Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Станислав Лем 6 страница



- А что вы сами об этом думаете?

- Могу сказать только, что меня больше всего поражает. При отравлении должны быть одинаковые симптомы.

- А разве они не одинаковы? Я полагал, что да. Очередность достаточно типичная, фаза возбуждения и агрессивности, фаза бредовых видений, обычно на почве мании преследования, фаза исхода: бегство из Неаполя или даже из жизни. Спасались кто как умел: на машине, самолете, даже пешком или же при помощи стекла, бритвы, веревки, выстрела в рот, настойки йода...

Мне показалось, что он хочет блеснуть своей памятью.

- Да, симптомы сходные, но когда начинаешь внимательно изучать биографию каждой жертвы, поражаешься...

- Ну, ну?

- Обычно то, как умирает человек, не связано с его характером. Ведь от характера не зависит, умираешь от воспаления легких, от рака или в результате автомобильной катастрофы. Бывают, конечно, исключения, например, профессиональная смерть летчиков-испытателей... но обычно нет корреляции между образом жизни и смертью.

- Короче говоря, смерть не соотносится с индивидуальностью. Скажем, так. И что же дальше?

- А здесь она соотносится.

- Дорогой мой, вы потчуете меня демонологией! Как прикажете это понимать?

- В буквальном смысле. Великолепный пловец тонет. Альпинист гибнет при падении. Страстный автолюбитель разбивается при лобовом столкновении на шоссе.

- Постойте! Ваш автолюбитель - это Тиц?

- Да. У него было три машины. Две спортивные. Погиб, когда ехал на " порше". Пойдем дальше: человек, боязливый по натуре, гибнет, убегая...

- Это который из них?

- Осборн. Погиб, когда, бросив машину, шел по автостраде, и его принимали за дорожного рабочего.

- Вы ничего не говорили о его трусости!

- Простите. В сокращенном варианте, который я вам изложил, многие детали опущены. Осборн работал по страховой части, сам был застрахован и пользовался репутацией человека, избегающего любого риска. Почувствовав себя в опасности, он принялся писать в полицию, но испугался, сжег письма и сбежал. Адамс, человек неуравновешенный, погиб, как и жил, - необычно. Отважный репортер держался молодцом, пока не кончил выстрелом в рот...

- А его отъезд из Неаполя не был бегством?

- Не думаю. Ему ведено было лететь в Лондон. Он, правда, впал на какое-то время в депрессию, вскрыл себе вены, но забинтовал руку и полетел выполнять задание. А застрелился, потому что почувствовал: он не в силах его выполнить. Он был слишком самолюбив. Не знаю, каким мог оказаться конец Свифта, но в молодости он отличался слабоволием: типичный блудный сын - воздушные замки, излишества, - он всегда нуждался в опеке более сильного человека. Жены, друга. Все это повторилось в Неаполе.

Барт, нахмурившись, тер пальцем подбородок, устремив прямо перед собой невидящий взгляд.

- Что ж, это, в сущности, объяснимо. Регрессия... отступление к начальному периоду жизни, я не специалист, но галлюциногены, пожалуй, вызывают... А что говорят токсикологи? Психиатры?..

- Симптомы имеют определенное сходство с симптомами после приема ЛСД, но ЛСД не воздействует так индивидуально. Фармакология не знает столь личностных средств. Когда я знакомился с жизнью этих людей, мне казалось, что ни один из них, сходя с ума, не отошел от своего естества, наоборот, каждый проявил его карикатурно-утрированно. Бережливый становился скрягой, педант... этот антиквар, целый день резал бумагу на тонкие полоски... И другие... Я могу оставить вам материалы, вы сами убедитесь.

- Обязательно оставьте. Значит, фактор X - как бы " отравитель личности"? Это существенно... Однако с этой стороны, пожалуй, не подберешься к разгадке. Изучение психологии жертв может показать, как действует подобный фактор, но не как он проникает в организм.

Он сидел, подавшись вперед, с опущенной головой, глядя на руки, охватившие колени, и вдруг посмотрел мне в глаза:

- Я хочу задать вам вопрос личного свойства... Можно?

Я кивнул.

- Как вы себя чувствовали во время операции? Все время уверенно?

- Нет. Это, в общем, было неприятно - в Америке я представлял себе все по-другому. И неприятно не потому даже, что я пользовался вещами умершего, к этому я скоро привык. Предполагалось, что я как нельзя лучше подхожу для такой операции в связи с моей профессией...

- Да? - поднял он брови.

- Публике преподносят ее как нечто увлекательное, но сводится она к тренировкам и еще раз к тренировкам. Скучное однообразие и лишь краткие минуты подъема.

- Ага! Почти то же, что и в Неаполе, верно?

- Да, к тому же нас приучают к самонаблюдению. Показания приборов могут подвести, тогда последним индикатором остается человек.

- Итак, скучное однообразие. А что внесло разнообразие в Неаполе? Когда и где?

- Когда я испугался.

- Испугались?

- По крайней мере дважды. Это меня развлекло.

Я подбирал слова с трудом, настолько это ощущение было неуловимо. Он не спускал с меня глаз.

- Вам приятно ощущение страха?

- Не могу сказать, да или нет. Хорошо, когда возможности человека совпадают с желаниями. Я обычно хотел то, чего не мог. Существует масса разновидностей риска, но банальный риск, скажем, вроде того, которому подвергаешься в русской рулетке, мне не по душе. Это бессмысленный страх... А вот то, что нельзя определить, предугадать, разграничить, меня всегда привлекало.

- Поэтому вы и решили стать астронавтом?

- Не знаю. Возможно. Нас считают смышлеными шимпанзе, которыми по хорошо разработанной программе управляет на расстоянии земной компьютер. Наивысшая организованность как знак цивилизации, противоположный полюс которой все это. - Я указал на газету с фотографией римского эскалатора на первой полосе. - Не думаю, однако, что все так просто. А если даже это и так, то на Марсе мы все равно будем в полном одиночестве. Я с самого начала знал, что мой физический недостаток дамокловым мечом висит надо мною, ведь шесть недель в году, когда цветут травы, я ни на что не гожусь. Правда, я рассчитывал полететь - на Марсе травы не растут. Это совершенно точно известно, и мои начальники тоже считали, что я годен, но в итоге проклятый насморк отодвинул меня в дублеры, и мои шансы свелись к нулю.

- Шансы полета на Марс?

- Да.

- Но вы согласились остаться дублером?

- Нет.

- Aut Caesar, aut nihil [Цезарем или никем (лат. )].

- Если вам угодно.

Барт расплел пальцы и весь ушел в кресло. Казалось, так вот, прикрыв веки, он переваривает мои слова. Затем приподнял брови и слегка улыбнулся:

- Вернемся на Землю! Все эти люди были аллергиками?

- Почти наверняка все. Только в одном случае не удалось установить точно. Аллергия была разной - в основном на пыльцу растений, а кроме того, астма...

- А можно узнать, когда вы испугались? Вы сказали минуту назад...

- Запомнились два момента. Один раз в ресторане гостиницы, когда к телефону позвали Адамса. Это распространенная фамилия, речь шла о другом человеке, но мне показалось, что это не простая случайность.

- Вам подумалось, что к телефону просят покойного?

- Нет, конечно. Я подумал: что-то начинается. Что это пароль, предназначенный для меня, о котором никто из присутствующих не мог бы догадаться.

- А вы не думали, что это кто-нибудь из вашей группы?

- Нет. Это исключалось. Им запрещено было вступать со мной в контакт. Если бы произошло нечто, отменяющее нашу операцию, скажем, началась бы война, ко мне пришел бы Рэнди - руководитель группы. Но только в подобном случае.

- Простите, что я так назойлив, но для меня это важно. Итак, позвали Адамса. Но если имели в виду вас, это значило бы, что ваша игра раскрыта и вам дают это понять - вы-то выступали не под именем Адамса!

- Конечно. Наверно, поэтому я и испугался. Хотел подойти к телефону.

- Зачем?

- Чтобы выйти на связь с ними - с другой стороной. Лучше так, чем ничего не знать.

- Понятно. Но вы не подошли?

- Нет, обнаружился настоящий Адамс.

- А во второй раз?

- Это было уже в Риме, ночью, в гостинице. Мне дали тот же номер, в котором во время сна умер Адамс. Что ж, расскажу вам и про это. Когда меня направляли, обсуждались различные варианты моего поведения. Я мог повторить путь любой из жертв, не обязательно Адамса, но я участвовал в совещаниях и перетянул чашу весов в пользу Адамса...

Я прервал рассказ, видя, как у него заблестели глаза.

- Понятно. Не сумасшествие, не море, не автострада, а просто безопасный запертый номер в гостинице - одиночество, комфорт и смерть. Верно?

- Возможно, но тогда я об этом не думал. Предполагали, как мне кажется, что я избрал его маршрут, рассчитывая обнаружить сенсационные материалы, которые он раздобыл и где-то припрятал, но и это было не так. Просто этот человек мне чем-то импонировал.

Хотя Барт и уязвил меня минуту назад своим " Aut Caesar, aut nihil", я по-прежнему говорил откровеннее, чем привык, поскольку был в нем крайне заинтересован. Не могу сказать, когда именно стремление раскрыть это дело стало моей навязчивой идеей. Поначалу к обезличенности источника зла я относился как к своего рода правилу игры, с которым необходимо считаться. Сам не знаю, когда эта игра меня затянула, чтобы потом отвергнуть. Я поверил в обещанные ужасы, у меня были доказательства, что это не выдумка, - я едва не пережил их, но все оказалось иллюзией. Я не удостоился приобщения. Сыграл Адамса как умел, но не соприкоснулся с его судьбой, ничего не испытал, а поэтому и ничего не узнал. Быть может, слова Барта так меня задели именно потому, что в них была правда. Фрейдист Керр, коллега Фицпатрика, тоже фрейдиста, наверняка сказал бы, что я все поставил на карту, предпочтя скорее погибнуть, чем проиграть, именно погибнуть, поскольку я проигрывал; мою ставку на Адамса и всю операцию он свел бы к фрейдистской схеме влечения Танатоса [влечение к смерти]. Наверняка бы так сказал. Все равно. Помощь Барта была как бы нарушением кодекса альпинизма, я уступал дорогу, чтобы позволить затащить себя в гору на веревке, но лучше уж так, чем полный провал. Я не хотел и не мог покончить с этим делом так, словно меня выставили за дверь.

- Поговорим о методе, - вернул меня к действительности голос Барта. Вы произвольно ограничили количество рассматриваемых случаев и разделили их на существенные и несущественные.

- Вы так считаете? Почему?

- Потому что случаи разделились не сами по себе. За дискриминант существенных вы приняли безумие и смерть, по меньшей мере безумие, если даже оно не привело к смерти. Однако сравните поведение Свифта и Адамса. Свифт сошел с ума, так сказать, с размахом, а то, что Адамса донимали галлюцинации, вы узнали только из его писем к жене. А сколько могло быть случаев, о которых вы вовсе не знаете!

- Простите, - возразил я, - тут уж ничего не попишешь. Вы зря нас обвиняете, мы столкнулись с классической дилеммой при изучении неизвестных явлений. Чтобы их четко разграничить, надо знать причинный механизм, а чтобы познать причинный механизм, следует четко разграничить явления.

Он посмотрел на меня с явной благосклонностью:

- Ах, значит, и вам знаком этот язык. Надо думать, не от сыщиков?

Я не ответил. Он потер подбородок.

- Да, это действительно классическая дилемма индукции. Итак, поговорим об отвергнутых вами фактах. О тех следах, которые вы сочли ложными. Имелись ли следы, которые обнадежив: те, но в конце концов обрывались? Было что-нибудь подобное?

Теперь я посмотрел на него с уважением:

- Да. Был один любопытный след. Мы ждали от него многого. Все американцы из числа жертв перед поездкой в Италию побывали в одной из клиник доктора Стеллы. Вы слышали о нем?

- Нет.

- Говорят про него разное: одни называют великолепным врачом, другие шарлатаном. Пациентов с ревматическими недомоганиями он направлял на сероводородные ванны в Неаполь.

- Однако!

- Я тоже в свое время подскочил, услышав об этом, но это ложный след. Стелла считал, что сероводородные источники близ Везувия самые лучшие, а ведь у нас в Штатах достаточно своих собственных. Больные, которых ему удавалось склонить к поездке, все-таки составляли меньшинство: это неправда, что американцы сорят деньгами. Когда пациент заявлял, что не может себе позволить Везувий, Стелла направлял его к американским источникам. Мы разыскали этих людей. Их около сотни. Все они живы, здоровы, вернее, некоторые из них так же скрючены ревматизмом, как и до этих ванн, но, во всяком случае, мы не обнаружили ни одной смерти итальянского типа. С этими пациентами Стеллы все в порядке. Если они и умирали, то самым естественным образом - от инфаркта или рака.

- Может, у них были жены, семьи, - задумчиво произнес Барт.

Я невольно улыбнулся:

- Доктор, уже и у вас заработали жернова, которыми перемалывают в агентстве это дело... Разумеется, у большинства были семьи, но хватало и вдовцов и старых холостяков, а впрочем, разве жена и дети - это панацея? Противоядие? И от чего, собственно?

- Только преодолев море глупостей, приходят к истине, - нравоучительно, но весело произнес Барт и спросил: - А вы знаете, сколько пациентов этот Стелла направил в Неаполь?

- Знаю. И это самое удивительное во всей истории. Когда я об этом думаю, мне всегда чудится, что я на волосок от разгадки. Он послал в Неаполь двадцать девять ревматиков. Среди них пятеро наших американцев: Осборн, Бреннер, Коберн, Хайне и Свифт.

- Пятеро из семи американцев?

- Да. Ни Эммингс, ни Адамс не лечились у Стеллы. Бригг тоже, но его мы, как я уже сказал, не причислили к жертвам.

- Высокий показатель! А остальные, еще двадцать четыре пациента Стеллы?

- Эту статистику я знаю наизусть... Шестнадцать он направил тогда, когда подобных происшествий еще не случалось. Все вернулись в Штаты живыми-здоровыми. В минувшем году он направил тринадцать человек. Из них пятеро - жертвы...

- Пятеро из тринадцати. А среди тех восьми, с которыми ничего не произошло, были люди, схожие с погибшими?

- Да. Даже в трех аспектах: одинокие, состоятельные, под пятьдесят. Все возвратились. Живут и здравствуют.

- Только мужчины? Женщин Стелла не лечил? Почему?

- Нет, лечил. Еще до этих происшествий направил в Неаполь четырех, а в прошлом году двух женщин. В этом сезоне ни одной.

- Откуда такая диспропорция полов?

- Клиники Стеллы приобрели известность преимущественно как мужские. Нарушения потенции, облысение, потом перестали на это упирать, но уже утвердилось мнение, что Стелла - специалист по мужским недугам. Этим объясняется диспропорция.

- Вы так считаете... А ведь ни одна женщина не погибла, а одиноких пожилых дам и в Европе хватает. Есть ли у Стеллы клиника в Европе?

- Нет. Жертвы из Европы с ним ничего общего не имели. Это исключено. Ни один из этих европейцев за последние пять лет в Штаты не приезжал.

- Исследовали ли вы возможность действия двух отдельных механизмов одного против американцев, а другого против европейцев?

- Да. Мы сравнивали эти две группы, но это ничего не дало.

- А почему, собственно, Стелла всех направлял в Неаполь?

- Очень просто. Он итальянец, натурализовавшийся в Америке, его семья откуда-то из-под Неаполя, и он, вероятно, был в этом как-то заинтересован, поскольку поддерживал связь с итальянскими бальнеологами, с доктором Джионо, например. Ознакомиться с перепиской нам не удалось: врачебная тайна; но то, что он рекомендовал своих пациентов итальянским коллегам, представляется вполне естественным. Во всяком случае, в таком альянсе мы не усмотрели ничего подозрительного. Полагаю, что за каждого пациента он получал какой-то процент.

- Как вы объясняете загадочное письмо без текста, пришедшее на имя Миттельгорна после его смерти?

- Думаю, его прислал кто-то из родни, кто знал обстоятельства его смерти и, подобно миссис Барбур, был заинтересован в продолжении расследования, но не хотел или не мог вмешиваться столь явно, как она. Кто-то убежденный в уголовной подоплеке дела решил снова возбудить подозрения и заставить полицию вернуться к следствию. У Миттельгорна были родственники в Швейцарии, а письмо пришло именно оттуда...

- Были среди пациентов Стеллы наркоманы?

- Да. Двое, но не хроники. Оба пожилые мужчины: вдовец и старый холостяк. Оба приехали в Неаполь в конце мая - начале июня прошлого года, оба купались, загорали, словом, по статистике, подвергались максимальной опасности, однако вышли целыми и невредимыми. Добавлю еще, что первый был чувствителен к пыльце растений, а второй - к землянике!

- Это ужасно! - воскликнул Барт.

- Вы рассчитывали на аллергию, да? Я тоже.

- А что они принимали?

- Земляничник - марихуану, а тот, что с поллинозом, - ЛСД, но от случая к случаю. Запасы ЛСД у него кончились еще до возвращения в Штаты, может, поэтому он и уехал раньше, прервав лечение. Как по-вашему? Уехал потому, что не смог ничего достать в Неаполе. Полиция как раз в это время ликвидировала разветвленную ближневосточную сеть с итальянским плацдармом, а уцелевшие поставщики затаились, словно мыши под метелкой...

- Земляничник... - пробурчал Барт. - Ну да. А психические болезни?

- Только отрицательные данные. Вы знаете, как это бывает: в роду почти всегда можно кого-то обнаружить, но это слишком далекие ответвления. И в группе жертв и в группе уцелевших пациентов Стеллы царило психическое здоровье. Вегетативный невроз, бессонница, вот и все. Это среди мужчин. Что касается женщин, то были три случая - меланхолия, климактерическая депрессия, попытка самоубийства.

- Самоубийство? Ну?

- Типичная истерия, так называемый крик о помощи; травилась при обстоятельствах, гарантирующих спасение. В нашей группе все наоборот: никто не афишировал манию самоубийства. Характерна абсолютная решимость если первая попытка не удавалась, делалась вторая.

- Но почему только Неаполь? - поинтересовался Барт. - А Мессина? Этна? Ничего?

- Ничего. Вы, конечно, понимаете, что мы не могли учесть все сероводородные источники мира, но итальянские обследовали. Абсолютно ничего. Кого-то сожрала акула, кто-то утонул...

- Коберн тоже утонул.

- Да, но в припадке безумия.

- Это точно?

- Почти. О нем известно сравнительно немного. Собственно, только то, что он не притронулся к своему завтраку, но спрятал гренки, масло и яйца в коробку из-под сигар, а часть положил перед тем, как выйти из гостиницы, на карниз за окном.

- Вот оно как! Он заподозрил яд и хотел, чтобы птицы...

- Конечно. А с коробкой, наверное, хотел отправиться к токсикологу, но утонул.

- Что показала экспертиза?

- Это два толстых тома машинописи. Мы употребили даже дельфийский метод - голосование экспертов.

- И?..

- Большинство высказалось за неизвестное психотропное средство, отчасти сходное по действию с ЛСД, что, однако, не означает сходства по химической структуре.

- Неизвестный наркотик? Странное заключение.

- Не обязательно неизвестный. По их мнению, это могла быть и смесь хорошо известных веществ, часто симптомы синергизма нельзя свести к действию отдельных компонентов.

- А голос меньшинства?

- Острый психоз с невыявленной этиологией. Вы же знаете, как много могут говорить специалисты, врачи, когда абсолютно ничего не понимают.

- Знаю прекрасно. Не смогли бы вы теперь повторить свой обзор с точки зрения типологии смертей?

- Пожалуйста. Коберн утонул нечаянно или сознательно. Бреннер выскочил из окна, но выжил.

- Простите, что с ним сейчас?

- Он в Штатах, жив, хотя и болен. Помнит случившееся в общих чертах, но не хочет к этому возвращаться. Официанта он принял за мафиозо, думал, что его преследуют. Ничего больше он сказать не мог. Продолжать?

- Конечно.

- Осборн пытался сбежать на автомобиле, но зачем-то вышел на шоссе. Его задавила машина. Виновник не обнаружен. Эммингс дважды хотел покончить с собой. Застрелился. Лейге, швед, добрался до Рима и бросился с Колизея. Шиммельрейтер умер естественной смертью в больнице от отека легких после острого приступа безумия. Хайне едва не утонул, а в больнице вскрыл себе вены. Его удалось спасти, но вскоре он умер от крупозного воспаления легких. Свифт уцелел. Миттельгорн дважды пытался покончить с собой с помощью снотворного, потом выпил пузырек йода. Умер от ожога желудка. Тиц погиб при аварии на автостраде. Наконец, Адамс скончался во сне от удушья при невыясненных обстоятельствах в римской гостинице " Хилтон". О Бригге ничего не известно.

- Спасибо. А те, что уцелели, запомнили какие-то первые симптомы?

- Да. Дрожь в руках и изменение вкуса пищи. Об этом мы узнали от Свифта. Бреннер, соглашаясь с тем, что еда изменила вкус, не помнил, однако, о дрожи в руках. Вероятно, у Бреннера после всех переживаний проявился так называемый остаточный психический дефект, поэтому он и запамятовал. Таково мнение врачей.

- Разброс в схеме смертей значителен, видимо, самоубийцы обращались к доступным средствам, к тому, что было под рукой. А каков результат исследования с точки зрения cui prodest? [кому выгодно? (лат. )]

- Вы имеете в виду материально заинтересованных лиц? Что из того, если имеются наследники, когда между ними и любой из этих смертей невозможно установить связь.

- Пресса?

- Полиция старалась блокировать информацию, чтобы не осложнять следствие. Разумеется, местная печать помещала заметки о каждой из этих смертей, но они тонули в рубриках происшествий. Только какая-то газета в Штатах, забыл, какая именно, намекала на роковую судьбу пациентов Стеллы. Сам Стелла утверждал, что эти намеки делают озлобленные конкуренты. Тем не менее в нынешнем году ни одного ревматика в Неаполь он не направил.

- Перестал, значит! Разве это не подозрительно?

- Не очень. Еще один подобный случай, и скандальная газетная статья нанесла бы ему ущерб, которого не покрыла бы выручка от всего предприятия. Комиссионные наверняка были мизерные.

- Я предлагаю игру, - сказал Барт. - Она называется " Как погибнуть в Неаполе при загадочных обстоятельствах? ". Какими качествами необходимо для этого обладать? Вы мне поможете, хорошо?

- Охотно. Здесь имеют значение пол, возраст, телосложение, недуги, материальное положение и некоторые другие особенности, которые я постараюсь перечислить. Надо быть мужчиной лет под пятьдесят, желательно рослым, пикнического или атлетического сложения, холостяком либо вдовцом, во всяком случае, прибыть в Неаполь в одиночку. Учитывая случай с Шиммельрейтером, следует признать, что быть состоятельным не обязательно. Зато полезно совсем не знать итальянского языка или едва-едва говорить на нем.

- Никто из них не владел итальянским?

- Никто. Перехожу к незначительным деталям. Чтобы погибнуть, не следует страдать диабетом.

- Это еще почему?

- Никто из жертв диабетом не страдал. А те пятеро диабетиков, которые были среди ревматиков, направленных Стеллой в Неаполь, вернулись домой целехонькими.

- Как это объясняли ваши эксперты?

- Не знаю даже, что вам сказать. Они рассуждали об обмене веществ, об ацетоновых телах, которые могут служить противоядием, но другие специалисты, не столь, быть может, блестящие, зато более добросовестные впрочем, это только мое впечатление, - оспаривали их выводы. Ацетоновые тела возникают как реакция на отсутствие в крови инсулина, а сейчас любой диабетик регулярно принимает соответствующие лекарства. Следующая необходимая особенность - аллергия. Чувствительность к цветущим травам, поллиноз, астма. Однако были люди, которые отвечали всем этим условиям, и с ними ничего не произошло. Например, пациент Стеллы, которого я назвал " земляничником", и второй - с насморком.

- Состоятельные, одинокие, пожилые, принимали серные ванны, все атлетического сложения, аллергики, не знали итальянского?

- Да. Принимали одни и те же лекарства против аллергии, в том числе и плимазин.

- Что это?

- Антигистаминный препарат с примесью риталина. Риталин - это хлористо-водородная соль ацетилированного фенилальфаниперидила. Одна из составных частей плимазина - пирибензамин снимает аллергическую реакцию, но вызывает сонливость, затормаживает рефлексы; тем, кто водит машину, приходится принимать его с добавлением стимулятора - риталина.

- Вы еще и химик!

- Сам принимаю это много лет. Каждый аллергию отчасти сам себе врач. Плимазин - швейцарский препарат. В Штатах я принимал тамошний его эквивалент. Итак, плимазин. Но тот, с насморком, Чарльз Деккер, тоже принимал плимазин, а ведь ни один волос не упал с его головы... Постойте!..

Я замер с полуоткрытым ртом как идиот. Барт молча глядел на меня.

- Они все лысые... - наконец выдавил я.

- Лысые?

- Начинающие лысеть. Подождите! Да. У Деккера тоже проявилась тонзура на темени, однако - ничего.

- Зато вы не лысеете, - заметил Барт.

- Что? Ах да, я не лысею. Это недостаток? Но раз с Деккером ничего не случилось, хоть он и начал лысеть... Впрочем, какая может быть связь между облысением и приступом безумия?

- А какая - между безумием и диабетом?

- Вы правы, доктор, это запрещенный вопрос.

- Неужели вы пропустили эту их особенность - облысение?

- Тут, знаете ли, дело обстоит так. Мы продифференцировали множество тех, кто погиб, и сравнили с множеством тех, кто возвратился из Неаполя невредимым. Эта деталь, конечно, всплыла. Сложность заключалась в том, что обнаружить лысину наверняка можно лишь у покойника: уцелевшие могли скрывать, что носят парик. Человеческое самолюбие в этом вопросе чертовски чувствительно, и невозможно дергать каждого за волосы или пристально разглядывать чью-то шевелюру. Для точного диагноза потребовалось бы отыскать косметическое заведение, где такой человек заказал парик или прибегнул к подсадке волос, а на это у нас не было ни времени, ни сил.

- Вам это казалось таким существенным?

- Мнения разделились. Некоторые сочли это пустяком - если среди пациентов Стеллы были люди, скрывавшие, что они лысеют, какая тут связь с трагической судьбой остальных ревматиков?

- Допустим. Но раз вы обращали внимание на состояние их волос, что именно вас поразило минуту назад?

- Корреляция отрицательного порядка. То, что ни один из умерших лысины не скрывал. Никто из них не носил парика, не подвергался пересадке волос, не наращивал на голом черепе растительность... Делают и такие операции.

- Знаю. И что же?

- Ничего, кроме того, что все жертвы лысели и не делали из этого тайны, в то время как среди уцелевших имелись и лысые, и люди с нормальными шевелюрами. Меня вдруг осенило, что у Деккера была плешь, только и всего. Мне показалось, будто я напал на горячий след. Такое ощущение охватывало меня не раз. Поймите, я так влез в это дело, что мне стало мерещиться. Я вижу духов...

- О, это уже похоже на наитие, одержимость, на тайное заклятие. Духи... А может, в этом что-то есть?

- Вы верите в духов? - вытаращил я глаза.

- Может, достаточно того, что верили они? Как по-вашему? Допустим, в Неаполе практикует какой-то прорицатель, который охотится на богатых иностранцев...

- Хорошо, допустим! - Я заерзал в кресле. - И что дальше?

- Можно предположить, что он с помощью разных трюков, приемов пытается завоевать их доверие, скажем, даром дает им некий чудодейственный тибетский эликсир, а на самом деле - наркотическое снадобье, чтобы подчинить их своей воле, заверяет, что это снадобье исцелит от всех недугов, - и вот из сотни таких людей десять или одиннадцать, приняв по легкомыслию в один прием слишком большую дозу...

- Ага! - воскликнул я. - Допустим. Но тогда итальянцы о чем-нибудь подобном слыхали бы. Их полиция. Впрочем, распорядок дня некоторых жертв мы изучили так тщательно, что нам известно, в котором часу они выходили из гостиницы, как были одеты, в каком киоске и какие газеты покупали, в какой кабине на пляже раздевались, где и что ели, какую оперу слушали, - так что подобного " гуру" мы могли упустить в одном-двух, но не во всех случаях. Нет, ничего такого не было. Да это и правдоподобно. Итальянского они почти не знали. Неужели швед с высшим образованием, антиквар, почтенный предприниматель ходили бы к итальянской гадалке? Наконец, у них на это не было времени...

- Как убежденному, но не побежденному мне полагается еще один выстрел! - поднялся Барт со своего кресла. - Если они клюнули на какой-то крючок, который их осторожно подсек, то это был крючок, не оставлявший следа... Согласны?

- Согласен.

- Итак, " это" брало их в порядке частном, интимном, индивидуальном и вместе с тем мимоходом. Секс?!

Я помедлил с ответом.

- Нет. Вероятно, некоторые из них заводили какие-то связи, но это совсем не то. Мы изучили их жизнь столь тщательно, что не пропустили бы таких значительных факторов, как женщины, эксцессы, связанные с ними, или посещения домов свиданий. Тут, очевидно, должен быть совершенный пустяк...

Я сам удивился последним своим словам, поскольку до сих пор так не думал. Но Барт подхватил:

- Пустяк с летальным исходом? Почему бы и нет? Нечто такое, чему предаются по тайному влечению, старательно скрываемому от окружающих... И при этом мы с вами подобного, может, и не стыдились бы. Возможно, только известную категорию людей разоблачение подобной страстишки компрометировало бы...

- Круг замкнулся, - заметил я, - вы вернулись в сферу, из которой изгоняли меня, - к психологии.

За окном посигналила. Доктор поднялся - он показался мне неожиданно молодым, - посмотрел вниз и погрозил пальцем. Гудки оборвались. Я с удивлением обнаружил, что смеркается, взглянул на часы, и мне стало не по себе - я сидел у него четвертый час! Встал, чтобы попрощаться, но Барт и слышать об этом не хотел.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.