НА КРАЮ «СВЕТА» 14 страница

Качинский со слезами на глазах наблюдал, как красный цвет здоровой крови терял насыщенность и уходил с карты ГДР, а на смену им шли розовые и голубые краски сексуальных меньшинств – основы западной демократии.

Россия тоже сильно соскучилась по синтетическому маргарину и резиновой колбасе в красочной оболочке, и русский народ из-под руки вглядывался в закат на Западе, из последних сил сдерживая себя, чтобы не броситься на шею американскому дядюшке с мешком подарков из армейских складов просроченной давности.

Качинский в глубокой досаде рвал волосы на голове и вдруг почувствовал, что кто-то помогает рвать грешные волоса. Качинский оглянулся, ба да это сам доктор Декабрь Февральевич Мартов.

- Великий почин да не пропадет бесследно в веках – сказал профессор Мартов – Ваше имя как отца демократической перестройки останется в веках.

Меж тем Мартов уже овладел " мышкой" и принялся двигать Историю в нужное русло.

Горе - Качинский забыл закрыть за собой дверь! И вот через узкую щель начали просачиваться сотни Березиных. Скоро весь зал заполнился лысыми чернявыми человечками, что соображали быстрей любого компьютера, где чего хапнуть и унести в тайное гнездышко. Березины сбросили иго контроля КПСС. И вот уже тонкие худенькие лапки с быстротой молнии носились по клавиатуре, готовясь на любых условия войти на Нью-йоркскую биржу. Следом валила толпа вечно голодных маклеров, готовых съесть своих родителей. Качинский рыдал, а профессор Мартов успокаивал младенца Истории, гладя Пророка по головке.

- Что сделано, то сделано, назад хода нет. Но есть движение вперед. История идет по спирали, и как у всякого явления у Истории два полюса – добра и зла. Точнее сказать, мужской и женский полюс, по-китайски – Инь и Ян. Вы крутанули колесо Истории, и стрелка установилась против мужского полюса – карты, деньги, секс, охота на медведей, игра на бильярде…

Свет в операционном зале погас и после короткой темноты как на аттракционах Копперфильда обстановка сменилась полностью. Взамен компьютеров и цветной карты явились бильярдные столы с зелеными сукнами и шарами. Сверху на столы падали снопы света. Помнится, несколько лет назад Качинский играл на таком бильярде. Навстречу Качинскому выступила высокая красивая женщина в темном платье с множеством оборок и с длинным шлейфом, вьющимся как змея по мраморному полу.

- Мы где-то встречались? – растерянно спросил Качинский.

- Меня всегда звали Мария Степановна, а вы при каждой встрече представлялись новым именем. Как можно делать Историю, меняя имя, точнее имидж? Да вы делали не Историю, а себя в ней. А руководил вами половой инстинкт. У вас большое мужское сердце, которое находится сами, знаете где, и оно каждые три секунды выбрасывает в кровь приказ: " Ищи женщину! " Да вы не один такой и вообще История – не мужское занятие. Вы допустили множество ошибок, и далее Историю поведет женщина.

- Машинист – женщина?

- В этом вы убедитесь тотчас, едва мы сыграем в бильярд на интерес.

- Какой? – напрягся Качинский.

- На ку-ка-ре-ку. Кто проиграет, тот лезет под бильярдный стол и кладет на сукно билет до Москвы.

- Какой?

- Тот, что в ваших руках. В Америку полечу я! – и Мария Степановна уколола Качинского острым кием прямо в сердце.

Качинский застонал от боли, и здесь стеклянная дверь в фойе загремела от мощных ударов. Качинский кинулся вниз по парадной лестнице, засланной богатым ковром. А навстречу уже шла толпа нарядных людей в смокингах. На улице напротив входа стояли черные " Волги" и " Чайки", из которых выходили гражданские лица с военной выправкой – это прибыл член Политбюро Иван Сусанин.

Качинский с трудом пробился сквозь охрану и скоро столкнулся с Марьям, спешащей на работу.

- Спасибо за цветы, - Марьям заглянула в глаза и поцеловала в губы. – Красная гвоздика – любовь и революция, желтая – брак и счастье.

Марьям забрала из рук изумленного Качинского букет цветов и велела вечером быть дома. Она заготовила ему какой-то сюрприз.

- Вообще-то я люблю розы, но и это чудо: муж, встречающий жену с цветами ранним утром! – Марьям рассмеялась, покрылась румянцем и вновь поцеловала Качинского. – Спасибо, родной. До вечера…

Солнце вышло из-за тучи и закидало улицу Мира такими красками, какие могут быть только у сибирских импрессионистов в конце бабьего лета.

- Людей обижают! – громко возмущался рядом с магазином " Букинист" дважды горевший в танке Саша-маленький.

В результате клонирования лицо у Саши было совсем детским и обиженным как у ребенка, у которого отобрали любимую игрушку.

Саша-маленький принес на продажу кипу журналов " Фотография" из Чехословакии. На цветных обложках сидели девушки в форме восточных кувшинов. Продавец отказалась принимать журналы, поскольку такой страны как Чехословакия уже не существует.

- Саша – спросил Качинский, кладя руку на голову вечного студента Суриковского училища – Скажи какой сегодня на дворе век?

ГЛАВА 22

Наконец Качинскому выдали ордер на благоустроенную квартиру. Квартира находилась в высотном здании на очень большом этаже, куда вел скоростной лифт. Лифт был оригинальный без передних дверей: едва кабина прибывала на нужный этаж, необходимо было срочно выпрыгивать. Такой же сложной была и посадка. В мраморном вестибюле лежала ковровая дорожка, ведущая в кабину с зеркальными стенами. Едва Качинский впрыгивал, как кабина с быстротой поршня в цилиндре двигателя принималась мотаться туда-сюда, и только прицелившись, можно было выпрыгнуть на своем этаже.

На своем этаже ветвились длинные коридоры, скрывающиеся в неизвестности, и Качинский долго не мог отыскать свою квартиру, поскольку в ордере забыли указать ее номер. Но квартира хороша, прекрасно спланирована с большим числом гулких и пустых комнат. Окна выходили на все стороны света, и жутко было выглядывать из них – внизу пропасть такой глубины, что не видать ни людей, ни машин. Зато напротив окон гудели басовыми струнами толстые в руку толщиной канаты ЛЭП-500. Ночами согласно закону индукции в теле Качинского возникали сильные завихрения. Высокое напряжение плавило мозги, которые в буквальном смысле закипали, и в итоге рождались прекрасные стихи. Рукописи, еще сырые, издательства выхватывали прямо из-под пера. Книги расходились большими тиражами, и скоро Качинский стал академиком словесных наук. Главный редактор « Костров» Геннадий Федорович Королев взял Качинского за руку, ввел в свой кабинет и посадил в свое кресло. Завхоз Чесноков вился вокруг нового редактора: " Водочки не изволите? " Нет, не изволит, поскольку голова Качинского кружится от большой высоты и болит вовсе не с похмелья, а от великих дум обустройства русского государства. Но именно эти высокие мысли вызвали ответную реакцию чиновников. Квартиру принялись отбирать, предлагая взамен другую, поменьше, где-то в Северо-Чемском районе, о котором в городе никто даже не слышал. Качинский отказался и готов был вернуться в родовое гнездо, но он так устал бесконечное число раз в дождь и снег взбираться по скользкой тропе с неизбежным падением. Наконец Качинский в гневе порвал ордер и вернулся на родину. За время отсутствия все квартиранты разъехались. Дом на горе стал столь диким и заброшенным, что Качинский плакал и звал ночами маму. Мать откликалась на слезы великовозрастного сына, ходила вокруг дома, заглядывала в окна, а иногда с соседкой тетей Дусей и прочими старушками подружками гуляла в подвале старинного дома, на который кто-то вывесил красивую вывеску на старинный лад " Магазин на горе". Качинский заглянул в магазин и нашел там пустую квартиру с множеством купеческих кроватей с толстыми перинами и множеством подушек одна на другой.

То, что называли магазином, на деле было буфетом с множеством зеркальных полочек и дверец. Качинский в растерянности поднимался в свою комнату, а из " магазина" вновь доносились голоса гуляющих женщин. За время отсутствия родовое гнездо обрело множество дверей. Одни выходили во двор, другие на улицу и Качинский, пугаясь воров, закрывался на крючки, но почему-то к утру все двери были открыты. Качинский ходил ночами по пустой хате, выкликивал мать, чтобы разобраться с ней до конца. Все-таки дали ордер на новую хату или нет?

Качинский часто выходил во двор, и однажды к нему привязались Покровские бандиты, что принялись считать деньги в его карманах. Но, к сожалению ни в одном кармане не звенело, и шпана принялась выбивать военные тайны из Качинского, отчего здорово звенело в ушах. В общем-то, Качинский отбился и даже прогнал ребят из ЦРУ, но в тяжелом состоянии слег в госпиталь.

Койка стояла рядом с окном далеко от двери, и Качинский не мог сразу разглядеть, что за девушка стоит у двери с двумя большими авоськами. Разглядев, сильно обрадовался: " Валька! " Мужики на соседних койках тоже разволновались – красивая, а главное молодая. Валина мордашка ни в чем не уступает по симпатичности известной актрисе Галине Польских, чья фотка висит над изголовьем Качинского. Юрка Качинский тоже не страшен на морду, а телом здоров как бык. Юрке всего семнадцать лет, он постоянно встревает в неприятные истории. Впрочем, и Валька хороша. Соседский мужик положил на нее глаз и, углядев блудливую искорку в Валькиных глазах, разжег любовный костер и силой взял Вальку на старой хате. И вот Валька пришла каяться в измене, но Юрка отверг ее и отвернулся к окну. Валька пробилась к его кровати и принялась причитать: " Бей меня, бей! Только голову не трогай! "

Качинский стегал ремнем Вальку по голой заднице и, наконец, устав хлестать любимую девчонку, взял ее за попу и положил на себя. Юрка был зол и ревнив. Валька изменила ему на глазах соседей, но все же Юрка любил свою девчонку. А для Валюши побои любимого, что лечебный массаж для больного – она то боялась, что Юрка бросит ее. Все-таки Валя любила его, любила сердцем - Юрка был у нее первым мужчиной. Едва Юрка бросил лупить свою девчонку и взял ее за попу, как Валюша Петрова тотчас разбросила ножки…

- Ого!!! – воскликнула дежурная медсестра, когда Качинский, очнувшись после тяжелого ранения, схватил ее за ягодицы. – Наш больной выздоровел!

Качинский пришел себя и под гогот мужиков принялся извиняться:

- Простите, пожалуйста. Мне приснилась моя далекая юность и моя первая девушка.

Качинский лежал в офицерской палате в краевом госпитале, куда его привезли самолетом из Афганистана с ожогами и ранением средней тяжести. Выздоровел он на удивление быстро. Через неделю ходил по госпиталю, заглядывая в соседние палаты, где и нашел в одной из них Сашу-маленького, которому еще годы восстанавливать сгоревшее лицо.

- И тебя зацепило, – обрадовался Саша-маленький и тут же заплакал. – Не было у меня девушки, а теперь и совсем не будет. Кому я нужен такой?

- А ты поплачь медсестре в подол, она добрая. Попросишь, даст, у нее это записано в кодексе.

- Я не знаю, как это делать, я ведь мальчик.

- Она научит, она обязана помочь тяжело раненному – где надо поддержит.

- Она старая, ей тридцать лет…

- Тебе нужна мисс СССР? Пиши Ломоносову письмо: хочу королеву красоты, а с ней конфеты и цветы.

Качинский сам сочинил письмо в " Правду": " Нельзя входить в Афганистан, но коль вошел, останься там".

С письмом Качинский опоздал. Вышел указ Президента СССО о выводе из Афганистана ограниченных войск Узбекистана.

В ответ на указ в палатах прошли шумные демонстрации. Полевые командиры матерились.

- Сколько всего и все впустую.

Штабисты стояли на своем.

- Всех не накормишь. Пора по домам.

- Много ли человеку надо, – говорили фронтовики – Спирту да шоколаду, да девчонку по имени Лада.

Услышав про девчонок, медсестры торопились покинуть палату. Солдаты ограниченного контингента шутили без ограничений.

" - Товарищ прапорщик, расстегай – это рыба или мясо?

- Это команда медсестре, когда сам не можешь! "

Азербайджанец из Баку, сосед по палате цокал языком, глядя на копию картины " Красавица" Кустодиева.

- Хорошая девушка.

- Женись на ней, – подсказал Качинский.

- Дома жена есть.

- Разведись и женись по новой, наша же лучше.

- Мулла будет ругать, она другой веры.

- Не говори мулле, как он узнает?

- Аллах все видит.

- У него прямая связь с муллой?

- Мулла с минарета видит Аллаха, Аллах видит меня.

Качинский устало закрыл глаза и вспомнил Афганистан, где мулла с минарета стрелял из пушки по советскому самолету. Самолет упал на переходной мост, по которому бежала толпа женщин и детей. Качинский, раненный осколками всю ночь прятался в зеленке, а утром, накинув паранджу убитой женщины, перебрался на другой берег, как паук, цепляясь за канаты и сварные конструкции. Полуразрушенный мост качался, и Качинскому подобное путешествие давалось из последних сил…

Качинский долго лежал с закрытыми глазами: позади война и впереди – это точно тоже война.

В палате темно. Длинный полумесяц прячется в тучах. Деревья голыми ветками стучат в окна. Под шум осеннего дождя в палате шел тихий разговор.

- Я был советником у Тараки, затем брал дворец Амира, вновь служил у Кармаля. А теперь куда?

- Афганцы не бросают друг друга в беде. Генерал Журавель зовет в Приднестровье.

Во сне к Качинскому вновь пришла ранняя молодость, молоденькая Валюша Петрова присела на кровать – Качинский извинился перед ней за грехи давней молодости. Расцвело, Качинский открыл глаза, а Валюша все сидела на кровати как старый укор – сколько лет прошло!

Валюша склонилась к Качинскому и спросила

- Ты сильно ранен, ты видишь меня?

Качинский вскинулся, живо поднялся с постели. Это была Марьям.

- Как ты нашла меня на этом свете!?

- Прочитала о тебе в газете…

Качинский огляделся. Мужики как один разглядывали красавицу. Впрочем, для них даже пожилые врачи - самые красивые женщины в мире.

В красном уголке выздоравливающие смотрели телевизор. Президент Горбатов подводил философские обоснования под сухой закон, указ о котором рукой президента подписала Зоя Спартаковна.

- В Древнем Китае мудрый Конфуций издал приказ о взятии с пьяниц контрибуции. В Спарте Ликург и его соратники уничтожили все виноградники. В Афинах тиран Драконт гнал взашей всех алкашей. Царь Соломон в Иудее под безумный танец пьяниц заливал им в рот как кипящий сироп, расплавленный свинец. И, наконец, в средних веках алкоголиков сжигали прямо на столиках. Словом, друзья, перестройка, будем стоять стойко и трезво против врагов отечества.

Среди выздоравливающих пробежал смешок – чем теперь занять бесконечное время? Может пойти в байкеры – вон они носятся по госпитальному парку в косухах и казачках, клепаных сапогах на сверхмощных японцах, отравляя воздух и нервы афганцев! Госпитальные все сплошь в тельняшках кидают вслед байкерам костыли, но мотоциклы сильнее пули. Тогда может, настало время заняться любовью, но в указе Президента об этом ни слова. Впрочем, что не запрещено, то поощряется. Только у афганцев численное превосходство над медсестрами. Всякая свежая женщина, возникающая в госпитальном коридоре, как мишень на стрельбище принимает на себя стреляющие взгляды. Марьям спокойно переносила их, а Качинский напротив возмущался и торопил девушку, дабы не вызвать на дуэль одноногого воина.

" Любить так любить, стрелять так, стрелять", – призывал Розенбаум, выступая с гитарой перед афганцами. Большинство мужчин приняли это к действию и спустя девять месяцев все медсестры как одна ушли в декретный отпуск.

- Сестричка говорит афганцу: " Хочу от тебя мальчика"

" Нет проблем", – берет под козырек афганец. – " Завтра пришлем новобранца, говорят он еще мальчик".

Впрочем, в мальчиков превратилось большинство женщин. Кутерье, продавшиеся бесам, сняли с женщин платья, и надели на них брючные костюмы. Миллионы девочек, худея до бесконечности, таяли на глазах, сводя с ума своих родителей, для которых и обычное платье было купить проблемно. Не хватало не то что платьев, а обычных трусиков и бюстгальтеров. В чем Качинский убедился по весне, вернувшись в родовое гнездо. К этому времени у тетушки Наили поселились новые квартиранты Алла и Иван, что день и ночь на простой швейной машинке строчили то бюстгальтеры, то мужские галстуки. Качинский поразился однажды, заглянув к новым фабрикантам. Ему и в голову не приходило, что под видом швеи мотористки поселилась академик Лала. Она решила тем самым вплотную заняться обработкой сознания Качинского и окончательно тем самым закодировать его поведение. Алла - Лала довольно ловко строчила ажурные бюстгальтеры, не стесняясь мужчин, примеряла их то на себе, то на многих подружках, что повадились ходить на халяву – Алла угощала как студентов, так и Юрия Николаевича финским салями или редкими шпротами. А уж сухое вино стояло ящиками. Сверху лежали цветные ажурные трусики. Муж ее был весьма похож на гонимого члена Политбюро Ивана Сусанина.

Возможно, это он и был. По слухам Сусанин, вернувшись из Италии, скрывался где-то в Красноярске, буквально уйдя в народ, набирая тем самым сторонников среди будущего ректората. На Рождество сибирский кутерье Алла-Лала приготовила гуся с яблоками и гуся в сметане. На столь чудесные запахи пришло много гостей. Среди них известные писарчуки Валерий Черный и председатель Голубев.

Пива на всех не хватило, и большая компания во главе с бардами Клячкиным и Шепиловым сошла с высоты родового гнезда к пивному ларьку, где шел непрерывный бой. Ларек брали приступом со всех сторон даже с крыши. Вперед вышла баядерка Люся в платье из газа, несмотря на мороз. Часть толпы упала на Люсю, но все равно до окошка, забитого мелкой решеткой пробиться было не возможно. Тогда бард Шепилов вывернул шубу на изнанку, ударил трезубцем о землю, и толпа расступилась.

- Чукчи есть? - громко спросил бард Шепилов, оглядев толпу, и стальным трезубцем пробил железный ларек.

Продавец пива кавказец Имант, бледный как снег, вышел из дверей и упал без чувств в сугроб.

Глава 23

Что там ни говорили бы злопыхатели, а Perestrojka дала плоды. Всюду стало так – что не запрещается, то разрешается.

- Из нас живых остаться мог один, - пел в одном углу большого парка акын Клячкин.

- Доигрался, допелся, допился Шепилов! – вторил в другом конце национального парка ашуг Николай.

Всюду звенели, но не стаканы с вином, а золотые цепи на бычьих шеях новых русских, что наслаждались в картинной галерее «Родовым гнездом Качинского» работы художника Макарова. На великой картине великий поэт в свете двух светильников – Добра и Зла – сочинял роман в стихах. На спине Качинского явно проступал горб – следствие ранения в Афганистане. На другой картине была изображена жена поэта Марьям, от которой исходил аромат суперледи. На этот запах сходились «быки» с золотыми цепями и делали нескромные предложения. Марьям высовывала из рамки русую головку с косой, и приглашала охранника, обещая подать в суд за скандальные домогательства в общественном месте. Приходил начальник караула, и Марьям объясняла, что ее предки перебрались в Красноярск еще в библейские времена, и суммарный возраст ее семьи подобно африканскому баобабу перевалил за семь тысяч лет.

- Семь тысяч лет – это семь киловольт, - шумела Марьям и пускала за рамку картины ветвистые молнии.

Мамехерка?! – кричали новые ортодоксы, отступая в свои десять тысяч лет!

- Бэ-тэавон – отвечали охранники.

- Мне бы водочки – смущался великий критик Пирогов, заблудившийся в картинной галерее вместе с великим поэтом Качинским.

Пирогов носил плащ неопределенного фасона из брезента – плащ был вроде паруса и помогал критику переходить широченные стриты Нью-Йорка. Пирогов подобно дельтаплану взлетал над нескончаемым потоком автомобилей, неотвратимо несущихся подобно раскаленным болванкам по блюмингу. У Пирогова во всем мире были друзья, поскольку в свое время он преподавал латынь в медицинском институте. Пирогову проходу не было. Через каждые пять минут Пирогов с возгласом: " Старик, сколько лет! " – обнимался с великим композитором Муравушкиным, который писал песни на стихи крупных писарчуков. Уж очень хотелось Муравушкину вступить в члены Союза Писарчуков. Мало того, Муравушкин писал оперу на либретто критических статей Пирогова. Пирогов внимательно слушал, не выражая восхищения, и великий композитор, с досады плюнув на непромокаемый плащ Пирогова, уходил сочинять ораторию " Рональд Ойган на Енисее". Более всего бесила Муравушкина дружба Пирогова с прапорщиком Качинским. Сам Муравушкин имел звание майора запаса, которое было присвоено полковником Жириновским, когда тот шел в Индию через Сибирь. Качинский по мнению Муравушкина всегда ходил с унылым лицом и хитрыми глазами, коленки на брюках поэта лоснились, так что в жизни поэт не имел сходства с портретом.

Да поэт и вовсе не поэт, поскольку не признан столичными журналами. Весь бомонд Красноярья знал, что Качинский получает отказные конверты за подписью Ричарда Голодного.

Вообще-то нынешнее поколение чрезвычайно грамотно, даже бомжи под теплотрассой обсуждали литературную жизнь, что протекала меж радикальным " Знаменем" и русско-фундаментальным " Нашим современником».

И даже у татарсвой праздник «Сабантуй», что в переводе означает «Свадьба плуга». То есть плуг пашет землю, как крестьянин свою жену, отсюда и свадьба плуга. Татары прибыли в Красноярск со всего света – кто в багажном отделении «Боинга», кто в камерах, куда убираются колеса лайнера. Мороз на высоте десять километров под 60 градусов, а татарину хоть хны!

Татары празднуют «Сабантуй» на острове отдыха, где на зеленом газоне растут белые и алые цветы, среди которых татары борются на полотенцах за живой приз – баран. К барану прилагается ящик «Жигулевского», но за пивом надо лезть на высокий столб: словом, нам татарам все бы даром!

Тихая овечка жевала изумрудную траву и наблюдала за стройными мускулистыми борцами. Один был выше на голову другого и носил на шее золотую цепь. Пудовая цепь мешала бороться, и новый русский то и дело падал в водопад, достопримечательность центрального парка. Новые татары и новые русские криком поднимали борцов, и те вновь зачинали шумную возню под аплодисменты сотен Алсу. Чернобровые черноглазые девушки готовы были сами вступить в борьбу и заменить собой борца Рудку Гатиулина, но жена борца Лиза таскала девушек за длинные косы и потихоньку укорачивала золотую цепь на груди нового русского.

В конце концов, хитрый татарский судья поделил барана пополам. Барана пустили на шашлык и тут же съели, давясь полусырым мясом.

- Земля мала, – говорил Качинский, приветствуя сварщика ЖБИ-5 Рудку Набиулина и его жену Лизу. Ели беляши, начиненные картошкой и курятиной, по-русски расстегаи, по-американски хотдоги. Объевшись, лежали на зеленой травке. Пили кумыс, и Лиза объясняла новым русским, что " Буш" в переводе с татарского означает " пустой", а " Коль" – это " зола".

- Так вот с кем Ломоносов целуется и обнимается! – сказал критик Пирогов и обратился к Качинскому – Возьми во внимание, старик.

Тем временм президент Ломоносов целовался со стариками, что в пиджаках, сплошь украшенных медалями и орденами судили борьбу на поясах. Ломоносов с женой также прибыли на праздник, желая укрепить свой имидж.

Через парк проложена детская железная дорога, и Зоя Спартаковна бежала впереди локомотива, раздавая конфеты и перебрасывая ход вагонов со стрелки на стрелку. Но с некоторых пор локомотив Истории начал пробуксовывать. Вместо крестных ходов шли колонны кришнаитов в красных сари и били в барабаны.

- Идут бараны и бьют в барабаны! – насмешничала тихая овечка, обреченная на шашлык.

Опять же вместо привичных причесок наблюдались индейские ирокезы – петушиные гребни зеленого или красного цвета

Молодежьтолкалась в немыслимых нарядах и говорила на птичьем языке:

- Ду ю вонь ту литр герлз, сэр?

Словом, круче быка только яйцо, выше «правильных» только звезды, которые во главе с Халой Харисовной затопили Красноярск – ресторан «Енисей» вышел из берегов. Это оппозиция, прибывшая в Красноярск вслед за опальным членом Политбюро Иваном Сусаниным, пропивала своего кумира. На улице Мира господствовал сухой закон, а в ресторане правил чефир крепостью и цветом чачи.

Опальный Сусанин снял квартиру у тетушки Наили во дворе родового гнезда Качинского. Тотчас со всего Советского Союза потянулась оппозиция, и город стал на время второй столицей. Зимой и летом по скользкой тропе, съезжая в грязь, поднимались делегации и депутации со всех автономных республик, которым Сусанин обещал суверинитета столько, сколько они унесут Приходили видные писарчуки, спортсмены, среди которых выделялись теннисисты – Шамиль Тарпищев и Шамиль Басаев. Вслед за Басаевым прибыл генерал Дудаев с профессором Русланом Стальским. С Русланом приехал его друг известный летчик афганец генерал Александр Русских. Следом за Александром по скользкой тропе поднялся его афганский товарищ боевой генерал Журавель. Словом, собрались лучшие люди России.

В скором времени строители из Чечено-Ингушской АССР принялись рыть блиндажи и долговременные огневые точки. И делали они это столь ловко, что ни одной лопаты не выбросили наружу – по внешнему виду родовое гнездо Качинского ничуть не изменилось. Даже сам Качинский, слыша по ночам странный шум, доносящийся из глубины горы, не догадывался о сути происходящего. Сам Сусанини был очень вежлив и скоро дружил с Качинским. Сблизило их общее происхождение – их деды были репрессированы и пропали без вести в тридцать седьмом году. Дед Качинского был раскулачен в Красноярске, а дед Сусанина, владевший ветряной и водяной мельницей был лишен избирательных прав и приговорен к выселению в село Бутка в пятнадцати верстах от села Басманова Уральской области. Мать Бориса Клавдия Васильевна, оставшись с маленьким сыном и приехав в Красноярск, устроилась чернорабочей на Хлебозавод №2, что располагался на улице Инской. Поселились они в старом купеческом доме на углу на пересечении улицы Инская и Шевченко. Дом этот стоит до сих пор, глядит тремя окнами на долину Каменки, и Сусанин часто приходит в дом, где прошло его детство и по долгу разговаривает с Ниной хозяйкой дома, что приютили семью Сусаниных. Дом уже давно годится под снос, и Сусанин твердо обещает Нине дать благоустроенную квартиру, но прежде он должен стать президентом России, чтобы бороться с привилегиями в партийной верхушке.

Борьба с привилегиями основная тема бесед Сусанина и его товарищей, что ушли в оппозицию прогнившей власти.

В том, что нынешняя власть от сатаны Сусанина каждый день убеждали пророки из Новозаветной религии свидетелей Еговы. Егова есть Бог бессмертных, а Сатана есть Бог смертных людей. По прошествии шести тысяч лет Егова одолеет Сатану и ввергнет в глубокий провал, замурует и запечатает его там, а затем установит мир, свободу и благоденствие всем народам на тысячу лет под всемирным правлением Иерусалимской республики. Город Иерусалим будет украшен драгоценными каменьями, а улицы вымощены прозрачным золотом. Город будет окружен огромной стеной из яшмы, а по периметру стены будет стоять тысяча золотых столбов с именами тысяч пророков, и непременно имя и фамилия Сусанина будут обозначены на одном из этих столбов. Сам Иван будет жить во дворце Еговы, из-под которого вытекает река, и на берегах ея будут расти дивные фруктовые деревья, приносящие плоды каждый месяц. Люди не станут ни стариться, ни умирать, а всю вечность будут оставаться бессмертными, мужчины в возрасте тридцати четырех лет, а женщины шестнадцати лет.

Все цари, народы и племена находятся в погибельном заблуждении: христиане, иудеи, караимы и магометане еще не знают своего Бога. И только сто сорок четыре тысячи избранных, средь которых Пророки Янох, Илия, Замолквин из донских казаков, Пифагор, Сократ, Зороастр, Валаам, Иоанн, Захарий- еврей из Метавы, а также последний Пророк Магомет из арапов увидят Свет над всеми народами!..

Сектанты ушли, а в доме Ивана и Аллы продолжали строчить швейные машинки, благодаря которым осуществлялась финансовая поддержка оппозиции. Дивные кружева бюстгальтеров и дамских панталон обязаны были привлечь на сторону будущего царя лучших представительниц прекрасной половины России. Дамы, пользуясь, случаем, наводнили штаб квартиру русской оппозиции пышными телесами. Прознав об этом, из Москвы прибыла Зина истинная жена царя, и тайно от тетушки Наили поселилась на хозяйской половине как у себя дома.

Бдительные соседи, что день и ночь выглядывали через мощные диоптрии старых очков, накатали заявление, как это они любили делать со времен Очакова.

Не менее бдительный участковый оглядел скромную хату Качинского с книжным шкафом и оранжевой печью, украшенной фигуристой русалкой. Затем капитан милиции принялся пытать прапорщика о соседях, которых Качинский в жизни не видел и не слышал. Да и действительно, поэт Качинский ничего не видел вокруг себя, хотя как работник КГБ был обязан интересоваться жизнью сотен чеченцев, каждую ночь роящих землю под самым гнездом поэта. Даже днем были слышны странные звуки. Недаром капитан прикладывал ухо к стене, к печке, заглядывал в погреб и, наконец, увел Аллу и Зину как военнопленных, принудив их положить руки на голову. Столь жесткий арест был вызван полным отсутствием документов. Алле и Зине грозила 198 статья за бродяжничество и нарушение режима. Как раз в ту пору Сусанин выехал в Москву брать на свою сторону Верховный Совет и, вернувшись через неделю, нашел совершенно пустую квартиру с прокисшими щами. Сусанин кинулся искать секретаря и жену по моргам и больницам, а нашел женщин в приемнике распределителе, где Алла и Зина спали на одних нарах с бомжихами. Кормили бомжей один раз в сутки и возили раз в неделю для отмывки, а затем в кождиспансер на предмет сифилиса. Одежду дезинфицировали в паровой камере, а душу чистили в ежедневных лекциях, на которых Алла и Зина потеряли десять килограммов живого веса.

⇐ Предыдущая 9 10 11 12 131415 16 17 18 Следующая ⇒