Умри ради меня 13 страница

Тяжело было представить, что Винсент убивал людей, настоящих людей или ревенантов. Хотя теперь, когда я увидела, как отлично он сражается, я понимала, что он и его друзья могли бы, наверное, справиться с целой армией. Но что представлял собой человек, который половину столетия только и думал, что о мести?

Да, в нем таилось нечто холодное и опасное, то, что и привлекло, и встревожило меня, когда мы встретились… но все это имело свои причины. И теперь я знала, в чем они состоят. Я представила, как лицо Винсента искажается от ярости, и вздрогнула при этой мысли.

– В чем дело, Кэти? – спросил он. – Может, ты хочешь, чтобы я убрал эту фотографию?

Я только теперь заметила, что продолжаю смотреть на портрет Элен.

– Нет! – воскликнула я, оборачиваясь к Винсенту. – Нет, Винсент. Она – часть твоего прошлого. И меня совсем не пугает то, что ты продолжаешь думать о ней.

Не успев договорить, я поняла, что лгу. Меня пугала эта прекрасная девушка. Единственная любовь Винсента. И хотя ее прическа и одежда надежно удерживали Элен в далеком прошлом, все же Винсент так тщательно охранял память о ней, что это воздействовало на все, что он делал – и чего не делал, – с тех самых пор, как она умерла.

– Все это было очень давно, Кэти. Правда, иной раз мне кажется, что все случилось только вчера, но обычно чудится, что прошла целая жизнь. Да и в самом деле прошла целая жизнь. Элен ушла, и я надеюсь, что ты мне поверишь, если я скажу, что тебе не с кем состязаться, ни с ней, ни с кем‑ либо еще.

Он как будто хотел добавить что‑ то еще, но не мог подобрать слов. Я не стала его подталкивать. Меня устраивало то, что мы, наконец, оставили тему прежних возлюбленных. Я взяла Винсента за руку и отвела в сторону. Но хотя фотографии остались за спиной, неуверенность меня не покинула.

– Ты тут посиди пока, я скоро вернусь, – сказал Винсент и вышел из комнаты.

Я обратила свое внимание на книжные полки, где выстроились томики на разных языках, все вперемешку. Немалую часть книг на английском я знала. «Надо же, у нас одинаковые вкусы», – с улыбкой подумала я.

Заметив на нижней полке ряд пухлых альбомов с фотографиями, я вытащила один из них и открыла. На внутренней стороне обложки стояла написанная от руки дата: «1974–78», и я хихикнула, начав перелистывать страницы и рассматривая снимки Винсента в выразительной одежде хиппи, с длинными волосами и баками. Хотя в этом стиле самом по себе, определенно, было что‑ то глупое, Винсент все равно выглядел таким же привлекательным, как сегодня. В нем ничего не изменилось, кроме стиля в одежде.

Я перевернула следующую страницу и увидела Эмброуза и Юла, стоящих рядом с огромным африканцем. На следующей странице была Шарлотта с яркой косметикой и в едва заметном платьице; она стояла рядом с Шарлем, похожем на певца Джима Моррисона в молодости: растрепанные волосы, без рубашки, на шее – бусы в несколько рядов. Я невольно громко рассмеялась при виде этого снимка.

– Что нашла смешного? – спросил Винсент, закрывая за собой дверь. Он поставил на стол бутылку с водой и два стакана и подошел ко мне. – А, обнаружила мой тайный запас снимков для шантажа!

– Покажи и другие, им просто цены нет, – сказала я, наклоняясь и ставя альбом на место.

Выпрямившись, я обнаружила, что Винсент находится в нескольких дюймах от меня.

– Ох, не знаю, Кэти… Это слишком ранит мою гордость – позволить тебе увидеть себя в виде клоуна в течение почти всего двадцатого века. Тебе это дорого обойдется.

– Сколько? – выдохнула я, ошеломленная его внезапной близостью.

И невольно облизнула губы.

– Хмм… Дай подумать, – прошептал Винсент, обхватывая меня за талию и прижимая к себе.

Его пальцы скользнули к моей пояснице, и от этого у меня ноги стали как ватные.

– Пожалуй, придется тебе заплатить несколькими поцелуями вот сюда…

Он наклонил голову, его губы очутились в дюйме от моего уха, теплое дыхание коснулось кожи. По всему моему телу пробежали мурашки, когда Винсент прижался ртом к моей шее сбоку.

Я вздрогнула и инстинктивно глубоко вздохнула, когда он стал целовать меня, медленно продвигаясь к горлу. Когда он добрался до ямочки между ключицами, то остановился и сказал:

– А может, сюда…

И я почувствовала, как он осторожно дотронулся кончиком языка до ямочки.

Я застонала и обняла его за шею. Он прижал меня крепче и продолжил медленно, дразнящее целовать мое горло, пока не добрался до подбородка. Моя голова сама собой откинулась назад, и он подхватил меня ладонью под затылок, пока его губы добирались от подбородка к губам.

– Или сюда, – пробормотал он, прежде чем легко, очень легко коснуться моих губ.

Все мое тело напряглось от предвкушения. Я ждала, но больше ничего не произошло. Заставив себя открыть глаза, я увидела, что глаза Винсента закрыты и что его лоб наморщился от напряжения.

Он начал медленно отодвигаться от меня, его объятия ослабели.

Я ждала целую секунду. А потом в отчаянии обхватила его лицо ладонями и притянула к себе. Когда наши губы встретились, я сама прижалась к нему изо всех сил. Винсент чуть заметно качнулся вперед и вскинул одну руку, чтобы опереться на стену. Я ощутила плечами книжную полку и прислонилась к ней, прижимая к себе Винсента.

– Уау! – наконец выговорил он, выворачиваясь из моих рук. Отступив на шаг назад, он, задыхаясь, не позволил мне приблизиться к нему. – Кэти, я же не пытаюсь сбежать, – произнес он с насмешливым упреком. – И еще должен предупредить тебя, что моя спальня – не лучшее место для нападения на меня. Здесь я чувствую себя слишком слабым, кровать‑ то всего в двадцати футах от нас…

Я попыталась сосредоточиться на его словах, но никак не могла вернуться в реальный мир.

– Ты выглядишь слишком соблазнительно, – продолжил Винсент, тяжело дыша. – Так что мне довольно трудно устоять перед соблазном затащить тебя в постель прямо здесь и сейчас.

Он повернулся и быстро отошел от меня; раздвинув занавески и открыв окно, он впустил в комнату холодный ноябрьский воздух. Я почувствовала, как ледяное дыхание улицы слегка разгоняет туман в моей голове, и села на пол рядом с полками.

– Пожалуй, вон там тебе будет удобнее, – сказал Винсент, подхватывая меня на руки и перенося на диван. Потом он поставил передо мной стакан воды. – Не желаете ли остудить свой пыл, мадемуазель? – промурлыкал он с веселой улыбкой.

Я благодарно кивнула и жадно осушила стакан. Потом, протянув его обратно Винсенту, я развернулась к спинке дивана, чтобы спрятать лицо. «Ох, боже… Что я такое натворила? » – думала я, приходя в ужас от воспоминания о том, как набросилась на Винсента как раз в тот момент, когда он сам сообразил, что пора остановиться.

– Ну что, Кэти? – хихикнул Винсент, силой отводя мои ладони от пылающего лица.

– Извини… – с трудом выговорила я. Потом откашлялась. – Извини, я… я так налетела на тебя, да еще в твоей собственной комнате… Вообще‑ то я не…

– Все в порядке, – перебил меня Винсент, но вид у него был такой, словно он только что свалился с горы. Или вот‑ вот лопнет.

– Нет, не в порядке. Вообще‑ то у меня нет привычки вот так бросаться на людей. Я хочу сказать, я, конечно, уже целовалась в своей жизни, даже с тремя ребятами, но я в первый раз вот так потеряла голову. Это как‑ то… неловко. И я сама удивилась…

Винсент перестал, наконец, сдерживаться и захохотал во все горло. Потом, наклонившись ко мне и поцеловав в лоб, он сказал:

– Что ж, это был приятный сюрприз, Кэти. Дождаться не могу, когда снова выпадет такой шанс… но не здесь. В каком‑ нибудь более безопасном месте. Вроде Эйфелевой башни, и чтобы рядом топталась сотня японских туристов.

Я кивнула, втайне испытывая облегчение оттого, что Винсент желал продвигаться вперед не спеша, но в то же время гадала, почему это так.

Винсент угадал мои мысли.

– Это не значит, что я не хочу… зайти дальше. Поверь мне. Очень хочу. – Глаза Винсента пылали. Мое сердце колотилось как сумасшедшее. – Просто не сейчас. Я хочу насладиться тем, чтобы дать тебе возможность познать… многое, не доходя до главного. – Он скользнул пальцами по моему подбородку, по шее. – Ждать будет просто здорово, вот увидишь, хотя и не так легко.

Когда он наклонился, чтобы еще раз легонько коснуться губами моих губ, я почувствовала себя так, словно выиграла в качестве приза Идеального Кавалера. Мне конец. «Хотя прямо сейчас мне хотелось бы, чтобы он не был таким уж идеальным», – подумала я, потому что у меня ужасно подскочила температура из‑ за того, что он отодвинулся от меня.

Стараясь хоть как‑ нибудь отвлечься, чтобы избежать самовоспламенения, я поправила одежду и немножко пригладила встрепанные волосы.

– Лучше нам пойти куда‑ нибудь, пока я сам не забыл собственные слова. Я провожу тебя домой, – сказал Винсент, беря наши куртки и мою сумку.

Открыв дверь, он ждал, когда я до нее доберусь.

– Должен сказать, я вообще‑ то подозревал нечто в этом роде, – загадочным тоном произнес он.

– Подозревал что? – не поняла я.

– Что в этой с виду старомодной девушке на самом деле скрывается дикая львица, – засмеялся Винсент.

Закусив губы, я проскочила мимо него в коридор.

Когда я возвращалась домой тем вечером, это было похоже на пробуждение от долгого сна. Находясь рядом с Винсентом, я как‑ то забывала обо всей этой зловещей путанице с ревенантами, но все равно чувствовала себя так, словно бродила по фантастическим пейзажам Сальвадора Дали. Мир Мами и Папи после двадцати четырех часов пребывания в сюрреалистической картине выглядел невероятно спокойным и утешающим.

– Ну и как? – спросила меня Джорджия, когда мы уселись ужинать. – Как теперь обстоят дела с Винсентом? Помогла тебе вечеринка в пижамах, решили вы свои проблемы?

Она хитро усмехнулась, бросая в рот маленький кусочек хлеба.

Мами укоряющее похлопала ее по руке и сказала:

– Кэти сама нам расскажет то, что захочет рассказать, если решит, что нам нужно это знать.

– Все в порядке, Мами, – откликнулась я. – Джорджия просто не может удержаться от любопытства по отношению к моим делам, потому что о своих делах ей сказать нечего!

– Ха! – отреагировала Джорджия.

Папи закатил глаза к потолку, явно не понимая, как его мирный дом мог с такой скоростью превратиться в некое подобие женского клуба.

– Ну и? – спросила Джорджия, на этот раз льстивым тоном.

– Да, похоже, мы во всем разобрались, – сказала я и, повернувшись к Мами, спросила: – А можно, он завтра придет к нам на ужин?

– Конечно, – ответила бабушка с широкой улыбкой.

– Ого‑ го! – воскликнула Джорджия. – Кэти больше не будет сидеть взаперти в своей спальне! Надо мне пойти к этому парню и лично его поблагодарить.

– Эй, довольно, Джорджия! – остановил ее Папи.

– Сможешь поблагодарить его завтра вечером, – сказала я и поспешила сменить тему.

В семь тридцать на следующий вечер я получила от Винсента сообщение: «Привет, моя красавица. Не сообщишь мне код вашей входной двери? »

Я отправила ему четыре цифры и две буквы, и минутой позже прозвенел дверной звонок. Я нажала кнопку интерфона, открывая дверь на лестницу.

– Третий этаж, налево, – сообщила я в микрофон.

Мой пульс основательно участился, когда я открыла входную дверь и вышла на площадку, ожидая Винсента.

Он в одно мгновение одолел все три этажа, держа в одной руке огромный букет цветов, а в другой – какой‑ то пакет.

– Это для твоей Мами, – сообщил он, быстро наклоняясь и целуя меня в губы.

Мое сердце колотилось уже просто оглушительно. Винсент вопросительно вскинул брови.

– Предложишь мне войти или хочешь узнать, сумею ли я переступить порог без приглашения? – И добавил шепотом: – Я же ревенант, а не вампир, детка!

Выражение его лица заставило меня забыть о волнении, и, глубоко вздохнув, чтобы взять себя в руки, я потянула его за руку в квартиру.

– А вот и Мами, – пробормотала я, когда бабушка вышла к нам из кухни.

Она утром посетила свой салон красоты и теперь выглядела невероятно элегантной в черно‑ белом шерстяном платье и на каблуках в четыре дюйма.

– Так вы и есть Винсент, – сказала она, целуя его в обе щеки.

Запах гардении окутал нас. Мне очень нравились бабушкины духи… Она отступила на шаг, чтобы как следует рассмотреть Винсента. Похоже, Мами его высоко оценила, судя по выражению ее лица.

– Это вам, – сказал он, протягивая ей здоровенную цветочную гору.

– О, это же от Кристиана Тору! – воскликнула Мами, сразу заметив карточку флориста. – Как мило!

– Давай куртку, – предложила я, и Винсент быстро снял ее, оставшись в ярко‑ голубой хлопковой рубашке, заправленной в темно‑ коричневые вельветовые брюки.

Я просто поверить не могла в то, что этот убийственно красивый юноша принарядился и принес цветы только для того, чтобы произвести впечатление на моих родных. И сделал это ради меня.

– Папи, позволь представить тебе Винсента Делакруа, – сказала я, когда из своего кабинета появился дед.

– Рад с вами познакомиться, сэр, – вежливо произнес Винсент, когда они пожимали друг другу руки. Потом поднял свой пакет и сказал: – Это для вас.

Заглянув в пакет, Папи извлек из него бутылку и был явно поражен, когда присмотрелся к этикетке.

– Шато Марго, сорок седьмой год? Где ты это отыскал?

– Это подарок от моего дяди, он сказал, что уже имел удовольствие познакомиться с вами, мадам, – ответил Винсент, глядя на Мами.

– Вот как? – с нескрываемым любопытством произнесла Мами.

– Он совсем недавно приносил вам картину на реставрацию. Месье Гримо де ла Ренье.

У Мами расширились глаза:

– Жан‑ Батист Гримо де ла Ренье – твой дядя?

Винсент кивнул.

– Да, я живу у него с тех пор, как умерли мои родители.

– Ох… – выдохнула Мами и ее взгляд смягчился. – Как жаль… в этом вы с Кэти схожи.

Испугавшись, как бы мои родные не начали задавать слишком много вопросов, я взяла Винсента за руку и повела в гостиную.

– Не хочешь чего‑ нибудь выпить? – спросил Папи, когда мы устроились у камина. – Легкий коктейль?

– Было бы неплохо, спасибо, – кивнул Винсент.

– Да и я не откажусь, – сказала я.

Папи вышел, и как раз в это мгновение в гостиной появилась Джорджия.

В зеленом шелковом платье она выглядела просто ошеломительно, и мое собственное платье, простое, черное, выглядело по сравнению с нарядом сестры настоящей тряпкой. Винсент вежливо встал.

– Джорджия, – начал он, – я знаю, что Кэти уже извинилась за меня, когда мы бросили тебя там, в ресторане. Но я хотел и сам принести извинения. Я бы ни за что не поступил подобным образом, если бы не состояние Эмброуза. И все равно это было непростительно.

– Я всегда считала себя человеком понимающим, – сказала Джорджия с очень легким южным акцентом. – И если бы не был так хорош, я совсем не уверена, что простила бы тебя. Но, учитывая обстоятельства… – Она умолкла, неторопливо целуя его в обе щеки.

– Бога ради, Джорджия! – воскликнула я, недоверчиво качая головой. – Оставь мне хоть немножко!

– Я это понимаю так, что я прощен, – со смехом произнес Винсент.

Обеды и ужины во Франции могут тянуться часами. Особенно когда приглашены гости. К счастью, поскольку назавтра был школьный день, мы провели всего по полчаса за каждой переменой блюд. Мне совсем не хотелось, чтобы мои бабушка с дедушкой имели вдоволь времени и вышли бы за рамки простой вежливой беседы, проявляя слишком глубокий интерес к моему загадочному гостю.

– Итак, Винсент, я полагаю, ты студент? – спросил Папи, наслаждаясь горячими закусками.

Винсент ответил, что изучает право.

– В таком юном возрасте? Извини за любопытство, но сколько тебе…

Дед умолк, не закончив фразу, чтобы не задавать прямой вопрос, что было бы уж слишком невежливо.

– Мне девятнадцать. Но мой дядя нанимал мне частных учителей, так что я на пару лет обогнал сверстников.

– Повезло тебе! – одобрительно кивнул Папи.

После этого Винсент пресек личные вопросы тем, что начал расспрашивать сам. Папи с удовольствием рассказал ему о своем бизнесе и о путешествиях, которые он предпринимал ради поиска интересных вещей, о том, что такой поиск заводил его в самые разные места, от Среднего Востока до Северной Африки.

Винсент упомянул о своем интересе к антиквариату и к древнему оружию, и этой темы хватило на время главного блюда, нежного как масло бифштекса. Мами поинтересовалась у Винсента о коллекции живописи, принадлежавшей его дяде, и явно была поражена знаниями юноши о художниках, стилях и периодах.

К тому времени, когда мы добрались до десерта, Винсент и мои родные уже болтали и смеялись так, словно знали друг друга долгие годы. Винсент и Джорджия поддразнивали друг друга и меня, и я видела, как бабушка переводит взгляд с Винсента на меня и обратно, явно довольная тем, что видит.

И наконец, мы устроились в уютных креслах в гостиной с эспрессо без кофеина и блюдом шоколадных конфет, и Мами спросила Винсента, не хочет ли он прийти к нам снова – через две недели.

– Девятого декабря у Кэти день рождения, ей исполняется семнадцать, а поскольку она отказывается устраивать настоящий прием, мы подумали, что можем просто по‑ семейному поужинать дома.

– Вот это действительно интересно! – сказал Винсент, широко улыбаясь мне.

Я схватилась руками за голову.

– Да не хочу я устраивать суету из‑ за этого дня рождения!

Винсент окинул взглядом остальных и заявил:

– Ничего не поделаешь, другим‑ то этого хочется!

– Значит, договорились? – спросила Мами, одобрительно поглядывая на меня.

Я скривилась, но согласно кивнула.

– Ну, если уж тут начали направо и налево раздавать приглашения, как насчет того, чтобы пойти куда‑ нибудь со мной и Кэти вечером в пятницу, а, Винсент? – спросила Джорджия.

– Я бы с удовольствием, но у меня уже есть планы на тот вечер. – И Винсент подмигнул мне.

– И без Кэти, так? – с вызовом бросила Джорджия. – Ну, а она обещала моему другу Люсьену прийти в его клуб на вечеринку. И судя по тому, что я слышала, тебе бы лучше составить ей компанию, потому что он обещал собрать целую толпу самых красивых парней, каких только можно себе представить… – Джорджия замолкла на полуслове, увидев, как вдруг помрачнело лицо Винсента.

– Ты говоришь о Люсьене Пойтевине? – спросил он.

Джорджия кивнула.

– Ты его знаешь?

Винсент мгновенно налился гневной краской. Выглядел он так, словно готов был вот‑ вот взорваться.

– Я знаю о нем. И честно говоря, даже если бы я не был занят в пятницу, мне все равно пришлось бы отказаться.

Я видела, что Винсенту приходится прилагать огромные усилия к тому, чтобы выглядеть спокойным.

– Винсент! – шепнула я. – Что…

Он заставил меня замолчать, схватив мою руку и нечаянно (я надеюсь) сжав ее так, что мне стало больно. «Вот это уже совсем никуда не годится», – подумала я.

– И кто же такой этот Люсьен Пойтевин? – строго спросил Папи, хмурясь на Джорджию.

– Просто мой хороший друг, – резко ответила Джорджия, сердито глядя на Винсента.

В гостиной стало тихо. Винсент, наконец, чуть наклонился в сторону Джорджии и заговорил самым дипломатичным тоном:

– Я бы не стал об этом говорить, если бы не был уверен в этом на все сто процентов, но дело в том, что Люсьен Пойтевин недостоин даже того, чтобы находиться в одной комнате с тобой, Джорджия, а уж тем более – считаться твоим другом.

Все одновременно разинули рты. И Джорджия, кажется, впервые утратила дар речи. Вид у нее был такой, словно ее ударили. А потом еще и окатили ледяной водой.

Бабушка с дедушкой переглянулись, и ясно было, что они очень встревожены ночными похождениями Джорджии.

Джорджия злобно посмотрела на меня и Винсента, а потом резко встала и выбежала из гостиной.

Молчание нарушила Мами.

– Винсент, не мог бы ты как‑ то объяснить, почему ты думаешь, что Джорджии не следует иметь дела с тем человеком?

Винсент не отводил взгляда от кофейной чашки.

– Простите, что испортил окончание такого чудесного ужина. Просто я знаю многое о том человеке, и я бы не хотел, чтобы хоть кто‑ то из тех, кто мне дорог, оказался рядом с ним. Но больше я ничего сказать не могу. Еще раз приношу свои извинения за то, что расстроил вашу внучку в вашем собственном доме.

Папи, качая головой, вскинул руку, как бы говоря, что беспокоиться не о чем, а Мами встала и начала собирать чашки. Когда я присоединилась к ней, она заговорила:

– Не стоит так огорчаться, Винсент. Мы в нашем доме стараемся поддерживать определенный уровень открытости и честности, так что в твоих словах нет ничего дурного. Я уверена, Джорджия сама извинится перед тобой за свою вспышку, когда вы увидитесь в следующий раз.

– Я бы не стала этого утверждать, – пробормотала я себе под нос.

Услышав мои слова, Винсент мрачно кивнул.

– Ну, мне пора, – сказал он. – Уверен, завтра у всех вас немало дел.

– Я тебя провожу, – заявила я, намереваясь допросить его с пристрастием, как только мы очутимся снаружи дома.

Папи тоже встал, чтобы проводить гостя. Поблагодарив моих родных за приятный вечер, Винсент вышел в коридор. Я пошла следом за ним, взяла куртку и закрыла за нами дверь.

– Что… – начала было я.

Но Винсент мгновенно прижал палец к губам, и мы оба напряженно молчали, пока не очутились на улице. Как только входная дверь захлопнулась за нашими спинами, Винсент схватил меня за плечи и пристально всмотрелся в мое лицо.

– Твоей сестре грозит смертельная опасность.

Моя растерянность тут же перешла в тревогу:

– О чем ты говоришь? Что не так с этим Люсьеном?

– Он мой заклятый враг. Главарь парижских нума.

Мне показалось, будто кто‑ то схватил меня и изо всех сил швырнул о кирпичную стену.

– Ты уверен, что мы говорим об одном и том же человеке? – спросила я, отказываясь верить в услышанное. – Потому что когда я с ним познакомилась…

– Ты с ним встречалась? – задохнулся от ужаса Винсент. – Где?

– Да в том самом клубе, куда я ходила с Джорджией потанцевать.

– Это то самое место, где ты видела Шарля?

– Ну да… вообще‑ то Шарль именно с ним и разговаривал, когда я уходила. Я только не понимаю…

– Ох… Это ужасно, – пробормотал Винсент, закрывая глаза.

– Винсент! Объясни, наконец, что происходит! – потребовала я, ощущая поднимавшуюся к горлу тошноту.

Если Люсьен был таким чудовищем, что это могло означать для моей сестры? Я содрогнулась при мысли о том, как Джорджия тем вечером в клубе обменялась с Люсьеном поцелуем. Она явно ничего не знала о его темных делишках. Джорджия вообще ничего не видит дальше своего носа в том, что касается понимания людей. Бабушка однажды пожаловалась, когда одного из приятелей Джорджии арестовали за грабеж: «Она ничего дурного в людях не видит! Твоя сестра вовсе не глупа, просто у нее полностью отсутствует интуиция».

«На этот раз такой недостаток может оказаться фатальным», – подумала я.

Винсент достал из кармана телефон.

– Жан‑ Батист? Шарля захватил Люсьен. Я уверен. Да… буду через несколько минут.

– Пожалуйста, объясни мне! – умоляюще произнесла я.

– Мне нужно бежать домой. Можешь пойти со мной?

– Нет, – покачала я головой.

Я должна была вернуться и разобраться с тем беспорядком, который оставил в нашем доме ураган по имени Винсент.

– Я должен идти, – повторил он.

– Тогда я тебя немного провожу, – предложила я, – и ты мне все расскажешь по дороге.

– Хорошо, – согласился Винсент, беря меня за руку. Мы зашагали по ярко освещенной улице в сторону его дома. – В общем, Кэти… Ты ведь знаешь, что в каждой истории всегда есть плохой парень?

– Догадываюсь.

– Так вот, в моей истории плохой парень – это Люсьен.

– Что ты подразумеваешь под «твоей историей»? – неуверенно спросила я. – Я хочу сказать, это что означает, что вы стоите по разные стороны баррикад? Вы в разных командах?

Винсент покачал головой:

– Нет. Только он и я. Это давно началось.

– Погоди, – пробормотала я, складывая в уме кусочки головоломки. – Это не тот ли тип, о котором вы все то и дело упоминаете? «Тот самый», или как там? – Я помолчала, соображая. – Это не Люсьена ли ты видел в Сен‑ Поле… не его ли Юл заметил поблизости, когда Эмброуза ударили ножом?

Винсент кивнул.

– И кто же он такой?

– Когда он был человеком, во время Второй мировой войны, он состоял во французской милиции, или La Milice, военизированных частях, которые создало управляемое немцами французское правительство, чтобы бороться с Сопротивлением.

– Ты говоришь о режиме Виши?

– Да. Кроме того, что они преследовали и убивали членов Сопротивления, эти отряды еще и помогали отыскивать иудеев, чтобы отправить их в концентрационные лагеря. Они прославились своим умением пытать; они умели заставить говорить любого, кто попадал им в руки… Если честно, они были куда более опасными для нас, чем гестапо или СС, потому что были французами. Они говорили на нашем языке, они знали топографию городов, они были друзьями и соседями тех людей, которых предавали. – Винсент посмотрел мне в глаза. – Это было страшное время для моей страны.

Я кивнула, не говоря ни слова. Мы пересекли авеню с трехполосным движением и пошли дальше.

– Люсьен предал сотни человек, а не напрямую – так и тысячи, он отправлял своих соотечественников на смерть, пытал и убивал, чтобы продвигаться вверх по служебной лестнице. Он быстро достиг высокого поста в министерстве информации и пропаганды режима Виши.

В июне 1944 года группа бойцов Сопротивления, переодетых в форму милиции, ворвалась в здание министерства информации, куда ради безопасности переехали Люсьен и его жена. Была уже ночь. Бойцы нашли пару в постели и убили обоих.

У меня отвисла челюсть. Похоже было на то, что Винсент рассказывал о событиях, в которых участвовал лично…

– И ты тоже там был? – решилась спросить я.

Винсент кивнул.

– Да, вместе с двумя другими ревенантами. А остальные были людьми, и они не знали, кто мы такие.

– Но Люсьен‑ то тогда был человеком! А ты говорил, что ревенанты стараются не убивать людей.

– Вообще нам было приказано захватить Люсьена в плен, чтобы он мог ответить за свои преступления по закону. Но среди людей был один, чью семью Люсьен уничтожил лично, и он не смог сдержаться. Он застрелил их.

Я вздрогнула, представив себе всю эту картину. В подобных историях всегда ждешь, что зло будет наказано. Но если подумать о том, каково оно в реальности… быть застреленным в постели, вместе с женой… Это было слишком ужасно.

– Люсьен в ту ночь запомнил наши лица, и, когда он вернулся в качестве ревенанта, он начал охотиться на нас. Он сумел убить большую часть людей, участвовавших в операции, и со временем добрался и до двух других ревенантов. Остался только один я. Мы уже несколько раз сталкивались с ним, но он не сумел меня убить. И я его – тоже.

– Но тогда какого черта Шарль с ним разговаривал? – спросила я.

– Ты должна понять… Шарль – совсем не плохой. Он просто запутался. Я говорил тебе, что ему было очень трудно смириться с нашей судьбой. Это ведь действительно нелегко, постоянно умирать и оживать. Когда ты кого‑ нибудь спасаешь, а потом видишь, что этот человек радуется жизни, чувствуешь, что дело того стоит. Но иногда ведь получается не так, как хочется. Например, тот, кого ты спас при попытке самоубийства, повторяет ее, и уже успешно. Юнец, которому ты не дал умереть от наркотика, не видит в том причины изменить свою жизнь и снова окунается в то, из чего ты его вытащил. Как раз поэтому Жан‑ Батист и не хочет, чтобы мы наблюдали за спасенными.

Но хуже всего – это когда ты пытаешься кого‑ то спасти и терпишь неудачу. Шарль не сумел спасти ту девочку. Он, конечно, спас другого ребенка, но он не в силах сосредоточиться на успехе. Он одержим провалом. И тем, как теперь чувствует себя мать малышки. У Шарля доброе сердце, – тихо продолжил Винсент. – Может быть, даже слишком доброе и большое. И тот случай стал для него последней соломинкой. Я вижу только одну причину к тому, что Шарль отправился к Люсьену: он просто уже не может выносить нашу жизнь. Он хочет умереть. Если он сам дался им в руки, ему только и нужно, что попросить убить его и сжечь его тело. А они, конечно, будут только рады это сделать.

– То есть он задумал самоубийство?!

Я остановилась, охваченная ужасом при мысли о том, что Шарль намеренно отправился навстречу окончательной гибели.

– Похоже на то.

Винсент взял меня за руку и потянул вперед. Мы уже почти дошли до его дома.

– Но если Люсьен – настоящий убийца, то… что будет с Джорджией?

История Шарля меня потрясла, но в тот момент я могла думать только об опасности, грозившей моей сестре.

– Какие между ними отношения? – спросил Винсент.

– Похоже на то, что они встречаются… что у них настоящие свидания.

– Думаешь, это всерьез?

– У Джорджии ничего не бывает всерьез.

Винсент немножко подумал:

– Вокруг Люсьена всегда много женщин, и у него вроде бы нет причин убивать кого‑ нибудь вроде Джорджии. И если она сама не впутается в дела его банды, то, скорее всего, худшее, что ей грозит, так это то, что Люсьен ее как‑ то использует, а потом прогонит.

⇐ Предыдущая 8 9 10 11 121314 15 16 17 Следующая ⇒