{240} Возвращение к малой форме 3 страница

В программе «Не проходите мимо» Райкин исполнял песенки и даже хореографические номера («Девушка спешит на свидание» с ансамблем герлс), участвовал в пародийном эксцентрическом номере «Четыре канотье» вместе с А. Ругби и музыкальными эксцентриками Александровичем и Поликарповым. В стремительном ритме незатейливой музыки четверо артистов манипулировали соломенными шляпами, которые летели за кулисы, чтобы тут же вернуться с противоположной стороны.

Песенка, танец, оригинальный жанр, пантомима «Рыболов» — кажется, Райкин стремился освоить все эстрадные жанры, чтобы выработать свой собственный, неповторимый. Здесь невольно вспоминается мысль С. В. Образцова, что каждая яркая индивидуальность {273} на эстраде создает свой жанр, расширяя выразительные средства и возможности эстрадного искусства.

Внимательно следивший за развитием Ленинградского театра эстрады и миниатюр Мин отметил «к концу сезона усиление и сплочение коллектива»[359]. С двумя программами «На чашку чая» и «Не проходите мимо» театр в мае 1941 года поехал на гастроли в Мурманск.

За прошедшие два‑ три года как Ленинградский, так и Московский театры эстрады и миниатюр заметно окрепли и встали на ноги. Сам факт существования этих театров дал толчок к развитию эстрадной драматургии, где также происходил процесс смены поколений. Писатели, еще недавно активно работавшие для эстрады, такие, как Эрдман, Арго, Адуев, Ардов, Типот, Вольпин, устремляют свои интересы в сферу «большой» драматургии, оперетты, кино, цирка Комедия Виктора Ардова «Мелкие козыри», с успехом поставленная Московским театром сатиры и рядом других, долго не сходит с репертуара. Типоту принадлежит либретто одной из лучших советских оперетт «Свадьба в Малиновке», Эрдман сотрудничает с цирком, Масс, Арго, Адуев пишут для оперетты, для драматических театров. На эстраду приходят новые авторы: В. Поляков, Л. Ленч, А. Раскин и М. Слободской, Б. Ласкин, В. Дыховичный, ленинградцы Л. Давидович, Л. Арт, А. Флит, Н. Сурин, А. Д’Актиль и другие.

Недавно созданным эстрадным театрам серьезное внимание уделяет критика. Центральная печать, газеты «Правда», «Известия» и другие, не говоря о специальных журналах, регулярно помещают рецензии на новые программы. В качестве рецензентов выступают писатели В. Катаев, Л. Славин, Е. Габрилович, критики А. Гурвич, Е. Мин, Е. Бермонт и другие. Их доброжелательное отношение, их взыскательность укрепляли авторитет эстрадного искусства, привлекали к нему внимание общественности.

* * *

Июнь 1941 года обозначил новый этап в развитии всего советского искусства. Вслед за первыми воинскими частями двинулись на фронт бригады артистов, к октябрю уже сорок две бригады обслуживали Действующую армию. К маю 1942 года их число выросло до шестидесяти. Поляны, землянки, госпитали, санитарные поезда заменили концертные залы. «Искусство стало на вооружение нашей армии, многие артисты заняли свое место в боевых порядках сражающихся {274} войск», — писал Е. Гершуни, вместе с большой группой эстрадных артистов не прекращавший работы в Ленинграде[360].

В репертуаре фронтовых бригад — патриотические одноактные пьесы, высмеивающие фашистов сатирические сценки, отрывки из классических пьес, песни, танцы, оригинальные номера. Это своего рода маленькие эстрадные театры, выступающие со сборной программой. К ним можно отнести и обслуживавшую Северный флот бригаду С. Пищика с участием Мирова и Дарского. И одну из первых фронтовых бригад под руководством Бориса Михайловича Филиппова — в нее входили Гаркави, Хенкин, Русланова. И Ленинградский фронтовой джаз-ансамбль с Коралли и Шульженко во главе, самоотверженно работавший в условиях блокадного Ленинграда. Ансамбль выступал в своем довоенном составе, все его участники отказались эвакуироваться. Лишь известное на эстраде акробатическое «Трио Кастелио» (Алла Ким, Анатолий Кастелио, Владимир Плисецкий) превратилось в дуэт: Владимир Плисецкий ушел на фронт, стал разведчиком и погиб. Посмертно ему было присвоено звание Героя Советского Союза.

Репертуар Ленинградского ансамбля быстро пополнился новыми номерами, Коралли вспоминает, как уже в одном из первых военных концертов он читал монолог «Не отдадим» А. Д’Актиля:

«Не отдадим фашистам Ленинграда.
Ни площадей, ни скверов, ни палат,
Ни Пушкиным прославленного сада,
Ни возведенных Росси колоннад.
Ни Ильича с простертою рукою,
Зовущего: — “Пойдем и победим”.
Ни верфей, ни заводов, взятых с бою,
Ни сфинксов над серебряной Невою —
Не отдадим! »[361]

Страницы истории эстрады этого времени наполнены драматическими судьбами, они свидетельствуют о патриотизме, мужестве, национальной гордости мастеров малых форм, еще недавно казавшихся легкомысленными шутниками, забавниками. Д’Актиля вывезли из Ленинграда в Пермь, где, истощенный блокадой, он скончался. Похожей была судьба писателя Н. Сурина, артистов К. Гибшмана, А. Матова и многих других ленинградцев.

{275} О своем эстрадном «происхождении» вспомнил Московский театр сатиры, в начале июля 1941 года показавший программу «Очень точно, очень срочно! » (режиссеры Р. Корф, И. Зенин, Я. Рудин, Ф. Липскеров, Н. Рыкунин). Успехом у зрителей пользовались песенка старого портного (текст В. Дыховичного) в исполнении Д. Кара-Дмитриева и сценка «Наоборот» (текст Я. Рудина) в исполнении Корфа и Рудина. В сентябре 1941 года «Литературная газета» сообщила о выезде на фронт четырех бригад театра. В составе одной из бригад кроме артистов Театра сатиры Корфа, Рудина, Токарской, Холодова были артисты Музыкального театра им. К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко Н. Политикина и В. Мирсков и артисты цирка А. Бугров, трио Макеевых. Руководил бригадой Л. И. Лебедев, недавно назначенный директором ЦДРИ.

«Вот мы и в Действующей армии, — писал Рудин жене. — Настроение бодрое, хорошее. Бригада окружена вниманием, заботой и уходом. Выступаем много — по 3 – 4 раза в день. Пишу сейчас на крыше грузовика. Идет концерт под аккомпанемент артиллерийской канонады. Принимают наши выступления грандиозно. Это здесь так необходимо, что просто непонятно, как в эти дни мы могли играть в Москве…». Это и другие письма, опубликованные Борисом Филипповым, датированы сентябрем 1941 года[362]. Со слов Токарской и Холодова Филиппов записал трагические события последующих дней, когда началось массированное наступление врага. Четвертого октября концерт в прифронтовом лесу на линии Вязьма — Гжатск не состоялся из-за резкого обострения обстановки. Надо было решать, что делать дальше. Корф — он был старшим по возрасту и самым авторитетным по заслугам — высказался за продолжение работы. Бригада перебралась во второй эшелон, где ее приютила на ночь редакция фронтовой газеты. Пятого октября в 4 часа 30 минут люди были подняты по сигналу тревоги. Быстро погрузились в свою машину и в течение суток езды по разным дорогам пытались безрезультатно вырваться из сомкнувшегося кольца. Машину пришлось оставить. Шли вяземскими лесами. Седьмого октября на рассвете вышли из лесу, впереди раскинулось широкое поле. Оно насквозь простреливалось минометным и пулеметным огнем противника. Идти, вернее, ползти, надо было только вперед. Холодов видел, как сразу же по выходе из леса погиб, сраженный осколком мины, руководитель бригады Лебедев. Без вести пропали, погибли Корф, Рудин и Владимир Макеев.

В 1941 году Корфу исполнилось 48 лет, Рудину — 41. Они ушли из жизни в расцвете своего таланта и сил. Их скетчи и сценки украшали многие концерты, звучали по радио, записывались на пластинки. Ведущие артисты Театра сатиры, они стали создателями своего «миниатюрного эстрадного» театра, где был постоянный драматург Рудин, постоянный режиссер Корф. Их усилиями на эстраде утверждался жанр, получивший в дальнейшем широкое развитие в «театре двух актеров».

{276} О фронтовых бригадах, судьбах их участников, их творчестве будет написана еще не одна волнующая книга. На этих страницах нет возможности рассказать о всех известных и безвестных героях, своими силами и средствами участвовавших во всенародной борьбе с врагом. Автору важно отметить, что удельный вес «малых форм» в общем потоке советского искусства резко вырос в эти первые военные годы. Их действенность подтверждалась жизнью.

Короткое стихотворение, патриотическая, лирическая и шуточная песни, сценка, монолог, фельетон, частушка легко подхватывали злобу дня, улавливали настроения и чувства народа, поднявшегося на защиту Отчизны. На передовые рубежи вышло и искусство плаката. Традиции «Окон РОСТА» возродились в «Окнах ТАСС», по-своему участвующих в боях с фашизмом. Плакатность, агитационность отличали и искусство театров миниатюр, родившихся в этот период. По-новому зазвучала политическая сатира. Стали издаваться журнал «Фронтовой юмор», сатирические листки и целые газеты в Действующей армии, получившие названия: «Прямой наводкой», «На мушку», «Короткой очередью» и другие подобные.

Знаменательно, что осенью 1941 года, когда враг оказался у ворот столицы, когда большинство театров в Москве было эвакуировано, работал театр малых форм, или агиттеатр, как он тогда назывался. Знаменательно, что именно Гутман, режиссер, которого обвиняли в безыдейности, бездумной развлекательности, политической и художественной безграмотности, создал театр, который делил с москвичами трудности этих месяцев. В честь истребительных эскадрилий он был назван «Ястребком» и работал при клубе милиции на Неглинной {277} улице. Начальник политотдела Московской милиции предоставил помещение и взял на себя заботы, связанные с содержанием маленького театра.

Основное ядро труппы составили участники самодеятельного коллектива Московской милиции, усиленного несколькими профессиональными актерами. Жили там же, где работали, — «в клубном помещении были установлены для артистов две казармы, мужская и женская. После одиннадцати часов хождения по городу не было, и в случае ночных репетиций там же и оставались до утра. Нам предлагали развозить нас по домам в милицейских автобусах, — но велика ли радость возвращаться по затемненной Москве в одинокую квартиру? То ли дело здесь, в клубе милиции, с горячим чайником, с неистощимым Борисом Фоминым у рояля, с Давидом Гутманом, который умел быть совершенно обаятельным, рассказывая о прошлом и фантазируя о будущем, в окружении молодежи, которая смотрела на нас влюбленными глазами, — ведь для них наша юность, наши воспоминания о гражданской войне были легендой, былью»[363].

Театр существовал всего один сезон 1941/42 года. За это короткое время, несмотря на трудности с репертуаром, было показано семь программ. Авторов в Москве не было. И только энергия Гутмана помогала выходить из положения. Поляков вспоминал, что стоило ему прилететь с фронта в командировку в Москву и, конечно, появиться в «Ястребке», как Гутман требовал, чтобы он написал для него пьесу. «Давид Григорьевич, я ведь в Москве всего на два дня… — Вполне достаточно… Сейчас военное время. Работайте по-военному. Я вас мобилизую»[364].

{278} Первая сборная программа появилась уже в конце лета. Вторая (сентябрь) носила название «Нет мирных», третья (ноябрь) — «Письма с фронта», четвертая (январь) — «Загнали за Можай», пятая (февраль) — «Любимая, родная», шестая (март) — «Московские снежки» и седьмая (май) — «Ветер мая». Они были составлены из самых разных номеров, исходя из реальных возможностей — репертуарных, творческих. Известный эксцентрик Н. Павловский, выступавший в мюзик-холле в паре с С. Каштеляном, создавал острые политические карикатуры. А. Аникина и Э. Мэй участвовали в хореографических номерах. Во всех программах звучали мелодии композитора Б. Фомина, он написал для «Ястребка» около сорока песен, героических, лирических, юмористических, пародийных, и музыку для хореографических номеров. Дирижером был Н. Громов, художником Вл. Сахновский.

Все эти разнообразные номера Гутман старался объединить тематически, о чем говорят названия программ. Связки между номерами осуществлялись с помощью конферанса. Возвращаясь к старым, проверенным собственной практикой приемам агиттеатра времен гражданской войны, Гутман использовал и героическую ораторию, и политическую карикатуру, и бытовой гротеск. Артист театра Т. Шибаев в первых программах конферировал в образе раешного Деда Нефеда. Позднее, учитывая ведомственную принадлежность театра, он выходил в образе милиционера. Делались попытки освоить и парный конферанс. В программе «Ветер мая» Шибаев в образе регулировщика конферировал вдвоем с Т. Коломейцевой, изображавшей почтальона.

Спектакли носили следы «поспешности и недоработанности»[365]. Но о какой продуманности и тщательной проработке деталей могла идти речь, когда они выходили по горячим следам событий, порой опережая документальные кинокадры. Программа «Загнали за Можай», посвященная разгрому немцев под Москвой, была выпущена в самом начале января. Ансамбль «Дрожи и тряски» остро и зло высмеивал фашистское воинство, потерпевшее первое сокрушительное поражение. В манере сценической карикатуры был поставлен номер «Серенада трех завоевателей», в котором современные «рыцари», отправляясь в поход, обещали дамам богатые подарки, а в результате расплачивались собственными шкурами.

Программа — «Любимая, родная», посвященная Красной Армии, {279} была впервые показана в феврале 1942 года. Текст большинства песен и миниатюр написала Л. Давидович. Сценка «В Ясной Поляне» делалась по сообщениям Информбюро и материалам прессы о зверствах и разрушениях, учиненных фашистами в Ясной Поляне, только что отбитой частями Красной Армии. Сценка «Горячая пища» показывала красноармейцев на отдыхе и завершалась веселой пляской. В программе было много музыки и песен: «Ах вы, нивы, мои нивы» (текст Л. Давидович), «Песня о двух генералах» (текст И. Финка), «Прощальная» (текст Давидович). Взрывы дружного смеха вызывал конферанс Деда Нефеда в исполнении Т. Шибаева.

В конце марта «Ястребок» с двумя программами «Московские снежки» и «Любимая, родная» успешно гастролировал в Горьком, где было сыграно 25 спектаклей. По его примеру создавались театры в других городах. Так, газета «Литература и искусство» сообщала, что подобный театр создан при Доме Красной Армии в Тбилиси. Авторами первой программы, «Короткой очередью», стали Я. Зискинд и Н. Лабковский[366]. В газете «Вечерняя Москва» упоминалось, что «Ястребок» успешно снабжает репертуаром коллективы фронтовых «Ястребков»[367], стихийно став своеобразным «методическим центром».

В последней программе «Ястребка» — «Ветер мая» участвовал уже более широкий круг авторов. В нее входили пьеса Ленча «Нервная Германия», интермедия Дыховичного «Исправленному верить», шутка Суходольского «Заговорил», одноактные пьесы «Родной ребенок» Яновского и «Мама» Шептаева. Но наибольший успех имела «политическая эксцентриада» Н. Павловского — номер, получивший название «Арена Европы». Умело используя трансформацию, артист создавал пародийные портреты: Лаваля, балансирующего на проволоке «между Берлином и Виши», Антонеску в виде кокетливой шансонетки в короткой юбочке, Муссолини в костюме древнеримского гладиатора и Гитлера в образе напрягающего последние силы боксера, которому не помогают впрыскивания из сосуда с надписью «резервы». В маленькой пьесе Ленча «Нервная Германия», написанной в виде шаржа на призыв Геббельса «экономить нервы», участвовали почти все актеры театра: Степанова, Ворхолевский, Струкова, Павловский, Соколова, Коломейцева, Шибаев, Гальковский, Мэй.

{280} Программа «Ветер мая» шла в помещении театра «Ромэн» в Большом Гнездниковском переулке, куда весной 1942 года перебрался «Ястребок». Это помещение было хорошо знакомо Гутману по первым сезонам Театра сатиры. Судьба сложилась так, что «Ястребок» в Гнездниковском переулке стал последним театром, где довелось работать Гутману.

В июне и июле «Ястребок» гастролировал в Свердловске. Осенью 1942 года в столицу из эвакуации вернулся Московский театр миниатюр, и необходимость в «Ястребке» отпала. Гутман остался без театра. Он «стал писать скетчи, репризы и конферансы… Странно и дико для людей театральной Москвы было видеть его в Мосэстраде или Филармонии перед дверьми кабинетов, в которых он сам когда-то сиживал ведомственно, творчески, официально — всячески… Ему досталась напоследки роль человека все испытавшего, все знавшего, ничего не забывшего и ничем не дорожащего»[368].

По всей вероятности, «Ястребок» — последний созданный Гутманом театр — не отличался высокими художественными достоинствами. Режиссер, привыкший работать с первоклассными актерами, вынужден был в силу чрезвычайных обстоятельств довольствоваться случайной труппой и применяться к ее возможностям. На написание текста и подготовку спектакля затрачивалось не более месяца — о глубоких творческих поисках в этих условиях не могло быть и речи. И все же «Ястребок» был характерным явлением времени. В самый тяжелый для москвичей период, осенью 1941 года, он оказался как бы средоточием театральной жизни столицы, поддерживал ее огонек, готовый угаснуть. И зрители, среди которых было немало военных, всегда находили здесь отклик на злобу дня, могли послушать лирическую или шуточную песенку, посмеяться.

Среди театров миниатюр военного времени надо особо остановиться на «Веселом десанте». Он начал работать в июне 1942 года {281} при Политуправлении Южного фронта. Деятельное участие в его организации приняли журналисты и писатели фронтовой газеты «Во славу Родины». Их инициатива была поддержана Комитетом по делам искусств и Главным политуправлением Красной Армии. Формирование труппы было поручено Всероссийскому театральному обществу, начальник театра и художественный руководитель В. Поляков работал во фронтовой газете, сотрудники которой стали первыми авторами и верными друзьями «Веселого десанта». Среди них Б. Горбатов, С. Михалков, А. Левада, Б. Галанов, А. Мацкин, Л. Шапиро, поэты И. Френкель и А. Хазин.

С первых же дней у театра оказался и свой талантливый композитор, который по совместительству сделался концертмейстером и заведующим музыкальной частью «Веселого десанта», — М. Табачников. Он написал немало песен, которые тут же подхватывались, передавались на слух и быстро распространялись далеко за пределы Южного фронта. Это известные «Одессит Мишка», «Давай закурим», «Песня о Москве», «Песня о Севастополе», «Казачья Кириченковская», «Песня о разведчике Балиеве», «Я верю, я жду, я тоскую» и другие. Пока это было возможно, на машине-полуторке, которая имелась в распоряжении «Веселого десанта», возили пианино, и Табачников сам аккомпанировал артистам. Когда в одной из очередных переправ с громоздким инструментом пришлось расстаться, Табачников вооружился гитарой и трофейным аккордеоном. Позднее музыкальная часть была усилена профессиональным баянистом и двумя бойцами, игравшими на балалайках и гитарах.

Коллектив «Веселого десанта» состоял из девяти актеров. Отличный характерный актер П. Гуров-Лихошерстов был к тому же способным литератором. За год он написал 15 миниатюр, вошедших в репертуар «Веселого десанта». Смелый человек и прекрасный организатор, он «по совместительству» стал директором театра.

{282} Л. Гарфельд умел свободно разговаривать с аудиторией, то есть обладал талантом конферансье и был постоянным исполнителем маленьких интермедий «Небольшого Большого театра». Он же стал режиссером и администратором «Веселого десанта».

В. Щелоков был органичен и убедителен в ролях рядовых советских бойцов. Подвижному, эксцентричному А. Строеву, владеющему пантомимой, напротив, поручались роли «фрицев». Д. Дмитриади с равным успехом исполнял и фронтовые «куплеты кинто», и комедийные гротесковые роли, и пел в «Трио поваров», насаживая «фрицев» на шампур. Н. Карпов — актер на героические роли и одновременно помощник режиссера. Е. Свистунов хорошо читал стихи, пел, исполнял музыкальные фельетоны. Исполнявшуюся им «Историю одного баяна» бойцы переписывали друг у друга.

Ведущее положение заняла А. Агеева. Темпераментная, с великолепным голосом, она хорошо играла и драматические и острохарактерные роли. Отличной комедийной актрисой была выпускница Театрального училища имени Б. В. Щукина Н. Зорина. Фронтовые песни Табачникова исполняла С. Белова. Позднее к этим актерам присоединятся характерная актриса М. Гаврилко и «простак» Ю. Ульянов. Душой коллектива стал его создатель, влюбленный в свое детище, Поляков. Главным образом благодаря его энтузиазму и оптимизму «Веселый десант» не только благополучно пережил испытания одного из тяжелейших периодов войны, но и продолжал работу на Южном фронте в обстановке летнего отступления 1942 года. «Антигрустин» — так назвал искусство «десантников» командир Донской казачьей гвардейской дивизии генерал-майор Я. Шаробурко. «Поляков носит бурку, шашку и сгоряча лезет вместе с нами в самые опасные места», — записывал в своем фронтовом дневнике Л. Гарфельд. В этой обстановке лихой «кавалерист», он же вполне мирный автор Владимир Поляков, неустанно пополнял репертуар «Веселого десанта», который благодаря ему был всегда оперативен. Менее чем за год Поляков написал около шестидесяти миниатюр, пьес, стихов. Как-то за одну ночь он сочинил «Куплеты тонущих фрицев», «Комический хор итальянских берсальеров, разбитых Красной Армией на Дону», сценку «Ко всем чертям» (в аду черти поджаривали фашистского обер-лейтенанта) и «Будьте любезны» (сатира на фашистскую мораль). «Писать приходилось в землянках, на артиллерийских батареях, на коротких привалах, на коновязях, {283} на борту боевого корабля, на аэродромах и в походных госпиталях, писали часто без элементарных удобств, прислонив бумагу к стене, а то и на спине товарища, — вспоминал Поляков. — Ах, если бы сейчас я умел так быстро писать, как тогда, на фронте, писать где попало, приноравливаясь к свету коптилки, “летучих мышей”»[369].

Кроме Полякова для театра работали и другие сотрудники газеты «Во славу Родины». Монолог Деда в первой программе принадлежал Б. Горбатову, вступительную и прощальную песенки сочинил А. Хазин, а И. Френкель — песенку «Откуда вы? Я из Москвы».

Спектакли «Веселого десанта» игрались везде, в любое время. Ночью при свете фар, походного костра, а когда диктовалось условиями, то и просто в темноте. Играли в двухстах метрах от передовой, на огневых позициях, под проливным дождем, в горном ущелье. Для установки сцены и подготовки требовалось не более двадцати минут. В землю вколачивались четыре кола, сверху они связывались веревками. На них натягивались синие полотнища — кулисы и легкий голубой раздвижной занавес, созданный художником редакции «Во славу Родины» В. Васильевым. С лицевой стороны на занавесе в виде аппликации были два раскрытых парашюта — эмблема театра и надпись «Веселый десант». С помощью разведчиков добыли необходимые для театрального гардероба немецкие, а позднее румынские и итальянские мундиры, каски, оружие, ордена.

Для спектакля у разведчиков-черноморцев Поляков и Табачников написали песню о недавно погибшем герое-разведчике Балиеве, которую проникновенно исполняла С. Белова.

«Он погиб за нас, он погиб за меня, Пораженный фашистским огнем. Плачь, ферганская девушка, так же, как я, Мы с тобой не забудем о нем».

В дневнике Гарфельда описано одно из выступлений перед тысячной аудиторией бойцов в августе 1942 года, когда наши войска в тяжелых оборонительных боях подошли к Кавказскому побережью Черного моря. «Особенно доходит до сердца зрителя написанная на днях Гуровым сценка о дезертире… Я читаю: “Убей его! ” К. Симонова. Нет, я не читаю… я обращаюсь к бойцам с гневной, горькой речью замечательного стихотворения»[370].

Получив приказ о выезде к гвардейцам-кавалеристам генерала {284} Кириченко, за одну ночь поэт А. Штейнберг и М. Табачников написали песню «Казачья Кириченковская», а Поляков — «Монолог казачки». Утром, после короткой репетиции, выехали в части, где в течение дня на передовой было дано три спектакля. Гарфельд записал в дневнике: «Политработники говорят, что “Убей его! ” и “Монолог казачки” — это самое сильное, заменяющее любую политработу». Красивым низким голосом, темпераментно исполняла А. Агеева монолог казачки, призывая мстить за поруганную землю отцов… «Последние слова ее монолога перекрывал сигнал трубы — конники Кириченко мчались в бой»[371].

А когда у моряков-пехотинцев Табачников, прекрасно исполнявший свои песни, пел «Одессита Мишку», суровые, видавшие виды зрители не могли сдержать слез.

Но не только героика и патетика нужны были зрителям. И театр полностью оправдывал свое название. Несмотря на тяжесть испытаний, артисты умели заразительно смеяться и шутить. Радостно встречали зрители эксцентричное трио фронтовых поваров. Взрывы хохота сопровождали пьеску Полякова «Либе фрау», в которой были показаны приключения разведчика во вражеском тылу.

Прямо на спектакле, который давался в гвардейских минометных частях, Поляков придумал текст комедийной переписки минометчика с девушкой. В письме боец рассказывал, как он ухаживает за «катюшей», и получал гневный ответ своей любимой. Ему приходилось успокаивать девушку, разъясняя, что его «катюша» «ревет басом». В дневнике Гарфельда по поводу исполнения этой сценки записано: «Идет с успехом. Чуть грубоватый юмор. Нередко именно он нужен на войне».

Позднее доля юмора в программе «Веселого десанта» значительно возросла. К этому располагала военная обстановка — театр вместе с фронтом развил стремительное наступление. В репертуаре «десантников» появились веселые интермедии «Небольшого Большого театра», клоунада «Тепин и Недотепин» и другие номера.

В конце сентября 1942 года «Веселый десант» получил распоряжение вернуться в Москву из своей первой поездки на фронт. Политуправление Черноморской группы войск Закавказского фронта в специальном приказе благодарило коллектив за самоотверженную работу, особо отметив «исключительную оперативность в репертуаре… Театр сумел найти средства затронуть чувства бойцов, разжигая ненависть к врагу и жажду мщения, презрение к трусу и паникеру, призывая к новым подвигам за освобождение Родины от гитлеровских мерзавцев»[372].

В один из вечеров театр показывал фронтовую программу в Москве, в Доме актера. «Я играл свои солдатские песенки и пел, — вспоминает Табачников. — Мы принесли в зал и пыль и горечь отступления, и веру в наши победы, и безграничную любовь к своему народу, ради которого мы прошли весь этот путь»[373].

Скоро театр вернулся на Юго-Западный фронт, чтобы снова {285} двинуться по дорогам войны. На этот раз его ждали дороги наступления, дороги побед.

«“Веселый десант” выделяется тем, что он крепко связался с красноармейской жизнью, — писал на страницах “Правды” Заславский в мае 1943 года после возвращения коллектива из новой поездки. — Он дышит жизнью фронта. Отсюда свежесть и непосредственность его смеха, его меткость, изобретательность»[374].

В октябре 1943 года Поляков, будучи военнослужащим, получил другое назначение, и «Веселый десант» прекратил существование.

О роли «малых форм» в ту военную пору говорит любопытный эпизод, рассказанный С. А. Каштеляном. На восьмой день после освобождения Киева он был вызван туда А. Е. Корнейчуком и Вандой Василевской. Они поручили ему организовать Первый Украинский республиканский театр миниатюр. Театр под руководством Каштеляна открылся в 1944 году в помещении, где теперь находится Дом работников искусств, программой «На шляху до Берлина». Она состояла из одноактных пьес, инсценированных рассказов, песен, стихов и шла дважды в течение вечера. Конферировал сам Каштелян.

Постепенно, с возвращением в Киев артистов, труппа сильно разрослась. Показав пять программ за два сезона, театр закрылся. Свое назначение он выполнил.

Трудно складывалась жизнь Московского театра миниатюр. Первая военная программа «Смелого пуля боится, смелого штык не берет», поставленная Краснянским, вышла 15 июля (политический шарж Ленча «Сон в руку», пьеса Б. Ромашова «Патриоты», песни и {286} стихи). С этой программой театр уехал на гастроли в Горький. Оттуда, без заезда в Москву, он отправился в двухмесячный рейс по Волге на маленьком пароходике «Пропагандист». Зимой 1941/42 года обслуживал среднеазиатский военный округ.

Декорации остались в Москве. Ни один из спектаклей не мог быть показан полностью. Поэтому было создано несколько сборных программ, состоявших из фрагментов текущего репертуара. Спектакли обрели концертную форму, а имена популярных артистов по-прежнему привлекали зрителей. Осенью 1942 года театр вернулся в Москву и сразу выехал на Калининский фронт с программой «Вот и хорошо». Она шла в частях Красной Армии и в только что освобожденном от немцев разрушенном, сожженном Калинине. Лучшей актрисе театра М. Мироновой было поручено вести программу. От души смеялись зрители, слушая монолог дяди Вани, «директора» русской деревенской бани в исполнении Р. Юрьева. Его герой «предложив фашистам попариться в баньке, запер их снаружи, а пока голые, намыленные и распаренные гитлеровцы наслаждались в жарко натопленной избушке, тихий дядя Ваня устроил им… баню»[375].

Лирическая певица Н. Ушкова, лауреат Первого Всесоюзного конкурса артистов эстрады, исполняла песни и романсы, которые пользовались у фронтовиков особым спросом. Программу завершали Миронова со сценкой «В столовой», Менакер и Юрьев с куплетами «Гайка».

Сезон в Москве начался 17 ноября 1942 года спектаклем «Москвичи-земляки» в постановке А. Лобанова, назначенного главным режиссером театра. Автором музыки был композитор «Ястребка» Б. Фомин, режиссерами А. Менакер и Н. Тоддес.

«Мы на фронте, на привале
Земляков своих видали.
Там на фронте, где сраженья горячи,
Словно сталь в бою тверды,
Русской удалью полны
Дорогие земляки-москвичи! »

Миронова, Домогацкая, Пельтцер, Аникина, Менакер, Тоддес, Барташевич запевали эту песню, находясь в зрительном зале.

«Здравствуйте, здравствуйте!
Вас забыть нельзя.
Добрые знакомые, старые друзья! »

⇐ Предыдущая 6 7 8 9 10 111213 14 15 Следующая ⇒