■ Часть третья (17:00 — 20:30)

02.

На выходе из медиазала стал слышен шум дождя, обволакивающий особняк.

Время — семь вечера. В окна верхнего света перестало пробиваться солнце, и большую часть коридора пожрал холодный мрак. Спасибо нехватке электрофонарей.

Коридор поровну перемежает искусственный свет и ночную темноту.

Двуцветие создает пятнистый узор, похожий на траурную занавеску.

Угол коридора как-то особенно черен, будто в этом месте располагается вход в пещеру.

Я выхожу из медиазала направо, двигаюсь вдоль северного обходного коридора и выхожу в общий зал, откуда можно спуститься на первый этаж. По привычке запоминаю неинтересные детали. Вроде той, что освещена лишь третья комната по дороге к вестибюлю.

Это — гостиный дом женской академии Рейен: Нацуми-кан, что пишется как «лето» и «змей».

Шикарный особняк восточного типа, выстроенный на территории в три сотни цубо, который, под стать хитрому Змею из названия, спланирован престранно.

Нацуми-кан разделен на первый этаж, где находятся комнаты для гостей, и второй, где собраны развлечения.

На первом этаже всего девять гостевых комнат, но проходы между ними чересчур оторваны от здравого смысла. Представьте себе грань кубика Рубика. Плоская квадратная грань, разбитая на 9 одинаковых квадратов. Три по вертикали, три по горизонтали.

Но это не все, иначе была бы просто редкая планировка.

Странно планировать так, чтобы комната была связана с комнатой, а двери все шли как бы водоворотом с комнатой №0 в центре, где вход в особняк. Сверху это похоже на свернувшуюся змею.

Скажем, направляющийся в комнату №1 человек зайдет из лобби в №6 и будет вынужден пересечь комнаты тех, кто живет в №5, №4, №3 и №2. Причем комнаты запираются только изнутри, поэтому при каждом проходе нужно, чтобы хозяева тебе открыли. Даже в свою комнату спокойно не вернуться. На всякий пожарный случай был сделан мастер-ключ, но, говорят, во время реставрации хозяин его собственноручно выбросил в плавильную печь.

Целенаправленная строительная недоработка.

Пространство, предпочитающее оригинальную жизнь комфортной.

Вроде бы была широко известная в узких кругах выпускниц Рейен архитектор-маньячка, которой дали заказ «сделать что-нибудь загадочное, где может случиться таинственное убийство», и та расстаралась. Что заказчик, что мастер — два сапога пара.

В этом году гостиному дому исполнилось семь лет.

Вот, если дом насчитает восемь гостей, змеиное проклятие всех изведет;

вот, здесь заперт тайный ребенок семьи Одзи;

вот, в подвале запечатан злой бог, который разрушит мир.

Недостатка в страшилках не было.

На первом этаже собрались текущие жильцы.

Разумеется, это вновь прибывшая Сео Сидзунэ, а также ее ровесницы Кокуто Азака, Асагами Фуджино, Миядзуки Лилит, Реги Шики.

Там же старшеклассница и ранее глава студсовета Одзи Мисая.

Шесть девушек, не говоря ни слова, смотрели друг на дружку и выжидали.

При виде этого вмиг подступило головокружение, словно от мигрени.

Сео Сидзунэ снова волей-неволей увидела наихудшее будущее — как через десять часов, в пять часов на рассвете, придет ее собственная смерть.

— Я только что слышала вопль, что-то случилось, Шики-тян? — как ни в чем не бывало заговариваю с Реги Шики.

— Да, неприятное происшествие. Мы как раз ждали тебя, Сидзунэ-сан. Такое дело: кого-то из гостей убили.

Реги-сан так элегантно улыбнулась, что почти послышался хрустальный звон.

После одного летнего события Сео Сидзунэ и Реги Шики стали подругами по переписке.

Причиной появления Сео Сидзунэ в Нацуми-кан тоже стало душевное приглашение от Реги Шики. Вообще-то этим гостевым особняком запрещено пользоваться студенткам.

— Э-э… Серьезно убили?

— Серьезно. В наши дни об убийствах уже не шутят.

Пожалуй, да, мода на таких шутки кончилась… но Реги-сан даже в такое время не перестает искриться изящными бабочками улыбок.

— Ну что, все в сборе? Тогда еще раз вернемся на место событий. Возможно, кому-то здесь такое не по нутру, но это нужно для порядка. Чтобы не было потом пустых разговоров, если кто-нибудь будет недоволен.

Это Кокуто Азака не допускающими возражений словами возвращает ситуацию в колею. Наша первая на кампусе гениальная девочка, богоданный лидер.

— А она действительно мертва? Не окажется ли, что ошиблись с выводами? — нерешительно спрашивает Асагами Фуджино-сан. Вид ее напоминает японскую куколку. От рождения слабая, она не может ходить без трости. Год назад в несчастном случае повредив глаза, она, тем не менее, не то чтобы совсем не видит.

— Пожалуйста. Пожалуйста, Асагами-сан! О, эти убийства в про́ клятых особняках, словно в стилизации музыкальной группы! Еще один плюс к моим способностям как главной героини! Что ж, давайте аккуратно разберем и этот элементарный случай!

Напевает и крутится на месте всеобщая любимица Одзи-семпай. Она никогда не могла вписываться в атмосферу, поэтому все уже привыкли к этим выплескам.

— Ага. Оптимизм Одзи-семпай в такие моменты успокаивает. Бесит, конечно, но легкость лучше мрачности.

Это Миядзуки Лилит-сан бормочет под нос. Выглядит она на фоне Реги-сан и Кокуто-сан невзрачно, но в ее взгляде прячется стальная воля. Представьте себе такого тихоню, который, когда загоняют в угол, выхватывает из сапога кольт и стреляет не целясь.

Шесть человек, собравшихся в вестибюле.

Азака-сан сказала: «Все в сборе». Это значит, что седьмая, которой здесь нет, Конно Фумио из второго номера, и есть несчастная жертва.

03.

Из вестибюля входим в комнату №6, Асагами-сан. Отсюда — №5, №4, №3, идем по номерам, как по коридору, и вот пришли в желаемое место, комнату №2.

Как только вошли, сразу отвели глаза от трагедии.

Вся комната была черной.

Или, если точнее, обгоревшей.

Напоминает белый холст, закрашенный древесным углем… Кстати, это, вроде бы, уже не первый пожар в академии.

— Она вся обгорела, и по лицу не поймешь, но можно прикинуть по размеру тела. Рост Конно-сан — 176 сантиметров. Совпадает, — глядя на что-то вроде останков, говорит нам Кокуто Азака.

В середине сгоревшей комнаты лежит то, что осталось от Конно Фумио.

Ее тело полностью испарилось; в том месте, где, как мы думаем, она упала, — серовато-черный сгусток. Будто скопившаяся на полу сажа, как кто-то прошептал. Хорошая баскетболистка Конно-сан — первая-вторая по росту среди учениц. Среди нас таких высоких нет, поэтому это, скорее всего, именно она.

Мы без слов осмотрели обстановку в комнате.

Даже тихони Асагами-сан и Миядзуки-сан[1] увлеклись детективной работой. Понятно, что они не упустят в этой комнате улик, что выведут на след преступного пиромана.

— Причина смерти неясна, но по виду этого пепелища сам пожар имел место в районе четырех-шести часов вечера, — ровно говорит Реги-сан.

— О! Значит, мы не уверены, что смерть наступила от огня? — спрашивает Одзи-семпай, этак осторожно изучая останки несчастной жертвы. Ее недавняя ветреность, конечно, просела.

— Вполне вероятно, что она умерла до возгорания. Она могла упасть после удара холодным оружием или отравиться чем-нибудь, после чего сгореть.

— Да, Шики-тян права. Давайте не будем решать заранее. Мы не детективы и можем только предполагать варианты.

Конечно, я знала будущее и без всех предположений, но не стала говорить об этом.

В этой ситуации слова вроде «я вижу будущее» только навлекли бы подозрения. Сейчас о том, что Сео Сидзунэ знает будущее, в курсе одна лишь любимая сестра по вкусам Одзи Мисая.

— Верно, мы не можем определить способ убийства. В такой черноте даже вскрытие даст не больше, чем препарация лягушки… Впрочем, у нас есть первый подозреваемый. Правда, Кокуто-сан?

Асагами Фуджино хихикнула и с улыбкой взглянула на Кокуто Азаку.

Даже у меня, просто стоявшей рядом, пробежали по спине мурашки от этой чарующей улыбки.

— Это в каком смысле? Я — убийца, Асагами-сан?

— Просто излагаю понятную любому ситуацию… В этом особняке можно свободно попасть только в следующий либо предыдущий номера. На место преступления — №2 — могли попасть либо Миядзуки-сан из №3, либо Кокуто-сан из №1, верно?

Действительно, это — непреложное свидетельство… или очевидная дедукция. Мотива и способа убийства мы не можем определить, но по «тем, кто мог сюда попасть» можно кое-что понять. Безумное устройство особняка оставляет нам лишь двоих подозреваемых.

— Ха, не глупи, Асагами-сан, — отвечает Миядзуки. — Давай конкретнее. Во вторую комнату могут попасть либо я, которую Фумио должна была еще впустить, либо Кокуто-сан, которая могла в любой момент, не спросив Фумио, открыть дверь и тихо войти, — так и скажи.

— Да. Об этом я не подумала. Хорошее внимание к деталям, Миядзуки-сан.

— М-м… Ну да, это так, но постойте. Неужели никто, кроме них, не мог оказаться в комнате №2?

— К сожалению, Кокуто-сан, протест отклоняется. Я была в №4 и могу сказать точно: с четырех вечера до сего момента через мою комнату никто не проходил. Я была голодная, как волк, и все ходила кругами, поэтому никто не мог прокрасться мимо.

— Значит, с семи вечера к Одзи-семпай пришли Миядзуки-сан и Кокуто-сан, так? Появились из №3, крича, что Конно-сан мертва?

— Да. Обе с бледными лицами говорили, что творится бог весть что, что надо быстро всем собраться. Поэтому пришлось дойти до вестибюля, позвать Асагами-сан и Реги-сан.

— Минутку, Одзи-семпай. Почему меня не позвали?

Вот-вот. Я случайно услышала крики в тот момент, когда прервалась музыка… видимо, крики обнаружившей тело Миядзуки-сан. А могла бы до сих пор сидеть смотреть на зомби.

— Нет, ну… Это, как бы…

— Чего? Одзи-семпай подозрительнее нас обеих? Вообще, зачем было так беспокойно кружить по комнате? Какой там волк, больше похоже на хомяка в колесе.

— Уф, м-м… Я все раздумывала, идти смотреть кино с Сидзунэ или нет. Она же приглашает, как я откажусь? Но фильмы ужасов — не по мне… в образовательном смысле…

— А-а, испугалась. Одзи-семпай трусишка, только на словах Лев Толстой.

— Ага, она очень не хотела сюда приезжать, кстати.

— Ну и хорошо, Одзи-семпай так хитро строит милую девочку, всем младшим нравится. Хотя иногда просто бесит.

— Да уж, мастер.

— Хи-хи, мастер!

— Вы издеваетесь надо мной?!

Ой. Нашли время подтрунивать.

Надо сообщить в полицию… вот только как? Здесь нет телефона. Единственная связь с реальным миром — это один телефон в директорской. Причем сейчас мы не выйдем наружу. По некоторым причинам было единогласно решено не покидать помещение.

— Нам бы только ночь продержаться, а наутро пойдем искать спасения наружу, как считаете?

— Да уж. Поддерживаю. Только что делать с поиском преступника? Подозрительных накажем, и все?

— Накажем — это свяжем веревкой и под замок?

— Стоп, это уж точно будет убийство! Сейчас связывать и бросать — это как отправлять ягненка на заклание! Хотите меня сделать второй жертвой?!

Может, из-за любви к детективам, но Кокуто-сан высказывает здравую мысль.

— Но это лучший способ свернуть данную ситуацию, согласись. Если тебя связать, мы будем спать спокойней, — Асагами-сан безжалостна.

И тут Миядзуки-сан поднимает руки и говорит:

— Знаете что. Давайте вот как. Мы с Кокуто-сан спим с этой стороны. В смысле, со стороны первого и третьего номера. В №4 у Одзи-семпай вы приставляете какой-нибудь шкаф и до утра нас закрываете. Мы с Кокуто-сан… ну да, я буду в первом номере. Кокуто-сан заночует в третьем. Так главный подозреваемый не сможет выйти из третьего номера. Я утром открою первую комнату и буду в третьей. Годится? Будет совсем уж запертая комната. Сео-сан и остальные будут спать спокойно, и я не буду волноваться.

Понятно, да, это хороший план. Особняк устроен так, что комнаты можно открывать только с внутренней стороны, здесь мы это используем и временно делаем третий номер одиночной камерой… Вот только все так запутано, что хочется взять нормальный план и посмотреть.

— Кокуто-сан это устраивает?

— Раз Миядзуки-сан предложила, мне остается только согласиться. Обе подозреваемые. Ладно, я заночую в третьем номере. Только утром откройте дверь.

Кокуто-сан мрачно смиряется.

И вот мы разделяемся.

Миядзуки-сан переезжает в первый номер, Кокуто-сан остается в третьем.

В четвертом номере баррикадируем дверь шкафом, полками и прочим, а потом идем дальше общаться на второй этаж в общий зал.

04.

Настало восемь вечера.

Мы пьем заваренный Шики-сан зеленый чай в зале на втором этаже.

Вестибюль на первом этаже сквозной, и общий зал вынесен над ним такой внутренней террасой. От яркого освещения вестибюля в зале светло, что несколько развеивает гнетущие ощущения.

— Подумать только, настоящее дело об убийстве. Даже для меня это необычно, — хихикает с изящной улыбкой Реги-сан и подносит горячий чай ко рту. Ее все происходящее ничуть не трогает.

— Шики-тян, тебе не страшно? Ты не нервничаешь? Это преступление из невероятных же. Конно-сан убита в закрытой комнате, а главное — непонятно, как!

— А. Мне тоже страшно. Но я не сижу на иголках. Конно-сан убили, но пусть даже… скажем… потом убьют Кокуто-сан, убьют Одзи-сан — ко мне это не имеет отношения. Ну не могу я всерьез думать о вещах, которые мне не интересны. Единственное, что я, вот сейчас покопавшись в себе, захотела понять, — это способ убийства. В номере есть и туалет, и кухня, но как при этом сгорел зал? Как потом погасили огонь? Люди ведь такого не могут.

— А? Я думала, Кокуто-сан, как минимум, может дышать огнем… Ведь это она преступница?

Асагами-сан не трогает чай, пьет заготовленный ранее напиток. Кажется, смесь хлорофиллового сока с яблочным. Здоровый образ жизни.

— Не может. Обычный человек не может выдыхать огонь или поджигать с кулака.

Реги-сан сидит красиво, спина прямая, и отрицает тоже прямо. Слова самой здравомыслящей девушки в Рейене Асагами-сан с улыбкой пропускает мимо ушей: «Может, и так».

Одзи Мисая пристально наблюдает за беседующими. Ее взгляд направлен не на Реги Шики, а на Асагами Фуджино.

— Одзи-семпай, в чем дело? Вы же всех собрали на чай, чтобы дружно продолжить думать.

— Д-да. Так и есть, Сео-сан. Ради беседы я всех и собрала. Позвольте прямой вопрос: кто из них двоих, по вашим ощущениям, преступница?

— Очевидно, Кокуто-сан.

— Увы, Кокуто-сан.

Реги Шики и Асагами-сан отвечают сразу. Все трое не ладят, но в каком-то смысле их связывает изрядное доверие.

— Вот как… А Сео-сан что почувствовала?

— А?..

Фактически, Сео Сидзунэ не может уверенно назвать человека преступником. Будущее перед ней как на ладони, но это в основном образы из отрезка «когда все закончилось». Она не видела сцены, где Кокуто Азака, а может, Миядзуки Лилит убивают Конно Фумио.

— Я не знаю. …Может быть, это совсем не они…

— Осторожнее, Сидзунэ-сан. Уж не хочешь ли ты сказать, что настоящий убийца среди нас? Я врагов не щажу, если меня принудить.

— Да. Хоть ты и милая маленькая зверушка, но тебя будем есть с головы.

— Д-да я не это имела в виду!..

— Восьмой человек. Да, Сео-сан?

— Одзи-семпай!.. Да, именно. Это не обычное детективное дело, но есть аморфный подозреваемый Икс!

— Мне лично кажется, что кому-то удобней так думать… Но есть ли этому основания, Одзи-семпай?

— Есть. Вы ведь знаете легенду Нацуми-кан про… болезнь бессмертия?

Мы так крутим головами, аж воздух свистит.

Я знаю несколько баек про Нацуми-кан, но такого там точно не было.

— Я слышала мельком в семейном доме Одзи, что в этом особняке изначально был санаторий. Какая-то девочка подхватила новый вирус… болезнь бессмертия, и один богач пожалел ее, удочерил и спрятал в этом особняке.

— Бессмертие… как болезнь? Но это же хорошо. Ничего не кончается, вечная молодость, популярность, все всегда с тобой!

— Как знать. Какова бы ни была причина бессмертия, если правда стать «бессмертной, что с тобой ни делай», — это, скорее, ужас, как мне кажется… А-а, вот почему змея. Змея сбрасывает кожу и снова как новенькая, она символ бесконечности. Но финал-то грустный. Богач приютил ее из сочувствия, потом понял, что встретил «вечного» человека, от ужаса обмер и отчаянно кинулся запирать демона…

Реги-сан говорит словно поет, но в ее голосе самую чуточку слышится жар. Ей не интересно искать виноватых, просто она явно любит такие страшилки.

— Но ведь этот особняк опустел, и за ним теперь следит академия. Трудно представить, что тут такое живет.

— Конечно. Владелец Нацуми-кан уже в лучшем мире. Правда вот… записей о том, что его приемная дочь покинула это здание, не нашлось.

— Тогда она, эта больная бессмертием девушка, все еще тут?..

— Если легенды не врут. К тому же, можно спросить у Миядзуки-сан и узнать, поэтому давайте отложим тему. Первый владелец Нацуми-кан — некто Конно Дзюзо. Конно Фумио — его единственная дочь.

Стоп. Мотив убийства Конно-сан всплыл с невероятного угла!

— Я даже проснулась. Теперь мне интересно. Ну что, Одзи-семпай, не будем церемониться. Расскажите нам. Как зовут эту больную девушку? Вы, конечно же, знаете.

Наша принцесса кивнула, по ее лицу было видно, что ей не хочется продолжать.

Она тяжело вздохнула, и:

— Исидзуэ Каната. Маньячка-убийца, семь лет назад оставила гору трупов. Ей подписали смертный приговор, и она его перенесла… Почему она была здесь — и говорить нечего. Ее не смогли убить никакими доступными способами, и Конно Дзюзо под огромный выкуп извлек ее из рук закона.

05.

Мы и не заметили, как часы пробили десять.

Непредсказуемое развитие событий заставило нас задержать дыхание.

Точнее, от битого часа постоянных разговоров у нас в горле пересохло.

— Ох. Ладно, давайте теперь я заварю чай.

Асагами-сан поднялась и исчезла на кухне в глубине второго этажа.

После нашей беседы отвага Фуджино-сан, которая может запросто гулять одна, кажется странной.

— Шики-тян, не надо ли ее проводить?

— Да ладно, такая терминаторша. Давайте продолжим, Одзи-семпай. Почему Миядзуки-сан должна знать обстоятельства семьи Конно-сан?

Реги-сан подалась вперед в ожидании ответа. Словно в ней что-то включилось.

— Миядзуки-сан и Конно-сан жили в одной комнате. Они… скажем так, крайне близки. При таких отношениях разделяют любые проблемы на двоих, как Конно-сан мне утром хвалилась.

— Медовый месяц, что ли? — с искренне скучающим видом пошутила Реги-сан.

— Но тогда Миядзуки-сан не видела бессмертную девушку лично. Пожалуй, одна Конно-сан за мгновение до смерти точно могла знала, есть ли она на самом деле или нет. А значит, остается…

— …Номер, куда никто не заходил. Куда никто не может зайти, комната №0. А придется.

В центре Нацуми-кан — вечно закрытая дверь номер ноль.

Когда мы вместе расселялись по номерам, дверь №0 была заперта.

Тогда мы просто подумали, что она совсем закрыта, но сейчас срывались покровы.

Гостевые номера можно запереть только изнутри.

Если оно до сих пор живое, кто запер замок №0, и что происходит внутри?

— Спросим у Миядзуки-сан. Может, она еще не спит. Она же не спит? — Реги-сан вскочила.

— Постой, постой. Подождем Асагами-сан. Ей вряд ли будет приятно обнаружить по возвращении пустую комнату.

— Она же бой-баба, что ей до… Хотя стоп. Почему она вообще здесь ночует?

— Что? — мы дружно недоумеваем.

Асагами Фуджино в Нацуми-кан потому, что… э-э, а правда, почему?

— Вот и я не знаю. Одзи-семпай?

— Понятия не имею. А Реги-сан и Сео-сан? Вы-то почему сюда пришли? Лично я здесь коллекционирую насеко… то есть подытоживаю работу в поле, а вы?

— Я по приглашению Шики-тян, мол, давай на выходных тут поживем.

— Именно так. Мне знакомый сказал, что можно попользоваться, потому что в эти выходные здесь никого. Вот это приглашение.

— О, директорская печать. Действительно, все честно. Остальные?

— Я и не проверяла. Когда пришла, все уже были на местах, и я подумала — здесь сегодня такое собрание.

— Ну, а Асагами-сан… кажется, появилась еще до Одзи-семпай.

— Да, после полудня. Я заблудилась, и Конно-сан проводила меня сюда.

Вернулась Асагами-сан, держа поднос с чашками.

Она поставила его на стол и со своей тихой улыбкой повернулась к нам.

— Чего вы вдруг?

— Да. Заблудилась. Тогда я — последняя гостья… Значит, Асагами-сан. Ты не замечала странностей в поведении Конно-сан? Например, беспокойство от появления непредвиденных гостей.

— Не знаю. Я ее почти не знала и вряд ли что-нибудь заметила бы. А хотя… Она была в хорошем настроении. Кажется, весело заговаривала с Миядзуки-сан. О чем, хм… «Наконец нашлось лекарство, теперь я могу ей помочь», как-то так. На тот момент я пропустила это мимо ушей, но, учитывая наш недавний диалог, эти слова кажутся мне довольно важными.

— Кажутся? Да это же прямой ответ! — восклицаем мы.

— Если эта Исидзуэ-сан правда существует, Миядзуки-сан и Кокуто-сан в опасности! Обе не могут удрать из-за баррикады в комнате №4!

— Я так больше не могу. Скорее идем в номер ноль.

Мы гурьбой сбежали по лестнице в вестибюль.

Второй этаж с первым соединяет только лестница через зал отдыха. Это важно, поэтому я обрисовываю это в деталях.

— Кокуто-сан, вы спите?! — только вбежав в №4, восклицает Одзи-семпай.

Нет ответа. Мы содрогаемся и разбираем баррикаду, открываем третий номер. Не заперто. Кокуто-сан не стала закрываться изнутри.

Прежде всего, бросилась в глаза сидящая посреди комнаты кошка, свернувшаяся калачиком.

А, нет, это человек.

Кокуто Азака сидела на пятках, колени на полу, обе руки впереди, и не дышала.

06.

— Это что — легендарная смерть в просительной позе?!

Я не знаю такого вида смерти, Одзи-семпай.

— Причина смерти… Множественные раны в районе живота. В принципе, такое может сделать дробовик с близкого расстояния… — Реги-сан присела и исследует тело Кокуто-сан. С нездоровым увлечением. Освободить труп из этой жалкой коленопреклоненной позиции ей в голову не приходит.

— Как легко наша драчливая Кокуто-сан сдалась, гм… Это уже изрядно поддерживает версию убийцы из комнаты №0.

— А… где Миядзуки-сан?!

Если Кокуто-сан убита, что с Миядзуки-сан в №1?..

— Скорее, в первую комнату!.. Ох, вторая заперта! Миядзуки-сан, ответь! Миядзуки-сан!

Однако на отчаянные возгласы никто не отозвался.

— Ну что ж. Отойди немного, Сидзунэ-сан. Я что-нибудь придумаю.

— Шики-тян, ты что заду… А-а?!

Внезапно в руке Реги-сан оказалась зажата катана.

Она плавным движением извлекла клинок из ножен, и в промежуток между дверью и стеной, в зазор, где виднелся замок, на огромной скорости вымахнуло лезвие…

— О. Все-таки не вышло. Угу, никак.

Кланц! — меч красиво разлетелся, и она смущенно хихикнула, показав язык.

— Эй!

— Ой-ой-ой, в сторону, Одзи-семпай! Попадет в висок, и все!

— Ай!

— Отскочило от ободка?!

— Чпок!

— О-о, осколок попал в спину Кокуто-сан…

Комната №3 в некотором смысле превратилась в поле боя.

К счастью, Одзи-семпай лишилась всего лишь разрубленного ободка и жизнь сохранила, но…

— Шики-тян…

— Я не виновата. Наверняка даже Дзигэн-рю[2] не сработает.

Не в этом проблема, а в том, что ты машешь катаной ни с того, ни с сего.

— Ох… Ну хорошо. В таком случае, давайте-ка я попробую кое-что похитрее.

— «Похитрее»?

Одзи-семпай вытащила из кармана что-то вроде швейцарского ножа, пригнулась перед дверью и просунула в замочную скважину проволоку.

— О-Одзи-семпа-а-ай! Так делают только воры!

— Прошу тишины. Это обязательные для леди новейшие и правильные отмычки. Это здание строилось после войны, открыть будет несложно… О, вот и все.

Игнорируя нас, лишившихся дара речи, Одзи-семпай прошла выгоревшую комнату №2 и потянула за дверь первой.

— Похоже, сделано так же. Подождите, я сейчас открою.

Так Одзи-семпай неожиданно попала в центр внимания.

Мы прикрываем спину нашей старшеклассницы, на которую можно чуточку положиться.

Вдруг из вестибюля донесся бой высоких ходиков — бом-м, бом-м! Наступила полночь. До зари — будущего, где всех нас ждет гибель, — теперь меньше пяти часов. Если мы сейчас выловим и сможем схватить виноватых — спасемся ли сами?..

— Щелк! Да, это было просто… Итак, я открываю дверь. Леди, вы готовы?

Никому не надо объяснять, к чему Одзи-семпай это говорит.

В каком состоянии Миядзуки Лилит?

Одзи-семпай представила это, решилась и теперь просит нас быть сильными духом.

Мы молча кивнули, она сказала: «Отлично», — и открыла дверь №1.

И вот мы заглянули в первую комнату и все как одна, с рукой подле рта, подавили выдавливающееся из легких отвращение.

Комнату украшал один предмет авангардного искусства.

Там стояло человеческое тело с разложенными по спирали вокруг конечностями и потрохами.

Только голова… а скорее, лицо было без единой ранки, как живое — а все, что ниже, изгибалось, как мертвое дерево, вытягивалось: иссохшее, без кровинки, произведение по имени Миядзуки Лилит.

— Миядзуки-сан…

Она была убита. У нас кружились головы от запаха разметавшейся по номеру крови, мы смотрели на дверь номера 0.

— Поскольку в комнате №4 была баррикада, считаем это пространство изолированным. Убийца Кокуто-сан и Миядзуки-сан может скрываться только в номере 0 и больше нигде.

— Согласна. Одзи-семпай, изволите повторить хитрость?

— Хорошо… Мое сердце не на месте, но мосты сожжены. Прольем же свет на тайну Нацуми-кан!

Она вновь склоняется перед дверью.

Вдруг замечаю, что Асагами Фуджино стоит бледная, опираясь спиной на стену.

— Асагами-сан?.. Тебе что, плохо?

— Да… Здесь слишком сильно пахнет… простите, я вернусь на второй этаж, в зал, хорошо?

Асагами-сан нетвердым шагом вышла из номера 1.

Я замешкалась — не пойти ли с ней? — но в итоге…

— Еще долго, Одзи-семпай? Это единственный гвоздь программы, можно же чуть постараться?

— Цыц… Этот замок посовременнее будет… Ай, промахнулась… Значит, задействую вторую хитрость… Так, кажется, модель подходит, теперь точно попаду!.. Стоило сказать, как ничего не получилось. Слишком уж перекликается с моей жизнью в целом…

Реги-сан и Одзи-семпай забавно попадали в тон друг дружке, и я решила остаться.

Тяжелая битва Одзи-семпай все продолжалась.

В номере, переполненном запахом крови, разносятся лишь звуки металлических щелчков.

Сео Сидзунэ жалеет Миядзуки-сан, кладет ее тело и прикрывает простыней.

Сразу после этого девушка-воровка провозгласила:

— Ура!..

Вместе с довольным возгласом Одзи-семпай раздался звук открываемого замка.

Старая металлическая дверь, визжа петлями, открылась.

Внутри была серая палата, стены просто зацементированы, так и брошены.

В этой прямоугольной коробке была она…

07.

— Труп.

На невзыскательной кровати из труб лежала мертвая девочка лет четырнадцати.

В таком чистом, практически сияющем платье невесты.

Смерть ее выглядела такой спокойной, словно она до сих пор спала…

Словно только сейчас, наконец, заснула.

Реги-сан недовольно смотрит на кровать сверху вниз. Такое разочарование, как у ребенка, что в рождественскую ночь с нетерпением ждал Санту, а утром проснулся и обнаружил развешанные носки пустыми.

— Хм, Реги-сан. Она на самом деле скончалась?

— Да. На ней нет ни ран, ни пульса.

— Даже с болезнью бессмертия?

— Даже с ней. Может, вылечилась. И умерла. Наконец она получила то, чего до сих пор так недоставало.

— Как же так…

У Одзи-семпай подкосились колени, она оперлась на стену, чтобы переждать головокружение.

У меня же не нашлось слов. Я думала встретить вовек не кончающийся экземпляр, но надежды мои снова были обмануты.

— Наверное, она убила Кокуто-сан и Миядзуки-сан, а потом вылечилась и скончалась.

— Другого объяснения и нет, Одзи-семпай. Ведь от комнаты №0 до комнаты №3 пространство было изолировано. Нам ничего не остается, как обвинить человека внутри него преступницей…

Да. Остается только эта Исидзуэ-как-ее-сан… если только нет таких, кто каким-то образом может убивать на расстоянии.

— Но ее смерть наступила почти сутки назад, Сидзунэ-сан.

— А?

— Мышцы всего тела окоченели. Настолько твердыми они могут стать самое меньшее за двенадцать часов. Вовремя успели. Опоздай мы на день, тут бы еще и попахивало.

— П-постой, Шики-тян. Получается, она…

— Первый труп, да. Она не то что Кокуто-сан, но и Конно-сан не могла убить.

Тогда кто убил наших подруг?

Мы не знаем ни мотива, ни способа убийства. Но если следовать методу исключения…

— Стойте. Сидзунэ-сан, где эта гроза клеверных полей… Асагами-сан?

— А… Она сказала, что будет на втором этаже…

Еще раньше, чем я успела договорить, Реги Шики вылетела в вестибюль.

Мы сорвались за ней, не успев еще понять, куда… Вот оно что. Когда дверь в номер 0 открылась, Реги-сан увлеклась разворачивающейся картиной и не замечала Асагами-сан!..

— Асагами-сан, ты где?! Выходи!

Резкие выкрики Реги-сан эхом гуляют по вестибюлю. На первом этаже Асагами-сан не было. На втором, в общем зале, ее тоже не видно. На кухне и в столовой пусто.

— Да, кстати…

Я вспоминаю, что в середине третьей комнаты в северной части горел свет.

Кажется, это такая неприятная комната, к которой пристало название «коллектор».

— Шики-тян, коллектор!

— А, выставочный зал!

Бегом по темному коридору, и вот перед нами тяжелая деревянная дверь.

Заперто изнутри. Очередная тайна закрытой комнаты.

Замок быстро открыли.

Сумрачный коридор выбелило лампами из комнаты.

«Коллектор» был, если в двух словах, хранилищем картинных рам.

Стены испещрены рамами. Рамы испещрены бабочками под булавками с раскинутыми крыльями.

Это выставка коллекционера насекомых… или даже старьевщика.

— Асагами… Фуджино…

В центре, среди сотен редких видов, нашелся пятый труп. Вся истыканная отравленными иглами, раньше мраморная, а теперь отравленная зелеными пятнами кожа.

Время — два часа утра.

До тупикового финала осталось меньше трех часов.

08.

— Ну, поехали…

Результат размышлений.

Знающая будущее Сео Сидзунэ на кухне в одиночестве хлопнула себя по щекам и собралась с духом.

09.

Три часа ночи, общий зал на втором этаже. Одзи Мисая и Сео Сидзунэ, не в силах уснуть, согреваются черным чаем и слушают шум дождя.

— Сео-сан, а Реги-сан?..

— В номере семь. Потому что там она сможет совсем закрыться от всего. Говорит, раз Исидзуэ-сан умерла, все интересное кончилось, и она будет спать.

— Ах, какой она неизменно сложный человек. Стоило решить, что она теперь готова действовать, как выясняется, что дело было только в Исидзуэ-сан, а убийства — мелочь!

— У Шики-тян ко всему, что ей не любопытно, градус интереса на полном нуле. Это у нее с детства.

— С детства?.. Вы с ней так давно знакомы?

— Да. Мы живем в соседних домах. Кстати, напротив стоит дом Кокуто-сан, а еще, представьте себе, после выпускного у нас с Кокуто-сан будет одна фамилия. Хе-хе.

— Н-надо же. Все это странно, но можно сказать, что и у вас с людьми отношения сложные.

На немного счастливую, даже победную улыбку Одзи-семпай неуютно отводит взгляд. Видимо, не ожидала в данных обстоятельствах услышать романтическое хвастовство.

— Мне больше интересно, почему мы не ищем убийцу. Остались только мы, семпай.

— А-а, уже неважно. Ведь преступницей была Асагами-сан, — Одзи Мисая улыбнулась, элегантно вкушая чай.

Эта улыбка была уверенной, а точнее — умиротворенной, буквально «гора с плеч».

— Асагами-сан — преступница?.. Но она же убита…

— Это самоубийство. Полагаю, что, зажатая в угол, она сама приняла яд. Иначе загадку с замкнутым пространством нельзя решить. Заперто изнутри, на теле нет следов сопротивления… Что это, если не самоубийство?

— Однако этим нельзя объяснить другое убийство. Если принять, что убийца — Асагами-сан, как она убила Канно-сан и других в закрытых помещениях?

Одзи-семпай грустно опускает очи долу.

Скромная двухсекундная пауза.

— Сео-сан. Я сейчас скажу кое-что неуместное и, в общем-то, гипотетическое, но… Вы верите в существование суперспособностей?

— А?..

Хлопаю глазами от неожиданно серьезного употребления таких детских слов.

Как Одзи Мисая истолковала бездумно отстраняющийся жест Сео Сидзунэ?.. Наверное, так: «Мне не верят, но это и к лучшему». Она в таких случаях всегда исходит из самых наивно-лучших побуждений.

— Прошу прощения, я скажу иначе. Асагами Фуджино имела возможность смотреть на что-либо издалека и убивать. Рассказать об этом способе я не могу. Но то, что она его знала, — неоспоримый факт. Может, она пользовалась чем-то, может, она использовала сделанные при постройке особняка механизмы. Именно эту непостижимую для нас пока технику я и назвала «суперспособностями».

— Способность наблюдать объект издалека… Это ясновидение?

— В каком смысле?

Одзи-семпай недоуменно склоняет голову. Хоть она и использовала слово, о суперспособности не осведомлена. А значит, ее «техника» отличается от техники Асагами Фуджино и, собственно, «сверхспособностью» не является.

— Асагами-сан могла убивать удаленно. Я правильно понимаю?

— Д-да, правильно. Как вы здорово все схватываете, Сео-сан! Я не могу объяснить подробно, но она наверняка использовала что-нибудь вроде радиоуправления и… э-э, постойте…

Вдруг Одзи Мисая прикрывает рот рукой.

Но уже поздно. Яд давно в крови.

— А… Гх, а!..

Сдвигая столешницу, она валится на ковер.

Одзи Мисая с судорожным лицом смотрит на спокойно пьющую над ней чай Сео Сидзунэ.

— По…че, му? Ведь убийца… Асагами, Фуджино…

— Мне удивительна такая самоуверенность, Одзи-семпай, в суперспособности я верю. Убийство на расстоянии действительно было. Иначе у нас было бы два зашедших в тупик расследования.

Первое — убийца Миядзуки Лилит. Это, наверное, была Асагами-сан. Мы — Сео Сидзунэ, Реги Шики, Одзи Мисая — разговаривали в общем зале, и Асагами Фуджино вышла. Тогда она что-то такое и сделала.

Потом методом исключения подозрение в убийстве Асагами Фуджино падает на оставшихся троих. Сео Сидзунэ, Реги Шики, Одзи Мисая. Сео Сидзунэ определенно не преступница, да и явно не Реги Шики.

— Это вы убили Асагами-сан, верно, семпай?

— Гх… х…

Та не отрицает. Даже на смертном одре этот человек не оговорит себя. Потому что такая вот она замечательная.

— Шики-тян сказала: «Мне неинтересны неспящие убийцы». И это не звучало подозрительно. Значит, остаетесь только вы, Одзи-семпай.

— И поэтому меня… травить?.. Вы слишком сплеча… Сео-сан… А у… лики, а орудие… убийства?..

— Я хоть все будущее прозрею, а способов не пойму. Я не настоящий бог. Здесь вопрос в примитивной вероятности.

— Вероятности?.. Я… подозрительная?

— Убийца Миядзуки-сан и Асагами-сан слишком странный и логике не поддается. Но остальные случаи именно вы, семпай, лучше всех могли устроить.

— Но… почему?..

— Вы же можете открывать двери отмычкой.

— В этом все дело?!

Одзи Мисая кашлянула особенно громко и лишилась сил.

10.

— Уф…

Наверное, от чувства вины за отравление Одзи Мисаи я не могу сдержать тяжелого вздоха и растягиваюсь на софе.

А что еще мне оставалось? Если оставлять преступников в живых, рассвет не придет. Даже смерть всеми обожаемой Одзи-семпай оправдана во избежание такого будущего… как я себя убеждаю.

Но что же из этого получится?

Даже отодвинув финал, с нами уже покончено.

Слишком много трупов.

Я сама убила человека.

Этот случай всплывет, и жизни Сео Сидзунэ настанет конец.

О-ох. Опять этот итог.

Почему от финалов, как ни старайся, становится так горько?

— Но теперь будущее закреплено. Я переживу рассвет и расскажу, что убила Одзи-семпай… а?

Ошарашенно поднимаю голову.

«Этого не может быть», — закрываю глаза и наблюдаю самопроизвольно разворачивающиеся картины будущего.

— О нет. Ничего не изменилось… Что не так? Одзи-семпай не убийца?

Так не может быть. Асагами Фуджино убила Одзи Мисая. Одзи Мисая, будучи при смерти, не отрицала этого, а это самое лучшее свидетельство.

Тогда я ошиблась где-то в предположениях.

Быть может, это я преступница.

Быть может, что действует кто-то неведомый.

Быть может… что убийц несколько.

— А…

Я продумываю первые три убийства.

Первую, Исидзуэ как-ее-там, проще всего было убить Конно Фумио, ведь она — дочь владельца особняка, она ее знала.

Вторую, Конно Фумио, проще всего было убить находившейся в соседнем номере Кокуто Азаке.

Ведь у нее был ключ, с которым она могла запросто войти в комнату №2.

Третью, Кокуто Азаку, проще всего было убить Миядзуки Лилит.

Она могла легко убить тем же способом, каким Кокуто Азака убила Конно Фумио.

— А что, если…

Что, если это случай из тех, где по одной убийце на жертву? Тогда и общий мотив будет смазанным и неясным. Потому что все собрались здесь, чтобы быть кем-нибудь убитыми.

Топ…

Конно-сан — чтобы «вылечить» Исидзуэ-сан.

Асагами-сан — чтобы непонятно зачем убить Миядзуки-сан.

Одзи-семпай — чтобы покарать Асагами-сан, догадавшись, что та сделала.

Топ…

— Постойте… А я тогда что?

Зачем Сео Сидзунэ пришла в этот особняк?

Я нервно тянусь к карману. В нем лежит приглашение прийти в особняк — от нее.

Топ…

— Отлично. Наконец-то никто не мешает, да, Сидзунэ-сан?

Дзинь.

Сео Сидзунэ не смогла даже обернуться на шепчущий со спины голос.

Красные брызги по залу. Отрубленная голова видела, как жалко валится тело.

И вновь тупик.

Я тихо закрыла глаза.

■ Часть третья (17: 00 — 20: 30)

Год две тысячи девятый, двадцать третье сентября, район N города Мифунэ.

В полуночной квартире тридцать лет назад построенного и откровенно устаревшего деревянного дома разносятся вжики, стуки и прочий суетливый шум.

Я, все еще сонно, вздыхаю — ох, опять этот расклад…

Снова глупая ошибка, скачок — и сюда. Кажется, опять я плыву по течению.

— А-а, все, не могу, не могу больше! Я не закончу, как вообще можно перелопатить такую кипу страниц! Брошу, вот на этот раз точно брошу!

— Мисая-сан, без паники. До рассвета еще целых шесть часов. Вы же в лучшие дни том за три часа как-то выдали. А если что, так можно же и эцсамое…

— Прошу не путать копир и офсет! Это все-таки издание на пятилетний юбилей кружка, а не проходная брошюрка!

— А вот и я. О, дело-то идет. Фуджино, держи, чтоб лучше работалось. А мне — чипсы из водорослей, чтобы проснуться. Куда мне, сюда сесть? С чего начать помогать?

— Сделайте, пожалуйста, задник к развороту. Там выражен важный момент, когда главный герой впервые летит в небе, и было бы хорошо, если каждое здание будет тщательно прорисовано. Ах да, можно срисовывать с ночного вида из окна прямо здесь.

— Ха-ха-ха, это просто ужас. Прихожу к подруге на людей посмотреть, себя показать, и тут меня сажают делать страшную домашку на уровне вступительных экзаменов в худколледж. Этот кружок круче нашей компании. Да еще и в аналоге до сих пор. Как насчет хотя бы перьевые планшеты внедрить, Мастер Одзи? Вы же нормально зарабатываете.

— Доход и рабочий процесс никак не связаны, Кокуто-сан. Оцифровка противоречит моей эстетике. Какая еще «копипаста», какие «имиджмакры»? Я согласна, искусству нужны репродукции, однако они призваны заразить меметически, метапсихозом духа творца. Деконструкция или эволюция — вот смысл репродукций. А тут оцифровка! Данные, практически не отличимые от подлинника! Симметричное повторение предмета искусства словно говорит нам: «Во мне изначально нет души! » Это никакое не искусство, это просто товар!

— И как вы мангу читаете… Впрочем, за это я и люблю Одзи-семпай. Гм, а вон та товарка долго еще будет спать? Рассказ сдан досрочно, что ли?

— Заснула, стоило отвернуться… Кокуто-сан, сделайте милость, разбудите ее.

— Окей. Ночь на дворе-е, Масте-ер. Просыпаемся.

— А-кха?!

Стукнутая по голове, я проснулась. Поднимаю голову со стола и озираюсь.

— Я спала?! Я что, заснула?!

Смотрю на часы, на них время за полночь.

В шесть утра надо донести рукописи до издательства и за три часа отспидпринтить, иначе на ивент сегодня не успеем, и нашей работе придется бомжевать. Не хочется говорить такое, но если через шесть часов рукопись не будет готова, сюжет со мной в главной роли закончится тупиковым финалом.

— Хорошая у тебя уверенность в себе — задремать в такой момент. Ну-ка, где там рукопись? Эй, так уже готово все. Осталось дописать послесловие?

— Ну, да, только вот… Я никак не вспомню, как хотела закончить. А, как там Мисая-тян? Успеет?

— Нет. Спасите. Я не смогу. Но бросить смогу еще меньше. Если брошу, мне конец. Как той девочке, которая смотрит на опадающие листья. Ведь бросать любимые фэнфики, завертевшись в основной профессии, чересчур некрасиво для девушки, продавшей душу Демону Фантазии!

Мисая-тян чуть не плачет, но ее руки не останавливаются.

У нее слабая воля, от мелочей она впадает в меланхолию и пропускает сроки, но девушка не бросает своих произведений. В школе председательницу студсовета не зря звали перфекционисткой.

— Конечно, хотелось бы выполнения дедлайнов… Фуджино, эту панель можно расширить? Давай, так персонаж будет живее выглядеть.

— Да, пожалуйста. Хи-хи. Кокуто-сан сама выбирает трудный путь, а на Мисаю-сан говорит.

— Горбатого могила исправит. Э-эх. Почему мы попали в этот рут? Вот не нашли бы тогда коллекции экс-председателя студсовета в их комнатке, когда прятались там, — наверно, наша жизнь сложилась бы иначе…

Кокуто-сан говорит задумчиво, в то же время дорабатывая арт для Мисаи-тян. В данный момент она — хваткая карьеристка на службе в перворанговой компании.

«Я умываю руки от этого ада. Больше не тащите меня назад», — сказала она про кружок и удрала, но в трудный час спешит на помощь, надежная ассистентка. Рисует она лучше Мисаи-тян потому, что ее отчим был знаменитым художником, кажется.

Асагами-сан после окончания университета стала секретарем этой Студии Рэйрокан. Мисая-тян залила ее слезами, мол, все равно собираешься ходить на курсы для невест, так лучше приходи меня спасать!

Ну а я пописываю новеллы, кое-как перебиваюсь, а заодно выдаю мини-истории для любимого самиздата Мисаи-тян, додзинси.

Ну и вот мы имеем сценку из лета 2009-го. Мы выпустились из Рейен, но и через десять лет весело проводим время вместе.

— Кстати, о чем история на этот раз? Опять детектив? У меня на работе уши простаивают, расскажи хоть вкратце.

Кокуто-сан многозадачна, кинестетическое и аудиальное у нее не пересекаются. Нехорошо говорить о недописанной истории, но, к счастью, основная часть завершена. Я описала завязку.

— Гостевой дом Рейен как сцена для серии убийств?..

— И там собрались… мы-школьницы?..

— Детектив, но снаружи особняка… зомби?

Выражения лиц всех троих на миг застыли в эмоциональной нерешительности.

Новелла, описывающая Рейен десять лет назад. Между нами эта тема была табу.

— А впрочем, пусть. И как, какие там убийства? Первая жертва — конечно, Одзи-семпай?

— Первая жертва — не существующий в этом мире персонаж. Хотя вторая — знакомая.

Я поясняю содержание новеллы.

Восемь девушек собрались в особняке. Девушка A убита девушкой B, которую убила девушка C, которую убивает девушка D… такие несколько зацикленные, «индивидуально-серийные» убийства.

— На минуточку. До того, как девушка B рассказывает, какой хитростью убила девушку А, девушку B убивает девушка C… что в общем-то еще ничего, но девушка C не успевает рассказать, как убила девушку B, и ее убивает девушка D? Это вообще можно читать?

— Вот-вот. Тут не цикл, она просто спихивает объяснение убийства на следующего персонажа… Как это, ну, когда гасишь пожар, ведра с водой передают по цепи.

— О, Мисая-тян понимает. Заголовок-то — «Убийства Ведерной эстафеты».

— Пф… Ай… хватит… вечно меня внезапно смешить, так нечестно…

— Писать умеешь, а чувство темы забыла дома…

— Не-не, это как Юпитер у Саймака в «Городе»! — выдает меткое для «умывшей руки» сравнение Кокуто-сан. Как всегда, нюх у нее отменный, чтобы угадать, откуда я почерпнула идею.

— А мне понравилось. Разве что… если ты главная героиня, что происходит в последнем противостоянии? Тебя убивают или ты выживаешь?

— Вот почитаешь и узнаешь. Я не такая добренькая, чтобы до конца пересказывать!

Я встала из-за стола, открыла окно квартиры и вышла на террасу. Это дешевый дом, но он построен на холме, и с него можно любоваться на город.

Была полночь, дома не светились.

Шевелится лишь станция и район магистральной трассы. В нашем городе тоже осталось немного жителей. Несколько лет назад нас было почти двадцать тысяч, а сейчас осталась примерно десятая часть. Брошенные дома — как могильные плиты, распадающиеся под ветрами и снегами.

Пролетело десять лет с начала загадочных исчезновений во всех уголках света.

Испаряются соседи, как будто никогда не существовали.

Люди совершенно без причин и закономерностей пропадают без вести, это продолжается и по сей день.

Человек — штука крепкая, и если в первый год мир увяз в ужасе, на третий все уже воспринимается как рутина.

Мол, пропадают люди без причин, обычное дело.

Опять же, люди, не видящие будущего, обычно не имеют представления о том, что их ждет завтра. Даже когда придет их час исчезнуть, они к этому готовы и спокойны: «А, сегодня моя очередь? »

Таким образом, мы радуемся каждому вялотекущему дню, не давая себе поводов для сожалений, ну а на завтра смотрим легко: придет мне на смену кто-то из тех, которые останутся.

И я, и остальные однажды растаем, как дым.

Просто сейчас это время сократилось до шести часов.

На сей раз печален не финал.

Мне лично самую чуточку печально, что придется закрыть глаза среди рутины, без кульминаций и развязок.

Я снова в комнате, ощущение напряженности на поле боя притупилось, сменившись расслабленной атмосферой перерыва. Судя по всему, мы преодолели некий рубеж. Осталось доделать еще четыре страницы; видимо, решили, что это можно успеть вовремя.

— Уф… ну хорошо. Наконец пришло время прибегнуть к хитрости!

— Мисая-сан, заварим новый зеленый чай. Открываю парижскую «Мари Антуанетту».

— Я серьезно, если что. Упомянутая хитрость действительно существует.

Мисая-тян хотела во что бы то ни стало прибегнуть к хитрости.

— Да-да, вперед, — безразлично соглашается Кокуто-сан и продолжает рисовать.

Мы без устали работаем, смотрим в свою работу и постоянно говорим.

Про работу. Семью. Ценности. Любимый жанр. Завтра. Вчера. Любовь.

Выходит не то, к чему стремились, но такой непринужденный климат — в дефиците. Уютный сон, как грязевая ванна, в которой хочется поваляться подольше. И я вдруг, забывшись, обращаюсь к теме, которой не следовало бы касаться:

— Кстати, я недавно видела сон…

— Что такое, мастерица ведерной цепочки?

— Хоть до Мастера Ведер сократите… В том сне я просыпаюсь, и внезапно все понимают, что через девяносто минут миру придет конец, и устраивают шум.

Шуршание письменных принадлежностей стихает. Все безмолвно и со слишком серьезными лицами смотрят друг на дружку.

— Вы чего?

— Ничего, продолжай. Что дальше было?

— Ага. Там мой провидческий взгляд… он показывал будущее, и я снова и снова смотрела, как нам приходит конец. Я металась, старалась избежать такого будущего, но ничего не выходило, и все кончалось. Такая масса вариантов, развилок, но что ни выбери — провал. Может, это у меня тупо мало силы? Я вижу будущее, но не могу научиться этим пользоваться.

Тема выходила весьма запущенная.

Вообще-то в ответ на такие сонные истории следует поржать.

Но моя любимая подруга, Кокуто Азака, поверила мне и сразу все просекла.

— Что ни выбери — провал? Это значит, что обстоятельства сами по себе провал.

— Сами обстоятельства… ошибочны?..

— Ага. Уже по «90 минут до конца» понятно, что ты в плохой ветке сюжета, и ее основной вектор в любом случае не изменится. Если не можешь изменить будущее —значит, надо было раньше осознать. Впрочем, не знаю насчет персональной судьбы, а рок всего мира предвидение, скорее всего, поменять не сможет.

— Вот как. Не совсем понятно, но объясняешь убедительно, Кокуто-сан. Узнаю лису, которая тайком ото всех нас внезапно стала работать на крупнейшую в стране косметическую компанию.

— «Шисейдо» как «место жизни и смерти»! Там нужно разбираться и в оккультном сленге, чтобы выбиться в люди.

— Попрошу не ехидничать, почтенные леди-авторы. У нас тут серьезный разговор. Между прочим, семпай и Фуджино, как-то вы приуныли. Что, есть с чем сравнивать?

От замечания Кокуто-сан обе посуровели и потупились.

— Да, именно так. Мне тоже вспоминается такая история… лучше сказать, я сама видела это. Бегали от зомби, все убивали друг дружку, пробовали стать эстрадницами и тихо пустили все под горку, только на последнем концерте, который нам сделали из жалости, ни одного зрителя не было, и хотелось задрать голову в луч прожектора и подумать: эх, и это тоже конец света…

— Собственно, и я помню. На сцене не выступала, но, к примеру, тем летом, когда появлялся мастер-рекордсмен, я ходила по улицам и не видела других прохожих, говорила себе декадентский монолог: «Эх, как будто пришел конец света…» — и оказалось, что правда все исчезли, вот я перепугалась…

— Меня добавьте, хотя у меня был кошмар, что брата забрал кролик-убийца.

— Ха-ха, не…

— В общем, все видели похожие сны… Все испытывали примерно одно и то же… Неуютно. Я старалась об этом не думать, но теперь чего уж. Я прямо спрошу — почему же все происходит именно так?

— В смысле, почему наши жизни идут по кругу, но отличаются в мелочах?

— Нет, не так. Мы, как бы это сказать…

— Стали продуктом чьего-то творчества. Получили роли имитаций, чувствуем, что живем на выдуманной сцене, да? Как если бы настоящих людей затянуло в сон одного человека.

— Да, точно! Одзи-семпай, на этот раз интуиция у вас работает!

— А у вас язык без костей. Я из тех, кто всегда придерживается правды. Хотя я только что об этом подумала. Ведь, согласитесь, сейчас в нашей жизни нет реализма, она как сон. Мне уже беспокойно, не оказались ли вы в моем сне.

— Семпай?..

— Сами посудите — как ни крути, такая жизнь невозможна. Я совершила преступление в Рейене, мне должно быть недоступно подобное будущее… Поэтому я только что осознала, что это выдумка.

Она посмеялась с самоиронией и положила на стол ставшую обычной за десять лет ручку.

— Но это же не ваш сон, семпай. Нет-нет, тут другое…

Почему же мы так повторяемся?

Не время спорить насчет того, во сне мы или наяву. Мы все чувствуем, что мир вокруг — фальшивка.

— Не бывает такого, что без причины все смотрят один сон, да еще и много раз подряд. Где-то все это началось. Мы забываем об этом… Поэтому скажу наоборот…

Если вспомнить первопричину, скорее всего, и цикл прервется.

Но куда копать?

— Хватит искать правду. Где правда, а где ложь — без разницы. Надо найти границу между ними, и сон развалится. Ведь мы раскроем его истинную природу. Но такого ни разу не было потому, что мы много раз проигрывали этому «повторению».

Все так, как говорит Кокуто-сан.

Как-то же мы попали в эти обстоятельства. Оттуда же Сео Сидзунэ повторяет фальшивые истории. Все время видит провальное будущее.

Я много раз пыталась избежать этого, но каждый раз неудачно.

В этот раз так же. Если ничего не изменить, я пропаду вместе с ночью.

Кокуто Азака сказала, что где-то есть подлог.

Тут уж и говорить нечего. На сей раз подлог — мы сами.

Мы изначально не в тех отношениях, чтобы вот так улыбаться друг дружке. До боли понимая это, Одзи Мисая и Фуджино сжимают губы добела.

Я склоняюсь к мысли, что неважно, чей это сон.

Но мы уже чувствуем, что все началось.

В этот раз, в предыдущий, в пред-предыдущий, в те непримечательные разы, которые забылись.

Все началось с той школы. Десять лет назад в женской академии Рейен, в тот день, в ту ночь, в той комнате, случилось то, без чего до такого бы не дошло.

Вдруг у всех нас начали звонить телефоны.

«Срочные известия. В Зоне воспроизведения Земли №3, ввиду затруднений с продолжительностью существования из-за износа, в полночь сего дня назначен общий снос. Ответственных за симуляцию в данной зоне жителей просят завершить все виртуальные жизни. Зона воспроизведения №4 не сможет принять всех ввиду недостатка бюджета. Через пять часов все присутствующие в зоне и она сама будут уничтожены. Остающимся предлагается дождаться финала».

Одновременно с хорошим произношением объявления по комнате прокатился шум.

Выскочив на террасу, мы видим, как уголок города Мифунэ стал белым, словно ластиком прошлись.

— Вот как! Теперь у нас НФ! А мы — виртуальные персонажи в сети!

— А ведь такой сюжет тоже допустим.

— Минутку, не слишком ли внезапно?! Откуда выросла эта ветка сюжета?!

Мисая-тян оспаривает внезапный финал, но здесь это обычное дело.

На самом деле и новости о том, что мир — движимый компьютером симулятор, а наш мир устарел и будет выключен, ничем не отличаются от вдруг упавшего метеорита, разнесшего половину Земли.

Потому что конец света никогда не связан с людьми.

Как бы внутри ни было мирно, как бы скромно ни жили, внешние обстоятельства безжалостно сотрут все. На этом конец фильма, остановка производства и отмена продаж.

Но спокойно! Даже закончившись здесь, история все равно продолжится.

Как мир не кончается с чьей-то смертью.

Как мир не остановится с твоей смертью.

Это — форсированный круг перерождений. Нельзя избежать финала. После того, как мы пропадем, мы не уйдем в мир посмертия, а попадем в мир с другим сюжетом, продолжая избегать конца. Поэтому не нужно никаких доказательств загробной жизни. Чем отправляться куда-то в неведомое, лучше вырулить в тот же мир.

— Пожалуй. Если все продолжится, то и…

«То и ладно», — подумала я.

Только…

— Всех все устраивает? Устраивает, что опять повторится финал?

Докучливая подруга подтолкнула в неприглядно колеблющуюся спину.

— Нет. Не знаю, что именно не устраивает, но это не то.

— Да, согласна. Я недовольна.

— Недовольна? Чем, Кокуто-сан? — вопросительно наклоняю голову.

Она с неловкостью, чуточку оробев, подмигнула и повела всех нас из здания.

— И цикличный финал, и разные истории — все это здорово… Но то, что конец всегда грустный, хочется как-то исправить, правда?

◆

После извещения о конце виртуального света город оброс чем-то вроде парада. Повсюду языки пламени. Вопли ужаса. Вопли радости. Вопли страдания. Вопли отчаяния. Самые разные виды людских голосов, какие можно сходу припомнить. Если емкость мира закончилась, нужно просто снизить число движущихся объектов, простецки уверовали многие, даже культ выскочил, и человечества в этом безумстве наверняка станет вдвое меньше еще до восхода солнца.

Мы залезли в машину Кокуто-сан, отъехали от погружающегося в хаос большого города и рванули прямиком в отдаленную деревушку в горах.

Когда-то мы могли передвигаться только автобусами, а сейчас занимавшая больше часа дорога легко уложилась в полчаса. Даже здесь мы ясно ощущаем, что повзрослели.

— Приехали. Пойдем.

Проржавевшие главные ворота.

Заросшая кирпичная дорога.

Огромный каркас, куда никто больше не ходит.

Академия Рейен давным-давно превратилась в руины. С каких пор — я не помню. Убрав разросшийся бурьян, толкнув одряхлевшие двери, я вновь переживаю ностальгические школьные деньки.

Странно, но тут все еще горели фонари.

Освещенные синеватым уличным освещением, мы идем по роковой мощеной дороге.

И добираемся до цели.

Гостевой дом, что за корпусом старших классов, скрывается в лесу на холме.

— А-а, я вспомнила. Точно, это здесь…

Десять лет назад кто-то завел эту штуку.

Это была собственность Кокуто Азаки. Забытая женщиной, которую девушка звала Учителем.

Кто-то из интереса включил эту, сработанную как произведение искусства в ретро-стиле, шкатулку.

Открываю двери гостевого дома. Через сквозной вестибюль поднимаюсь на второй этаж. Быстро по пыльным коридорам и в центр второго этажа, в ту самую комнату.

Медиазал гостевого дома.

Десять лет назад здесь с нашей компанией произошел несчастный случай.

Пятая подруга, которой с нами нет. Мы бросили ее, ту, которая не смогла стать свидетельницей этого финала.

— Ну что, я открываю?.. Только сохраняйте спокойствие, что бы там ни было.

Дверь открывается.

Ток-ток-ток-ток. Крутящиеся шестерни. Из помещения проливается синий свет. В зале стоят шесть диванов и пленочный проектор.

В самом центре — проектор, ток-токает и до сих пор льет свет на экран. На диване, что прямо напротив, сидит девочка и пристально смотрит в одну точку.

— Эй, привет…

Протягиваю руку к плечу девочки.

Она в школьной форме женской академии Рейен. Валится с глухим стуком.

Мертвая.

Мертва.

Тело через десять лет после смерти.

Мне кажется, что я вот-вот отключусь от головокружения.

Набираюсь храбрости и выуживаю из кармана трупа школьную карточку.

— К… как?

Сео Сидзунэ.

Так звали брошенную десять лет назад девочку.

◆

Голова кружится, я не могу стоять.

Мир для меня уплывает в темноту, не дожидаясь утра.

И это очередной world’s end.

Напоследок я… тихо…

— Дай я сначала уточню. Если все — фальшивка, тогда где настоящее?

Благодаря донесшемуся откуда-то голосу я застыла на краю.

Точно. Я хочу избежать этих неудач. Если плыть по течению, ничего не изменится.

Закрыть глаза я успею после встречи с ответом.

В истончающемся сознании обдумываю все, что было до этого.

Какой там был сюжет? Разумеется, это — история о поисках убийцы.

Можно даже сказать «странствие в поисках фальшивого и настоящего».

Тогда что фальшивое? Разумеется, это — данный нереалистичный сюжет.

Мы были обычными школьницами. Какой полный зомби мир, какой детектив, какая виртуальная жизнь в нашу-то смену?

Причем среди этого есть сцена выдающейся лжи.

Субъективное и объективное, я и сцена. Что из этого мне как человеку — истина?

Итак…

Субъективное:

Истина — правильность взаимоотношений! см. ч. 1/стр. 6

Объективное:

Истина — правильность сеттинга! см. ч. 2/стр. 20

Философское:

Истина должна быть в этой реальности, какой бы она ни была! см. ч. 3/стр. 36

Куда пойти?..

◆

— Шучу. Не стала я следовать таким правилам.

Труп дергается. С такими словами поднимается упавшая с дивана школьная форма.

— Сео?! Ты живая?!

Кокуто-сан, Асагами-сан, Одзи-семпай подбегают к Сео Сидзунэ, которая только что была скелетом.

Я смотрю на это холодным взглядом.

— Я была с тобой заодно, потому что ты кое-как видишь будущее. Азака-тян все правильно сказала, все кончилось в момент начала. Ловушкой было само действие постоянного просмотра того, что дальше. Поэтому, чтобы обмануть твой глаз, пришлось с самого начала быть мертвой.

Я не планировала ловушек.

Я изначально не знаю других способов.

Потому что Сео Сидзунэ — редкий, видящий будущее человек,

а я — обычная, всего лишь знающая финал этой истории сценическая установка.

— Я вспомнила. Это не Рейен десять лет спустя, не мир зомби, не мир летнего домика. Это просто медиазал Рейен. Это мир, где я, Азака-тян, Фуджино-сан, и выпустившаяся и зашедшая присмотреть за нами Одзи-семпай собрались тогда, когда кто-то завел принесенный Азакой-тян кинопроектор.

Медиазал распадается, становится миром после того, как ложь вскрылась, потеряла убедительность, пленка вся промоталась.

Миром белой пустоты экрана.

— Мы просто снимались в полуторачасовой истории. Поэтому ты продолжала смотреть на нас как объектив камеры.

— Да… Но как ты можешь знать, что это была именно я?

— Это же и без слов понятно! Здесь — женская академия Рейен, где собираются девы прекраснее цветов и без парня! Вас, ученицы общей школы, да еще прибравшей к рукам Микию-сан, здесь быть просто не может, Реги Шики-сан!

Надо же. Забавно. Я и сама не заметила, как чуть приподнялись уголки рта.

Наверно, это и называется «победной улыбкой».

Все так забавно, что я достаю катану, чтобы еще поднять градус веселья.

— Эй, чего это она, она же нарывается по полной! Сео, это настоящая Шики?!

— Обе в сторону!..

Асагами-сан подается вперед, защищая их двоих, оседающих под моим давлением.

— Скрутись!..

Беспощадный искажающий мистический глаз. Незримая атака. Я с легкостью рассекаю ее силу по спирали из зеленого и красного, и на выдохе — по шее выступившей вперед Асагами-сан…

— Назад!..

Я думала сделать шаг и отрубить ей голову, но Асагами-сан подхватило что-то такое прозрачное и унесло за пределы досягаемости моего меча. Обидно.

Все-таки убийства следовало начать с Одзи-семпай. Ее феи не умеют атаковать, но когда требуется поддержка по фронту, эту роль они отрабатывают лучше всего. Сама она об этом не догадывается, и я ее за это даже чуточку жалею.

— Спасибо, семпай. Теперь решено. Настоящая эта Реги-сан или как — в данный момент вопрос несущественный.

— Пожалуй. Похоже, что это она — корень всех зол. Однако, Асагами-сан, характер у вас, несмотря на личико, весьма жесток.

— Фуджино просто решительная, семпай… Итак. Почему оно в виде Шики? Серьезно, к ней же не подойти, и меня это жутко бесит!

— Спроси об этом собственную совесть, Азака-сан. Я — финал. Моя роль — заканчивать историю. Поэтому я вошла в роль самой непобедимой из вас.

— Уф… Д-да, Реги-сан не победить…

— Ага. Единожды впитанный страх так легко не…

— Победить, победить. Я-то всегда могу ее победить!

— Ну да. И насколько она сильна? Расскажи в двух словах.

— Класс редактора, который едва глянул на план аниме-версии и уже требует невозможного.

— То есть даже подступиться нельзя?!

Да, эти девушки — действительно редкостные сценические образы.

Именно поэтому терпеть их не могу.

Я хотела понаблюдать за вами подольше, и мне нет прощения за то, что держала вас в неведении до сих пор.

Но ничего не поделаешь. Я такой создана.

Машина, которая провозглашает финал.

Не вечно вращающий мир, но вечно крутящий драму эпидиаскоп.

Во мне теплится мысль, но я не смогла заполучить этой ослепительной человечности.

Ведь инструменту не нужны людские чувства.

У инструмента должно быть только видение мира в собственной проекции.

Чем больше человечных мыслей, тем больше неполадок.

Поэтому создавший меня некто наверняка бесчеловечен до мозга костей.

— Но одно известно точно. Либо мы завалим ее, либо не проснемся.

Слова Сео Сидзунэ заставляют остальных поднять головы.

Девушки посмотрели на меня, неприступную Реги Шики, и уверенно заулыбались, то ли решившись, а то ли отбросили всякий стыд.

— Окей, вас поняла. Ну что, сделаем ее!..

— Поддерживаю. Сколько можно проигрывать? Это вредно для нервных клеток.

— Мы вчетвером ее остановим. Так?

— Так! Девочки, от винта, патронов не жалеть!

Они встают против меня плотной группой.

Если они опять не смогут меня убить, то придут к такому финалу, где всю жизнь, даже беспокойным духом после смерти, будут прокручиваться внутри меня.

— Да. Скоро рассвет. Победишь ли ты главную героиню на этот раз, Сидзунэ-сан?

Я улыбаюсь. Они тоже улыбаются. Невозможным в реальности единым фронтом они вступают в бой, в котором нет надежды на победу.

Ах, какой восхитительный world’s end.

А вот теперь — я тихо… камеру…

■ Финальная запись/

— Эй, долго собираемся спать? Вставайте уже, гусыни.

Что-то тыкается в мой висок!

Тычок в голову чем-то вроде каблука, и я, Сео Сидзунэ, просыпаюсь, на этот раз быстро.

— А?! В-все готово, я все доделала!

Вскидываюсь, решив, что это Тамаки-тян из литкружка требует рукописи, и обнаруживаю себя в темной комнате, купающейся в синем свете.

— Что?..

Странное, темное, но освещенное, противоречивое пространство.

Крутится-стучит старый кинопроектор.

В помещении расставлены несколько стульев, спят на полу Азака-тян и остальные, а у самого проектора стоит с недовольным видом девушка в кимоно, Реги Шики-сан.

— Реги-сан?.. Почему ты здесь?..

— Вообще-то это вы меня позвали на культурный фестиваль. Я прихожу, а вас нигде нет, поубивала бы. Целый день вас искала.

Бурчит, как настоящая Реги-сан.

Мы с ней виделись прошлым летом, а потом познакомились поближе через Азаку-тян. Несравненная красотка в японской одежде.

— М-м… Мы вообще где?.. Я же вроде… от души вмазала Шики, а потом как-то завертелась в воздухе…

— Ку-ки нагэ… это в айкидо называется «ку-ки нагэ», «воздушный бросок»… Потом Кокуто-сан долетела до нас, как «тэ уракэн»… надо было ловить… ох, не могу вспомнить…

— Нет, Асагами-сан, вы от нее без сожаления увернулись. Кокуто-сан прилетела в стену, вы к ней даже не обернулись и на полную мощь дали по комнате, захватив меня.

Трое спящих на полу — Азака-тян, Асагами-сан, Одзи-семпай — продирают глаза.

Щурясь от света кинопроектора, они осматривают зал, чтобы понять, что происходит, и замечают нас с Реги-сан.

— Шики?! Ты почему здесь?!

— Ох. Спросите Сео. И вообще, Азака, ты эту штуку принесла?

— Эту?.. А, эту!

Азака-тян, Асагами-сан, Одзи-семпай разом смотрят на проектор.

Он запущен, но пленка, да и сама катушка, сняты. Ее держит Реги-сан.

— Это вы его остановили, Реги-сан?..

— Ну да. Кино было отвратное, и я хотела просто выключить, но кнопка питания не работала. Меня достало, и я сняла пленку. Токо была права, дефектная железка.

Да уж, без пленки кина не будет.

Проектор светит на изображение, нанесенное на пленку, и в зависимости от прозрачности участков свет разного цвета и яркости попадает на экран. Пленка сматывается с верхней катушки, а после просвечивания накручивается на нижнюю.

Реги-сан обрезала пленку прямо посреди воспроизведения и вытащила нижнюю часть вместе с катушкой.

— З… значит, мы вырвались?

— Похоже на то. Хотя какая-то неубедительная развязка.

— Простите, а что вообще с нами происходило?

Азака-тян, Асагами-сан и я переглянулись и задумались, какими словами все это описать.

Общий смысл был ясен.

Как ни трудно поверить, нас затянуло в кинопроектор. Разумеется, не телесно, а ментально, и мы все время были персонажами в кино, которое эта машинка крутила.

— Групповой гипноз, управление электроволновой активностью мозга, эгрегор[3]… Ну, по сравнению с другими подарочками учителя Токо, тут хоть как-то можно объяснить систему.

Но для нас важно не «как», а «зачем».

По какой причине этот кинопроектор выбрал именно нас?

— Азака, ты правда не знала? Это…

— Это — эпидиаскоп, генерирующий истории. Он импровизирует фильмы, верно?

— Одзи-семпай?

Вдруг мы замечаем, что девушка очень внимательно изучает проектор.

— Так я и думала. Верхняя пленка пуста. С нее ничего не проецировалось. Значит, если проектор крутил кино, то мы сами и создавали эти истории. Страшно даже подумать, зачем это нужно, но мне кажется, что эта машина использует память собравшихся зрителей и создает из нее кинофильмы. Массово производит оригинальное, исходя из понятий вторичного творчества.

— Одзи, ты просто нечто. Как ты с такой проницательностью проиграла Азаке?

Азака-тян недовольно хмурит брови.

— Это была случайность. Видите ли, психические испытания — мое слабое место. Вот если все, на кого я могу положиться, соберутся вокруг, как вот сейчас, мне равных нет.

Такая высота базовых параметров и грустная слабость духа в нашей любимой Одзи-семпай связаны неразрывно и навсегда.

— Материал из людской памяти… То есть, мы сами… хотели увидеть те миры?

— Не знаю. Думаю, это не желания, а просто всякие страхи и табу из подсознания. Лично мне вот зомби абсолютно не нравятся.

— А, зомби были по моим заявкам. Знаете, как в «Carry» или «Demon’s Souls» шикарно, и экран весь красный?

— А из-за меня был детектив, так что жаловаться не могу, но, пожалуйста, Фуджино, найди себе хобби получше. Хм? Тогда вот это в духе Токива-со было от Сео… нет, Одзи?..

— Г-хм! В общем, Реги-сан, всему виной была эта машина?

— Ага. По словам создателя, это проектор-режиссер, идеальная машина развлечений, творец новой эры скоротечного потребления, которая наступит совсем скоро… ну, таковым он задумывался.

— «Задумывался»?.. Потому что дефектная железка? Потому что она крутит кино снова и снова, пока тела расходуемых на сюжет зрителей не умрут?

— Ну, чего такого в том, что она убивает сюжетный материал? Показывает истории вечно, пока не кончатся зрители. Но она, мол, отказалась от себя.

— Отказалась — от себя?..

— Ага. Сама механически создает истории, но сама же не выносит этой механичности. Ей был дан разум, чтобы она смогла создать счастливое кино, которое понравилось бы всем, но этот разум споткнулся об одно противоречие. «Я запечатлела счастливый мир. Но занавес будет опущен. И, несмотря на счастливый сценарий, мне не изменить того, что этот мир закончится».

Поэтому ее сцена всегда настолько интересна и настолько же печальна?

Эпидиаскоп выдавал грезы для развлечения.

Но они кончаются. Даже самая интересная история — просто кино. А кинолента кончается за 90 минут.

Машина, проецирующая рай, отличный от реальности, с каждой гибелью разрушает прекрасный Эдем.

Как и людская жизнь, прекрасное кино должно закончиться.

Поэтому проектор и сломался. Потерял азимут на цель. Укрылся от печального конца тем, что, если финал неизбежен, можно хотя бы перейти к следующей истории.

— Столкновение функции и идеалов… Этот проектор с самого начала хотел только заинтересовать нас… то есть не имел команд помимо «заинтересовать».

— Ага. Машинка не смогла смириться с тем, что любая история оканчивается горем. Даже для мечтательного автомата слишком романтично.

Реги-сан вынула из рукава кимоно нож и нацелилась на эпидиаскоп.

Я мельком припоминаю миновавшие концовки.

— Постой…

Да. Реальность всегда печальна.

Мы инстинктивно закрываем глаза на этот факт.

Я, видящая будущее, знаю, что в итоге человеческая жизнь состоит только из грусти.

Но доработать такую жизнь, добавить смеха, кормить иллюзией, что жизнь весела, — не это ли истинный смысл кино?

Чувства той «меня», что с грустью смотрела на погибающий мир возле черного берега, не кажутся мне не моим делом.

— Постой! М-можно я присмотрю за этим проектором?

— Чего?! — с откровенным отвращением оборачивается Реги-сан.

И Азака-тян, и Асагами-сан дикими взглядами смотрят на меня.

— За чем тут присматривать? Это забытая вредной теткой вещь. Она ничья. Она опасна своим существованием, и поэтому я просто ее сломаю.

— Т-тогда поставим предохранитель! Чтобы, к примеру, через три часа автоматически выключал питание!

— Слушай… Если бы можно было так удобно сделать, Токо бы не…

— Но можно ведь. Это же обыкновенный кинопроектор. От батареек, например, он не будет работать вечно.

«Смотрите», — Азака-тян хватается за кабель. Очевиднее некуда — этот проектор воткнут в обычную розетку.

Реги-сан цыкает и разочарованно убирает нож. Видимо, от сожалений об упущенной добыче, она лично и злобно дергает штепсель.

Тук-тук-тук, тук — кинопроектор тихо замирает.

И та, что так долго продолжала вращение, наконец получает отдых.

◆

— Ну, я не возражаю. Но как вы додумались посреди школьного фестиваля сесть смотреть кино?

— Гм, кстати, да, как это мы так, Азака-тян?

— Все началось с Одзи-семпай. Она уже выпустилась, но начала работать интендантом и выкопала среди моих вещей проектор Токо-сан… Принесла его в гостевой дом — давайте, мол, запустим!

— Я… я лишь хотела посмотреть, работает он или нет!

— А-а… Точно. Одзи-семпай, вы же в университете в кинокружок записались? Говорили, что комиксы в прошлом, но хочется оставить какое-нибудь творческое произведение перед погружением в семейную рутину.

— О да, как она радовалась. Терлась о проектор щекой…

— Было бы хуже, отреагируй она как обычно, не распускаясь. Клапаны в мозгу срубит же.

— Я не распускаюсь! И вообще, извольте выбирать выражения, Кокуто-сан! Разве кто-нибудь может проглотить оправдания вроде: «Это старье, оно безвредно», «это просто безделушка», «она школьных правил не нарушает»?!

— Вот именно, Одзи-семпай. Мы над вами не смеемся, мы поддерживаем.

— И это славно.

— Да, это славно.

— У вас нет чувства дежа-вю?

Одзи-семпай краснеет от смуще… то есть от гнева.

Да, ради репутации семпай так и порешим.

— Договорились? Тогда пошли, Одзи. Мы заставляем человека ждать у ворот.

— А? Почему именно я?

— А кто, кроме тебя, может выписать гостевое разрешение? Давай-давай, идем. Отплати мне за спасение.

— Эй!..

Реги-сан хватает Одзи-семпай за руку и тащит за собой.

Я смотрю на них, предвижу будущее через полчаса, и от вида еще большего пандемония не сдерживаю кривой улыбки. Ну а что до того, кто там ждет у ворот… тут и без меня догадаться нетрудно.

— И снова мы против Реги-сан…

— Речь, недостойная леди, Сео-сан.

Асагами-сан улыбается, как мама, отчитывающая малыша-проказника.

Словно подражая ей, моя любимая подруга подмигнула мне знакомым жестом:

— Давайте оставим это в секрете. Во все времена молчание, как и открытый финал, — золото.

/Финальная запись — конец

⇐ Предыдущая 1 2 345 Следующая ⇒