Василиса. и не только

Василиса

и не только

Василиса действительно сама ушла из кирпичного дома. Ни разу она не взглянула мне в глаза и даже не посмотрела в мою сторону. Она не притворялась, что вовсе не знает русского языка, а просто сказала, что не желает на нем говорить. Василиса потеряла все, что могла потерять, и сама понимала, что должна быть наказана. Она надеялась, что подлая по отношению ко всем прочим Маша Тупицына по достоинству оценит ее готовность помогать ей во всем, включая не только бытовую подлость, но и откровенный криминал. Так часто ошибаются даже многоопытные и очень хитрые люди. Находясь рядом с подлецом и предателем, его приятель, жена, любовница считают почему‑ то, что сами никогда от него не пострадают. Это ошибка! Всегда ошибка!

Вначале Василиса потеряла доктора Чена, задержанного в Бангкоке из‑ за проблем с паспортом. Затем она вместе с Машей и младенцем оказалась в доме Машиной матери. Главное, что я узнала от нее, – то, что мой мальчик никак не пострадал от тяжелой дороги. Он спал и ел, пока они добирались от Кануя до Бангкока, и ни разу не заплакал в самолете, десять часов летевшем до Москвы. Из Москвы до Ртищева они ехали на скором поезде втроем в четырехместном купе. Измучились все, кроме Маленького Тао. Слава богу, Маша действительно оказалась дойной коровой, и недостатка в молоке у ребенка не было. Эта информация чуть успокоила меня, но не укротила кипящую внутри ярость. Мне пришлось сдерживаться изо всех сил, чтобы не броситься на китаянку и не порвать ее в клочья.

Маша не рискнула сразу поехать к своему Виктору, побоялась, что не сможет объяснить, почему так быстро сорвалась после родов в Россию. Требовалась хотя бы неделя, чтобы прийти в себя. Без телефонных переговоров можно было легко обойтись, тем более что Виктор не особенно‑ то любил говорить с любовницей ни с работы, ни уж тем более из дома. Маша собиралась соврать ему, что специально приехала через неделю после родов, чтобы как можно скорее сделать этот долгожданный сюрприз.

Поселились они все в двухкомнатной квартире Машиных родителей. Квартира находилась на пятом этаже ветхой хрущевки, построенной между вокзалом и военным городком. Машина мать всю жизнь работала продавщицей мясного отдела, а отец служил прапорщиком в учебном авиационном полку и промышлял воровством запасных частей к самолетам. Вырученные за ворованное имущество деньги он подчистую пропивал. Машина сестра Лида жила в областной столице Саратове.

Когда‑ то именно Лида жила с Виктором Бухарцевым, но потом ушла от него к какому‑ то начальнику из Управления по борьбе с экономическими преступлениями. «Борец» с экономической преступностью был гораздо богаче бизнесмена‑ зерновика. Не иначе как на скромную милицейскую зарплату он купил Лиде шикарную квартиру на саратовском «Арбате» – улице Кирова и сделал евроремонт. При этом убэповец больше самой смерти боялся встречи Лиды с собственной женой, и поэтому квартира эта почти всегда пустовала – Лида жила на Ривьере, куда раз в месяц‑ другой «борец» прилетал, чтобы получить порцию ласки в обмен на немалую порцию денег, оторванных от семьи.

Брошенный Бухарцев получил от бывшей любовницы компенсацию в виде ее более юной, но туповатой сестры. Впрочем, интеллектуальные способности новой подруги его не особо волновали. Куда важнее были совсем юный возраст, кукольная мордашка и роскошное упругое вымя подруги.

Эту трогательную «семейную историю» Василиса узнала еще на Кануе. Все то время, что не было занято сериалами, Маша молола языком. Знала Василиса и про «приключение» с негритенком, а потому была готова к тому, что в итоге и произошло. Именно ей пришел в голову план сделать со мной и Маленькой Линей то, что они впоследствии исполнили, воспользовавшись случайной встречей с доктором Ченом. Али‑ Хассан даже переспросил ее на родном китайском языке, на что они рассчитывали, когда планировали свое преступление – неужели на то, что я сдамся и смирюсь с обстоятельствами? Неужто у женщины, приехавшей рожать в Таиланд, снимающей дом на Кануе, не достанет сил и средств, чтобы оказать сопротивление и отобрать и вернуть своего ребенка? На этот вопрос Василиса так и не смогла ничего ответить. Воистину, прав был великий Дейл Карнеги, когда призывал нас не пытаться искать логику там, куда мы ее не клали!

Жизнь в доме Тупицыных с первого момента была ужасной. Маша с ребенком заняла ту единственную комнату в доме, которую условно можно было назвать спальней. Родители спали в завешанной пыльными коврами гостиной, а Василису выгнали ночевать на раскладушку в коридор. Каждую ночь на нее валился с проклятиями пьяный Александр Харитонович, а Фарида Маратовна, Машина мать, просто ненавидела китаянку уже только за один разрез ее глаз. В России у Маши не было надобности в помощнице, и она просто не видела ее в упор, даже не задумываясь о том, что китаянка знает всю историю их преступления и они, по сути, подельницы. Даже если Маша и осознавала, что Василиса теоретически может ее сдать, то была все же уверена, что узкоглазой иностранке никто не поверит. Она даже не позаботилась о том, чтобы выпроводить ту из России, дав ей минимальных денег на дорогу. Уже на третью ночь Василису без копейки выгнали из дома. Китаянка попробовала заночевать на ртищевском железнодорожном вокзале, где и была задержана милицейским патрулем.

Али‑ Хассан, получивший указания от Большого Тао, еще до встречи со мной направил своих подчиненных по адресу, полученному нами от вице‑ консула Назарченкова. Однако в квартире Тупицыных был обнаружен только один в дрезину пьяный глава семейства. Он понятия не имел, куда делись жена, дочь и младенец. Сотрудник господина Култыгова связался с местными властями, прочесал весь город и в итоге нашел в КПЗ Василису. Китаянку незамедлительно этапировали в Москву, в тот самый кирпичный дом, где мы и встретились.

Увы, Василиса практически ничего не знала о дальнейшей судьбе моего мальчика и его главной похитительницы. Единственная польза от нее заключалась в том, что она сообщила особую примету моего ребенка: на лобике прямо над переносицей у Маленького Тао есть маленькое родимое пятнышко правильной круглой формы. Делать с Василисой было больше нечего. Мне страшно хотелось придушить эту тварь, но вместо этого я дала ей семьсот долларов, чтобы она поскорее покинула Россию.

– В следующий раз, – сказала я, протягивая ей деньги, – если увижу тебя – убью!

Схватив доллары, Василиса повалилась на колени и попыталась схватить мою руку, чтобы облобызать ее. Но я вырвала руку и оттолкнула китаянку. Видимо, по всем Василисиным представлениям, она не должна была выжить уже при этой встрече со мной. Кстати, я тоже так думала!..

Впервые за то время, что я увидела Большого Тао возле своей кровати в клинике, на меня навалился страх. Я не знала, почему исчезла из своего дома Маша, и снова не имела никакого представления о местопребывании своего сына.

Али‑ Хассан направился куда‑ то за новой информацией, а я вернулась в квартиру. Меня знобило. Вначале я подумала, что это следствие потрясения и нервного перенапряжения, но потом стало понятно, что дело довольно серьезное. Я вдруг осознала, что грудь моя затвердела и сильно болит. За диагнозом к доктору можно было не ходить – у меня начался мастит. Действительно, я совершенно упустила из виду свое «кормящее» положение и уже почти сутки не сцеживала молоко. Но на размышления о моем плачевном физическом состоянии пока не было времени. Я быстро набрала городской телефонный номер Лалита. Трубку взяла Анита, которая поведала, что индус отправился на встречу с кем‑ то из своих бывших сотрудников и вернется только вечером. Мобильник он с собой не взял – то ли забыл, то ли не хотел, чтобы ему помешали расслабиться по полной программе. Мне, собственно, нечего было на это ответить, и я только попросила Аниту передать господину Чатурвэди, что если он еще не в курсе, то пусть знает, что наш с ним волгоградский зерноторговец убит и планы, судя по всему, придется изрядно корректировать.

В дверь позвонили. Я удивилась – обычно без звонка ко мне приходили только самые близкие люди. Тем не менее, не без труда поднявшись с кресла, я открыла дверь. Каково же было мое потрясение, когда я увидела на пороге своей квартиры Ирину.

– Может быть, вы меня все же пустите в дом? – улыбнулась она как ни в чем не бывало.

Я, ни слова не говоря, пропустила свою, видимо, уже бывшую подчиненную внутрь. Ирина никогда еще не бывала у меня. Может быть, поэтому перед тем, как пройти в гостиную, она внимательно осмотрелась.

– Нам нужно поговорить. – Она без приглашения села на диван, еще сохранивший контуры брахманского тела.

– Ты пришла по поручению Черткова?! – Я скорее утверждала, чем задавала вопрос.

– Игорь Борисович запретил мне лично общаться с вами, так что я сейчас прямо нарушаю полученные мной инструкции. – Улыбка постепенно сходила с ее лица.

– Зачем? – честно говоря, я ей не верила.

– Вы не верите в любовь?

– Нет! – отрезала я. – Не верю! А особенно я не верю в женскую дружбу…

– В женскую дружбу правильно, что не верите! И в мужскую не верьте! Во‑ первых, дружбы не существует! А во‑ вторых…

– Что во‑ вторых?

– А во‑ вторых, дружба штука бесполая! Впрочем, и любовь – тоже!

– Да, да! – усмехнулась я. – Про отвислую красную мошонку я отлично помню!

Ирина захохотала.

– Вы молодец! Но тем не менее я здесь потому, что вы мне нравитесь.

– Так о чем ты хочешь поговорить со мной? Или ты здесь для того, чтобы предложить еще раз сходить вместе в турецкую баню?

– А что? Неплохая идея! Но не сейчас! У меня, я извиняюсь, критические дни. А тампаксы я не люблю.

Мне было уже совсем нехорошо, и, развалившись в кресле, я на несколько секунд прикрыла глаза.

– Вы устали, – продолжила Ирина. – Но я тем не менее выполню то, зачем пришла. Я расскажу вам, что происходит, и постараюсь, чем могу, помочь …

– Ты, я вижу, просто само бескорыстие!

– Не совсем! Я надеюсь, что когда‑ нибудь и вы мне поможете.

– Я слушаю!

– На фирме все изменилось, как вы уже могли заметить. Егерева пригрели в правительстве. Причины этого мне до конца не известны. По‑ видимому, там, наверху, шибко умные как раз и не нужны. Егереву поручили заниматься тем же, что он делал, на государственном уровне. Теперь в каждой африканской или азиатской стране его прямо в аэропорту встречает российский посол, а его контракты гарантируются Российским государством. Думаю, те деньги, что лежат у него на счету, принадлежат не только ему, но и… – Ирина потыкала тонким и ухоженным указательным пальцем правой руки куда‑ то вверх. – Господин Чертков стал его преданным заместителем. Он перестал предлагать Арсению Натановичу регулярно менять памперсы и усердно нюхать срамные части тела высокого начальства. Теперь сам Игорь Борисович не только норовит лизнуть шефа в грязную жопу, но и сильно в том лизании преуспевает. Таким образом, вы им больше не нужны. Для сокрытия украденных денег организованы новые офшоры, хотя пока и в них особой надобности не имеется. Те, кто забирает пришедшие из‑ за границы средства, по понятным причинам ни перед кем не отчитываются. Фирма наша не закрыта. Формально не закрыта. Но она спит. А в нашем офисе располагается руководство той самой госкорпорации, что ведает распродажей вооружений. Персонажи, как я уже сказала, те же. В вашем кабинете теперь сидит Чертков. Его приемную занял сам Арсений Натанович Егерев. Вас в природе не существует, как и бывшего партнера Шимона. Деньги ваши вам никто не вернет. Просто незачем делиться, если можно украсть все! Чайный бизнес тоже весь переписан на Черткова и его жену. Я там оставлена на хозяйстве. Не то чтобы мне доверяли, но недосуг Черткову вникать во все эти чаи да специи! – Она недолго помолчала, ожидая, что я что‑ нибудь скажу на все это. Но мне сказать было нечего. – Надеюсь, у вас осталось хоть что‑ то на личном счету в Женеве? – спросила Ирина осторожно.

– Увы, не много! – вздохнула я.

– Лучше бы осталось много! – усмехнулась моя бывшая секретарша. – Но ничего! Деньги – дело наживное! Не все довольны происходящим. Гупта, например, понял, что если товар пойдет в индийские структуры через новую фирму Егерева под государственным напором, то ни ему, ни его друзьям никаких комиссионных не дождаться, поэтому он затеял целую программу по дискредитации даже самого имени Арсения Натановича. Отсюда и скандал с рекламациями, который вас некоторым образом коснулся. Чертков понимает, что не только индийское направление, но и часть других, вместо того чтобы укрепиться, могут, наоборот, зачахнуть. Поэтому, не переставая с утра до вечера облизывать вонючие дряблые гениталии господина Егерева…

– Какой же гадкий образ вы опять рисуете! – меня передернуло.

– Зато чрезвычайно реалистический! – парировала Ирина. – Так вот, Чертков готовит себе почву для того, чтобы при первом удобном случае свалить хоть в аппарат правительства, хоть в Думу, хоть куда. Самым выгодным бизнесом сегодня становятся политика и государственная служба. Реальной коммерцией он не занимается. Великий и могучий Лалит Чатурвэди ему тоже теперь ни к чему. И проблемы Лалита ему сейчас тоже глубоко безразличны.

Я хотела было высказаться по этому поводу, но все же предусмотрительно прикусила язык.

Ирина продолжила:

– Кроме того, насколько мне известно, вас сдали!

– Что это значит?

– В плане какого‑ то очередного замирения с горцами Чертков намекнул кому следует, что знает, кто истинный виновник и организатор разгрома банды Иссы. Надеюсь, конечно, что вайнахи не очень‑ то поверили. Но все равно стоит быть осторожной и забрать свое семейство от греха подальше. Что касается вашего мальчика, то мне все же удалось узнать, что эта его… то есть ваша… б… прописана у родителей в Ртищеве. Вначале она туда приехала, но сейчас ее там точно нет. Я по своим каналам проверила. Наверное, выждала и помчалась к любовнику. По поводу самого господина Бухарцева я все же разобралась и выяснила, что этот владелец семенного фонда живет и работает не в Саратовской, а в соседней с ней Волгоградской области. Уже завтра мы сможем с ним связаться…

– Не сможем.

– Почему?

– Потому что, надеюсь, мы завтра будем по‑ прежнему живы, а он, увы, по‑ прежнему нет…

Ирина громко присвистнула.

– Чья работа?

– Не моя!

Моя собеседница задумалась.

– У меня там, в Волгоградской области, парень знакомый служит, Кирилл. Он офицер в ФСБ. Мы вместе учились. Кстати, служит он, по‑ моему, именно в том самом районе, где стяжал господин Бухарцев. Проверю вечером.

Температура у меня поднялась, я думаю, градусов до тридцати восьми. Грудь совсем окаменела и еще сильнее болела. Ирина только теперь заметила, что я не в порядке.

– Что с вами? – Она вскочила с дивана и с неподдельным беспокойством бросилась ко мне.

Я объяснила.

– А ну раздевайтесь!

– Это еще зачем? – запротестовала я.

– Я после восьмого класса школы в медицинское училище поступила. Хотела потом на врача учиться. Но… сложилось по‑ другому. Зато теперь я профессиональная медсестра. Маститы – моя основная специализация. У вас футболка старая есть?

Ирина скинула с себя рабочий костюм и напялила мою старую хлопковую футболку, найденную в недрах платяного шкафа.

– Ножницы маникюрные дайте.

Ножницы были в ванной. Ирина, не раздумывая ни минуты, обрезала свои роскошные длинные ногти с перламутровым маникюром.

– Приготовьтесь – будет больно!

Больно было! Но, похоже, именно Ирина спасла и меня, и мою несчастную грудь!

⇐ Предыдущая 17 18 19 20 212223 24 25 26 Следующая ⇒