась сюда. Вот он затаился в своей квартире и поджидает меня. Да еще и Анималист с ним, наверное.

Дверь закрыта только на цепочку — как всегда перед моим приходом. Значит, он как-то пронюхал, что я на подходе. Я не звоню и не стучу. Напрягшись, изо всех сил толкаю дверь, и она чуть приоткрывается. «Привет! » — говорю я в образовавшуюся щель. Никакого ответа. Меня охватывает ужас. Я уже готова развернуться и убежать, когда из-за двери слышится знакомый рык.

— Входи, — приглашают меня. — Открываю. Где тебя черти носили столько времени?

Я прикусываю губу и считаю до десяти. Бесполезно. Зрелище, представшее моим глазам, все равно заставляет меня открыть рот.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.