Глоссарий 9 страница

Турки, схватившиеся было за клинки, засовещались.

Злобно сверкавший глазами кряжистый турок, оценив, однако, мощную фигуру Ладьи, не стал выбирать серьёзный уровень. Помявшись, он предложил драться до первой крови.

Тут же спустились вниз.

Во втором выпаде Ладья глубоко проколол кряжистому предплечье.

Разговор продолжился. Фразы стали более сухими и содержательными, удалось договориться и о транспорте, и о наблюдении, и о предполагаемой координации действий. Анна теперь пила чай без всяких сладостей, а Ладья с Артуром невозмутимо курили кальян.

Местные, все как один, сидели в сторонке.

Глава 19

Эта комната, расположенная на втором этаже особняка Фарсала, была ещё более странной. Она напоминала скоморошный балаган, столько здесь было мягких, радужных переходов и прозрачного цветного шелка. Изменчивые, игривые лучи, проникая через витражные стёкла окон и световые шахты, скользили по всем направлениям, словно ощупывая друг друга, и каждый новый всплеск этой симфонии казался легким прикосновением к уходящему. Везде ощущалась диковинная закономерность, непонятная и очевидная одновременно, как бывает с логикой во время сна. Всё прокручивалось вокруг нескольких движущихся центров и мерцало, отбрасывая совершенно чудовищные тени, отсверкивая клинками зеркальных отражений, создавая внутренний кокон и странное, будто подсвеченное, наполненное бегающими искрами марево. Только как следует приглядевшись, а в зыбких границах контура это было непросто, получалось рассмотреть, что кокон ничто не ограничивает. Вся его эфемерная сущность наполнялась преломляющимся светом зеркал, многократно замкнутым на самое себя светом, для чего, как вспомнил Тарас, годился ещё и не всякий свет...

Это была комната магии огня.

Фарсал в ней гадал. Несколько комков бесформенного воска, стекшие со свечей, давно застыли. Пепел и зёрна также образовали свой рисунок, и настал черёд раскалённых в специальной жаровне костей.

Фарсал кинул бараньи лопатки. Лицо его казалось бесстрастным, но ученики уже достаточно знали своего учителя, чтобы понять – он очень встревожен.

– Что случилось, Фарсал? – рискнула спросить Ольга.

Не отвечая, маг повторно кинул кости и нахмурился:

– Не припомню, чтобы так всё сплеталось... Не струны, а узел. Сами‑ то чувствуете?

Школяры кивнули. То, что впереди «звенело», ощущалось всё более отчётливо. Ближайшая неделя таила множество событий.

– А для чего это, Фарсал? – спросил Тарас. – Вся эта оптика? Здесь взгляд как‑ то...

– Я могу ответить, но вы пока не поймёте.

Последнее время маг стал мягче реагировать на вопросы, и школяры не преминули этим воспользоваться.

– Пусть так, всё равно.

– Единичная фокусировка взгляда формирует мир частью, но не единой точкой, фрагментом либо куском, как бы ткущейся нитью, движение которой зависит от глаз наблюдателя. Непрерывная эта одномоментность соответствует единому мигу времени между прошедшим и грядущим, перетекающим из небытия в небытие, оставляя в нашей памяти легкие боковые отсветы. Расщепление взгляда помогает всколыхнуть жёсткую связь причины и следствия.

Школяры и Ольга смущенно молчали. Наконец Тарас снова решился спросить:

– А про социум можно? Вот у нас ордена, дома, магистраты... Все за власть бьются, режут друг друга, травят... Для чего?

Фарсал без улыбки смотрел на своего ученика. Тарас, ободренный уже тем, что не было оплеухи, продолжил:

– Им что нужно‑ то? Они людям помочь хотят? Или просто силы копят? Каждый сам по себе живет, а вместе в единое сплетаются, и это единое набирает и набирает мощь, а зачем, непонятно. Простой воин хочет стать десятником. Тот бригадиром. Школяр – магом. Маг – магистром. И как‑ то это...

Фарсал чуть‑ чуть покачал головой, поощряя.

– Как‑ то это даже скучно. Цели нет. У всего этого цели нет. Неужели всё только из‑ за денег?

Фарсал хмыкнул.

– Истинно говорят, один дурень десять мудрецов вопросами загонит. Мелешь незнамо что.

– Ну прямо‑ таки незнамо что, – вдруг обиделся Тарас.

Фарсал, и в этот раз повременив с подзатыльником, счел возможным пояснить:

– Ты смешиваешь малое и большое. Разные уровни бытия.

– В смысле, пути Создателя неисповедимы?

– Нет. В смысле, муравей не может понять целей муравейника. Клетка не может понять целей существа, составной частью которого является. И так далее. Она просто их не воспринимает.

– При чем тут это? – растерялся Тарас. – Люди же не клетки. И цели у них обычно конкретны, деньги там или должность. Просто пища, наконец.

– Это не цели, это прямая мотивация. Причем на уровне холопов. Попробуй заинтересовать деньгами или едой магистра. У человека высокого ранга есть всё.

– Ну ладно, вот у нас по‑ особому... браслеты. Чем больше, тем, наверное, лучше...

Фарсал как‑ то странно посмотрел на Тараса.

– Что такое? – смутился школяр. – Я сказал что‑ то не то? Опять глупость сморозил?

– Я бы рекомендовал тебе выразить мысль чётче, – ответил Фарсал.

– Ну... Это кажется очевидным... Или здесь что‑ то не так, как с деньгами? Вот эти браслеты. – Тарас оголил запястье левой руки, Никита и Ольга залюбовались переливами тройного соцветия кристаллов. Фарсал, казалось, вовсе не обратил на них внимания. – Вы ведь многое должны об этом знать. Расскажите. И сколько их нужно человеку? И сколько их вообще?

– М‑ да, – покачал головой Фарсал. – Опять мешанина из вопросов. Ну, попробую.

В этот раз его интонации были вполне благодушными.

– Начнём с похвалы.

У Тараса по‑ детски отвисла нижняя челюсть.

– Да, да. – Фарсал улыбнулся. – Не ожидал от такого дурня такой прыти. С виду законченный олух, а всё время проскальзываешь, куда требуется.

– Спасибо за комплимент, – засомневался в дифирамбах Тарас. – По сравнению с идиотом уже неплохо.

Фарсал треснул его посохом.

– Не перебивай старших.

Школяр угрюмо потёр плечо.

– Тебе снова повезло, – объяснил Фарсал. – Ты ухитрился правильно задать вопрос, да ещё в зале магии огня. Да ещё в момент гадания. – Он покачал головой. – Да ещё и перед клубком струн... Наши слова в значительной степени формируют реальность. И я ждал от тебя совсем других, обычных в этом случае фраз, типа – как мне правильно добыть четвёртый браслет. Или пятый... – Маг вздохнул. – Я много слышал о таких историях. Но чтобы человек, пусть коряво, спросил вот так, с оттенком здравого смысла... Сколько их нужно...

Тарас, Никита и Ольга молча ждали.

– Ну что ж, изволь. Время и место ты выбрал идеально. Возможно, тебя подтолкнули проросшие кристаллы, но это не имеет значения. Ты давно уже слился с ними в единое целое.

Тарас кивнул. Он и сам это чувствовал.

– Предполагается, что всего кристаллов двадцать четыре. Ровно по спектру радуги.

– Но в радуге семь цветов, – рискнул вставить Никита, за что сразу же получил посохом по прикрытому ладошками затылку.

– Это холопы различают семь. Они и нот знают семь. И поговорки их на семи обрываются. На то есть свои причины. А в магических числах другие законы. И другая эстетика. Полный цикл музыкальной гаммы насчитывает двадцать четыре звука. Это две октавы с полутонами. Почему две, я не буду объяснять, ваше ухо всё равно не услышит надлежащие обертоны.

– Полутона – это те звуки, которые на клавесине обозначены чёрными клавишами?

– Именно. Их пять. Плюс семь белых. И умножьте на два. Как у вас там, в Колледже, с арифметикой? Отменили за ненадобностью? А напрасно, – раскрутил сам себя Фарсал и продолжил в уже обычном своём настроении: – Буквы любого алфавита также тяготеют к числу двадцать четыре. Конечно, здесь полно огрехов, людям свойственно искажать древнее знание, но смысл слов Создателя делится именно на двадцать четыре знака. Лишние значки только мусор, привнесённый «новаторами» языка. Утерянные – трагедия для народа. Скандинавских рун двадцать четыре.

– Их двадцать пять, – сказал Никита, закрыл руками голову и получил посохом по пальцам.

– Их двадцать пять, потому что к ним добавили пустую руну, – рявкнул Фарсал. – Нашёлся придурок, который посчитал, что так будет правильно. Это всё равно как вставить в азбуку пробел. Карты Таро. Полное число девяносто шесть. Четыре масти. Разделите сами, кто умеет. И не отвлекайтесь на то, что у некоторых якобы масти не обозначены. В грамотной подаче масть есть у каждой карты. Опустим и это. Древнейший, египетский счёт с основой на дюжины включал в себя двадцать четыре символа цифр. Сейчас это почти забыто. Все перешли на десятки, потому что холопам удобней считать по пальцам и ковыряться ими в носу. Тенью истинного знания идёт двойная разбивка часового циферблата. Двадцать четыре равных отрезка – суточный интервал. Двенадцать созвездий зодиака. Для холопов. У вас, господа, читали курс астрологии, и разбивка по двадцати четырём домам не окажется откровением. Фонемы запаха... Есть ещё несколько плоскостей вселенской гармонии, о которых вы пока не имеете представления, но не буду перегружать ваши головы. Что общего у вышеперечисленных срезов чисел и бытия? – буркнул Фарсал.

– Может быть... Они все имеют отношение к информации? – робко сказала Ольга.

– Умница, – улыбнулся Фарсал. Для комплиментов своей любимице он подбирал менее жёсткие выражения. – Двадцать четыре струны – это замысел Создателя, это гармония созидания. Почему так – спросите у него после смерти.

– Но как вышло... Как получилось, что свет... Что он разбился на такие вот кристаллы? И почему их... – Тарас запнулся, не продолжая.

– Ты ещё спроси, почему они не размножаются, – хмыкнул Фарсал. – Ладно, отвечу, придурок. – Маг вернулся к прежней оценке способностей Тараса. – Солнце одно. Спектр делится на двадцать четыре части. Каждая концентрируется в особый кристалл. И связана с Солнцем. С живым светом. Всё.

– А они могут быть уничтожены?

Фарсал хмыкнул:

– Только вместе с Солнцем. Это кристаллический свет. Дальше. Сколько браслетов нужно человеку? Формулировка не верна, но хотя бы не слышно обычного, как мне добыть побольше. Драгоценностей, денег, кристаллов, еды... Что бы мне сожрать, ещё не жратое. Правильный вопрос звучит иначе. Сколько людей нужно одному кристаллу, чтобы развернуться в полную мощь? – Фарсал сделал паузу. – Правильный ответ – один человек.

– То есть... – Тарас поперхнулся. – Вы хотите сказать, что остальные кристаллы у меня лишние?

Фарсал крякнул.

– Глухая тетеря. Ты же слушал всё, что я сказал. Разве я говорил, что они лишние?

– Нет, – покачал головой Тарас.

– Я сказал, что оптимально кристалл разворачивается в схеме один кристалл – один человек. Они друг в друга прорастают. Это, разумеется, неправильное слово, но ближе в русском языке нет. Если искать более точную формулировку, то человек и кристалл постепенно, очень медленно, привыкают друг к другу и... Становятся кровной роднёй. Кстати, чтобы ты был в курсе, малыш...

Тарас не сразу понял, что столь ласковый эпитет адресован ему.

– Я же придурок, – буркнул он.

Фарсал треснул его посохом.

– Чтобы ты был в курсе, маленький придурок, – поправился он. – Ты чувствуешь пульс под браслетами?

– Очень часто.

– Это ложное ощущение. На практике часть твоей крови идёт прямо через камень.

– А он... А он не паразит? – робко спросила Ольга.

– Кто? Твой брат? – спросил Фарсал. – Или у тебя хватило ума так обозвать магический кристалл Солнца?

Ольга прикрыла рот ладошкой.

– Это симбиоз. Совершенно нормальное явление. Даже обычные камни лечат, и это известно с глубокой древности. Я думаю, вы понимаете, что лечат они не в отрыве от организма, а в соприкосновении с ним. Здесь эффект усилен в тысячи раз.

– Вы говорили о драгоценных камнях?

– Ну разумеется. Хотя некоторые минералы также обладают целебными свойствами. Когда‑ нибудь я вас научу, как правильно применять перстни, но сейчас у нас нет на это времени.

Тарас по‑ детски почесал затылок.

– Что‑ то я не совсем понял. Я ведь чувствую, что второй камень добавил мне сил, когда я его принял. Да и к третьему постепенно привыкаю.

– Это естественно, – кивнул Фарсал. – Второй, особенно надетый на другое запястье, взаимодействует с другим полушарием и обычно успевает «прорасти» в человека прежде, чем столкнётся во влиянии со своим собратом. Первые годы положительный эффект налицо. Позже начнутся проблемы. С третьим они возникают сразу, особенно без магической подготовки. Но ты владеешь азами магии, и достались они тебе, можно сказать, полюбовно. Так что и третий скоро пойдёт тебе в плюс. А уж магические способности носителя кристаллы усиливают многократно. Имеет значение личный цвет. Сочетание его и цвета камня.

– А в чём негатив?

– Начиная с третьего, кристаллы начинают «формировать спектр». – Фарсал вздохнул. – И если они будут у одного человека, и если просто окажутся рядом. Вблизи. И не спрашивайте, что я имею в виду под этим словом. Это особое взаимодействие, и мало кто имел возможность изучить его. А ещё меньше тех, кто об этом рассказывал.

– Вы так говорите... Кристаллы очень древние?

– Им около двух тысяч лет, – сказал Фарсал.

– А...

– По легенде... Я не имел возможности проверить эти сведения. – Маг поискал глазами какую‑ то книгу, множество их стояло в неприметных угловых нишах, но потом махнул на фолианты рукой. – По легенде, люди разрушили древний храм и распяли бога. Вернее, сына бога. Какое‑ то из этих событий породило страшную грозу. Обожгло огромную металлическую колонну. Она и сейчас стоит в Стамбуле. И рассыпались вот эти камни. Удар молнии или луч света их породил, неизвестно. В ту ночь их собрали римские солдаты. Те, что участвовали в казни Спасителя. Плюнув на службу и жалованье, они тогда же разошлись. У каждого было несколько браслетов, но ни один из них не «пророс». Поначалу их продавали и проигрывали в кости, как обычные драгоценности. Магическая мощь артефактов начинала проявляться, только когда камни попадали в руки детей. И талантливых детей.

– А... Какая от них польза...

– Носителя камня сложнее убить, – сказал Фарсал. – События выстраиваются благоволящей к нему цепочкой.

– Меня уже и зомбировали, и убивали, – буркнул Тарас.

– И что в результате? – ехидно спросил маг. – Для трупа ты недурно выглядишь.

Тарас задумался.

– А как же Зенон? Или валч, у которого тоже был браслет? – спросил Никита.

– Во‑ первых, они оказались в зоне нового спектра, где связи камня меняют свою направленность. И эти законы мне неизвестны. А во‑ вторых, неизвестно, кто из них и каким способом добыл свой артефакт. То, что Ольга рассказывала про монаха... Браслет его не принял. А в таких случаях он становится проклятием. Кроме того, сложнее не означает невозможно.

– Понятно... – прошептал Тарас. – Но... ведь люди, носящие браслеты, менялись...

– Естественно. Потому как жадность никому не давала остановиться на числе один. Да и бессмертия кристаллы, конечно, не дают.

Все надолго замолчали. Тарас вслушивался в пульс, что жег ему левую руку. Затем спросил, глядя Фарсалу в глаза:

– А у вас есть браслеты, учитель?

– Нет, – покачал головой старый маг. – Я только видел их у валчей.

Глава 20

Они узнали ещё много интересного.

Оказалось, что Фарсал, пятнадцать лет по крупицам собиравший информацию о кристаллах, не случайно поселился в Стамбуле. По древнему пророчеству, и прошлое, и будущее этого города было связано с солнечными камнями.

Фарсал знал имена и обычное местонахождение некоторых валчей Эдирне. Видел и обоих «тверитян», иногда посещавших родовое село Матвеевка. По описанию Тарас сразу понял, что речь идёт о Граче и Лизо. О самом ордене валчей, разделявшемся на несколько домов, маг по‑ прежнему отзывался весьма неплохо.

Валчи знали об электрической Твари, поглощавшей соседний мир. Да и сам Фарсал, видимо, начальные звенья этой информации получил от соседей. Кое‑ кто из них умел «смотреть» тамошние телепередачи, так что картину происходящего орден тёмного пламени представлял почти без искажений.

Пока не мешавшую им Тварь валчи воспринимали как основную угрозу. Последние десятилетия орден готовился к схватке с электронным монстром. Они нашли достойного врага и готовы были поставить на карту всё. Маги тёмного пламени, все сплошь некроманты, не собирались превращать свой мир в огромное кладбище. Их не устраивало преобразование большинства людей в ходячих зомби.

Импонировала Фарсалу и расчетливая их неторопливость. После потери нескольких разведчиков – далеко не у каждого мага получались прогулки в астральном теле – валчи прекратили тактику мелких диверсий. Им удалось нарушить энергоснабжение в нескольких столицах «мира зомби», но система жизнеобеспечения Твари оказалась слишком устойчивой. Уколы не стоили затраченных усилий. Валчи стали готовить действительно серьёзный удар.

И у них существовало сразу несколько стратегий. Прорабатывались все сразу. По некоторым, правда, погибало два‑ три миллиарда тамошних жителей, но некромантов это не беспокоило. Орден тёмного пламени позволял своим питомцам черпать силу в смерти свободных людей. А уж по носителям электронного вируса никто скорбеть не собирался.

* * *

– И снесла курочка Ряба деду яичко.

– Не простое, а золотое, – подсказал простодушный ребенок.

– Ну, может, и золотое, – легко согласился Хвощ. – Про то бабе с дедом лучше знать. Плачет дед, плачет баба...

– Упало яичко на пол, покатилось и разбилось...

– Да... – задумчиво молвил Хвощ. – Яичко у деда отпало – считай да пиши пропало...

– Не умеешь ты сказки рассказывать! Ты путаешь всё!

– Ты зато много умеешь. – Атаман легонько щёлкнул малыша по носу, и тот уважительно замолчал. Поорать, как при мамке, при Хвоще не получалось. – Спи давай.

– Хвощ. – В комнату вошла Клавдия. – К тебе пришли.

Атаман налил себе и гостю чаю. Никита щурился на закатное солнце, не спеша начинать разговор. Клавдия хлопотала в стороне. Хвощ щёлкнул пальцами:

– Спросить я тебя хотел, бакалавр. Про Ульку твою. Про Варьку Тараса. Ответишь?

– Смотря что спросишь, – честно сказал Никита.

– Ну вот, в лесу вы как‑ то... И здесь... Всё у вас ладушки. – Хвощ взял со стола сладкую пастилку. – А я Клавке иной раз и в ухо заряжу. Как Тарас‑ то со своей ведьмой справляется? Али тоже магия?

– Ну почему ведьмой? – удивился Никита.

– Так ведьмины ж крылья у неё, – объяснил Хвощ. – Такую возьмись учить – себе дороже.

Никита улыбнулся.

– Я думаю, народ топчется на одних и тех же граблях. Как поссорятся, так и выясняют, кто из них козёл. Или другая какая скотина. И холопы, и бояре, и маги. Понимаешь?

– Ну, в общем, да. Знакомая фишка.

– А убедить человека, что он животное, совсем непросто. Это ругань на годы. И после победы ты имеешь удовольствие жить с козой. Оно тебе надо?

Хвощ вкусно отхлебнул чаю, снова закусив пастилкой. Затем кивнул: мол, понимаю, говори. Никита продолжил:

– А ты убеди жену, что она не коза, а принцесса. И будешь жить с принцессой. Это ж благодать! Не жизнь, а сплошная сказка.

Хвощ почесал заплетённую в косички репу:

– Ты, я смотрю, и Маринку в этом убедил. Сказочник.

Никита смущённо потупился.

– Принцесса, твою мать. – Хвощ налил в пиалу свежего чаю. – Дурак ты, Никита, хоть и умный. Какая из Клавки принцесса? Да ты её по пятки золотом осыпь, она как была Клавкой, так Клавкой и останется. Да и не нужна мне никакая принцесса.

Он снова взял себе кусочек розовой пастилы.

– И кого ты убеждаешь, себя или её? Будешь жить с козой, а считать её принцессой. Не. Чем эту хрень городить, так проще зарядить ей в ухо. – Хвощ проглотил очередную пастилку и наконец спросил: – Ты чего хотел‑ то?

Никита хмыкнул, переходя к делу:

– Понимаешь, проявилась тут одна информация...

В первое утро после полнолуния в Стамбул пришли монахи.

Долгая дорога явно их измотала. Запылённые плащи, усталые движения, осунувшиеся лица. Лишь глаза фанатично сверкали из‑ под сумеречных капюшонов, да истрепавшийся клубок катился впереди, не отпуская свою цель.

Монахов осталось пятеро. У одного по щеке тянулся свежий шрам.

Клубок вывел их на базар. Далёкий от центра и отнюдь не самый большой. Прохожие не обращали внимания ни на измождённых пилигримов, ни на малый «комочек шерсти», катившийся перед ними. Кто видел котёнка, кто щенка – клубок был укрыт отводящим глаза заклятием.

Солнце, яркие пятна лавок, бесконечные пыль и камень. Здесь совсем не было зелени. Случайное дерево, стиснутое домами, казалось, кричало, растопырив обломанные ветки. На его вершине, нахохлившись, сидела птица.

На входе несколько женщин торговали маслинами, там же сидела и славянского вида бабушка с семечками. Старушка торопливо их лузгала, будто рассчитывая поскорее съесть весь мешок. Далее начинались ряды с фруктами, сладостями, рыбой, лавки с одеждой и прочая суета, на которую монахи, разумеется, не обращали внимания. Проходя мимо хлебных рядов, один из них купил лепёшек.

И вдруг...

Все пятеро остановились, и передний качнул посохом в сторону однорукого пацана.

Муха почувствовал взгляд и оглянулся. Повинуясь его вскрику, обернулись и остальные – Ярослав, Маринка, Ероха, Пихта и Укроп. Монахи, опустив кривые дубинки, молча пошли в атаку.

Обычный шум восточного базара перекинулся криками и визгом.

Кривой посох мелькнул у горла Ярослава. Школяр отшатнулся, дерево не коснулось тела, но что‑ то как будто ужалило его в кадык. Ярик выгнулся, разрывая руками ворот, и упал навзничь. Хлопнул Мухин пистолет. Пуля ушла в серую дымку, что источали плащи монахов, а вот Ерохина «розочка» надёжно, с проворотом вошла в бок одному из «сумеречных», так что тот, пошатнувшись, упал на колено, выронив посох, встретился взглядом с Ерохой – бродяга, качнувшись назад, сделал контрольный взмах по горлу, и монах повалился навзничь, заливая кровью пытавшегося подняться школяра. Укроп, нелепо взмахнув руками, нарвался сразу на две дубины, выронил длинный кривой нож и упал, царапая ногтями землю. Белая пена пошла у него изо рта. Маринка, визжа, швырнула в нападавших сразу три файербола, ни один из которых не разорвался, кинулась было бежать, но бежать было некуда – глухая стена отделяла их от переулка. Кривая дубина впечаталась ей между лопаток, после чего девушка скособочила шею, закатив глаза, и медленно осела в пыль, бесстыдно оголив ногу. Торговцы падали вниз, закрывая руками головы. Одного, пытавшегося пробежать по лежавшим в тени верблюдам, лягнули так, что турок согнулся, зажимая окровавленные рёбра, и застыл, напоминая зародыш. Второй выстрел нашел свою цель – ближайший к Мухе монах пошатнулся, еле удержавшись на ногах, и был тут же добит Пихтой – разведчик высунулся из‑ за свисавшего над прилавком куска ткани и воткнул в бок «сумеречному» кинжал вулканического стекла. Жало, обломившись, осталось в ране, а сам Пихта качнулся назад, за своё шёлковое укрытие, в которое тут же впечаталась кривая дубина. Прорезав вспыхнувшую ткань, посох ушёл в никуда – Пихта успел пригнуться, монах со шрамом разочарованно крякнул, тут же, другим концом посоха, подбил ногу Ерохе, бродяга упал к верблюдам, что испуганно плевались во все стороны, а Муху уже полосовали сразу двое, пацанчик пытался уползти, извиваясь, как червяк, и некстати зацепившись крюком за какую‑ то тряпку. Окровавленный Ярослав катнул туда Маринкин файербол, сломав защитную корку, погасив ладошками чужую удачу, рыжая вспышка разметала всех троих, а сам школяр получил сильнейший удар посохом в затылок. В голове Ярика что‑ то лопнуло, кровавая пыль под ногами, проворачиваясь, метнулась к глазам – и всё исчезло.

Монах со шрамом скользнул вперёд, пытаясь нашарить взглядом Пихту – разведчик будто растворился в груде тряпок. Двое других, обожженные файерболом, рвали браслет с Мухиного запястья, пацанчик лежал, как изломанная кукла, оплёванный Ероха, не пытаясь встать, сжался под ногами верблюдов, но тут в дело вступила третья сила.

Что‑ то повелительно крича, размахивая короткими саблями, набегали охранники базара. Их было человек восемь, и монах со шрамом, развернувшись, молча кинулся навстречу. Первый турок, разрубивший вместо монаха пустоту, нарвался на кривую дубину и осел, глядя перед собой мутными глазами, второй было попятился, но тут «сумеречный» странно повёл плечами, будто пытаясь сбросить невидимый рюкзак. Шрам на его лице побелел, а сам монах, покачнувшись, рухнул на землю лицом вниз. Меж его лопаток торчал длинный нож. Метнувший клинок Пихта снова исчез в ворохе тряпок, обожженные файерболом монахи попытались отбиться от наседающих стражников, но это уже было безнадёжно.

– Получается, человек как луковица? Один слой социума накрывает другой, и так до самой сердцевины?

– Именно так, – сказал Фарсал. – Все решения в конечном итоге формируются социумом. Можно сказать, что человек всю жизнь постепенно погружается из логоса природы в логос социальный. Его астрал перерождается.

– Что же тогда наше? – задумалась Ольга. – Если брать человека не как мясную тушу, а как личность, то как же очиститься? Если внутри столько намешано?

– Вы до сих пор не представляете сколько.

– Но можно как‑ то выдрать из себя все это?

– Зачем?

– А я хочу сам думать, – сказал Тарас. – Не хочу, чтобы что‑ то внутри влияло на мои решения.

– Астральный кокон не внутри тебя. Он повсюду. Кроме того, биологически чистый человек – существо непривлекательное. Это животное, двуногая обезьяна.

– Но как же быть? Всё равно ведь надо чиститься.

– Техники есть. Можно последовательно убирать всё наносное. Раз за разом, пласт за пластом. Очистить луковицу.

– Так в чем же дело?

– Дело в том, что под этими слоями краски не останется рисунка. Только холст.

Тарас запустил в волосы пятерню и стиснул пальцы.

– То есть весь наш разум...

– Это отражающий сплав различных воздействий социума. Большинство этих воздействий управляющие. Без них личность просто не сложится.

– А как можно воздействовать на все это? – снова вступила в разговор Ольга.

– Вы можете сортировать новые пласты. Отказываться от части информации, не принимать её или сбрасывать. Можете убрать часть прежней информации, как бы переписать программу заново. Но считать, что даже эти решения принимает некто чистенький, незапятнанный, – это иллюзия. Человек есть отражение окружающего мира. Если зеркалу нечего отражать, в нем останется пустота.

– Смерть?

– Смерть разума. Тело может пережить тотальную чистку.

Никита поднял руку, Фарсал кивнул. Сегодня он почти не дрался.

– Это как с питанием?

– Да, похоже. Наше тело строится из пищи и воды. Это основа для костей, для тканей, внутренних органов. И убрать органический материал невозможно. Но изменить... – Фарсал улыбнулся. – Вместо мяса или рыбы ешь виноград, орехи, пей чистую воду вместо вина. Постепенно перестроится каждая клеточка организма.

Ученики задумались. Фарсал молча смешивал заготовленные ими порошки. Серебряная лопаточка тихо постукивала о края чашки.

– А можно ли увидеть основу души? Или разума? – вдруг спросил Тарас.

– Конечно. Достаточно посмотреть в собственные зрачки.

– Именно посмотреть? Через внимание?

– Внимание есть созидающая часть человека. Его и высасывает электронная Тварь.

– А тело...

– Чтобы полностью владеть своим телом, надо полностью его вообразить, – непонятно сказал Фарсал. Тарас хотел переспросить, но тут послышался шум – в зал занятий, оттолкнув служанку, вбежал запыхавшийся Пушистый.

– Ярослава убили!

– Что?!

– Ярослава на рынке убили...

Тело младшего школяра вносили в дом.

Ни Фарсал, ни Ольга, ни тем более Уля ничего не смогли поделать. Ярик погиб в глупой стычке на стамбульском базаре. Вместе с ним принесли труп Укропа и Муху, в котором ещё теплилась жизнь.

Маринка оклемалась довольно быстро, правда, шею ей кособочило ещё несколько дней. Ероха и Пихта вообще не пострадали.

Глава 21

Хвощ зашёл в тренировочный зал.

Собственно, залом это помещение назвать было сложно – большая, выложенная циновками площадка, укрытая навесом от дождя. Шершавый, весь в поту, сидел под стеной, рядом валялись «когти дракона». Тренировавший его китаец уже ушёл.

Хвощ и рассчитывал подойти к окончанию занятий.

– Ну чё, кошак? Научился? – полюбопытствовал Хвощ.

Шершавый молча встал, подошёл к колодцу, что находился здесь же, в углу площадки, и вылил на себя полведра холодной воды. Затем растёрся ярким полотенцем. Гость поднял «коготки» за шнуровку, не пытаясь примерить их на руку.

– Получается? – снова спросил Хвощ.

– Медленно. Как она и говорила, – буркнул Шершавый.

– На хрен это тебе нужно? – усмехнулся атаман. – Столько мороки.

– А чё, лучше кальян курить?

– Ну... Поприятней, – сказал Хвощ. – Хотя, конечно, кто его знает... Кальяном от стражи не отобьёшься.

– Я пока тоже не отобьюсь, – хмуро сказал Шершавый. – Меч или секира – это да. А когти эти... – он махнул рукой.

– Тебе же нравилось, мамкина норка, – удивился Хвощ.

⇐ Предыдущая 42 43 44 45 46 474849 50 51 Следующая ⇒