Annotation 9 страница

В последующие дни кое-что в замке стало меняться. У Манон появилась привычка ежедневно, часам к четырем, приходить полдничать с Одиль. Женщины беседовали, говорила в основном Манон. Чаще всего она вспоминала Жюстена, иногда — свою мать. Одиль предложила ей помощь в подготовке к устному конкурсному экзамену. Манье больше не старался приходить за едой незаметно, точно вор какой-нибудь. Забирая свою коробку из ниши в стене, он отныне делал знак кухарке, дошло даже до того, что он стал говорить ей «добрый день» или «добрый вечер» и благодарить ее. Иногда Эндрю, отправляясь заниматься с Янисом математикой, прихватывал с собой еду для управляющего. В такие дни Одиль клала побольше в расчете на мальчика. В конце концов она дала убедить себя в том, что надо готовить одно меню для всех, от кота до хозяйки, и никто не роптал. Одна только Мадам едва притрагивалась к еде, но кухаркиной вины тут не было. Блейк, конечно, больше всех замечал перемены во взаимоотношениях между обитателями поместья и радовался этим переменам, не упуская, однако, из виду, что ни одна из проблем хозяйки все же не была решена. Гуго с воодушевлением ответил на электронное письмо Блейка. Младший Бовилье хотел побольше узнать о таинст венном доброжелателе и был признателен за сделанный им шаг навстречу.
Тот вторник выдался серым, дождливым и холодным. Погода стояла осенняя, почти каждый день шли дожди. На лестничной площадке третьего этажа у окна стоял Блейк и смотрел на главные ворота в бинокль. — Чем это вы заняты? — спросила заставшая его в таком положении Одиль. — Пытаюсь воздать должное лицемерию… — Что, простите? Внезапно мажордом объявил: — Такси приехало. Минута в минуту. — Зачем вы поджидаете мадам Берлинер? Разве домофон не работает? Блейк не ответил и стал быстро спускаться в холл. Там он встал возле видеофона, у которого предварительно был отключен звук. — Эндрю, что еще за выходку вы готовите? — Это очень плохая женщина. — Что верно, то верно, но что вы собираетесь делать? Убить ее током, когда она позвонит? Блейк посмотрел на Одиль: — Превосходная идея, клянусь честью. — Вы и вправду сумасшедший. Оставьте в покое подругу Мадам. У нее не так уж много друзей осталось. — Таких подруг, как мадам Берлинер, всегда предостаточно. Загорелся экран видеофона, и на нем появилось лицо посетительницы. Пытаясь защититься от проливного дождя, она высоко подняла воротник пальто, но капли тем не менее попадали ей на лицо. Мадам Берлинер нажала на кнопку вызова, но ответа не получила. Она опять и опять с силой давила на кнопку, лицо ее исказилось гримасой, которую камера делала еще более страшной. Ее исступленная мимика и прерывистые резкие движения напоминали злобного персонажа мультфильма, которому — ко всеобщей радости — никак не удавалось добиться цели… Под некоторыми углами камера делала ее голову очень похожей на голову землеройки, однако Блейк поостерегся говорить об этом кухарке. Вопреки ожиданию, та наблюдала за происходящим, не скрывая улыбки. — И сколько времени вы собираетесь заставлять ее ждать под дождем? — Сколько потребуется, чтобы выяснить, действительно ли у нее на ресницах водостойкая тушь. — Опыт подсказывает мне, что, когда что-то падает сверху, хватит меньше минуты, чтобы ресницы потекли… Эндрю удивленно поднял бровь. Он никогда не видел Одиль подкрашенной. Но наблюдение полезное. И вообще Одиль — симпатичная женщина. Мадам Берлинер уже начинала паниковать. Эндрю решил, что после такого душа ей пора просушиться… — Предупредите Мадам, что ее подруга явилась. — А вы? — Я же вам сказал, что буду воздавать должное лицемерию. Взяв огромный зонт, Блейк помчался к воротам, спасать жертву злосчастной поломки… 51

В библиотеке Блейк включил музыкальный центр и принялся знакомиться с коллекцией дисков. В коллекции было много известных ему современных имен, однако в этот вечер Блейку хотелось послушать классическую музыку. Он остановил свой выбор на Дебюсси, Штраусе и Моцарте. Прелюдия, вальсы и реквием. Что из этого больше соответствует его теперешнему настроению? Диана обожала Дебюсси. Блейк поместил диск в ячейку и удобно устроился в кресле. При первых же тактах Бергамасской сюиты Блейка охватило волнение. Мягкий свет, лес за окном, книги, звуки чудесной музыки… Эндрю закрыл глаза. Его накрыла волна чувств. Каждая нота отзывалась в нем, заново открывая ему дорогу в то пространство, которое он когда-то давно покинул. Его пальцы двигались по кожаным подлокотникам в такт музыке. Он хорошо знал эту сюиту, слышал ее сотни раз, но в тот вечер у него было впечатление, что он открывает ее для себя заново. Так открывается взору монументальная скульптура, с которой вдруг спадает прикрывающая ее завеса; так вдруг внезапно рушится стена, закрывавшая доселе невидимый горизонт. Дух Блейка унесся в другую вселенную, в другой мир, где не было серых красок, где все жило и дышало, даже прошлое. Под влиянием музыки он почувствовал в себе силы смириться с тем, что Дианы больше нет и что она навсегда останется жить в его памяти. Захваченный полетом, он осознал, что у него есть силы надеяться. Музыка внезапно смолкла. Блейк открыл глаза и увидел возле проигрывателя мадам Бовилье. Она его выключила. — Простите меня, — проговорила она, — но это почти невыносимо… С растерянным видом, в халате, она сделала несколько шагов по комнате. Она оглядывала библиотеку, бросая иногда безумный взгляд на Блейка, точно он был призраком. Блейк понял ее состояние и встал с кресла. — Я очень сожалею, я не хотел… — Почему вы выбрали это произведение? Блейк не знал, что ответить. Она опередила его: — Именно эту музыку мы с Франсуа слушали, когда закончили ремонт в этой самой комнате. Он сидел как раз там, где вы. Он так радовался, что наконец-то у него будет место для книг. Он обнял меня, и мы стали танцевать… — Именно эта сюита звучала в зале Плейель, когда я впервые увидел женщину, которая потом изменила мою жизнь. Мы вместе учились в университете, только Диана была на другом отделении. Она сидела на ряд впереди меня. Сначала я обратил внимание на ее волосы. А потом уже не мог оторвать от нее взгляда. Я рассматривал ее профиль, ресницы, губы. Она была целиком поглощена музыкой. В антракте я услышал ее голос, смех… — Вы верите в случайность, месье Блейк? — А вы? — Нет, не верю. Мадам Бовилье покачнулась, у нее закружилась голова. Блейк бросился ее поддержать. — Сядьте. Я сейчас принесу воды. — Нет, пожалуйста, не оставляйте меня здесь одну. Я не приходила сюда с тех пор, как Франсуа… Меня потрясло, когда я увидела вас в кресле. — Я искренне огорчен. — Не надо. Вы правы. Даже ради его памяти этот дом должен жить. Она понемногу приходила в себя. — Как вы думаете, сколько можно получить за все эти книги? — Что вы хотите сказать? — Если я не ошибаюсь, тут есть хорошие издания и даже несколько антикварных. На какую сумму можно рассчитывать при продаже? — Вы серьезно? — У меня нет выбора. При том, как идут дела, я, возможно, даже не смогу вас оставить после испытательного срока. Чтобы избежать худшего и выстоять, мне придется продать все, что я могу. — Вы не можете продавать книги вашего мужа… — Лучше, если придется продать весь замок? Иногда мне кажется, что тогда жить стало бы легче. Признаюсь, бывают вечера, когда я серьезно об этом думаю. Я бы поселилась в маленькой квартирке в городе. От одной мысли, что не надо будет тащить весь этот груз, мне становится легче. Выходить на улицу, встречать людей, смотреть на них, разглядывать витрины, да и в кино пойти — почему бы нет… Купить хлеба, еще чего-нибудь и вернуться домой. Управлять только своим жалким существованием… Блейк опустился в кресло напротив нее. Мадам смотрела на свои руки, вертела вокруг пальца кольцо, ставшее слишком большим для ее исхудавших пальцев. Она подняла на него глаза. — Когда вы потеряли жену, месье Блейк, вы переехали жить в другое место? — Я думал переехать, но остался. Прежде всего ради дочери. Я не хотел, чтобы она получила еще одну травму. Но и из-за Дианы тоже. Мне хотелось, чтобы все оставалось на своих местах, как если бы она могла в любую минуту вернуться. — Я вас понимаю. Франсуа очень хотел купить это поместье, он сам занимался его отделкой. Этот замок похож на него. Если я его продам, у меня будет впечатление, что я второй раз переживаю его смерть. Поэтому, пока у меня есть силы, я предпочитаю пожертвовать его книгами и своими украшениями, чтобы этого избежать. — Вашими украшениями? — Они не такие уж и ценные, большая часть досталась мне по наследству. Мадам Берлинер уже предложила кое-что у меня купить. — Вы позволите мне высказать свое мнение? — Позволю я или не позволю, вы мне все равно его выскажете… — устало улыбнувшись, ответила мадам Бовилье. Блейк, сидя в кресле, наклонился в ее сторону. — Если уж вы решились продавать, позвольте мне этим заняться. — Вы мажордом, а не агент по распродаже имущества. — Я прежде всего человек. И так же, как Одиль, Филипп и даже Манон, я к вам привязан. — Вы привязаны к работе. Блейк покачал головой: — Не только, мадам. — Так как же быть с книгами? — Если вы желаете их продать, я постараюсь навести справки по Интернету и сообщу вам результат. — Сделайте это поскорее, пожалуйста. — Завтра утром приступаю. — Спасибо. Я подумала над вашим предложением отпраздновать Хэллоуин с этим ребенком, которому вы с Филиппом даете уроки. Я согласна. Я сама намерена в ближайшее время пригласить на ужин одну мою очень давнюю подругу. Она ваша соотечественница. Мы с ней переписывались еще когда учились в лицее, и хоть всегда поддерживали друг с другом связь, не виделись по меньшей мере лет пятнадцать. Ужин — самое подходящее, чтобы встретиться. Дадим этому замку немного тепла и света, прежде чем его поглотят сумерки. 52

Кассирша в супермаркете не без интереса смотрела на двух мужчин, методично выкладывавших из тележки покупки. Стоявшие сзади покупатели тоже. Десятки пакетов конфет, бутылки газировки, свечи, коробки печенья — в том числе любимые галеты Манон, которые она с некоторых пор в большом количестве съедала на полдник. Блейк, поймав вопросительный взгляд кассирши, спросил: — Вы находите, что мы уже слишком стары, чтобы устраивать вечеринки? А Манье добавил: — Фокус в том, чтобы получить диабет за один вечер и отвлечься от страданий из-за радикулита. Он подмигнул кассирше и изобразил страшную боль в спине. Женщина не решалась больше на них смотреть и занялась исключительно штрих-кодами. Подкатив наполненную тележку к машине, Блейк сложил покупки в багажник. — Может, мы слегка и перебрали. Сколько их будет? — Пятеро. Янис и два его лучших друга, его младшая сестра и ее подружка. — Если они съедят хотя бы четверть всего этого, придется вызывать «скорую». — Ничего, пусть останется, эти продукты не портящиеся. В кои-то веки устраиваем что-то веселое! Я, кстати, готовлю им маленький сюрприз… — Что еще за сюрприз? — встревожился Блейк. — Ты же не раскрыл мне свой трюк с тузом пик. Вот и я не скажу!
Небо заволокли большие серые тучи, и стемнело раньше обычного. К счастью, дождя вечером не обещали. Когда в назначенное время приглашенные подростки вышли из леса на тропинку, они остановились, разинув рты. Даже Янис, хорошо знавший поместье, был удивлен. Вокруг домика Манье стояли горящие факелы. Их танцующее пламя бросало рыжие отблески на окружающие деревья. В каждом окне горели свечи разной величины, отбрасывая на фасад пляшущие тени. В саду на столе лежала красивая выскобленная тыква и улыбалась гостям всеми своими заостренными зубами. Обстановка была фантастическая. Когда дети подошли поближе, из облака мучной пыли появился мажордом во фраке и цилиндре. Лицо у него было смертельно бледным, черные круги под глазами делали взгляд пугающим. Вместо плаща он накинул на спину старое шотландское одеяло с дыркой посередине… — Добрый вечер, дети, — начал он замогильным голосом. — Добро пожаловать в страну самых страшных кошмаров. Вы попали в страну колдовства… Откуда ни возьмись с лаем прибежала Юпла. На голове у собаки была повязана лента с мигающими звездочками, на шее красовался галстук-бабочка. — Вернись, чертов пес! Сейчас не твой выход! — проревел из домика голос Манье. Собака бросилась на девочек, пытаясь облизать им лицо и напугав их гораздо больше, чем мажордом из преисподней. Блейк не моргнув глазом продолжал: — Сейчас вы вступите на земли прок´ лятого поместья. Если хотите заполучить конфетное сокровище, наберитесь смелости и идите по дороге тысячи чар, освещенной огнями… Но берегитесь: страшная ведьма со своей верной служанкой уже поджидают вас там, чтобы съесть… И мажордом преисподней расхохотался, как в старых фильмах ужасов. Янис потоптался на месте: — Скажите, месье Блейк, надо идти вверх по аллее до самого замка, да? — Месье Блейка больше не существует, я его съел. Уа-ха-ха-ха-ха-ха! Эндрю, закутанный в дырявый плащ, споткнулся о садовый стул, пустился бежать и вскоре скрылся в ночи. Предоставленные сами себе, дети двинулись вперед. — Что за фигня! — раздраженно сказал самый младший из друзей Яниса. — Вообще-то это мы должны нагонять на них страху! А тут уже в лесу было страшновато… И потом, кто этот здоровенный, который смеется, как псих? — Я не смеюсь, как псих! Остерегайся мажордома из преисподней! — раздался голос из-за кустов. Янис прыснул со смеху. — Ну, давайте, давайте! Много лет я мечтаю попасть в замок… Об этом домишке рассказывают умопомрачительные вещи. Говорят даже, что его построил внук Франкенштейна и там прячут похищенных детей, чтобы производить с ними опыты… — Янис, мне страшно, — прошептала подружка его младшей сестры. — Не дрейфь. Они клевые. Дети шли по дороге. Расставленные через равные промежутки факелы создавали атмосферу, будоражащую воображение. На первом повороте они наткнулись на гигантскую паутину, посреди которой сидел огромный паук. — Да он же не настоящий! — воскликнул другой приятель Яниса. Сестра взяла Яниса за руку и больше не отпускала. — Да это ж не страшно! — храбрился второй приятель. В этот момент Блейк с криком выскочил из чащи. Пятеро детей тоже принялись кричать. — Что, малявки, поджилки дрожат? Уа-ха-ха-ха-ха-ха! Он опять убежал, по дороге зацепившись плащом за ветку, на которой плащ так и остался висеть в самом жалком виде. Дальше дети шли, тесно прижавшись друг к другу и опасливо озираясь. Вдалеке послышался жуткий волчий вой. — Да где же они, конфеты-то? — спросила одна из девочек. — Как только найдем, хватаем их и смываемся, — предложил один из друзей Яниса. Когда показались крыши замка, мажордом вновь явился из своей преисподней. — Что-то темновато вокруг, вам не кажется? Взгляните-ка на небо! И берегитесь! Второй псих только что сказал мне, что здесь вас поджидает сюрприз. К сожалению, даже я не знаю, что он такое приготовил… Раздался первый взрыв. Эхо от него выкатилось далеко за пределы поместья. В небо поднялась маленькая горящая точка, и вдруг ночь осветилась разноцветной вспышкой. Вторая ракета взмыла вверх, за ней третья. На этот раз дети не испытывали страха. Даже мажордом из преисподней поднял глаза к небу, полному разноцветных огней. Залпы следовали один за другим, пальба становилась все более оглушительной. Дети кричали: — Давай! Еще! — Не подбадривайте его, он и так возбужден дальше некуда. Мажордом из преисподней вас предупреждал… Испугавшись взрывов, Юпла убежала в лес. Фейерверк продолжался. Блейк понятия не имел, где Филипп раздобыл свой арсенал, но произвести впечатление на публику ему удалось. В небе одна за другой вспыхивали красные розетки, и в парке стало светло как днем. Несколько красивых снопов прочертили небо. Затем пальба стала понемногу стихать. Завершающая картина была великолепна, хотя, на взгляд Блейка, некоторые ракеты взрывались слишком близко от деревьев… Когда три последние ракеты, самые мощные, разорвались, дети закричали от радости. Взволнованный не меньше детей последними падающими искрами, Блейк не сразу вспомнил, что там дальше по сценарию. В замке Одиль, превратившаяся в злобную ведьму, поджидала детей на крыльце у входа в кухню вместе с Манон, нарядившейся мумией. На кухарке были лохмотья и парик из старых тряпок. Ее черные зубы произвели сильное впечатление на девочек. — Заходите в мою скромную таверну, молодые люди, и угощайтесь… Их вразвалку сопровождала мумия. Она вытягивала руки и издавала хрипы. Усевшись по-царски за стол, пятеро детей отведали волшебных кексов, потом заколдованных пирожных оранжевого цвета. Через некоторое время она перестали обращать внимание на мертвенно-бледное лицо мажордома, шрамы мумии и угольные зубы ведьмы — знай себе хохотали и лопали конфеты. Когда пробило десять часов, настало время пускаться в обратный путь. Янис поблагодарил Одиль и Манон, крепко их поцеловав. Пока его друзья набивали карманы сладостями, мальчик подошел к Блейку: — Это самый прекрасный вечер в моей жизни. Жалко, что месье Манье нет. — Я не знаю, куда он подевался. И я очень рад, что тебе понравилось. То есть я хочу сказать, что мажордом из преисподней доволен… — Так это правда? — Что правда, Янис? — Иногда люди делают что-то для других просто так? — Такое в самом деле случается. Широко раскрытыми темными глазами мальчик смотрел на Блейка. Миг — и у Блейка возникло ощущение, что с ним такое уже бывало. В его памяти возник образ Сары, совсем еще маленькой. Это было во время ярмарки, он тогда, стреляя по мишеням, выиграл для нее огромного голубого кролика. У Блейка защемило сердце. Он потеребил ребенку волосы и чуть было не обнял его, но вовремя почувствовал, что такой жест будет неуместен. Мажордом протянул ему руку. Мальчуган обхватил своей рукой руку пожилого человека и энергично потряс ее. — Спасибо, месье. — Мне это было в удовольствие. Не забудь, тебе надо решить к четвергу пять примеров. — Сделаю. Дети пустились в обратный путь. Одиль и Манон махали им, стоя на крыльце. Блейк провожал их, слушая, как они громко делятся впечатлениями. Когда они углубились в лес, внимание всех привлек странный звук. Вдалеке среди деревьев появился какой-то свет. Возникли чьи-то очертания, становящиеся все более яркими. В ночи раздался протяжный вой. — Филипп, это ты? — крикнул Эндрю. Фигура с размытыми контурами скользила между деревьев. Странный призрак то исчезал, то появлялся опять, становясь все ближе. Казалось, будто он парит над землей. — Что это, месье Блейк? — не совсем спокойным голосом спросил Янис. Сестренка вцепилась ему в руку. — Не бойтесь, дети. Это наверняка фокус Филиппа. Выйдя на опушку леса, светящийся призрак вдруг ускорил движение и с воем помчался в сторону детей. Те закричали и бросились врассыпную. Одиль вернулась на кухню и вышла оттуда, вооруженная сковородой. Она решительно двинулась на существо, преследовавшее объятых страхом детей. В парке, прилегающем к замку, начался странный балет. Фантом буквально летал за Янисом и его приятелями, Блейк встал на колени, чтобы защитить сестренку мальчика, обняв ее. Другая девочка умчалась в лес. Казалось, ничто не могло остановить страшный летающий призрак… до тех пор, пока ему на пути не встретилась Одиль. Она со всей силы огрела фигуру сковородой по голове. Призрак вдруг смолк, однако продолжал свой безумный бег, пока не рухнул где-то в зарослях. Детям понадобилось больше получаса, чтобы успокоиться. 53

— Вы знали, что это Филипп? — Да ничего я не знала! — оправдывалась Одиль. — Слышала звериный вой и видела светящийся призрак, который носился по лесу! — Ну, вы его и треснули… — Он подверг опасности детей! И что ему взбрело в голову устроить такое? Он должен был нас предупредить. — Слава богу, все обошлось. Он ведь мог серьезно постра дать. Вы представляете? — Что за идея гоняться за детьми на велосипеде с большим прожектором и приклеенным к лицу скотчем мегафоном! Да еще накрывшись простыней! Блейк крепился, чтобы не рассмеяться. — Он, когда падал, сильно ударился коленом о батареи. — А дети? Вы о детях подумали? Их еще долго теперь будут мучить кошмары. И через тридцать лет, увидев висящую простыню, которую поднимает ветер, или просто человека на велосипеде, они станут дрожать от страха. — И все же вечер удался на славу. — Ага, один больной чуть не свел с ума всех остальных! — Одиль, расслабьтесь. Филипп чувствует себя хорошо. Никаких последствий, кроме разве что отметины от вашей сковородки на лбу. Ворчливость Одиль плохо скрывала ее беспокойство по поводу Манье. — Он очень на меня обиделся? — спросила она. — Он не знает, что это вы его огрели. — Как это? — Вчера вечером, после всех событий, он не помнил даже, какой был день недели. И что происходило в последние два дня. Когда я помог ему раздеться и лечь, он назвал меня мамой… — Вы шутите? — Нет, клянусь. Еще он спросил, принесет ли ему Дед Мороз красный велосипед… Одиль не знала, что и думать, а Блейк еле сдерживал хохот. — И вы сегодня утром ходили его навестить… — Когда вы меня встретили, я как раз возвращался, чтобы принять душ и переодеться. Всю ночь я просидел у его постели, в костюме и загримированный. Я вот думаю, на кого была похожа его матушка… — К нему так и не вернулась память? — Частично возвращается. Он помнит, что ездил на велосипеде. Он узнал Юплу. Однако спросил, почему у бедного пса галстук-бабочка весь в грязи… — Так он не помнит, что это я его ударила? — Я ему сказал, что он наткнулся на ветку. Так что никто не виноват. Я об этом позаботился. — Я умираю со стыда. — Если он на Рождество решит прийти через камин, не вздумайте зажечь огонь. — Вы иногда такое несете… — Сковородкой по голове… Н-да. — Может, мне пойти его проведать? — Он станет думать, почему это вы проявляете к нему такое сострадание, и может что-нибудь заподозрить. Он ведь далеко не дурак… несмотря на то, что еще вчера вечером был твердо убежден, что, если он написает в постель, за ним приедут жандармы. — Бедняга… — Мне скорее жаль жандармов. В любом случае не беспокойтесь, на следующей неделе у него день рождения. Можно устроить ему маленький сюрприз. Что вы на это скажете? — Даже если бы я не чувствовала себя такой виноватой, я бы сказала «да».
Когда Одиль поднялась к Мадам, чтобы помочь ей одеться, то нашла ее в гораздо лучшей форме, чем в предыдущие дни. — Петарды и фейерверк вас не очень побеспокоили? — Это длилось недолго. — Филипп и Эндрю все здорово устроили. Дети были в восторге. Вы бы видели парк и фейерверк, все было так необыкновенно. — Одиль, что у вас с зубами? — С зубами? — У вас зубы, как у крестьянки в пятнадцатом веке, какие-то старые гнилые пеньки… Кухарка, бросившись к зеркалу в ванной, вскричала от ужаса: — Боже мой! — Вы наряжались? — Месье Блейк уговорил меня сделать черные зубы, как у пирата, но он нашел только маркер. Мадам засмеялась. — Какой ужас! — со стоном сказала Одиль. — Для Хэллоуина это очень даже годится, но на следующий день… Одиль закрыла рот руками и еще громче воскликнула: — Господи, помилуй нас! — Что такое? — Этим же маркером он нарисовал шрамы на лице мумии! — Какой еще мумии? — Манон! Только бы не отразилось на ребенке… 54

В то утро Эндрю заметил, что хозяйка уже с меньшим интересом занималась почтой, чем несколько недель назад. Ходила ли она в свою тайную комнату? Что спрашивала у мужа? Думает ли она о своем сыне? Наблюдавшему за ней Эндрю было все труднее делать вид, что он ничего не знает. Он знал слишком много. Под конец он спросил: — Вы по-прежнему намерены продать книги? — Мне их до слез жалко, но ситуация не изменилась. — На специальном сайте библиофилов мне удалось оценить их стоимость. После чего, кстати, было сделано несколько предложений, одно из которых представляется мне весьма интересным. Некий парижский коллекционер дает за полный лот сумму на двадцать процентов выше, чем все остальные. — А почему он платит больше? — Он питает страсть к словарям. А в коллекции, судя по всему, есть редкие словари. Я ответил ему от вашего имени, что, если он хочет, пусть берет все или ничего и что у нас уже есть другие предложения. Он тут же набавил цену. — Да вы ценный человек, месье Блейк. Продавайте и покончим с этим как можно скорее. — Не желаете ли, что бы я занялся также вашими украшениями? — В следующий раз, если не возражаете. Одной дурной новости в день вполне достаточно. Могу я вас попросить об одолжении касательно продажи книг? — Я к вашим услугам. — Можно не трогать их до тех пор, пока у меня в гостях не побывает моя английская подруга? — Дата уже известна? — Она будет в наших краях в следующую пятницу, разумеется, с мужем. Если покупатель согласится, я бы хотела, чтобы книги Франсуа были в этот вечер на месте. — Я сумею его уговорить. — Нам надо приготовить настоящий пир, я надеюсь на вас с Одиль. Я уже давно не устраивала больших приемов. И кто знает, стану ли устраивать?
Блейк опять стоял у окна на лестничной площадке и наблюдал за главными воротами. — Зря силы тратите, — сказала ему Одиль, выйдя из своей комнаты. — Сегодня дождя не будет. Эндрю, не выпуская бинокля из рук, ответил: — Я никогда не трачу силы зря, особенно когда дело касается таких людей, как мадам Берлинер. По ту сторону решетки из-за деревьев наконец-то показалось такси. — Надо признать за ней по крайней мере одно хорошее качество, — сказал Блейк, быстро спускаясь к видеофону, — она пунктуальна. Одиль стало любопытно, и она последовала за Блейком. — Что вы приготовили ей на этот раз? Призрака на велосипеде, чтобы ее напугать? — Слишком рискованно, Филипп не умеет вовремя остановиться. — А вы сами — воплощенная сдержанность и чувство меры? Мадам Берлинер позвонила. Ее шарообразное лицо появилось на экране. Блейк рассмеялся, точно озорной мальчишка, нажал кнопку на видеофоне и не отпускал. — Иногда вы меня прямо пугаете, — сказала Одиль, заинтригованная и вместе с тем обеспокоенная. Мадам Берлинер взялась за решетку, чтобы открыть калитку. Едва ее рука коснулась металла, как мадам Берлинер начала биться в конвульсиях, отчего у нее даже слетела с головы модная шляпка. Из полуоткрытого рта вырвался странный звук, хорошо слышимый по домофону, похожий отчасти на звук лопнувшей шины, отчасти на хрип просыпающегося весной медведя. — Вы ненормальный! — воскликнула Одиль. — Сейчас же прекратите! — Это вы подали мне идею. — Эндрю, я заявлю на вас! — Вы думаете, кто-нибудь поверит женщине с черными зубами?
Мадам Берлинер покинула поместье вечером, забрав с собой кое-какие украшения. Подойдя к воротам, она наотрез отказалась дотрагиваться до решетки. Эндрю, проводив ее, поднялся к себе отдохнуть. Когда он проходил мимо двери Манон, ему показалось, что он слышит рыдания. Он постучал. — Это Эндрю. Все в порядке? Ответа не последовало. — Пожалуйста, скажи мне, — настаивал Блейк. Дверь открылась. Девушка уже вытерла слезы, но заплаканные глаза выдавали ее состояние. — Какие-то проблемы? С беременностью? — С этим все в порядке. Ребеночек лакомится печеньем на чистом сливочном масле и конфетами… — Есть новости от Жюстена? — Сегодня ночью мне приснилось, что он не вернется. — Это просто дурной сон. Манон сделала шаг назад и прислонилась спиной к шкафу. — Этот сон снится мне каждую ночь. Он должен вернуться через одиннадцать дней. Иногда я представляю себе, что он придет в тот же вечер, а иногда теряю всякую надежду. Меня поминутно бросает то в жар то в холод… И по маме я тоже скучаю. А тут еще куда-то пропал вязаный жилет, который мне Жюстен подарил на годовщину нашего знакомства… Блейк обнял девушку. — Вот слушай, сейчас я стану говорить как персонаж книги: решай проблемы по мере их поступления. Как у тебя дела с подготовкой? У тебя же экзамен на носу… — Через две недели. Одиль считает, что я готова, кроме вопросов по педагогике. Но в любом случае… Манон замолчала. — Что в любом случае? — Через две недели либо Жюстен вернется и у меня будет шанс, либо не вернется, и потому не стоит даже и пробовать. — А пока тебе надо готовиться. — Могу я задать вам один вопрос? — Пожалуйста. — Вы помните то время, когда вам было двадцать лет? — Франция и Англия находились в состоянии войны. Мы жили в глинобитных домах. Нищие ели какие-то корешки, а мы спали вместе со свиньями, чтобы не было холодно. Видишь, я помню. Чем я могу тебе помочь? — Вы тоже во всем сомневались, как и я? — Жизнь во многом была другой. У нас не было электронных гаджетов, не было такой одежды, развлечений, но сомнения, страхи, плохо скрываемые под маской бывалого всезнайки, — все это было. Я помню надпись на фронтоне римских катакомб, которые я осматривал с родителями. Над грудой черепов и костей было написано: «Я был таким, как ты. Ты будешь таким, как я». Я вышел оттуда в ужасе и на всю жизнь запомнил эту надпись. С тех пор я всегда смотрю на стариков как на прежних детей, а на детей как на будущих взрослых. У каждого свой путь, но все мы проходим через несколько этапов. — Мне трудно поверить, что вы чего-то боялись… — Боялся плохо сыграть в футбол, тогда ребята не взяли бы меня в свою команду, боялся, что я некрасив и девочки не станут со мной танцевать, боялся оказаться не таким смелым, как мой отец, чтобы пойти по его стопам, боялся, что женщина, которую я люблю, увлечется другим, боялся не дать людям то, чего они от меня ждут. Я и сейчас боюсь многого… — Вау… Выходит, это я вас должна утешать? — Мне достаточно смотреть на тебя. У тебя есть сила и душа. Ты несешь в себе жизнь. Тебе принадлежит будущее. Настал твой черед. Все, чем старик может помочь молодому, это быть честным и говорить ему то немногое, что знает, даже если это уязвляет его гордость. Не забывай, что взрослый — это просто состарившийся ребенок. 55

Воспользовавшись вилкой, Филипп почесал себе голову под широкой марлевой повязкой. — Как дела с «Графом Монте-Кристо»? — тихо спросил его Блейк. — Есть трудности, — так же тихо ответил Манье. — Не в смысле чтения, тут он справляется все лучше, а вот с персонажами… Чтобы его заинтересовать, я заменил Бертуччо, слугу, на Юплу. — У тебя пес — сообщник Эдмона Дантеса? — поперхнулся Блейк. — Ну да, и теперь ребенок не может понять, как это графу помогает в его мести говорящая собака… И потом, до него с трудом доходит, что его возлюбленная Мерседес — это вовсе не крутая немецкая тачка, и тут, клянусь тебе, некоторые куски становятся прямо-таки чистым сюром, потому что говорящая собака, которая должна передать тайное послание автомобилю в двести лошадиных сил, — это тебе не хухры-мухры… Янис поднял глаза от листка с примерами, над которыми он корпел. Паренек сидел за столом управляющего, Юпла лежала у его ног. Строгим голосом он сказал двум заговорщикам: — А в школе, знаете, что делает директор с теми, кто болтает и мешает другим заниматься? — Просит выйти? — предположил Блейк. И двое мужчин продолжили разговор на улице, на ветру. На Филиппе был свитер, который ему подарили в складчину на день рождения. — Ты, я вижу, его не снимаешь, — сказал Блейк, кивнув на свитер. — Я всегда так. Надевать свитер — это ж целое дело, не подумай чего другого. — Однако же я видел, когда Одиль протянула тебе пакет… — Она сама сказала, что это подарок от вас всех. — И вы оба покраснели. А ты чмокнул ее… — В ее лице я чмокнул всех, даже тебя и Мадам. — Ты был в таком состоянии, что и кота бы чмокнул, попадись он тогда тебе под руку. Вы все больше ладите с Одиль. — Это правда. Но я не строю никаких иллюзий. Я мужлан. Рядом с такой женщиной, как она… Вот ты — со всем другое дело. И, слегка копируя английский акцент Эндрю, Манье проговорил: — «Ничто не помешает нам насладиться вкусом»; «После вас, милая леди»; «Вот уж нет, я не стану этого делать»; «Ваша кислая капуста восхитительна»… — Ты смеешься надо мной? — По части догадливости ты не уступишь своему соотечественнику Шерлоку… — Я отношу это на счет твоей контузии. — Отнеси это на счет моей никчемности. Мне нечем заинтересовать Одиль. — Значит, ты хотел бы ее заинтересовать? Манье отвернулся. Блейк не стал допытываться. Мужчины еще немного прошлись, а потом отправились посмотреть, как дела у Яниса. Они не обменялись больше ни словом, только занимались с мальчиком. Филипп пару раз неловко взмахнул руками — такое стало с ним случаться после пресловутой «контузии». Вечером Блейк пришел его проведать. Филипп сидел перед телевизором и глупо смеялся, хотя показывали документальный фильм об угрожающем подъеме уровня моря в Полинезии. Блейк отправил его спать. Филипп покорно пошел. Тем вечером, в отличие от вечера Хэллоуина, Эндрю не пришлось петь ему колыбельную, чтобы он уснул. 56

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8910 11 12 13 Следующая ⇒