{325} 17. С. П. <С. В. Яблоновский> Театр и музыка. «Столпы общества» «Русское слово», М., 1903, 26 февраля

Я уже сказал вчера, что часть вины в том, что «Столпы общества» не имели в Художественном театре особенно крупного успеха, должна падать на самого Ибсена.

И это действительно так. Комедия Ибсена задумана как обличение «столпов», которые подобны гробам повапленным: снаружи блистают, а внутри полны мерзостью и тлением.

Тема эта — очень благодарная, можно сказать, интернациональная тема. Под какой бы широтой, в какой бы части света ни находились вы, всюду вы встретите кумиров, ловко сумевших забрать в свои руки власть и проистекающие из нее безгрешные и грешные выгоды. Кумиры эти являются перед толпою в их настоящем свете только тогда, когда они чересчур уже зарвутся, общество прозреет, но это бывает почти всегда поздно, когда сделанного зла уже ничем не поправишь. Гораздо чаще столпы и в могилу сходят столпами, возвеличенные и прославленные.

В теории столпы не представляют никакой загадки, и бичевание их не откроет Америки, но в жизни столпы играли, играют и будут играть слишком значительную роль, и поэтому общество не может быть равнодушным к развенчиванию их, и для писателя-обличителя они являются превосходным материалом.

К сожалению, Ибсен выбрал для своих обличений человека, относительно которого вы нет‑ нет да и подумаете: а что, если его не шельмовать, а жалеть надо? В самом деле, обратимся к самым тяжким преступлениям консула Берника; консул, будучи еще холостым человеком, вступил в связь с замужней артисткой и, застигнутый, должен был выпрыгнуть в окно; младший брат его будущей жены, чтобы не портить карьеры Берника, принял вину на себя и эмигрировал в Америку. В это время дела корабельной верфи Берников были в критическом положении, фирме грозило банкротство, и Берник, спасая дела и объясняясь с кредиторами, делал намеки на то, что фирма переживает временные затруднения, благодаря тому, что Джон увез с собою в Америку деньги. И связь с замужней женщиной, и клевета, хотя бы и в виде намеков, на человека, великодушно взявшего на себя вину, разумеется, поступки не достохвальные, но о первом из них мы не знаем решительно никаких подробностей, а потому и не можем обсуждать степень виновности, а относительно второго должны сказать, что, когда люди находятся накануне банкротства, они прибегают и не к таким средствам, как грязнящие намеки относительно человека, уехавшего в другую часть света, по-видимому, навсегда.

< …> [cdlxxv] Поставлена и сыграна пьеса очень хорошо. Правда, декорация Художественного театра не имеет решительно ничего общего с тою, которую рисует в ремарке Ибсен[cdlxxvi]. Эта полная независимость декоратора от указаний автора в Художественном театре — явление постоянное. То же самое было и в «Дикой утке», и в «Михаиле Крамере», и в других пьесах.

Все фигуры очень типичны; г. Лужский даже загримировался Бьернсоном[cdlxxvii], а г. Дмитриев был очень похож на Ибсена; последнее, пожалуй, и напрасно, так как Вигеланд тип вполне отрицательный, и придавать ему черты автора нет никакой логической причины.

{326} Менее всех типичен по внешности был г. Станиславский; его грим очень напоминал покойного президента Карно[cdlxxviii]; в Харькове с такими чертами лица у меня был учитель французского языка. Чтобы покончить с внешностью, укажу на два, опять-таки постоянных, недостатка Художественного театра: в стремлении давать характерные физиономии здесь часто пересаливают и чрезвычайно злоупотребляют гуммозным пластырем. Нет ни одного спектакля без двух-трех гуммозных носов; это не только не создает иллюзии, но даже разрушает ее, и вчера, например, увлекаясь прекрасной игрой г. Станиславского, я, особенно в конце спектакля, чрезвычайно боялся за его гуммозную нашлепку. Второй недостаток — акцентирование. Без него не обошлись даже в норвежской пьесе. Акцентировал г. Станиславский, акцентировал г. Качалов, и даже талантливая г‑ жа Лилина говорила почему-то, как обрусевшая немочка[cdlxxix].

В «Столпах общества» Художественный театр не проявил той, если можно так выразиться, срединности исполнения, которая для него характерна; некоторые, как, например, исполнительница роли Дины[cdlxxx], были ниже этой средины, другие, как гг. Станиславский, Москвин, Качалов, — значительно выше ее.

Г. Станиславский играл положительно прекрасно; можно говорить о том, что и здесь было больше умно и красиво сделанного, чем непосредственного настроения, — но Бог с ним; артист дал выпуклый, интересный образ, а для сцены покаяния нашел удивительно верный тон, ярко иллюстрирующий душевный распад. У г. Москвина роли не было[cdlxxxi]; управляющий делами консула появляется на сцене только мгновениями, чтобы сообщить то или иное деловое известие; эта роль могла бы свестись на нет, и никто не поставил бы это в упрек исполнителю, — у г. Москвина эта фигура на первом плане без излишнего к этому стремления. Вы видите насквозь этого, всегда деловитого, в высшей степени исполнительного, ограниченно-честного, всегда озабоченного делами консула-труженика. Он стоит перед вами во всей своей внешней и внутренней корректности. Много убежденности было в исполнении г‑ жи Книппер[cdlxxxii], и она производила бы еще большее впечатление при более тонком гриме.

⇐ Предыдущая 99 100 101 102 103104105 106 107 108 Следующая ⇒