Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Annotation 11 страница



 Когда Эндрю поднялся к мадам Бовилье, она задала ему вопрос, от которого он оторопел: — Вы знаете дорогу к кладбищу в парке? Эндрю уставился на мадам Бовилье, решая, как поступить. Признаться, что был там, или изобразить неведение? — Я уже был там с Филиппом. — Вы можете проводить меня туда?
 Листва с деревьев облетела, и небо было видно всюду, куда ни кинь взгляд. Ощущать необъятность пространства, видеть горизонт или чувствовать на лице дуновение ветерка — это всегда возбуждало Эндрю. В юности он с криком пускался бежать, размахивая руками. Позже он научился переживать свой восторг по-другому: замирал, весь превращаясь в зрение и слух, дышал полной грудью и, ощущая, как бьется сердце, уносился мыслями далеко. С возрастом, даже когда глаза уже не позволяли отчетливо различать кричащих вдали птиц, внутренние ощущения не ослабевали. В этот день легкий ветерок в парке доставлял ему большое удовольствие. Блейк шел рядом с мадам Бовилье. Укутанная в пальто, поднятый воротник которого наполовину закрывал ее лицо, с наброшенным на голову шарфом, она шла нетвердой походкой. За почти три месяца работы Блейк ни разу не видел, чтобы мадам Бовилье выходила из замка. Что заставило ее выйти и не жалела ли она об этом? Люди разного возраста, даже когда идут вдвоем, редко идут вместе. Эндрю наблюдал это сотни раз — и в прошлом, и в настоящем. Янис обычно бежал впереди, время от времени оборачиваясь и словно побуждая его идти быстрее. Филипп вел себя, как его Юпла: удалялся, потом возвращался, влекомый непонятно чем. Манон то отставала, то шла впереди, а рядом старалась идти, только когда ненадолго отвлекалась от своих мыслей. Мадам и Блейк шли так, как часто ходят пожилые люди, — приноравливаясь друг к другу. Быть может, жизнь научила их ценить такие минуты, наслаждаясь компанией другого и вслушиваясь в звук его и своих шагов. Блейк не сомневался, что они идут правильной дорогой. Тем не менее, когда он увидел возвышающийся над кладбищем раскидистый дуб, он почувствовал облегчение. Заметив вдали ограду, Мадам остановилась. Не говоря ни слова, она обернулась, словно желая окинуть взглядом путь, который они проделали. Блейк подумал, что она искала глазами замок, но он был слишком далеко. А может, удалившись от дома, она хотела немного успокоиться? — Ходьба, кажется, пошла вам на пользу, — сказал, глядя на нее, Блейк. — Хотелось бы так думать. Блейк показал на дуб: — Какое величественное дерево! — Да, действительно. Франсуа говорил, что это самое красивое дерево в поместье. — Тот, кто задумал устроить место упокоения у его подножия, поступил правильно. — Красота дерева — не единственная причина. Когда мы с Франсуа купили это поместье, его бывший владелец рассказал нам связанную с ним легенду. Больше двух веков назад под этим дубом встречалась одна влюбленная пара. Парень принадлежал к одной из самых богатых семей в округе, а девушка была дочерью простого фермера. Они любили друг друга, но богатая семья была категорически против их союза. И вот отец парня подговорил одного из своих работников спрятаться в лесу, прихватив ружье, подождать, пока появятся влюбленные, и выстрелить в их сторону. Он никого не собирался убивать — хотел только слегка ранить девушку. Дескать, испугается и выбросит мечты о богатом женихе из головы… Мадам и Блейк подошли к самому дереву. Мадам погладила ствол. — Работник промахнулся, — продолжила она. — Девушку он даже не задел, а вот парня сразил наповал. С тех пор эту трагическую историю передают из уст в уста. И ни один дровосек не посмел срубить дерево, хотя все дубы в округе давно превратились в мебель и доски. — Вы считаете, что эта история правдивая? — Она красивая. Что-то вроде истории о Ромео и Джульетте. А правдивая или нет — я не знаю. Любовь часто приносит несчастье, а дерево по-прежнему стоит. — А ваш муж верил в эту легенду? — Франсуа любил разные истории. Его собрание книг — тому подтверждение, — теперь уже было подтверждением. Он считал, что истории — это лучший способ поднять жизнь над серой обыденностью. Мадам Бовилье прошла за ограду. Вначале она направилась к могиле родителей. Долго сосредоточенно стояла возле нее. Ветер шевелил ее локоны, выбившиеся из-под шарфа. Поджав губы, она не сводила глаз с выгравированных на камне имен. Блейк, хоть стоял за оградой, находился всего в нескольких метрах от Мадам. Затем она перешла к могиле мужа. Возле нее она вела себя по-другому. Ее взгляд часто отрывался от гранитной плиты и устремлялся вдаль. Не были так напряжены губы. О чем она думала? Мадам взглянула на Блейка. Он видел, что она продолжала стоять потому, что была не одна и на нее смотрели. Приди она сюда в одиночестве, она ушла бы раньше. Наконец она перевела взгляд на безымянную могилу, сделала к ней несколько шагов и, поколебавшись, все-таки задержалась возле нее на мгновение. Она избегала смотреть на камень. Лицо ее было опущено. Перед этой могилой она выглядела какой-то маленькой, хрупкой и несчастной. Прежде чем выйти назад, она обратилась к Блейку. Она говорила своим обычным голосом, не подстраиваясь под кладбищенскую обстановку. — Вы боитесь смерти, месье Блейк? — Не думаю. Но я ненавижу то воздействие, которое она оказывает на жизнь. Мадам Бовилье тихо произнесла: — Смерть отняла у вас близких людей? — Она разлучила меня с ними. Мадам Бовилье закрыла за собой калитку и повернулась лицом к могилам. Взявшись руками за решетку, она сказала: — А я ненавижу жизнь. Это она развела меня с близкими людьми. А смерть в конце концов все успокоила. Вам не хватает вашей жены, месье Блейк? — Безумно. — Мне Франсуа тоже не хватает. Вы ее любили, месье Блейк? — Не знаю. Я часто задавался вопросом, что значит любить. Я знаю точно, что моя жизнь была лучше, когда она была жива. Мне было хорошо с ней. Мне нравилось то, какой она была и что она делала. Я не был равнодушен, она волновала меня. Она была человеком душевным и порядочным — такая женщина любого мужчину сделает счастливым. Мне с ней никогда не было скучно. Когда я был в силе, мне ради нее хотелось многое сделать. Когда я был слаб, то благодаря ей мне удавалось все-таки идти вперед. — Вы никогда ей не изменяли? — Ни разу. — Похоже, вы наделены незаурядной нравственной силой. — Вы заблуждаетесь. Я обыкновенный мужчина. От измен меня предохраняло вовсе не умение властвовать собой, а боязнь причинить ей боль. Для меня понятие проступка — чисто субъективное. Важны причины, по которым он совершается. Сами по себе понятия добра и зла мало чего значат. «Ради кого» и «против кого» — это говорит о нас гораздо больше. — Надо еще уметь выбирать… Вы человек наблюдательный и наверняка заметили, что на одной из плит нет имени. — На это, видимо, есть веские причины… — Эта могила — результат компромисса, месье Блейк. Вот вы были мужем одной-единственной женщины, чего нельзя сказать о Франсуа. Около двадцати лет у него была тайная любовь. Я узнала о ней случайно, из-за ребенка. Для меня Франсуа был всем, но я была для него лишь частью. Когда она умерла, он захотел соединить семью под этим дубом. Я даже подозреваю, что он устроил это кладбище только для того, чтобы приблизить ее к себе. Я согласилась, месье Блейк. Я стерпела эту обиду при условии, что ее имя не будет написано на плите. — Вы считаете, что он вас не любил? — Скажите, вы бы согласились быть на вторых ролях у своей любимой женщины? Вы смирились бы с мыслью, что она готова на все ради кого-то другого? Моя драма не в том, что он мне изменял, а в том, что он не любил меня так, как любила его я. Я легко пережила бы его мимолетное увлечение, но их любовная история меня убивала. У меня сложилось впечатление — хотя он всегда это отрицал, — что он женился на мне по расчету, а ее действительно любил. — Вы все еще в обиде на него? — Чтобы простить, нужно время и много сил. У меня нет ни того, ни другого. Мадам Бовилье охватила дрожь. — Пойдемте, пора возвращаться. — Еще минуту, пожалуйста. Вряд ли я еще приду сюда когда-нибудь. Она схватилась за прутья ограды, точно узник за свою решетку. — Франсуа был моим счастьем и моим несчастьем. Я завидую вашей истории с женой. Завидую до такой степени, что даже испытываю ревность, и это заставляет меня думать, что все вами пережитое не более чем иллюзия. И все-таки Франсуа мне не хватает. Я хотела бы, чтобы он был здесь. С ним мне не было страшно. — В том, что вы говорите, не чувствуется обиды на него. — Чего я только ни делала, чтобы его не потерять, если бы вы знали… Но теперь, я думаю, что всегда была одинока. Блейк одной рукой обнял Мадам за плечи. Она не противилась. По дороге к замку он не посмел заговорить с ней о сыне. И если некоторое время назад обыкновенный мажордом сопровождал свою хозяйку, то на обратном пути мужчина поддерживал женщину, и обоим было тяжело от давящего на них груза потерь и сожалений.  63
 

 — Я получил ваше сообщение, Хизер, но, простите меня, я не мог позвонить раньше. Как вы поживаете? — Все хорошо. Если у вас есть немного времени, я бы хотела поговорить с вами о заводе. — Есть проблемы? — Нет, с производством все в порядке, но вот Эддинсон переходит все границы. Это кретин рвется к власти и ради этого всех подвергает риску. Если бы я могла, я бы вышвырнула его из фирмы… — И что же вас смущает? Вы директор. Но будьте осторожны, он большой притворщик. Вам нужна веская причина, и не раскрывайте своих намерений, пока не соберете солидное досье. Если пойдете в наступление, не останавливайтесь на полдороге. Его надо сразить одним ударом, раненый он станет опасен… — Я тоже так думаю. Так, значит, вы даете принципиальное согласие? — Не просто согласие, а одобрение и, если понадобится, поддержку, а когда с этим типом будет покончено, то и поздравления! — Спасибо, месье. Теперь о другом. Мне наконец-то удалось получить сведения о «Вандермель». — И что там? — Они запустили несколько проектов, касающихся тех земель по всей Франции, где расположены пригородные особняки. Нельзя сказать, что у них скверная репутация. В домах, которые они строят, есть кое-какие изъяны, но, как мне объяснили, изъяны сегодня — это обычное дело. Плохо то, каким образом они покупают участки. Многие продавцы жалуются на давление с их стороны и не вполне законное проведение сделок. Вы имеете с ними дело? — Не напрямую, просто они зарятся на один знакомый мне участок. — Тогда будьте бдительны. Я вам пришлю по электронной почте все цифры, которые я смогла найти о них. — Спасибо, Хизер. Большое спасибо. В прошлый раз вы сказали, что у меня изменился голос, но ваш голос тоже изменился. Вы стали более уверенной. Меня это очень радует. Это место как раз для вас. — Я по-прежнему боюсь наделать глупостей, просто я научилась это скрывать. — Дорогая Хизер, у меня есть для вас хорошая новость и плохая. Плохая состоит в том, что этот страх вас никогда не покинет. — А хорошая? — Без него никогда ничего не достигнешь. Взгляните на этого болвана Эддинсона: он ничего не боится. Обнимаю вас.  64
 

 — Эндрю, сказать по правде, я не уверен, что это хорошая идея… Управляющий беспокойно ходил взад и вперед по своей кухне, ожидая, когда Эндрю выйдет из его спальни. — Я знаю, что ты из добрых побуждений, — добавил он, — я тебе признателен, но правда же… — И это говорит человек, который носился на велосипеде по лесу, изображая призрака… — через дверь отвечал Блейк. — В любом случае я почти закончил. Ты накрыл на стол? Ворча что-то себе под нос, Манье покорился. — Что касается Одиль, — уже громко сказал он, — то мне уже несколько дней снится странный сон. — Ну-ка, ну-ка, расскажи… — Один и тот же, вижу все очень отчетливо. Прямо как наяву. Я парю в облаках, вокруг все белое. Вдруг передо мной возникает она, взгляд у нее какой-то безумный, и она со всего маху бьет меня чем-то по лбу. На этом сон обрывается. Наверное, это последствие того случая. — Несомненно… Ты готов? Манье встал перед дверью в спальню. Блейк открыл дверь. Увидев его, Филипп вскрикнул и отскочил назад. — Черт возьми! И ты считаешь, что ты похож на Одиль? Ты похож на трансвестита, по которому проехал грузовик! Юпла и та больше похожа, чем ты! Блейк был в парике и с накрашенными губами. Результат был впечатляющим, но о сходстве вряд ли можно было говорить. — Послушай, Филипп, у нас ведь тут не конкурс двойников. Я хочу тебе помочь. У нас осталось четверть часа до начала второй фазы. Манье не мог оторвать взгляд от причудливо накрашенного лица друга. Не отдавая себе отчета, он медленно пятился назад — до такой степени ему было не по себе. — Ничего не получится, — сказал он, качая головой. — Мне страшно на тебя смотреть. Уж лучше бы я ужинал с мажордомом из преисподней. — Сядь! В других обстоятельствах Филипп расхохотался бы до слез, но при виде этого человека, обычно такого опрятного, а теперь перекрашенного, словно краденый автомобиль, и с немыслимой прической, он совсем растерялся. — Мать говорила, что у каждого человека всегда есть его темная сторона, но ты побил все рекорды. Даже ваши рок-звезды рядом с тобой выглядели бы как монахи-цистерцианцы… — Садись за стол. Начнем с салфетки. Филипп развернул салфетку и, вытянув шею, приготовился заправить ее за ворот. — Нет, не так. Берешь ее за уголок и держишь на весу, она сама расправляется под силой тяжести. — Так это сила тяжести заправит мне салфетку? — А потом ты кладешь ее себе на колени. — Но я не сюда сажаю себе больше всего пятен… Манье пребывал в отчаянии. — Филипп, дыши глубже, — расположившись прямо перед ним, посоветовал Блейк. — Посмотрел бы я на тебя! Ты себя в зеркале видел? Нет, конечно. Глядя на твою физиономию, можно подумать, что ты красился в кромешной тьме, и не руками, а ногами. А голос… — Что голос? — Да голос как голос, обычный, но в сочетании с головой… В общем, это действует на нервы. — А я думал, это тебе поможет. — Надеюсь, ты не сегодня собираешься учить меня танцевать. Если ты до меня дотронешься, меня может стошнить. — Постарайся сосредоточиться. Манон скоро придет, к этому времени надо уметь хотя бы садиться за стол. — Ты покажешься ей в таком виде? — А в чем проблема? — Бог мой, дитя невинное! Да она со страху родит у меня на пороге. — Я ее предупредил, что буду загримирован, и в отличие от тебя она отнеслась к этому спокойно. Складывай салфетку, и начнем сначала. Манье понемногу привыкал к внешнему виду своего наставника. Тот уже не внушал ему страха. Манье стал даже от души смеяться. — Филипп, давай посерьезней. — Ага, стоит только посмотреть на тебя… — Сосредоточься на салфетке. — Уголок, сила тяжести — и хоп на колени. — Уже лучше, но следи за тем, чтобы не вытягивать шею, а то ты похож на старую курицу-психопатку. — Ты себя не видел. — Теперь посмотрим, как ты держишь приборы. — А тут-то что не так? — Ты их сразу хватаешь. За тобой же никто не гонится. Ты должен подождать, пока тебя не обслужат и пока все не будут готовы приняться за еду. — Понял. Жду. — Теперь бери их. Филипп взял вилку и нож. — Можно подумать, что ты собираешься кого-то зарезать… — Отчасти это верно. Я собираюсь зарезать стейк. — А зеленый горошек? — Тоже. Я заколю одну горошину за другой. Настоящая резня. — Если ты будешь валять дурака, мы не продвинемся ни на шаг. — Я уже десять лет ем совершенно один. А ты хочешь, чтобы я вдруг появился при австрийском дворе и со своей кривой рожей выдал бы себя за виконта? Я неисправим. — Я бы так не сказал. Блейк встал и сам вложил приборы другу в руки. — Вот. Так будет лучше. — Вблизи ты смотришься еще ужасней… Франкенштейн отдыхает. В дверь постучали. — Мне, наверное, надо пойти открыть, чтобы подготовить малышку… — Сиди на месте.  65
 

 Манон действительно вскрикнула. — Хорошо еще, что ты ее предупредил! — усмехнулся Манье. Девушка, не сводя глаз с Блейка, вошла в комнату. Она обошла мажордома кругом, стараясь держаться от него подальше. — Это что же, ваш способ научить Филиппа вести себя с женщинами? Манье встал, чтобы поздороваться, и поцеловал Манон в щечку. — Добрый вечер, Манон. Хоть вы ему скажите. Вас он, может, послушает. Представьте, что вы агент спецслужб на тренировке, вам нужно поражать мишени, стрелять по террористам, спасать женщин и детей… Что бы вы сделали? — Уложила бы на месте. — Спасибо вам за поддержку нас обоих… — сказал Эндрю. — Манон, садитесь, пожалуйста. Мы немного изменим правила. Блейк снял парик и умылся под краном. — Чтобы дать вам максимум свободы, я сяду в сторонке. Забудьте обо мне. — Легко сказать, такое не забывается… — Я вмешаюсь, только если Филипп сделает ошибку. Блейк направился к шкафчику, взял оттуда швабру и направил палку на Манье. — Если ты поведешь себя неправильно, я легонько ткну тебя в бок, а потом мы посмотрим, что нужно подкорректировать. Манон ситуация веселила. Они с Филиппом уселись друг против друга. Эндрю зажег на столе свечу. — Как романтично! — усмехнулась девушка. — Только не забудьте напомнить, в какой момент я должен буду мордой пододвинуть ей котлету, — продолжил иронизировать Манье. — Вы готовы? Управляющий наклонился к Манон: — Как мило с вашей стороны, что вы согласились участвовать. Может, и лучше тренироваться с настоящей женщиной, но я чувствую себя полным идиотом… Представьте только, учиться красиво есть, в моем-то возрасте… — Нет проблем, Филипп. Нам всем время от времени нужна помощь, и возраст тут ни при чем. Эндрю мне тоже помог. Только метод был не такой странный… — Можем начинать? Уголок салфетки, сила тяжести, взятие в руки приборов — начало прошло без сучка и задоринки. Филипп и Манон осторожно начали разговор. Можно было подумать, что они играют в «да и нет не говорите». — Вы любите цветы? — Обожаю. — А моллюски у вас не вызывают аллергию? — Насколько я знаю, не вызывают… Подыскивая тему для разговора, Манон вспомнила о своем желании отправиться в путешествие на край света. — А в какую страну мечтаете поехать вы? — спросила Манон у Манье. — Не знаю. Мне кажется, я боюсь летать, а на море у меня морская болезнь. Мне нужна такая страна, куда я мог бы поехать поездом. Филипп повернулся к Блейку: — На Багамы можно поехать поездом? Эндрю закатил глаза и ткнул его в бок рукояткой швабры. Мало-помалу все стали вести себя более или менее естественно в неестественной ситуации. Филипп наполнил бокал Манон так, как наполняют его в мексиканских барах, — поднимая бутылку во время процесса. Блейк легонько ткнул его в бок. Когда же управляющий опрокинул на партнершу солонку, Эндрю чуть не сломал ему ребра. Манье почти не беседовал с женщиной. Его манера вести разговор тоже вызывала нарекания. Филипп то допускал неподобающие высказывания, а то вдруг становился излишне застенчивым. — У вас уже было первое свидание? — поинтересовался он, почти не глядя на девушку. — Само собой, вы же такая красивая… Манон покраснела: — У меня о первом свидании осталось скверное воспоминание. Это был мальчик, с которым мы учились в лицее. Я была им очарована, а ему от меня надо было только одно… Он был хорош собой и с хорошими манерами, но это была только видимость. На его примере я хотя бы поняла, что не надо обращать слишком большое внимание на упаковку. — Бедная девочка, — сказал Филипп. — У меня тоже было первое свидание. Ее звали Эмили. Я до сих пор вспоминаю ее красивые зеленые глаза. Каждый раз, когда они останавливались на мне, я чувствовал себя кроликом, которого осветили фарами. Я десятки раз приглашал ее на свидание, и однажды она согласилась. Я выбрал лучший ресторан, который только мог ей предложить. Купил цветы, белые розы. Я сидел в ресторане и ждал ее, но она не пришла. Я так волновался… До сих пор помню жалостливые взгляды официантов, когда я уходил со своими цветами. Я не решился ей позвонить. А через три дня я встретил ее под руку с одноклассником. Когда я спросил ее, почему она не пришла, она рассмеялась мне в лицо. Она просто-напросто забыла, для нее это не имело никакого значения. Больше я на свидание никого не приглашал. Рассказывая, Манье навалился локтями на стол. Блейк не стал его поправлять. — Манон, — продолжал Манье, — вы с Эндрю здесь ради того, чтобы мне помочь, и вы даже не представляете себе, какая это для меня честь. Но я считаю, что все слишком поздно. Не тратьте время на старого брюзгу. Вам надо готовиться к конкурсу. Через несколько месяцев вы станете матерью. Эндрю мне сказал, что вы ждете молодого человека, который сейчас за границей. Когда он должен вернуться?  66
 

 — Вы считаете нормальным, что он до сих пор не дал о себе знать? — Расслабься, Манон, сейчас только восемь утра. Сидя за письменным столом в библиотеке, девушка не отрывала глаз от монитора, словно подводник от экрана гидролокатора. Эндрю застал ее там еще до рассвета, когда пришел прогладить газету. С того времени Манон не покидала своего поста, разве только два раза ходила в туалет, да и то просила Эндрю подежурить — на случай появления электронного письма от Жюстена. — Ты испортишь себе глаза, если будешь так таращиться на экран. — Он уже должен был вернуться. Чем же он занят? Наверное, не получил моего письма… — Почему вдруг? — А вдруг с ним что-то случилось на обратном пути? Бывают же трагедии? Погиб в самом расцвете молодости, когда ехал к любимой женщине, которая ждет от него ребенка… А если я не любимая женщина? — Тебе в самом деле нужно успокоиться. Так тебя на весь день не хватит. Да и меня, кстати, тоже… — Я не знаю, что со мной. Я чувствую себя стиральной машиной в режиме отжима, так меня трясет. Места себе не нахожу. Я понимаю, что говорю глупости, но если я не буду их выговаривать, они засядут у меня в голове, раздуются до невероятных размеров и в конце концов лопнут вместе с мозгами! — Да, нелегко быть молодой женщиной… — Мне так его не хватает. Я все время только о нем и думаю. А знаете, чего мне недостает больше всего? Вы, конечно, решите, что я свихнулась, но я обожаю слушать его дыхание, когда он спит. Он иногда храпит, но чаще всего дышит медленно, глубоко. У его дыхания свой ритм, как у музыки. И я не устаю говорить себе, что он здесь, рядом со мной. И я кладу ему голову на плечо. А он даже не просыпается! Я чувствую щекой тепло его кожи, ее запах. Я слышу биение его сердца и чувствую себя в безопасности. Как подумаю, что у меня никогда больше не будет таких минут… — Не начинайте сначала. — А вам чего не хватает, что было в вашей жене? Манон мгновенно осознала бестактность своего вопроса: она-то еще могла на что-то надеяться, а он нет. — Простите меня, — сказала она, смутившись. — Я бог знает что говорю. Я не хотела причинить вам боль… — Все нормально. Если разговор о Диане поможет тебе уберечь свой мозг… Эндрю вспомнил свою жену. Ему не было ни грустно, ни тоскливо. Он часто думал о ней, и это было так естественно, как будто они только вчера расстались. — Я много чего любил в ней, и всего этого мне не хватает. Особенно я любил смотреть ей в глаза — и она позволяла это мне. Часто говорят, что глаза — это окна, через которые можно заглянуть в душу. Люди дотрагиваются друг до друга, ласкают друг друга, но нужно пользоваться очень большим доверием человека, чтобы он позволил вам смотреть ему в глаза столько, сколько вам хочется. В этот момент вы не только слышите, что он говорит, вы видите его всего таким, какой он есть на самом деле. У нас с Дианой такое случалось где угодно: во время ужина, посреди улицы или вечером, когда мы были одни. Тогда время останавливалось, и мы ощущали эту связь друг с другом. Я никогда не переживал более волнующих моментов. Нам было даже не обязательно касаться друг друга. Каждый ощущал малейшее движение души другого. Она знала это. Пользоваться ее доверием было прекрасно. Я улавливал ее глубинную энергию, ее суть. — Вы, наверное, очень любили друг друга. На меня никто никогда так не смотрел. Иногда Жюстен пожирал меня глазами, но это совсем другое. Как, по-вашему, он пришлет письмо или позвонит? — Понятия не имею. — Мадам не высказывала неудовольствия, что я дала ему номер ее телефона? — Она почти так же, как ты, надеется, что он вот-вот позвонит… В дверь просунула голову Одиль: — По-прежнему тишина? Блейк воздел руки к небу: — Вы, стало быть, втроем ждете прекрасного принца! В какую милую компанию я попал. Лицо кухарки помрачнело, и она спросила: — Вы не видели Мефистофеля? Я ищу его со вчерашнего дня. Он не притронулся к еде, а утром не пришел попить молока… Манон и Блейк покачали головой. — Он скоро вернется, — попытался успокоить кухарку Эндрю. — Тем более если погода испортится. — Ох уж эти мужчины! Уходят и приходят, когда им заблагорассудится, — вздохнула Манон. — Сколько с ними хлопот… Блейк хотел было возразить, но тут раздался резкий звон колокольчика на этаже Мадам. — Что это ей понадобилось? — удивился Блейк. — Телефон! — хором воскликнули обе женщины, бросившись в коридор.  67
 

 Эндрю вряд ли сможет забыть, как Манон и Одиль мчались вверх по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, словно два ошалевших подростка. Мадам едва сдерживала нетерпение. На другом конце провода действительно был Жюстен. Зайдя — гораздо более спокойно — в переднюю хозяйки, Эндрю увидел Манон, вцепившуюся в телефонную трубку. Она изо всех сил старалась, чтобы голос не выдал ее безумного волнения, но оно прорывалось в гримасах, искажавших ее лицо. Стоя по обеим сторонам от нее, Мадам и Одиль одинаково приплясывали на месте, каждые пять секунд переживая вместе с девушкой то взлет на головокружительную высоту, то падение в бездну. Когда Манон повесила трубку, все были без сил. Разговор длился менее двух минут, в течение которых Блейк размышлял о том, почему все девушки мира приходят из-за мужчин в такое состояние. Жюстен пообещал приехать за Манон в тот же вечер, в семь часов. В конце разговора он сказал: «Я люблю тебя», что отнюдь не успокоило Манон, ровно наоборот. Для нее и двух других женщин признание в любви стало фактором, серьезно осложнившим ситуацию. В Манон откуда ни возьмись проснулась бешеная энергия. Сомнения и напряжение последних недель унеслись в вихре, все сметавшем на своем пути. Хозяйка и кухарка вели себя не лучше. Спустя час, когда они уже в третий раз повторили весь разговор, откомментировав каждую фразу, точно разбирали шедевр классической литературы, Блейк решил, что ему для душевного здоровья лучше отправиться к Филиппу и провести время в обществе Юплы и Яниса. Заодно он хотел вернуть домой Мефистофеля, но так его и не нашел.
 К вечеру Блейк вернулся в замок — в сопровождении Филиппа, который жаждал своими глазами увидеть сцену возвращения беглого папаши, — и застал трех женщин сидящими за столом на кухне. Они пили чай. Манон громко хохотала, Одиль и Мадам вторили ей. Эндрю почувствовал исходящее от них мощное излучение. Три поколения собрались вместе, и молодость изливала свое счастье на два остальных. В глазах мадам Бовилье вспыхивали радостные искорки, она улыбалась, демонстрируя чудные ямочки на щеках. Филипп был очарован Одиль, сменившей свою всегдашнюю суровость на словоохотливость. Блейк мечтал об одном — чтобы Жюстен приехал вовремя, потому что опасался, что в одну секунду восьмого все три женщины станут совершенно неуправляемы. Из-за малейшего опоздания Манон решит, что «ее» Жюстена похитила страшная мафия, Мадам станет горевать, потому что ей нечем заплатить выкуп, а Одиль вооружится сковородой и отправится освобождать бедолагу. В 18 часов 30 минут Манон принялась ходить кругами по кухне. Она брала какую-то вещь, смотрела на нее невидящими глазами, потом клала на место и брала другую. За пять минут она дважды обошла всю кухню и перетрогала все, что попалось ей под руку. В 18: 45 она вдруг решила переодеться, потому что наряд, который они с Одиль выбирали несколько часов, совершенно не подходил к историческому моменту. В 18: 50 она сидела на банкетке у входа, уже в куртке, и смотрела на видеофон, как собака с вожделением смотрит на кусок говядины в витрине мясной лавки. Мадам дружески держала ее за руку. Филипп и Эндрю наблюдали за происходящим, стараясь держаться в стороне. Манье хотел было что-то сказать, но Блейку удалось склонить его к молчанию. Урок номер один: никогда не вмешиваться и не пытаться урезонить влюбленную женщину. Урок номер два: любоваться спектаклем и молить Бога, чтобы когда-нибудь такое произошло из-за вас. В 18: 59 Манон несла караул возле видеофона, готовая схватить трубку быстрее, чем техасский ковбой свой кольт в перестрелке возле салуна. Мадам и Одиль стояли на лестничной площадке, и кухарка смотрела в бинокль Блейка на главные ворота. Кстати, забыв спросить разрешение взять бинокль. — Если ответишь ты, когда он позвонит, — осторожно начал Эндрю, — он поймет, что ты только и делала, что ждала его. В доме есть мажордом, вот и воспользуйся его услугами. Сделай так, чтобы тебя добивались. — Вы правы. Ответьте ему вы. Вот, смотрите, это несложно, надо просто нажать сюда… Блейк, улыбнувшись, посмотрел на девушку. — Ой, простите, — смущенно сказала она. — Я уже не знаю, что со мной. — Машина подъехала! — пронзительным голосом оповестила всех Одиль. — Какая марка? — Темно, не видно, но вроде бы оранжевого цвета… — Ну, Золушка, вот и твоя карета, — сказал Блейк. — Дыши свободно, время тревог прошло. Манон обеими руками держалась за живот, не зная, смеяться ей или плакать. Блейк взял ее за подбородок и посмотрел в глаза: — Манон, в тот день, когда твой мужчина поведет себя как-то не так, когда он проявит глупость, на какую способны только мужчины, вспомни эти минуты и прости его. Манон обняла Блейка. Зазвонил домофон, все три женщины вздрогнули. — Замок Бовилье, добрый вечер, — сказал Эндрю голосом заправского мажордома. — Меня зовут Жюстен Баррье. У меня встреча с Манон… — Открываю. Блейк зажег свет возле дома и на крыльце. — Встреча! — повторила Манон. — Он сказал, что у него встреча! Как романтично! Блейк и Манье озадаченно переглянулись. Манон проверила, все ли у нее в порядке с платьем, и посмотрела на свой живот. — Он увидит, что я необъятных размеров. — Ты прекрасна. Не волнуйся. И, бога ради, дай ему сказать хоть слово. — Вы правы. Я замолкаю. — Он вошел, идет по аллее! — Одиль вела репортаж в прямом эфире. — Скажите нам, когда он минует рощицу, — попросил Блейк. — Идет решительно. Нет, правда, Манон, он очень мил… Филипп широко раскрыл глаза. Бросив взгляд на Одиль, Блейк увидел, что Мадам берет у нее бинокль, чтобы тоже посмотреть на Жюстена. Блейк вздохнул. — Он миновал каштаны, — объявила хозяйка. Эндрю приготовился открыть дверь. — Манон, на сцену, — скомандовал он. Молодая женщина выглядела хрупкой и беззащитной, и в то же время в ней чувствовались сила и королевское благородство. Почему женщины во всем мире производят такое впечатление на мужчин? Манон глубоко вздохнула и переступила порог так, будто нырнула с высокой скалы в океанские волны. Блейк закрыл за ней дверь. Филипп и Эндрю незаметно пристроились у одного из окон в большой гостиной, в то время как Мадам и Одиль наблюдали за встречей сверху. Манон спустилась с крыльца и пошла навстречу Жюстену. Молодой мужчина крепко обнял ее. Он долго смотрел на нее, гладил прядку ее волос, потом прошептал какие-то слова, и Манон засмеялась. Обнявшись, они прохаживались по аллее. Холод им не мешал, они находились в краю вечного лета. Он опять обнял ее. У Блейка сложилось впечатление, что говорил один Жюстен. Молодые люди были счастливы и невероятно красивы. Они чувствовали в себе силу, о которой мечтают все, — силу, которая делает человека непобедимым, бросает вызов времени, поднимает вас над землей и заставляет забыть об одиночестве. — Ей-богу, Филипп, ты плачешь… — Да нет же. Мне в глаз что-то попало. — А-а-а. Тем хуже. Не понимаю, как ты можешь оставаться равнодушным? У меня слезы на глаза наворачиваются. — Ты не шутишь? Манон и Жюстен долго разговаривали, смеялись, потом Манон за руку повела Жюстена к замку. Блейк встретил их на крыльце. — Жюстен приглашает меня поужинать, — сообщила Манон, и глаза ее лучились счастьем. — Хорошо, мадемуазель. — Но я завтра вернусь… Может, чуточку опоздаю… — Не торопитесь, — вмешалась Мадам, вышедшая на крыльцо вместе с Одиль и Филиппом. Жюстен поднялся на несколько ступенек и пожал каждому руку. Он начал с дам, поблагодарив их за заботу о Манон, потом подошел к Блейку. — Спасибо, месье Блейк. — Проведите хорошо вечер. И будьте счастливы. Молодые люди, прижавшись друг к другу, пошли к главным воротам. Манон сказала всем «до свидания». Манье помахал ей, далеко вытянув руку, как будто прощался с судном на горизонте, хотя девушка была от него всего в трех метрах. Они удалялись. Внезапно Манон бросила руку Жюстена и бегом вернулась на крыльцо. Подбежав к Эндрю, она горячо обняла его. — Спасибо вам, — шепнула она. — Если бы не вы, я бы точно свихнулась. — Я, наверное, что-то упустил, потому что ты все же немного того… — пошутил Блейк, чтобы скрыть волнение. — Странно, мне вдруг показалось, что вы с Жюстеном знакомы… — Опять эта твоя интуиция. Помни, что она не всегда срабатывает… Повинуясь нахлынувшим чувствам, Манон поцеловала Мадам, потом Одиль, которую она крепко обняла, и Филиппа, который обнял ее. Прежде чем убежать, она шепнула Эндрю: — Вашей дочке крупно повезло. Иметь такого отца — это счастье. До завтра.  68
 



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.