Примечания 8 страница

Глава 21

" Детективное агентство Грея", как правило, не вызывают на место преступления для расследования убийства. Мы помогаем порой полиции, когда в трагедиях замешано что-то сверхъестественное, но обычно как консультанты или приманка. Я пересчитала бы случаи, когда я видела место убийства, по пальцам рук, и парочка пальцев осталась бы в запасе. Сегодня мне пришлось бы загнуть еще один палец.
Тело женщины уже лежало на каталке. Светлые волосы упали ей на лицо, потемнев там, где их касались океанские волны. Очень короткое вечернее платье, в которое она была одета, посинело от воды, но по краям подсохло и снова стало светло-голубым. Широкая лента, похоже, белая, проходила прямо под грудью, стягивая платье так, чтобы показать вырез. Длинные ноги – босые и загорелые. Ногти на ногах накрашены необычным синим лаком, как и ногти на руках. Губы тоже были странного синеватого цвета, но лишь из-за оттенка губной помады, это не было свидетельством смерти.
– Этот цвет помады называется " Удушение".
Я повернулась на голос и увидела высокую женщину. У меня за спиной стояла детектив Люсинда Тейт, засунув руки в карманы брюк. Она попыталась улыбнуться, как обычно, но не сумела. Глаза так и остались тревожными, и улыбка исчезла еще до того, как толком появилась. Обычно у нее глаза были циничными под маской иронии, но сегодня цинизм выплеснулся на поверхность и скрыл иронию.
– Прости, Люси, что ты сказала о помаде?
– Она называется " Удушение". Предполагается, что она имитирует цвет губ покойника, умершего от удушья, – пояснила она. – Ирония очень к месту.
Я снова посмотрела на тело. Глаза, нос, края губ были обведены синеватой бледностью. Мне почему-то хотелось стереть помаду и убедиться, что губы покойницы действительно того же цвета. Я этого не сделала, но руки чесались.
– Итак, она задохнулась, – сказала я.
– Ага, – кивнула Люси.
Я нахмурилась:
– Не утонула?
– Не думаю. И никто из остальных тоже.
Я уставилась на нее.
– Из остальных?
– Джереми пришлось увезти Терезу в больницу.
– Что случилось? – спросила я.
– Тереза коснулась помады, которой одна из женщин собиралась краситься как раз перед смертью. У нее началась гипервентиляция, а потом произошла остановка дыхания. Если б не ребята со " скорой", могло бы плохо кончиться. Я не сообразила, что не стоит тащить на такое одну из лучших ясновидящих в стране.
Она взглянула на Холода, стоявшего чуть в стороне в типичной позе телохранителя – одна рука на запястье другой. Впечатление слегка ослабляли серебристые волосы, развевавшиеся под ветром, который словно стремился высвободить их из хвоста. Бледно-розовая рубашка совпадала по цвету с носовым платочком, торчавшим из кармана белого пиджака, отлично подходившего к таким же белым слаксам. Тонкий серебряный пояс вторил цвету волос. Сияющие мокасины – кремово-бежевые. Он был похож скорее на картинку из модного журнала, чем на телохранителя, хотя ветер временами позволял углядеть под всем этим розово-белым глянцем черную наплечную кобуру.
– Джереми сказан, что ты сегодня припозднишься, – заметила детектив Люси. – Много спишь последнее время, Мерри?
– Не сказала бы. – Я не потрудилась объяснять, что прошлой ночью вовсе не Холод не дал мне спать. Сейчас мы просто дружески болтали, вели пустой, бессмысленный разговор, лишь бы заполнить продуваемую ветром тишину, пока мы стоим над телом мертвой женщины.
Я посмотрела в лицо женщины, красивое даже после смерти. Она была довольно худощавая, но не слишком, – как будто сидела на диете, худея под новые брюки. Если бы она знала, что умрет этой ночью, бросила бы она свою диету днем раньше?
– Сколько ей лет?
– По документам – двадцать три.
– Она выглядит старше, – сказала я.
– Диета и слишком много солнца. – Всякий налет юмора исчез. Люси угрюмо взглянула на утес, возвышавшийся над нами. – Ты готова увидеть остальное?
– Конечно, только я не понимаю, почему ты решила вызвать сюда Джереми и всех нас. Это грустно, но ее просто убили, задушили там или что. Удушение – это ужасно, конечно, но при чем здесь мы?
– Твоих телохранителей я не звала.
На ее лице впервые отразилась настоящая неприязнь. Она показала пальцем на Риса. Может, Холоду здесь и было неуютно, но Рис явно наслаждался. Он осматривал все вокруг жадным взором, ухмыляясь, мурлыкая себе под нос мотивчик из " Гавайи, пять-ноль" ^[11]. По крайней мере именно его он мурлыкал, когда удалялся от нас по пляжу посмотреть на копов, возившихся на полосе прибоя. Рис уже перешел к мелодии из «Детектива Магнума»^[12], когда Холод его окликнул. Рис предпочитал «фильм нуар» и в душе всегда был поклонником Богарта, но Богги уже не снимался в кино. Недавно Рис открыл для себя цветные римейки и наслаждался.
Он повернулся к нам и с улыбкой помахал рукой. Белый плащ крыльями бился вокруг него, когда он брел обратно по берегу. Кремовую широкополую шляпу ему пришлось придерживать рукой, чтобы ее не снесло в море.
– Рис на месте преступления – кошмар какой-то, – проворчала Люси. – Он каждый раз так счастлив, словно радуется чужой смерти.
Я не знала, как объяснить ей, что Риса когда-то почитали как божество смерти, так что смерть его не слишком удручала. Такими вещами вряд ли стоило делиться с полицией. Я сказала:
– Ты же знаешь, он без ума от старых фильмов.
– Это не кино, – отрезала она.
– Что тебя так выбило из равновесия, Люси? Я видала убийства и пострашнее, чем это. Почему ты так... встревожена?
– Погоди. Посмотришь – не станешь спрашивать.
– Может, ты мне просто скажешь, Люси?
Рис подошел к нам, сияя, как мальчишка июльским утром.
– Здрасте, детектив Тейт. В глазах девушки нет лопнувших сосудов и гематом нет, насколько я видел. Кто-нибудь знает, как она задохнулась?
– Вы осмотрели тело? – Голос Люси был холоден.
Он кивнул, все еще улыбаясь.
– Я думал, нас для того и позвали.
Она указала на Риса пальцем.
– Вас не приглашали на это шоу. Мерри приглашали, и Джереми, и Терезу, но вас... – она ткнула пальцем ему в грудь, – нет.
Улыбка померкла и оставила в его трехцветно-синем глазу только холод.
– Мерри должны везде сопровождать два телохранителя. Вам это известно.
– Да, мне это известно. – Она снова надавила пальцем, достаточно настойчиво, чтобы он слегка подался назад. – Но мне не нравится, что вы здесь болтаетесь.
– Я знаю, как себя вести, детектив. Я не трогал никаких следов. Я не путался под ногами ни у кого, начиная от ребят со " скорой" и заканчивая оператором видеосъемки.
Ветер усилился, стал задувать темные волосы Люси на лицо, так что ей пришлось вытащить руку из кармана, чтобы их пригладить.
– Ну так не путайтесь под ногами у меня, Рис.
– Что я такого сделал?
– Вам это нравится. – Она почти выплюнула последнее слово ему в лицо. – А это, черт побери, не то, что должно нравиться.
И она удалилась в сторону лестницы, ведущей к шоссе, к парковке и клубу, стоящему на небольшом мысу.
– Кто это погладил ее против шерсти? – спросил Рис.
– Ее здорово потрясло то, что там, наверху, что бы это ни было, и ей нужно было на ком-то сорваться. Подвернулся ты.
– А почему я-то?
Холод вступил в беседу.
– Потому что она – человек, а люди скорбят о мертвых. Они не получают удовольствия, тыкаясь в них носом, как ты.
– Это неправда, – возразил Рис. – Все эти детективы ловят кайф от своей работы, а патологоанатом – так точно.
– Но они не бродят по месту преступления, напевая песенки, – пояснила я.
– Иногда бывает, – резонно заметил Рис.
Я нахмурилась, пытаясь сообразить, как бы это объяснить ему попонятней.
– Люди напевают, или насвистывают, или рискованно шутят у трупов, чтобы преодолеть страх. Ты напеваешь потому, что доволен. Все это тебя не волнует.
Он взглянул на тело женщины.
– Ее тоже ничего не волнует. Она мертва. Мы могли бы поставить над ней оперу Вагнера, и ей не было бы дела.
Я коснулась его руки.
– Рис, ты не о чувствах мертвых должен заботиться, а о чувствах живых.
Он нахмурился, не понимая.
Холод подытожил:
– Не будь таким радостным на людях, когда ты смотришь на их мертвецов.
– Ладно, но я не понимаю, почему я должен притворяться.
– Представь, что детектив Тейт – это королева Андаис, и ей не нравится, что ты глумишься над мертвыми.
Я заметила, как по его лицу пробежала какая-то мысль, потом он пожал плечами.
– Я могу умерить свою радость в присутствии детектива, но все же не понимаю зачем.
Я вздохнула и посмотрела на Холода.
– А ты понимаешь?
– Если бы на этой каталке лежал кто-то из моих родичей, у меня возникли бы определенные чувства в связи с его смертью.
Я повернулась к Рису:
– Ну вот.
Он опять пожал плечами.
– В присутствии детектива Тейт я буду скорбеть.
– Хватит просто серьезности, Рис. – Я вдруг представила, как он валится на следующий труп с воплями и причитаниями. – Не переиграй.
Он ухмыльнулся, и я поняла, что он обдумывал как раз то, что я вообразила.
– Я серьезно, Рис. Если ты будешь выпендриваться, детектив Тейт может запретить тебе присутствовать на осмотрах места преступления.
Он вдруг посерьезнел; этот довод на него подействовал.
– О'кей, о'кей, я не буду. Ш-ш-ш.
Детектив Тейт окликнула нас, и ее голос пронесся по ветру, похожий на чаячий крик над головой. Она уже была на середине лестницы, и то, что ее голос донесся так ясно, произвело странное впечатление.
– Побыстрее. Не можем мы на это целый день тратить.
– Вообще-то можем, – заметил Рис.
Я уже брела по мягкому песку, направляясь к лестнице, и очень жалела, что надела сегодня туфли на каблуках. Так что я была не против, когда Холод предложил мне руку.
– Что можем? – спросила я.
– Тратить на эту работу целый день. Да хоть целую вечность. Мертвые никуда не спешат.
Я взглянула на него. Он смотрел на высокую полицейскую с отстраненным, чуть ли не мечтательным выражением.
– Знаешь что, Рис?
Он перевел взгляд на меня, приподняв бровь.
– Люси права. Ты на месте убийства просто кошмарен.
Он снова ухмыльнулся.
– И близко не так кошмарен, как мог бы быть.
– Что бы это значило?
Рис не ответил. Просто обогнал нас. Он-то высоких каблуков не носил. Я удивленно посмотрела на Холода.
– Что он хотел сказать?
– Риса когда-то именовали Повелителем Праха.
– А это что значит? – спросила я и споткнулась на своих каблуках, крепче вцепившись в локоть Холода.
– Прах – устаревшее поэтическое название тел. Трупов.
Я потянула его за руку, останавливая, и уставилась на него. Попыталась заглянуть в глаза сквозь преграду его серебристых волос и моих – красных, вьющихся у лица.
– Если сидхе называют повелителем чего-либо, это значит, что они обладают властью над этим чем-то. Так что это значит? Что Рис может причинить смерть? Это и так понятно.
– Нет, Мередит, я хочу сказать, что когда-то он мог поднять мертвецов, давно упокоившихся и остывших, и заставить их сражаться на нашей стороне.
Я продолжала на него глядеть.
– Я не знала, что Рис обладал такой властью.
– Теперь он ею не обладает. Когда было сотворено Безымянное, Рис потерял способность поднимать армию мертвых. Нам нет нужды больше в армиях для междоусобных битв, а сражаться такими средствами со смертными означало бы наше изгнание из этой страны. – Холод колебался мгновение, потом сказал: – Многие из нас потеряли свои наиболее сверхъестественные способности, когда было заклято Безымянное. Но я не знаю никого, кто потерял бы так много, как Рис.
Я посмотрела вслед удалявшемуся Рису: белые локоны развевались по ветру, сливаясь с белизной плаща. Он из бога, способного поднимать армии одной силой воли, стал... просто Рисом.
– Из-за этого он не говорит мне свое настоящее имя? То, под которым его почитали?
– Он принял имя Рис, когда потерял свою власть, и сказал, что он прежний умер вместе с его магией. Все, включая королеву, уважают его решение. На его месте мог быть любой из нас, отдавших большую часть себя тому заклинанию.
Я покачивалась на одной ноге, снимая туфли. Лучше я в чулках по этому песку побреду.
– Как вы заставили всех согласиться создать Безымянное?
– Те, что были у власти, пригрозили смертью всем противящимся.
Сама могла догадаться. Я переложила туфли в одну руку и снова ухватилась за локоть Холода.
– Я имею в виду, как Андаис удалось заставить согласиться Тараниса?
– Эта тайна известна только королеве и Таранису. – Он коснулся моих волос, отвел их от моего лица. – В отличие от Риса я не люблю так долго быть вблизи смерти и скорби. Я уже жду вечера.
Я поцеловала его ладонь.
– Я тоже.
– Мерри! – крикнула Люси Тейт с вершины лестницы. Рис уже почти поравнялся с ней. Люси скрылась из виду, Рис преследовал ее чуть ли не по пятам. Если можно назвать преследованием обычную походку.
Я сжала локоть Холода.
– Нам лучше поторопиться.
– Да, – согласился Холод. – Не доверяю чувству юмора Риса наедине с детективом.
Мы обменялись взглядами на этом продуваемом ветром берегу и заторопились к лестнице. Наверное, мы оба надеялись успеть прежде, чем Рис отмочит что-нибудь остроумное и совершенно неуместное. Но я не верила, что мы успеем.

Глава 22

Некоторые тела были в мешках для трупов: пластиковые коконы, из которых никогда не выйдет бабочка. Но мешков не хватило, и пришлось оставлять тела неприкрытыми. Я не могла оценить на взгляд, сколько их было всего. Больше пятидесяти. Может, сто, может, больше. Я не могла заставить себя считать, начать расценивать их как просто ряд предметов, так что прекратила попытки прикинуть. Я пыталась прекратить думать вообще.
Я попробовала вообразить, что вернулась ко двору и все это – одно из " представлений" королевы. На ее " маленьких представлениях" нельзя было обнаруживать неприязнь, отвращение, ужас и – самое худшее – страх. Того, кто не мог их скрыть, она нередко заставляла присоединиться к забаве.
Но ее " представления" склонялись скорее к сексу и пыткам, чем к настоящим смертям, да и удушение не числилось среди пристрастий Андаис, так что это " неприятное происшествие" ей бы не понравилось. Наверное, она расценила бы его как напрасную трату материала. Столько людей, которые могли бы восхищаться ею, столько людей, которых она могла бы запугать...
Я представила, что моя жизнь зависит от того, сумею ли я сохранить непроницаемое лицо и ничего не чувствовать. Это единственное, что я смогла придумать, чтобы пройти между этими телами и не впасть в истерику. Если я хочу жить, то нельзя впадать в истерику. Я повторяла это в уме, как мантру: хочешь жить – не впадай в истерику; не впадай в истерику... И я смогла пройти вдоль страшных рядов тел, смогла смотреть на весь этот ужас и не закричать.
У тел, что остались без мешков, губы были почти того же синеватого оттенка, как у девушки на пляже, вот только явно не из-за помады. Они все задохнулись, но не мгновенно. Они не упали на месте по воле милосердной магии. На некоторых телах были заметны следы ногтей – там, где они раздирали себе горло, грудь, будто пытались впустить воздух в отказавшиеся работать легкие.
Девять тел чем-то отличались от других. Я не могла понять чем, но упорно бродила возле них, рассеянных между другими телами. Холод поначалу следовал за мной, но потом отошел к краю, стараясь не маячить на пути копов, детективов в штатском, санитаров с носилками и всех прочих, кто обычно собирается на месте убийства. Помню, как я удивилась в первый раз, когда увидела, сколько кишит народу на осмотре места преступления.
За спиной Холода находилось что-то, прикрытое скатертью, но не труп. Только через несколько секунд я сообразила, что это рождественская елка. Кто-то прикрыл искусственную зелень, прикрыл всю рождественскую мишуру. Будто не хотел, чтобы дерево видело трупы: так закрывают ребенку глаза ладонью, чтобы они не осквернились мерзкой сценой. Это могло бы показаться смешным, но не казалось. Почему-то казалось правильным скрыть украшения. Спрятать их, чтобы не загрязнить, не опорочить.

Холод вроде бы не замечал накрытой скатертью елки, да и остального, казалось, тоже. Рис, напротив, выглядел так, словно замечал каждую мелочь.

Он стоял справа от меня, не мурлыкал уже и даже не улыбался. Он притих, как только мы вошли на эту бойню. Хотя " бойня" казалось неподходящим словом. Бойня – подразумевает кровь и клочья плоти. Здесь же все было до странности чистым, почти обезличенным. Нет, не обезличенным – холодным. Я встречала людей, которые наслаждались резней, они буквально наслаждались процессом разрезания кого-то, ощущением лезвия, пронзающего плоть. В этой же сцене не было дикой радости. Это просто была смерть, холодная смерть, как будто сам Мрачный Жнец прошел здесь, равнодушно взмахивая косой.

– Что такого особенного в этих девяти? – Я не поняла, что говорю вслух, пока Рис не ответил мне.

– Они умерли спокойно: ни следов ногтей, ни признаков агонии. Эти, и только эти девять, просто... упали на том же месте, где танцевали.

– Что, во имя Богини, здесь стряслось, Рис?

– Какого хрена вы здесь делаете, принцесса Мередит?

Мы оба повернулись к дальнему концу зала. Человек, пробиравшийся к нам через ряды тел, был среднего сложения, лысоват, вполне очевидно мускулист и еще более очевидно взбешен.

– Лейтенант Петерсон, если я не ошибаюсь? – спросила я. В первый и в последний раз, когда я видела Петерсона, я старалась убедить полицию расследовать возможность попадания эльфийского афродизиака в руки людей. Мне объяснили, что афродизиаки ни на кого не действуют, как и любовные заклятия. Я доказала, что действуют, при этом едва не устроив полный хаос в полицейском департаменте Лос-Анджелеса. Лейтенант был одним из тех, кто испытал на себе силу моего доказательства. Его пришлось заковать в наручники, чтобы оттащить от меня.

– Не нужно любезностей, принцесса. Я спросил: какого хрена вы здесь делаете?

Я улыбнулась:

– Мне тоже приятно вас видеть, лейтенант.

Он не улыбнулся.

– Убирайтесь немедленно, пока я не приказал вас вышвырнуть.

Рис придвинулся ко мне ближе на какой-нибудь дюйм. Глаза Петерсона метнулись к нему и вновь вернулись ко мне.

– Я вижу ваших двух горилл. Если они хоть пальцем шевельнут, то при всем своем дипломатическом иммунитете тут же окажутся за решеткой.

Я оглянулась только для того, чтобы увидеть, как Холод подтягивается ближе. Я качнула головой, и он остановился. Он нахмурился, явно недовольный; но от него не требовалось быть довольным. Требовалось только, чтобы он не мешал мне действовать.

– Вы когда-нибудь видели столько мертвецов одновременно? – спросила я. Тихим голосом.

– Что? – переспросил Петерсон.

Я повторила вопрос.

Он покачал головой.

– А какое это имеет отношение к делу?

– Это ужасно, – сказала я.

– Да, это ужасно, но какое, черт возьми, это имеет отношение к делу?

– Вы были бы приветливее, если бы здесь не было так ужасно.

Он издал звук, похожий на смешок, но слишком резкий для смеха.

– Ох, принцесса, я очень приветлив. Ровно настолько, насколько я могу быть приветливым к убийцам вроде вас, что прячутся за дипломатическим иммунитетом. – Он улыбнулся, но улыбка скорее напоминала оскал.

Однажды меня подозревали в убийстве человека, который пытался меня изнасиловать. Я его не убивала, но, не будь у меня дипломатической неприкосновенности, я все равно могла бы попасть в тюрьму. Во всяком случае, под суд попала бы. Я не стала пытаться снова уверять его в своей невиновности. Сейчас Петерсон поверил бы мне не больше, чем тогда.

– Почему только эти девять погибли спокойно? – спросила я вместо этого.

Он нахмурился:

– Что?

– Почему только на этих девяти телах нет следов агонии?

– Это полицейское расследование, и я здесь старший. Это мое расследование, и мне плевать, что вы – наш гражданский консультант по всякой метафизической чуши. Мне даже нет дела, что вы помогали полиции пару раз в прошлом. Мне вы ни на грош не помогли, и мне не нужна помощь ни от каких чертовых фейри. Так что повторяю в последний раз: катитесь отсюда.

Я пыталась быть милой. Я пыталась быть деловой. Ну, когда по-хорошему не получается, всегда можно попробовать по-плохому. Я потянулась к нему рукой словно с намерением коснуться его лица. Он сделал как раз то, чего я ожидала. Он попятился.

– В чем дело, лейтенант? – Я изобразила удивление.

– Не прикасайтесь ко мне. – Его голос стал тише. И, осознала я, гораздо более зловещим, чем прежний крик.

– Не мое прикосновение свело вас с ума в тот раз, лейтенант. Виноваты были Слезы Бранвэйн.

Его голос стал еще тише.

– Никогда... больше... ко мне... не притрагивайтесь.

В его глазах было что-то пугающее. Он боялся меня, по-настоящему боялся и потому ненавидел.

Рис шагнул чуть вперед, встав не совсем между мной и лейтенантом, но почти между. Я не противилась. Всегда неприятно, когда на тебя смотрят с такой ненавистью.

– Мы встречались только однажды, лейтенант. Почему вы меня ненавидите? – Вопрос был таким прямым, что даже человек вряд ли бы его задал. Но я не понимала, в чем дело, не могла понять – так что должна была спросить.

Он отвел взгляд, пряча глаза, словно не ожидал, что я сумею так глубоко заглянуть в его душу. Он сказал очень тихо:

– Вы забыли, я видел, что вы оставили на той кровати – просто груду мяса, порезанного на ленточки. Без зубной карты мы бы его даже не опознали. И вам неясно, почему я не хочу, чтобы вы ко мне прикасались? – Он покачал головой и взглянул на меня пустыми, непроницаемыми глазами копа. – Уходите, принцесса. Берите ваших громил и уходите. Я здесь старший, и я не хочу вас здесь видеть.

Теперь его голос был спокойным, очень спокойным, слишком спокойным для этой страшной обстановки.

– Лейтенант, это я вызвала " Детективное агентство Грея". – Люси Тейт сошла вниз с палубы.

– А кто вам разрешил? – поинтересовался Петерсон.

– Мне никогда не требовалось специального разрешения, чтобы привлечь их. – Она прокладывала путь сквозь ряды тел, и когда подошла поближе, оказалось, что она выше лейтенанта больше чем на голову.

– Ясновидица – это я понимаю. Даже мистер Грей, потому что он известный маг. Но она?! – Он ткнул пальцем в мою сторону.

– Магические познания сидхе всем известны, лейтенант. Я думала, чем больше здесь будет голов, тем лучше.

– Вы думали, вы думали... Не надо думать, детектив, надо выполнять инструкцию. А по инструкции вы должны были согласовать их приглашение с главой группы расследования, а это – я. И я говорю, что ее присутствие нежелательно.

– Лейтенант, я...

– Детектив Тейт, если вы хотите оставаться в этой группе, вам придется следовать моим инструкциям, моим распоряжениям и не спорить со мной. Это понятно?

Я видела, как Люси буквально борется с желанием сказать резкость. Наконец она произнесла:

– Да, сэр. Это понятно.

– Хорошо, – сказал он. – Потому что мне плевать, что там наверху думают, потому что это я отвечаю за все своей задницей, потому что меня будут рвать на части репортеры; и я заявляю, что это был ядовитый газ или еще какая отрава. Когда токсикологи закончат с телами, они скажут, что это было, и нашим делом будет найти того, кто это устроил. Сперва – кого, а не что. Людей, а не каких-то там... За раскрытием этого убийства в страну волшебных сказок лезть нечего. Очередной психованный сукин сын, такой же смертный, как все присутствующие.

Он неловко склонил голову к плечу, потом посмотрел на меня, на Риса и на Холода позади нас.

– Прошу прощения, ошибся. Смертный, как все присутствующие здесь люди. Теперь тащите ваши бессмертные задницы отсюда подальше. И если я узнаю, что кто-нибудь из моих подчиненных с вами разговаривает, он будет подвергнут дисциплинарному взысканию. Всем ясно?

– Да, сэр, – отчеканила Люси.

Я очаровательно улыбнулась.

– Огромное спасибо, лейтенант. Мне осточертело находиться среди всех этих трупов. Это – одна из худших вещей, которые я видела в жизни, так что благодарю за разрешение уйти, когда от меня требовалось все мое самообладание, чтобы отсюда не сбежать.

Я продолжала улыбаться, стягивая с рук резиновые перчатки. Я их надела, потому что не хотела касаться никого... ничего... – как назвать погибших, кто или что? – не хотела чувствовать прикосновение их мертвой плоти.

Рис тоже освободился от перчаток: он-то к телам прикасался. Мы пробрались к пакету, предназначенному для использованных перчаток, и я не смогла удержаться, чтобы не обернуться уже от самой двери:

– Еще раз спасибо, лейтенант. Я с вами согласна. Я не знаю, какого черта я здесь делала.

С этими словами я и вышла. Рис и Холод шли за мной вслед, словно бледные тени.

Глава 23

Я уже сидела за рулем " акуры" ^[13], когда поняла, что не помню, куда нам надо ехать. Так я и сидела, уставясь на зажатые в руке ключи. В голове не было ни единой мысли.
– Куда мы едем?
Мужчины переглянулись, потом Рис с заднего сиденья сказал:
– Давай я поведу, Мерри.
Он наклонился вперед между сиденьями и осторожно вынул ключи из моей руки. Я не сопротивлялась. Казалось, что весь мир вокруг меня звенит – словно какой-то невидимый комар жужжал прямо мне в ухо.
Рис открыл мне дверцу, и я обошла вокруг машины на сторону пассажира. Холод придержал дверь и усадил меня, прежде чем перебраться на заднее сиденье. Повезло, что Рис оказался с нами. Холод не умеет водить машину.
– Пристегнись, – напомнил Рис.
Забыть пристегнуться – это на меня не похоже. Я застегнула ремень только со второй попытки.
– Да что это со мной?
– Шок, – объяснил Рис, трогая машину.
– Шок? Почему?
Ответил Холод, наклонившись ко мне через спинку сиденья. Стражи, как правило, не пристегивались: они могли лишиться головы и не умереть при этом, так что, полагаю, короткий полет через ветровое стекло не слишком их волновал.
– Ты это сама сказала полицейскому. Ты никогда не видела ничего ужаснее того, что тебе пришлось увидеть только что.
– А ты видел?
Он помолчал мгновение и сказал:
– Да.
Я взглянула на Риса, который вез нас по Пасифик-хайвей с его чудесными видами на океан.
– А ты?
– Что я? – спросил он, сверкнув улыбкой.
Я нахмурилась.
– Ты видел и похуже?
– Да. И скажу сразу: я не собираюсь тебе об этом рассказывать.
– Даже если я вежливо попрошу?
– Тем более если попросишь вежливо. Если меня хорошенько разозлить, может, я и попытался бы потрясти тебя описанием ужасов, которые мне приходилось видеть. Но я на тебя не злюсь и не хочу тебя травмировать.
– Холод?
– Уверен, что Рису довелось повидать больше, чем мне. Меня еще на свете не было во время первых битв нашего народа с фирболгами.
Я знала, что фирболги были первыми полубожественными обитателями Британских островов и Ирландии. Знала, что мои предки разбили их и завоевали право стать новыми хозяевами этих земель. Это было несколько тысячелетий назад, это я тоже знала. Чего я не знала, так это что Рис был старше Холода, старше почти всех сидхе. Что Рис был одним из первых, кто вступил на острова, которые теперь принято считать родиной сидхе.
– Рис старше тебя?
– Да.
Я перевела взгляд на Риса. Тот вдруг очень сосредоточился на дороге.
– Рис?
– Да? – сказал он, глядя прямо перед собой. Он миновал поворот немного быстрее, чем нужно, так что ему пришлось поработать рулевым колесом.
– Насколько ты старше Холода?
– Не помню. – В его голосе различалась нотка печали.
– Помнишь.
Он наконец оглянулся на меня.
– Нет, не помню. Это было слишком давно, Мерри. Я не помню, когда родился Холод.
Теперь его голос звучал раздраженно.
– Ты помнишь, когда ты родился? – спросила я Холода.
Он задумался над вопросом. Потом качнул головой:
– Не точно. Рис прав: спустя достаточно долгое время об этом просто перестаешь думать.
– Ты хочешь сказать, что вы теряете часть воспоминаний?
– Нет, – сказал Холод, – но становится не важно, в каком году ты родился. Ты же знаешь, мы не отмечаем дни рождения.
– Нуда, но я никогда не задумывалась почему.
Я снова повернулась к Рису. Он был мрачен, можно даже сказать – угрюм.
– Так ты видал и худшее, чем было в этом клубе, ресторане или чем там было это заведение?
– Да.
Ответ был очень коротким, отрывистым.
– Если я попрошу тебя рассказать, ты расскажешь?
– Нет.
Бывают " нет", которые никогда не станут " да", этакие " НЕТ". " Нет" Риса было как раз такого рода.
Я не стала продолжать расспросы. Кроме всего прочего, я не была уверена, что мне хочется слушать о жутких смертях, особенно если их обстоятельства были хуже, чем то, что мне только что довелось увидеть. Такого количества мертвецов я не видела никогда в жизни и никогда больше видеть не хотела бы.
– Я учту твое желание.
Он бросил на меня взгляд, как будто не совсем мне поверил.
– Как неожиданно с твоей стороны.
– Не стоит язвить, Рис.
Он пожал плечами.
– Прости, Мерри, просто у меня не слишком хорошее настроение.
– Я думала, только я перенесла это так плохо.
– Меня заботят не трупы, – сказал Рис, – а то, что лейтенант ошибается. Это не был ни газ, ни яд, ни что-либо подобное.
– Что ты хочешь сказать, Рис? Что ты увидел такого, что не заметила я?
Холод откинулся назад на сиденье.
– Ладно, что вы оба увидели такого, что не заметила я?
Рис по-прежнему смотрел только на дорогу. На заднем сиденье молчали.
– Так скажите мне, кто-нибудь, – потребовала я.
– Кажется, тебе лучше, – отметил Холод.
– Лучше. Ничто так не помогает в таких случаях, как немножко позлиться. Ну так что вы увидели такого, что я пропустила?
– Ты слишком сильно закрывалась от всего сверхъестественного, – пояснил Рис.
– Уж точно. Знаешь, сколько всякой метафизической дряни висит там, где недавно кого-то убили, не говоря уж о месте массовой гибели? К таким местам духи стекаются толпами. Слетаются как стервятники – питаться страхом, ужасом, скорбью оставшихся в живых. Можно прийти в такое место чистеньким – и выйти облепленным нахлебниками.
– Мы знаем, на что способны духи, населяющие воздух, – сказал Холод.
– Наверное, еще лучше, чем я, – согласилась я, – но вы – сидхе, вы не становитесь одержимыми.
– Малые духи с нами не справляются, – поправил Холод. – Но мне случалось видеть иных из нашего рода, которыми практически завладели бестелесные сущности. Такое встречается, особенно у практикующих темную магию.
– Ну, я достаточно человек, чтобы подхватывать такие штуки между делом. Для их привлечения мне не нужно прилагать усилий, достаточно ослабить щиты.
– Ты старалась ощущать как можно меньше, пока находилась там, – сделал вывод Рис.
– Я – частный детектив, а не профессиональный медиум. Даже не профессиональный маг или ведьма. Для меня там не было работы. Я ничем не могла помочь.
– Смогла бы, если бы опустила щиты хоть немного, – сказал Рис.
– Отлично, в следующий раз буду храбрее. Ну так что вы увидели?
Холод вздохнул достаточно громко, чтобы я это услышала.
– Я почувствовал остатки мощных чар. Очень мощных. Там еще долго будет держаться их жгучее эхо.
– Ты их ощутил, как только мы вошли внутрь?
– Нет. Я не хотел прикасаться к телам, так что обследовал все при помощи иных чувств, не прибегая к осязанию и зрению. Я, как ты говоришь, сбросил щиты. Вот тогда я и почувствовал чары.
– А ты разобрался, что это были за чары? – спросила я и повернулась к нему как раз чтобы увидеть, как он качает головой.
– Я разобрался. – Голос Риса заставил меня повернуться обратно.
– Что ты сказал?
– Любой из нас, сосредоточившись, мог почувствовать остатки магии. Мерри могла бы их различить, если бы захотела.
– Ей это ничего бы не сказало, как не сказало мне, – возразил Холод, – но ей стало бы еще трудней выносить то зрелище.
– Не спорю, – сказал Рис. – Я просто говорю, что я пошел и осмотрел тела. Девять упали там, где стояли, но у остальных было время сопротивляться, испугаться, попробовать убежать. Но они не побежали, как сбежали бы, допустим, от дикого зверя, если б он на них напал. Они не бросились к дверям, не стали вышибать окна, не сделали ничего, что могли бы, пойми они, что происходит. Они будто ничего не замечали.
– Ты говоришь загадками, Рис, – сказал Холод.
– Ага, Рис. Ты не мог бы сказать проще?
– Может, они просто не поняли, что в зале что-то есть?
– То есть? – спросила я.
– Люди практически не способны видеть духов, каких бы то ни было.
– Ну да, но если ты намекаешь, что духи, бестелесные создания, перебили в клубе всех до последнего человека, я не соглашусь. Бестелесные сущности – у них не хватит... физической энергии, чтобы вывести из строя так много людей сразу. Они могут справиться с одним человеком, если он обладает сверхчувствительностью к их воздействию, но даже это под вопросом.
– Не бестелесные сущности, Мерри. Это был дух иного рода.
Я недоуменно моргнула.
– Что, привидение?
Он кивнул.
– Привидения тоже такого не делают. Они могут напугать кого-то до сердечного приступа, но и только. Настоящие привидения не причиняют вреда людям. Если причинен реальный физический вред, то это работа не привидений.
– Зависит от вида привидения.
– А теперь ты о чем? Есть только один вид привидений.
Он одарил меня взглядом, причем ему пришлось развернуться чуть ли не всем корпусом из-за глаза, закрытого повязкой. Он частенько взглядывал на меня, когда вел машину, но это были лишь автоматические движения, потому что правый глаз у него отсутствовал – видеть меня он не мог. Теперь же он нарочно повернулся, чтобы посмотреть на меня левым глазом.
– Твои познания крайне глубоки и обширны.
Я всегда думала, что Рис – один из молодых сидхе, потому что, общаясь с ним, никогда не чувствовала себя выходцем из другого века. Он один из немногих владел домом вне холмов фейри, нормально обращался с электроприборами, имел водительские права. Сейчас он смотрел на меня как на неразумного ребенка.
– Прекрати, – потребовала я.
Он повернулся к дороге.
– Что прекратить?
– Терпеть не могу, когда на меня так смотрят. Как будто я слишком молода, чтобы понять то, что вы испытали на опыте. Ладно, мне никогда не будет тысяча лет, но мне уже больше тридцати, и по человеческим меркам я совсем не ребенок. Будь любезен, не обращайся со мной, как с ребенком!
– Ну так не веди себя как ребенок, – сказал он, и голос его был полон сожаления, как у разочарованного учителя. Мне этого и от Дойла хватало. Еще и от Риса – было совсем лишним.
– В чем я веду себя как ребенок? В том, что не опустила щиты и не увидела весь этот ужас?
– Нет, в том, что ты сообщаешь, будто есть только один вид привидений, как абсолютную истину. Поверь, Мерри, не одни только тени людей скитаются вокруг.
– А чьи еще? – был резонный вопрос.
Он набрал воздуха и сильнее сжал руль.
– Что происходит с бессмертными, когда они умирают?
– Перевоплощаются, как и все прочие.
Он улыбнулся.
– Нет, Мерри. Если их можно убить – то они по определению не бессмертны. Говорят, что сидхе бессмертны – но мы не таковы. Нас можно убить.
– Без магического вмешательства – нельзя, – уточнила я.
– Способ не имеет значения. Важно, что это в принципе можно сделать. Что возвращает нас к вопросу: что происходит с бессмертными после смерти?
– Они не могут умереть, они же бессмертны.
– Вот именно, – сказал Рис.
Я нахмурилась.
– Ладно, сдаюсь. Что это значит?
– Если что-то не может умереть, но умирает, что с ним случается?
– Ты имеешь в виду Старейших, – догадался Холод.
– Да, – ответил Рис.
– Но они – не привидения, – сказал Холод. – Они – тени первых богов.
– Ну же, ребята, – ухмыльнулся Рис. – Давайте вместе подумаем. Привидение человека – это то, что остается от него после смерти до того, как он перейдет к послежизни. Или, в некоторых случаях, та часть, которая остается, потому что ей слишком трудно уйти. Но это в любом случае – дух, который остался от человеческого существа, правильно?
Мы оба согласились.
– Тогда часть, что осталась от первых богов, – это лишь привидения самих богов, согласны?
– Нет, – возразил Холод. – Потому что если кто-либо вновь найдет их имена и создаст культ, они могут – теоретически – вернуться к жизни. У человеческих привидений такой возможности нет.
– А разве факт, что люди на это не способны, делает Старейших не привидениями? – спросил Рис.
У меня начинала болеть голова.
– О'кей, прекрасно, давайте скажем, что вокруг скитаются привидения прежних богов. Какое это имеет отношение к нашему делу?
– Я сказал, что узнал чары. Если быть совсем точным, то не узнал. Но я видел когда-то, как тени Старейших напустили пары на фейри. Это выглядело так, словно сам воздух становился смертельным. Из жертв просто высасывали жизнь.
– Фейри – бессмертны, – удивилась я.
– Все, кого можно убить, даже если они перевоплощаются потом, это смертные, Мерри. Долгий срок жизни этого не меняет.
– Так ты говоришь, что в том клубе выпустили таких привидений?
– Фейри убить сложнее, чем людей. Если бы в клубе были фейри, а не люди, кто-нибудь из них мог бы выжить или сумел бы защититься, но – да, я говорю, что это работа таких привидений.
– То есть фантомы мертвых богов убили в ночном клубе в Калифорнии больше сотни человек?
– Да, – кивнул Рис.
– Это могло быть Безымянное?
Он подумал и мотнул головой.
– Нет, если б это было Безымянное, здание рухнуло бы.
– Оно такое сильное?
– Такое разрушительное.
– А когда ты видел такой случай впервые?
– До рождения Холода.
– То есть больше тысячи лет назад.
– Да.
– А кто тогда вызвал духов? Кто сотворил чары?
– Сидхе, который мертв дольше, чем Англией правят норманны и их потомки.
Я быстро произвела исторические подсчеты.
– То есть он умер до тысяча шестьдесят шестого?
– Да.
– А сейчас есть кто-нибудь, кто способен на такие чары?
– Наверное, но они под запретом. Если тебя разоблачат – смерть на месте. Ни суда, ни обжалования – просто казнь.
– Кто пойдет на такой риск, чтобы убить кучку людей на краю Западного моря? – удивился Холод.
– Никто, – ответил Рис.
– А почему ты уверен, что это сделали привидения Старейших? – поинтересовалась я.
– Ну, всегда существует вероятность, что какой-то колдун из людей изобрел заклинание, вызывающее сходный эффект, но я поспорил бы на крупную ставку, что это были именно Старейшие.
– Эти привидения отнимают жизни, чтобы отдать их своему повелителю? – спросил Холод.
– Нет, они берут их себе и питаются ими. Теоретически, если позволить им бесконтрольно питаться каждую ночь, они могут стать снова... живыми, за неимением лучшего слова. Им нужна помощь смертных в этом деле, но некоторые из Старейших могли бы вернуться в полной силе, если возьмут себе достаточно жизней. Время от времени кто-то из них становился центром культа, требующего человеческих жертв, и это помогало, но требовало огромного количества жизней. Вынуть жизнь непосредственно из уст жертвы – быстрее, и энергия не теряется, как, к примеру, при питье крови из жертвенной чаши.
– Кто-нибудь из них смог вернуться к полной силе? – спросила я.
– Нет, их всегда останавливали раньше. Но, насколько я знаю, им никогда не позволяли питаться самостоятельно, кроме одного случая, да и тогда это было в контролируемой ситуации. Их сразу заточили, как только заклятие было завершено. Вот если их выпустили без узды...
– Как их можно остановить? – спросила я.
– Нужно обратить чары вспять.
– И как это сделать?
– Не знаю. Надо поговорить с нашими, когда вернемся домой.
– Рис, – тихо сказала я. Мне в голову вдруг пришла жуткая мысль.
– А?
– Если на эти чары способны только сидхе, то что – снова виноват один из нас?
На несколько секунд повисло молчание, потом прозвучало:
– Этого я и боюсь. Потому что если это был сидхе и полиция это узнает – и докажет, – это может дать основания изгнать нас с американской земли. Есть Дополнение к договору между нами и Джефферсоном, в котором говорится, что если мы осуществим волшебство, губительное для национальных интересов, то будем объявлены изгнанниками и должны будем покинуть страну.
– Потому ты не стал говорить об этом при полицейских, – сообразила я.
– Это одна из причин.
– А еще какие?
– Мерри, они ничего не смогут с этим сделать. Они не сумеют остановить этих духов. Я даже не уверен, что найдутся сидхе, способные на это.
– Должен быть как минимум один сидхе, который это может, – заметила я.
– Почему ты так думаешь?
– Тот, кто их выпустил на волю. Он может и загнать их обратно.
– Возможно, – сказал Рис. – А может, мгновенное убийство сотни людей – результат того, что сидхе утратил власть над ними. Они могли убить его, когда он потерял контроль.
– Пусть так, но если этих тварей вызвал сидхе, то почему в Калифорнии, а не в Иллинойсе, где сидхе и живут?
Рис снова повторил трюк с оборотом всего корпуса.
– Тебе нужно объяснять, Мерри? Может, они искали способ убить тебя так, чтобы след не вел в земли фейри.
Ох.
– Но мы вычислили связь с фейри, – возразила я.
– Лишь потому, что с вами был я. Большинство придворных забыли, кем я был, а я им не напоминаю, потому что из-за Безымянного я таким быть уже не могу.
Он не сумел скрыть горечь в голосе.
А потом он рассмеялся.
– Наверное, я – один из считанных сидхе, кто видел, на что был способен Эзра^[14]. Я при этом присутствовал, и кто бы ни поднял Старейших, он не принял меня в расчет.
Рис снова засмеялся – так едко, будто смех обжигал ему горло:
– Они забыли обо мне. Что ж, надеюсь, я заставлю их пожалеть об этом маленьком упущении.
Я никогда не видела Риса таким захваченным... чем угодно, кроме вожделения или флирта. Он никогда не оставался серьезным дольше, чем это было необходимо. Я смотрела на него, пока он вез нас домой, где ждал Китто, и что-то незнакомое было в выражении его лица, в развороте плеч. Даже хватка рук, казалось, изменилась. Я вдруг поняла, что на самом деле никогда его не знала. Он прятался за завесой иронии, легкомыслия, но под ними таилось много, очень много. Он был моим телохранителем и моим любовником, но я совсем его не знала.
И непонятно было, кто из нас перед кем должен за это извиниться – я перед ним или он передо мной.

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8910 11 12 13 Следующая ⇒