ЧАСТЬ ВТОРАЯ 4 страница

Бармен наконец принялся разливать напитки.

– Может, и попробую, попозже, – ответила я. – Если хочешь, я куплю их у тебя.

Он замотал головой.

– Нет, они классные. Ты обязательно должна их попробовать. – Он протянул мне две таблетки, которые я сунула в карман джинсов. – Уверен, ты сможешь найти дилера во Флориде, – продолжал он. – Все мои знакомые сидят на «В».

– Убери их, пока мама не вернулась. – Она уже расплачивалась.

Он сунул коробочку обратно в карман рубашки.

Мама поставила поднос с напитками на столик: два стакана «пикардо» и один с колой. Майкл был разочарован.

– Что ты пьешь?

– Это называется «пикардо». Хочешь попробовать?

Мае бросила на меня вопросительный взгляд. «Потом расскажу», – мысленно ответила ей я.

Красный стакан сиял в свете свечей. Майкл поднес его к губам, пригубил и закашлялся.

«Извини, друг, – подумала я, – но ты напрочь не один из нас».

Мама все говорила правильно. Вопрос о Кэтлин она подняла настолько тактично, что Майкл не расстроился. А может, это «В» помогал ему держать эмоции под контролем.

– Маме пришлось тяжелее всех, – рассказывал он. – Она сидит на антидепрессантах и от этого как пришибленная. По крайней мере, теперь она хоть из дому выходит. А то месяцами лежала в постели.

– А кто это сделал, так и не выяснили? – Мамин голос звучал умиротворяюще.

– Нет, хотя некоторое время думали, что к этому могли быть причастны Ари с отцом. – Он взглянул на меня. – Ты знала об этом.

– Агент ФБР даже до Флориды добрался, – сказала я.

– Люди по‑ прежнему считают странным, что ты покинула город после убийства. – В голове у него роились смутные подозрения.

– Я бы никогда ничего подобного не сделала, – сказала я. – И он тоже.

– Я знаю. Да, мне было грустно узнать, что он умер.

Мае резко сменила тему. Она спросила Майкла о его планах по части колледжа, а он пространно и в самых расплывчатых выражениях объяснил, почему таковых у него не имеется.

Когда Майкл ушел, рассыпавшись в обещаниях оставаться на связи, которые, как мы все понимали, так и останутся невыполненными, мы с мамой сидели за столиком и говорили о вещах, которых раньше касаться было нельзя.

– Разве он не заслужил знать правду? – спросила я.

– А где правда? – Мае допила свою порцию и шевельнула пальцами над пустым бокалом.

Бармен не сводил с нее глаз и наполнил бокал в мгновение ока. Он хотел задержаться, но она осадила его одним взглядом, и он ретировался. Я сообразила, что она затеяла флирт, чтобы дать нам с Майклом возможность поболтать наедине.

– Нам известно только то, что рассказал Малкольм в Сарасоте, – сказала она. – Он мог солгать – это он умеет, как никто.

Но я слышала его признание и помнила подробности – он говорил о том, как убил ее. Он сделал это потому, что она была помехой, – так он сказал.

– Даже если Малкольм убил ее, что толку рассказывать об этом Майклу? – Глаза у мае потемнели. – Мы не знаем, где Малкольм. У нас нет доказательств. Поверь мне, Ариэлла, лучше ничего не говорить.

Я верила ей. Но чувствовала тяжесть знания, словно какую‑ то болезнь внутри.

ГЛАВА 6

Наутро мы покинули Саратога‑ Спрингс, коробки и прочий багаж бултыхались в кузове у нас за спиной.

На выезде из города я попросила маму остановиться у кладбища. Имя Кэтлин было выгравировано на большом камне, а рядом стоял еще один, поменьше, с именами ее родителей. Под каждым именем стояло по дате, но только у Кэтлин их значилось две. Я положила на ее могилу один из подаренных ею дисков – не знаю почему.

– И на этом мы простимся с Саратога‑ Спрингс. – Мае повернула к выезду на 1‑ 87. Она вздохнула и покосилась на меня. – Извини.

– За что?

– Я думала, возвращение сюда пойдет тебе на пользу, в смысле, даст ощущение завершения…

– Ненавижу это слово. – Я извинилась, что перебила ее.

– Ну, тогда катарсиса. – Она нажала на педаль газа, но грузовичок придерживался собственного темпа, едва превышавшего скоростные ограничения. – Ненавижу автоматические коробки передач.

– «Катарсис» значит «очищение». – Я провожала взглядом пологие зеленые холмы. – Я не чувствую себя особенно чистой.

– Ты не виновата, что Кэтлин умерла. – Мае перестроилась в правый ряд. – И что Мисти пропала, тоже не виновата.

Не успели мы пересечь границу Нью‑ Джерси, как у меня зазвонил мобильник. Служба шерифа округа Ситрэс выследила меня.

Инспектор сначала сказал мне, что у них «есть зацепки», но Мисти еще не нашли. Тошнотворное ощущение усилилось.

– Она говорила тебе что‑ нибудь насчет отъезда из города? – спросил он.

– Нет. – Я дважды пересказала основную часть нашего с ней телефонного разговора. Но в нем не было ничего особенного. – Да, голос у нее был веселый. Она сказала, что в тот вечер у нее было назначено свидание с Джессом. Джессом Весником. Это брат Осени. Нет, я не очень хорошо его знаю.

Инспектор спросил, где я находилась в ночь ее исчезновения, и я сказала, что дома. Мне хватило ума не рассказывать ему о приступе головокружения и ощущении присутствия какого‑ то зла. Я согласилась явиться в офис шерифа по возвращении.

– Мае, когда мы будем дома?

Грузовик выезжал на скоростное шоссе Нью‑ Джерси.

– Завтра к ночи, полагаю. Нам все‑ таки надо есть и спать.

Я обещала инспектору прийти во вторник утром и повесила трубку.

– Ума не приложу, где она. – В кабине было холодно, и я обхватила себя руками за плечи.

– Ты не думаешь, что она сбежала? – Мае вела машину так же, как танцевала, – плавно и ритмично. Тормозами почти не пользовалась.

– Нет. – Я не могла представить, чтобы у Мисти хватило духу сбежать. – Ей было в некотором роде скучно, но она была влюблена. Или думала, что влюблена.

– А как насчет тебя?

У мамы голова работала не так, как у папы. Она импульсивно перескакивала с одной мысли на другую, тогда как его ум отличала методичность, даже при попытке связать несопоставимые понятия.

– Ты спрашиваешь, не влюблена ли я?

Мае вскинула бровь. (Я так не умею – я проверяла. ) Это означало: «Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду».

– Нет, – ответила я решительно. Чувства, испытанные мною при виде Майкла, не были любовью. Скорее, сожалением о том, что могло бы получиться, будь Кэтлин жива.

Одно я усвоила: смерть любимого человека меняет для оставшихся весь мир.

Позднее в тот же день я заметила бугорки таблеток в кармане джинсов и вынула их. Мае спросила, что это, и я рассказала.

– Таблетки, превращающие людей в вампиров? – хмыкнула она. – Исключено.

– Я подумала, не сдать ли их на анализ. – Интересно, кто торгует этим зельем.

– Дельная мысль. – Она включила поворотники. – Мы уже в Мэриленде. Предлагаю остановиться и пообедать. Здесь можно найти неплохой рыбный ресторан.

Я согласилась, хотя особого аппетита не чувствовала.

На ночь мы остановились в гостинице в Южной Каролине и наутро, спозаранку, продолжили путь. В Хомосасса‑ Спрингс мы въехали на закате. Неистово‑ яркий мандариново‑ оранжевый шар опускался за горизонт между купами деревьев.

Фургон остановился на светофоре, и я увидела первое объявление, пришпиленное к фонарному столбу: «ПРОПАЛА» – гласил заголовок. С помещенной ниже фотографии улыбалась Мисти (более юная и без косметики). От увиденного мне сделалось холодно, ее исчезновение превратилось из абстракции в жуткую конкретику.

Зажегся зеленый, и мы тронулись. Объявления висели на каждом третьем столбе.

Когда мы наконец свернули на нашу дорогу, а потом на проселок, я испытала усталое облегчение. Дом был здесь, а не в Саратога‑ Спрингс. Окна светились желтым (настоящие окна – стекла уже вставили). С тех пор и навсегда желтые огни на фоне темноты означают для меня дом, а дом всегда означает любовь и тайну.

Дашай с Грэйс на руках вышла нас встречать, не дожидаясь, пока мае выключит мотор.

– Ну, – сказала она, – вам какую новость сначала – плохую или очень плохую?

В гостиной мы услышали плохую новость: Дашай получила отчет от специалистов из Департамента сельского хозяйства, которые проводили экспертизу наших погибших пчел. Они обнаружили множественные патологии, вероятно вызванные пестицидами или вирусом, наряду с признаками клещевого заражения.

– Эта часть тебе понравится, – обратилась ко мне Дашай. Она уселась на подлокотник кресла, поправив тюрбан из полотенца. Она завела привычку мыть голову каждый вечер, что, по словам мае, «типично для покинутых женщин». – Эти клещи называются «варроа», мелкие паразиты, высасывающие из пчел жизнь. По прозвищу «клещи‑ вампиры». Мило, а?

Мае, сцепив пальцы, вытянула руки над головой и хрустнула костяшками.

– Очаровательно, – сказала она.

– Откуда они взялись? – спросила я.

– Из Азии, много лет назад. Наверное, какой‑ нибудь фанат пчеловодства завез в чемодане. Большую часть зараженных пчел уже уничтожили. Лекарства паразитов не берут.

– Клещи и пестициды существуют давно. – Мае устремила взгляд вдаль. – Здоровые ульи, как у нас, прекрасно им сопротивлялись. Наверное, это перевозка во время урагана сделала пчел уязвимыми.

– Нам придется уничтожить ульи. – Дашай взглянула на мае.

– Я займусь этим завтра, – ответила та бесстрастно.

– Я помогу. – Дашай глубоко вздохнула. – А теперь хотите действительно плохую новость? Сегодня здесь побывали помощники шерифа Они облазили дом и все поместье.

Мае расцепила пальцы и уронила руки.

– Ордер у них был?

– Нет. Они спросили, нельзя ли им тут посмотреть, а я ответила, что скрывать нам нечего. Они прочесали все и убрались. Ничего не взяли. Я специально следила.

Я обмакнула креветку в миску с красным соусом и съела.

– Дашай, ты всерьез думаешь, что они стали бы у нас красть?

Дашай с мамой недоверчиво на меня посмотрели, затем глаза их исполнились сочувствием.

– Не красть, – сказала мае. – Дашай имела в виду изъятие улик.

Мне потребовалось несколько секунд, чтобы привыкнуть к мысли, что помощники шерифа подозревают меня в причастности к исчезновению Мисти. Тем временем Грэйс вспрыгнула на диван между мной и мамой. Я погладила ее.

– Та, другая девочка, ну, которая вместе с ней заходила к Фло в тот вечер… – Дашай защелкала пальцами, силясь припомнить имя.

– Ты имеешь в виду Осень?

– Осень, точно. Она была здесь. Заявилась вчера вечером, позвонила у ворот. Она хотела поговорить с тобой.

– У нее есть мой телефон. – Грэйс лизнула мне руку и заурчала. Из любви ко мне или с прицелом на креветку?

– Ну и ладно. Она сказала, что ей надо с тобой поговорить и что она еще зайдет.

Но в тот вечер Осень не вернулась. Мы рано легли спать, памятуя, что наутро мне предстоит разговаривать с полицией.

Контора шерифа округа Ситрэс помещалась в кирпичном здании в центре Инвернесса, а сама беседа происходила в бледно‑ зеленой комнате с большим столом, пластиковыми стульями и водруженным на стену огромным флагом США. Мае попросили присутствовать. Инспектора звали Пат Морли. Этот лысеющий человек среднего роста в темных брюках и белой рубашке с короткими рукавами обладал на редкость незапоминающимся голосом и чертами лица. Его серые глаза казались обесцвеченными. Он сел напротив нас и принялся негромко задавать мне вопросы, делая пометки в блокноте.

Вопросы были те же, что и по телефону: как я познакомилась с Мисти, как долго продолжалась наша дружба, много ли времени мы проводили вместе, где я находилась в ночь ее исчезновения. Время от времени он поглядывал на мае, приглашая ее подтвердить мои слова, и она каждый раз говорила: «Все верно».

Он спросил о походе в торговый центр, и я рассказала ему, как мы с Мисти пообедали.

– У меня было такое чувство, будто за нами наблюдают.

– Какого рода чувство? Ты видела кого‑ либо?

– Ощущала. Я никого не видела.

Он не потрудился это записать.

О Джессе он расспрашивал более подробно: состояли ли они с Мисти в каких‑ либо отношениях? Насколько близки они были? И он знал, что Джесс побывал у нас за неделю до ее исчезновения. О чем мы говорили?

Дело приняло щекотливый оборот. До сего момента я отвечала на все вопросы честно, не жульничая – иными словами, не подслушивая его мысли. Но теперь мне требовалось знать, что у него на уме, и я включилась. Услышанное потрясло меня настолько, что это, должно быть, отразилось у меня на лице, поскольку мае прислала мне предостережение: «Осторожно! »

Инспектора Морли мои слова практически не интересовали! Он для проформы задавал вопросы, но его заметки представляли собой каракули, которые никто никогда не расшифрует. Он уже решил: Джесс убил Мисти. Он был уверен, что обнаружение трупа – только вопрос времени.

– Мы говорили о питии и автовождении, – сказала я чистым и проникновенным тоном. – Я сказала ему, что он должен перестать пить.

– Да, он рассказывал нам об этом, – кивнул Морли. – Он о тебе очень высокого мнения.

Но думал он другое: «Тупица. Однажды ночью выйти из себя и сломать собственную жизнь, и ради чего? Ради какой‑ то шлюшки? »

Я открыла рот, чтобы сказать: «Мисти не шлюшка», – но вовремя осеклась.

– Мисти неплохая девочка. Просто заскучала немного. И Джесс неплохой парень.

Он поблагодарил нас за потраченное время.

– Погодите, – сказала мае. – Какие меры вы предпринимаете, чтобы отыскать ее?

– Семья организовала поисковую команду, – ответил он.

Что‑ то не давало мне покоя, но я никак не могла вспомнить, что именно. Я снова прокрутила в голове все его вопросы, и тут до меня дошло: человек на джипе.

Я рассказала инспектору Морли о том, что видела внедорожник в день знакомства с Мисти и Осенью и в тот вечер, когда они вышли из «У Фло». Он приоткрыл глаза чуть шире и кое‑ что записал – на сей раз по‑ настоящему.

– Как выглядел автомобиль?

Я постаралась визуализировать машину, увидеть, как она выезжала с парковки.

– Бежевый. На задней дверце название серебряными буквами, – медленно произнесла я. – «Шевроле».

– Номер не запомнили?

– Нет, но у водителя… – Я собиралась сказать: «Не было глаз», но получила мощное предупреждение от мамы не говорить этого. – Он пялился на девочек, когда я в первый раз его увидела.

Это инспектора не заинтересовало.

– Крепкого сложения, – добавила я. – Лысый.

Мы вышли из участка и направились к фургончику мае – ее собственному, а не прокатному, который Дашай уже начала разгружать. Она вырулила с парковки и только тогда спросила:

– Почему ты не рассказала мне, что видела слепого?

– Я пыталась, дважды. Но оба раза вмешивались другие дела.

Обратно в Хомосассу мы ехали молча. Когда мы заезжали на парковку перед «У Фло», я сказала:

– Я видела его раньше. В Сарасоте.

– Понятно.

– Ты тоже его видела?

– Нет, но я слышала о нем. – Она выключила двигатель и повернулась ко мне. – Отец никогда не рассказывал тебе о предвестниках?

Предвестники, как она разъяснила мне за ранним обедом «У Фло», являются знаками надвигающихся событий.

– Видят их не все. Я, например, не вижу. Но твой отец видел слепца дважды, и ты, похоже, унаследовала от него эту способность.

– Слепой в Гластонбери.

Я вспомнила папин рассказ об увиденном в Англии человеке, незадолго до того, как его сделали вампиром. Я видела этого человека в Сарасоте. На следующий день налетел ураган, и в нашей многоэтажке случился пожар. Разумеется, он не мог быть слеп – он же водил машину.

– Но кто он? – Мне становилось тошно при одной мысли о слепом.

– Твой отец считает, что предвестники суть юнгианские тени. – Она откусила кусочек сэндвича с окунем.

О Фрейде и Юнге я имела весьма поверхностное представление. Папа считал их сочинения вымыслом, в общем и целом.

– В смысле, они не настоящие?

– Для тех, кто их видит, очень даже настоящие. – Она откусила еще кусочек и медленно его прожевала. – Юнг считал, что тени представляют собой видения наших бессознательных «я», которые мы подавляем.

– Но я действительно видела мужчину в джипе. – Я знала, что он не просто тень. – И Осень с Мисти тоже.

Мама верила мне.

– Да, ты видела мужчину на внедорожнике. Но был ли он на самом деле слеп? Ты увидела то, чего больше всего боишься: исполненное злобы существо, не способное видеть. Это твоя теневая личность.

– Предвестники всегда означают перемены к худшему? – спросила я. «У Фло» сегодня было необычно шумно, и мне пришлось повысить голос, чтобы мама расслышала меня.

– Для твоего отца – да. Но не для всех. У Дашай предвестник – черная птица, скворец, которая налетает на нее. Это происходит, когда надвигаются перемены, к лучшему или к худшему.

Смысл явления оставался для меня неясен.

К нашему столику подошел Логан, бармен – редкий случай, ибо он предпочитал находиться за стойкой.

– Слышал, вы нынче утром навещали шерифа, – обратился он к мае.

Одно мне всегда не нравилось в жизни округа Ситрэс: все всё друг про друга знали. Кто‑ то заметил мамин фургончик и не замедлил раззвонить об этом.

– Да, – ответила мае, – и по какому поводу?

Он расплылся у улыбке и указал на подвешенный над стойкой телевизор. Тампа показывала фото Мисти, а затем лица двух растерянных людей – «родителей пропавшей девочки», как гласил заголовок.

– На этой неделе в городе только один цирк. – Логан взглянул на меня. – Так ты знакома с этой Мисти?

– Знакома. Но не очень близко.

– Они с подружкой просто напрашивались на неприятности. Однако это позор, когда девушка пропадает. – Логан снова обернулся к мае. – Помнишь последнюю?

Она кивнула, не сводя с меня глаз.

– Еще одна пропала? – спросила я.

– За прошедшие годы их было несколько, – ответил Логан. – Хуже всего было последнее исчезновение, два года назад. Малышку нашли похороненной в саду у соседа…

– У тебя посетители. – Мае дернула головой в сторону бара. Она не хотела, чтобы я слышала подробности, – не хотела расстраивать меня еще больше.

Но в последующие дни я услышала подробности во всей красе, я и вообразить не могла таких ужасов. Пока я росла в Саратога‑ Спрингс, огражденная от телевизора и газет, изучая философию и математику, исчезали люди по всей Америке – да что там, по всему миру. Ежегодно пропадали десятки тысяч человек – в большинстве своем взрослые мужчины. Но средства массовой информации прежде всего обращают внимание на хорошеньких девушек и детей – каждый год около трех сотен детей похищают и не возвращают. Каждый год из дома убегает более миллиона подростков. Большинство через неделю возвращается, но процентов семь – семьдесят тысяч ребят – исчезают бесследно.

Мне трудно было поверить, что подобные вещи вообще происходят, не говоря уже об их частоте. У меня возникло ощущение, будто мир, в котором я жила, всего лишь фасад – что под его покровом ревет и бушует более темный мир. Я мельком заглядывала в этот мир и раньше, но и понятия не имела, насколько обширным и гибельным он может быть.

Впоследствии, когда бы мы ни ехали в мамином фургоне, я всегда замечала подростков в наушниках или разговаривающих по мобильнику, не обращающих внимания на внешний мир – ни на плакаты с Мисти, ни на незнакомцев, которые, возможно, следят за ними. И гадала, кто следующий.

По возвращении домой мае с Дашай жгли рамки от ульев. Я не помогала. Не хотела видеть, как они горят. Едкий запах просочился в дом и держался несколько дней.

На ужин я сделала салат, но особого аппетита ни у кого не было. Мае извинилась и ушла принимать ванну. Мы с Дашай сели играть в «восьмерки», но думали каждая о своем и играли плохо. Игра затягивалась.

Когда раздался звонок у главных ворот, Дашай сказала:

– Это опять та девица.

В следующее мгновение в интеркоме раздался голос Осени.

Когда я вышла к воротам, она ждала меня. Темные очки, черные джинсы в обтяжку и топ без бретелек с единственным словом на нем: НЕТ.

– Мне надо с тобой поговорить, – сказала она.

– Почему ты не позвонила мне? – Я отперла ворота и поманила ее внутрь.

– Мобильники могут отслеживать. Или прослушивать. – Она вкатила свой велосипед на подъездную дорожку.

Мы сели в лунном саду. Хотя небо уже темнело, Осень не снимала солнечных очков. Было по‑ прежнему жарко и влажно. Меня это не волновало, но Осень то и дело вытирала лоб рукой.

– Ненавижу Флориду, – сказала она.

– Разве ты не здесь родилась?

– Здесь – и считаю минуты до того, как смогу свалить отсюда. Ну, что ты сделала с Мисти?

Такого вопроса я не ожидала. Попытавшись расслышать, что она думает, я услышала только жужжание, наподобие радиопомех. «Кто ты? » – подумала я.

В ответ я услышала тонюсенькое подвывание. Оно исходило не из уст Осени, но откуда‑ то изнутри ее.

В следующее мгновение над нею, спиной ко мне, склонилась Дашай.

– Кто‑ то звал меня? – негромко спросила она. Она сняла с Осени очки, и та не шелохнулась.

Я вывернула шею и мельком увидела глаза Осени – широко раскрытые, а по радужке левого бежал свет.

Дашай заслонила ее от меня.

– Да, моя лапочка, – ворковала она. – Это ты меня звала. Теперь я тебя слышу. Не слышу! Слышу четко и ясно. Ты не здесь! Я ничего не слышу.

Она продолжала в том же духе, неся чепуху («Вижу тебя, ничего не вижу. Чувствую тебя, тебя вообще нет»). Я испугалась, не спятила ли наша Дашай, не повлияло ли исчезновение Беннета на ее разум. По спине ползло горячее и щекочущее ощущение неловкости.

Но я не ушла. Я закрыла глаза, и на внутренней стороне век заплясали цветные пятна, завихрения лилового. Спустя минуту или около того я снова услышала подвывание, а затем неожиданное «чпок».

Я открыла глаза. Дашай отвернулась от Осени, лицо ее сияло.

– Хочешь посмотреть? – обратилась она ко мне, протягивая сжатую в кулак правую руку.

Отчасти мне хотелось, но я покачала головой.

– Это демон Осени, да?

– Да, в ней сидела саса. Я услышала ее. Иногда они поют по ночам. Точно не хочешь взглянуть? А то мне надо быстро ее утопить.

Я быстренько взглянула. Нечто маленькое, темное и слизистое на вид извивалось у нее на ладони. Затем Дашай сомкнула пальцы и направилась к реке.

Пока мы разговаривали, Осень не шевелилась. Она сидела с открытыми глазами, ровно дыша, положив руки на колени. Затем моргнула и заерзала.

– Так что, по‑ твоему, приключилось с Мисти? – спросила она как ни в чем не бывало.

Я сказала ей, что не знаю. Она кивнула, но подумала: «Она знает больше, чем говорит». Теперь, когда саса исчезла, я слышала ее мысли.

Интересно, за какие такие «заслуги» она получила саса?

– Джесс вчера проходил детектор лжи. – Она произнесла это так небрежно. – Сегодня ему сказали, что он не прошел, и теперь ему предстоит еще два раза.

– Бедный Джесс. – Я надеялась, что гипноз не повлиял на результаты теста.

– Мой брат не лжец. Он говорит, что в ту ночь она его продинамила. – Но в голове у нее вертелось: «Он ее убил? »

– Не думаю, что это он сделал, – сказала я. – Не тот у него характер. Кроме того, почему ты думаешь, что она умерла?

– Уже четыре дня. – Осень пожала узенькими плечиками. – К этому времени обычно уже нет в живых.

– Ты, смотрю, не слишком расстроена.

– Ну, не то чтобы она много значила для меня. – Осень поднялась уходить. – Я даже не особенно хорошо ее знала.

Но она лгала. Мисти была ее первой и единственной подругой.

Я проводила ее до ворот.

– Тебе не страшно болтаться одной по ночам?

Она закинула ногу и оседлала велосипед.

– Посмотрю я на того, кто за мной увяжется, – фыркнула она.

ГЛАВА 7

Некогда мама считала места, в названиях которых присутствует буква «С», счастливыми. Исключительно по этой причине она решила поселиться в Саратога‑ Спрингс, а потом «С» привлекла ее в Хомосасса‑ Спрингс.

В противоположность этому, места, чьи названия начинались на букву «Д», она считала несчастливыми. Она полагала, что они притягивают негативную энергию. С ее точки зрения, это объясняло, почему в местах типа Делтоны и Дилана, во Флориде, происходит столько убийств и других преступлений.

Но мае переросла эти суеверия. Счастье, решила она, больше зависит от отношения к жизни, чем от чего‑ либо иного. Хорошее и плохое происходит беспорядочно, повсюду.

Помимо отношения, поиск причин, закономерностей естественен, когда случается что‑ то плохое.

«Третий раз за все платит» – эту поговорку я не раз слышала в Хомосасса‑ Спрингс после исчезновения Мисти. Ее всегда цитируют после того, как произойдет два плохих события и люди отправляются искать третье. В одном я уверена: третья неприятность сама тебя найдет.

Я так и не выяснила, кто пустил слух, что Мисти убила я. Это могла сделать Осень, до того как лишилась своего демона – после встречи с Дашай ей уже не хватило бы на это зла. Скорее всего, это был кто‑ то из друзей Джесса, пытавшихся отвлечь от него внимание.

Дашай мне и рассказала. Публика, обедавшая «У Фло», полагала, что Мисти мертва («как и та бедняжка два года назад») и что я каким‑ то образом за это ответственна, поскольку я, очевидно, была последней, кто с ней разговаривал.

Я была погружена в беседу с Мэри Эллис Рут, когда в дом ворвалась Дашай: полосатая футболка, белые джинсы и красные кеды – это была ее униформа в то лето. Рядом с Рут, в бесформенном платье и громадных мужских темных очках, она выглядела особенно элегантной. Мне не доставило удовольствия выслушивать на глазах у Рут, что в городе меня считают убийцей, но Рут наслаждалась зрелищем – это читалось в том, как она сложила руки. Мне ни разу не удалось расслышать ее мысли. Видимо, она блокировала их полностью и все время. «Должно быть, она вампир», – думала я. Однако мне была ненавистна мысль, что она – одна из нас.

Рут приехала забрать свежую папину почту. Я спросила ее про валланиум и показала ей одну из красных пилюлек, выданных мне Майклом.

Да, сказала Рут, она про них слышала. Наркотик популярен в Тампе, неподалеку от которой она на тот момент обитала. Очевидно, его продают в школах.

– Что в нем?

– Кто знает? – Она потерла руки, ей было явно неловко оттого, что она не знает ответа.

– Не могли бы вы разложить его для меня?

И тут влетела Дашай со своими сплетнями.

У вампиров есть одно свойство – мы в основном не обращаем внимания на слухи. Когда ты не завязан на общество, не имеет особого значения, что о тебе говорят люди, – пока не доходит до крайностей. Тогда просто переезжаешь.

Но эта сплетня меня по какой‑ то причине задела.

– Это нечестно, – сказала я. – В тот вечер я с Мисти даже не виделась. И вообще, почему все думают, что она умерла?

Уже по их лицам я поняла, что Дашай и Рут считают так же.

– Ну‑ ка, давай пилюлю. – Рут протянула ладонь, больше смахивавшую на лапу: на тыльной стороне росли густые, словно шерсть, волосы. – Я выясню, из чего его делают, и дам тебе знать.

Затем она собрала почту и не попрощавшись ушла, как будто была сыта по горло нашим обществом.

– Так вы с Рут теперь подружки? – Голос Дашай сочился скепсисом.

– По крайней мере, она не распускает слухи. – Настроение у меня испортилось, но долго злиться на Дашай я не могла. – У меня вопрос.

– У тебя всегда есть вопрос.

Сформулировать оказалось нелегко.

– Хорошо ли убивать демона?

Папа был сторонником ненасилия и воспитал меня с мыслью, что убивать вообще плохо.

Дашай выслушала меня, не шелохнувшись, даже не моргая.

– Это как вырезать рак, – ответила она. – Если узнал, что он есть, неправильно было бы не избавиться от него.

Я набрала воздуха.

– Так как же он выглядит?

– Все саса разные. – Дашай подошла к стоявшей на кофейном столике миске с грецкими орехами и взяла один из них. – Размером и формой она напоминает этот орех, только темная и без твердой скорлупы. Она мягче, понимаешь, вроде опухоли.

Я никогда не видела и не щупала опухоль и надеялась, что не придется.

– Значит, глаз у нее нет?

Дашай рассмеялась.

– Ты смотрела на нее, помнишь? Нет, у нее нет ни глаз, ни ушей, ни носа. – Она снова засмеялась. – Не гляди так разочарованно. У нее есть крохотный ротик – с его помощью она прикрепляется. И она вибрирует и иногда испускает высокий звук, который слышат только четаглоки.

Я не стала ей говорить, что тоже слышала.

Позже в тот же день нам нанесло визит ФБР.

Услышав звонок, мама подошла к главным воротам. Спустя минуту она вернулась в обществе агента Сесила Бартона.

Я видела его всего месяц назад. Он появился в Киссими, где мы жили после урагана. Он до сих пор пытался выяснить, кто убил Кэтлин.

Теперь, когда я снова оказалась «фигурантом» в деле об исчезновении Мисти, он хотел задать мне несколько вопросов.

Когда он вошел, я лежала на диване в гостиной, читая «Графа Монте‑ Кристо» и размышляя о природе чести. С первого обмена взглядами я поняла, что эта беседа ничем не будет походить на предыдущую.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒