Картина третья

ФЕДОТ САВЕЛЬЕВИЧ/на ходу, широко разведя руки/. Здравствуй, дорогой мой друг, Егор Кузьмич!

ЕГОР КУЗЬМИЧ/идёт навстречу/. Здравствуй… здравствуй, Федот! Рад тебя видеть!

Объятия.

ФЕДОТ САВЕЛЬЕВИЧ/отстранившись/. А ты всё такой же, Егор! Не берут тебя годы!

ЕГОР КУЗЬМИЧ. Да нет уж… куда там? Укатали сивку крутые горки. /Вздыхает/. Увы… увы, Федот, время не щадит никого: ни героев, ни принцев, ни романтиков духа… и ни бывших гигантов бизнеса!

Смеются. Идут к столу.

ФЕДОТ САВЕЛЬЕВИЧ. Затронул ты тему, однако… А ведь это

правда: парили мы с тобой когда-то там… в заоблачных высях.

Столько планов, столько стремлений, рисков! Боже… когда это было?

ЕГОР КУЗЬМИЧ. Давно… ох, как давно! Как подумаешь - голова кругом идет! /Вздыхает/. Да, Федот, молодость – как горная серна. Только что была рядом – гордая, красивая, готовая совершить свой, отчаянный, прыжок! Но оглянулся, осмотрелся вокруг - а её уже и в помине нет! Растворилась, исчезла, умчалась вдаль, и следов не оставила. /Смеется/.

ФЕДОТ САВЕЛЬЕВИЧ. Но задор наш, юный, веру в большую мечту и успех мы не отдадим никому! Даже коварному времени… верно?

ЕГОР КУЗЬМИЧ. Не отдадим, Федот! Ни за что! Даже под дулом винчестера!

Смеются. Садятся за стол.

ЕГОР КУЗЬМИЧ. Я не слишком отвлек тебя от твоих планов и дел?

ФЕДОТ. Не велика потеря! Как в старину говорили: дело не медведь, в лес не уйдёт. Тут… как я понял, назрела другая тема. А твоя тема, Егор, она и моя тема! Как-никак, сроднило время нас с тобой… и семьи наши тоже. Поэтому важнее всего теперь для нас, как я думаю… вот это! /Берёт листок. Читает/. Да… оригинальный список. Слишком даже! Если учесть, что в нем нет ни одного из тех, ради которых такие вот тексты составляются! /Смеется/. Ну что ж… будем разматывать этот, непонятный пока для меня, семейный, клубок!

ЕГОР КУЗЬМИЧ. Спасибо, Федот, за отзывчивость и ангельскую доброту душу. Не избалован я подобным вниманием… последнее время…

ФЕДОТ САВЕЛЬЕВИЧ. Что такое, Егор? Откуда такой пессимизм в тебе, столь могучем, правителе?

ЕГОР КУЗЬМИЧ. Так случилось, Федот, что ныне я уже не тот, каким знал ты меня еще вчера… /Откашливается/.

ФЕДОТ САВЕЛЬЕВИЧ. Вижу… вижу и сам, мог бы не уточнять! /Пауза/. Диагноз… всё тот же?

ЕГОР КУЗЬМИЧ. Да… проклятый! Не хочет меняться… сколько не трави его лучами и микстурами!

ФЕДОТ САВЕЛЬЕВИЧ. Может быть… лучше было бы там… в столице побыть! Всё-таки ближе к врачебным светилам. А там, глядишь, и отпустит недуг…

ЕГОР КУЗЬМИЧ. Полгода надежд, Федот, не привели ни к чему. Устал я ждать… А время идет, силы тают… Вот и организовал свой, последний, приют… здесь, поближе к природе. Чтобы побыть одному, разобраться во всём не спеша. Взглянуть на пройденный путь со стороны, попытаться найти ответы на все, возникшие вдруг, вопросы.

ФЕДОТ САВЕЛЬЕВИЧ. Но это можно было бы сделать и там, в

Москве, не убегая так далеко от управления своим, немалым,

хозяйством?

ЕГОР КУЗЬМИЧ. Пытался… пытался, Федот! Но… жизнь тем и удивительна, что вдруг, когда совсем того не ждешь, она ставит тебя перед выбором, обойти который ты просто не в силах!

ФЕДОТ САВЕЛЬЕВИЧ. Да ну, Егор… не пугай меня своими признаниями. Давай, говори быстрее – что тебя, в этой прекрасной жизни, так огорчило?

ЕГОР КУЗЬМИЧ. Мы с тобой, Федот, были одними из лидеров гонок, придуманных ещё много веков назад. Они устраиваются постоянно, из года в год, из поколения в поколение. Конечной целью таких забав является, как известно, жирный куш! И вот ты добрался до него, ты уже на Олимпе… и вдруг к тебе приходит прозрение: маршрут гонок, в который ты когда-то так азартно ввязался, был изначально гибельным.

ФЕДОТ САВЕЛЬЕВИЧ/смеётся/. И как это понимать, Егор?

ЕГОР КУЗЬМИЧ. Прямо… примитивно понимать, Федот! Так, как я сказал!

ФЕДОТ САВЕЛЬЕВИЧ. Но ты же назвал маршрут наших гонок уже... изначально гибельным?

ЕГОР КУЗЬМИЧ. Верно! Именно этим, трагическим, словом я и хотел завершить свою, предыдущую, мысль!

ФЕДОТ САВЕЛЬЕВИЧ. Смелое заявление! Бьет наповал! Стоило бы, наверное, после этого сильно испугаться. Или хотя бы глубоко и надолго задуматься! /Смеется/. Извини, Егор, но почему-то я, вполне успешный бизнесмен Лузгин, хозяйничая много лет в своем любимом, аграрном секторе, ничего подобного пока, слава богу, не ощутил!

ЕГОР КУЗЬМИЧ. Представь себе, Федот, что и мой, инновационный, проект находится пока ещё на той же, недосягаемой

для многих, высоте! Но это ещё не повод говорить о том, что я, в

своём предыдущем заявлении, был не прав! Просто тебе, на данный момент жизни, повезло больше, чем мне и моей семье!

ФЕДОТ САВЕЛЬЕВИЧ. Семье? А причём здесь семья?

ЕГОР КУЗЬМИЧ. Притом, Федот! Потому что именно там, в семье, а не где-нибудь, и зарождаются со временем истоки того, зловонного, потока бесконечных истерик, скандалов, ультиматумов и обид, от которых хочется бежать, сломя голову, на край света! Чтобы никогда больше не слышать этих мерзостей и не видеть тех, кто с невероятным искусством ежеминутно, ежесекундно их извергает!

Большая пауза.

ФЕДОТ САВЕЛЬЕВИЧ. Так… погоди, Егор! Давай-ка, тормознём

здесь чуток. Ты, видать, попал в ситуацию, которую не можешь пока

толком, по-человечески, объяснить. Ну что ж… не паникуй! Успокойся! Жизнь – не олимпийская дорожка для бегунов, бывают и колдобины. Вот в них-то мы и попробуем сейчас потихоньку, не спеша, разобраться! /Пауза/. Как я понял, Егор, за последнее время у тебя возникли некоторые осложнения… в отношениях с детьми. Это так?

ЕГОР КУЗЬМИЧ. Да, именно так! Ты уловил суть моей, семейной, проблемы верно!

ФЕДОТ САВЕЛЬЕВИЧ. Глядя на данный список, это совсем не трудно было сделать. Но я уловил ещё и другое: отношения эти далеко не из ряда особо приятных… верно?

ЕГОР КУЗЬМИЧ. И здесь ты оказался на высоте, Федот! Хотя мог бы облечь свою мысль и в более жёсткую форму: отношения эти, после недавних, бурных, дебатов, были внезапно прекращены, и, на данный момент, отсутствуют вовсе!

ФЕДОТ САВЕЛЬЕВИЧ. Ты имеешь в виду… всех троих?

ЕГОР КУЗЬМИЧ. Нет, слава богу! Сын мой - иного склада души и внутренних убеждений. Он, как и я когда-то в юности, рассчитывает исключительно на себя, на свои, немалые, таланты. И не проявляет… пока, по крайней мере, ни малейшего интереса к моим миллиардам! Дьявол жадности стал активно сводить с ума двух других, хорошо известных тебе, милых прелестниц. Одну - с карими, другую - с синими глазами…

Появляется О л ь г а.

ОЛЬГА. С синими – это я! Здравствуй, па! Извини… я без

звонка. /Подходит, целует отца в щеку/.

ЕГОР КУЗЬМИЧ. Здравствуй, Оленька! Рад, что ты нашла,

наконец, время посетить меня!

ОЛЬГА. Работы много, па! Заграница, симпозиумы, правка текста для начальства… Здравствуйте, дядя Федот! Не ожидала встретить вас здесь, в этой, лесной, глухомани!

ФЕДОТ САВЕЛЬЕВИЧ/поднялся/. Здравствуй, Оля! А я наоборот: мечтал увидеть тебя именно здесь, среди прекрасной, лесной природы, вдали от мирской суеты!

ОЛЬГА. Вот и хорошо, что сбылось! Прежде такое случалось то в Барвихе, то в Москве, это правда. А что за шум тут, у вас? Па, о чем вы здесь спорите?

ЕГОР КУЗЬМИЧ. Мы не спорим, доченька. Мы льём горючие слёзы

по утренней росе, что исчезла, как только взошло солнце.

Федот Савельевич отходит к окну.

ОЛЬГА. Ты в своём репертуаре, па! Роса исчезла, а вместе с ней и твои миллиарды – ты это хотел сказать?

ЕГОР КУЗЬМИЧ. Ничто никуда в этом мире не исчезает бесследно, дочь моя! Как ничто не властно над священным потоком света, идущим от Солнца! А что значат, по сравнению с этим, дающим энергию всему живому, космическим божеством, какие-то эфемерные цветные бумажки, заполонившие сегодня мир? Подул однажды сильный ветер – и бумажки исчезли, улетели, растворились в безвестности. Все до одной! Как будто и не было их никогда! И что изменилось в этом чудесном мире под луной? Да ничего! Абсолютно! Ландшафт земной коры остался прежним; времена года не потеряли своей, чёткой, периодичности; вулканы все так же внезапно просыпаются и затухают, никого не спрашивая об этом. И лишь внезапно прозревшие ловцы безмерного счастья, вроде меня, погрузились в глубокий, безнадёжный сплин, вымаливая прощение у судьбы за бездарно загубленные годы...

ОЛЬГА. Ты, па, можешь говорить о чем угодно – ты умеешь и любишь это делать! Однако твои пространные монологи может понять разве что дядя Федот, и, возможно, кто-то из твоих новых, лесных, друзей. Но тебя никогда не поймут твои, родные, дочери, если ты не перестанешь разбрасывать по свету свой капитал и не станешь вновь тем, кем был еще совсем недавно.

ФЕДОТ САВЕЛЬЕВИЧ/подходит /. Не слишком ли резко, Оля, ты позволяешь себе говорить со своим отцом? Что-то раньше я за тобой такого тона не замечал!

ОЛЬГА. Раньше, дядя Федот, и атмосфера Земли была более плотной! В ней было больше кислорода. Теперь атмосфера разрядилась, стала менее пригодной для полноценной, человеческой жизни. В ней стали появляться вдруг… чёрные дыры, через которые свободно проникает губительная для живого организма радиация. Остановить этот процесс – главная задача сегодня не только для мира живой природы, но и для нас, дядя Федот! Помогите нам, брошенным на произвол судьбы, детям! Остановите его, этого, заблудившегося в жизни, безумца! Или вы не видите, что с ним, после смерти нашей мамы, происходит?

Открываются двери кабинета. Появляется Г л е б.

/В некотором замешательстве/. Ты здесь… Глеб? Странно… почему

не сообщил о приезде нам? /Подходит/. Здравствуй, братик! /Объятия/.

ГЛЕБ. Здравствуй, Оля! /Тихо/. Не сообщил, потому что спешил сюда. Папа не совсем здоров… надо быть с ним поласковее… /Отошел. Громко/. Дядя Федот! Вы ли это? Милый, добрый Берендей! Здравствуйте! Рад вас видеть!

Объятия.

ФЕДОТ САВЕЛЬЕВИЧ. Здравствуй… Глеб! /Объятия. Отстранившись/. Каков красавец! А я и не знал, что ты здесь! Егор… что же ты не сказал о наличии у тебя такого, важного, гостя?

ЕГОР КУЗЬМИЧ. Виноват… хотел сделать сюрприз! А сюрприз этот взял – да и сам объявился! Возник, словно добрый чародей… из чащи лесной!

Смеются!

ГЛЕБ/смеясь/. Да... похоже! А возник потому, что кто-то настойчиво просил здесь, на лесной полянке, о помощи! И я, как

истинный джентльмен…

ОЛЬГА. Не фиглярничай, Глеб! Я знаю о камерах и микрофонах – они рассованы здесь по всем углам! Скажи лучше: ты с нами, своими сёстрами? Или, как всегда, процесс созревания твоего, собственного, мнения будет длительным и сложным?

ГЛЕБ. Чувствуется мертвая хватка работника МИДа! /Смеётся/. Ты делаешь большие успехи на своей, министерской, службе, сестричка! Браво! Только не забывай: здесь - не суд и прокуратура, а наше, семейное, вече. Поэтому тон общения с нами, родными тебе людьми, должен быть несколько иным.

ОЛЬГА. Возможно! Однако тема, ради которой мы здесь

собрались, не дает возможности перейти на теплый, лирический тон. Сегодня, здесь, в лесных чертогах беглого олигарха Одинцова, решается наше будущее, Глеб! И оно, это будущее, по воле вот этого… бездушного упрямца /указывает на отца/, может оказаться для всех нас нищим. Поэтому я и задала тебе прямой, без экивоков, вопрос – ты с кем? Если можешь – ответь?

ГЛЕБ. Я приехал из Лондона, Оля, не для того, чтобы делить то, что мне не принадлежит. Как и тебе или Насте, между прочим. Поэтому мне странно слышать, как легко ты пытаешься распутать сложный клубок мотивов, которые привели человека, сидящего в этом кресле, к такому абсурдному, как ты считаешь, решению. Думать так – значит не уважать своего отца, давшего не только тебе, но и всем нам, жизнь. Этого допускать нельзя – так записано в Библии. Значит, выход один: нужно пытаться найти главную причину такого поступка! Понять - где она? В окружающем нас, далеко не простом, мире? Или в нас самих, в нашей психологии, в нашем, внутреннем, наборе пристрастий, склонностей… и не совсем здоровых привычек?

ЕГОР КУЗЬМИЧ. Спасибо, сынок! Учеба приносит свои плоды - и меня это радует! Значит, дело мое не обречено на всеобщее непонимание и забвение в веках!

Появляется Д а р ь я. В руках у неё поднос с набором фруктов, вин и закусок. Она молча переносит содержимое на стол и собирается уйти.

ЕГОР КУЗЬМИЧ/поднимается/. Останься, пожалуйста, Даша! Я хочу представить тебя присутствующим. /Подходит к Дарье/. Прошу познакомиться, господа! Это - Даша! Чудесная женщина, добровольно решившая помочь мне в эти, трудные, минуты жизни.

ФЕДОТ САВЕЛЬЕВИЧ/подходит/. Федот Савельевич, коллега Егора Кузьмича по бизнесу.

ГЛЕБ/подходит/. Глеб, сын Егора Кузьмича! Заканчиваю обучение в университете Оксфорда.

Пауза.

ЕГОР КУЗЬМИЧ/Ольге/. Дочка… а ты что же? Подойди к Даше… назови себя!

ОЛЬГА. Я слышала произнесенное тобою имя, па. Этого пока достаточно!

ЕГОР КУЗЬМИЧ. Не густо… А ведь мы с мамой вашей, покойной, воспитывали вас, помнится, совсем иными: вежливыми, добрыми…

отзывчивыми людьми. /Закашлялся/.

ДАРЬЯ. Я всё же принесу микстуру, Егор!

Быстро уходит.

ОЛЬГА/пристально глядя вслед Дарье/. Ишь ты…Егор! Ха-ха… Быстро птичка освоилась!

ГЛЕБ/резко/. Оля… прекрати! Ты же знаешь - папа серьезно болен! Подумай лучше об этом! Ему нужен человек, который смог бы присматривать за ним…

ОЛЬГА. … и за его миллиардами, ты хотел сказать? Я это уже поняла! Тем более, имя её стоит в списке первым! А ни тебя, ни нас с Настюшей в этом списке нет! О нас забыли! Мы выпали из его… старческой памяти! /Вытирает платочком слезы/.

Пауза.

ФЕДОТ САВЕЛЬЕВИЧ/подходит/. Не нужно так драматизировать события, Ольга. Список пока ещё не подписан завещателем. Так что всё еще можно изменить, подправить… составить, в конце концов, новое завещание!

ОЛЬГА. За эти полгода мы испробовали все возможные варианты. И что в результате? Ноль! Торричеллиева пустота! Ни один юрист не гарантировал нам успеха в борьбе с сумасбродным решением нашего па! Ни один! Все бегут от него, как чёрт от ладана!

ГЛЕБ. Потому что, по-видимому, это были грамотные юристы. /Смеется/. Статьи 1119-1125 Гражданского Кодекса России надёжно защищают права завещателя. И, одновременно, лишают кого-либо, включая самых близких родственников, права влиять на его, единоличное, решение.

ОЛЬГА/через паузу/. Я бы могла понять тебя, Глеб, будь ты человеком со стороны. Но ты же… ты же родной сын его! Единственный! Любимчик с самого детства! Как ты можешь так… жестоко глумиться над нами с Настей! Ты не брат нам больше… не брат! Предатель! Изувер! /Плачет, отвернувшись/.

Появляется Дарья. Подходит к Егору Кузьмичу.

ДАРЬЯ/налив микстуру в ложечку/. Выпей, любимый!

ЕГОР КУЗЬМИЧ. Спасибо, Дашенька! /Выпивает микстуру. /

ДАРЬЯ. Прошу тебя, милый, не нервничай! Всё будет хорошо, все устроится! Я сейчас вернусь…

Уходит.

ОЛЬГА/подходит к отцу, сквозь слёзы/. Я не ослышалась… па? Она назвала тебя… любимым?

ЕГОР КУЗЬМИЧ. Именно так, доченька. Скажу даже больше: я

тоже… с некоторых пор, обращаюсь к Дашеньке, употребляя это,

приятное для моего слуха, слово.

ОЛЬГА. И… как это понимать, па? Почему мы об этом ничего не знаем?

ЕГОР КУЗЬМИЧ. Странный вопрос, доченька? Федот

Савельевич? Ты слышал, о чем спросила меня моя дочь?

ФЕДОТ САВЕЛЬЕВИЧ/издалека, глядя в окно/. Да, Егор! Вопрос

был задан достаточно громко!

ЕГОР КУЗЬМИЧ. И ты понял его смысл?

ФЕДОТ САВЕЛЬЕВИЧ. Вполне! Дочка поинтересовалась – почему ты, взрослый вполне мужчина, не сообщил ей в срочном порядке имя, возраст и внешние данные своей, любимой, женщины.

ЕГОР КУЗЬМИЧ. И как, ты считаешь, должен был я поступить? Не успев завершить свидания, броситься к телефону?

ФЕДОТ САВЕЛЬЕВИЧ. Ни в коем случае, Егор! Ты должен был

сделать совсем другое!

ЕГОР КУЗЬМИЧ. Что именно, Федот? Уточни!

ФЕДОТ САВЕЛЬЕВИЧ. Задраить наглухо двери, сдвинуть плотнее шторы, выпить с любимой " Шаманского" … и продолжить

свидание!

ЕГОР КУЗЬМИЧ. Спасибо, Федот! Я всегда знал – мы с тобой одного поля ягоды! /Пауза/. Ну вот, доченька, действительность оказалась, к счастью, иной – она защитила меня и Дашу, чему я очень рад!

Пауза.

ОЛЬГА/она уже вернулась в прежнее состояние. Холодно/. За

эти полгода, что мы не общались, па, ты стал не только бездушным

мотом, но ещё и клоуном! Поздравляю!

ЕГОР КУЗЬМИЧ. С детства обожаю эту профессию, дочка! Она помогает говорить людям то, о чём они, эти люди, чаще всего, молчат. Хотя подразумевают под тем весьма определённые вещи! Поэтому и смеются так заразительно, когда клоун на манеже, благодаря своему таланту, вдруг оживляет эти, спрятанные в глубине души, моменты их вынужденного когда-то молчания!

Глеб и Федот Савельевич аплодируют.

ГЛЕБ. Именно так поступал, забавляя английских людей, великий Чарли Чаплин! Браво, папа!

ЕГОР КУЗЬМИЧ. Спасибо, сынок! Придется организовать здесь, в лесу, клуб любителей сцены! /Смеется/. Два кандидата, как я понял, уже изъявили своё желание вступить в будущую труппу! /Приветливо машет рукой Глебу и Федоту Савельевичу/. Я всегда знал - искусство облагораживает душу. К нему нужно постоянно стремиться, как стремится усталый путник к живительному ручью! Поэтому я хотел бы и тебе, Олечка, предложить место в этом, будущем, кружке для забвения от тяжёлых житейских проблем и всяческих, душевных, неурядиц? Ну как… принимаешь моё предложение?

ОЛЬГА/с трудом удерживая себя от крика, сдавленно/. Перестань, па, кривляться, изображать из себя скомороха! До чего ты дошёл? Стыдно… противно слушать тебя! Я пришла к тебе, как дочь… хочу, чтобы родной мой отец услышал, понял меня… а ты? Что делаешь ты? Несёшь какую-то, недостойную тебя, чушь… и уходишь, постоянно уходишь от того, главного, ради чего мы здесь собрались!

Появляется Д а р ь я. Постояла, осмотрела всех. Подошла к Ольге.

ДАРЬЯ/негромко, спокойно/. Если вас, Ольга Егоровна, так беспокоит пункт завещания с моим именем, то я могу вас заверить: этого пункта в окончательном списке не будет. Он исчезнет, как только здесь появится нотариус со своим планшетом. А обозначенная в данном пункте сумма перекочует в другой пункт. Где указано название и адрес созданного Егором Кузьмичом Фонда. Его целью будет возведение в одном из городов Сибири Центра искусств с огромным, зрительным, залом. Там дети смогут бесплатно приобретать первые навыки в освоении полюбившихся им профессий - музыки, живописи или танца, а так же актёрского и режиссерского мастерства. Думаю, против такого перемещения вы, Ольга Егоровна, возражать не будете, не правда ли?

Затемнение.

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 Следующая ⇒