Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





{97} 9. Петр Кичеев[cxxv] «Эдда Габлер» «Русское слово», М., 1899, 20 ноября



Психопатологическая драма Ибсена «Эдда Габлер», поставленная на днях на сцене Художественно-Общедоступного театра, привлекла далеко не полный зрительный зал. Причиной этому, по всей вероятности, — то, что драма эта как в чтении, так и в сценическом воспроизведении производит слишком тяжелое, удручающее впечатление.

Исполнение драмы Ибсена «Эдда Габлер» на сцене Художественно-Общедоступного театра нельзя назвать вполне безукоризненным. В общем, правда, оно очень хорошо, некоторые исполнители не оставляют желать ничего лучшего; есть одна артистка, игру которой прямо-таки можно назвать «верхом совершенства»; но зато в исполнении некоторых ролей встречаются такие «крупные недочеты», которые идут прямо-таки в разрез с авторскою характеристикой действующих лиц и делают эти лица не совсем верными жизненной правде образами.

Не оставляют желать ничего лучшего своею игрой г‑ жа Самарова (Юлия Тесман) и г. Вишневский (член суда Бракк). И та и другой своею удивительно «образною» и до мельчайших деталей «выразительною» игрой дали два совершенно из действительной жизни выхваченные типа: первая — добродушнейшей, беззаветно любящей своего племянника старушки-тетки, создавшей себе из него и из всего его касающегося «один свет в глазу»; второй — сытого, спокойного, вполне собой довольного жуира-дельца, несомненно, значительно-таки уже помятого жизнью и тем не менее еще не уходившегося, очень легко смотрящего и на жизнь, и в особенности на отношения к женщинам.

Превосходна и прямо-таки «верхом совершенства» была игра г‑ жи Скарской, выступившей в трудной, в сущности, небольшой, крайне неблагодарной, но в высшей степени переполненной «душевными настроениями» роли г‑ жи Эльфштедт[cxxvi]. Г‑ жа Скарская своим исполнением дала такой поэтический и в то же время жизненно верный образ существа, органически, почти бессознательно чувствующего в мире и в человеческих отношениях «высшие правду, красоту и смысл жизни», что можно было залюбоваться созданным ею образом. И сколько силы, сколько нервного подъема в игре этой совсем еще молодой артистки!.. Как она провела сцену признания с Эддой в первом действии драмы! А весь второй акт и, наконец, потрясающую по своей нервности сцену третьего акта, когда Эльфштедт узнает, что Левборг сжег рукопись!.. Да, все это — такие перлы сценического воспроизведения, такие шедевры «артистического вдохновенного творчества», какие встречаются не часто и дают полное право утверждать, что те артистические силы, которые на них способны, имеют полное право называться из ряда вон выходящими силами, и им предстоит, бесспорно, блестящая артистическая будущность.

Выступившая в роли Эдды Габлер г‑ жа Андреева играла очень красиво и хорошо. Во-первых, внешняя сторона ее исполнения вполне безукоризненна. Все движения ее чрезвычайно пластичны, художественно-красивы, картинно-образны. Голос не оставляет желать ничего лучшего. Выразительность лица — большая…

{98} И тем не менее она не была совсем даже похожею на ту Эдду Габлер, которую сочинил (да еще не «сочинил», а с живой натуры списал) Ибсен в своей психопатологической драме. В ее интерпретации Эдда Габлер является какою-то черствою, совсем бессердечною, уставшею только жить, мрачною мизантропкой, страдающею «психическим угнетением». Если бы это было в действительной жизни так, ничего и не случилось бы из того, что происходит в течение всех четырех актов ибсеновской «Эдды Габлер».

Да, ибсеновская Эдда Габлер, правда, тоже надорванный, душевнобольной человек. Но это не мрачная мизантропка, страдающая психическим угнетением. Это — «pur sang» [чистокровная — фр. ] истеричка, доведенная до такой формы физического недуга и уродливым, может быть, воспитанием, и всем тем образом жизни, который выпал на ее долю до выхода замуж. Это — совсем сбитая «со всех толков» женщина, мечущаяся всем своим «внутренним я», если так можно выразиться, из одной стороны в другую, «как в колоколе язык», по меткому выражению народа. У нее нет ни настоящих идеалов, ни настоящих желаний, ни точно ей самой понятных даже чувств и душевных настроений… Про себя она, например, говорит, что она «умеет только одно». Она, изволите ли видеть, «умеет только скучать до смерти! ». Это в ее устах — очень характерная, удивительно «патологически верная» фраза. А раз это так, то такие «патологические субъекты» во всех своих жизненных действиях, поступках и даже движениях, что называется, «рвут и мечут». В этом «рванье и метанье» нет места бессознательному поклонению красоте, которым бредит Эдда. В них же — и ключ в разгадке тайны ее любви к Левборгу, ненависти к Эльфштедт, не то отвращения, не то презрения к мужу. Для воспроизведения такого образа нет и не может быть места тому меланхолическому тону, которым сначала до конца и очень выдержанно ведет всю роль г‑ жа Андреева.

Мне говорили, что в сезоне прошлого года г. Станиславский исполнял роль Левборга лучше, чем провел ее в спектакле 15 ноября[cxxvii]. Я не скажу, что и на этот раз он исполнял ее плохо. У него было несколько хороших мест, как, например, в сценах, когда Левборг, оскорбленный недоверием Эльфштедт, умышленно напивается на глазах у нее и у Эдды. Но зато другие места роли Левборга совсем не удались г. Станиславскому. Они вышли у него слишком «деланными», как будто «заученными» и производили впечатление чего-то такого… чего не должно было быть.

Всех неудачнее исполнение г. Москвиным роли доктора Тесмана, приват-доцента истории культуры. Тесман — человек хотя и не старый и очень добродушный, но бездарный и недалекий ученый педант, неприятный своей недалекостью, своею напускною серьезностью и манерой даже и о пустяках говорить фальшиво-деловым тоном. Это — тип ремесленника-ученого, свою внутреннюю бессодержательность не совсем искусно прикрывающего серьезною тогой ученого. Ничего подобного не дал своею игрой г. Москвин. Его Тесман был каким-то придурковато-суетливым, жизнерадостным гимназистиком, которого насмех зачем-то называют на сцене доктором и который «зря брешет» о том, что ему дадут какую-то кафедру и тому подобные несообразности. Местами г. Москвин сбивался на тоны, которые доминируют в исполнении им роли «Царя Федора», и вообще был в такой пьесе, как «Эдда Габлер» Генриха Ибсена, «совсем не ко двору».



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.