5. <Без подписи>[cxvi] «Дядя Ваня» «Новости дня», М., 1899, 27 октября

Набрасываем эти торопливые строки под чрезвычайно сильным впечатлением от спектакля и особенно — его финала, великолепно написанного и столь же великолепно сыгранного. Последний аккорд спектакля — заключающий драму монолог серенькой, но глубоко чувствующей Сони, — покрыв своею чрезвычайною силою все остальные впечатления, заставил забыть те недочеты, какие есть, конечно, и в самой пьесе Антона Чехова, и в постановке и исполнении ее на сцене Художественно-Общедоступного театра. Немногочисленные скептики и равнодушные, не разделявшие восторгов большинства залы в первых антрактах, — и те тут сдались, и спектакль закончился настоящею овациею по адресу исполнителей и режиссера. Оглушительные рукоплескания, нескончаемые вызовы и, что важнее всего, чрезвычайно возбужденное настроение публики. Впрочем, и предыдущие акты проходили с большим успехом, кроме первого, который показался, по-видимому, скучноватым, и вызовы после него были вялые. После третьего акта дружно вызывали автора; он теперь в Ялте, и его, по желанию публики, известят телеграммой об успехе «Дяди Вани», пьесы, как мы не раз слышали от людей ему близких, особенно дорогой его авторскому сердцу.

Не станем пока касаться самой пьесы, этих будничных «деревенских сцен», как скромно назвал их Чехов. В них страшная проза жизни возведена в шедевр поэзии. {88} С редкою яркостью показана самая сердцевина сереньких будней, из которых давно ушла тишь да гладь да божья благодать, потому что, говоря чеховским же смелым афоризмом, — нормальным состоянием людей является теперь безумие. Общий колорит, фон — мастерские, и на нем выделяются несколько фигур, ярких, интересных, оригинальных и в то же время типичных, если посмотреть на них посерьезнее, не ограничиваясь первым поверхностным впечатлением. Сколько крупных данных, чтобы выделить «Дядю Ваню» из общей массы драм нашего времени и простить ему два‑ три греха, недостаточную мотивированность некоторых поступков героев или тягучесть некоторых сцен.

Режиссерская и декоративная постановка пьесы в общем очень и очень удачны, отмечены большою вдумчивостью, пониманием духа пьесы и художественным вкусом. Некоторые mise en scè ne, особенно в 1‑ м и последнем акте, некоторые мелочи, гроза и ливень во 2‑ м акте, звуки уезжающего экипажа в последнем — своего рода шедевры. Но были и промахи, иногда — крупные, вроде не в меру шумного, истеричного конца 3‑ го акта или как-то смазанного финала 2‑ го, когда почти бесследно пропало великолепное у Чехова «Нельзя! » Сони; чаще — совсем мелкие, вроде то тухнувшей, то самозажигавшейся почему-то лампы и иных пустяков. К этим последним можно придраться при желании и построить из них целый обвинительный акт. Вероятно, это и будет кое-кем сделано. Но пустяки — только пустяки, и не всякое же, в самом деле, лыко в строку.

Из отдельных исполнителей первое место, как и при исполнении «Чайки», принадлежит г‑ же Лилиной — Соне. В первых актах ей не хватало, на наш взгляд, сосредоточенности, что ли, глубины горя, и была излишняя наивность. Зато вся вторая половина пьесы проведена безукоризненно, с редкою простотою и неотразимою трогательностью, а уже отмеченный монолог — «мы отдохнем! » — и сухие очень, уравновешенные люди слушали со сверкающими на глазах слезами. Очень хорош г. Станиславский — Астров, хотя кое-какие черточки, им внесенные в образ, показались нам мало мирящимися с общим обликом Астрова, и г. Лужский — профессор Серебряков. Многое вполне удалось и остальным, г‑ же Книппер — Елене, г. Вишневскому — дяде Ване, г. Артему — Телегину; но их исполнение вызывает уже больше возражений, отчасти в деталях, а подчас — и по существу.

Итог, однако, вполне в пользу спектакля, и, конечно, «Дядя Ваня» займет одно из почетнейших мест в репертуаре театра.

Зрительная зала была полна. Повторяют пьесу в пятницу.

⇐ Предыдущая 26 27 28 29 303132 33 34 35 Следующая ⇒