Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





12. А. К‑ель <А. Р. Кугель> Театральные заметки «Театр и искусство», СПб., 1902, № 46, 10 ноября



< …> [cdliii] Г. Мережковский, разумеется, выразился резко, послав «к черту» выдумки московского Художественного театра[cdliv]. Но я понимаю, что его душа могла возмутиться. Как много умных и образованных людей — не говорю о «публике» — поддалось этому обману! В том самом органе, которого сотрудником состоит г. Мережковский — именно в «Мире искусства», — я читал во время первого приезда труппы московского Художественного театра самые восторженные отзывы. Люди, стало быть, в известной мере единомышленные с г. Мережковским, заявляли, что вот это есть истинное откровение театрального искусства. Если не ошибаюсь, автор статьи всю историю русского театра разделил на два периода: от Волкова до Станиславского и от Станиславского — дальше[cdlv]. И если таково было увлечение органа печати, который первый в области живописи сказал смелое и решительное слово против скучной и нудной реалистической «выписки», а здесь не рассмотрел наибанальнейшей формы реализма, то чего же ожидать от толпы?

Хотя я не посылал ничего «к черту», однако в разговорах подвергался осуждению за «пристрастие», с которым писал о московском Художественном театре. Один почтенный писатель, близко принимающий к сердцу московский театр, выговаривал мне за это. Он не отвергал того, что многое мною было указано верно, но находил несправедливым, что я не отмечаю хорошего и доброго в этом театре. Точно — я не отмечал, но говорил «с пристрастием». И думаю, что так должен был говорить: направление театра было явно фальшивое, низводящее искусство до уровня ремесла, в то же время ремесла прекрасного и потому именно пленительного для всякой золотой посредственности. Золотая же посредственность («умеренность и аккуратность») всегда вселяла в меня ужас. Я думал, что время еще не пришло говорить о московском Художественном театре без всякого пристрастия, потому что борьба с фальшивым и унизительным для искусства направлением не только не кончилась, а едва-едва начиналась, и в то время я был {309} почти одинок, — даже среди большинства сотрудников «Театра и искусства».

Прошло несколько лет, и я вижу следы поворота в мнениях и суждениях критики. Кое‑ где в провинциальных газетах встречаются очень верные и справедливые суждения о направлении московского Художественного театра. Московская печать почти вся в настоящее время придерживается того взгляда, который был едва ли не впервые высказан на страницах «Театра и искусства». Наконец, — о превратность судьбы! — к Художественному театру охладевает и московская публика. «Мещане» не имеют успеха, «Власть тьмы» почти не имеет успеха. Истина — то, что я считал некогда истиной — спустилась до уровня понимания толпы. Теперь, пожалуй, можно было бы созреть для «беспристрастия». С той минуты, как мысль стала достоянием толпы, она утрачивает значительную долю своей привлекательности.

Эта истина заключается в том, что московский Художественный театр не сказал и не думал говорить какое-нибудь «новое слово». Напротив, его слово было старое-перестарое, но в технике, в ремесле, в организации дела он дал много нового, интересного, а подчас и привлекательного. Фальшь же его направления заключается в том, что он отошел от единственного, столько же верного, сколько и неисповедимого, начала — от таланта, стремясь заменить его муштрой, разными техническими приспособлениями и внешними признаками воспроизведения лиц и характеров. Что московский театр дал много полезных работников сцены — это несомненно, но точно так же несомненно, что он не выдвинул за пять лет своего существования ни одного талантливого актера. И это понятно, потому что он не искал таланта, не дрожал над ним, как любящая мать дрожит над ребенком, не гордился им, не растил, не поощрял его; потому что постановка слагалась не из откровений талантов, разыгрывающих пьесу, как должно быть, но из педантического плана, служащего кораном для правоверных актеров. Спектакль был не «суммой творчества», но «суммой выполнения» инструкции. Актер превращался в служебное орудие и занимал совершенно одинаковое место с бутафорскою принадлежностью.

До тех пор пока новшества московского Художественного театра не превратились в рутину — для этого понадобилось три-четыре года, — подмен неисповедимого искусства механикою кукольного театра сходил благополучно, и огромная масса публики была от нового театра в восторге. Как всегда бывает, теория побежала вприпрыжку за практикою и попыталась создать художественное миросозерцание, художественную догму для того, что было только выдумкою техники. Стали говорить, что нынче нет героев, что жизнь — тускла и однообразна, что слово, иллюстрирующее жизнь, сближается с музыкою, что театр изображает будни, и многое другое. Все это было сочинено ad hoc [к случаю — лат. ] и представляло обычную софистику мысли, которой нужно оправдать и объяснить свое впечатление. Для не слишком тонко чувствующих натур технические фокусы г. Станиславского, будучи внове, казались истинным искусством, и мысль забегала вперед, освещая пути чувства якобы факелами разума. Но когда фокусы приелись, когда четвертая стена перестала действовать на воображение, когда зритель свыкся с паузами, наполненными очень возможным и очень ненужным действием, — очарование исчезло, и бывшие поклонники этого театра заскучали в этом «храме», бывшем только «мастерской», как выражался Базаров[cdlvi] — первый «реалист», с которым прозаические деятели московского Художественного театра находятся в прямом и непосредственном родстве.

Чего я требую от театра? Если я скажу — поэзии, то скажу банальность. Если я скажу иначе, — то выражу не то, что думаю. {310} Вся суть именно в том, что искусство неразложимо, а разложимо ремесло, и быть может, самый сильный довод против направления московского Художественного театра заключается в том, что впечатление, даваемое им, вполне разложимо, и г. Озаровский[cdlvii] нашел возможность строго классифицировать всю техническую сторону этого впечатления. Я знаю, что «Мещане» Горького произвели на меня (в Петербурге) впечатление безысходной скуки. Я отлично видел, что пьеса и сама-то во многих частях «сделана», но что сделал г. Станиславский — было и совсем несносно. Это бросание грязного белья, это бесконечное опускание и прикрепление шторы — весь этот ненужно-прозаический жанр, когда там, в маленькой каморке, страдает отравившаяся Татьяна. Зачем моя мысль останавливалась на грязных наволочках и шторах, когда ей надлежало думать о страданиях души? Зачем меня развлекали в то время, когда я должен сосредоточиться? У Гончарова в «Обыкновенной истории» молодой Адуев, порядочный сухарь, тихо блаженствует с Наденькой. И затем раздается голос: «Пожалуйте кушать, простокваша на столе». «Миг невыразимого блаженства, — и вдруг простокваша! » — восклицает Адуев. Даже Адуев, будущий директор департамента, с задатками геморроя, — и тот с болью почувствовал это внедрение прозы в тихий «зефир» поэтической первой любви. Но, Боже мой, что делает г. Станиславский своими жанрами, как не беспрерывно взывает о простокваше и к простокваше?

Когда мне говорят, что г. Станиславский поэт, художник, но лишь заблуждающийся и затерявшийся среди подробностей бутафорского искусства, — я никак не могу с этим согласиться. Гениальный metteur en scene [режиссер — фр. ] — может быть; первостатейный выдумщик; необыкновенно изобретательный ум — все что угодно, но только не поэт. Может ли поэт, художник любить так штору, как любит ее г. Станиславский? И любить штору там, где, худо ли, хорошо ли, автор пытается решить стародавний спор душ омещанившихся с душами пылкими, жаждущими жизни, тревожными и мятущимися? До шторы ли здесь?

В письме из Москвы читатели найдут отзыв об исполнении «Власти тьмы»[cdlviii]. Фон не так резко выступает вперед, внимание не так отвлекается. В добрый час! Но что же дальше будет? Куда пойдет Художественный театр? Он объявил войну личному творчеству; вместо того, чтобы стать питомником талантов, он предпочел сделаться образцовой мастерской декораций и бутафории, успешно конкурируя в этом отношении с братьями Лей-ферт[cdlix]. Несостоятельность направления, по которому пошел Художественный театр, ясно успела обнаружиться. Придется обратиться к личному творчеству актеров и искать их на стороне, потому что из театра г. Станиславского не выйдут, не могут выйти талантливые актеры. Учить играть надо так же, как учить ходить: с легкой поддержкой. Если же водить ножками ребенка, не давая ему средств самому отыскивать центр тяжести, он долго — кто знает сколько? — будет ползать на четвереньках. И мне кажется, что почти все актеры Художественного театра — ползающие, иные еще ходить не научившиеся, другие же — разучившиеся.

Искусство без свободы — величайший обман и величайшая бессмыслица. Это — ложь, в существе своем, в самом сердце — ложь. Для того, чтобы творить, не столько надо быть свободным, сколько надо чувствовать эту свободу, надо обманывать себя мыслью о том, что свободен, надо жить этою мыслью, как мы живем обманчивою, но прекрасною мечтою о свободе нашей воли. Вся красота, поэзия, яркость наших действий покоятся на этой мечте: делаю что хочу. Отнимите эту внушенную {311} идею, которой, казалось бы, противоречит мировой порядок, и мы будем ступать, как автоматы, без всякого вкуса к жизни и всякого аппетита к ней. И искусство должно покоиться на этой сладостной мечте: я творю что хочу. О, это не значит, что оно так в действительности, но такова должна быть внушенная идея творчества. И тогда оно озарится блеском, красою жизни, тогда из робких, угнетенных душ польются лучи и осветят неисповедимый хлам бутафорской изобретательности, который не способен ни одного атома счастья прибавить человечеству…

Кажется, я еще все говорю «с пристрастием». Каюсь. Но борьба действительно еще не кончилась. Многие (см. выше ст. А. Ростиславова)[cdlx] называют это исканием новых «форм искусства». Но разве это «формы»? Разве холст, краски — суть формы живописи, а не орудия ее? Еще у Мольера философ просил не смешивать «форму» с «фигурой». И я думаю, что самое большее, на что может претендовать московский Художественный театр, — это на оригинальность своей фигуры, а никак не на самобытность своих форм.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.