Благодарность 9 страница

Игнорируя мой последний вопрос, Винсент наклонился ко мне и заговорил горячо, как на исповеди:

— Это похоже на неодолимый импульс, Кэти, вот почему мы это делаем. Как будто внутри нарастает некое давление, и в конце концов просто приходится сделать что-нибудь, чтобы получить облегчение. Вся эта филантропия или бессмертие того не стоят, чтобы переживать подобную боль и потрясение. Но мы не можем не делать этого, это просто в нашей природе.

— Да, но тогда как Жан-Батист сумел противиться… всему этому? И очень долго, ведь так?

— Чем дольше ты пребываешь в состоянии ревенанта, тем легче становится сопротивляться. Однако хотя у Жан-Батиста за спиной уже пара столетий, ему стоит гигантских усилий владеть собой. Но у него есть к тому серьезные причины. Он не может позволить себе умирать то и дело, потому что на нем лежит огромная ответственность.

— Ну, хорошо, — уступила я. — Я поняла, вы испытываете непреодолимую тягу к смерти. Но это не объясняет того, почему между смертями вы прыгаете в Сену, чтобы спасти самоубийцу. Ты ведь явно не собирался погибать в тот момент.

— Ты права, — согласился Винсент. — Случаи, когда мы погибаем ради спасения кого-то, не часты. Раз в год… максимум два раза. Обычно мы просто выручаем, например, хорошеньких девушек, не позволяя камням рушиться на их головы.

— Это было весьма учтиво с вашей стороны, — улыбнулась я. — Но я как раз об этом и говорю. Что вы получаете в награду за это? Или это тоже неодолимый порыв?

Винсент явно чувствовал себя неловко.

— В чем дело? Это разрешенный вопрос. Мы говорим о двадцать первом веке, — с легким вызовом произнесла я.

— Да, но мы немного ушли в сторону…

Пока Винсент всматривался в мое упрямое лицо, зазвонил его сотовый.

— Ух, он меня спас! — воскликнул Винсент, подмигивая мне и тут же отвечая.

Я услышала, что в трубке кто-то почти кричит, высоким паническим тоном.

— Жан-Батист с тобой? — быстро спросил Винсент. — Хорошо. Постарайся успокоиться, Шарлотта. Я скоро буду.

Он быстро достал бумажник и положил на стол деньги.

— Семейные проблемы. Я должен бежать.

— Можно мне с тобой?

Винсент покачал головой, вставая:

— Нет. Там… несчастный случай. И это может… ну, выглядеть не очень…

— Кто?

— Шарль.

— А Шарлотта с ним? Это она звонила?

Винсент кивнул.

— Тогда я хочу поехать с тобой. Она явно слишком расстроена. Я могу ее поддержать, пока ты… пока ты будешь заниматься тем, что необходимо.

Винсент бросил взгляд на небо, словно ожидая некоего божественного вдохновения, которое подсказало бы ему ответ.

— Видишь ли… это не совсем то, что бывает обычно. Как я и говорил… мы, как правило, умираем за кого-то один-два раза в год. И чистая случайность то, что Юл и Эмброуз разом погибли именно тогда, когда мы с тобой начали встречаться.

Мы подбежали к мотороллеру. Винсент отцепил замок с цепочки и надел шлем.

— Но это ведь твоя жизнь, так? И ты обещал ничего от меня не скрывать. И может быть, это как раз то, что мне следует увидеть, если я хочу понять, что на самом деле означает быть рядом с ревенантом.

Тихий внутренний голос говорил мне, что лучше бы мне отступить, вернуться домой и держаться подальше от «семейных» дел Винсента. Но я не обратила на него внимания.

Винсент одним пальцем коснулся моего упрямо выпяченного подбородка:

— Кэти, я действительно не хочу, чтобы ты со мной поехала. Но если ты настаиваешь, не буду тебя останавливать. Просто я надеялся, что тебе еще не скоро придется узнать самое худшее, но ты права: я не должен скрывать от тебя нашу реальность.

Надев шлем, я села на мотороллер позади Винсента. И мы поехали в сторону реки. Проскочив мимо Эйфелевой башни, мы повернули в маленький парк перед мостом Грене. Я знала это место, потому что именно здесь швартовались маленькие туристические катера, отправлявшиеся к центру Парижа.

Один из таких катеров был вытащен на берег, а перед ним собралась толпа встревоженных людей, которых сдерживали полицейские ограждения. На лужайке у самой реки стояли две машины «Скорой помощи» и пожарный автомобиль, фары у всех них были включены.

Винсент прислонил мотороллер к дереву, не потрудившись закрепить его цепочкой, и, схватив меня за руку, бегом бросился к полицейскому барьеру.

— Я родственник, — сказал он полицейскому.

Тот не двинулся с места, но вопросительно оглянулся на офицера.

— Пропустите его! Это мой племянник, — услышала я знакомый голос, и из-за сгрудившихся медиков появился Жан-Батист.

Он подошел к ограждению и отодвинул одну секцию, чтобы мы с Винсентом могли пройти. Винсент крепко обнял меня за талию, давая всем понять, что я иду с ним.

Теперь ничто не загораживало нам картину происшествия. И я увидела на берегу реки три тела. Одно находилось на приличном расстоянии от двух других. Это был маленький мальчик, лет пяти-шести, и он лежал на носилках, укрытый одеялом. Рядом с ним сидела женщина, тихо плакавшая и вытиравшая полотенцем волосы ребенка. В следующее мгновение два парамедика подхватили ребенка и посадили его так, чтобы он оказался спиной к двум другим пострадавшим; они о чем-то спрашивали малыша и женщину. С этим ребенком все было явно в порядке.

Но этого нельзя было сказать о другом теле, лежавшем в нескольких ярдах дальше. Это была девочка, примерно такого же возраста, как и мальчик. Вокруг ее головы расплылась лужа крови. Около малышки сидела потерявшая рассудок женщина, непрерывно что-то выкрикивавшая.

«Ох, нет! — пронеслось у меня в голове. — Мне этого не выдержать, не выдержать…»

Мне пришлось собрать все свои силы, чтобы просто стоять на месте и не разразиться слезами. Я понимала, что, если я сорвусь, пользы от меня не будет никакой.

И наконец, я посмотрела на третье тело, еще дальше — и это уже был взрослый человек. Не разобрать было, мужчина это или женщина, потому что все лицо заливала кровь. А тело было укрыто одеялом, только не ради тепла, в котором тот человек уже не нуждался. «Похоже, они постарались скрыть нечто совсем ужасное», — подумала я, а потом мой взгляд остановился на девушке, опустившейся на колени рядом с телом.

В отличие от других спасенных, Шарлотта не билась в истерике. Да, она горько плакала, но ее поза говорила скорее о поражении, чем о потрясении. Она положила руки на одеяло, как будто пыталась удержать брата, не дать ему взлететь в воздух. Когда Винсент окликнул ее, Шарлотта оглянулась, увидела нас и встала.

— Все будет в порядке, Шарлотта, — прошептал Винсент, обнимая ее одной рукой. — Ты ведь это знаешь.

— Я знаю, — всхлипнула девушка. — Но кому от этого легче, если…

— Тсс! — перебил ее Винсент, прижимая к себе. Потом он отпустил Шарлотту и мягко подтолкнул в мою сторону. — Кэти побудет с тобой. Если хочешь, отвезет тебя домой на такси.

— Нет. — Шарлотта покачала головой и одновременно схватилась за мою руку, как за спасательный круг. — Я подожду, пока вы не положите его в «Скорую».

Винсент повернулся ко мне и одними губами спросил: «Ты как, справишься? »

Я кивнула, и тогда он пошел к Жан-Батисту. Они вместе направились к третьей машине «Скорой помощи», только что подъехавшей. Из кабины выскочил Эмброуз, сидевший с пассажирской стороны, и выглядел он таким сильным и здоровым, как будто соскочил с плаката рекламы гимнастического зала.

Шарлотта снова опустилась на землю и провела рукой по одеялу, укрывавшему Шарля, словно пыталась согреть его своим прикосновением.

— Послушай, — тихо сказала я, — если не хочешь много говорить об этом, просто скажи… что именно случилось?

Шарлотта глубоко вздохнула, и ее вытянувшееся лицо дало мне намек на то, как бы она выглядела, если бы пребывала в своем настоящем возрасте. Подняв дрожащую руку, она показала на пустой туристический катерок.

— Та лодка. Ее арендовали для праздника, дня рождения кого-то из детишек. Мы с Шарлем просто гуляли тут неподалеку, и Гаспар парил рядом, и он нас предупредил как раз перед тем, как двое детей упали в воду. Шарль прыгнул в воду и достал одного ребенка сразу, как только тот очутился в реке. Он вынес его на берег, а я сделала мальчику искусственное дыхание. А Шарль поплыл за девочкой, но ее затянуло под винты… Он пытался ее достать, но ее уже ударило винтом… а потом и его тоже.

Шарлотта рассказывала ровным неживым голосом, но, едва закончив, снова тихо заплакала, и ее плечи задрожали под моими ладонями. Я чувствовала, как и на моих глазах вскипают слезы, и сильно ущипнула себя. «Держись, — мысленно приказала я себе. — Шарлотте не поможет, если ты начнешь реветь вместе с ней».

Я посмотрела вниз, на реку, на поверхности которой показались два полицейских ныряльщика. Парамедик, стоявший рядом с Эмброузом, тоже увидел их и быстро пошел к ним. Но пока он не оказался в нескольких футах от них и они не протянули ему какой-то предмет, я не задумывалась о том, что происходит.

Однако Шарлотта ощутила мое напряжение и тоже посмотрела на ныряльщиков.

— Ох, боже… они ее нашли, — неживым голосом произнесла она, когда парамедик взял у ныряльщиков пластиковый пакет, наполовину полный кровавой воды.

Из моих глаз снова потекли слезы, и сквозь них я с трудом рассмотрела, что лежит в пакете. И тут же я оцепенела, и у меня так сильно перехватило дыхание, как будто меня изо всех сил ударили в живот.

В пакете была человеческая рука.

Это случилось, когда парамедики положили тело Шарля в мешок для трупов и застегнули молнию. Пока я наблюдала за этим, труп раздвоился перед моими глазами… и теперь я видела тела своих родителей в двух таких же мешках, а мое тело пронеслось над Атлантикой, назад во времени, в морг города Нью-Йорка…

Они даже не дали мне посмотреть на папу. Но я все же настояла на том, чтобы увидеть маму, у которой якобы была «только» сломана шея и которая якобы выглядела лучше, чем мой истерзанный отец. И вот я снова стояла в той комнате, глядя на коралловые ногти на обнаженных ногах моей матери. Джорджия всхлипывала рядом со мной, пока я выдергивала пучки собственных волос и вплетала их в волосы мамы. Я знала, что ее должны кремировать, и я хотела, чтобы часть меня ушла вместе с ней. При этой мысли мои воспоминания оборвались, но я не хотела оставлять маму одну в ослепительно белой комнате…

— Кэти… Кэти?

Сильная рука повернула меня, лицо Винсента оказалось в нескольких дюймах от моего собственного лица.

— Что с тобой? Ты в порядке?

Я кивнула, не видя ничего вокруг.

— Почему бы тебе не поехать в машине «Скорой»? А я приеду домой на мотороллере, и там уже увидимся?

Я снова кивнула и попыталась хоть кое-как собраться с мыслями, втискиваясь в кабину между Шарлоттой и водителем.

Когда мы доехали до дома Жан-Батиста, у входа нас встретила Жанна. Она сразу подхватила под руку Шарлотту и повела ее наверх, в ее комнату, и все это выглядело так, словно проделывалось далеко не в первый раз. Сквозь окно холла я увидела, как Жан-Батист вручает водителю «Скорой» пачку банкнот, а Юл несет громоздкий мешок с телом в дом; войдя, Юл осторожно опустил мешок на пол. Я как-то сумела выбраться в коридор и дойти до комнаты Винсента, где упала лицом вниз на его кровать и наконец позволила себе зарыдать.

Я понимала, что плачу не из-за смерти Шарля. Она просто подтолкнула меня. Или, скорее, толкнула назад. И теперь я ощущала себя, сидящей на краю той же самой черной пропасти, от которой с таким трудом сумела недавно отползти. Меня переполняло желание наклониться вперед, совсем чуть-чуть, и разрешить себе упасть в утешающую тьму. Мысль о том, что можно разрешить сознанию покинуть тело, искушала. И мне ведь даже не придется потом разбираться с последствиями.

Кто-то сел на кровать, но я продолжала утыкаться лицом в подушку. Надо мной зазвучал теплый голос Винсента:

— Все в порядке, Кэти… Я знаю, очень тяжело видеть нечто подобное, и мне хотелось бы, чтобы ты этого не видела… Но ты должна помнить, что все это не настоящее… не настоящая смерть. И что для всего есть причина. Шарль спас маленького ребенка, отдав за него свою жизнь. Временно.

Слова Винсента проникали в мои уши, но не в мозг. Я никак не могла осознать, что он там говорит. В этом просто не было смысла, хоть как-то соответствовавшего всему тому, что я узнала и что испытала в жизни. Я не могла просто приглушить свои чувства, зная, что кого-то раздробило винтом лодки… даже если это была лишь «временная» смерть.

— Но Шарль… — пробормотала наконец я.

— С ним все в порядке. Его тело уже лежит в его комнате. И через несколько дней он будет в отличном состоянии. И с Шарлоттой все в порядке, потому что Шарль дома и она может наблюдать за его исцелением. — Винсент немного помолчал. — Так что я волнуюсь только за тебя.

Я попыталась как-то проанализировать все то, что он говорил, и думать об этом рационально, вот только все внутри меня сопротивлялось такой попытке. Я отодвинулась от Винсента и выдернула руку из его ладони. Я не могла даже посмотреть на него.

— Как вообще можно вот так жить? — спросила я наконец, и мой голос дрогнул.

— Ну, у нас было достаточно времени, чтобы привыкнуть, — ответил он, кусая нижнюю губу.

— И сколько именно?

Я произнесла это без выражения. Я знала, что Винсент скрывает это от меня по какой-то серьезной причине, но мне был невыносим тот факт, что я до сих пор так мало о нем знаю.

— Ты хочешь услышать это прямо сейчас? — со вздохом спросил Винсент.

— Я должна услышать это сейчас, — негромко возразила я.

— Я родился в 1924 году.

Подсчитать было нетрудно.

— Так тебе восемьдесят семь…

— Нет. Мне девятнадцать. Я умер в 1942, когда мне было восемнадцать. А потом, год спустя, погиб, спасая чужую жизнь. Так что теперь мне девятнадцать. И мне не приходилось бывать старше двадцати трех. И я никогда не был женат. И у меня никогда не было детей. И я никогда не испытывал чего-то такого, что заставило бы меня ощутить себя старше, чем я есть сейчас.

— Но все равно ты прожил восемьдесят семь лет. У тебя накопился опыт именно за такую жизнь.

— Ну, если ты именно это называешь жизнью, — покачал головой Винсент. — Но это же некая сделка. Компромисс. Я должен играть роль чего-то вроде ангела-хранителя, а в обмен получаю некую версию бессмертия.

В голосе Винсента слышалось нечто… горечь? Или, возможно, сожаление?

Он попытался улыбнуться, а потом умоляюще посмотрел на меня.

— Пожалуйста, Кэти… Может, пока довольно суровой правды? У тебя и без того был достаточно тяжелый день, и мне не хочется еще и расстраивать тебя всякой научной фантастикой.

Я кивнула. Он осторожно провел пальцами по моим волосам и отвел непослушную прядь мне за ухо. Я вздрогнула от его прикосновения и отпрянула.

— В чем дело, Кэти? Прошу, поговори со мной.

Мои мысли метались в разных направлениях. Наконец я посмотрела прямо в глаза Винсенту, собираясь с силами для того, чтобы сказать то, что сказать было нелегко.

— Я должна быть честной. Я никогда прежде ничего подобного не чувствовала. Я никогда… — Я перевела взгляд на потолок в поисках чего-нибудь такого, что дало бы мне храбрость продолжить, но, ничего не обнаружив, глубоко вздохнула, прежде чем снова посмотреть на Винсента. — Меня никогда не тянуло так сильно к кому-нибудь. Но если я позволю себе такие чувства к тебе…

Лицо Винсента оставалось неподвижным, но в глазах отражалась вся та мука, с которой он ждал вынесения неизбежного приговора.

Я заставила себя продолжить:

— Я даже представить не могу, что мне придется жить с тем, что случилось сегодня, и что это будет происходить регулярно. А уж когда настанет твоя очередь, все станет еще хуже. Мне не вынести даже мысли о том, что придется видеть тебя умирающим снова и снова. Это слишком напоминает мне о смерти родителей.

Я подавилась собственными словами и заплакала, и Винсент потянулся ко мне, но я вскинула руку, останавливая его.

— Если я позволю себе полюбить тебя, я просто не смогу с этим жить. Это же непрерывная агония… И знать, что ты будешь воскресать, или как там это можно назвать, мне недостаточно, потому что все равно придется снова и снова переживать твою смерть. Ты не вправе просить меня об этом. Я не могу.

Я резко встала, смахнула слезы и потащилась к двери. Винсент молча пошел следом за мной — по коридору, в вестибюль, — и молча стоял рядом, пока я брала со скамьи у входа свою куртку и крутила дверную ручку. Он распахнул передо мной дверь и, положив руку мне на плечо, мягко развернул меня лицом к себе:

— Кэти, пожалуйста, посмотри на меня… — Но я не в силах была поднять взгляд. — Я понимаю, — сказал он.

Я, наконец, подняла голову и встретила его взгляд. У него были провалившиеся глаза. Пустые.

— Прости за ту боль, которую я тебе причинил, — прошептал он и убрал руку с моего плеча.

Я повернулась, чтобы уйти, пока у меня еще хватало сил на то, чтобы его покинуть, а когда за мной захлопнулась калитка, пустилась бежать.

Я проскочила в свою комнату, не встретив ни бабушку с дедушкой, ни Джорджию, и сразу же заперлась. Когда я свернулась в углу своей кровати, время как будто остановилось, замерло. Я ощущала, что просто разрываюсь на части… с одной стороны, я была уверена, что поступила правильно, а с другой — уже через десять минут меня стали терзать сомнения, мне казалось, что я сама уничтожила все шансы на собственное яркое, полное надежд будущее. На любовь.

Хотя я знала Винсента совсем недолго, я чувствовала, что, если бы все продолжалось так, как началось, я бы окончательно его полюбила. В этом сомневаться не приходилось. Вот только наши отношения не могли быть неким приятным, легким романом. И если бы расстаться пришлось позже, мое сердце могло просто разорваться. В этом я была уверена.

При тех чувствах, какие я испытывала к Винсенту, я не могла рисковать, я не могла допустить, чтобы мне пришлось регулярно видеть его раненым, убитым или даже разорванным на части… А он ведь сказал, что и такое возможно: его так называемое бессмертие имело свои пределы. После потери мамы и папы я отказывалась терять еще одного любимого человека.

Я вспомнила старый афоризм, подходящий к случаю. «Лучше совсем не любить, чем потерять любовь». Я поступила правильно, уверяла я себя. Так почему же у меня возникло такое чувство, что я совершила величайшую ошибку в своей жизни?

Я поплотнее закуталась в одеяло и еще глубже погрузилась в отчаяние. Я позволила боли поглотить меня. Я это заслужила. Мне вообще не следовало открываться перед кем бы то ни было.

Несколько часов спустя Мами постучала в мою дверь и сказала, что пора ужинать. Я выдержала секунду, чтобы вернуть себе голос, а потом крикнула:

— Я не голодна, Мами, спасибо!

Через минуту-другую в дверь снова тихо постучали:

— Можно войти?

Это был голос Джорджии; не дожидаясь ответа, мои сестра и бабушка осторожно вошли в комнату. Сев на кровать по обе стороны от меня, они ждали.

— Это из-за мамы и папы? — спросила, наконец, Джорджия.

— Нет, на этот раз не из-за мамы и папы, — чуть ли не смеясь, выпалила я. — Ну, по крайней мере, не только из-за них.

— Дело в Винсенте? — сказала тогда Джорджия.

Я нервно кивнула.

— А что, этот… Винсент… — Я ощутила, как Мами и Джорджия переглянулись над моей головой. — Сделал тебе что-то плохое? — заговорила Мами, осторожно поглаживая мою спину.

— Нет, это я сама… Я просто не могу… — Но разве я могла объяснить им все? — Я не могу позволить себе сблизиться с ним. Мне кажется, что это слишком рискованно.

— Кажется, я понимаю, о чем ты, — сказала Джорджия. — Ты боишься снова кого-то полюбить. Боишься, что и он тоже исчезнет.

Я села, прижалась головой к плечу Мами и выдохнула:

— Все так запуталось!

Погладив меня по волосам и тихонько поцеловав в макушку, Мами тихо ответила:

— А так всегда бывает.

Я накупила целую кучу книг в английской книжной лавке, а потом снова спряталась в темном убежище своей комнаты, заявив бабушке, что собираюсь на все выходные «впасть в спячку». Она вполне меня поняла и, принеся мне поднос, нагруженный водой, чаем, фруктами, разными сортами сыра и крекерами, оставила меня одну.

И я погрузилась в чужие истории. В те редкие моменты, когда я откладывала книгу, моя боль тут же возвращалась, жаля и обжигая меня. Я чувствовала себя как та мишень, в которую в цирке бросают ножи. И избежать лезвий, летящих к моей голове, я могла только тогда, когда не позволяла себе думать. Время от времени я засыпала, но тут же снова просыпалась, потому что на меня наваливались мрачные, мучительные сны, которые тут же рассеивались без следа, стоило мне открыть глаза.

И я невольно время от времени оглядывалась через плечо, гадая, смогу ли я заметить Винсента, если он будет парить где-нибудь в тенях. «Интересно, заглядывает ли он ко мне, когда бывает в таком состоянии? » — думала я. Он ведь мог свободно плавать в моей спальне. А мог и не появляться здесь. Может быть, для него это был тот самый случай, о котором говорят: «С глаз долой — из сердца вон», и моей вспышки было достаточно, чтобы избавить его от желания видеться со мной.

«Но я же сама этого хотела», — мысленно твердила я.

Хотела ли?..

Если бы я позволила себе всерьез задуматься, это был бы конец. Поэтому я отключала свой мозг и позволяла телу просто существовать без помощи ума. И в общем, я вроде бы начала выгонять все это из памяти. Я вполне могла жить без Винсента. Я была вполне самодостаточна. Вполне независима. Может, я и не была счастлива, но и не особо грустила. Я просто… просто была.

Занятия в школе принесли облегчение. Они помогли дням протекать мимо меня в тупой монотонности. И наконец, возвращаясь однажды домой, я вдруг в момент одного из редких прояснений ума осознала, что прошло две неполных недели после того, как я оставила Винсента перед дверями его дома. А мне казалось, что прошло несколько месяцев… Получалось, что я поздравляла себя с окончанием марафона, когда удалилась лишь на несколько шагов от линии старта…

Когда я поднималась со станции метро наверх, я с удивлением увидела знакомую фигуру, стоявшую возле ближайшей телефонной будки. Это была Шарлотта. Заметив меня, она радостно вспыхнула.

— Кэти! — воскликнула она и, бросившись ко мне, расцеловала в обе щеки.

— Шарлотта… вот так сюрприз!

Я улыбнулась, с любопытством оглядываясь по сторонам, чтобы проверить, одна ли она пришла или с кем-то.

— Я тут жду Шарля. А, вот и он! — воскликнула она, глядя куда-то за мою спину.

Я обернулась. К нам шел Шарль, целый и невредимый, при руках и ногах, и выглядел он здоровее прежнего. Он нахмурился, увидев меня.

— А что эта человеческая особа здесь делает? — спросил он.

— Вообще-то у меня имя есть. А отвечая на твой вопрос, могу сказать: я здесь живу, — с вызовом произнесла я. — Ты не единственная персона в Париже, которая пользуется этой станцией метро.

— Нет, я имел в виду — что ты делаешь возле Шарлотты?

— Я просто наткнулась на нее. Случайно.

«А с чего это вдруг я начала оправдываться? » — внезапно рассердилась я.

— Я надеялся, что после того, как ты обошлась с Винсентом, мы больше никогда тебя не увидим.

— Эй… — Я старательно изобразила улыбку. — Я вообще-то тоже на это надеялась. Ладно, Шарлотта, приятно было повидаться. Мне пора.

Я повернулась, чтобы уйти, но Шарль крикнул мне вслед:

— Что тебе еще нужно от нас, мертвецов, а? Чего ты еще хочешь? Чтобы мы еще раз спасли тебе жизнь? Или хочется завести нас в смертельную ловушку, как ты завела Эмброуза?

— Что?! О чем это ты? — вскрикнула я, резко оборачиваясь.

— Ни о чем. Я ни о чем не говорю. Просто забудь, я ни слова не говорил, — выплюнул Шарль.

Засунув руки в карманы джинсов, он повернулся и пошел прочь.

Шарлотта посмотрела на меня с виноватым видом.

— О чем он говорил? Что я сделала? — выдохнула я.

— Ничего, Кэти. Ты ничего не делала. Не беспокойся, это проблемы Шарля.

— Да, но тогда почему он вот так на меня нападает?

Я просто оцепенела от потрясения.

— Эй, не хочешь ли прогуляться к реке? — спросила Шарлотта, не обращая внимания на мой вопрос. — Знаешь, я вообще-то надеялась, что рано или поздно встречусь с тобой, раз уж ты живешь здесь неподалеку. Но конечно, я тебя не искала нарочно. Просто не считала возможным гоняться за тобой по улицам.

— Только не говори, что ты за мной следила, — отчасти в шутку сказала я.

Но Шарлотта не ответила, хотя и усмехнулась по-кошачьи.

— Что? Ты действительно за мной следила?

— Да не пугайся ты! Винсент меня об этом не просил. Просто мы вообще интересуемся спасенными нами людьми, нам трудно от этого отказаться. Ну, и другие причины к интересу есть…

— Ты интересуешься мной?

— Да.

— Почему?

— Разве не понятно? Ну… ты — первая девушка, в которую Винсент влюбился после того, как стал ревенантом. И это уже само по себе интересно для всех нас.

— Я не желаю говорить… о нем, — тут же запротестовала я.

— Хорошо. Мы ни слова больше не скажем о Винсенте. Обещаю.

— Спасибо.

— И еще ты мне интересна потому, что… — На этот раз Шарлотта выглядела куда моложе своего пятнадцатилетнего тела. — Ну, я вроде как надеялась, что ты можешь стать мне подругой… конечно, до того, как ты сбежала. Довольно скучно постоянно общаться только с парнями. Хорошо еще, что там Жанна есть, а то бы я вообще с ума сошла.

Должно быть, на моем лице отразилась насмешка, потому что Шарлотта поспешила объяснить:

— Видишь ли, я же не могу просто взять и подружиться с кем попало, из людей, я имею в виду. Они бы не поняли. Но поскольку ты уже знаешь, кто мы такие…

Я мягко перебила ее:

— Шарлотта, мне, конечно, очень льстит то, что ты хотела бы со мной подружиться. Ты мне действительно нравишься. Но я настолько расстроена из-за Винсента, что если буду встречаться с тобой, то возникнет риск и встречи с ним, а это было бы для меня слишком трудно.

Шарлотта отвела взгляд и небрежно кивнула, как будто уже отдалившись от меня.

— Мне казалось, что ты большую часть времени проводишь с Шарлем, — сказала я.

— О, он в последнее время все больше держится сам по себе, — ответила Шарлотта, стараясь говорить беспечным тоном, хотя ей это и не слишком удавалось. И когда она продолжила, у нее дрогнул голос: — Так что с недавних пор мне приходится проводить в одиночестве куда больше времени, чем я привыкла.

Ее попытка выглядеть храброй не удалась, потому что я заметила слезинку, сползавшую по ее щеке, когда Шарлотта вдруг отвернулась.

— Погоди! — воскликнула я, хватая ее за руку и снова разворачивая к себе лицом.

Уставившись в землю, Шарлотта смахнула вторую слезинку.

— Извини. Просто в последнее время все стало как-то… тяжело.

«Похоже, не у одной меня со всем этим проблемы», — сказала я себе, и вся моя решительность рассыпалась при виде грустного лица Шарлотты.

— Ладно, хорошо… Давай пройдемся до реки.

Пустой взгляд Шарлотты встретился с моим взглядом, и она даже сумела улыбнуться, беря меня под руку; мы зашагали по улице в сторону реки.

Когда мы подошли к воде, я показала на древний магазинчик таксидермиста.

— Мы с мамой часто туда заходили, — сказала я. — Это вроде зоопарка, только звери неживые. И я теперь не могу пройти мимо этого места, не подумав о маме. Я не решаюсь зайти туда, боюсь, что просто не выдержу, рассыплюсь прямо посреди всех этих беличьих чучел.

Шарлотта засмеялась — на что я и надеялась.

— Я точно так же себя чувствовала после того, как умерли мои родители. Мне все о них напоминало. Париж еще много лет казался мне городом призраков, — сказала она, когда мы подошли к спуску на набережную.

— Твои родители умерли? То есть я хочу сказать, раньше, чем ты? — спросила я, и мое сердце снова переполнилось болью.

Мы пошли вдоль длинного ряда жилых лодок, пришвартованных у берега.

Шарлотта кивнула.

— Да, во время Второй мировой войны. В оккупацию. Родители печатали в нашей квартире, это рядом с Сорбонной, разные нелегальные издания… отец преподавал там. А немцы нашли все это и расстреляли их. Мы с Шарлем в ту ночь были у тети, а иначе, наверное, и нас тоже убили бы. Мы гордились нашими родителями и хотели продолжать их дело. Так что когда мы услышали о том, что начались облавы… — Шарлотта замолкла на мгновение, потом пояснила: — Немцы ловили иудеев, чтобы отправлять их в концентрационные лагеря. — Я кивнула, давая понять, что мне это известно, и она продолжила: — Мы спрятали в своей квартире нескольких своих школьных друзей и их родителей, в комнате с фальшивой стеной, где до того прятали печатный станок. Мы накопили достаточно продуктовых карточек, чтобы кое-как кормить их, и одежды у нас хватало, но через год один наш сосед все обнаружил и донес на нас.

Я застыла на месте.

— Да кто же на такое способен?! — в ужасе произнесла я.

Шарлотта пожала плечами и взяла меня за руку, заставляя идти дальше.

— В общем, мы сумели вывести этих людей в другое надежное укрытие, но нас с Шарлем на следующий день поймали и расстреляли.

⇐ Предыдущая 5 6 7 8 91011 12 13 14 Следующая ⇒