НА КРАЮ «СВЕТА» 9 страница

Миша превратился в Чеховского человека в футляре, и стоять ему отныне на голове, закатанным в ковер всю оставшуюся жизнь. В Индии это называется кармой, в России – судьбой. От долгих возлежаний в ковре без движения у Миши появились пролежни и мистические способности к поджиганию разных предметов. Где бы Миша ни появился, начинала прыгать мебель, падать люстры и загораться картины. Вот и сегодня ковер, в котором был закатан Миша, вспыхнул сам собой. Собака с воем спряталась в конуру, а Миша вскоре был обязан поджариться, но его спас Качинский, с которым у Миши были плохие отношения. В молодости они делили Маргариту, а затем разошлись по идейным соображениям – Качинский спал головой на Восток, а Миша спал наоборот головой к западной цивилизации. На крики Качинского выбежали гости Дашеньки, закидали снегом пылающий ковер, но тут к несчастью задымил старый дом Александры Ивановны. Стали дружно забрасывать снегом, подоспели пожарные и принялись поливать. Но в итоге дом покрылся льдом и стал совершенно ледяным подобно дворцу из снега, что воздвигают на городской площади у новогодней елки. Жить в таком доме стало совершенно невозможно, и гости разошлись. Генеральный Секретарь Ломоносов уехал в Москву, пригласив к себе жить бездомную Дашеньку и ее друга Качинского. Друзья помахали ручкой высокому гостю, и Даша, трясясь от холода на трамвае тринадцатого маршрута, поехала в гости к многочисленным бабушкам, что жили по всему городу и не дали бы пропасть с голоду. Бабушки со слезами встречали пропавшую внучку, с трудом узнавали Качинского, с которым не виделись двадцать лет, и умоляли их никуда не уезжать, а жить здесь всегда.

Бабушки целовали Дашеньку, а Качинский мог наблюдать ее при этом в профиль. Странно, Даша стала обретать новые черты. Впрочем, ничего странного – за двадцать лет вечной разлуки! Качинский стал подзабывать черты любимой девушки.

Даша менялась не только ликом, но и статью – талия не в пример прежней стала тонкой, как у муравья. И ходить она стала, втаптывая каблуки в асфальт. Однажды в кинотеатре «Октябрь» - бывшей деревянной церквушке имени Святого Николая – Качинский и Дашенька смотрели «Братьев Карамазовых». Вдруг Качинский признал Дашу в лице Грушеньки, и был поражен сходством молодыхженщин. По окончанию сеанса Качинский вышел под руку уже не с Дашей – но с Грушенькой, что сошла прямо с экрана и села на колени Качинского. Выяснилось, что у экранной Грушеньки есть муж – авиатор и сын восьми лет. Что бы как-то соблюсти приличия и не смущать поклонников экранная Грушенька взяла псевдоним «Маргарита Душевная», под которым принялась стряпать стихотворные книжки да числом не менее десятка.

С выходом в литературный свет у Маргариты – Грушеньки поклонников стало много больше. Мужчины целовали ручку поэтессы, ничуть не смущаясь присутствия Качинского, годящегося в отцы. Качинский не ревновал, понимая. Что это совершенно бесполезно – Маргарита в любой миг, воспользовавшись подброшенной провокацией, могла оставить его навсегда. Иной раз в лице Маргариты проскальзывало нечто неуловимое от образа дашеньки, первой любви. Это порой тяжело ранило Качинского, но и приказать ей измениться совершенно он не мог – все –таки жизнь есть цепь событий не случайных. Маргарита, как скоро выяснилось, имела два образования: медицинское и театральное, и по подсказке Качинского поступила в театр имени Пушкина на роль инженю – наивной простодушной девушки. Она и в жизни играла ту же роль.

Маргарита меж тем с каждым днем обретала ценные качества, будучи подвижной как ртуть и поддерживая с поклонниками диалоги, прекрасные как дорогое шитье. И сама стала столь хороша, что сердце обмирало, а глаза наполнялись слезами близкого счастья. Качинский пугался, что оборвется прекрасный сон вместе с необыкновенным чувством. Качинский понял, что может потерять Маргариту, поскольку новая Маргарита непрестанно улыбалась и бессовестно лгала.

- Ты где была вчера вечером? – настаивал Качинский.

- Ах, меня пригласил на день рожденья Иван Сусанин!

И тут послышался громкий звон колокольчиков. Снегопад тотчас прекратился. Над городом встало морозное солнце и показалось множество лошадей с санями, на которых пробивался первый секретарь Крайкома партии Сусанин. Из разноцветных домиков, крытых сахарной ватой, высыпал народ в полушубках и кинулся вслед за санями подобно героям картины Сурикова " Боярыня Морозова".

- Иван! Иван! – кричал покровский народ, вылетая вслед за обозом – Барин! Хозяин!

Сусанин поехал в Сибирь просить у шахтеров Кузбасса поддержки в борьбе с царем Лже Михаилом. Но необычный снегопад перекрыл железную дорогу, и Сусанин пересел на сани. Огромный обоз с бочками медовухи то и дело тормозил на старинных улицах, и будущий царь угощал пьяную толпу, пуская по кругу братину с медом и пивом. Рядом с Сусаниным стоял первый помощник генерал Самолетов и профессор Руслан Стальский.

Качинский хлебнул медовухи и с криком: " Прыгай за мной! " – упал в сани. Следом кинулась Маргарита. Они накрылись обширным тулупом, и санный обоз покатил навстречу судьбе. Полупьяный народ провожал народного борца с привилегиями Сусанина, что подобно боярыне Морозовой, также вскинул руку, но с высоко поднятым кукишем…

- Я отомщу! – кричал Сусанин – За деда, за папу, за весь крещеный русьский народ!

ГЛАВА 16

Иван Сусанин был постоянно нетрезв и в этом состоянии любил порулить. При этом Сусанин заезжал не туда, разрушая то, за что брался. Леонид Брежнев тоже любил ездить с ветерком, но ломал в основном чужое: то новенький " Мерседес" разобьет, подаренный Канцлером, то в Афганистан въедет. Сусанин вдрызг разбивал свое родное. Потом, проспавшись, Иван становился тишайшим, слезно просил реабилитации то у жены, то у Верховного Совета. Но, получив индульгенцию, Иван продолжал грешить, каждый раз садясь не в свой поезд. Вот и на этот раз, отправившись в гости к шахтерам, Сусанин перепутал поезда и вместо Кузбасса оказался на БАМе. По пьяному делу Иван сел на агитпоезд " Комсомольская правда ". И поскольку любил рулить сам, разогнал к чертям машинистов. Не зная устройства тепловоза, Иван, нажимая рычаги наугад, повел красный поезд из двадцати вагонов. Поезд под зелеными крышами был украшен плакатной росписью, и в каждом вагоне ехали представители от каждой Союзной республики.

Герой БАМа, знаменитый на весь Союз бригадир Берлинский, имел личный вагон с сауной и комнатами отдыха. Впрочем, вагон никогда не пустовал и как дом доброго хозяина был полон гостей. Именно в этом вагоне и потерялась Маргарита, растворившись среди знатных гостей - от Секретарей Политбюро до знаменитых режиссеров и актеров.

Качинский искал Маргариту по всему поезду. Вдруг с верхней полки чертиком соскочил Ваня Казачок:

- Десять рублей. Мне нужно десять рублей. Мы моментами были приятелями…

- Мать твою! – вскинулся Качинский, глядя в окно - Куда ж мы заехали!

А заехал агитпоезд по воле Сусанина аж в Ханты-Мансийский автономный округ, где железной дороги вообще не было, и поезд шел на одном энтузиазме. Наконец, поезд стал среди болота. Сусанин в болотных сапогах сошел с поезда и посоветовался с плакатным Ленином на боку штабного вагона.

" Правильной дорогой идете, товарищи! " - сказал Ленин, указуя рукой вперед. А впереди стояло бескрайнее озеро величиной с Каспийское море. Такие в Сибири масштабы – что ни озеро, то море, как, например, Байкал. Следом за шефом, утопая в болоте, вышли его советники: профессор Руслан Стальский и генерал Александр Самолетов. Машинис Сусанин обещал бороться с привилегиями и поэтому не взял в дорогу ни теплой шубы, ни рыбацких сапог. В итоге советники утонули в черной грязи по пояс. В окно штабного вагона, где вместе с Сусаниным ехали представители правых сил, выглянул академик Ковлев и громко на всю тундру призвал: «За Родину! За Сталина! ». Ковлев кинулся на амбразуру и утонул по шею в дерьме. Из вагона подали поднос с фужерами водки и тарелками с черной икрой. Выпив и закусив среди бескрайних болот, советники приняли решение бросить поезд в атаку силой своего убеждения. Поезд послушался и пошел дальше, утопая по колеса в озере, полном деликатесной рыбы. Рыбу ловили на удочки прямо из окон. Ханты тоже ловили рыбу на лодках и безразличным взглядом провожали поезд, идущий по воде. Удивить аборигенов было совершенно невозможно.

- Какое сегодня число? – спрашивал машинист Сусанин, выглядывая в окно тепловоза.

- Вэйн лор тылась! Месяц заливных лугов.

- Август значит, – обрадовался Иван. – До сентябрьского пленума успеем.

И, действительно, поезд вышел из воды и пошел по бездонной грязи. С боку поезда мчались оленьи упряжки, и лица оленеводов буквально вспыхивали от счастья при виде будущего царя Ивана.

Вдруг повалил густой снег, заехали за Полярный круг. Навстречу вышел Иськи Ики, местный Дед Мороз и не пустил дальше, а то бы через Северный полюс въехали в Америку, где жил Джордж Буш, президент Рейган, единственный друг царя Лже – Михайло. Иван и Михайло тоже были партийными товарищами, но Михайло предал друга и купил Кремль за банку морской капусты.

Кто-то из пассажиров бросил окурок в болото и оно, насквозь пропитанное нефтью, вдруг вспыхнуло – вареная рыба так и выпрыгивала из огня. Агитпоезд в кольце огня с трудом спасся и весь покрытый копотью прибыл в Нерюнгри.

- Конечная станция объявил проводник. Объявляю субботник по заготовлению угля.

Поезд вплотную подошел к огромной угольной горе, что отливала жирным блеском – огромная стена до неба состояла из угля высшей марки КЖ.

- Скоко добра – придерживая шапку, оглядел гору Сусанин – Продадим японцам и будем хлеб с маслом кушать – хлеба в Японии много. Мы им уголь, понимашь, они нам иваси на закусь.

Все пассажиры набрали полные шапки угля, от которого тепла было как от атомной бомбы. Гигантские шагающие экскаваторы, величиной с Кремль грызли гору и сгружали уголь в самосвалы, величиной с трехэтажный дом.

- Слава богу, когда станем пятидесятым штатом Америки, – сказал, перекрестясь, академик Ковлев. – У наших друзей не будет проблем с углем. Что останется, сами съедим.

Агитпоезд был полон модно одетых людей с гитарами. По всему поезду дефилировали девушки в батниках и фигаро – жакетиках с эполетами. Перестук модных шпилек был созвучен ритму колес. Качинский, увлеченный стройными ножками, тоже бродил по агитпоезду и слушал разговоры. Все говорили о скорой стыковке бригад Александра Бондаря и Ивана Берлинского. Правда, великая путаница выходила: одни говорили, что стыковка давно уже состоялась, и сейчас будут вбивать серебряный костыль, другие настаивали, что БАМ никогда не будет работать. Дескать, сваи не дошли до скального основания. Сама дорога легла на огромные ледовые линзы и со временем будет сползать с насыпи. Громче всех спорил вечный диссидент Громов, непонятно как оказавшийся без путевки на элитном поезде, куда каждого пассажира пропускали по специальному пропуску. Должно быть, тоже заскочил на ходу. Говорил Громов с убежденностью ядовитой змеи. Глаза парализовывали жертву, изо рта брызгал яд. Через пять минут слушатели в ужасе разбегались.

- А, это ты! – Юрий Петрович схватил Юрия Николаевича за борт костюма – Слушай сюда, что я скажу.

Качинский бежал сломя голову. Тем временем Юрий Петрович схватил за лацкан корреспондента " Литературной газеты".

- Значит, говоришь, нет пророков в своем отечестве?!

В это время в другом вагоне, где под видом киргизов ехали путешественники на халяву Алмазов со своей женой переводчицей и Французов со своей женой Соней, шел шумный диспут на тему все тех же пророков.

- Так было всегда, – шумел историк Алмазов. – Пророков, числом шестьсот единиц засылали на Землю в перестроечные времена. Увы, нашему стрелочнику крупно не повезло – его сдала баба Ванга! Сказала, что слава к нему придет после смерти, но забыла сказать, что и при жизни человек должен получать по заслугам.

- В тюрьму, что ли? – уточнила Соня.

- Даже вор в законе получает долю уважения от своих сокамерников, – шумел Алмазов. – Попробуйте обидеть вора в законе – вся тюрьма поднимется! А вот Мы, сокамерники по литературе поливаем дерьмом будущего классика.

- Да он уже и сейчас классик, – убежденно сказал критик Пирогов, пришедший в гости на чай с коньяком, где коньяка было больше, чем чая.

- Сегодня классик, завтра спился, – сказал Французов.

- Не сопьется! За ним стоят силы, – Константин указал пальцем в потолок, они не дадут!

- Котик, я дам! – Соня томно потянулась, обвив гибкими руками философа.

Тут вошел в купе Качинский, и вся компания притихла, словно говорили о чем-то порочном.

Качинский давно заметил, как являлся он в компанию, так тотчас наступала мертвая тишина, либо напротив возникали нездоровые разговоры. Завхоз Чесноков каждый раз восклицал: " Не может быть! " Старший редактор делал лицо, словно видел живого покойника, а следом заводил разговор о ворах в законе. Когда-то Чесноков служил надзирателем, а затем его за хорошую работу повысили в завхозы старейшего журнала Сибири.

- Все воры, – поэты – настаивал Чесноков. – Как в камеру вводят, так начинают петь!

Качинский постоянно чувствовал неудобство в связи с повышенным вниманием к своей личности. Но на данный момент он ошибался. Вся компания смотрела мимо него. Качинский оглянулся, за спиной стоял человек с массивной челюстью – где-то они встречались!

- Мастер, мастер! – прошел шепоток по купе.

Качинский тотчас вспомнил: и верно, это был Слава-Мастер, что несколько раз приходил в литературное объединение Академгородка. Каждый раз все присутствующие отзывались о нем с большим уважением, и даже командиры " Неолита" Сергей и Юрий Громов, что не признавали никого кроме себя, бежали навстречу и долго-долго жали руку необычному Мастеру.

Мастер вышел из-за спины, сел между женщинами и стал негромко говорить на разные несвязанные между собой темы, но с глубоким подтекстом, что являлось как бы общей грибницей для множества грибов, растущих на лесной поляне. При этом Мастер украшал свой рассказ пронзительными знаниями о личной жизни именитых людей. Про машиниста поезда Сусанина Слава-Мастер сообщил, что Иван упал с моста, с которого его столкнули два человека, возникшие буквально из воздуха и только отличная реакция бывшего капитана команды спасла будущего царя, и он приземлился на пятую точку в жидкую грязь. Когда подоспевшиемилиционеры спросили документы, то пострадавший назвал себя Сусаниным. Под этим именем будущий царь и вошел в Историю.

- Ах, твою мать! – воскликнул Мастер – Этот алкаш забрался в радиорубку и включил микрофон!

Мастер, подрабатывающий в поезде радистом, кинулся на рабочее место. По радио послышался трехэтажный мат, и вот уже русская народная песня сменилась " Монастырской дорогой" Битлов.

- Поет, и где петь научился?

- Что за доблесть сочинение стихов! – улыбнулся Качинский – Два притопа, два прихлопа, да рифма «любовь – кровь». Я тоже переболел детской болезнью, а к двадцати годам вылечился!

- Юрий Николаевич, вам бы какое-нибудь начальное образование! – сказала Майя – Вы лучший в мире проЗаек, но я люблю проКошек!

- Учиться, учиться, учиться, как завещал великий Ленин – подвел итог критик Пирогов – Тогда и вы станете Господом Мастером!

Всю беседу радио агитпоезда играло избранное Джорджа Харисона " Мой сладостный Господь, я хочу быть с тобой".

Вдруг звук пропал, Мастер прокашлялся в микрофон и строго сказал по радио:

- Я, конечно, рад Вашей оценке. Верно, я имею на руках свой талант. Все звезды ко мне расположены, поскольку я родился в один день с Джиной Лолобриджидой и с Рудольфом Абелем – следствен, я взял от каждого лучшие качества, и я, действительно, мог бы стать лучшим поэтом России, но! В цветном телевизоре четыре тысячи деталей, линейный телемастер работает в среднем с десятью моделями пяти поколений. В итоге, сорок тысяч неисправностей, описание коих заняло бы всю Британскую энциклопедию. Эту энциклопедию я вынужден носить в памяти из дома в дом, где один Чук пьян, а другой Гек совершенный садист, поскольку вырос в Хрущевскую оттепель. Эта энциклопедия так и сыплется из головы при каждом столкновении с кирпичом или падением в небольшую яму. Ну, уж при столкновении с хамом выпадает каждый второй том, причем, разбивается вдребезг, как стекло. Каждая третья хозяйка норовит раздеться, чтобы сэкономить на ремонте, каждый пятый хозяин норовит напоить мастера в усмерть, чтобы утром похмелить его матом по телефону, ввиду безвременно почившего телевизора. Приложишь телефон к левому уху, так из правого дым валит – нервы горят, извилины раскаляются. После чего Мастер ложится в больницу, как предписывает врач, но это теоретически. А на деле Мастер пьет все, что горит. Словом, я не знаю ни одного телемастера старше сорока лет. А поскольку я приближаюсь к этой границе, мне уж не успеть полюбить туды ее мать, вашу гребаную поэзию. Уж она то мне точно сократит жизнь вдвое!

Радио смолкло, а компания в растерянности переглядывалась между собой.

- Он нас подслушивает, – развел руками Качинский.

- Была нужда, да вся вышла, – буркнул по радио Мастер.

- Вы нам не интересны! – послышался по радио голос Маргариты – Я люблю Мастера!

Радио смолкло, а в купе вошел Сусанин и просил укрепляющего. Сусанин ходил из купе в купе, и всюду ему наливали на самое донышко чуть-чуть: любой яд в малом количестве – лекарство.

- А кто сейчас в кабине тепловоза? – полюбопытствовал Качинский, всегда сочувствующий Сусанину.

- В этой пустыне, зачем машинист? Да и ночь такая темная, понимашь.

Поезд мчался среди голых лиственниц в совершенной темноте – за всю дорогу не блеснуло ни единого огонька. А между тем на поверхности лежали такие богатства, что греби мешками и уноси домой! На тысячу верст один якут, да и тот спит.

Правые силы во главе с Березином вглядывались через стекла в египетскую ночь, где луч прожектора высекал искры из залежей серебра, золотил горы цветных металлов и зажигал маяки из горного хрусталя. Скорей бы царь Иван вошел в Кремль, и правые вошли бы во всемирный банк на Уолл-Стрите со своей долей, скажем, прямо не малой.

Всю эту игру редкого ныне богатства наблюдал и Качинский из кабины тепловоза, куда его пригласил Иван - очень уж будущему русскому царю нравилась военная выправка Качинского и его четкая реакция на похвалу будущего царя: " Слушаюсь, товарищ Президент".

- Ты в этом уверен? – спрашивал Сусанин.

- Так точно! – отвечал под козырек Качинский. – Только жесткое президентское правление!

- Впереди стрелки, налево Комсомольск, направо Тында. Куда свернем? – спрашивал Березин у будущего Президента.

- Направо тюрьма, налево Колыма, дуй прямо. Если останемся живы – станешь олигархом…

Вагонов в агитпоезде было по числу республик, в каждом вагоне свой язык и своя горилка, припасенная из дома в необъятном количестве: в Советском Союзе сухой закон, и купить водку, тем более на БАМе было невозможно.

Украинские запорожцы, голые по пояс, писали письмо по поводу землячки Грушеньки, уехавшей на заработки куда-то в Сибирь.

«Груша з душки не сходит – писал бригадир Бондарь – Хотел Заходити в стосунки, та ни, ничего! Хлухо нич! Будинок на два поверхи, а Катька жити в злиднях! Наболило справа! "

Другой знаменитый бригадир Александр Берлинский в своем личном вагоне писал письмо Александру Лукашенко, будущему Президенту Белоруссии: " Паважаны Аляксандр Иваныч! Поздравляю дзень народжинца! …"

Здесь же на диване сидели повестушник Валера Черный, поэт Ваня Казачок и критик Пирогов, успевавший побывать везде. Черный и Казачок, пробуя отличную самогонку, пытались сочинить лозунги в стихах перед предстоящей стыковкой левого и правого крыла БАМа. Получалось вот что:

" Самогон, что аэростат.

Отрежешь голову две вырастат! "

В этот момент скрипнула дверь купе, и в образовавшуюся щель стал просачиваться как осьминог Борис Березинский.

- Куда морда?! – рявкнул повестушник Черный

Березин от испуга выронил портфель и повестушник, ловко подхватив его, спрятал под полку.

Березин с безумными глазами выскочил из купе и заметался по вагону, открывая подряд все двери, в надежде спрятаться от погромщиков. За одной дверью библиотекарь Марьям готовила вкуснейшее блюдо перед встречей лучших бригадиров, за другой дверью в личной сауне Берлинского парилась Маргарита. Березин вихрем пронесся по составу и спрятался в штабном вагоне царя Ивана. Здесь его достала длинная рука профессора Руслана Стальского, что мигом, ощупав доктора физико-математических наук, достал из потайного кармана толстый кошелек.

- Глянь, Иван! Наш спекулянт деньгами набит как гавном.

- Деньги на бочку, – строго сказал Сусанин. – Надо делиться краденым.

Борис Березин, трясясь от страха, выкидывал из всех карманов пачки десяток. На эти большие деньги в столице БАМа Тынде на армейских складах купили кубинский ром, целый пароход которого подарил Фидель Кастро. Ром на БАМе пользовали вместо спирта, прижигая многочисленные ссадины стройбатовцам из железнодорожных войск. Вооружившись ящиком кубинского рома, Сусанин в сопровождении советников пошел по вагонам агитировать за себя.

Татары из Казани кланялись в пояс будущему царю, который обещал им полный суверенитет, и читали президенту всея Руси Габдулу Тукая, знаменитого национального поэта:

" Шуряле тыккан кукай –

Селкенмидер, кузгалмыйдыр:

Шуряленен кукай калды

Кысылды шап итеп"

Первый Секретарь Казанского Обкома Партии Минтимер Шаймиев сделал перевод, и вся команда Сусанина с хохотом упала на пол большого купе, украшенного коврами с национальным орнаментом. Пили кумыс крепостью молодого вина, а также крепкую медовуху, отчего в животах случилась большая перестройка, и все выстроились в очередь у туалета.

Хочешь, не хочешь, но пришлось уступать очередь в гальюн студенткам в мини юбках, назвавшихся Марьям и Маргаритой. Завязалась беседа сразу на двух языках. Татары жаловались на ассимиляцию и скорую гибель родного языка. Татары женятся на русских, русские на татарках. А в итоге рождаются советские люди без памяти, без языка, без традиций, без веры… По агитпоезду ходит некий советский пророк. А какой пророк без корней! Перекати поле, куда он поведет людей? В пустыню?

- Нет, он чеченец – настаивал профессор Руслан Стальский

- А, это капитан из нашего полка! – вспомнил генерал. – Он служит в спец подразделении, его пост у самого пульта Аналитического центра. И никакой он не пророк, а простой разгильдяй с расстегнутой ширинкой.

- У гения всегда ширинка расстегнута, понимашь – вступился Борис Петрович.

- Я бы наглухо зашила – сказала библиотекарь Марьям, приходящая на отдых в татарский вагон – И карманы заодно, чтобы руки не совал! Если военный – должен ходить на вытяжку.

- Он такой одинокий, – сказала Маргарита. – Я бы составила хорошую пару одинокому таланту. А вот ширинку напротив не стала бы зашивать. Пусть ходит как сердцу удобно.

- Что ж это, понимаш, - Сусанин залпом выпил стакан молочной водки, мотнул головой и занюхал кулаком. – Понимашь, твою мать, сердце поэта в ширинке лежит!?

Красный агитпоезд прибыл на Тынду, где его тотчас оседлал ковбой Дин Рид. Запрыгнув на зеленую крышу штабного вагона как на мустанга, американский плейбой принялся гонять по кругу взбешенный рок-н-ролл. Гитара в руках певца искрилась под напряжением десяти киловольт. Большую мощность вырабатывали пальцы Дин Рида. Звуки музыки, доведенной до кипения, согрели природу – вот уж и багульник расцвел, и лиственницы вновь покрылись изумрудной хвоей. А тут еще и молдавский " Флуераш" принялся носиться по кругу под заводной ритм. Словом было столько электричества, что сами собой завелись дизели немецких самосвалов и с пассажирами в кузовах поехали в гору, где загрузились драгоценными металлами. В итоге каждому бамовцу досталось по килограмму самородков, чем строители компенсировали тяжкий труд в течение многих лет. А уж драгоценных камней никто не считал – вперемежку с гравием они лежали под полотном, и только совсем ленивый не хотел поднять кусок изумруда или горного хрусталя. Бамовцы поскидали полушубки и принялись столь смачно прыгать, что даже дальние станции отметили землетрус до шести балов в районе Тынды.

Дин Рид в ковбойской шляпе ловко спрыгнул с крыши вагона и побежал в горы за своим гонораром. Бегать ему не привыкать – в молодости ковбой бегал по горам день и ночь. Вместо американца с помощью автокрана на крышу встал профессор Руслан Стальский, сын репрессированных чеченцев. 23 февраля 1944 года его родителей полуживыми привезли в Казахстан и сбросили в яму без крыши, а 23 февраля 1984 года Руслан защитил докторскую диссертацию в Москве. До революции простого горца взяли бы только в солдаты – так под гром аплодисментов сказал в страстной речи обрусевший чеченец.

Профессор курил большую трубку и с этой трубкой был очень схож с великим Сталиным. Сталин поднял до Гималаев Урал и Кузбасс, а профессор Стальский обещал поставить до небес великий БАМ. Но, если у Иосифа Виссарионовича все было ясно с именем отчеством, то Руслан Имранович был непонятен Валере Черному.

- Имран – отец Марьям, девы Марии, Богородицы, – пояснил профессор. – А вот она и сама.

И верно, на грузовой платформе, держась за троса, поднималась на небо библиотекарь Марьям. Марьям сказала, что очень любит всех, и буря аплодисментов едва не скинула Марьям с крыши, куда тотчас на помощь взлетела подружка Бируте Петринкате. Ее " Желтоглазая ночь" подняла атмосферу праздника еще на несколько градусов, и даже звезды, примороженные к черному бархату неба, стали скатываться и взрываться у ног шутихами. Бригадир Берлинский взял обеих подруг в мощные руки и под гром аплодисментов унес их в свой вагон, где была комната отдыха и сауна, единственная на всем БАМе. В царском вагоне высокое начальство в обнимку со знаменитыми монтажниками поглощало шашлык из оленины и заедало чачу голубицей и черникой, а также царской рыбой – чарской форелью. Герой БАМа Берлинский сделал девушкам королевский подарок шапки из пыжика и оленьи унты, обшитые бисером. Высокие гости в ранге министров пили на брудершафт с девушками и слушали рассказ Берлинского о десанте " СПМ- 573" из тяжелых тракторов и вагончиков на полозьях, что в безглазой тьме по бездорожью плыли в сплошном урагане – яркий свет из окон теплушек лежал на белом снегу, стоящем стеной. Рассказ о тяжком пути в неизвестность Берлинский закончил своими стихами:

" В согласии с внутренней мечтой,

Венчаюсь с вечной мерзлотой".

При этом бригадир медвежьей лапой обнимал тонкий как ствол березки стан библиотекаря и заглядывал в глаза Марьям, что дрожала от жара…

Качинский и критик Пирогов бродили по улицам средь неуклюжих домиков, сходных с охотничьими.

- Ай, яй, – качал головой Махмуд Эсамбаев, трижды целуясь с Пироговым. – Мала земля!

Пирогов с Махмудом сошлись еще в Москве, когда ходили на свидание с дочками известного генерала. Оба потерпели неудачу, зато стали кунаками на всю жизнь. Махмуд держал под руку профессора Руслана, что едва стоял на ногах, Стальский впервые в жизни выпил чачу, поддавшись обаянию известного танцора.

Чачу пили всю ночь, и всю ночь Эсамбаев танцевал " Танец Белого волка".

- Что такой " автономный"? – возмущался Эсамбаев – Есть Башкирский ССР, есть Ненецкий ССР и только у нас Чечено-Ингушская автономная республика!

Чачу пили полными стаканами, другой посуды чеченцы не держали. Закусывали брусникой из эмалированного ведра и рябчиками с ананасами.

Все ели большими кусками, и только Эсамбаев не закусывал даже ягодой.

- Режим. Нельзя увеличить талию даже на миллиметр, такого требует мой испанский костюм. Пояс внутри испанских штанов сшит из конского волоса и потому не садится, не растягивается, Даже ночью, когда сплю, во сне себя щупаю. Боюсь поправиться.

Красный эшелон двигался медленно, ощупывая колесами дорогу, но все равно стаканы дрожали, и чача разливалась. Иной раз вагон начинал вибрировать, как стиральная машина с неисправной центрифугой.

В 1958 году французская пресса писала: " Спасибо советскому танцору за сохранение древней французской гравюрности, которую, к сожалению, Франция потеряла". Однажды рядом с поездом приземлился огромный вертолет, подняв тучи снега, и скоро в вагон вошел генерал с высокой фуражкой и такой же тонкой талией как у Махмуда.

- Джохар, Джохар, Джохар! – танцевали чеченцы, встав вокруг генерала.

Это был самый знаменитый чеченец генерал Дудаев, командующий стратегической авиацией СССР. Дудаев на личном самолете прилетел принимать новое оружие, но, прослышав о земляках, пересел на вертолет.

- Молодец, Махмуд, – сказал Дудаев, долго и основательно расцеловавшись с каждым. – Ты папаху и ночью не снимаешь.

- Это не головной убор, – учил Эсамбаев обрусевшего генерала. – Это часть национального костюма, в котором чеченцы рождаются и умирают. К сожалению, русские потеряли свою национальность, как французы потеряли гравюрность.

- Национальность потеряли! – воскликнул Валера Черный, проникший в чеченский вагон на запах чачи – Как девушка свою невинность!

- Скажите, кто вас кормит? – спросил Валеру Махмуд.

- А я что инвалид, ложку не могу держать!

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8910 11 12 13 Следующая ⇒