НА КРАЮ «СВЕТА» 24 страница

- Шлюха, – сказала Маргарита. – Начитанная, умная блядь.

- Стремитесь в половой близости удовлетворять свою партнершу.

- Надо выкинуть эту нимфоманку, пусть ее лижут собаки.

- Зачем оскорбляешь, а? – сказал чеченец, лежащий у входа и поднял автомат – Нельзя трогать хорошую девушку, пусть говорит.

Качинский повернул голову в сторону Кати с Арбата.

- Как там поживает мой идеолух Сергей? Или он уже вернулся в Красноярск?

- Какой же дурак оставит Москву добровольно? Его жена Соня Французова остриглась наголо, читает стихи и кидает в зал пустые банки.

- Насколько знаю, у Сони другой муж – подивился Качинский.

- У нашей богемы нет проблемы. Соня читала стихи и одновременно исполняла стриптиз, а затем дудела в картонную воронку. Потом ее пытались изнасиловать прямо на сцене.

- Бал проституток! – сказала Валентина Петровна.

- Зачем так говоришь? – безногий чеченец поднял автомат и нажал курок.

Пули веером легли вокруг Валентины Петровны. В этот момент икона Казанской Божьей матери, висевшая над входом, озарилась огнем. Луч лазера упал на чеченца и взорвал гранату, что всегда лежала на его груди… Чеченца вынесли на улицу, а Катя продолжала мечтать вслух об индийском городе Ауровиль, где круглый год постоянная температура плюс двадцать градусов Цельсия. В городе не было фамилий и национальности. Голые женщины передвигались на велосипедах и воспитывали общих детей, которых рожали прямо на вечно зеленых газонах. При этом в городе Ауровиль не было ни одного мужчины.

Последнее сообщение Кати с Арбата вызвало вздохи и восклицания одноногих мужчин.

- Как это без мужчин? – спросил Качинский.

- Святое зачатие, – отвечала Катя. – В городе Ауровиль рождаются одни Боги.

- Ислам отвергает многобожие – сказал одноногий имам, лежащий между полевыми командирами.

- Опять про Бога! – сказала Катя с Арбата. – Я пошутила, а вы уже готовы подхватить любую сказку – Как можно создать мир за шесть дней? Сказка для дураков.

- Один день равен одному миллиарду лет – подал голом очнувшийся повестушник Черный – У Бога свое исчисление.

- В каждом Евангелии тоже свое исчисление – сказал имам – В Евангелии от Матвея первой к гробнице пришла Мария Магдалена и другая женщина тоже по имени Мария. В Евангелии от Луки – Магдалена, Иоанна и Мария, мать Иакова. Уже три женщины. В Евангелии от Иоанна была одна Мария Магдалена.

Внезапно в дверях возник сильный свет, хотя в городе стояла беззвездная ночь. Облако света, в котором угадывался человеческий контур, вплыло в подвал и совершилось чудо – одноногие люди стали со стонами подниматься, каждый со своего ложа, цепляясь за бетонные стены. Облако погасло, и при свете костра возникла мужская фигура с гитарой в руке.

- Николай! – подивился Качинский, обнимая Шепилова. – Каким ветром занесло?

- Святым ветром, – отвечал Николай Чудотворец. – От имени Иисуса я вылечил вас по воле Бога. Жене глава – муж, Христу глава – Бог, а мне глава Христос. Христос и позвал меня вызволить всех вас крещенных и некрещеных из земного ада, дабы вы привели себя в порядок перед страшным судом.

- Николай, брось прикид. Что ты нам голову морочишь, брякни нам лучше на гитаре " Камаринскую" или что повеселей, а то у нас все члены скукожились.

С улицы послышалась частая стрельба.

- Если вы действительно Николай Чудотворец, – сказала Валентина Петровна. – То прекратите войну.

- Среди вас есть хороший снайпер? – спросил в свою очередь Николай Шепилов и пустил гитару по воздуху.

Гитара полетела, отбивая в полете грубые аккорды Шепиловских баллад, уже тем, демонстрируя чудо.

" Мне бродягой идти по Руси,

Повторяя – Всевышний спаси! "

Гитара доплыла до охотника Зайцева, что прибыл на войну с далекого БАМа, и гитара в его руках обратилась в снайперскую винтовку.

- Стреляй! – приказал Николай Чудотворец.

- В кого? – изумился охотник Зайцев.

- Стреляй в того, кто начал войну. А кто начал, ты знаешь.

На стене висела большая фотография Березина из журнала " Огонек". Зайцев выстрелил, и Березин, выскочив из обложки, заметался по подвалу и с воплем унесся прочь. Привычно как порохом пахнуло серой. И тотчас над городом стало светать. Стали оживать улицы, что наполнились военными патрулями и молчаливыми настороженными чеченками, несущими на руках грудных детей. Стали появляться базарчики с батончиками " Сникерс", с переспелыми бананами. В подворотнях уцелевших дворов стали продавать самогонный бензин.

Произошло очередное чудо, среди развалин стала налаживаться жизнь.

ГЛАВА 41

На Кавказе благополучно закончилась первая чеченская война. В Сибири напротив разгоралась война криминальная. Авторитеты поделили Красноярск на зоны влияния. Покровские воры в законе периодически обстреливали из танков Закаменку. В свою очередь левый берег воевал с промышленным правым, который контролировали Советы рабочих депутатов, как в революцию 1905 года. Только вот железнодорожные мастерские были захвачены анархистами под руководством вечного диссидента Юрия Петровича. Качинский с трудом пробился в штаб анархистов, но, к сожалению, Юрий Петрович на бронепоезде выехал на лето на свою фазенду, где семеро его дочерей держали четыре коровы. На коровьем навозе жена Юрия Петровича выращивала отличный урожай, в том числе целую тонну клубники. За клубничкой часто лазили в огород бомжи, коих много расплодилось в виду того, что губернатор Журавель приказал открыть тюремные ворота – кормить-то зеков было нечем. Поскольку клубничка стоила дорого, да и бомжи искали ее не только на грядках, то Юрий Петрович приказал своим анархистам кастрировать бомжей.

Кастрировать бомжей подрядился доктор Булочкин, помогал ему в этом деле известный городской сумасшедший Мастер. Если доктор Булочкин оперировал в день пять-шесть бомжей, то Мастер делал до ста операций. Дело в том, что Мастер кастрировал бомжей, где находил, а валялись они на каждом углу. Потом относил трофей губернатору, и за каждый член получал доллар. Причем делал без всякого инструмента простыми ножницами.

- Так крови много! – ужасался Качинский.

- Я сначала ведро подставлю, а потом орден " Почетный донор" вешаю.

- Так зачем же их вообще кастрировать? Можно перевязать, что ли?

- Да ходят, понимаешь, с расстегнутой ширинкой. Как ты, например!

Качинский глянул вниз и ужаснулся.

Словом, несмотря на войну никто не бедствовал. Доктор Булочкин штопал бандитов. Александр Федорович на Химзаводе организовал выплавку бюстов видных авторитетов. Сам Качинский был на подхвате, несмотря на горб и отсутствие пальцев на ногах копал могилы, что выросли по всем ближайшим сопкам. Некоторые памятники вообще приблизились вплотную к родовому гнезду поэта. Впрочем, Качинский не боялся спать средь кладбища. Любимая жена Марьям жила на верхнем этаже небоскреба, принадлежащего Алтайско-Тувинскому банку. На крыше небоскреба стояла зенитная установка, возле которой играли дети банкиров. Зенитки часто гремели, громкое радио объявляло воздушную тревогу, но дети не спешили в бомбоубежище. А, напротив, отстреливались от стратегических бомбардировщиков, которые президент Сусанин присылал на вольный город. Детей у Качинских оказалось двое или трое – Качинский разучился считать.

Вообще-то детей было столько, сколько пальцев на правой руке, причем два пальца были сильно укорочены. Качинский не помнил, где укоротились пальцы – в Чечне или Афгане, но и дети были тоже укорочены. Качинский гладил неровные детские головки с явными следами хирургического вмешательства. Специальным инструментом хирурги разбивают головки, чтобы достать новорожденных при криминальном аборте. С трудом, но Качинский вспомнил, что таких абортов было два. Матери – садистки убивают своих детей во чреве, чтобы затем извлечь и бросить собакам как куски мяса.

Качинский играл с детьми и подсчитывал: этот Вася был убит матерью Люсей двадцать лет назад, этот Санька разъят на части Дашенькой, первой любовью Качинского тоже совсем недавно каких-то тридцать лет назад… Но сказать по правде хорошие мальчики растут! А вот эти трое откуда взялись?!

- Откуда детишки? – спрашивал Качинский, вдоволь наигравшись с сыновьями.

- Так тебя два года не было! Хочешь - не хочешь, заведешь, пока всех врачей обойдешь – отвечала Марьям – Своего здоровья нет, пришлось у других занимать.

Туманно было и происхождение и великолепного " Мерседеса", на котором Марьям ездила на работу. Правда, банк находился на первом этаже небоскреба, где и жили Качинские. Но ведь не спросишь у женщины, куда она уезжает в семь утра и возвращается в десять вечера. Причем " Мерседес" часто возвращался с пробоинами в лакированном кузове. У всех такая работа! Нормальный рабочий день банковского клерка, который делает карьеру. Возвращалась Марьям настолько уставшей, что никак не реагировала ни на ласки, ни на пытки, и падала с ног часто поперек королевской кровати. Сам же Качинский не мог заснуть из-за воплей младенцев протестующих против искусственного молока и отсутствия материнской груди.

Как уже было сказано Качинский колымил на кладбище, хотя работать был не обязан. Два мощных холодильника " Стинол" до отказа были забиты импортной едой, и порой, покинуть квартиру было проблемно. Лифты часто отключались из-за большой задолженности по электричеству. И только благодаря тому, что в подвале стоял собственный генератор, работающий от ветряной мельницы, установленной на крыше, можно было не бояться за отопление и свет. Похоронив очередного братка и установив памятник в полный рост, Качинский тут же получал свои сто долларов и шел в пивную на улицу Мира, которая исправно работала, несмотря на постоянную смену власти.

- Как здоровье, Юрий Николаевич? – спрашивал его старинный дружок Александр Федорович, с которым они только что отлили и установили памятник покровскому братку Шуре.

- Пошаливает, – отвечал, хитро щурясь, поэт Качинский. – На одну залезу – нормально, на другую – уже за сердце хватает.

- При твоем-то возрасте я бы умерил прыть, – в тон отвечал Александр Федорович, выпивая шестую кружечку отличного пива.

- Да ты о чем, дорогой товарищ?

- О девушках.

- А я все о пивных бочках, на которых мы с тобой сидим.

На соседних бочках сидели Борис и Алла Кокаревы с детьми. У Кокаревых все тоже: Борис поет, а Алла достает только теперь уже в Турции. Борис играет с детьми, дети играют с собакой – в шахматы, счет пять шесть в пользу телезрителей.

- Умная собачка, – гладит Качинский овчарку.

- Кто это умная? – говорит Борис. – Да, собака короля от ферзя отличить не может.

- Как же она выигрывает?

- Да мы после каждого хода доску переворачиваем.

- А, знаешь, – чистосердечно признался Качинский. – Я тоже ферзя от королевы отличить не могу.

- Чего проще то?! Ферзь – мужчина, Королева – женщина.

- А фигура то одна и та же. Прямо фантасмагория какая-то.

На глазах родителей сын Вовочка выпил таблетку, закусил витаминкой, затем закурил. И вдруг изо рта огонь как у фокусника. Оказалось, таблетка то из сухого спирта, а витаминка из спрессованного пороха – этого добра сейчас много на улицах валяется.

- Ну, что же ты с дитем делаешь? – говорит Алла, гася детское пламя крепким пивом. Другой бы отец гранатом угостил, а ты порохом норовишь накормить младенца. Нет в тебе авторитета, убьют - без памятника похороним.

- Я вам закопаю, – отвечал Борис, отбирая у сына автомат совсем не игрушечный. – Вот он мой авторитет.

- Наконец-то муженек стал выздоравливать – обрадовалась Алла – Еще вчера рубли наши деревянные ел, а сегодня долларами закусывает.

- Нет, мать, напротив всякие галлюцинации. Стоит глаза открыть и оглянуться через плечо, как передо мной возникает покойный Качинский как живой.

- Да, это я и есть, Борис – обнял друга поэт – Я не мираж, а мечта женщины.

- А тебе, что женщины снятся? – испугался Борис.

- А ты думаешь, от этого дети будут? У меня пальцев на руках не хваьает сосчитать деток.

Встречу продолжили на квартире Качинского. В отсутствие родителей дети печатали на разбитой трофейной " Эрике" продолжение романа века, начатого отцом. Пока один долбил по клавиатуре, третий ползал по ковру и съедал свинцовые буковки, что из-за давности лет вылетали из машинки.

- Не могу понять, откуда дети берутся? – жаловался соседу Качинский. – Вроде всего два года отсутствовал, а детей полный кулак!

- Да приносят их, только не аисты, а соседские женщины, которые не могут прокормить деток. Я вот на гастролях в Италии был, потом стажировался в Гранд – Опера. За это время троих принесли – дескать, плоды юношеской любви! Дескать, я по молодости охмурил троих девушек!

- Правда, что ли?! С виду нормальный мужик!

- Всех собрали! И убиенных во чреве и брошенных в детские дома – нынешняя медицина чудеса творит! Уже двадцать лет прошло, но откопали могилку младенца и клонировали! А куда деваться – не бросишь! Вот и кормлю их в перемешку с игрой в шахматы. Час кормлю, час играю, а всего их у меня уже с десяток – надо восстанавливать Россию!

- Логично! Логично! – соглашался Качинский – Надо восстанавливать!

Вдрызг разбив машинку, юные деточки Качинского пересаживались к компьютерам. Когда ПК зависали, деточки перелазили в гардероб с крутыми шубами из Греции, и скоро дефилировали в брючных костюмах от Зайцева. А Вовочка и вовсе перелез в бальное платье.

Разбирать гардероб детям помогала тетя Алла и тоже примеривала платья в афро стиле с разнузданными цветами и раскрепощенными фасонами. Скоро все ковры завалила парча, тканная золотом, и полупрозрачный струящийся шелк.

" Шейте платья из ситца.

Все это должно носиться.

И раз, два, три. Раз, два, три".

Качинский иногда очухивался, бессмысленно смотрел на Бориса, играющего с ним в золотые шахматы с бриллиантовой короной. Отпивал мексиканскую самогонку из кактуса и вновь погружался в кайф – сказка, да и только. Кокаревы тоже в изумлении разглядывали царские покои на тридцатом этаже и все не могли взять в толк, где и кого ограбил Качинский, которого было в пору и самого грабить.

А вот глубоким вечером явилась и сама несравненная Марьям, благоухающая арабскими благовониями, изящная как " Элегия" Маснэ и распускающая волны эротизма, на которые как бабочки на свет, слетались крепкие мены в малиновых пиджаках с желтыми цепями. Марьям демонстрировала бывшей соседке весь шик и роскошь, господствующий на светских приемах, где торжествовали деньги и власть, власть и деньги.

Нет, у Качинского тоже был свой гардероб приталенных сюртуков из дорогих материалов и дорогих рубашек с бабочками. Несколько раз Качинский приглашался на такие выставки драгоценностей и дорогой одежды, но поэт напрасно смущался – его никто не замечал. Все принимали его за отца или дядю Марьям. В глазах высоколобого бомонда, приватизировавшего заводы и парткомы, на которых сидели бывшие директора и секретари, стоял один вопрос, где достала бывший библиотекарь первоначальный капитал, с которым она вошла в совет директоров Алтайско-Тувинского банка. Ходили слухи, что президент Сусанин, когда-то останавливался на дворе поэта Качинского. Но мало ли с кем кто пьет. Говорили также, что сама тетушка Пу была неравнодушна к поэту. Но мало ли, кто с кем спит.

Тайну семейного благополучия знала одна Марьям, но она и мужу не сказала бы, что основой капитала и благополучия стал чемоданчик с долларами, который посеял пьяный художник Курвиц. Теперь, предложи Курвиц вернуть долг, Марьям, не моргнув глазом, отдала бы чемоданчик – за два года капитал многократно увеличился. И Марьям спокойно могла владеть всем Алтайско-Тувинским банком, пожелай председатель совета директоров известный олигарх Березинский, сделать намек на сближение. Может, Марьям и допустила бы сближение, но по своему сценарию. Впрочем, это на крайний случай, когда, к примеру, тридцати этажный небоскреб после финансо трясения скособочился бы на бок подобно Пизанской башне. Тогда бы Марьям и разрешила олигарху, подобно Атланту, удержать падающую женщину.

Но олигарх сам вспомнил об Алтайско-Тувинском банке, который вдруг пожелала купить дочь президента Ивана Сусанина. И вот весь актив банка был приглашен в Кремлевский дворец на концерт Аллы Борисовны. После концерта поэт Качинский пил наравне с президентом и даже на брудершафт с его дочерью Валентиной Ивановной.

Именно на приеме в Кремле и состоялся прием Качинского в Союз Писарчуков России. Дабы уравновесить и успокоить правление Союза писарчуков вместе с Качинским приняли многих молодых пиитов, в том числе и Дениса. Трудно передать удивление и радость молодых писарчуков, многие из которых изрядно поседели, когда Качинский привез из Москвы членские билеты. По такому случаю в правлении местного отделения СП собралось множество людей, пропитанных лирикой и прозой. Словом, одиннадцать граждан России одномоментно без всякой борьбы и крови были оповещены об исключительном событии в истории богатой русской литературы – сразу одиннадцать Атлантов стали по периметру храма искусства.

А тут случились выборы президента, и Иван Сусанин самолично прибыл в родной Красноярск, где на большом стадионе, на острове Отдыха посреди враждующих банд формирований лично сплясал рок-н-ролл под огромным до небес лозунгом " Голосуй или проиграешь! ". Красноярск, конечно, проголосовал за любимого президента, который разрешает пить, сколько хошь и давить врага как вошь. А врага мог заиметь каждый, кто мог купить автомат. А главное быль молодцу не укор, каждый мог начать жизнь с чистого лица. Даже, если перед этим разорвал в клочья немало чужих жизней. А еще главнее, что все правила отменяются и можно ехать по встречной полосе, если ты, конечно, на танке. Именно это и есть заповедь дикого рынка, ибо никакой другой в России существовать не может.

Союз Писарчуков, обновленный на четверть, тоже сделал выбор в пользу рынка дикого, когда все давят друг друга и прав тот, кто уцелел. Правда, одна Жанна Зырянова не успела сделать выбор. Не дождалась, когда ее задавят, сама ушла. Но, нет сомнения, что выбрала именно дикий, по которому можно кататься на танке или на тракторе Т-150, колеса тоже удобные давить.

И вот благословленный Союзом писарчуков президент Сусанин-Водкин принялся строить капитализм с помощью отборных матерков – именно мат всегда на России заменял гонорар и зарплату. В итоге много хитрых и сытных людей закрутились в спираль, и состряпали рынок – лабиринт, из которого, если и выход был, то только на тот свет.

Пьяная Россия выбрала пьяного президента, и два алкаша двинулись через бурелом по кустам, поддерживая друг друга. Из многих карманов подобно мусору сыпались нефтедоллары – ценности, не имеющие ценности. Разные сомнительные личности подваливали к пьяной парочке, всячески как лиса, расхваливая ворону с сыром. С особым восторгом пьяная Россия обнималась с аргентинцем Доминго Ковало, вором карманником, пропагандирующим неолиберальную модель перестройки экономики. Пока пьянюшенький президент Сусанин будет руководить Берлинским оркестром, Ковало ловко сунет ему в карман похоронные расчеты, по которым через пятилетку Аргентина будет положена в гроб с надписью " экономическое чудо" …

Качинский, самый богатый из всех российских пиитов, будет набивать карманы долларами, изъятыми у дорогой женушки, и гулять страшными ночами средь египетской тьмы, угощая бомжей и поэтов золотом своих стихов. Пииты ходили центральной улицей. Вместо птичек над головами пели шальные пули, да изредка как совы ухали гранаты во дворах новых русских, особенно вороватых и жадных.

Вокруг шли криминальные разборки. Пацаны, сделав пальцы веером, выкалывали друг другу глаза, и любили необыкновенно красивых женщин, затаскивая их за волосы в канализационные люки. Словом, весь ночной Красноярск в полной темноте, отключенный за долги бывшим продавцом цветов, только и занимался тем, что производил странные телодвижения. Многим это не нравилось, да только никто не спрашивал разрешения. Пришла свобода, и каждый был свободен сделать выбор палача или жертвы.

Стояла египетская тьма, шел странный дождь, соленый на вкус. Многие то и дело запинались о чьи-то тела, а в глазах великих поэтов Дениса Заречного и Качинского стояли постельные сцены с необыкновенными женщинами. Сцены обретали рифму, у каждой своя, согласно конституции плоти и темперамента души. Но приговоренные к любви поэты, беспечные граждане, шлялись от кабака к кабаку, что прятались в изысканных бомбоубежищах. Разве могли коммунисты дать поэтам подобный сон наяву, что подобно картинам Гогена постоянно возникал из небытия. Денис и Юрий Качинский то проваливались в подземные гаражи с зеленым воздухом и красными лучами дискотек, где купчихи Кустодиева и натурщицы Ренуара плавали в турецких банях Энгра, предлагая себя за мизерную сумму в двести долларов. Замужние женщины в прозрачных халатах, сотканных из воздуха, совсем юные обнаженные музы, спустившиеся с Олимпа, брали за руку и вели в рай, где за тюлевыми занавесками на панцирных кроватях с детскими матрасами, поэты читали своим любимым стихи о лучшем в мире городе…

ГЛАВА 42

В огромном кабинете председателя совета директоров Алтайско-Тувинского банка (АТБ) в стеклянном гробу стояло красное знамя. Красное знамя раньше стояло в кабинете председателя облисполкома товарища Триван. На это знамя товарищ Триван последовательно вешал три медали Трудового отличия и три ордена Трудового Красного Знамени. В 93 году товарищ Триван стал господином, а красное знамя со своими орденами и медалями удачно обменял на вступительный пай уставного капитала Алтайско-Тувинского банка, в котором не было ни одного аборигена.

Сегодня господин Триван, положив большой живот на дубовую столешницу, изучал резюме госпожи Качинской. Сама Марьям в свою очередь изучала набережную Енисея с Оперным театром и высотными зданиями. За стеклом на обширном балконе в больших горшках стоял маленький лес – малютки сосны и карликовые тундровые березки. Хлопот с образцами бонсая, японского искусства карликовых деревьев, хватало как на заповедник, но, к сожалению, мини деревья держались всего полгода.

Господин Триван читал заново знакомое резюме: " Леди-пресса", победительница " А ну-ка девушки" и два высших образования, большой стартовый капитал… Господин Триван кашлянул, затем перешел к чтению другого резюме, составленного на семью Качинских агентом безопасности АТБ господином Сергеем Резником. В докладной записке Резник сообщал о тайне происхождения стартового капитала и высоком покровителе поэта Качинского. К докладной записке была приложена копия средневекового манускрипта Филиппа Дьедонье Ноэля Оливатиуса.

" Россия произведет на свет сверхъестественное существо. Этот человек усвоит русский язык, который ему не родной, до полного совершенства. Он будет провозглашен императором и возродит заново русский народ, которому он принадлежит не кровью, но духом. Русский народ станет приветствовать его с великим энтузиазмом и присвоит ему звание Генералиссимуса. Бороться с этим сверхсуществом совершенно невозможно, поскольку это существо ловко избегает опасности, будучи предупреждено непонятным образом. Сверхсущество состоит из двух самостоятельных половинок, одна из которых " Поэт", другая " Алхимик". Сила Алхимика такова, что может уничтожить на расстоянии неприятельский фрегат, если фрегат нападает на Поэта.

Сверхсущество, придя во власть, организует общество, и будет создавать великие проекты в форме необычных зданий, поднебесных мостов и водостоков".

Господин Триван закончил чтение и закрыл глаза – о, если бы в этой сказке был бы хоть один процент правды! Слепой видит – Россия гибнет. Диктатура совести сменилась диктатурой воров в законе. Один из воров в законе по кличке Япончик и есть истинный владелец АТБ. Двести лет Япончик держал мазу, сидя на шконке, а теперь вот сел на шею председателя Тривана и качает большие деньги, ничего не оставляя самому банкиру. Конечно, господин Триван путешествует по всему свету. Ну, и при коммунистах товарищ Триван, будучи всего лишь вторым секретарем Закаменского РК партии, в качестве туриста посетил Индию, а уж став председателем горисполкома не вылазил из США, попутно отдыхая на всех известных курортах. И даже посещал в Израиле еврейскую коммуну – кибуц, совершенную копию советского колхоза. Только у них и дети были общие, а может даже и жены. Товарищу Тривану подарили кипу, по-русски ермолку, и круглая шапочка до сих пор прочно сидит на голове теперь уже господина Тривана. Кстати гербом АТБ является Менор – золотой семи свечник, государственный герб Израиля. Впрочем, это ни о чем не говорит, и, если случится переворот господин Триван вновь развернет красное знамя и придет с ним к новой власти, поскольку душой он, безусловно, коммунист. Лучше работать на государство чем на воров в законе. Недавно господин Триван, испытывая ностальгию, заглянул в цеха ПО " Восток", и в ужасе схватился за голову. Цеха были совершенно пусты как после атомной войны. Даже стальные рельсы были выдраны из бетонных полов и сданы как цветной металл…

Господин Триван стряхнул с глаз жуткое видение и обратился к госпоже Качинской:

- Марьям, вы давно знакомы со своим мужем?

- Больше десяти лет, а поженились три года назад. А, что, есть симптомы?

- Тревожные, Марьям, симптомы. Читаю всякий бред, и почему-то мне он кажется разумным.

- Отдайте бред жене. Пусть читает и переводит на женский язык.

- К сожалению, она скончалась.

- Кто, жена?!

- Рукопись Филиппа. Осталась копия, незаверенная нотариусом. О каком-то Мастере необыкновенного темперамента. Кстати, ваш муж темпераментный мужчина? Простите, я что-то не так сказал!

- Мой муж живой как мужчина, но как муж умер.

- Моя жена тоже концертный рояль, но уже без клавиш.

- Внешне рояль не плохо выглядит, большой и лакированный. Считаю, в нашем банке нет лучшего инструмента.

- О, передам жене ваши комплименты! Но, мои сотрудники мою Лилю иначе как молотом не называют. Я естественно – наковальня. Дескать, упал молот на наковальню. Дескать, ей место не в банке, а на БАМе! Кстати, где сейчас Герой соцтруда Берлинский?

Марьям закрыла лицо руками и разрыдалась:

- Вы сделали мне больно! Берлинский сломал во мне женщину, сломал на всю жизнь. Я уже не мать, дети нездоровы и с мужем мы живем как брат с сестрой.

- Простите! – господин Триван закурил сигару. – Мы с женой тоже духовные. Спим в разных спальнях. Всю энергию отдаю АТБ, да своему животу. Сам я видите, уже на девятом месяце – скоро новый банк родится, дочернее отделение. Хотите стать приемной родительницей?!

- Необычное предложение. Не научена принимать роды у мужчины. Не мастерица я.

- Зато ваш муж мастер!

- Ой, что вы. Гвоздь вбить не умеет. Зато друг Слава, тот Мастер. Так и зовут Мастер!

- Что? Как?

- Мастер. Все умеет, все знает. Пришел однажды с дрелью, за пять минут дырки просверлил по всей квартире – Юрий Николаевич в это время где-то в Чечне пропадал.

- Есть новое предложение! Отдать новорожденную Мастеру! Пусть сверлит дырки. Помните зицпредседателя Фунта в " Золотом теленке", который сидел при Александре-втором " Освободителе", при Сталине " Отце народов", при Сусанине " Отце русской демократии"?!

- Ой, жалко человека! За что же Славку то Морозова, ведь он ни в чем не виноват!

- Мне сказали, Мастер – честный сумасшедший! Лучшего кандидата не найти. Еще сказали, что он колдун – может видеть будущее…

Действительно, городской сумасшедший Мастер умел предвидеть будущее.

Два поэта Качинский и Денис, простившись с экспрессом " Египетская ночь" на станции Утро вернулись на Родину, на родную сторонку, на мягкую соломку, где сосуды тают как свечи, а ветер в карманах визжит поросенком. Небо что синь плат, а солнце – князь Земли с улыбкой провожает друзей вдоль зеркальных витрин магазинов с вывесками на импортных языках. Всюду цветные рекламы, на которых ковбои, оседлавшие золотых тельцов, на всем скаку предлагают очумевшему обывателю " Бренди". Но стоит попробовать бодягу, как тотчас горб на спине Качинского начинает расти пропорционально поглощению. У Качинского рос горб, а у Дениса Заречного глаза становились грустными как у раннего Никулина из кинофильма " Когда деревья были большими". Денис гладил горб и спрашивал: " Что это? " " Грехи" - отвечал Качинский. " Я так и думал, что это стихи" - говорил Денис, думая, что на деле Качинский прячет в горбу доллары, которыми сорила его жена. Не раз, придя в гости к Качинскому, Денис находил у двери зеленые бумажки, смятые как пипифахсы после употребления.

Денис грустил при коммунистах, грустно было жить с тремя детьми и при демократах. Жена приходила в издательство и забирала всю получку, не оставляя на пиво ни цента. А вокруг столько пива всевозможного вкуса. Пиву даже война не помеха. Глядишь, шальная пуля наискось прошила большую рекламную бутылку с Остапом Бендером в полный рост. И рекламный Остап Бендер, расстегнув ширинку, лил пиво в шляпы, угодливо подставленные прохожими алкашами.

⇐ Предыдущая 18 19 20 21 22 232425 26 27 Следующая ⇒