Благодарность 8 страница

Я тут же написала в ответ:

«Мне казалось, я вчера велела тебе убираться прочь, французский шпионишка! »

Ответ Джорджии не заставил себя ждать:

«Уж будто бы! Твои красные щечки утром говорили о другом, лгунья! Ты в него втрескалась! »

Я застонала и уже хотела снова выключить телефон, когда заметила, что там есть еще и третье сообщение, от неизвестного абонента. Я прочитала: «Можно увидеть тебя после уроков? На том же месте, в то же время? »

Я набрала в ответ: «Откуда ты взял номер моего телефона? »

«Позвонил с твоего телефона на свой, когда ты выходила в дамскую комнату в ресторане. Поосторожнее с нами, мы все упорные охотники! »

Я засмеялась и снова поблагодарила свою счастливую звезду за то, что ревенанты не умеют читать мысли, хотя мне все же нужно было тщательно следить за собой в те дни, когда он парил над городом в роли невидимого призрака.

«Да трижды! Увидимся! » — написала я и остаток дня изо всех сил изображала внимание на уроках.

Он уже ждал меня, когда я вышла за школьные ворота. Мое сердце тут же забилось быстрее, стоило мне увидеть Винсента, небрежно прислонившегося к дереву у автобусной остановки. Я не смогла удержать широченную улыбку, расплывшуюся на моем лице.

— Привет, изумительная! — сказал Винсент, протягивая мне шлем, когда я уже подошла к его «Веспе».

Он снял темные очки и наклонился ко мне, чтобы поцеловать в щеки. И этот ничего не значащий жест, который во Франции повторяется десятки раз на дню, — при каждой встрече, и при каждом прощании, и когда ты с кем-то знакомишься, или случайно сталкиваешься с кем-то из друзей, — эти два коротких прикосновения внезапно обрели для меня совершенно другой смысл.

Мне показалось, что время остановилось, когда щека Винсента коснулась моей щеки, а мои легкие напрочь забыли, как втягивать в себя воздух. Винсент чуть отодвинулся от меня и наши глаза встретились, когда он наклонился ко второй моей щеке и едва заметно задел мою кожу губами. Я открыла рот, чтобы вдохнуть, пытаясь обеспечить мозг хоть каплей кислорода.

— Хм, — пробурчал Винсент, сияя. — Это было любопытно…

Его улыбка была такой заразительной, что я вдруг обнаружила, что хохочу, забирая шлем из его рук и надевая его на голову, и радуясь при этом возможности спрятать лицо, пока не сумею взять себя в руки.

— Поскольку сегодня уж слишком холодно, я тут подумал: может, тебе захочется выпить лучшего в Париже шоколада? — сказал Винсент, перекидывая ногу через мотороллер.

— Значит, теперь ты соблазняешь школьниц обещанием шоколада? Плохой ты человек, Винсент-Делакруа! — засмеялась я, пока он заводил мотор.

— А тогда зачем ты приняла мое предложение? — выкрикнул Винсент сквозь шум «Веспы», трогая мотороллер с места.

— Это намеренная доверчивость! — ответила я, обхватывая руками его теплое тело и от восторга закрывая глаза.

Этим вечером Джорджия сразу после ужина загнала меня в мою комнату.

— Ну и куда ты пропала после школы? Я тебя ждала!

— Винсент за мной заехал и повез в «Ле дю Маго».

У Джорджии расширились глаза:

— Ты встречалась с ним два дня подряд?

— Ну, сегодняшний день на самом деле не считается, мы там посидели минут пятнадцать… Мне пришлось убежать, потому что завтра у нас тесты, надо подготовиться.

— Неважно! Святая корова, это уже становится серьезным! — Джорджия уселась на край моей кровати. — Итак, давай рассказывай мне об этом твоем таинственном бывшем преступнике.

— Ну… — начала я, соображая, что именно можно сказать сестре. — Он студент.

— Где учится?

— Э-э… я вообще-то не знаю.

Джорджия посмотрела на меня с сомнением:

— Но что он изучает?

— А… литературу, кажется, — предположила я.

— Так ты даже понятия не имеешь, чем он занимается? И о чем же вы с ним говорили?

— Ну, просто о всякой всячине. Так, знаешь ли… Искусство. Музыка. — «Неумершие. Бессмертные. Опасные зомби…»

Я ни слова не могла сказать Джорджии обо всем этом.

Джорджия секунду-другую внимательно всматривалась в меня, потом рявкнула:

— Отлично! Если ты не хочешь мне о нем рассказывать, все в порядке! В конце концов, ты не слишком много знаешь о моей жизни, но ведь это не потому, что я что-то от тебя скрываю и не зову с собой. И пока больше ни о чем спрашивать не буду, потому что вижу уже: ты будешь помалкивать.

— Ладно, Джорджия… А с кем ты встречаешься?

Сестра покачала головой:

— Нет, ничего я тебе не расскажу, если ты сама мне ничего не скажешь.

Я взяла ее за руку и заговорила просящим тоном:

— Джорджия, я совсем не желаю намеренно исключать тебя из своей жизни. Ты же знаешь, мне было очень трудно… ну, и так далее. Но я, наконец, понемногу прихожу в себя и обещаю: я буду очень стараться.

— Значит, пойдешь со мной в выходные?

Я немного помолчала.

— Ну… хорошо.

— С Винсентом?

— Э-э…

Джорджия недвусмысленно посмотрела на меня, как бы говоря: «Ну вот, так я и знала! »

— Хорошо, хорошо! Мы придем вместе с Винсентом. Но пожалуйста, Джорджия, только не клубы!

Дурное настроение сестры мгновенно испарилось, она радостно опрокинулась на мою кровать.

— Отлично! Никаких клубов. А как насчет ресторана?

— Конечно. Только надо узнать, сможет ли он.

«Точнее, выяснить, будет ли он жив…»

— Позвони ему прямо сейчас! — потребовала сестра.

— Можно без тебя?

— Ладно, — согласилась Джорджия, вставая и целуя меня в лоб. Она подошла к двери, потом оглянулась. — Спасибо, сестренка. Я серьезно. Я очень рада, что ты вернулась.

Уличные фонари только еще начали загораться, когда мы с Джорджией подошли к станции метро. Винсент и Эмброуз, прислонившиеся к газетному киоску и о чем-то болтавшие, сразу выпрямились, увидев нас. Мое сердце буквально растаяло, когда Винсент подошел ко мне и поцеловал в обе щеки, а потом, повернувшись к Джорджии, одарил ее ослепительной улыбкой:

— А вы, должно быть, и есть официальный опекун Кэти… то есть, я хочу сказать, сестра. Джорджия, да?

Джорджия рассмеялась и кокетливо воскликнула:

— Нет, вы только подумайте! Кэти ловко с вами управилась!

Вид у нее был такой, словно она готова была простоять на месте весь вечер, глядя в глаза Винсенту.

— Джорджия! — окликнула ее я, качая головой.

Не обращая на меня внимания, Джорджия через плечо Винсента посмотрела на Эмброуза и подмигнула:

— Не беспокойся, Кэти-Бин! Видишь, Винсент пришел не один, чтобы я не скучала. И это…

— Эмброуз. В восторге от знакомства с очаровательной сестрой Кэти, — заговорил Эмброуз по-французски, искоса глянув на меня.

Я сразу все поняла. Если Джорджия узнает, что он американец, она засыплет его вопросами. Может даже, слишком большим количеством вопросов, хотя я была уверена, что у Эмброуза на все нашелся бы ответ.

— Так куда вы намерены нас повести, леди?

— Я подумала, что мы могли бы отправиться в один маленький ресторанчик в четырнадцатом округе, — ответила Джорджия.

Винсент и Эмброуз обменялись мимолетным взглядом, и тут зазвонил телефон Джорджии.

— Извините…

Она достала телефон, чтобы ответить.

— Тот район нельзя назвать нашим любимым, — тихо сказал Эмброуз.

— Почему? — спросила я.

— Это в основном «их» территория. Ну, знаешь, тех, о ком я тебе рассказывал. «Другая команда», — сказал Винсент, следя за тем, чтобы его не услышала Джорджия.

— Но что они могут сделать на улице, где много народу, да еще когда рядом с нами двое людей? — возразил Эмброуз. Он секунду смотрел в пространство перед собой, потом кивнул и повернулся ко мне.

— Юл велел тебе передать: «Привет, красавица! »

— Эй, поосторожнее! — предостерег его Винсент.

— И еще он говорит: «Что ты собираешься с ним сделать?! » — Эмброуз ткнул пальцем в Винсента.

— Так Юл… парит где-то здесь? Прямо сейчас? — изумленно спросила я.

— Ну да, — ответил Винсент. — Конечно, мы сегодня вышли не по официальным делам, но он настоял на том, чтобы отправиться с нами. Сказал, что не хочет пропускать веселую вечеринку.

— А я могу с ним поговорить? — спросила я.

— Когда мы в состоянии парящих, нас слышат только другие ревенанты, но не люди. Так что Юл слышит то, что ты говоришь вслух, но ответить может только через меня или Эмброуза, — пояснил Винсент. — Но тебе следует быть поосторожнее.

Он показал на Джорджию, уже закончившую разговор по телефону.

— Паршиво, — сообщила она. — Двое моих друзей собирались присоединиться к нам, но не смогут прийти.

— Вы позволите? — спросил Эмброуз, официальным жестом предлагая Джорджии руку.

Она восхищенно засмеялась, кладя пальцы на сгиб его локтя, и они направились к спуску в метро.

Когда они отошли подальше, я сказала:

— Привет, Юл!

Винсент хихикнул и сказал:

— Выглядит так, будто кто-то попался.

— О чем это ты? — удивилась я.

— Юл просит сказать тебе, что ему просто стыдно видеть, что ты заинтересовалась кем-то таким скучным, как я. Ему хотелось бы занять мое место и показать, как человек постарше умеет обращаться с дамами. — Потом он обратился к воздуху перед собой: — Конечно, конечно, приятель. На сколько ты меня старше, на двадцать семь лет? Ну, в данный момент нам обоим по девятнадцать, так что угомонись.

Я тут же провела мысленный подсчет. Юл ведь говорил мне, что родился в конце девятнадцатого века. Значит, Винсент должен был родиться в двадцатых годах… Я улыбнулась, откладывая новую информацию про запас. Если Винсент ничего больше не захочет мне рассказывать, возможно, я сумею что-то узнать и без него…

Мы вышли из метро неподалеку от кладбища Монпарнас, потом прошли по нескольким улочкам, предназначенным исключительно для пешеходов, где было множество разнообразных баров и кафе. И остановились у ресторана, перед которым толпились уже человек двадцать.

— Вот он! — с энтузиазмом воскликнула Джорджия.

— Джорджия, ты только посмотри, сколько здесь уже ждет народа! Нам никогда не получить столик!

— Стоило бы верить в свою старшую сестру, — усмехнулась Джорджия. — Здесь работает одна моя подруга. Спорим, нас посадят за столик прямо сейчас?

— Ну, вперед. Мы тебя здесь подождем, — ответила я, отводя Винсента и Эмброуза в сторону от толпы и на другую сторону улицы.

Мы прислонились к стене закрытого уже магазинчика и наблюдали, как Джорджия пробирается сквозь людские волны.

— Ты очень точно описывала мне свою сестру, — улыбнулся Винсент, обнимая меня за плечи и нежно прижимая к себе.

— Да, моя сестра — особое явление, — ответила я, наслаждаясь ощущением его руки.

Эмброуз стоял по другую сторону от меня, наблюдая за толпой и чему-то кивая, но вдруг замер и резко повернулся к Винсенту.

— Вин, Юл говорит, что только что заметил неподалеку одного из тех… В нескольких кварталах отсюда.

— Они знают, что мы здесь? — спросил Винсент.

Эмброуз покачал головой.

— Вряд ли.

Винсент убрал руку с моего плеча и сказал:

— Кэти, нам нужно уходить отсюда. Немедленно.

— Но Джорджия! — воскликнула я, глядя на стеклянную дверь ресторана.

Я видела внутри свою сестру, которая оживленно разговаривала с хозяйкой.

— Я ее позову, — предложил Винсент и поспешил ко входу в ресторан.

И в ту же минуту двое мужчин, шедших мимо, налетели на Эмброуза и с силой прижали его к стене. Он застонал и попытался вырваться, но они ударили его несколько раз и быстро зашагали прочь. Эмброуз опустился на тротуар.

— Эй! Стойте! — закричала я, когда они уже поворачивали за угол. — Кто-нибудь, остановите их! — во все горло завизжала я, обращаясь к собравшимся перед входом в ресторан.

Люди обернулись и посмотрели туда, куда я показывала, но мужчины уже скрылись из вида. Все произошло так быстро, что никто ничего не успел заметить.

— Винсент! — громко позвала я.

Винсент обернулся и, видя мою тревогу, начал пробиваться сквозь толпу ко мне.

— Эмброуз, с тобой все в порядке? — спросила я, приседая на корточки рядом с ним. — Что те уроды…

Я замолчала, увидев, что рубашка Эмброуза разорвана на груди и пропиталась кровью. Он не шевелился.

«Ох, помоги, боже, только бы он не умер…» — подумала я.

За прошлый год я уже повидала ужасов больше, чем за всю свою жизнь. И уже не в первый раз задала себе вопрос: «Почему именно я? » Обычно девушкам-подросткам не приходится так часто сталкиваться с доказательствами нашей смертности, с горечью прикидывала я, а внутри меня уже нарастало чувство паники. Я опустилась на колени рядом с недвижным телом.

— Эмброуз, ты меня слышишь?

Кто-то отделился от толпы и подошел к нам.

— Эй, что с парнем?

И как раз в этот момент Эмброуз содрогнулся и, опираясь на обе руки, начал подниматься на ноги. Встав, он запахнул куртку, чтобы скрыть кровь на рубашке, хотя на асфальт натекла уже заметная лужа.

— О, бог мой, Эмброуз, что произошло? — спросила я.

Я протянула руку, чтобы поддержать его, и он тяжело оперся на меня.

— Не Эмброуз. Это Юл.

Слова слетали с губ Эмброуза, но его глаза слепо смотрели прямо перед собой, в никуда.

— Что? — растерянно пробормотала я.

Винсент наконец подошел к нам.

— Послушай, — обратилась я к нему, — Эмброуза то ли ножом ударили, то ли еще что… И у него теперь бред. Он мне только что заявил, что он — Юл.

— Надо поскорее увести его отсюда, пока они не вернулись с подкреплением, чтобы забрать его тело, — тихо сказал мне Винсент и тут же продолжил громче: — Все в порядке, все в порядке, спасибо!

Он обращался к нескольким мужчинам, которые уже шли в нашу сторону. Потом он закинул руку Эмброуза себе на плечо.

— А Джорджия? — выдохнула я.

— Те, кто это сделал, видели, что ты стоишь рядом с Эмброузом. Тебе слишком опасно оставаться здесь.

— Я не могу бросить сестру! — возмутилась я, поворачиваясь к ресторану.

Винсент схватил меня за руку и потянул обратно.

— Она была в ресторане, когда они напали. Ей ничего не грозит. Идем! — приказал он, и я взяла другую руку Эмброуза и закинула себе на плечи.

Эмброуз мог идти, но выглядел очень слабым. Мы добрались до конца квартала, и там Винсент остановил такси и затолкал нас обоих внутрь; сев сам, он захлопнул дверцу. Я всматривалась в улицу, когда мы объезжали. Джорджии не было видно.

— Что это с ним? — спросил водитель, поглядывая нас в зеркало заднего вида; ему явно не нравился вид крупного парня, почти лежавшего на заднем сиденье.

— Напился, — коротко ответил Винсент, стягивая с себя джемпер.

— Ну, смотрите, чтобы он не загадил мне машину, — сказал водитель, с отвращением качая головой.

— Что там произошло? — тихо спросил меня Винсент по-английски, поглядывая на шофера, чтобы убедиться: тот ничего не понимает.

Он протянул свой джемпер Эмброузу, и тот, расстегнув молнию на куртке, затолкал джемпер себе под рубашку. А потом опустил голову на спинку переднего сиденья.

— Мы просто стояли там, и вдруг два какие-то парня придавили его к стене. И убежали, я и понять ничего не успела.

— Ты видела, кто из них это сделал? — спросил Винсент.

Я отрицательно качнула головой.

Эмброуз сказал:

— Это были они. Я не заметил их вовремя, иначе бы предупредил.

— Все в порядке, Юл, — ответил Винсент, осторожно кладя ладонь на спину Эмброуза.

— Почему ты называешь его Юлом?

— Эмброуза здесь нет. Это Юл, — сказал Винсент.

— Что?! Но как?..

Меня охватил ужас, я резко отшатнулась от обмякшей фигуры рядом со мной.

— Эмброуз или без сознания, или… мертв.

— Мертв, — откликнулся Эмброуз.

— Но он… он оживет? — едва выговорила я.

— Цикл начинается с начала, когда нас убивают. Первый день нашей бездеятельности начинается ровно в ту секунду, когда мы умираем. Так что не тревожься… Эмброуз вернется через три дня.

— А что сделал Юл? Вселился в него?

— Да. Он хотел увести Эмброуза с того места раньше, чем наши враги вернулись бы и забрали тело.

— Так вы и это умеете? Я хочу сказать, вселяться в кого-нибудь.

— Только в других ревенантов и только при определенных обстоятельствах.

— Например?

— Например, если тело в достаточно хорошем состоянии, чтобы передвигаться. — Видя мою растерянность, Винсент пояснил: — Если оно целое. И еще не наступило трупное окоченение.

— У-у! — скривилась я.

— Сама спросила!

Он посмотрел на водителя, который, судя по отсутствию у него интереса к разговору, ничего не понимал.

— А как насчет людей? — спросила я.

— Ну, если они живые, то да, но только с их разрешения. И они должны знать, что это очень опасно для человека — когда в одной голове функционируют сразу два сознания, — ответил Винсент, постучав себя по голове. — Если это затянется надолго, они могут сойти с ума. — Я вздрогнула. — Не думай об этом, Кэти. Такое очень редко вообще случается. Это просто нечто такое, что мы можем сделать в какой-то совершенно особой ситуации. Вроде вот этой.

— Что… я тебя пугаю до полусмерти, дорогая Кэти? — Эти слова слетели с губ Эмброуза.

— Да, Юл! — призналась я, наморщив нос. — Должна честно признать, прямо сейчас я до жути напугана.

— Круто, — сказал он, и на губах Эмброуза появилась улыбка.

— Юл, ты выбрал неудачный момент для шуток, — укорил его Винсент.

— Прости, приятель. Но мне не часто удается вот так подшутить над человеком.

— Может, ты бы лучше сосредоточился на том, чтобы по возможности уменьшить кровотечение? Водитель взбесится, если мы испачкаем ему машину, — прошептал Винсент.

— Погоди-ка, — спохватилась я, — но если те парни его уже убили, зачем бы им возвращаться за его телом? Да, собственно, зачем было вообще его убивать, если они знали, что он все равно через три дня оживет? — спросила я Винсента, не обращая внимания на весь сюрреализм его разговора с трупом.

Винсент как будто сначала взвесил, нужно ли рассказывать мне об этом. Но потом, посмотрев на тело Эмброуза, прислонившееся ко мне, зашептал:

— Это единственный способ уничтожить нас. Если они нас убивают, а потом сжигают труп, мы уходим уже навсегда.

Джорджия была в ярости. И я ее не винила за это.

К тому времени, когда мы добрались до дома Винсента, мы уже обменялись с ней сообщениями на эту тему.

Джорджия: «Куда вы провалились? »

Я: «Эмброузу стало плохо. Пришлось везти его домой».

Джорджия: «Почему ты не зашла за мной в ресторан? »

Я: «Пыталась. Не смогла пробиться сквозь толпу».

Джорджия: «Я тебя просто ненавижу, Кэйт-Бомон-Мерсье! »

Я: «МНЕ УЖАСНО ЖАЛЬ».

Джорджия: «Нашла тут нескольких знакомых, они спасли меня от окончательного унижения. Но тебя все равно ненавижу».

Я: «Прости! »

Джорджия: «Не прощаю! »

Мы с Винсентом пытались поддержать Эмброуза, но тот сам выбрался из машины, когда такси остановилось, оттолкнув наши руки.

— Уже сам справляюсь. Черт, до чего тяжелый этот парень! Как он вообще таскает с места на место всю эту гору мышц?

Когда мы подошли ко входу, Винсент немного растерянно обернулся ко мне.

— Я, пожалуй, пойду домой, — сказала я, подталкивая его вперед.

Он явно обрадовался моим словам.

— Я бы тебя проводил, если ты готова подождать несколько минут, пока я его устрою на месте.

— Нет, не надо, сама доберусь. Правда, — сказала я.

И как ни странно, я говорила искренне. Несмотря на все ужасы и странности этого вечера, я себя чувствовала совсем неплохо. «Я могу с этим справиться», — думала я, выйдя за калитку и шагая в сторону дома бабушки и дедушки.

Сердитая Джорджия — не самое приятное зрелище. Хотя я извинилась перед ней миллион раз, она все равно не желала со мной разговаривать.

Обстановка в доме стала неуютной. Мами и Папи старались делать вид, что ничего не замечают, но на пятый день после моего непростительного преступления Папи обнял меня и сказал:

— Почему бы тебе не зайти сегодня ко мне на работу?

Он оглянулся на надутую Джорджию и многозначительно посмотрел на меня, как бы говоря: «Не здесь же разговаривать! »

— Ты уже давным-давно ко мне не заглядывала, а у меня много нового, чего ты не видела.

И вот после школы я прямиком отправилась в галерею к Папи. Войти в его магазин было все равно что войти в музей. В приглушенном свете древние статуи выстроились по обе стороны комнаты, глядя друг на друга, а в стеклянных витринах красовались предметы искусства — глиняные, или из разных металлов, включая драгоценные, или еще какие-нибудь.

— Ma princesse! — взревел Папи, увидев меня; благоговейная тишина разлетелась вдребезги.

Я вздрогнула. Так в детстве называл меня папа, и после его смерти никто больше не произносил этих слов.

— Пришла все-таки! Ну, что ты вот так сразу видишь новенького?

— Вот его, прежде всего, — ответила я, показывая на фигуру атлетического юноши в человеческий рост.

Он выставил вперед одну ногу, а сжатую в кулак руку прижимал к боку. Второй руки и носа у скульптуры недоставало.

— А, мой грек! — воскликнул Папи, подходя к мраморной фигуре. — Пятый век до Рождества Христова. Истинная находка! В наши дни греческое правительство и не позволило бы вывезти его из страны, но я его купил у одного шведского коллекционера, семье которого он принадлежал еще с девятнадцатого века. — Папи повел меня мимо драгоценной гробницы, укрытой стеклянным футляром. — В наши дни не знаешь, с чем можешь столкнуться, иной раз источники бывают весьма сомнительными…

— А это что такое? — спросила я, останавливаясь перед большой черной вазой.

На ее поверхности было изображено красной краской около десятка или немного больше человеческих фигур в театральных позах. Это были две вооруженные группы, стоявшие лицом друг к другу, и во главе каждой из маленьких армий был обнаженный мужчина с яростным лицом. Предводители держали копья, готовясь швырнуть их друг в друга.

— Обнаженные воины. Интересно.

— А, ты об этой амфоре… Она лет на сто помоложе грека. Это схватка двух городов, а ведут армии нумины.

— Ведет кто?

— Нумины. Нумин в единственном числе. Разновидность римских божеств. Наполовину человек, наполовину бог. Его можно ранить, но не убить.

— Значит, они обнажены потому, что они боги? — спросила я. — Им не нужны доспехи? По мне, похоже на позерство.

Папи хихикнул.

«Нумин, странное слово», — подумала я и пробормотала себе под нос:

— Немножко похоже на «нума».

— Что ты сказала? — вскрикнул Папи, и его голова при этом дернулась от вазы ко мне.

Вид у него был такой, словно его кто-то ударил.

— Я сказала, что «нумин» звучит похоже на «нума».

— Где ты слышала это слово? — спросил дед.

— Не знаю… по телевизору?

— Очень в этом сомневаюсь.

— Я не знаю, Папи, — растерялась я, отворачиваясь от его лазерного взгляда и пытаясь найти в галерее что-нибудь такое, что помогло бы мне вывернуться. — Наверное, оно мне попалось где-нибудь в старых книгах.

— Хмм… — Дед не слишком уверенно кивнул, принимая мое объяснение, но взгляд у него остался встревоженным.

Когда Папи обнаруживал, что кто-то, кроме него, знает о всяких его архаичных богах и чудовищах, он всегда приходил в волнение.

— Спасибо, что пригласил меня сегодня, Папи, — заговорила я, спеша сменить тему. — Но ты ведь хотел о чем-то со мной поговорить? Кроме скульптур и ваз, да?

Папи рассеянно улыбнулся.

— Да, я просил тебя прийти, чтобы поговорить о том, что происходит между тобой и Джорджией. Что это, мелкая стычка, — спросил он, глядя на вазу, — или полномасштабная война? Конечно, это не мое дело. Просто я думаю, когда же вы, наконец, заключите перемирие и вернете в дом покой? Если все это протянется достаточно долго, мне, пожалуй, придется внезапно уехать по неотложным делам.

— Мне очень жаль, Папи, — сказала я. — Это полностью моя вина.

— Знаю. Джорджия сказала, что ты, вместе с какими-то молодыми людьми, бросили ее в некоем ресторане.

— Да. Но там произошло… в общем, несчастный случай, и нам просто пришлось уехать.

— И у вас не было времени даже на то, чтобы позвать Джорджию? — скептически поинтересовался Папи.

— Не было.

Папи взял меня за руку и повел в переднюю часть галереи.

— Вообще-то на тебя это совершенно не похоже, princesse. А со стороны твоих спутников выглядит не по-джентльменски.

Я кивнула, полностью с ним соглашаясь, но мне нечего было сказать в свою защиту.

Мы подошли к входной двери.

— Поосторожнее выбирай приятелей, с которыми проводишь время, cherie. Не у каждого такое доброе сердце, как у тебя.

— Прости, Папи. Я прямо сейчас поговорю с Джорджией.

Я обняла деда и вышла из полутемной галереи, моргая от яркого солнечного света. Купив в ближайшем цветочном магазине букет гербер, я отправилась домой, чтобы попытаться преодолеть рубеж и заключить мир с сестрой. Не знаю, цветы ли помогли или просто созрел момент для того, чтобы все простить и забыть, но на этот раз мои извинения были приняты.

Вместо того чтобы остудить мое желание видеть Винсента, слова Папи только подогрели его. Прошло пять невероятно длинных дней, и, хотя мы договорились встретиться в выходные и каждый день говорили по телефону и слали друг другу сообщения, все равно это время показалось мне вечностью.

Наладив, наконец, мир с Джорджией, я сразу схватилась за телефон, чтобы позвонить Винсенту. Но не успела я набрать номер, как на дисплее появилось его имя, мой телефон зазвонил.

— А я как раз собралась тебе звонить, — засмеялась я в трубку.

— Что ж, прекрасно, — донесся до меня его бархатный голос.

— Как Эмброуз, уже на ногах? — спросила я.

По моей просьбе Винсент ежедневно давал мне отчет о состоянии своего друга. На следующий день после того, как Эмброуз был заколот, раны начали затягиваться, и Винсент заверил меня, что, как всегда, Эмброуз будет «как новенький», когда проснется.

— Да, Кэти. Я ведь говорил, все в порядке.

— Конечно, знаю. Просто мне до сих пор трудно в это поверить, вот и все.

— Ну, ты можешь сама его увидеть, если захочешь прийти. Но может, лучше нам сначала прогуляться? И поскольку нам не удалось посидеть в кафе «Ле дю Маго» без того, чтобы кого-нибудь убили или покалечили, я подумал, можно было бы снова пойти туда.

— Согласна. У меня есть несколько часов до ужина.

— Заеду за тобой в пять?

— Отлично.

Когда я спустилась вниз, Винсент уже ждал меня, сидя на своей «Веспе».

— Быстро ты добрался, — сказала я, беря шлем из его рук.

— Приму за комплимент, — ответил он.

Это был первый холодный день в октябре. Мы сидели перед кафе на бульваре Сен-Жермен, под одним из высоких, похожих на фонари обогревателей, которые выставлялись возле всех уличных столиков сразу, как начинало холодать. Тепло обливало мои плечи, а горячий шоколад согревал изнутри.

— Да, вот это шоколад! — сказал Винсент, наливая в свою чашку густую жидкость и добавляя к ней горячего молока из второго кувшинчика.

Мы сидели и смотрели на проходивших мимо людей — в спортивных куртках, шапках и перчатках впервые в этом сезоне.

Винсент откинулся на спинку стула.

— Итак, моя дорогая Кэти, — начал он. Я вскинула брови, и он засмеялся. — Ладно-ладно, просто добрая старая Кэти. По нашему договору об обмене информацией я подумал, что должен ответить тебе на какой-нибудь вопрос.

— На какой именно?

— На любой, если только он будет касаться двадцать первого века, а не двадцатого.

Я немножко подумала. Что мне действительно хотелось знать, так это кем был Винсент до того, как вообще умер. В первый раз. Но он явно не был готов рассказать мне об этом.

— Хорошо. Когда ты умирал в последний раз?

— Около года назад.

— И как?

— На пожаре.

Я снова замолчала, гадая, как далеко он позволит мне зайти.

— А это больно?

— Больно что?

— Умирать. Я хочу сказать, что в первый раз это, конечно, то же самое, что любая другая смерть. Но вот потом, когда вы погибаете, спасая кого-то… это больно?

Винсент внимательно всмотрелся в мое лицо, прежде чем ответить.

— Да все точно так же, как у вас, людей, если вы, например, попадаете под поезд метро… Или задыхаетесь под грудой горящих бревен.

У меня по коже поползли мурашки, когда я попыталась представить, как человек… или ревенант… что ему приходится переживать весь ужас и всю боль смерти не один раз, но регулярно… По собственному выбору. Винсент прекрасно видел мою растерянность и взял меня за руку. Его прикосновение успокоило меня, но сверхъестественное воздействие было тут ни при чем.

— Но тогда зачем вы это делаете? Это что, некая великая потребность служения обществу? Или вы так возвращаете вселенной долг за свое бессмертие? Я хочу сказать, я весьма ценю то, что вы спасаете человеческие жизни, но после нескольких таких акций почему бы не позволить себе состариться, как Жан-Батист, а потом тихо умереть от дряхлости? — Я сделала паузу. — А вы вообще умираете от старости?

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8910 11 12 13 Следующая ⇒