Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Annotation 6 страница



 Стараясь перебить запах готовящихся кальмаров, от которого его всегда подташнивало, Эндрю склонился над дымящимся кофейником. — Вы что, отказались от чая? — удивилась Одиль, открывая дверь в сад. — Разумеется, нет. Я стараюсь внести в свою жизнь разнообразие. Кухарка высунулась наружу и стала звать кота: — Мефистофель! Мефистофель! Иди, мой хороший, пора пить молочко! — Вы простудитесь, — предупредил ее Блейк. — Можно сделать котоход. Мефистофель будет ходить туда и назад, не беспокоя вас. Поджидая своего любимца, Одиль задумалась над этой идеей. — Не знаю, согласится ли Мадам. — Я могу поговорить с ней. Кстати, о Мадам. Вы не находите, что она неважно выглядит в последние дни? — Когда я сказала ей, что у нее усталый вид, она ответила, что ничего страшного. — А доктор не рекомендовал ей сделать анализы? — С тех пор как я здесь, я ни разу не видела ни одного доктора. Она лечится травками, принимает какие-то биодобавки… Держа хвост трубой, рысцой вбежал кот и прямиком устремился к блюдцу с молоком. Одиль продолжала: — Сегодня днем Мадам ждет важных посетителей. — Меня никто не предупредил. — Она, конечно, забыла вам сказать. Это деловая встреча. Очевидное недоумение Блейка заставило Одиль кое-что разъяснить. — Не цепляйтесь к формальностям. Ей известно, какого вы мнения о людях, которые занимаются ее финансовыми вложениями. Она предпочла уведомить об их визите меня, а не вас. Тем более что, как я понимаю, дело не терпит отлагательств. — Я мог бы оказаться ей полезен в этом вопросе. — Она так не думает, а хозяйка все-таки она. Для Блейка не прошло незамеченным, что Мадам не поручала ему отвечать на письма, имеющие отношение к денежным вопросам. С этой минуты он твердо решил побольше разузнать о финансовом положении Мадам и ее «управленцах», даже если добывать информацию ему придется самому… Блейк переменил тему разговора. — Одиль, я хотел бы вас попросить об одолжении: не могли бы мы завтра пригласить Манон пообедать с нами? Кухарка недоуменно посмотрела на Блейка. Тот продолжал: — Она сейчас не в лучшем моральном состоянии. — Разве она не встречается по средам со своим дружком? — В последнее время нет. — Вы полагаете, что обеда с нами достаточно, чтобы вернуть ей хорошее настроение? — Ваши кулинарные способности творят чудеса. — У нее неприятности? Она вам что-то рассказала? — Нет, ничего серьезного… — Знайте же, месье Блейк, что для нас, женщин, сердечные дела всегда серьезны. Но она предпочла обсуждать их не со мной, а с вами. — Я думаю, вас она побаивается. — Меня? Интересно почему. Манон девушка неплохая, но она никогда не пыталась со мной сблизиться. Она приезжает, делает свою работу не больше и не меньше и уезжает. Наши отношения не выходят за служебные рамки. Но я бы ее охотно выслушала. — Ее жизнь протекает не здесь. — Однажды, когда она только поступила на работу, она сказала мне о своем желании стать учительницей. Понятно, что это имеет мало общего с работой горничной. — Судьба не всегда заводит нас туда, куда мы хотим. Вы и я красноречивые тому примеры. Так вы согласны, чтобы она присоединилась к нам за столом? Одиль погладила кота, усердно лакавшего молоко. — Я уже знаю, что приготовлю…  31
 

 Поднялся ветер. От его порывов, наполнявших лес завыванием, сухие листья взмывали кверху, до самых верхушек деревьев, и, кружась, снова опускались на землю. Блейк и Манье шли вглубь парка. — Лисичек мы, пожалуй, много не наберем, — заявил Филипп, — а что касается белых, то у нас есть все шансы. Управляющий шел впереди с плетеной корзинкой в одной руке и палкой в другой. — А ты на удивление здорово умеешь обращаться с детьми, — снова заговорил он. — Мальчуган-то этот не прост. Упрямый и всегда готов выпустить когти. И как ты все устроил с тузом пик? — Я что-то не понимаю. — Я же видел. Ты знал, что вытянешь туза. Как тебе удалось? Он был у тебя в рукаве? Карточный фокус? — Случай. — Ну, Эндрю, я серьезно! Ты можешь раскрыть мне секрет. Я ничего не скажу мальчишке, обещаю. — Единственное, что важно, — это подтянуть его до нужного уровня и вернуть в школу. — Идея благородная, но я его знаю, он себе на уме. Он все сделает, чтобы не перетруждаться. — Все дети такие. Наше дело — не оставлять ему выбора. Мы ведь тоже не простофили, так ведь? Манье улыбнулся: — Кстати о детях, у тебя есть дочь, так? — Сара. Но мне никогда не приходилось заставлять ее учиться. У нее перед глазами был пример ее матери. — И ты никогда не помогал ей делать уроки? — Помогал пару раз с физикой, она просила меня, когда училась в университете. — Я потому спрашиваю, что понятия не имею, как заниматься с Янисом. — Что ты предпочитаешь — чтение или математику? — Считаю я, только когда расплачиваюсь, да еще высчитываю дозы удобрений и прочего, что нужно для ухода за растениями. А чтение… Ну, полистаю иногда журнал-другой… В детстве я любил читать, особенно на каникулах, когда делать было нечего. — Тогда ты берешь чтение, а я — математику… — Ладно, но я все равно не знаю, с чего начать. — Читай ему истории, но только те, которые сам любишь. Что ты любил читать, когда был на каникулах? Какие книги будили твое воображение? От каких тебе было трудно оторваться, и ты читал до позднего вечера? Вспомни. Читай ему вслух. Несколько страниц на каждом занятии. Пусть у него появится желание узнать продолжение. Он сам начнет читать. — Но в школе учат не так… — Школа — это другое. Школа должна учить много детей сразу. Вот они и автоматизируют процесс, почти ставят его на конвейер. Но лучший способ научить читать — это заразить человека ощущением счастья, какое дает чтение. Не надо ему объяснять, что содержится в книгах, дай ему возможность самому открыть все то, что он может в них найти. — Ты всегда так умно рассуждаешь. Чувствуется образованность… — Хотя в школе я не был примерным учеником, поверь мне! Больше всего мне хотелось носиться с ребятами. Компания была для меня всем. А как мы хохотали! Учителя за голову хватались. Мы не были зловредными, но, сам посуди, какими мы могли быть в этом возрасте? Во всяком случае, мы были вместе. — Ты боишься одиночества? — Моя жена говорила, что дорого только то, что делишь с другими. Думаю, она была права. — Тогда ты должен считать меня никчемным человеком, потому что я живу в своем домишке, точно крыса в норе. — Иногда у человека нет выбора, я ведь тоже приехал сюда совершенно один… Каждый в тот или иной момент жизни бывает одинок. Главное — найти дорогу к другим людям, если это возможно… Манье уловил в голосе Эндрю грустные нотки. Управляющему хотелось сказать мажордому, что тот не один, что они станут друзьями. Еще ему хотелось положить руку на плечо Эндрю, чтобы приободрить, как делают школьные приятели. Но он не посмел. Блейк поднял воротник. Манье показал на ковер из опавших листьев. — Смотри внимательнее, — сказал он, роясь в листьях палкой. — Лисички легче обнаружить из-за цвета, а вот чтобы найти белые, надо глядеть в оба. И пожалуйста, не клади ничего в корзину, не показав мне. Один ядовитый гриб испортит всю зажарку. Грибы не прощают ошибок. Блейку этот пафос показался смешным. Грибы не прощают ошибок… Он представил себе заметку в газете под заголовком: «Гриб берет реванш». В ней бы рассказывалось, как гриб с маленькой круглой шляпкой попадает на сковородку и совершает свою беспощадную месть, потому что, как всем известно, он никогда не прощает. Блейк подумал, что английские грибы, без сомнения, такие же злопамятные, как французские. В это время вдалеке, у подножия особенно раскидистого, величественного дерева, он увидел невысокую стену, увенчанную остроконечной решеткой. — Что это? — спросил Блейк. — Граница поместья? — Нет, кладбище.
 Посреди леса, под кроной векового дуба, лежали четыре могильных камня. В огороженном пространстве еще было свободное место. Манье отставил корзинку и палку и открыл калитку. Медленным, торжественным шагом он направился к необработанному граниту. — Вот здесь покоится месье Франсуа, — тихим голосом пояснил он. Тыльной стороной руки Филипп старательно смахнул с плиты опавшие листья. Все его жесты были проникнуты уважением. Очистив плиту, Манье встал перед могилой, выпрямившись и скрестив руки. Блейк не сводил с него глаз. Взгляд управляющего был устремлен на надпись, выгравированную на могильном камне. Его губы слегка шевелились, но было непохоже, чтобы он читал молитву. Может, Филипп обращался к месье Бовилье? Необычно и очень впечатляюще выглядел здесь этот человек, что-то едва шепчущий в окружении вековых деревьев. Казалось, только он знает, что скрывается под величественной холодной плитой. В отличие от церквей и больших кладбищ, всегда удаляющих нас от мира, это маленькое, обнесенное оградой пространство было частью окружающей природы. Ветру нипочем смерть, решетка на является преградой для листьев, а горестные воспоминания не способны прервать течение жизни. Блейк оставил погруженного в себя Манье и вышел за пределы кладбища. Сквозь прутья решетки он изучал другие могилы. Семья Бовилье, семья Деланкур. На третьей могиле никакой надписи не было. Спустя некоторое время управляющий, поискав глазами Блейка, тоже покинул кладбище. За его пределами голос Манье вновь обрел привычную громкость: — Представляешь, я единственный, кто приходит сюда. Манье говорил громко, несмотря на то, что находился всего в нескольких шагах от того места, где считал себя обязанным шептать. Он просто-напросто вышел из калитки. Блейк не раз убеждался, что вся наша жизнь есть не что иное, как коды и символы. — Мадам сюда не приходит? — В первые годы приходила время от времени. Потом стала бывать только в День всех святых. Но вот уже четыре года, как ноги ее тут не было. Она даже не спрашивает, ухаживаю ли я за участком. У меня в голове это не укладывается, ведь они были так близки. — Деланкуры — это родители Мадам? Манье кивнул: — Месье Франсуа счел необходимым перезахоронить их здесь. Он хотел соединить семью. — А почему на одном камне нет никакой надписи? — Не знаю. Я даже не знаю, похоронен ли там кто-нибудь. Камень уже был здесь, когда я приехал сюда. Месье Франсуа никогда ничего об этом не говорил, а я не считал себя вправе задавать вопросы. — Вы были близки? — Месье Бовилье и я? Думаю, да. Мы были из разных миров, и я никогда не претендовал на то, чтобы считаться его другом, но мы с ним переживали славные минуты. Я думаю, что в обыденной жизни я был для него тем, что точнее всего назвать словом «товарищ». — Хорошее слово. Мы, кстати, заимствовали его у вас. Comrade. Тебе, наверное, не хватает месье Франсуа. — До того как я познакомился с ним, я был какой-то потерянный. Впрочем, с тех пор как он умер, тоже… — А их сын, Гуго? — Он уже несколько лет не появлялся в поместье. В последний раз я видел его на похоронах Месье. Кажется, он уехал в тот же вечер, даже не переночевав здесь. Странно, но я плохо помню. Признаться, я был в таком состоянии… Внезапно Филипп ткнул палкой под каштановым деревом. — Вон, видишь? Первый в сезоне! Бери его себе. Он будет очень хорош в омлете.  32
 

 — Благодарю вас, месье Блейк. Вы нам больше не понадобитесь. Эти слова послужили ему сигналом к началу обратного отсчета, и Эндрю не намерен был терять ни секунды. Почтительно поклонившись, он сделал несколько шагов назад, а затем, развернувшись, направился к двери, оставив Мадам с двумя финансовыми консультантами, на лицах которых запечатлелись пугающе одинаковые улыбки. Выйдя из малой гостиной, Блейк плотно закрыл за собой дверь. Принимая во внимание то количество буклетов, которые принесли с собой консультанты вдобавок к своему ноутбуку, мажордом надеялся, что в ближайшие как минимум четверть часа он может действовать совершенно спокойно. Он посмотрел на часы и пошел вверх по лестнице, переступив через восьмую ступеньку, которая скрипела. Поднявшись на лестничную площадку второго этажа, он прислушался, желая понять, что творится наверху. Одиль была на четвертом, в своей комнате, наверняка читала какой-нибудь душещипательный роман. Убедившись, что путь свободен, Блейк направился к комнатам Мадам. Он проник в переднюю и далее в кабинет. Ящик, где Мадам хранила корреспонденцию, которую никогда ему не показывала, был не заперт. Блейк взял несколько листов. Это были банковские уведомления о задолженностях вперемешку с письмами от строительной компании. Он также нашел выписки из счетов и отчет о состоянии имущества. Этот документ сразу же привлек внимание Блейка. Сводка давала полное представление о финансовом положении мадам Бовилье. Только за последние три месяца вклады сократились более чем на 15 процентов. Посмотрев на даты, Блейк обнаружил, что самые последние документы были составлены несколько недель назад. Где же остальные? Поправив очки, Блейк прошелся на цыпочках по комнате. В секретере лежали только книги, каталоги и старые записные книжки. Шкаф был битком набит старыми видеокассетами, DVD и коллекцией разного рода безделушек, без сомнения привезенных из заграничных путешествий. Несмотря на тщательный осмотр, в передней больше ничего не обнаружилось. С твердым намерением получить ответы на свои вопросы Эндрю проник в спальню. Шторы в комнате были задернуты. В первую же секунду Блейк застыл на месте: в полумраке ему почудился силуэт. Собравшись с духом, Блейк зажег свет. Надетая на плечики, на ширме висела ночная сорочка хозяйки. Блейк отдавал себе отчет в том, что нарушил запрет, однако, по его мнению, необходимость узнать истинное положение дел оправдывала его поступок. Желая быть честным перед собой, Блейк сознательно обращал внимание не только на то, что могло указывать на местонахождение официальных бумаг Мадам. Оказавшись в столь интимном месте, он рассчитывал больше узнать о самой хозяйке, что было для него крайне важно. Напротив убранной кровати, на красивом старинном комоде стоял телевизор с плоским экраном, почти такой же ширины, что и комод. Слева от кровати, на тумбочке, возле электронного будильника с голубыми светящимися цифрами Мадам поставила вазу с цветами из розария. Это обстоятельство показалось Блейку странным, учитывая тот факт, что Мадам редко забирала к себе в спальню цветы, которые приносил Филипп. Из той мебели, где можно держать документы, в спальне имелись комод, платяной шкаф, книжные полки и встроенный шкаф. Блейк начал поиски с верхних ящиков комода, но, наткнувшись на нижнее белье Мадам, поспешил их задвинуть. В последнем ящике лежали пачки писем, сложенные по размеру, и детские рисунки. Платяной шкаф был забит одеждой, странным образом сложенной в стопки не по типу, а по цвету. На заполненных доверху книжных полках тома в красивых старинных переплетах соседствовали с дешевыми современными изданиями. Во встроенном шкафу висели платья и костюмы, лежало несколько коробок с обувью. Увидев меняющиеся цифры на электронном будильнике, Эндрю осознал, что время идет, а он все еще не нашел ничего существенного. Что-то в этом было не так. Блейк принялся напряженно думать. Мадам должна где-то хранить бумаги. Он уже достаточно хорошо изучил все здание и понимал, что в замке не было никакого другого места, где мог бы содержаться архив, за исключением, быть может, подвала, куда никто никогда не заглядывал. Он, Блейк, находился сейчас в единственной комнате, где Мадам проводила большую часть своего времени и где Манон не имела права делать уборку. Может, документы просто-напросто сложены в обувных коробках, что лежат во встроенном шкафу? Он опять открыл шкаф и, встав на колени, принялся открывать коробки. В первой он увидел две пары лодочек. В соседней — ботинки. Он взял в руки поочередно остальные коробки, но они была слишком легкими, чтобы содержать документы. Когда Эндрю клал коробки на место, ему вдруг показалось, что задняя стенка шкафа слегка шевельнулась. Он просунул руку между висящей одеждой. Когда его пальцы почувствовали дерево, он надавил и, к его большому удивлению, стенка повернулась вокруг оси. У Блейка задрожали руки. Сердце забилось сильнее. Он еще толкнул дверцу. За ней открылось темное пространство, гораздо большее по размерам, чем потайная ячейка. В этот момент он услышал настойчивый звон колокольчика. Блейк поднялся так резко, что сильно стукнулся о верхнюю полку шкафа. Быстро поправив вешалки и вернув на место коробки, он покинул комнату так скоро, как только мог.  33
 

 Страшный вопль разорвал царившую в доме тишину. Отозвавшись на всех этажах, в каждом уголке здания, он превратился затем в жалобный плач. Эндрю чуть не выронил масленку, с помощью которой смазывал замок главного входа. Решив, что случилось что-то ужасное с Мадам, Блейк бросился к лестнице, но успел лишь поставить ногу на ступеньку, когда послышались стенания из буфетной. Войдя туда, он увидел Одиль, упавшую грудью на обеденный стол. Закрыв лицо руками, она испускала стоны, похожие на предсмертные. — Одиль, что случилось? Кухарка сидела неподвижно, согнувшись в три погибели. — Что с вами? Да скажите же, Одиль! Я вызову спасателей. — Не надо, — пролепетала она. — Слишком поздно. Это ужасно… С первого взгляда на нее Блейку не показалось, что она ранена. Может, ранена Мадам? Она могла упасть, и даже того хуже… Одиль показала рукой на открытую дверь в сад. — Она там! Умоляю, прикройте ее чем-нибудь… Эндрю выскочил в сад. Ничего. Добежал до огорода. И там никакого трупа. Эндрю вернулся на кухню. — Где тело? Одиль, прошу вас, поднимите голову и скажите! Блейк обнял ее, чтобы успокоить. Она не сопротивлялась. Положила голову ему на плечо, дрожа как осиновый лист. — Тело там, возле ступенек… — Но я ничего не видел! Блейк, оставив женщину сидеть на стуле, вернулся на крыльцо. В это мгновение он увидел жертву — маленькую мышку. — Одиль, вы из-за этого так кричали? — Я боюсь мышей, — дрожащим голосом проговорила она. — Я их видеть не могу. А дохлые еще страшней. — Разумеется, это работа Мефистофеля, — со вздохом сказал Блейк. — Я знаю, — ответила кухарка, постепенно приходя в себя. — Он регулярно это делает. Я не понимаю, он же всегда накормлен. Вы даже говорили, что он ест слишком много… — Кошки делают это не от голода. В них говорит охотничий инстинкт. Блейк осмотрел мертвое тело. — Головы нет. Я надеюсь, покойница не будет являться вам по ночам. — Как вы можете этим шутить? — Лучший способ побороть страх — это смеяться. — Посмотрела бы я на вас. Я пошла за лавровым листом — и наткнулась. Но каков мерзавец! Блейк с трудом сохранял серьезность. — Когда-нибудь в будущем, через тысячи лет, когда его вид сильно изменится, он соберет для вас букет своими маленькими лапками, или подарит какой-нибудь рисунок, или прочитает стишок на своем кошачьем языке, а пока он приносит вам пойманную и обезглавленную мышь. Одно упоминание о мыши снова пробудило у Одиль ужас. Эндрю опять обнял ее: — Простите, я не хотел. — Это чудовищно, — всхлипывала она, — какая жестокость! — Я накрою ее белым носовым платком, а если у вас есть желтая лента, я могу написать на ней «место преступления» и огородить жертву по периметру. — Вы опять смеетесь надо мной, злой человек. — Ну так разрядитесь на мне. Мефистофель не поймет. А что до любительницы сыра, то она свое уже получила… Появившаяся в дверях мадам Бовилье увидела Одиль в объятиях Блейка. — Кто это так страшно кричал? — взволнованно спросила она. Услышав голос хозяйки, кухарка резко высвободилась из объятий Блейка. — Это я, мадам. Мне очень жаль. — С вами не случилось ничего страшного? — Нет, мадам, это… Даже произнести название животного для кухарки было выше ее сил.
 — Одиль увидела… как бы это вам сказать? — вмешался Эндрю. — Нечто маленькое на букву «м». Мадам Бовилье улыбнулась: — Это маленькое обитает в норках и иногда высовывает оттуда мордочку. — Теперь уж ему нечего высовывать… Мокрое место осталось, — уточнил Эндрю. Мажордом и Мадам заметили, что Одиль строго смотрела на них. — Как вам не стыдно, — сказала она. Не проронив больше ни слова, Мадам пошла к себе. — Отдохните, Одиль, — мягко проговорил Блейк. — Я все уберу. Взяв под раковиной совок, Блейк отправился подобрать мышиный трупик. Он посмотрел вокруг, нет ли где поблизости оторванной мышиной головы. — Знаете, Одиль, вы не вправе упрекать Мефистофеля в том, что сами же проделывали со своими монархами. Может статься, этот обаятельный зверек был безжалостным тираном, угнетавшим кошачий народ. Вообразите, сидит такая кроха на троне, в маленькой короне, и требует все больше сыра и зерна, в то время как за стенами дворца кошки страдают от голода. Мефистофель совершил революцию! — В вас нет ни капли жалости. — Есть. И в доказательство я уничтожил все следы его деяния. В округе нет и намека на присутствие мыши. Вы можете выйти и открыть глаза. В эту минуту Мефистофель появился со стороны огорода. С совершенно невинным видом он двигался рысцой вдоль ограды по направлению к кухне. — Эге, дружочек, советую тебе немного повременить с возвращением домой. Тебе еще надо научиться вести себя с барышнями…  34
 

 — Хизер? Добрый вечер. Это Эндрю Блейк. — Мистер Блейк! Где вы? Я так волнуюсь! Я вас плохо слышу. — Я во Франции, в лесу, идет дождь. Это немного трудно объяснить. — Вы гуляете так поздно? — Не пытайтесь понять, Хизер, я сам не все понимаю. Как вы поживаете? — Я не поживаю, а выживаю. Вы толкнули меня в реку, а плаваю я неважно. — Как это происходит? — Я бьюсь, чтобы держаться на поверхности. Надеялась, что вы раньше позвоните. Когда я спросила о вас мистера Уорда, он сказал, что вы в исправительном лагере… — Этот не упустит случая… — А что вы исправляете? — Ничего, Хизер. Расскажите лучше о себе. — Я подвела первые промежуточные итоги с момента вашего отъезда, цифры получились хорошие. Ребята в цеху замечательные. Объясняют мне все, чего я не знаю. Я уже начинаю кое в чем разбираться. У нас бывают бурные совещания. Эддинсон никак не может смириться с тем, что секретарша держит бразды правления. — Вы не секретарша, Хизер, зарубите это на носу. Если вы сами не будете в этом уверены, тогда нет никаких шансов, что это поймут другие. — Они все испробовали, чтобы выбить меня из колеи. Прошел даже слух, что вы умерли, а поскольку я была вашей любовницей, я подделала вашу подпись на документах, чтобы захватить власть. — Пусть говорят — а вам я желаю куда более блистательных любовников. Важны только факты, и, пожалуйста, обращайтесь к мистеру Бендерфорду за правовой поддержкой. — У нас есть шансы выиграть отличный тендер, объявленный шведской фирмой. Мастера говорят, что, если мы выйдем на этот рынок, надо будет частично обновить оборудование. — Подготовьте заказ, распланируйте с цехом поставки, но не спешите подписывать контракт, чтобы стимулировать покупку. У вас возникали проблемы с ценой на сталь? — У нас были кое-какие запасы. Мы задействовали их в ожидании, когда цены вновь станут приемлемыми. Конечно, возникнут трудности в конце года, тем более что в оборотные средства надо заложить декабрьские премиальные. — Не давайте ничего Эддинсону и его присным. — Можете не сомневаться. Кстати, мистер Блейк, спасибо, что увеличили мне зарплату. — А как же, забот-то у вас прибавилось! — Когда вы вернетесь? — Не знаю, Хизер, и даже, когда вернусь, не уверен, что займусь прежним делом. Вы уже никогда не будете моей помощницей. Я надеюсь, что теперь-то вы обрели уверенность в себе? — Не вполне. — Хочу попросить вас, Хизер, о маленькой услуге. — Я вас слушаю. — Мне бы хотелось, чтобы вы навели справки об одной французской строительной компании. Называется она «Вандермель». — Вы собираетесь заняться строительством? — Скорее наоборот. Разузнайте о них как можно больше: балансы, счета, обучение руководящего состава, текущие проекты — словом, все, что сможете. — Хорошо, мистер Блейк. А как мне сообщить вам результаты? — Я сам с вами свяжусь. И не беспокойтесь обо мне, Хизер. У меня все в порядке. — Голос у вас и в самом деле бодрый. Бодрей, чем прежде. — Мне пора, Хизер. Думаю, надзиратели меня уже засекли. До скорого.  35
 

 Еще одно письмо из банка мадам Бовилье сунула в ящик стола. Она продолжила без особого интереса листать каталог, на обложке которого красовалась рождественская елка, украшенная гирляндами и разноцветными шарами; рядом с елкой стоял веселый кругленький снеговик. Задержав взгляд на потешной фигуре с морковкой вместо носа и котелком на голове, мадам Бовилье отложила каталог в сторону. Судя по всему, настроение у нее было на нуле. Взяв следующее письмо, она вздохнула. Зеленый конверт, написанный от руки адрес. Такой конверт и почерк Эндрю уже видел около месяца назад. Не задумываясь, мадам Бовилье сунула его в шредер, который превратил его в тонкие полоски. — Сегодня урожай невелик… — сказала она, имея в виду, что больше нечего распечатывать. — Вы чем-то озабочены, — отметил Эндрю. — Не тревожьтесь, месье Блейк. Это не входит в ваши обязанности. Это мои проблемы. Мадам отвела взгляд, будто опасаясь, что Эндрю прочтет в нем совсем не то, что она сказала. Эндрю не настаивал и заговорил о другом: — Если вы можете уделить мне еще минуту, я бы хотел обсудить с вами некоторые хозяйственные вопросы. — Я вас слушаю. — Я предложил Одиль сделать котоход в той двери, что выходит в сад, для Мефистофеля. Стоить это не будет ничего. Вы не возражаете? — Если это будет способствовать тому, что она перестанет истошно кричать при виде дохлых мышей, то я вас благословляю. Блейк слегка откашлялся, прежде чем продолжить: следующий вопрос был щекотлив. — Еще я хотел бы узнать, не позволите ли вы мне устроиться в библиотеке и там заниматься ответами на письма. Своего письменного стола у меня нет, а секретарская работа требует более приспособленного места, чем обеденный стол на кухне. — Я не хочу, чтобы кто-то входил в эту комнату. — Я знаю, и все же это самое удобное место для той работы, которую я должен делать. Да и книгам вашего мужа будет от этого только лучше. Всегда в темноте, без притока свежего воздуха, без уборки — это для них не идеальные условия. Мадам Бовилье опустила глаза, точно собиралась сложить оружие. — Я должна подумать. Вы получите ответ завтра. — Хорошо, мадам. Последний вопрос более личного характера… — Уж не собираетесь ли вы опять вмешиваться в мои дела? — Всего-навсего позаботиться о вас. Мы с Одиль видим, что в последнее время у вас утомленный вид. Мы считаем, что вам необходимо проконсультироваться с врачом… — Разумеется, нет. Для чего? Чтобы они пичкали меня лекарствами, которые одно лечат, а другое калечат? Меня очень трогает ваша забота, но я взрослая девочка и могу сама о себе позаботиться. Что-нибудь еще? — Нет, мадам. — Тогда я попрошу вас меня оставить. — Вы кого-нибудь ждете в ближайшие дни? — Нет, никого не жду. Вы будете вовремя предупреждены, спасибо. Прежде чем уйти, Эндрю еще раз взглянул на мадам Бовилье. Лицо у нее было напряженное. При первом же удобном случае он постарается выяснить почему, заглянув вглубь платяного шкафа. Похоже, там находятся ответы на многие вопросы.  36
 

 — Это так мило с вашей стороны — пригласить меня на обед, — сказала Манон, опускаясь на стул. — Немного развеешься, — сказала Одиль. — И потом, у нас будет время поговорить, что не так часто случается. Блейк поставил в центр стола приправы и сел напротив молодой женщины. Глаза у Манон ввалились, выглядела она измученной. Когда она увидела, что из-под скатерти выглядывает кот, сидящий рядом с ней на стуле, ее лицо просияло и она принялась легонько ласкать его кончиками пальцев. Кот и усом не повел. — Красивый. Вчера я видела его на четвертом этаже. Он так и ходил везде за мной. — Кстати, — заговорил Блейк, — завтра или в пятницу придет Манье поменять свой домофон, и заодно мы сделаем котоход. Одиль согласно кивнула — без особого энтузиазма. Она была согласна сделать лазейку для кота, но гораздо меньше ей нравилась идея восстановить связь с домиком управляющего. Одиль открыла дверцу духовки. — Готово, давайте тарелки. Блейк поднялся, чтобы подавать тарелки. Кухарка объявила: — Филе окуня, запеченное с маринованными овощами. Манон никак не отреагировала, когда Эндрю поставил перед ней тарелку с блюдом. Она смотрела куда-то в пустоту. — Одиль, это великолепно, — прокомментировал Эндрю. — Это наслаждение не только для вкуса, но и для зрения и обоняния. — Спасибо. — Ты что-то бледная, не заболела ли? — поинтересовалась Одиль, желая завязать разговор. — В октябре надо быть очень осторожной. Легко простудиться. Особенно если ездишь на велосипеде в куртке нараспашку. Манон, повернувшись к Блейку, умоляюще взглянула на него. — Скажи ей, — шепнул он. Оттого, наверное, что Блейк впервые обратился к ней на «ты», и, конечно, оттого, что она была не в силах с собой совладать, Манон дала волю слезам. — Я беременна, — тихо сказала она. Кухарка от неожиданности застыла, разинув рот. Опомнившись, она сказала: — Мои поздравления! Токсикоз замучил? — Нет, это Жюстен, отец ребенка. Он меня бросил, когда узнал, что я беременна. Повинуясь безотчетному порыву, Одиль сжала руку девушки. — Бедняжка. Несколько слезинок скатились по щекам Манон и упали прямо в тарелку, оставив светлые пятна на соусе. Одиль продолжала: — Как развлекаться, так мужчины тут как тут, а как брать на себя ответственность… — Не думаю, что сейчас подходящее время для такого разговора, — заметил Блейк. — Вы считаете, что реакцию этого парня можно назвать честной? — отпустив руку Манон, ответила Одиль. — Да, на сегодняшний день она паническая и даже неразумная. — Вот кто прекрасно объясняет поведение мужчин, — заметила Одиль. — Манон нуждается в помощи и понимании. А использовать ее случай для того, чтобы лишний раз облить мужчин грязью, — этим делу не поможешь. — К его подлому поступку надо отнестись философски, в этом нет сомнений. — По меньшей мере прагматически. Проблема не решится, если настраивать Манон против Жюстена. — Странно все-таки: всегда найдется мужчина, который будет защищать другого мужчину, что бы тот ни натворил. — Я Жюстена не защищаю. Я пытаюсь защитить будущее Манон с этим парнем. И я надеюсь что никто не скажет Жюстену, что правильно он дал деру, потому что беременная женщина становится истеричной и неуправляемой. Пока шла эта небольшая перепалка, Манон попробовала рыбу. — Очень вкусно, — почти с удивлением сказала она. И, посмотрев на обоих, добавила: — Я люблю вас обоих. И я не хочу, чтобы вы ссорились из-за меня. Этот ребенок — моя проблема. — Да мы и не ссоримся, — возразила Одиль. — Мы обсуждаем. — Ну, тогда я не хочу быть свидетелем того, как обсуждение перерастет в ссору. — А как ты обходишься с велосипедом? — спросил Блейк. — Наверное, ездить становится трудновато. — Когда я еду сюда, немного тяжело, а когда обратно — никаких проблем, тем более что теперь у меня путь короче… Молодая женщина внезапно замолчала. Блейк почувствовал неладное. — Ты по-прежнему живешь с матерью? Манон сжала в руке вилку: — Она увидела бумагу из социальной службы. — И как она отреагировала? — спросил Эндрю. — Потребовала, чтобы я сделала аборт. Я отказалась. В любом случае уже поздно. Она рассвирепела. Сказала, что и так еле-еле сводит концы с концами и что ей не прокормить еще один рот. Ну, я и уехала. — И где же ты ночуешь? — спросила Одиль. — У подружки, но она не может приютить меня надолго. Одиль и Блейк переглянулись.  37
 



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.