Annotation 7 страница

Придя к Манье, Блейк заметил у него на столе книгу. Она была не очень аккуратно обернута в плотную бумагу кремового цвета, а название было написано от руки маркером. Эндрю взял произведение в руки. — «Юпла» Джека Лондона? — с удивлением прочел он. — Ну да, я подумал, что такое название скажет мальчику больше, чем «Белый Клык». Он Юплу обожает. И его действительно зацепило. Мы уже на середине. Теперь он смотрит на моего пса как на героя. — Если ты соберешься поведать ему историю императрицы Сиси^[8], не советую тебе брать на себя ведущую роль… — Но я же ничего не переделываю в самой истории, я только изменил имя животного. — Не знаю, что сказал бы по этому поводу Джек Лондон… Но, в конце-то концов, почему нет? Юпла делает повествование чуть более праздничным, и это не может не сказаться на драматических сценах. Странно, но сцена, где «Юпла вцепилась волку в горло», сразу становится менее страшной… — Ты можешь насмехаться сколько угодно, но с первой же главы Янис перестал бурчать. — У меня будет больше трудностей с математикой… Я не вижу, как можно заменить цифру два на Пикачу и «умножить» на Железного человека. — Жаль, это было бы повеселее. Представляешь? Кота Сильвестра разделить на Скуби-Ду и умножить на мышку! — Только не упоминай о мышке в присутствии Одиль, а то с ней случится сердечный приступ, и ты будешь опять изгнан, как в худшие времена. — Из-за одного только слова? А что она делала, когда у нее выпадал зуб? — Что-то я не вижу связи. — Когда ты был маленький и у тебя выпадал молочный зуб, разве его не клали под подушку, чтобы его забрала мышка, а взамен оставила монетку? — У нас этим занимается зубная фея. — Ну и зря. — Почему это фея хуже, чем какой-то грызун? Мы не очень-то хотим, чтобы переносчики инфекционных болезней забирались под подушку к нашим детям, пока они спят. — Неужели вы и впрямь верите в то, что маленькая фея, как дура, порхает по ночам, собирая какие-то выпавшие зубы? Вы много их видели, фей-то, с маленькими крылышками и дурацкой улыбкой? Не забудьте оставить окно в спальне открытым, а то найдете свою зубную фею в обмороке на полу. — А тем временем твоя мышка, должно быть, оставила под подушкой у Одиль помет, чуму или холеру, раз женщина впадает в шок, едва видит зверька. Манье отнесся к дискуссии очень серьезно, и Блейк не преминул поиграть на этом. Управляющему уже было некуда отступать. — Ах, я и забыл, ваши феи ведь не какают… — Не какают под подушками у детей — разве что у непослушных. Манье надул губы, словно рассерженный школьник, у которого не получилось оставить за собой последнее слово. Спустя мгновение он пробурчал: — Я знаю, как отучить Одиль бояться мышей. — Даже и не думай об этом. — Блейк положил книгу и спросил: — Ты не знаешь, где я мог бы взять машину? — Для чего тебе машина? — Мне надо будет съездить в город, а заодно поможем Янусу довезти самые тяжелые покупки. — У меня есть машина. — Есть машина, а ты заставляешь мальчишку возить по лесу на велосипеде эти чертовы сумки? — Машина моя, но прав у меня нет. — Где она? — В сарае. Но я не знаю, можно ли еще на ней ездить. Манье выдвинул ящик буфета и стал там рыться. — Ключи должны быть где-то здесь. Месье Франсуа отдал мне ее незадолго до смерти. Он хотел помочь мне получить права, но не успел. С тех пор машина так и стоит без движения. — Ты разбираешься в механике? — В минитракторах, в газонокосилках немного разбираюсь. В станках, в пилах тоже, но в машинах… — Пойдем, посмотрим, ты не против? — Ага, вот и ключи… 38

Когда Одиль и Эндрю вместе пришли к мадам Бовилье, им не пришлось долго просить за Манон. Мадам Бовилье сразу же согласилась ее приютить. Хозяйка пошла даже дальше и предложила участвовать в медицинских расходах, не предусмотренных страховкой. После обеда Эндрю занялся расчисткой одной из комнат на четвертом этаже, заваленной всяким хламом. Комнату он выбрал самую большую и светлую, расположенную на равном удалении от его комнаты и комнаты кухарки. Весь остаток дня Одиль и Блейк убирали и чистили, разносили коробки и старую мебель по соседним комнатам. Филипп пришел помочь им переставить шкаф и перенести кровать из гостевой комнаты на третьем этаже. Несмотря на боль в спине, Эндрю ликовал. И с упоением наблюдал, как Филипп и Одиль протаскивают матрас через узкий поворот лестницы, как управляющий и кухарка трудятся вместе. Блейк старался ставить их в паре на все работы. Манон следила за процессом, стоя возле лестничных перил. Поначалу она немного переживала из-за того, что ей не позволили в нем участвовать, но была потрясена тем, что люди так стараются ради нее. Из своих покоев вышла мадам Бовилье, чтобы взглянуть на результат. Точно королева, открывающая детский приют, она с достоинством все осмотрела. И даже прошлась немного по коридору. Одиль, с той поры, как начала здесь работать, не помнила, чтобы хозяйка вообще поднималась на этот этаж. Прежде чем спуститься к себе, хозяйка остановилась на лестничной площадке, где выстроились в ряд все трое ее работников, ласково погладила Манон по руке и даже шепнула ей что-то ободряющее.
Было уже довольно поздно. Сидя на верхней ступеньке лестницы, Манон почесывала Мефистофеля, расположившегося у нее на коленях. Блейк удивился, что она сидит в коридоре, и подошел. — Тебе не нравится в комнате? — Одиль сейчас заправляет постель. Она говорит, что из-за всех этих передвижений поднялась пыль, надо проветрить, а она боится, как бы я не простыла. Блейк уселся на ступеньку рядом с девушкой. — Как ты себя чувствуешь? — спросил он. — Лучше, благодаря всем вам. — Правда? Я не хотел говорить в присутствии других, но как Жюстен отреагировал на твое письмо? — Никак, ни малейшего знака. А мобильник здесь не ловит. И я не могу найти розетку, куда подключить ноутбук. — Мы найдем какое-нибудь решение. В крайнем случае, я уверен, Мадам согласится, чтобы ты дала ему номер здешнего телефона, если он захочет с тобой поговорить. — Со мной поговорить? Я не уверена, что мы вообще будем когда-нибудь разговаривать. — Не надо думать только о плохом. Мужчинам иногда надо много времени, чтобы понять, и еще больше, чтобы начать действовать, но далеко не все они чудовища. Мефистофель урчал, прикрыв глаза. Девушка водила пальцами по его длинной светло-коричневой шерстке. Несмотря на серьезность ситуации, в которой оказалась Манон, настроение этим вечером было чудесное. Блейку всегда нравилась атмосфера чердаков и мансард. Находясь под самой крышей, он чувствовал себя защищенным и от неба, и от мира. Разлитый в коридоре мягкий свет усиливал это ощущение. — А вы помните день, когда уехали от родителей? — спросила Манон. — Это была среда. Я помню, потому что в то время мы с матерью по вечерам смотрели детективный сериал. Она предприняла трогательную попытку оставить меня еще на один вечер под предлогом совместного просмотра. Но меня ждала моя будущая жена, и я все-таки уехал. Для меня это был вечер как вечер. И только годами позже, когда моя мать как-то заговорила об этом, я понял, чем он был для нее. Мама призналась, что в тот вечер даже телевизор без меня не смогла включить. И весь вечер проплакала… Я просто не сознавал тогда, что уезжаю. Для меня это был никакой не конец, я просто продолжал жить своей жизнью. — А ваша дочь? — Перестав быть ребенком, ты становишься родителем, и вот настал мой черед расстаться с Сарой. Она покинула родное гнездо, чтобы ехать учиться. На следующее утро я должен был провожать ее в аэропорт. Всю ночь я почти не спал. Я встал и тихонько подошел к ее двери. Я не позволил себе пойти и посмотреть на нее спящую, как делал, когда она была маленькой. Я даже не стал прислушиваться, как она дышит. Просто наслаждался каждым мгновением той последней ночи, когда она была дома по-настоящему. — С тех пор она никогда не ночевала у вас? — Ночевала, но, когда человек не живет с вами изо дня в день, это уже совсем другое. У нее появился муж, другие привычки. Ее жизнь больше не протекала в нашем доме. Это проявляется во множестве мелочей. — Вам, наверное, было грустно. — Это тоже проходит. Жизнь есть жизнь. — А я и не собиралась покидать дом, где выросла, если бы меня не выгнала моя собственная мать. — Пусть пройдет время. Я знаю, ты опять станешь упрекать меня в том, что я говорю как в книжках, но, поверь мне, не надо делать поспешных выводов. Ты еще не оправилась от потрясения. Я уверен, что твоя мать уже жалеет. — Вы ее не знаете… — Ты ее дочь. Скоро ты поймешь силу этой связи. Ее нельзя недооценивать. — И все же, когда я вышла из дому, а она хлопнула дверью, я в глубине души почувствовала, что уже ничего никогда не будет таким, как прежде. Я подумала, что, может быть, в последний раз видела свою комнату. У вас было когда-нибудь такое ощущение? — В последний раз… Ты слишком молода, чтобы смотреть на жизнь с этой стороны. Обращай лучше внимание на то, что происходит впервые. — Сейчас не получится. Последний раз, когда Жюстен меня обнял. Последний раз, когда мама меня утешала. Последний раз, когда я поверила, что пройду по конкурсу… — А ты помнишь, что почувствовала в то первое утро, когда проснулась, уже зная, что беременна? — Не очень. Кажется, я помчалась в туалет, потому что меня тошнило… Из-за двери комнаты Манон появилась Одиль. — Постель готова. Надо будет укрепить шкаф, а то он вот-вот развалится, это ты попросишь мужчин. А теперь, девочка, иди отдыхай, этот день и так был для тебя слишком долгим. Манон отложила в сторону кота — тот остался лежать, свернувшись клубком, в ожидании, что его будут гладить до самого утра. Пожелав друг другу спокойной ночи, все разошлись по своим комнатам. Манон первая закрыла дверь. Несмотря на свою близорукость Эндрю разглядел, что Одиль слегка помахала ему, прежде чем скрылась за своей. Он в ответ тоже помахал и пошел укладываться, чтобы перед сном обо всем рассказать Джерри и Диане. 39

Прежде чем сесть в кресло, с которого он только что вытер пыль, Эндрю помедлил немного, словно прося разрешение у того, кто занимал его раньше на протяжении многих лет. Блейк устроился в кабинете, обставленном так, как он обставил бы его сам, если бы кабинет принадлежал ему. Блейк закрыл глаза. Положил руки на кожаные подлокотники. Никто не сидел здесь после смерти месье Бовилье. Даже если мажордом добился разрешения разместиться в библиотеке для того, чтобы выполнять секретарские обязанности, это не означало, что ему позволено залезать в ящики. Все необходимые ему для работы документы и ручки лежали рядом с бюваром на большом подносе со светлой окантовкой. Эндрю глубоко вздохнул и оглядел комнату. Здесь царил полумрак, медные бра озаряли мягким светом книжные шкафы из черешневого дерева, которыми были уставлены все стены. В каждом из шкафов стояли в ряд книги в красивых переплетах и затейливые безделушки. Письменный стол занимал в этом пространстве самое подходящее для него место. Довольный, Блейк встал, чтобы рассмотреть все поближе. Месье Бовилье собрал впечатляющую коллекцию, самые старинные издания находились за стеклом. Эндрю открыл дверцы шкафа, взял первый попавшийся сборник стихов и осторожно полистал. XVII век. Стихи о любви, смерти, о быстротекущем времени. Многих слов Эндрю не понял — они были на старофранцузском. Он легонько погладил пальцами старинную бумагу, прежде чем поставить книгу на место. В других шкафах большинство книг было на французском — литературная классика, множество словарей и справочных изданий по истории, архитектуре, медицине. Попадались и диковинки вроде словаря арго начала прошлого века. В одной из тумбочек Блейк обнаружил музыкальный центр и набор компакт-дисков: классика, музыка из кинофильмов, одна или две оперы, записи отдельных исполнителей и различных групп — самые свежие датировались тем временем, когда месье Бовилье ушел из жизни. Закончив осмотр, Блейк подумал, что хотел бы познакомиться с человеком, который всем этим интересовался. Эндрю подошел к двери. Выглянув наружу, осмотрел пустынный коридор, после чего плотно закрыл створки. Достал из кармана взятую у Филиппа клейкую ленту и сделал несколько шагов к одному из книжных шкафов. Просунул руку за книги и достал оттуда пластиковый пакет. Высыпал содержимое на письменный стол. Ранее Блейк собрал узкие бумажные полоски, в которые превратилось письмо в зеленом конверте, отправленное мадам Бовилье в шредер. Ему понадобилось немало времени, чтобы по одной выудить их из мусора. Разумеется, нескольких не хватало, но большую часть он собрал. Блейк никогда не увлекался паззлами. Он методично отделил полоски, которые раньше были конвертом, от полосок, на которые было разрезано письмо — для него гораздо более важных. Постепенно постарался подобрать одну к другой полоски бумаги цвета слоновой кости, с обрывками строк, написанных черной ручкой мелким почерком. Из-за особенностей почерка Эндрю в первую очередь удалось восстановить подпись: Гуго. Почему Мадам не хочет читать письма сына? У Блейка вдруг возникла мысль проверить и конверт. Благодаря марке он определил, откуда прибыло письмо: Джакарта, столица Индонезии. Письмо шло три недели. Услышав стук в дверь, Блейк вздрогнул. — Месье Эндрю, вы здесь? — послышался за дверью голос Одили. Блейк схватил бювар и быстро накрыл им свой пазл. Кухарка вошла, не дожидаясь разрешения. — Я так и думала, что вы здесь. — Мне придется бывать здесь все чаще. Вы никогда не ждете разрешения войти? — Но вы же не голый работаете… — Зачем я вам понадобился? Одиль обвела библиотеку взглядом. — Мадам, наверное, очень вас ценит, если разрешила воспользоваться этой комнатой. — Я не буду больше загромождать ваш обеденный стол, когда вы готовите вкусные блюда. — Вы мне не мешали. Мне нравится ваша компания. Сожалею, что потревожила, но там Манье вас ищет. Он ждет возле кухни. — Прочему же вы не пригласили его войти? — Пойдите сами посмотрите…
Управляющий стоял у двери, его лицо и одежда были перепачканы грязью и смазкой. — Что случилось? — спросил Эндрю. — Мы с Хакимом в сарае, чиним машину. Я ему помогаю, но он спрашивает у меня такие вещи, которых я не понимаю. У тебя есть права, ты будешь водить, вот я и подумал… — Сейчас иду. Когда они уже направились к сараю, Одиль бросила Блейку: — Постарайтесь не вымазаться! 40

Прямо посреди сарая, между тем, что когда-то было лошадиным стойлом, и старой ржавой сельхозмашиной стоял маленький «рено» с распахнутыми дверями и поднятым капотом. Кузов был покрыт толстым слоем пыли, на земле вокруг валялись инструменты. — Хаким, вы еще там? — спросил Филипп. Голос из-под ма шины ответи л: — Я скоро заканчиваю. Надо бы еще поменять кое-какие детали, но для этой модели их найдешь разве что в музее. Молодой человек вылез из-под машины. — Эндрю, познакомься, это Хаким, старший брат Яниса. — Извините, месье, не могу пожать вам руку — я весь в грязи. — Здравствуйте. Ну как, сможете починить это чудо техники? — спросил Блейк. — Не скажу, что она легко пройдет техосмотр, но ездить будет. Надо бы шины сменить, резина немного высохла, но в остальном порядок: после того, как мы сменили аккумулятор, свечи, масло, прочистили фильтры и заправили бак, она завелась с полоборота. Хотите попробовать? Блейк сел за руль. — У нас все с другой стороны, — сказал англичанин. — Я уже водил во Франции, но это было так давно… — Навыки быстро вернутся. Старшему брату Яниса было чуть больше двадцати. Они были очень похожи. Эндрю повернул ключ и тронулся с места. — Вам стоит сначала сделать круг по парку, а уже потом выезжать на дорогу, но вообще-то проблем быть не должно. Мотор гудел ровно. — Мои поздравления, вы отлично разбираетесь в машинах. — Как-никак моя профессия, я ведь работаю в автомастерской. Разве Янис вам не говорил? Хаким взглянул на часы: — Было бы здорово, если бы кто-нибудь из вас посмотрел мой телефон. Он у меня в кармане куртки. Я жду сообщение, но боюсь кнопки заляпать. — С удовольствием, — ответил Блейк, выключая зажигание, — но здесь нет связи. — Вот те раз. Да ладно, уже поздно, мне пора идти. — По дороге зайдите ко мне почиститься, — предложил Манье. — Не откажусь. — А сколько мы вам должны? — спросил Блейк. Хаким вытер руки старой тряпкой. — Ничего, месье. Я знаю, что вы делаете для Яниса, и я вам за это благодарен. Ему полезно общаться с такими людьми, как вы. Он возвращается домой счастливый. У него в голове полно идей. — Я думал, он ходит сюда тайком, — удивился Эндрю. — От матери, да. Но он мой младший брат, и я присматриваю за ним… — Вы уверены, что мы вам ничего не должны? Вы ведь потратили на нас время. Да и запчасти чего-то стоят… — Уверен. И обращайтесь, если что. Кстати, советую вам выкатить машину на улицу. Если повезет, дождик ее немного помоет, а то не поймешь, какого она цвета…
Когда Блейк включил первую, его ждал сюрприз. Машина прыгнула, как козочка, и мотор заглох. Вторая попытка оказалась удачной. Со скоростью улитки машина выехала из сарая. — Чтобы добраться до города, ей понадобится неделя… — сделал вывод Манье. — Зато, если лопнет шина, можно заменить ее прямо на ходу, — добавил Хаким. Мужчины расхохотались. — Издеваетесь! — ухмыльнулся Блейк. — Внимание! В двухстах метрах впереди дерево. Тормози, не то завтра к вечеру врежешься! — крикнул в ответ Манье. 41

Возвращаясь от Филиппа, Блейк с удивлением увидел просунутую в котоход руку, которая неистово махала яркой кошачьей игрушкой-погремушкой. Сдавленным голосом Одиль повторяла: — Мефистофель! Мефистофель! Пора домой. Иди к мамочке. Через волшебную дверцу. Привлеченный необычной сценой, Эндрю остановился. Он представил себе, как кухарка с другой стороны двери, стоя на четвереньках и сунув голову в кошачий лаз, зовет своего ангорского убийцу, и едва не расхохотался. Двигаясь на цыпочках вдоль стены, он подошел поближе. Блейк столкнулся с одной из тех ситуаций, которые в молодости даже создали ему некоторую известность. С раннего детства и позже, в каких бы обстоятельствах он ни находился, такого рода сцены неизменно будили его воображение. Он загорался так или иначе поучаствовать в происходящем. В его голове мгновенно возникали всевозможные сценарии. В данном случае можно было действовать двояко. Либо вежливо и осторожно постучать в дверцу, чтобы Одиль, убирая руку, ненароком не поранилась и открыла дверь. Такое решение позволяло каждому выйти из ситуации с честью и достоинством. Либо осуществить план Б в надежде, что эта невероятная история войдет в легенду. Эндрю колебался. Рука Одиль продолжала махать смешной игрушкой. Блейк, подошел совсем близко и наклонился, чтобы рассмотреть игрушку. — Мефистофель! Мефистофель! Если научишься ходить через волшебную дверцу, мамочка приготовит тебе твои любимые креветки! В какой-то момент Блейк почти устыдился того, что собирался сделать, но, не признаваясь самому себе в истинных намерениях — черта, которую Одиль признала бы чисто мужской, — сумел убедить себя в том, что еще ничего не совершил и потому не должен испытывать угрызений совести. В такого рода операциях фишка заключается в том, что, решившись на что-то, дальше надо действовать быстро и не раздумывая. Одиль, со свойственным ей упорством, не отходила от лазейки для кота. С настойчивостью, достойной уважения, несмотря на отваливавшуюся от усталости руку, она упорно продолжала звать своего любимца. — Кис-кис-кис! Блейк не без удовольствия представил себе реакцию Одиль, положи он сейчас ей в руку мышь. Однако уже в следующую секунду посчитал такой поступок жестоким и ограничился тем, что просто-напросто пожал ей руку со словами: — Добрый день, мадам Одиль! Как поживаете? Одиль испуганно вскрикнула, и рука ее скрылась быстрее, чем голова мурены исчезла бы в пасти большой белой акулы. Последовавший за этим глухой звук удара немного встревожил Эндрю. Когда он увидел за стеклом двери лицо Одиль, то понял, что в ближайшие четверть часа его не ждет ничего хорошего. Взгляд ее был так мрачен, что внушал неподдельный ужас. Она потирала голову. Эндрю прогневал киборга, инкогнито жившего на нашей планете. Одиль принялась орать на него прежде, чем открыла дверь. Когда она распахнулась наполовину, до ушей Блейка донеслось: — Псих ненормальный! Больной на всю голову! Совсем чокнулся! Эндрю не понял последнее слово, но счел благоразумным до поры не спрашивать его значение. Одиль бушевала, размахивая руками и то и дело потирая себе лоб, где уже наметилась шишка. Она никак не могла успокоиться. В потоке не вполне литературных выражений Блейк различал отдельные упоминания о душевных болезнях, нер вном срыве, сердечном приступе и прочем в том же духе. Вдруг позади Одиль Блейк увидел Мефистофеля. Тот спокойно сидел посреди буфетной, обернув хвост вокруг своих красивых мохнатых лап. Кот уже давно вернулся и, конечно, наблюдал за своей хозяйкой, как та потешным образом уговаривала его воспользоваться лазом, который тот уже освоил. Блейк, не пытаясь успокоить Одиль, ограничился тем, что указал ей на кота пальцем. По прошествии некоторого времени кухарка остановила поток словесных излияний. — Что, что там еще? — Сзади вас. Она обернулась и увидела кота. — Ты здесь, мой милый! — проворковала она как ни в чем не бывало. В эту минуту Блейк открыл один из тех законов, которые управляют жизнью мужчин: женщина более всего внушает страх тогда, когда внезапно переходит от бешеной ярости к ласковому щебету. — Хороший котик, — счел нужным прокомментировать Блейк. — Сам, как большой, воспользовался волшебной дверью… Одиль резко повернулась: — А вы… — Когда-нибудь вы мне объясните, что значит «совсем того»? Киборг двинулся на Эндрю. Пришло время спасаться бегством. 42

На первом же перекрестке Эндрю увидел машину, которая ехала по встречке, и запаниковал было, но вовремя вспомнил, что движение здесь правостороннее. Затем он выбрался на круглую площадь с клумбой посередине, от которой отходило несколько дорог. Не представляя, какую из них выбрать, он двинулся наугад, изрядно поплутал по периферии городка, но в конце концов отыскал парковку в центре. Местные жители с любопытством смотрели на его жутко грязный и давно отслуживший свой век автомобиль. Манье, хорошо знавший городок, предлагал ему поехать с ним, но Эндрю отказался. Для дела, которое ему предстояло провернуть, свидетели были не нужны. Он вышел из машины и дальше отправился пешком, без конца спрашивая у прохожих дорогу, пока не очутился в торговом квартале, возле скромного на вид жилого дома. Убедившись, что нужная ему фамилия значится на почтовом ящике, он подождал, пока кто-нибудь откроет дверь с кодовым замком. Пожилой человек ни у кого не вызовет подозрений. Порядочные люди забывают, что негодяи так же стареют, как и все остальные. Уже звоня в квартиру № 15, Эндрю продолжал сомневаться, правильно ли он поступает. Меньше всего ему хотелось навредить Манон. Дверь открылась. — Месье Жюстен Баррье? — Что вам нужно? — Поговорить с вами несколько минут. — О чем? — О Манон. Блейк почувствовал, как молодой голубоглазый парень напрягся. Он был готов закрыть дверь. Эндрю, чтобы помешать ему, положил руку на створку. — Я не стану ни читать вам мораль, ни давить на вас. — Вы ее отец? — Никаких семейных связей. Я знаком с ней, вот и все. — Это она вас прислала? — Если она узнает, что я ходил к вам, она очень рассердится. Поэтому я прошу вас никогда ничего ей не говорить. Я могу войти? Поколебавшись, Жюстен впустил гостя. — У меня не так много времени… — Я ненадолго. Молодой человек явно нервничал — переминался с ноги на ногу и то вынимал, то снова прятал руки в карманы. — Мы, наверное, могли бы сесть… — предложил Эндрю, указав на стулья вокруг заваленного всякой всячиной стола. Мужчины сели друг против друга. — Как она поживает? — спросил Жюстен, избегая смотреть гостю в глаза. — Здоровье в порядке. Настроение — не очень. Ее мать плохо отнеслась к ее беременности. В общем, сейчас она живет там же, где работает, — в замке. Я тоже там работаю. Жюстен шумно вздохнул, запустив ладонь в коротко стриженные волосы. — Так что вы хотите? — настороженно спросил он. — Ничего. Я пришел не для того, чтобы обвинять вас или учить. Если вы вернетесь, но не будете счастливы, это продлится недолго, и вы в конце концов уйдете. — Мне нужно время подумать. — Это фраза, которой мы, мужчины, обычно прикрываемся, когда на самом деле не хотим думать. — А еще говорили, что не хотите читать мне мораль… — Готов держать пари, что я в своей жизни совершил гораздо больше ошибок, чем вы. Если бы в определенные моменты кто-то совершенно посторонний, кому я не должен давать отчет, пришел бы ко мне и откровенно со мной поговорил, я, быть может, нашел бы решения, которые уберегли бы меня от многих катастроф. После нашего разговора вы поступите так, как сочтете нужным. Это ваша жизнь. — Я сам себя не понимаю. Ребенок все изменит… — Неужели? — Я еще так молод… — Добро пожаловать в мир мужчин. Существует ли свой возраст для каждого этапа жизни? Между пятнадцатью и двадцатью годами мы экспериментируем, едим и пьем бог знает что, фантазируем, делимся своими фантазиями с друзьями. Мы пробуем. В лучшем случае находим границы своих возможностей, в худшем — совершаем «проколы». Вы уже прошли через это, Жюстен. На меня вы производите впечатление человека сложившегося — разве что с уборкой пока не очень… У вас есть работа. Ваша история с Манон имеет шансы на продолжение. — Я совсем не готов к ребенку. — Жизнь редко ждет, когда мы к чему-то подготовимся. Я не знаю, должны ли вы выбрать именно Манон, но именно сейчас вы должны задать себе этот вопрос. — Вы считаете, что можно так вот решать такого рода вещи? — У вас никогда не появится уверенности, вы никогда не найдете ответов, пока не встанете на эту дорогу. Но вы можете быть честным перед самим собой, слушать то, что подсказывает вам ваше сердце и не поддаваться страхам. — Вы говорите как старый, умудренный опытом человек… Блейк улыбнулся: — Манон считает, что я изъясняюсь как персонаж книги, и еще она порой говорит мне такие вещи, которые меня потрясают. Хоть мы и стараемся им этого не показывать, но женщины часто производят на нас именно такое впечатление, разве нет? — Она говорит обо мне? — Редко, но она думает о вас все время, это я вам точно говорю. — Она обижена на меня? — Она ждет вас. — Она мне тут письмо написала… — Вы ей ответили? — Я не способен написать так же красиво, и потом, даже если б я и хотел, я не знаю, что ей ответить. — Есть только два варианта, Жюстен. Либо эта беременность позволила вам понять, что отношения с Манон были для вас всего лишь приключением и вы не хотите переходить на более высокую ступень, — в таком случае надо рвать. Либо Манон для вас нечто большее, чем просто приключение, но вы поддались панике, потому что все произошло слишком быстро. Оба варианта возможны, но вы должны по крайней мере сказать ей, какой из них вы выбираете, чтобы она могла либо продолжать все, как есть, либо все начинать заново… Ей ведь тоже надо как-то строить свою жизнь. — Вы женаты? — Был. И это я добивался своей будущей жены. — Вы познакомились в молодости? — Когда мне было столько лет, сколько сейчас вам, я уже был женат четыре года. И нам пришлось биться за то, чтобы иметь ребенка. — И вы сразу поняли, что она — та самая женщина? — Сказать по правде, я думаю, что все эти истории о безумной любви с первого взгляда, о том, что вы созданы друг для друга, — это все девчачьи байки. Им хочется в это верить. Молодого мужчину с первого взгляда привлекает соблазнительная попка или грудь. Мы этого не говорим, но тем не менее это так. Это уже потом, когда гормоны немного успокоятся, мы открываем для себя что-то другое. Девушки прекрасно это знают. Для чего, как ты думаешь, они столько времени тратят на то, чтобы заботиться о своей внешности? Если бы не гормоны, мы так бы и занимались своими мальчишескими делами: гоняли бы на великах и мотоциклах, играли бы в стрелялки, покуривали втихаря. Игрушки себе всегда можно найти. Но, слава богу, есть гормоны, и они толкают нас к единственным существам, способным сделать из нас нечто отличное от полных кретинов. Не знаю, как вы, но когда я начал серьезно смотреть на ту, которая должна была стать моей женой, я рассматривал все в деталях, точно какой-нибудь инженер. Звучит, конечно, не очень, и все же… Интересуется ли она тем же, чем и я? Сделает ли она мою жизнь приятной? Сможет ли она терпеть мои недостатки? Мы никогда им в этом не признаемся, однако в дальнейшем, беседуя с близкими друзьями, вы понимаете, что все мужчины поступают одинаково. Мы выбираем наиболее подходящее нам из того, что мы в силах заполучить, а потом наиболее умные из нас учатся любить. На какое-то время воцарилась пауза. — А у них по-другому? — спросил вдруг Жюстен. — Не знаю. Я в своем возрасте с трудом понимаю себе подобных, а вы хотите, чтобы я все знал о противоположном лагере? — Иногда я ее не понимаю… — Мы все испытываем одно и то же. Единственный вопрос, на который вы и только вы должны сегодня найти ответ: готовы ли вы отказаться от предубеждения относительно Манон и ее ребенка? Могут ли мимолетные увлечения, машины, выпивка и компьютерные игры принести вам больше радости, чем то, что сулит жизнь с Манон? Если вы бросаете ее, чтобы через какое-то время все начать сначала с другой женщиной, значит, ваш роман был ошибкой. Если вы намерены и дальше жить без женщин и детей, тогда вы правильно поступите, если ее бросите. Это тот момент, Жюстен, когда надо задуматься о себе. Не позволяйте никому вас судить. Сами решайте и действуйте. — Я скоро уеду. — Далеко? Когда? — Завтра. На месяц. Командировка в Германию. Будем монтировать кое-какое оборудование в Мюнхене. Я вызвался сам. Я здесь задыхаюсь. — Пожалейте Манон, не держите ее долго в неведении. 43

Двое мужчин и один ребенок стояли на крыльце домика и смотрели на дождь, падающий с навеса крупными каплями. Янис стоял между Филиппом и Эндрю, лицом к парку, в котором было так много серого, что картина напоминала черно-белую фотографию. Три поколения — бок о бок, трое посторонних людей, становящихся все более близкими друг другу. — Когда такой сильный дождь, французы говорят, если дословно, «льет веревками». — А в Англии, если дословно, «льет кошками и собаками». Я знаю, Филипп, что ты хочешь сказать, и почти готов с тобой согласиться. — А наша математичка говорит: «Льет, как корова писает». Двое взрослых разом посмотрели на юного. — Кстати о математике, — вспомнил Блейк, — ты сделал примеры, которые я тебе задавал? — Жутко трудные. Вообще-то мне больше нравятся задачи. Я лучше понимаю, когда какая-нибудь ситуация, чем просто одни цифры. — Янис, я не могу каждый раз придумывать для тебя истории на две страницы, чтобы ты сделал вычисления в одну строку. К завтрашнему дню примеры надо доделать, потом мы будем повторять деление. Парень был явно недоволен. — Моя мать получит телик году в трехтысячном. — К тому времени теликов уже не будет, придумают что-нибудь другое. — Матери тоже уже не будет. — Поэтому не тяни с уроками. — И что я тогда выиграю? Эндрю и Филипп опять разом уставились на ребенка: — А ты и вправду мастер говорить «нет»… Янис поднял глаза на Блейка: — Вообще-то я хотел вас попросить об одной вещи. — Ты хочешь сказать, вдобавок к тому, что мы уже для тебя делаем? — Хочу тебе напомнить, что ты почти не ездишь по магазинам… — вмешался Филипп. Янис ударил кулаком пустое пространство перед собой: — Вы ужасно непреклонные… — Непреклонные? — Манье поперхнулся. — Рабовладельцы, педофилы и непреклонные? Тебе впору спасаться бегством. Но подожди хотя бы, когда дождь перестанет… — Откуда ты взял это слово? — поинтересовался Блейк. — Из книжки, которую мы сейчас читаем. Там пятеро ребят ищут сокровище на необитаемом острове. Отличная книжка, у них еще собака по кличке Юпла. Манье незаметно подмигнул Блейку. — И что же это за «вещь», о которой ты хочешь попросить? — Вы знаете, что такое Хэллоуин? — Немного, но в Англии это празднуют не так, как в Соединенных Штатах. — Во Франции тоже не очень, — уточнил Манье. — Может быть, но я очень хотел бы отпраздновать Хэллоуин с друзьями. — Пожалуй, это возможно. — Нужны тонны конфет! — Если в килограмме тысяча граммов, а одна ириска весит двадцать граммов, то сколько таких ирисок в одном килограмме? — А сколько весит клубничный мармелад? — вмешался управляющий. — Я обожаю клубничный мармелад. — Филипп, подожди, мы занимаемся. Янис принялся изо всех сил соображать. Некоторое время слышен был только шум дождя, стучавшего по листьям, металлическому столу и крыше. В конце концов ребенок заявил: — Слишком сложно для моей головы. Мне нужен калькулятор. — Я надеялся не на такой ответ. Что ж, тем хуже. Отпразднуешь Хэллоуин в другой раз. Мальчик что-то проворчал себе под нос и снова принялся соображать. Филипп выставил вперед руку, проверяя, какой силы дождь. — Интересно, после такого дождя машина будет какого цвета? — Думаю, небесно-голубого, — сказал Блейк. — Я сейчас припоминаю, что она должна быть изумрудно-зеленой, — сказал Манье. — Ты тогда уже подсел на свои аперитивы? — А что в них такого, в моих аперитивах? — Да ничего. Говорю тебе, что машина светло-голубого цвета. — Зеленого. — Спорим? — предложил Блейк. — На что? — спросил заинтригованный Манье. — Пятьдесят! — воскликнул Янис. — Надо пятьдесят ирисок, чтобы получился килограмм. 44

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒