{399} Список сокращений 2 страница

[xii] Речь идет о спектакле Вл. И. Немировича-Данченко «Счастье Греты» по пьесе Эмилии Матайя, писавшей под псевдонимом Э. Мариотт; героиню играла М. Л. Роксанова.

[xiii] С. Васильев — псевдоним Сергея Васильевича Флерова, «московский Сарсэ», «короля критиков» Москвы. Вел летопись театральной жизни города в газете «Московские ведомости». Печатался также в журналах «Русское обозрение», в газете «Русское слово». Выпускник историко-филологического факультета Московского университета, он полагал замысел драматурга главной целью театрального творчества. В статье, посвященной постановке «Смерти Иоанна Грозного» в МХТ, Васильев сверяет сценический текст спектакля с текстом пьесы А. К. Толстого, обнаруживая значительные разночтения (несоблюдение ремарок автора, купюры в роли Бориса Годунова), в чем видит решительный недостаток исполнения: спектакль МХТ — «смесь превосходных постановочных подробностей и совершенно произвольного обращения с ясно и точно выраженными указаниями автора». Как и большинство критиков, Флеров не оценил концепции Станиславского, картины рабства, страшного упадка страны и народа в спектакле МХТ, в котором, с его точки зрения, «бояре слишком много лежат на брюхе» (Московские ведомости. 1899. 4 октября); а вместо государственного мужа, кто «на две головы стоял выше [окружающих. — Е. К. ] умом и духом» (там же), у Станиславского Грозный — отвратительный старик, духовно и физически немощный. Н. Эфрос фиксировал, что Станиславский строил образ на чертах старческой дряхлости, расслабленности ума и ехидстве (см.: Новости дня. 1899. 4 октября). Впоследствии Мейерхольд вспоминал, что Грозный трактовался в спектакле МХТ как своего рода «неврастеник»: «… я играл Грозного, как нервного человека, которому свойственны эпилептические припадки и моления которого были чем-то вроде психологического юродства» (см.: Гладков. Т. 1. С. 177).

В настоящем издании приводится отрывок из статьи С. Васильева, непосредственно посвященный исполнению Мейерхольдом роли Грозного.

{406} Впервые Мейерхольд сыграл Ивана Грозного в 1897 году на выпуске из училища Филармонического общества — в пьесе А. Н. Островского «Василиса Мелентьева». Мейерхольд вспоминал о том, как после спектакля Станиславский посетил его в актерской уборной и сказал дружественные слова (см.: Гладков. Т. 1. С. 118 – 119). Премьера «Смерти Иоанна Грозного» А. К. Толстого в МХТ была показана на открытии второго сезона, 29 сентября 1899 года. Мейерхольд поначалу играл Шуйского. В роли Грозного впервые выступил 19 октября 1899 года. Станиславский полностью передал ему роль после шести представлений.

[xiv] Флеров не случайно сосредоточен на пластической стороне исполнения Мейерхольдом Грозного, которая кажется ему курьезной. Вкус кострой форме, пластической изощренности игры отличал Мейерхольда всегда. Ср. отзыв И. Рудина о Тирезии («Антигона» Софокла): «Г. Мейерхольд изобразил прорицателя каким-то отвратительным стариком, с желтыми клыками в беззубом рте, с отваливающейся губой, с землистым гадким лицом. Он приходил на сцену, согнув стан под прямым углом. Очевидно — позвонки совсем атрофированы. Затем внезапно — для вящего сценического эффекта, вероятно, — он начинает ползти по своему длинному жезлу вверх, как мальчики вползают на шест, и вытягивается перед зрителями во весь свой рост» (Русский листок. 1899. 16 января).

[xv] Речь идет, видимо, об Н. Е. Эфросе.

[xvi] «Одинокие» Г. Гауптмана многими были поняты как «любовная история, которая в тысячный раз рассказывается», — пьеса о проблемах любви и брака. Например, И. Н. Игнатов (Русские ведомости. 1899. 18 декабря) был уверен, что в МХТ пьеса и психология действующих лиц модернизированы.

[xvii] Проблема «нервности» Иоганнеса была специально затронута А. П. Чеховым, к которому Мейерхольд обратился за советом по поводу этой роли (Переписка. С. 22). Чехов опасался, что натуралистичность в изображении нервности героя заслонит сущность его духовной драмы, и советовал актеру: «Не следует подчеркивать нервности, чтобы невропатологическая натура не заслонила, не поработила того, что важнее, именно одинокости, той самой одинокости, которую испытывают только высокие, притом здоровые (в высшем значении) организации < …> Я знаю, Константин Сергеевич будет настаивать на этой излишней нервности, он отнесется к ней преувеличенно, но Вы не уступайте; красотами и силою голоса и речи не жертвуйте такой мелочи, как акцент» (Чехов А. П. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. Письма: В 12 т. Т. 8. М., 1980. С. 274 – 275).

Трудность положения Мейерхольда в роли Иоганнеса была обусловлена и тем, что для Станиславского в конечном счете правым оказывался не герой, а среда. Симпатии публики привлекали те «настроения домашнего {407} очага», которые так угнетали Иоганнеса. «Зритель знает, что ему надо сочувствовать одиноким, — писал Джемс Линч, — и в то же время он весь на стороне Кэте и ее очага» (Линч Джемс, Глаголь Сергей. Под впечатлением Художественного театра. М., 1902. С. 28). Тогда герой Мейерхольда мог казаться «перенервленным» — больным человеком среди нормальных людей. Таким его описывали многие критики: «Г. Мейерхольд, исполнявший роль Иоганнеса, сделал из него совершенного неврастеника, — сообщал И. Н. Игнатов (Русские ведомости. 1899. 18 декабря). — … он не только раздражается жизненными мелочами, но мечется в раздражении…» Н. Р‑ ский сравнил героя Мейерхольда с «не в меру суетящимся пациентом больницы для душевнобольных» (Петербургский листок. 1901. 21 февраля). Петр Кичеев из «Русского слова» (1899. 22 декабря) — с «обалделым» Дон Кихотом, «бьющимся ни с того ни с сего головой об стену». Зато такой известный критик, как С. Васильев (Московские ведомости. 1899. 20 декабря), взял молодого актера под защиту: Иоганнеса «превосходно играет г. Мейерхольд». Впрочем, с точки зрения Васильева, Иоганнес тоже именно «больной человек, и только< …> Он лишает себя жизни под влиянием болезненного аффекта» (Московские ведомости. 1901. 26 февраля). Вряд ли с такой трактовкой мог согласиться Мейерхольд.

[xviii] Имеется в виду пьеса Г. Гауптмана «Праздник мира» («Больные люди»), определенная автором как «семейная катастрофа», и ее герой Вильгельм Шольц.

[xix] Критика явно желала видеть Иоганнеса Фокерата безусловным героем. Так, А. Я. Фейгин (Курьер. 1899. 21 декабря) считал, что Мейерхольд должен был воссоздать фигуру Иоганнеса «во всей ее мощи убежденного, энергичного, но затравленного окружающими его людьми мыслителя, реформатора…». Возвысить Иоганнеса над филистерской средой хотелось и Немировичу-Данченко, он усматривал в пьесе ибсеновские мотивы. Немировичу Мейерхольд — Иоганнес не понравился, мотивы Ибсена в пьесе Гауптмана актер и режиссер понимали по-разному: Немирович — в героическом ключе, Мейерхольд — в трагическом аспекте. Чехову его исполнение, видимо, нравилось — нравился Иоганнес и зрителям (см.: Гладков. Т. 1. С. 183). Негативные отклики критики часто были связаны с неточным пониманием пьесы. Так, И. Н. Игнатов полагал, что «при другой» обстановке все участники любовного треугольника «Одиноких» могли бы быть счастливы, и потому с досадой замечал: «Но Иоганнес, изображенный г. Мейерхольдом, импульсивный, нервный, развинченный, не может быть счастливым ни при каких обстоятельствах…»

[xx] Как уже говорилось, такой оказывалась концепция постановщика, сочувствующего Кэте (М. Ф. Андреева) гораздо больше, чем Иоганнесу и Анне Мар (О. Л. Книппер).

[xxi] Речь о пьесе Г. Гауптмана «Потонувший колокол».

[xxii] И. М. Москвин — Браун, М. А. Самарова — г‑ жа Фокерат, А. А. Санин — г‑ н Фокерат.

[xxiii] Труппа русских драматических артистов под управлением А. С. Кошеверова и В. Э. Мейерхольда.

{408} Херсонская городская дума сдала городской театр А. С. Кошеверову и В. Э. Мейерхольду для представлений драматической труппы на зимний сезон 1902/03 года (сентябрь — февраль).

Труппа русских драматических артистов под управлением А. С. Кошеверова и В. Э. Мейерхольда явилась как бы херсонской колонией Художественного театра. Мейерхольд, видимо, по-прежнему был увлечен в первую очередь актерской профессией и постановочную часть организовал по готовому образцу, начав с подражания К. С. Станиславскому. «Подражательность молодого художника не опасна, — считал Мейерхольд. — Это почти неизбежная стадия. Скажу больше: в молодости полезно подражать хорошим образцам — это шлифует собственную внутреннюю самостоятельность, провоцирует ее выявление» (цит. по: Гладков. Т. 2. С. 291).

Накануне театрального сезона в херсонской газете «Юг» появилась заметка о новой антрепризе, которую с нетерпением ожидали в городе: интерес публики обеспечило имя МХТ — его творческая программа была заявлена Мейерхольдом и Кошеверовым. «В труппе нет отдельных “громких” имен, так как цель ее руководителей создать дело, построенное не на двух-трех “китах”», — сообщал критик, — а на ансамбле, где все актеры «составляют один общий хор, в котором басы и тенора не могут кричать громче других, иначе их голоса будут звучать резким и неприятным диссонансом в общей стройной гармонии» (Олаф. Театральные беседы: К предстоящему театральному сезону // Юг. 1902. 15 августа).

По существу, херсонской публике предстояло познакомиться с новой театральной эстетикой, выработанной первыми опытами отечественной режиссуры. Между тем Херсон не являлся театральным городом, а ближайшей предшественницей Труппы русских драматических артистов была антреприза Малиновской с полупрофессиональными актерами и кассовым репертуаром. А. П. Чехов тревожился за судьбу Мейерхольда: «… в Херсонском театре ему будет нелегко! Там нет публики для пьес, там нужен еще балаган. Ведь Херсон — не Россия и не Европа» (Чехов А. П. Письма. Т. 10. 1981. С. 211). Бывшие мхатовцы рискнули отправиться туда исключительно из стратегических соображений: А. С. Кошеверов имел родственников в городской думе.

Ядро Труппы русских драматических артистов составили сокурсники Мейерхольда по Филармоническому обществу и бывшие мхатовцы: Е. М. Мунт, Н. А. Будкевич, Б. М. Снигирев, И. Н. Певцов, А. С. Кошеверов и А. Н. Блюменберг (последние двое закончили училище раньше, чем Мейерхольд). Были приглашены молодые, но уже опытные актеры провинции: О. П. Нарбекова, Л. Г. Гаврилова, Н. Е. Савинков, Ф. К. Лазарев.

Сезон открылся «Тремя сестрами», — так был заявлен приоритет Чехова в репертуаре Труппы русских драматических артистов, — и продолжался при все возрастающем успехе. По воспоминаниям И. Н. Певцова, Мейерхольд {409} достиг невозможного: превратил херсонцев в заядлых театралов, число посещающих театр выросло от двух до пяти тысяч человек (см.: Илларион Николаевич Певцов. Л., 1935. С. 35).

По мизансценам МХТ в Херсоне прошли чеховские «Три сестры», «Дядя Ваня», «Чайка», пьесы Г. Гауптмана «Потонувший колокол», «Геншель», «Одинокие», «Микаэль Крамер», Г. Ибсена «Доктор Штокман», «Гедда Габлер», «Дикая утка», М. Горького «Мещане», А. К. Толстого «Смерть Иоанна Грозного» и «Царь Федор Иоаннович». Мейерхольд поставил и новые, в МХТ не шедшие пьесы Г. Гейерманса, А. Шницлера, Ст. Пшибышевского, Г. Зудермана. Жесткие условия работы в провинции, впрочем, вынуждали в интересах кассы отчасти соблюдать репертуарный канон провинциальных театров, играть «кой-какой хлам для куска хлеба» (Илларион Николаевич Певцов. С. 39). Все же удельный вес новой драмы, особенно ее западного крыла, был в репертуаре Труппы русских драматических артистов беспрецедентно высок.

Мейерхольд много играл. Этому «симпатичному актеру», по наблюдению критика, удаются главным образом «нервные» роли в «пьесах настроения» (см.: Рудин. Театр и музыка // Южная Россия. Николаев, 1903. 28 февраля). К примеру, роль Арнольда Крамера Мейерхольд провел «со свойственной ему нервностью и даже некоторою болезненностью…» (Ленский Влад. Городской театр // Юг. 1903. 26 января). А «лучшего Астрова, чем Мейерхольд, и желать трудно: изнервничавшийся, замученный, не могущий забыть об умершем под хлороформом больном, озленный на судьбу за то, что она дает профессорам в жены таких девушек, как Елена…» (из письма Б. А. Лазаревского А. П. Чехову от 13 и 17 апреля 1903 года. — цит. по: Рудницкий К. Л. Режиссер Мейерхольд. М., 1969. С. 31). «Этот артист знакомил нас с больными, характерными натурами, — писал критик в статье, посвященной закрытию театрального сезона в Херсоне, — где психология занимала первое место. Тонко поясняя малейшие изгибы души и сокровенные черты характеров своих героев прекрасною художественною игрою, В. Э. открывал зрителям целый новый мир — мир духа и мысли, являясь вполне понятным как для зрителя партера, так и галереи и главным образом собою создавая настроение пьесы. Среди массы ролей особенно выделялись талантливым исполнением: Иоанн Грозный (один из его шедевров), Астров (“Дядя Ваня”), Митя (“Пчела и трутни”), Неизвестный (“Последний гость”), Треплев (“Чайка”), Иоганнес Фокерат (“Одинокие”), Иванов, Баренд (“Гибель " Надежды" ”), Георгий Претуров (“Сильные и слабые”), Петр (“Мещане”), Фридль Сонлейтнер (“Токари”), Арнольд Крамер и Ландовский (“Акробаты”). Роли с юмористическим и комическим оттенком, как, например, адвокат Монтичелли (“Идеальная жена”), Леплюше (“Флипот”) и т. п., в исполнении В. Э. Мейерхольда дышали жизненною веселостью и неподдельным комизмом, заставлявшим публику смеяться от души, и даже такая характерная роль, как водяной в “Потонувшем колоколе”, в исполнении В. Э. была одухотворена смыслом существования и жизни!.. » (А. Н‑ н. Минувший театральный сезон // Юг. 1903. 17 февраля).

{410} Свидетельство яркого успеха первого херсонского сезона — специальный выпуск газеты «Юг», посвященный целиком труппе А. С. Кошеверова и В. Э. Мейерхольда, вышедший на другой день после закрытия сезона, 17 февраля 1903 года. Слава достигла столицы, и журнал «Театр и искусство» поместил заметку херсонского корреспондента, где говорилось: «Первый вполне удачный опыт ведения театрального дела в провинции, когда высоко держится знамя искусства< …> когда театр не идет навстречу низменным вкусам, не служит лишь для забавы и развлечения, не может и не должен оставаться без подражания» (Театр и искусство. 1903. № 6. С. 148).

Труппа русских драматических артистов отправилась на гастроли в Николаев (с 24 февраля по 7 марта) и Севастополь (апрель — июнь). В мае севастопольцам был показан спектакль под названием «Вечера нового искусства». Были представлены «Последние маски» А. Шницлера и «Втируша» М. Метерлинка. «Спектакль закончился живыми картинами и чтением произведений Метерлинка, Эдгара По и Бальмонта как дополнение к вечеру, посвященному исключительно новому искусству, — сообщал рецензент. — Живые картины, обставленные умело и тщательно, очевидно, понравились публике, а мастерски прочитанные стихотворения Эдгара По и Бальмонта гг. Мейерхольдом и Певцовым заставили даже забыть, что спектакль затянулся до первого часа ночи» (Крымский вестник. 1903. 20 мая). Так обнаружил себя близкий перелом в творчестве Мейерхольда, готового стать оригинальным и самостоятельным режиссером.

[xxiv] А. Н‑ н — постоянный театральный рецензент херсонской газеты «Юг». Возможно, под этим псевдонимом скрывался секретарь редакции газеты В. Р. Именитов, который во время конфликта В. Э. Мейерхольда с редакцией в следующем сезоне в знак солидарности с руководителем театра вышел из состава редакции, после чего заметки в газете за подписью А. Н‑ н не появлялись.

[xxv] де-Линь — Михаил Линский, фельетонист херсонской газеты «Юг».

[xxvi] Влад. Ленский публиковал в газете «Юг» материалы на общекультурные темы, иногда подписывал их — В. Л., В. Ленский. Очевидно, псевдоним.

[xxvii] Имеется в виду статья «Минувший театральный сезон», подписанная «А. Н‑ н» и помещенная в том же номере газеты, которая посвящена Труппе русских драматических артистов под руководством А. С. Кошеверова и В. Э. Мейерхольда.

[xxviii] {411} В новом сезоне Мейерхольд единолично возглавил антрепризу, реорганизованную в Товарищество на паях. Перемена в названии труппы была знаком самоопределения ее режиссера. Пьесы Г. Гауптмана, Г. Ибсена, М. Метерлинка, Ст. Пшибышевского, А. Шницлера, драмы новых литературных направлений, «разрывающих с натурализмом», «раскалывающих скорлупу жизни для обнажения ее ядра — души» и «выражающих связь повседневности с вечностью», должны составить основу репертуара в сезон 1903/04 года, анонсировалось в заметке, помещенной в журнале «Театр и искусство» (1903. № 39. С. 710). Театральный эксперимент стал теперь для Мейерхольда важнее готовых, испытанных форм. Это обстоятельство не могло не повлечь за собой охлаждение к его театру публики и критики. Городские власти, видимо, были недовольны уходом из театра А. С. Кошеверова: в обзорной статье «Херсон в 1903 году» (Юг. 1904. 3 января) Товарищество обвиняли в задатках рядовой антрепризы, а Мейерхольда упрекали за просьбы о субсидиях и пр. Эти несправедливые отзывы о деятельности Товарищества привели к ссоре Мейерхольда с редакцией газеты «Юг» (см.: Золотов. «Юг» и г. Мейерхольд // Одесские новости. 1904. 15 января).

Провинциальная публика вынуждала Мейерхольда идти на компромиссы, в свою очередь городская дума требовала от него «героя и героиню», что значило: спектакли по старой, дочеховской драме. Все же в репертуар Товарищества вошли новые пьесы Г. Гауптмана — «До восхода солнца», «Коллега Крамптон», «Праздник примирения», «Красный петух», Г. Ибсена — «Нора», «Привидения», «Маленький Эйольф», «Женщина с моря», были сыграны «Забава» А. Шницлера, «Монна Ванна» М. Метерлинка, «На дне» М. Горького, «Вишневый сад» А. П. Чехова. «Постановочные» пьесы у Мейерхольда в этом сезоне: «Венецианский купец» У. Шекспира, «Снегурочка» А. Н. Островского, «Горе от ума» А. С. Грибоедова, а особенным успехом пользовался «Сон в летнюю ночь» У. Шекспира — этот спектакль связан, по мнению Н. Д. Волкова, с косвенным влиянием А. П. Ленского, поставившего шекспировскую комедию (1899) с музыкой Ф. Мендельсона. Актерские удачи Мейерхольда в этом сезоне: Крамптон, Освальд в «Привидениях» Г. Ибсена, Трофимов в «Вишневом саде».

Принципы нового театра впервые были намечены в приемах условной постановки «Снега» Ст. Пшибышевского. Но опыты Мейерхольда со световой партитурой, призванные раскрыть план «вечного» в течении действия, как и персонажи — олицетворения метафизических сущностей, большинству зрителей были непонятны. «На представлении “Снега” публика шикала и свистала», — откровенно сообщал фельетонист местной газеты (Юг. 1904. 18 января). Мейерхольд все чаще задумывался об отъезде: «Хотелось бы выбраться из этой ямы — Херсона. Холостой выстрел! Работаем много, а результат…» — жаловался он А. П. Чехову (Переписка. С. 43).

Трудно с уверенностью судить о том, был ли отличен метод постановки «Вишневого сада» в Товариществе Новой драмы от чеховских спектаклей {412} МХТ. Во всяком случае, постановка была осуществлена Мейерхольдом не вслед мхатовской, а одновременно с МХТ (февраль 1904 года). Мейерхольд писал Чехову: «Вашу пьесу “Вишневый сад” играем хорошо, когда я смотрел ее в Художественном театре, мне не стало стыдно за нас» (Переписка. С. 45). Херсонская критика была недовольна водевильными мотивами мейерхольдовского спектакля, — ведь их не привыкли различать в больших чеховских пьесах, — а Мейерхольд, видимо, почувствовал новизну поэтики «Вишневого сада» именно в комических мотивах на трагическом фоне. Совсем скоро, весной 1904 года, после просмотра «Вишневого сада» в МХТ Мейерхольд в известном письме Чехову изложил оригинальный взгляд на пьесу как на мистическую драму, построенную на музыкальном начале. Из этой режиссерской экспликации ясно, что теоретические принципы условных сценических композиций в это время у Мейерхольда уже сложились.

Сезон 1904/05 года Товарищество Новой драмы провело в Тифлисе, городе театральном, где публика была знакома с лучшими антрепризами страны и столичными актерами. Однако здесь, как и в Херсоне, преимущественный успех имели спектакли, Мейерхольду уже мало интересные, — постановки в эстетике Художественного театра. Тифлисцы с удовольствием смотрели «Трех сестер», «Смерть Иоанна Грозного», «Акробатов» и «Сон в летнюю ночь», но современную, так называемую психопатологическую драму принимали с большим сопротивлением: «Помилуйте, все Ибсен, да Гауптман, да еще и Метерлинк вдобавок. От таких нудных пьес сбежишь» (Театр и искусство. 1904. № 44. С. 788). Показанный вторым спектаклем «Потонувший колокол» Г. Гауптмана с Генрихом — Н. П. Россовым, любимцем Мейерхольда времен юности, успеха не имел. «Снег» же вызвал форменный скандал. На спектакле «Золотое руно» по Ст. Пшибышевскому в зрительном зале также скучали: «… большая часть пьесы проходит при абсолютной темноте на сцене. Неизвестно, для чего появляется какой-то незнакомец в черном, не то символ, не то призрак, и т. п. Играли артисты г. Мейерхольда и он сам, как они всегда играют пьесы психопатического сверхрепертуара, очень старательно и хорошо» (Кавказ. 1905. 15 февраля). Ведущий критик газеты «Кавказ» констатировал: «Культ “Гауптман, Ибсен и К^о”< …> лежит в основе деятельности Товарищества Новой драмы и составляет ее idee fixe…» И с досадою отмечал: «Но чего я не могу простить г. Мейерхольду, это систематичного провала его труппою всех пьес доброго старого времени, когда на так называемых новых — он блестяще доказывает свои утонченные режиссерские способности» (Кавказ. 1905. 18 февраля).

В «Тифлисском листке», дружественно настроенном к труппе Мейерхольда, взяли под защиту репертуарные пристрастия Товарищества (Голос. Ибсен и тифлисцы: В защиту одной отвергнутой драмы // Тифлисский листок. 1904. 3 декабря). Статья, обличающая косность тифлисской публики, не собравшейся на представление «Дикой утки», снятой из-за этого с репертуара, была написана в поддержку пьесы Ибсена.

Мейерхольд все же показал ее тифлисцам, как показал все подготовленные прежде пьесы Г. Гауптмана, Ст. Пшибышевского, А. Шницлера, {413} М. Метерлинка, добавив к ним «Розу Бернд» и «Шлюк и Яу» Г. Гауптмана, «Женщину в окне» Г. фон Гофмансталя и «Отца» А. Стриндберга. Тифлисский сезон прошел с нарастающим успехом, Товарищество не понесло убытков, но творческие планы Мейерхольда были гораздо шире осуществленного: задуманная режиссером театральная революция нуждалась в петербургско-московской литературно-художественной среде, и Мейерхольд с готовностью откликнулся на приглашение Станиславского создать экспериментальную Театр-Студию при МХТ.

[xxix] Херсонский критик описал характерную для мейерхольдовского театра фигуру «героя в шутовских нарядах». С большим успехом шел «Коллега Крамптон» и в Тифлисе, где Мейерхольд «приводил зрителей своей художественной игрой, удивительно глубоким пониманием типа в восторженное состояние < …> В этот вечер он был великий артист» (Тифлисский листок. 1904. 9 октября). Гауптман, любимый драматург Мейерхольда, и в целом западноевропейская новая драма, многое определили в нем как в актере. Показателен отзыв о Мейерхольде в роли чеховского Иванова (впервые сыгран 5 ноября 1902 года в Херсоне): «Г. Мейерхольд придал Иванову окраску современной западноевропейской изломанности, не было русской апатии, русской тягучей скорби, которую так чудесно передавал В. Н. Давыдов < …> Нервозность Иванова у г. Мейерхольда как-то отзывалась ибсеновскими “Призраками”» (Кавказ. 1904. 9 декабря).

[xxx] Следующее представление «Коллеги Крамптона» прошло вновь при наполненном театре. «По адресу артистов, и главным образом г. Мейерхольда, овации были бурные и многочисленные…» (Юг. 1903. 21 октября).

[xxxi] Статья носит программный характер и, возможно, написана при участии или по согласованию с Мейерхольдом или А. М. Ремизовым, литературным консультантом Товарищества.

[xxxii] Для создания «мистических», не связанных с житейскими и бытовыми впечатлениями настроений символистской драмы Пшибышевского Мейерхольд использовал свет, лепил сценическую форму спектакля средствами световой партитуры. Она была зафиксирована по актам: «Начало первого действия. Все потушено (рампа, софиты, оркестр и в публике). Огонь в камине лишь слегка, потом огонь постепенно разгорается. За окном закат (красноватый свет)». Во втором акте «на сцене темно, в коридоре светло (красноватый свет). Когда зажигают лампу, светло на сцене, в гостиной темно. Акт третий. Ранний рассвет, когда {414} еще горит лампа. Начать акт полумраком на сцене < …> Акт четвертый начать, как начало первого акта. Камин не горит. Только за окном свет (красный закат). Потом зажигают огонь только в гостиной. На сцене полусвет» (ЦГАЛИ, ф. 998, оп. 1, ед. хр. 184, л. 45 – 46). Режиссер создал условную среду действия, подчиненную закону красоты внебытовой: большие голубые вазы, старинные кувшины и цветы на сцене, «снежный пейзаж ослепительной белизны на заднем плане».

[xxxiii] Мейерхольд играл Тадеуша.

[xxxiv] Алексей Михайлович Ремизов, писатель, оказал большое влияние на молодого Мейерхольда, который познакомился с ним еще гимназистом в Пензе, куда Ремизов был сослан за участие в социал-демократическом движении. Одна из первых печатных работ Ремизова — перевод книги А. Родэ «Гауптман и Ницше. К объяснению “Потонувшего колокола”» (1902) — сделана совместно с Мейерхольдом. В Товариществе Новой драмы Ремизов был литературным консультантом, чем-то вроде заведующего репертуаром (см.: Волков. Т. 1. С. 169), участвовал в выработке теоретической платформы нового театра. Совместно с братом Сергеем специально для Товарищества перевел пьесу Ст. Пшибышевского «Снег». В публикуемой статье о «Снеге» Ремизов излагает присущие символистам взгляды на назначение театра, мысли о его новой жизнетворческой функции на пути создания религиозной органической культуры.

«Весы» — ежемесячный журнал искусства и литературы, выходил в 1904 – 1909 годах (изд. «Скорпион», ред. С. А. Поляков). Круг сотрудников журнала — приверженцы символизма Андрей Белый, В. Я. Брюсов, Г. И. Чулков и другие.

[xxxv] Премьера «Золотого руна» Ст. Пшибышевского — 24 октября 1902 года, Херсон; премьера «Втируши» («Непрошенная») М. Метерлинка — 18 мая 1903 года, Севастополь.

[xxxvi] Позиция Ремизова совпадает с концепцией соборного театра Вяч. Иванова, которой сочувствовал и Мейерхольд.

[xxxvii] Мейерхольд открыл сезон чеховским спектаклем как своего рода визитной карточкой Товарищества. «Три сестры» имели в Тифлисе безусловный успех.

[xxxviii] Н. Д. Волков сообщает, что в Тифлисе Мейерхольд получил прекрасно оборудованный театр: сцена была устроена с использованием различных новшеств — вращающийся пол и механизм, позволяющий приподнимать любую часть площадки на различную высоту (см.: Волков. Т. 1. С. 183).

[xxxix] {415} Псевдоним не раскрыт.

На представлении пьесы Ст. Пшибышевского в Тифлисе произошел скандал (см.: Театр и искусство. 1904. № 42. С. 750; № 44. С. 788). Исход состязания актеров со зрительным залом красноречиво описал критик тифлисской газеты «Кавказ» (1904. 4 октября): «“Снег” Пшибышевского совсем ни для кого доступным не оказался… Это наглядным образом высказала вся публика, по окончании спектакля частью шикавшая, а частью оставшаяся сидеть на своих местах в ожидании, что будет дальше. Дело чуть не дошло до анонса со сцены, что расходитесь, мол, господа, пьеса окончена!.. Я с нетерпением ждал этого анонса, — тогда скандал был бы полный; но администрация Новой драмы предпочла разослать по рядам кресел капельдинеров, которые Христом Богом клялись, что больше уж ничего не будет…»

[xl] В Тифлисе Еву играла Н. Н. Волохова.

[xli] Псевдоним не раскрыт. Н. М. — постоянный рецензент тифлисской газеты «Кавказ». Резко негативно относился к репертуарной политике Товарищества, окрестив ее «гауптоманией». Отрицая культ «Гауптмана, Ибсена и К^о», критик высоко оценивал режиссерское мастерство Мейерхольда и художественный уровень труппы, признавал, что положение драматического театра в Тифлисе Мейерхольд в корне изменил.

[xlii] Заслуга Художественного театра и Товарищества Новой драмы как раз и заключалось в том, что Чехов был прочитан ими в контексте современной европейской драмы и осознан как один из лидеров в деле обновления драматической литературы, то есть в едином ряду с Г. Ибсеном, Г. Гауптманом, М. Метерлинком.

[xliii] Критик «Кавказа» не принял постановку «Потонувшего колокола», сочтя ее декадентской: «Символизм и декадентщину — этих двух литературных выкидышей — не раз пробовали узаконить на нашей тифлисской сцене, но слава Богу, до сих пор ничего из этого не выходило < …> Мы жаждем чистой и здоровой литературной пищи < …> ценим только пьесы, отражающие жизненные явления, как в зеркале, а не делающие из них ребусы» (Кавказ. 1904. 29 сентября).

[xliv] На прощальном представлении «Трех сестер» Мейерхольду были прочитаны адреса от публики. В одном из них, в частности, говорилось: «… даже и враги ваши протестуют против того, что вы играете, но не против того, как вы играете. Протестуют против репертуара, но не исполнения. Вы победили! Вы покорили нас дружным натиском стройного ансамбля, упорными атаками нового репертуара. Ибсен, Гауптман, Зудерман, Чехов» (Тифлисский листок. 1905. 1 марта).

[xlv] «Горе от ума» было представлено 19 февраля 1905 года. Дело не в стремлении Мейерхольда играть героев-любовников, а в его трактовке грибоедовской {416} комедии, героя которой Мейерхольд не относил к амплуа первых любовников. Показательно, что в 1928 году в ГосТИМе Чацкого сыграет «простак» Э. Гарин.

[xlvi] Театр-Студия Московского Художественного театра был создан по инициативе К. С. Станиславского для экспериментальной работы.

В. Э. Мейерхольд получил приглашение участвовать в работе коллектива зимой, в начале 1905 года. В марте состоялись организационные переговоры в Москве, 5 мая — первое заседание всего коллектива.

⇐ Предыдущая 110 111 112 113 114115116 117 118 119 Следующая ⇒