Картина вторая

Стр 1 из 8Следующая ⇒

ВАЛЕРИЙ МАРРО БУНТ ОЛИГАРХА /Кодекс герцога Алонсо/ Комедия-фарс

КИЕВ 2016 КИЕВ 2016

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

ОДИНЦОВ ЕГОР КУЗЬМИЧ - олигарх /он же герцог ТОЛЕДО АЛОНСО/

ДАРЬЯ - жена Одинцова /она же герцогиня ЭЛЬВИРА/

НАСТЯ - старшая дочь Одинцова /она же маркиза БЕНИТА/

ОЛЬГА - младшая дочь Одинцова

ГЛЕБ - сын Одинцова /он же маркиз РОДРИГО/

ПОРФИРИЙ - муж Насти /он же маркиз АЛЬВАРО/

КАТЯ - актриса, подруга Насти, /она же служанка МЮЗЕТТА/

ЛУЗГИН ФЕДОТ САВЕЛЬЕВИЧ - крупный бизнесмен, друг Одинцова /он же граф КАРЛОС/

ПТИЧКИН ЮРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ - нотариус /он же страж МИГУЭЛЬ/

Собственность должна принадлежать справедливым. Несправедливый богач есть вор.

Ян Гус

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Картина первая

Современная, богато убранная, комната. Через роллеты " день- ночь", закрывающие широкие окна, пробивается, слегка приглушённый дорогой тканью, солнечный свет. Заметен беспорядок, вещи брошены, где попало. В комнате двое: Н а с т я – она ходит нервно по комнате, и её муж П о р ф и р и й- он сидит на диване, сосредоточенно глядя в смартфон. Им по 25- 26 лет.

НАСТЯ. Нет… я не переживу этого! Отдать миллиарды… кому? Тупому быдлу! Алкашам? Бездельникам?! Дармоедам?!! Господи… зачем же ты забрал у него на старости ум? Зачем? /Стонет, закрыв лицо руками/.

ПОРФИРИЙ/оторвавшись от смартфона/. Настюша… успокойся! Побереги себя… Возможно, это лишь слухи... домыслы… /Вновь уткнулся в смартфон/.

НАСТЯ/в истерике/. Какие слухи? Какие домыслы? У меня информация – из первых рук! Рассовал всё по фондам, больницам…. приютам для бродяг… и чёрт знает ещё куда! Дурак… кретин! Оставить своих детей, внуков без копейки… Когда… кто такое ещё где творил? Ненавижу… как я ненавижу его… господи… у-у-у… у-у-у… /Плачет, подвывая/.

ПОРФИРИЙ/встал/. Но ведь это – ещё не конец света, Настя! И не такой это быстрый процесс! У нас есть ещё время… для обдумывания ситуации, работы с юристами. Ведь семья, в конце концов, имеет право поднять вопрос…

НАСТЯ/кричит/. Вопрос? Какой ещё, к чёрту, вопрос? У тебя вечно одни вопросы – и никаких ответов!

ПОРФИРИЙ/напрягая голос/. Вопрос о законности подобных, единоличных, действий родителя, главы семьи! Они… эти действия, выглядят… если внимательно присмотреться к ним, довольно странными… согласись?

НАСТЯ. И что… что ты будешь доказывать там, в суде? Что он, ворочавший всю жизнь миллиардами, параноик? Выживший из ума филантроп? Дряхлый склеротик, не способный осознать свои действия? Да он купит там, в суде, всех с потрохами! А затем и сам исчезнет с Земли! Не успеешь и заявление в суд подать! Ему осталось-то… всего - ничего, каких-то пару недель… кашляет всё

время!

ПОРФИРИЙ. Не думаю! Он крепкий старик, продержится ещё… месяца два-три. /Ходит по комнате/. Хотя диагноз… согласен, безрадостный. Но зачем-то он вызвал к себе сынка! Зачем, спрашивается? С какой такой целью? Есть и этот вопрос?

НАСТЯ. Опять вопрос? Да нет вопроса! Нет! Он… этот денди английский, такой же дурак, как и его папаня! Оба помешаны на добре и благочестии! И рассчитывать на него нам не приходится! /Ходит по комнате, заламывая руки/. Боже мой… раздать миллиарды… сделать нас, своих наследников, нищими! Ужас, ужас, как это мерзко, гадко… преступно по отношению к нам - своим детям! /Остановилась/. Теперь я понимаю, почему он, упырь этот, не хотел пускать меня, родную дочь, в свой бизнес. Боялся, что проблемы будут, когда потом, со временем… стала бы требовать я свою долю!

ПОРФИРИЙ. Ну… ты уж совсем не в тему, Настя! Совсем! Ты что… забыла, в чьей квартире мы живём? Он же нам всё оставил… ничего с собой не забрал! По бизнесу как продвинул, помог запустить продуктовый поток. Бабла отстегнул прилично… на раскрутку. Связи наладил с базами… заграницей. И Ольгу пристроил в МИДе… сразу после колледжа! Особняк какой ей отгрохал… в центре Москвы, не где-нибудь, на отшибе! И про Глеба не забыл… своего любимчика. Посмотри, какие хоромы ждут его, не дождутся, в нашей Барвихе? Вместе с усадьбой! Там все, что душа желает: сад с прислугой, лесной участок для грибных походов, поле для гольфа – такого и в самой Америке не найдешь! И даже пруд для ловли рыбок - загляденье просто!

НАСТЯ. Но это же крохи… крохи того, что могло бы у нас всех быть, если бы он, этот шут…

ПОРФИРИЙ. Ну всё! Надоело! Ели бы да кабы… сколько можно? У других и этого нет! Но живут же как-то люди! И неплохо живут! Проживем и мы! /Идёт в прихожую. Снимает комнатные тапочки, ставит их в шкаф-купе, и надевает туфли/. Что… на нем, одном, свет клином сошёлся, в конце-то концов? Нет же! Есть и другие, с кем дело можно иметь! И быть успешными, и процветать… без этого, вечного, скула!

НАСТЯ. Вот-вот… я так и знала! Так и норовишь в сторонку улизнуть… Как будто мне одной… всё это и надо? /Плачет/. Сволочной мир… никто не хочет понять меня, посочувствовать… погладить по головке… у-у… у-у-у… /Плачет, подвывая и расшвыривая по комнате попавшиеся под руку вещи. Обращаясь к фотографиям на стене/. Сиротки бедные… детки мои дорогие… Предал вас деда ваш, полоумный! Не будет теперь у вас… Австралии с кенгуру… Африки с крокодилами и слониками… Красного моря с яхтами и попугайчиками зелёными… ничего этого у вас уже никогда, никогда не будет! У-у-у… у-у-у…

ПОРФИРИЙ/поднялся/. Заткнись сказал… дурра! Психопатка! Коза драная!! /Мечется по прихожей/. Сколько можно? Это же ад какой-то! Каждый день… с утра до ночи – одно и то же, одно и то же! Да займись же ты делом, наконец! Хоть каким-нибудь… кретинка! Мусор убери… паутину сними с углов… пыль вытри! Борщ приготовь, наконец… котлетки мои, любимые, в соусе бешамель… питаюсь, как бомж, чёрт знает где! Детей забери к себе, а не держи их целыми днями у бабушек! Сколько нервов… сколько здоровья уже потрачено за эти полгода! И на что? На эти истеричные твои, бестолковые бла-бла-бла… и бабские сопли?!

Уходит, хлопнув дверью.

Настя, вздрогнув от звука, на время замирает. Затем вновь плачет, подвывая.

Звонок мобильного.

НАСТЯ/взяв айфон/. Да, Кать… у-у… у-у.. Что-что… Рыдаю! Заливаюсь горючими слезами!.. Давай, заходи… если рядом. А то ведь… не дай бог, повешусь ещё… у-у… у-у-у…

Затемнение.

Картина вторая

Просторная гостиная, где всё деревянное: стены, оконные рамы, пол, потолки. Мебель тоже из натурального дерева – нигде не видно следов краски. Три двери в глубине: на кухню, в спальню и кабинет. Слева, ближе к порталу, небольшой коридор, из которого ведёт на второй этаж неширокая, витая лестница с красиво изогнутыми перилами. Справа, возле портала, небольшая входная дверь. Можно предположить – это гостиница дачного коттеджа, сделанного на заказ опытным мастером. На стене картина В. Г. Перова " Охотники на привале", оленьи рога, оскаленная пасть волка. Рядом – охотничий карабин " Сайга". Выше - раритетный древнегреческий, боевой, щит с изображением дельфина. Над всем этим – большая, озорная кукла Петрушки с поднятой, будто для приветствия, рукой. На опоре витой лестницы, на косяке входной двери – тоже куклы: шут с бубном, скоморох с дудой - но поменьше размером. В гостинице светло, просторно. Возле круглого дубового стола, стоящего посреди гостиной, итальянские стулья с плетеными спинками. Чуть в стороне, справа, возле искусственного, мигающего бледно-розовыми языками пламени камина, - кресло-качалка с лежащим в нем бежевым пледом в клеточку. Рядом, возле стены, темно-бардовая, покрытая велюром, оттоманка с двумя подушечками. Время утреннее, летнее. Через открытое окно доносится щебет птиц.

На крышке стола лежат белые листы бумаги. На одном из листов - авторучка. Раздается шум мотора подъехавшей машины, затем звук щелчка и резкие, короткие сигналы дверного, электронного замка. В гостиную входит Г л е б. Увидев листы, подходит к столу и, наклонившись, читает текст.

В глубине гостиной появляется Е г о р К у з ь м и ч. Он в летней

пижаме, комнатных тапочках. Ему лет 55.

ЕГОР КУЗЬМИЧ/подходя/. Здравствуй, сынок!

ГЛЕБ. Здравствуй, папа!

Объятия.

ЕГОР КУЗЬМИЧ. Как дорога?

ГЛЕБ. Нормально! Без приключений…

ЕГОР КУЗЬМИЧ. Ты прямо сюда?

ГЛЕБ. Да… из Шереметьево. Спешил увидеть тебя.

ЕГОР КУЗЬМИЧ. Правильно сделал! Мега город любит пожирать не только деньги, но и время. /Пауза/. Ты совсем не изменился за этот год.

ГЛЕБ. Живу, как ты учил: меньше ночных баров, больше учёбы и спорта.

ЕГОР КУЗЬМИЧ. Молодец! Значит, выйдет со временем толк! /Выжидающе смотрит на Глеба/. Читал?

ГЛЕБ. Читал.

ЕГОР КУЗЬМИЧ. Что скажешь?

ГЛЕБ. Забавный список. А где же мы?

ЕГОР КУЗЬМИЧ. Вас не будет!

ГЛЕБ. Совсем?

ЕГОР КУЗМИЧ. Совсем.

ГЛЕБ. Сурово!

ЕГОР КУЗЬМИЧ. Зато справедливо!

ГЛЕБ. Почему?

ЕГОР КУЗЬМИЧ. Они /указывает на список/ не получили в этой жизни и тысячной доли того, что смогли получить вы. Бесконечно так продолжаться не может. Нужно что-то менять в этой, зашедшей слишком далеко, системе распределения земных, и не только, благ!

ГЛЕБ. Ого… Смелая мысль! Но каким образом? Ты что… решил, на старости лет, стать отважным Ян Гусом? /Смеётся/.

ЕГОР КУЗЬМИЧ. Я, сынок, решил создать достойный, венчающий мой жизненный путь, Проект Cправедливости! Поэтому сделаю всё, чтобы он состоялся! То, что ты прочёл, /указывает на список/- ключевой документ этого проекта! Он продуман до мельчайших подробностей! Осталось лишь подписать его и поставить печать. Что я и намерен сегодня сделать!

ГЛЕБ. Отлично! Ты, как всегда, безукоризнен в ведении своих, финансовых и прочих, дел! Но зачем тебе понадобились тогда мы… твои дети? Ведь, кроме меня, ты пригласил сюда, на встречу, и моих сестер?

ЕГОР КУЗЬМИЧ. Да, пригласил! И не только вас!

ГЛЕБ. А кого еще?

ЕГОР КУЗЬМИЧ. Всех тех, без кого не может быть оформлен окончательно этот, самый важный в моей жизни, договор с государством, давшим мне в своё время счастливую путёвку в жизнь! Или ты сомневаешься в мудрости моего решения?

ГЛЕБ. Да нет, конечно! Пусть будет так, как тебе хочется! Но могу предположить: не все твои дети с радостью примут вот этот /указывает на список/ благородный порыв твоей души. /Смеется/.

ЕГОР КУЗЬМИЧ. Знаю. Предвидел. И принял меры. Здесь, сегодня, должно произойдет нечто, что вдребезги разобьёт попытки всех желающих изменить решение взбунтовавшегося вдруг отца-олигарха! /Закашлялся/.

ГЛЕБ. Что с тобой, папа? Тебе плохо?

ЕГОР КУЗЬМИЧ. Ничего, ничего… всё в порядке! Побаливает вот

здесь… иногда… /Указывает на грудь/. Сходи- ка… руки помой. Ты на-

долго?

ГЛЕБ. Пару дней в запасе имею… А что?

ЕГОР КУЗЬМИЧ. Ничего! Просто спросил… Ну иди, иди… приведи себя в порядок – ты же с дороги!

ГЛЕБ. Иду, папа! /Скрывается за дверью/.

Егор Кузьмич прячет листки и ручку в выдвижной ящик

стола, нажимает кнопку возле камина.

Сверху, по витой лестнице, в гостиницу спускается Д а р ь я. На ней летний халат, у неё простая, без вычурности, причёска. Она довольно миловидна, ей не больше 40 лет.

ДАРЬЯ/подходит/. Слушаю, Егор Кузьмич!

ЕГОР КУЗЬМИЧ. Тут сынок прибыл… Глеб.

ДАРЬЯ. Да… я видела машину.

ЕГОР КУЗЬМИЧ. Кое-что обсудить надо. Принеси фрукты, соки… Он абрикосовый любит… /Негромко откашливается/.

ДАРЬЯ. Я микстуру принесу! /Собирается идти/.

ЕГОР КУЗЬМИЧ/останавливает/. Нет… пока не надо! Ещё вино Гленфидик… и что-нибудь из легкой закуски. Будут гости.

ДАРЬЯ. Хорошо, Егор Кузьмич.

Уходит вглубь гостиной.

Появляется Глеб.

ГЛЕБ/осматривая гостиную/. Красиво придумал… пахнет лесом. Щит Одиссея классно здесь смотрится. Видать… твой кумир?

ЕГОР КУЗЬМИЧ. Отважный был, бродяга! Воин-герой, оратор прекрасный и актёр! А какой стратег! Что значит лишь взятие Трои… с его, троянским, конем! В каждом из нас есть что-то от него, Одиссея лихого, когда мы, преодолев себя, достигаем всё же заветной цели.

ГЛЕБ. Согласен! Не каждому дано стать героем своих времён! Ну… об этом сорванце я уж и не говорю! /Смеётся, снимает со спинки кресла куклу Петрушки/. Без него, вояки этого, бесшабашного, и дня прожить не можешь… /Вертит в руках куклу, дергая за нити, в результате чего Петрушка оживает, поднимая то правую, то левую руку, или смешно наклоняя голову/.

ЕГОР КУЗЬМИЧ. Да, сынок, шалопай этот и здесь - главная персона! /Берёт у Глеба куклу, играет с ней/. Не дает мне забыть – откуда я родом и кем должен быть! Бодрит меня, старика, зовёт за собой на новые подвиги! /Смеётся/.

ГЛЕБ. А как насчёт безопасности?

ЕГОР КУЗЬМИЧ/вернув Петрушку на спинку кресла/. Здесь бываю лишь днем. Вот… карабин Сайга мой, любимый, - на всякий случай! А ночью - обычно там /указывает рукой вниз/. Люкс, со всеми удобствами. Бетон, броня, свинец – выдержат атомный смерч. Вокруг - по периметру – охрана. " С волками жить – по-волчьи выть" – так говорят у нас в народе.

ГЛЕБ. В Англии тоже есть аналог: One must howl with the wolves. Кое-что об этом будет и в моем, дипломном, реферате.

ЕГОР КУЗЬМИЧ. И каков же он будет?

ГЛЕБ. " Падение Рима. Причины и следствия".

ЕГОР КУЗЬМИЧ. Молодец! Достойная тема! Империи возникают, достигают гигантских размеров – и лопаются, словно мыльный пузырь, превращаясь вновь в захудалую, богом забытую, глушь. Эти законы истории нужно помнить всегда, сынок, и пользоваться умело тем, что Бог послал, а не пытаться присвоить чужое.

Звонок мобильного телефона.

ЕГОР КУЗЬМИЧ/берёт в руки айфон/. Да… Можно… Через пару минут! /Отключает айфон/. Сегодня будет весьма насыщенный событиями день! Включайся, сынок – ты же мечтал когда-то стать актёром? /Смеётся/. Шучу, шучу… Сейчас, здесь кое-кто появится… Ты пройди-ка пока туда… в мой кабинет. Там есть монитор. На нем - все закоулки этого здания - как на ладони. Выйдешь в любой, удобный для тебя, момент!

ГЛЕБ. Понял, папа!

Скрывается за дверью кабинета.

Е г о р К у з ь м и ч достает из шуфлядки стола положенные туда ранее листки, ручку. Кладёт их на на видном месте.

Входит Л у з г и н Ф е д о т С а в е л ь е в и ч. Ему на вид лет 55. Высок, могуч в плечах, склонен к полноте.

12 3 4 5 6 7 8 Следующая ⇒