{70} 21. И. Рудин <И. Ф. Шмидт>[xcvii] Художественно-Общедоступный Театр «Русский листок», М., 1899, 22 февраля

Художественно-Общедоступный театр ошибся, рассчитывая на успех «Гедды», или, как ее здесь называют, «Эдды Габлер». Публика отнеслась холодно к произведению Ибсена, с таким тщанием и усердием воспроизведенному на сцене.

Этому неуспеху, однако, можно от души порадоваться. Я не злорадствую, отнюдь нет! Художественный театр, несмотря на все свои недостатки, все же заслуживает всякой похвалы за добросовестное и полное любви к делу отношение; — желать ему неуспеха было бы несправедливо и неразумно. Но я все-таки радуюсь, и радуюсь притом за публику, которую не могли обмануть блеском сценической техники и которая под блестящей внешностью угадала гнилое! Нет нужды говорить здесь о содержании «Эдды Габлер» — оно общеизвестно.

Я позволю себе остановиться главным образом на постановке ибсеновской драмы. Первая и главная ошибка исполнителей этого театра, особенно проявившаяся в «Эдде Габлер», — это изумительная страсть к подчеркиваниям. Артисты как будто не доверяют чутью и пониманию своей публики и хотят во что бы то ни стало натолкнуть ее внимание на ту или другую деталь, на то или другое положение.

Приведу несколько примеров. Эдда относится пренебрежительно к окружающей ее обстановке, она презирает и окружающих честных простых людей. Это она обнаруживает не только словами, но жестами, взглядами, тоном речи.

Исполнительница этой роли занялась с усердием, достойным лучшей участи, подчеркиванием всех этих характерных подробностей. И надо было видеть, что она проделывала. Она так резко отворачивалась от мужа, так много и усиленно изображала на лице своем отвращение, так пренебрежительно скашивала глаза, говорила таким невыносимым тоном, что становилось положительно непонятным, как ни муж, ни тетка не замечали этих ломаний.

Или вот еще образчик. К Тесманам является в первый раз Левборг. Он заметно смущен встречей с Геддой. Подходя к ней, он тихо спрашивает — «Смею ли я протянуть вам руку? »

Г. Станиславский желает все это смущение и вместе с тем важность этой первой встречи как можно яснее передать публике. Но это законное желание приводит к большой неловкости и фальши.

Он останавливается на виду у всех перед Геддой, смотря на нее в упор, выдерживает бесконечную, томительную паузу и только затем произносит свои слова.

Такая пауза даже и в жизни показалась бы всем окружающим — столбняком. Проделай кто-нибудь не на сцене такую штуку, его бы стали тормошить и справляться, не случилось ли с ним чего.

Таких примеров можно привести множество, но достаточно, думаю, и этих.

От таких разжевываний, понятно, нарушается художественное впечатление. Публика, уже давно схватившая передаваемое ей настроение, только досадует на эти дальнейшие ненужные подчеркивания.

Закончу одним указанием, которое главным образом относится к г‑ же Андреевой {71} (Гедда) и г. Станиславскому (Левборг). Они безмерны и в другом отношении — в драматизации роли. И Гедда и Левборг — люди, выросшие в культурном обществе. Их чувства, как бы сильны они ни были, не могут проявиться в такой неистовой форме, не могут выражаться в таких криках, хрипах, задыханиях, рычаниях, к которым прибегали исполнители этих ролей.

Что было бы естественно в Отелло — то в ученом Левборге кажется фальшивым[xcviii].

Между тем в каждом из этих исполнителей, если бы они только сгладили резкости своего исполнения, если бы не убивали общего впечатления ненужными подчеркиваниями, если бы они постарались быть менее эффектными — в каждом из них, говорю я, лица драмы Ибсена нашли бы прекрасных истолкователей.

⇐ Предыдущая 21 22 23 24 252627 28 29 30 Следующая ⇒