Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Минеко Иваски Ренд Браун 16 страница



Мне было невыносимо сидеть и наблюдать, как Гион Кобу исчезает в никуда. Возможно, у меня еще было время, чтобы что‑ то изменить, и я приняла радикальное решение. Я подам в отставку прежде, чем мне исполнится тридцать. Необходимо было срочно искать пути получения доходов.

К счастью, мне позвонил Кейсо Саджи, президент «Сантори».

– Минеко, – сказал он, – мы собираемся снимать кое‑ что для «Сантори Олд», и я подумал, не смогла бы ты порепетировать с майко? Если ты свободна, мы могли бы встретиться завтра в ресторане «Кьёямото» в четыре часа и все обсудить.

Мистер Саджи был прекрасным клиентом, и я с радостью согласилась.

Я надела летнее светло‑ голубое шелковое кимоно с нарисованной белой цаплей и пятицветный оби в золотистых разводах.

Когда я приехала, две майко уже готовились к выходу. Он должен был состояться в одной из отдельных комнат с татами в ресторане национального стиля. На низеньком столике у окна стояла бутылка виски «Сантори Олд», ведерко со льдом и стакан. Я показывала молодым женщинам, шаг за шагом, всю последовательность смешивания напитка, и они повторяли каждое мое движение. Режиссер поинтересовался, не возражаю ли я сняться в пробном рекламном ролике.

Он провел меня по длинному коридору ресторана и попросил замедлить шаг перед камерой. Солнце было на востоке, и горизонт пылал ярким цветом. Мы повторили эту сцену несколько раз, а затем они попросили меня открыть фусума в отдельную комнату. Они так точно рассчитали время, что звон колокола на башне Чионин раздался тогда, когда я открывала дверь.

Присев у столика, я начала готовить напиток. Импровизируя, полушутя, я спросила у одного из актеров:

– Не хотите ли немного покрепче?

Когда пробы закончились и они начали снимать, я извинилась и ушла.

Несколько дней спустя я сидела в комнате, готовясь одеваться на работу. Работал телевизор, и я услышала звук колокола и слова: «Не хотите ли немного покрепче? »

«Где‑ то я уже это слышала», – подумала я, но не обратила внимания.

Тем же вечером, придя на озашики, один из моих клиентов поинтересовался:

– Вижу, ты изменила свою позицию?

– В каком смысле? – не поняла я.

– Не участвовать в коммерции.

– Я и не участвовала. Только помогла мистеру Саджи – дала пару советов его моделям. Было забавно.

– Думаю, он остановился на тебе.

И тут меня осенила догадка – это была я!

«Старый мошенник, – мысленно рассмеялась я, – так меня обмануть! Не зря мне показалось странным, что он тогда не пришел... »

Мне не было обидно и действительно было все равно. «Не хотите ли немного покрепче? » – стала фразой дня, а вся ситуация – шагом к освобождению. Решив, что нет ничего плохого в том, чтобы принимать коммерческие предложения, я стала появляться в качестве фотомодели в телевизионных передачах, рекламе, журналах и ток‑ шоу. Кроме того, что я была рада дополнительным доходам, я всегда, когда была возможность, делилась своими мыслями о системе гейко.

Я внесла коммерческую работу в свой график и остановилась на этом до восемнадцатого марта 1980 года, дня, в который умерла мама Сакагучи. Ее смерть была переломным моментом в моей жизни. Я чувствовала себя так, будто самый яркий свет Гион Кобу погас навсегда. К сожалению, она была последним мастером музыкальной традиции. Традиция умерла вместе с ней.

На следующее утро, в 8: 20, я пришла на уроки в Нёкоба. Старшая учительница работала со мной над танцем «Остров Яшима», одним из тех, который позволено танцевать только тем, у кого есть сертификат. Урок затянулся надолго. Когда я сошла со сцены, она посмотрела мне в глаза и вздохнула.

Все было уже сказано.

Придя в себя, я низко поклонилась. «Это все, – подумала я, – нет пути назад. Все кончено».

Я взяла второй урок танцев у одной из младших учительниц, затем урок танцев Но и урок чайной церемонии. В конце концов я поклонилась всем на прощание в гэнкане и вышла через дверь Нёкоба в последний раз. Мне было двадцать девять лет и восемь месяцев, карьера гейко была окончена.

Как я и ожидала, моя отставка отразилась на всей системе. Но, к сожалению, не совсем так, как я ожидала. Спустя три месяца после моего ухода, работу оставили еще семьдесят других гейко. Я оценила их жест, однако на этом этапе было уже поздно показывать солидарность со мной. И ничего не изменилось.

 

 

Утром двадцать пятого июля я проснулась свободной, как птица. Блаженствуя, я растянулась на кровати и взяла книгу. Мне больше не надо было ходить на уроки. Я позаботилась обо всех женщинах, живущих в доме, и теперь нужно было заботиться исключительно о тех, кто по‑ настоящему от меня зависел, – Кунико и маме Масако.

Кунико мечтала открыть ресторан, и я обещала поддерживать ее в течение трех лет, пока идет организация нового предприятия. Если бы бизнес получился успешным, она могла продолжать самостоятельно. Если же нет – просто закрыть. Она решила назвать ресторан «Офукуро но Аджи», или «Мамина домашняя стряпня».

Единственным человеком, кто не хотел идти своей дорогой, была мама Масако. Я терпеливо объясняла ей свои планы снова и снова, но она ничего не понимала. Привыкнув зависеть от других, она не хотела иной жизни. Ей в общем‑ то нравилось, как обстоят дела. Что мне было делать? Я не могла выгнать ее на улицу. Некогда провозгласив себя членом семьи Ивасаки, я взяла на себя серьезную ответственность. Дело чести – ее выдержать.

Мы с мамой имели диаметрально противоположные мнения о том, что значит быть атотори. Я понимала так, что тетушка Оима имела в виду то, что я буду носить фамилию Ивасаки дальше и сохранять непрерывность династии. Я не считала, что должна вести окия. Мама Масако хотела вести окия дальше.

– Мине‑ тян, ты не становишься моложе. Ты начала уже думать, кто будет твоей атотори? – как‑ то спросила она.

Пришло время поговорить откровенно:

– Мама, пожалуйста, пойми. Мне не хочется руководить окия. Я устала от этого бизнеса и хочу уйти. Если бы это зависело только от меня, я бы закрыла его уже завтра. Однако есть альтернатива. Если ты хочешь, чтобы окия продолжал работать, я откажусь от наследства, и ты сможешь найти другую атотори. Я дам тебе денег, и вы сможете продолжать заниматься этим, а я снова стану Танака.

– О чем ты говоришь? Ты моя дочь. Как я могу заменить тебя? Если ты хочешь закрыть окия, значит, так и будет.

Это было не совсем то, что я хотела услышать. Наполовину я надеялась, что она примет предложение и снимет с меня ответственность за нее и за окия. Однако жизнь никогда не бывает легкой.

– Хорошо, мама, – сказала я, – я понимаю. Давай договоримся. Ты можешь остаться со мной, но при одном условии. Мне хочется, чтобы ты пообещала никогда не вмешиваться в мои дела. Даже если ты считаешь, что я совершаю ошибку. Ты должна позволить мне делать так, как я считаю нужным. Если ты пообещаешь это, я буду заботиться о тебе всю жизнь.

Она согласилась и наконец дала разрешение снести окия и построить дом моей мечты. У меня не было чувства вины, когда я закрывала окия. Я отдала Гион Кобу все, что имела, но он уже не давал ничего того, что мне было нужно. У меня не было никаких сомнений.

Купив большую квартиру, мы жили в ней, пока строился новый дом. Упаковав все драгоценные костюмы и предметы, бывшие собственностью окия, я бережно хранила их в новом доме. Пятнадцатого октября 1980 года здание было построено. По совету мамы Масако мне пришлось изменить первоначальные планы, и дом получился трехэтажным вместо пятиэтажного. Хотя это было намного лучше, чем ничего.

На первом этаже я открыла новый «Холлихок Клаб», а Кунико – свой ресторан. Мы переехали в квартиру на втором этаже. Я все еще надеялась открыть на третьем этаже салон красоты, но пока мы использовали его частично для гостей и в качестве хранилища.

Я наслаждалась непринужденностью своей новой жизни. От одного из своих бывших клиентов я узнала о гольфе. Несколько недель я брала частные уроки и вскоре набрала до 80‑ 90 очков. Никто не мог поверить, но я думаю, что, как и баскетбол, гольф не был для меня сложным, поскольку танцы отточили мое чувство равновесия и дали удивительную способность чувствовать собственное тело.

Начав серьезно изучать бизнес салонов красоты, я составляла собственные планы. Мне удалось протестировать огромное количество товаров и встретиться с различными экспертами в этой области. Один из моих клиентов предложил представить меня первоклассному стилисту в Токио, который мог оказаться полезным. Его жена организовала встречу и согласилась провести знакомство. Приехав в Токио, я позвонила миссис С, чтобы окончательно обговорить детали. Она предложила зайти поболтать, и, чтобы убить время, я приняла приглашение. Миссис С. встретила меня очень радушно и проводила в гостиную. Там на стене висел самый прекрасный из всех виденных мной ранее рисунков. На картине была изображена девятихвостая лисица.

– Кто рисовал это? – поинтересовалась я, интуитивно чувствуя важность происходящего.

– Не правда ли она хороша? Она принадлежит художнику. Его зовут Джиничиро Сато. Я учусь вместе с ним. Его карьера только начинается, но он очень и очень талантлив.

Я покачнулась от неожиданной мысли: «Я должна представить миру этого художника». Я точно знала, что именно это я и собираюсь сделать. Будто кто‑ то назначил меня.

Я засыпала миссис С. вопросами о художнике, но вскоре наступило время встречи с Тошё, пригласившим меня на ужин. К счастью, на протяжении последних пяти лет мы сумели сохранить свою дружбу. Миссис Сия встречались со стилистом позже в этот же вечер.

– Встретимся в пабе «Кардинал» в Роппонджи в десять тридцать, – сказала я, поблагодарила ее за гостеприимство и ушла.

Тошё и я хорошо поужинали, и он привез меня в свой офис. Ему хотелось знать мое мнение о том, над чем он работал в настоящий момент. Мы смотрели запись на видео и обсуждали ее. Затем он настоял на том, чтобы самому отвезти меня в Роппонджи. Я опоздала всего на несколько минут. Мне показалось, что я ошиблась, что вижу миссис С. (как и Кунико, я близорука), так как женщина сидела с двумя мужчинами, а не с одним, как я ожидала. Они стали махать мне, и, улыбнувшись, я пошла к ним. Один из молодых людей был очень молод и красив.

Миссис С. представила меня стилисту. Это был первый незнакомец. Затем она повернулась ко второму мужчине.

– А это Джиничиро Сато, художник, чья картина вам так понравилась, – сказала она.

– Но вы так молоды! – вырвалось у меня.

– Я не так сильно уверен в этом, – усмехнулся он. (Ему было двадцать девять. )

– Мне очень понравилась картина, – без колебаний, заявила я, – можно ли купить ее у вас?

– О, можете просто взять ее, – ответил он. – Берите. Она ваша.

Я была ошеломлена.

– Нет‑ нет, я не могу принять такой подарок, – сказала я, – он слишком дорогой. Кроме того, если я не заплачу, то не почувствую картину своей.

Он даже слышать об этом не хотел.

– Если вам нравится картина, я хочу, чтобы она была вашей, – его голос звучал абсолютно искренне.

Миссис С. была с ним согласна. – Дорогая, думаю, вам стоит принять его предложение, – сказала она.

– Хорошо, – решилась я, – в таком случае, я с благодарностью принимаю картину, но обязательно отблагодарю вас в будущем.

Я не представляла, насколько пророческими оказались мои слова. Однако я так мало поговорила со стилистом, что нам пришлось назначать еще одну встречу на следующий вечер.

На протяжении нескольких следующих недель, я еще несколько раз встречалась с Джином.

Казалось, он появляется везде, где я встречаюсь с миссис С. В начале ноября меня пригласили на домашнюю вечеринку, и он был там. Он долго смотрел на меня, но я не слишком над этим задумывалась. Он был очень остроумным и веселым. Шестого ноября мне позвонила миссис С.

– Минеко‑ сан, – проговорила она, – мне надо побеседовать с вами о важном деле. Мистер Сато попросил меня поговорить от его имени. Он просит вас стать его женой.

Я думала, она шутит, и что‑ то саркастично ответила. Но она настаивала, что говорит совершенно серьезно.

– В таком случае, – ответила я, – передайте ему, что я даже не буду думать о его предложении.

Но она продолжала мне звонить каждое утро ровно в десять часов, чтобы повторить его предложение. Это начинало надоедать. Однако она делала то же самое и с ним! Она была умной женщиной. В конце концов Джин позвонил мне и прокричал, чтобы я оставила его в покое. Я проорала, что ничего не делала и что это он должен оставить меня в покое. Наконец мы разобрались, что это дело рук миссис С. Мы расстроились. Джин попросил о встрече, чтобы извиниться.

Вместо того чтобы извиниться, он сделал мне предложение. Я отказалась. Он вернулся через несколько дней, приведя с собой миссис С, и снова сделал предложение. Я снова отказалась. Должна признаться, я была заинтригована его дерзостью. Но мои отказы, кажется, не смущали его. Он пришел снова. И снова сделал предложение.

Вопреки самой себе, я стала задумываться. Я почти не знала этого человека, но у него было то, что я искала. Мне хотелось удержать эстетический блеск угасающей фамилии Ивасаки. Введение в семью великого художника было одним из путей, а Джин был невероятно талантлив. В этом я не сомневалась ни минуты. Я верила тогда и верю сейчас, что однажды Джин будет удостоен звания «Здравствующего Сокровища Нации». Дело не только в том, что он талантлив. У него есть степень магистра по истории искусств одной из лучших школ Японии, школы Гэйдай в Токио, и он обладает обширными знаниями в своей области.

Я не становилась моложе. Мне хотелось иметь детей и узнать, что значит быть замужем. Джин был таким милым. В нем не было ничего, что вызывало бы протест.

Я решила взять новый старт.

На его четвертое предложение я дала согласие, но при одном условии. Я заставила его пообещать мне, что он даст мне развод через три месяца, если я не буду счастлива.

Мы поженились второго декабря, через двадцать три дня после знакомства.

 



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.