Элмор Леонард 9 страница

– Уэйн обещал узнать. Он сегодня первый раз вышел на работу, но как только мы узнаем… Мы в любом случае можем общаться по телефону.

– А если меня опять скрутит ревматизм?

– Старайся об этом не думать.

– Я просто не знаю, что буду делать совершенно одна. У меня даже нет твоего номера. Какой у вас там код, три-один-пять?

– Три-один-четыре.

– Ты уверена?

– Он прямо на аппарате…

– Ладно, дай мне номер. – Немного погодя мать спросила: – Кармен, ты где? Что ты там делаешь?

Кармен смотрела через дверной проем кухни в коридор.

– Подожди немного, ма, – откликнулась она и, повысив голос, спросила: – Уэйн?

– Что? – переспросила Ленор. – Я не расслышала, что ты сказала. Три-один-четыре, а дальше?

– Мне показалось, что это вернулся Уэйн, – сказала Кармен.

Она помолчала, прежде чем назвала матери номер телефона, прослушала, как та его повторила, потом подняла глаза, совершенно уверенная в том, что слышит какой-то звук. Она прислушалась. Кто-то прикрыл боковую дверь…

– Я просто не переживу, – протянула жалобно Ленор, – если буду прикована к постели, а ты будешь жить где-то на Миссисипи.

В холле появился Феррис Бриттон. Заглянув на кухню, он уставился на Кармен.

– Помнишь, последний раз… – не унималась Ленор. – Я провалялась в постели две недели, не могла двинуться, и ты приезжала каждый день. Ухаживала за мной, присматривала за домом…

Феррис Бриттон в тесноватом ему спортивном пиджаке стоял, сунув большой палец за ремень, и улыбался ей.

– Не знаю, что бы я без тебя делала. Я не могла даже дойти до ванной, помнишь?

– Ма, я должна идти.

Усмехнувшись, Феррис покачал головой. Мол, все понимает…

– Я позвоню тебе завтра, хорошо?

– Скажи когда, на тот случай, если я куда-нибудь выйду.

– Приблизительно в это же время, около одиннадцати.

– Я сама могу позвонить тебе. Впрочем, если Уэйн там неплохо зарабатывает, по крайней мере, я на это надеюсь, позвони мне.

– Обязательно, не беспокойся.

– Что ты готовишь на ужин?

– Ма, мне нужно идти. Пока.

Кармен положила трубку. Феррис продолжал ей улыбаться.

– Это ваша мама, да? Думаю, вам не стоило давать ей свой номер.

– Вы и в другие дома входите без стука? – спросила Кармен, выдержав паузу.

Феррис посмотрел на электрический кофейник, стоявший на кухонной стойке у раковины.

– Прошу прощения, – сказал он, подходя ближе, – но это не «другой дом». Дом принадлежит министерству юстиции, как конфискованный Службой федеральных маршалов, и находится в нашем ведении. Кажется, я вам это говорил. – Он вскинул руку, когда Кармен хотела встать из-за стола. – Сидите, я сам налью себе кофе. – Феррис взял чашку из сушилки, налил кофе и подошел к столу. – Крепкий, и пахнет вкусно. Я пью без сахара и без сливок. – Он снова улыбнулся ей.

– Вы намерены входить без стука всякий раз, когда вам вздумается? Если да, то мы поищем другое место. – Ей пришлось откинуть назад голову, потому что он стоял совсем близко к столу, и это ее злило. – Мы в любом случае уедем отсюда. Я не затем приехала сюда, чтобы работать уборщицей на министерство юстиции.

Перестав улыбаться, Феррис наморщил лоб, отчего его лицо приобрело одно из свойственных ему выражений. Кармен решила, что у него их четыре: невозмутимое, с открытым ртом, вот это самое и идиотски улыбающееся.

– Стало быть, не уборщица, да? – Он поставил чашку на стол, обвел взглядом кухню, кивнул, потом снова посмотрел на нее. – Ни пылинки, ни соринки! Вы могли бы время от времени убираться и у меня в доме. – У него на лице снова заиграла улыбка. Сняв спортивный пиджак, он аккуратно сложил его, явно чувствуя себя как дома. – Я пошутил. Вы что, шуток не понимаете?

Она молча смотрела, как он уселся за стол, положив пиджак на колени. Смотрела на его волнистые волосы, шею борца, красный галстук и плечи, обтянутые белой рубашкой с короткими рукавами. Подвинув к себе чашку, он положил руки на край стола.

– Я стучал. Должно быть, вы не слышали, – сказал он после паузы.

– Вы не стучали и не звонили, а просто взяли и вошли.

– Я услышал, что вы с кем-то говорите, и решил узнать, кто это, не стряслось ли чего и не требуется ли моя помощь. Поэтому и вошел. – Он взял чашку обеими руками, поднес ко рту, отхлебнул. – Отменный кофе. Всю неделю проторчал в суде, из-за этого и не приходил. Потом мне не повезло. Я заходил пару раз, где-то около восьми вечера, но вас дома не было. Пикап стоял на месте. Чудеса, да и только! Я подумал, домом ошибся.

– Вы заглядывали к нам в окна?

– Только в гостиную. Где вы были?

– Если нас не было дома, значит, мы уходили.

– Ну, это понятно. Куда именно?

Кармен хотела было сказать, что это не его дело, но передумала. Что с него взять? Тупица – он и есть тупица! Из тех, кто слишком рьяно относится к своей службе и даже не осознает того, что вторгается в чужую личную жизнь.

– Дайте подумать, – произнесла она миролюбивым тоном. – Мы ходили по магазинам, купили новую шторку для ванной, несколько кухонных полотенец. Я звонила маме… Уэйн купил пару рабочих перчаток. – Она помолчала, глядя на раздражавшее ее невозмутимое выражение лица помощника маршала. – Мы хотели было сходить на какое-либо шоу, но воздержались, не зная, позволяется нам это или нет.

– Конечно позволяется, – сказал Феррис. – Только звякните мне и скажите, на какое. Понимаете, я должен знать, где вы, на тот случай, если что произойдет. Кажется, я подыскал работенку вашему старику на мысе Барж, если он не боится испачкаться, лазая под буксирами. Суходоки – последнее место, где я хотел бы работать. Помнится, он говорил мне, что раньше работал монтажником. Я не спрашивал, но Уэйн индеец, да?

– Индеец? С чего вы взяли?

– Я когда-то слышал, что на монтажные работы берут одних индейцев, то ли потому что они слегка чокнутые и не боятся высоты, то ли потому что устойчивые. Может быть, потому, что носят мокасины и реже срываются вниз.

– Мне говорили, что они срываются не реже, чем все остальные, – возразила Кармен. – А вы слышали, что нельзя смотреть с большой высоты вниз?

– Да, может возникнуть желание прыгнуть…

– В таком случае вы не монтажник. Монтажник быстрее свалится, если будет смотреть на то, как движутся облака.

– В любом деле без сноровки не обойтись, – усмехнулся Феррис. – А что ваш старик делал до того, как стал монтажником?

– Он мой муж, а не старик…

– Но он старше вас, я прочел в объективке. Ему сорок один, а вам тридцать восемь. Только он на свой возраст и выглядит, а вы – нет. Вы скорее моя ровесница, мне в июне стукнуло тридцать один. Но я держу форму. Запросто могу присесть девятьсот раз без передышки. Собираюсь бегать, но пока не спешу с этим, потому что накачиваю мышцы ног. Надо вам показать мою тренажерную. До моего развода с женой там была кладовка. Моя бывшая благоверная вернулась в городишко Хьюз, в штате Арканзас. Это недалеко от Уэст-Мемфиса, где я родился и вырос.

– У меня девятнадцатилетний сын. Он служит в военно-морском флоте. Сейчас он на авианосце в Тихом океане.

– Да, я читал в объективке, что у вас во флоте сын, поэтому ожидал увидеть женщину в возрасте, но вы прекрасно выглядите. Должно быть, о своем теле заботитесь, как и я о своем. Гляньте-ка! – Феррис поднял правую руку, сжал кулак, и большой бицепс вздулся бугром из-под короткого рукава белой рубашки. – Видали? Па по заказу для вас. – Он перевел взгляд с руки на Кармен. – Любите танцевать?

– Иногда. Почему бы вам не опустить руку.

– Хотите потрогать?

– И так вижу.

Феррис выпрямил руку, поднял другую и, вытянув ее, произнес:

– О-го-го!

Затем положил руки на край стола.

– У вас есть стерео?

– Мы его не взяли с собой.

– А как насчет радиоприемника?

– Вы просто невыносимы, – сказала она и тут же пожалела.

Ему это понравилось, он снова улыбнулся ей.

– Моя бывшая тоже так говорила. Бывало, включу стерео, и мы танцевали вдвоем. После того как я развелся, я больше всего скучаю по танцам. Ну… и еще кое по чему. Мы не были женаты и года. Думаю, мы чаще занимались этим, пока встречались, я имею в виду не танцами. Когда жена всегда под боком, стоит только руку протянуть, то воспринимаешь это как должное. Даже когда женат всего год. Могу себе представить, что, проживши двадцать лет, этим не занимаются так уж часто, по крайней мере не с тем, с кем состоишь в браке. Я прав?

Кармен старалась смотреть на него спокойно, без всякого выражения. Пусть этот обалдуй знает, что он для нее – пустое место. Да и вообще, он ее раздражает своей идиотской улыбочкой. Она что-то упустила в его почерке. Как может такой тупица, как он, чувствовать себя таким самоуверенным? Это не только раздражало ее, но и настораживало.

Кармен уже стало казаться, что его улыбка никогда не исчезнет, когда он, наконец, перестал улыбаться и сказал:

– Ладно, подумайте и дайте мне знать.

Он выбрался из-за стола вместе со своим спортивным пиджаком, а когда повернулся, то она успела заметить на его правом бедре пистолет в кобуре. Когда он вышел в коридор, она поднялась, намереваясь последовать за ним и убедиться, что он ушел. Неожиданно он обернулся, и она застыла на месте.

– Понимаете, вы кажетесь мне хорошим человеком, которого мне хотелось бы узнать ближе, – произнес он с улыбкой.

– Спасибо.

– Я догадываюсь, что между вами и вашим стариком не все шоколадно, принимая во внимание то, во что он втянут, всех тех людей, с которыми он якшается. Не могу сказать, что знаю, в чем тут дело…

Кармен потребовалось несколько секунд, чтобы осознать смысл сказанного.

– Минутку! Уэйн ни во что не втянут.

– Я подозреваю, что он замешан в чем-то вроде рэкета и ФБР приперло его к стенке.

– Нет! Поверьте мне… Вы ошибаетесь.

– Но это близко?

– Он ни во что не втянут, и я хочу, чтобы вы себе это уяснили раз и навсегда.

Феррис нахмурился и наклонил голову.

– Странно, я полагал, ваш старик находится под программой защиты свидетелей.

Кармен почувствовала непреодолимое желание подойти к нему и со всей силы пнуть коленом в пах.

– Но для этого не обязательно быть преступником, разве нет?

– Думаю, это не исключается, так как никогда не слыхал ни о ком, кто находился бы под программой и не был бы в чем-то замешан, кроме родственников и жен, вот как вы, например. Поэтому и догадываюсь о ваших разногласиях, поскольку, как служитель закона, я привык иметь дела с такими типами, как ваш старик. Я поклялся охранять его жизнь, но это не означает, что я должен выказывать ему свое почтение.

– Боже, что я слышу! – воскликнула Кармен, вложив в это восклицание все свое негодование.

Феррис, который уже намеревался уйти, снова обернулся к ней:

– Между прочим, я не обязан выказывать свое почтение и вам, если я этого не захочу.

– О боже! – воскликнула Кармен не столько из-за того, что Уэйн качнулся и стукнулся о холодильник, сколько из-за покрытого грязью и копотью комбинезона, свернутого в рулон у него под мышкой.

– Я задержался. Не сильно опоздал, а?

– Куда? Мы вроде никуда не собирались. Дай-ка мне это. – Она забрала комбинезон и швырнула в темную, неприбранную комнату. – Ты где работал, на угольной шахте?

– Что-то вроде этого. Я провел все утро на барже с углем, сваривал металлическую обшивку. – Уэйн открыл холодильник. – Мастер суходока спросил: «Так, значит, ты сварщик, да? » Я сказал, что у меня лицензия монтажника. «А ты сможешь сварить обшивку? » Я ответил, что могу сваривать всякие балки зданий, чтобы они стояли крепко и не падали. Ему мой ответ понравился, и он поставил меня на сварку металлической обшивки.

Уэйн бедром прихлопнул дверцу холодильника, держа по банке пива в каждой руке. Он явно находился в приподнятом настроении из-за того, что снова начал работать и снова по старой привычке задержался пропустить по стаканчику.

Кармен все еще находилась под впечатлением визита помощника маршала и сгорала от нетерпения поделиться этим с Уэйном, но поняла, что время для этого еще не наступило. Усевшись за стол, он принялся открывать банки с пивом.

– Я работал на барже с углем, а потом с реки приходит этот огромный толкач, «Роберт Нэлли»…

Кармен понимала, что он захвачен своей новой работой, сыплет, как и Мэттью в своих письмах, новыми названиями и пояснениями. В другой раз она могла бы проявить заинтересованность, но только не сейчас. Сейчас ее это лишь раздражало.

И когда Уэйн сделал паузу, подняв брови и банку с пивом, она сказала:

– Феррис приходил.

– Когда, сегодня?

– Утром. Он считает, что ты мошенник, замешанный в чем-то вроде рэкета.

– Этот парень просто идиот. Представляет меня мастеру в суходоке и тут же докладывает ему, что я нахожусь под программой защиты свидетелей. Мастер удивляется: «О, неужели? » После того как Феррис ушел, мне пришлось сказать ему: «Хотите меня проверить? Позвоните в Детройт, позвоните в мой профсоюз». А он отвечает: «Ну, если вы справляетесь с работой…»

– Я сама звонила в Детройт, – сказала Кармен. – В Службу федеральных маршалов и поговорила с Макалленом. Рассказала, что случилось.

– Наконец-то у нас есть телефон. Прямо на кухне, а я и не заметил…

– Макаллен пообещал вмешаться.

– Посмотрим…

– Уэйн, я разговаривала с мамой по телефону, и в это время он вошел прямо в дом.

– Феррис, да?

– Не позвонил и не постучал, просто взял и вошел.

– Дверь была незапертой?

– Не знаю, ты уходил. Ты ее запирал? У него все равно есть ключ.

– Знаешь, после работы мы пропустили по стаканчику со стармехом и капитаном судна… Оба парня на реке больше сорока лет. Капитан, при полном параде, повел меня в рубку и стал показывать приборы…

Кармен повернулась к мужу спиной и открыла духовку. С помощью кухонных рукавиц извлекла противень с запеченной свининой с картофелем, поставила сверху плиты и не шевельнулась, продолжая стоять спиной к Уэйну.

– А потом капитан ведет меня в моторное отделение, там три дизеля, двенадцать лошадиных сил каждый, и показывает мне сработавшееся соединение…

Кармен достала из холодильника кочан салата-латука, положила на стойку рядом с раковиной и принялась делать салат.

– Что-то вроде решетки из коррозийно-стойкого металла…

Кармен бросила часть салатного кочана в раковину, подошла к столу и забрала у Уэйна банку с пивом, открытую для нее.

– Знаешь, что они делают? Они сначала наполняют док водой, и он весь тонет в реке…

– Этот тип вошел к нам в дом, – прервала его Кармен, стукнув о стол пивной банкой.

Уэйн, вздрогнув, посмотрел на нее.

– Я ясно говорю или нет?

– Лучше присядь, а? – сказал Уэйн, дотронувшись до ее руки.

– Я не хочу сидеть. Этот тип вошел в дом без всякого приглашения. Не постучав и не позвонив… Ты это понимаешь?

– Нуда, понимаю.

– Я могла быть неодетой, могла принимать душ… Ты спросил меня об этом? Что я делала, что чувствовала, не испугалась ли я? Нет, ты начинаешь мне рассказывать о своей новой работе и о том, как устроен этот твой суходок!

– Я хотел обсудить это с тобой.

– Когда?

– Да прямо сейчас. Хотел рассказать тебе о парне, который присоединился к нам позже.

– В баре?

– Ну да! Они все туда ходят.

– Прекрасно! Расскажи мне о парне, с которым ты познакомился в баре.

– Ты бы все же присела, а? Успокойся.

– Хочешь знать кое что еще, а? Помнишь парня, что приходил к нам, когда тебя не было дома, Арман Дега его зовут…

– Да, индеец Арман Дега…

– Ты ни разу не спросил меня, что я чувствовала, что думала тогда. Поставил у двери «ремингтон»… На всякий случай… Сделал, так сказать, свое дело. А ты подумал, что я могу выстрелить из него?

– Так ты и выстрелила! Прогнала ублюдка.

– Что ты про это знаешь? Ты меня об этом спросил? Ты спросил, не было ли мне страшно? Ты ничего мне не сказал… Я не могла после этого спать… Ты это понимаешь? Тот федеральный агент, Скаллен, он сразу все понял. Я сказала ему, что надеюсь, что мне никогда больше не придется этого делать, а ты сказал… Ты знаешь, что ты сказал? Ты сказал, что у тебя жена героиня. Ты, оказывается, поэтому на мне женился…

– Да, а что тут такого?

– Ты это так преподнес, будто твоя женитьба на мне делает тебе честь…

– Господи, Кармен, я сделал тебе комплимент!

– Как бы не так! Ты сделал себе комплимент… Важно только то, что делаешь ты… Твоя работа, твои проекты… А мне остается глажка белья да стирка твоих грязных комбинезонов!

– Ты хочешь, чтобы это делал я? После того, как прихожу домой? Скажи, чего ты хочешь? Как я могу об этом знать? Чуть что, ты в слезы… Я теряюсь в догадках. Может, кто-то умер или у тебя что-то болит… Я не ясновидящий, не провидец. Откуда мне знать, что у тебя в голове?

Прихватив свою банку с пивом, Кармен направилась к дверям.

– Подожди…

Она остановилась в дверном проеме.

– Ты хочешь, чтобы я поговорил с этим идиотом, помощником маршала? Я поговорю, все равно собирался, так что не волнуйся. Если он когда-нибудь еще раз войдет в этот дом, я врежу ему по башке гаечным ключом. Ты довольна?

Кармен подумала, потом ответила:

– Это ты сделаешь ему. А что ты сделаешь для меня?

Иногда внезапно – как если бы в лицо плеснули ледяной водой – она взрывалась от гнева, когда он не догадывался, о чем она думает или что чувствует. Тогда и он сердился, так как не понимал, в чем его вина. Однажды он высказал предположение, не связана ли ее раздражительность с критическими днями, и тогда она запустила в него банкой пива. Он вытер покорно пивную лужу, после того как она выскочила из дома и, добежав до опушки леса, оставалась там, пока не стемнело. В ту ночь они занимались любовью, повторяя, что будут любить друг друга вечно и что все у них будет хорошо. Сегодня вечером Уэйн подкрепился еще одной банкой пива, прежде чем отважился взглянуть на жену и попытался все уладить.

Кармен была в спальне. Кровати были сдвинуты вместе. Она сидела на краешке своей. Горела настольная лампа. Банка пива стояла на ночном столике. Она листала буклет, лежащий у нее на коленях. Уэйн застыл в дверях. Спросил, что она делает.

– Читаю.

Он помолчал, давая ей время.

– Пытаюсь понять, в каком чудесном месте мы живем.

– Мы ужинать будем?

– Если хочешь.

– Кармен, я поговорю с этим типом, хорошо?

Она не ответила. Уэйн вошел в комнату.

– Послушай, я начал говорить о парне, с которым познакомился в баре, когда сидел там с капитаном и старшим механиком.

Он замолчал, подумав, что, если она кивнет или промолчит, значит, между ними снова мир. Она промолчала.

– Ну так вот, этого парня зовут Боб Браун, он детектив полиции города Кейп-Джирардо. Мы разговорились, я рассказал ему, почему мы здесь, а он и говорит: «Стало быть, вы познакомились с Феррисом Бриттоном. Что вы о нем думаете? » Я спросил: «Хотите, чтобы я сказал честно? Он настоящий тупица». А Боб Браун ответил: «Это еще мягко сказано. Короче, не тронь дерьмо – не воняет».

Уэйн стоял, ожидая ее реакции. Кармен ничего не сказала.

– Им известно, что он за фрукт. Если Бриттон попробует войти в дом снова, позвони Бобу Брауну.

Кармен снова промолчала.

В доме и на улице было тихо. Уэйн покачал головой.

– Ладно, скажи мне, чего ты хочешь? Ну пожалуйста?

Кармен подняла на него глаза.

– Сколько еще мы пробудем здесь?

– Пока не поймают тех двоих ублюдков…

– Ты говорил мне, три недели. Не больше. Но теперь у тебя есть работа, которая тебя увлекла, у тебя есть твои белохвостые олени, на которых ты собираешься охотиться… Все тебя здесь устраивает, да? А что есть у меня? Кроме как выгребать грязь в чужом доме?

– Что есть у тебя? – вскинул брови Уэйн. – Солнышко, у тебя есть я.

Она вскочила, схватила с ночного столика банку с пивом, и он понял, что сейчас она швырнет банку в него.

Донна завела разговор о Пресли.

– Если Элвис был Иисусом, знаешь, кого можно считать его апостолами? Думаю, Энгельберта. И еще Тома Джонса. А по-твоему, кого еще?

Арман сказал, что никогда об этом не задумывался.

Донна убирала со стола, а он ждал, когда пройдет сорок пять минут, необходимых для разогрева запеканки с цыпленком. За ужином они съели по одной такой, но он был все еще голоден. В гостиной Ричи смотрел телевизор. Донна перешла от Элвиса и его апостолов к знаменитым хитам Элвиса и к рассказу о том, как она одно время пыталась устроиться на работу в любое исправительное заведение, лишь бы неподалеку от Мемфиса. Память о Пресли притягивает ее в Мемфис словно гигантский магнит. Если бы она там жила, то каждый день посещала бы его усадьбу «Грейсленд» и могилу в Мемфисе. Это все равно что ходить в церковь и ставить свечу, дабы облегчить душу. Помолчав, она добавила, что душевный покой обходится недешево.

– Скажи, семь баксов не слишком дорогая цена для душевного равновесия?

Арман сказал, конечно нет. Он понимал, что именно такого ответа она от него ждет. Донна смотрела из-под очков таким странным взглядом, как если бы наглоталась наркотиков или получила удар по голове.

Поставив перед ним тарелку с запеканкой, она ушла в гостиную и вернулась с пачкой цветных фотографий, сделанных в «Грейсленде». Она купила их у одной своей знакомой по два бакса за штуку и хранила в коробке из-под ликера «Амаретто».

– Это бульвар Элвиса Пресли в дождливый день. А это ресторан «Где разбиваются сердца» неподалеку от бульвара. Я прямо слышу, как он поет «Отель, где разбиваются сердца», и у меня по коже бегут мурашки. Ладно, а это его знаменитый розовый «кадиллак». Вот его роскошный самолет «Лайза-Мария», а это салон самолета… Нет, салон автобуса, на котором он совершал турне. Здесь играли в карты, слушали музыку… Даже готовили.

– Как он назывался? – спросил Арман, желая сделать ей приятное.

– Автобус? Не знаю. А это парадная гостиная в «Грейсленде». На этом диване помещается человек четырнадцать.

– А почему у самолета есть название, а у автобуса нет?

– А чтобы люди не знали, что он в этом автобусе. А то бы он так никуда и не приехал!

– Понимаю! Самолет, названный именем какой-то его поклонницы, в пути не остановишь…

– Птица, самолет назван в честь его дочери. Мы с Лайзой-Марией родились в один и тот же день.

– Неужели?

– Я скажу тебе еще кое-что. Число моего жизненного пути – восемь.

– Это еще что такое?

– Нужно сложить цифры даты рождения. Например, февраль – это второй месяц, значит, два. Родилась я первого, два и один – это три, потом девятнадцать, один и девять – десять, это как один. Добавляем один к трем, полученным от первого февраля, затем добавляем еще кое-какие цифры – я не скажу тебе год моего рождения – и в сумме получается восемь.

…– Интересно… И что дальше?

– А теперь сложи цифры почтового ящика Элвиса Пресли. 3797 бульвар Элвиса Пресли, почтовое отделение 16508, Мемфис, 38186, штат Теннесси. Знаешь, какое простое число получится?

– Восемь?

– Вот почему меня туда тянет! – улыбнулась Донна. – Подумай об этом. Ладно, а это его личные украшения, золотой «ролекс», мальтийский крест и массивный золотой браслет, на котором выгравированы его данные. А это его знаменитый спортивный костюм…

– Его знаменитый идиотский прикид, – сказал Ричи, входя на кухню. – Ё-мое, Птица, ты снова хаваешь? Беру себе «ролекс» и розовый «кадиллак»… – Ричи достал бутылку пива из холодильника. – А как быть с этим гребаным спортивным костюмом? Птица, ты напялил бы его на себя, а? Тебе придется раздобыть тот, в который он влезал после того, как растолстел, как свинья.

– Ты ревнуешь, – заметила Донна. – Не можешь глянуть на фотографии без того, чтобы не сказать гадость.

– Чё мне ревновать? Знаешь, какая разница меж ним и мной?

– Да, знаю. Ты – невежа.

– Скажешь тоже! Я живой, а он мертвый, и только это имеет значение, – сказал Ричи, надувая пузырь из жвачки.

Он, видите ли, живой! Арман покосился на Ричи. Живой, а завтра поминай как звали.

– Думаешь, после того, как ты умрешь, кто-то придет на твою могилу? – спросила Донна. – Даже если бы у тебя была мать, я сомневаюсь, что она пришла бы. А вот с Элвисом – совсем другое дело! Через сто лет, и даже больше, люди по-прежнему будут приходить на его могилу. – Взглянув на Армана, она добавила: – Я в этом уверена.

– Вот даже как! – усмехнулся Арман.

– Донна, ты, мать твою так, просто идиотка! – хихикнул Ричи. – Ответь на один вопрос. Что лучше: чтобы Элвис тебе пел или чтобы он тебя трахал? – Взглянув на Армана, он подмигнул ему.

Арман в свою очередь пристально посмотрел на него. Дурак этот Ричи, и шутки у него дурацкие!

– Я знаю, что именно ты хочешь от меня услышать, – вздохнула Донна. – Я бы предпочла, чтобы он мне пел.

Арман ей поверил. Он удивился тому, что Ричи тоже ей поверил.

– А знаешь почему, Птица? – спросил Ричи погодя, глядя на него. – Потому что Элвис не был зэком, а Донна привыкла с зэками хороводиться.

– Перестань! – поморщилась Донна. – Он был добрым, помогал людям, дарил машины, вообще все, в чем они нуждались. Он считал, что люди не должны страдать. Читал книги… Говорят, он пытался найти ответ на загадку жизни.

– Я слыхал, что он искал дырку, в которую можно кое-что сунуть, – оскалился Ричи. – Ему водили телок, и он свое не упускал.

Арман не знал этого и не хотел знать, но он решил, что с него хватит. Он устал от Ричи. И когда Ричи глянул на него с веселой искрой в глазах, как бы ища одобрения, Арман отрезал:

– Оставь ее в покое.

– Кого, Донну?

– Ты можешь хоть на время попридержать язык за зубами? – усмехнулся Арман, и игривость Ричи мгновенно исчезла.

– Если ты когда-нибудь еще будешь говорить со мною в таком тоне…

– И что тогда? – подначил его Арман, которому хотелось услышать, что этот придурок скажет.

– Это будут твои последние слова.

Ничего оригинального, парень как был, так и остался панком!

Они не моргая смотрели один на другого. Арман задумался. Сказать ему, чтобы топал отсюда, пялился в свой телевизор? Но от этого панка так просто не отвяжешься. Поэтому Арман промолчал, и Ричи вышел из кухни с бутылкой пива. На какое-то время повисла тишина.

– А это бильярдная Элвиса, – нарушила молчание Донна. – На обивку стен и потолка ушло аж семьсот пятьдесят ярдов плиссированной ткани.

Спустя два дня Птица заставил Донну сделать для них пару звонков. Необходимо было выяснить, где монтажник и его жена.

– Парни, что, черт возьми, вы снова затеяли? – спросила Донна, стараясь говорить непринужденно.

Птица не ответил, а Ричи лишь подмигнул ей.

Когда она позвонила в риелторское агентство и поинтересовалась выставленным на продажу домом, ей ответили, что дом больше не продается.

– Ладно, поехали, – распорядился Птица.

Но когда они проехали мимо дома – в своих охотничьих прикидах, Птица в своей дурацкой кепке, – табличка «Продается» по-прежнему торчала на переднем дворе.

Что, мать их так, здесь происходит? Продан дом или нет? Тачка монтажника испарилась, но может ли такое быть, чтобы он и его бабенка оставались в доме?

Ричи выпаливал вопросы один за другим, но с таким же успехом он мог обращаться к рулю. Птица либо не отвечал, либо невнятно хмыкал. Догадывайся, мать твою, что он хочет сказать. Короче, когда они спрятали машину и в обход через лес приблизились к дому, хотелось врезать этому гребаному индейцу по загривку. Птица шел впереди, шурша опавшими листьями с таким шумом, будто он и не индеец вовсе. Хотелось уложить его из дробовика, чтобы потом было что рассказывать своим ребятишкам, если они у него когда-нибудь будут. Одного индейца, утиного проводника, он уже навеки успокоил. Если Кевин был его третьим, тогда этот утиный проводник – седьмой. Правильно? … Нет, еще та девка с жирными волосами из супермаркета. Если она была индианкой, то тогда Птица будет его третьим, если не считать, что он полукровка… Ё-мое, как все запутано! Птица будет девятым. Наконец-то сообразил! Ричи задумался. Неужели курение марихуаны в детстве так сильно запудрило ему мозги? Потом решил, что ему это все по барабану.

Спустя минут десять они остановились на опушке леса. Минут тридцать разглядывали дом и молчали. Чё спорить? Все закончится в тот самый момент, как только лопнет терпение. Он этого индейца с трудом выносит. Вот возьмет и прикончит Птицу, как только они покончат с монтажником и его бабой. Надо будет обставить все так, будто эти двое друг друга ухлопали. Тогда все будет тип-топ! Останется прочесть об этом в газете. Донна, конечно, бросит на него недоуменный взгляд. Что, черт возьми, случилось с Птицей? А он подмигнет или глянет на нее невинно так, как ни в чем не бывало, в зависимости от ситуации. Затем она примется возиться с его волосами, станет наводить на них лоск.

Придется сводить ее куда-нибудь выпить и купить новые шмотки…

– Ты готов? – спросил Птица.

– Я всегда готов, потому как родился готовым, – откликнулся Ричи, неожиданно ощутив прилив возбуждения.

Сценарий – класс, супер-пупер. Они – двое охотников, выходят из лесу, оглядываются вокруг. Небрежно так, без всякой задней мысли… Подходят к заднему крыльцу, снова оглядываются и проникают в дом. Далее – осмотр комнат. Разбить стеклянную дверь Птица не разрешил, сказав, что в любой момент копы могут заявиться. Увидят, что дверь разбита, и тогда им шиздец! Пришлось протискиваться в окно ванной на первом этаже. Чтобы дотянуться до окна, понадобилось забраться на дерево. Засранец этот индеец! Как всегда, заставил его проделать всю черновую работенку, беспокоясь лишь о том, чтобы не оставить отпечатков своих пальцев. Этот гребаный индеец думает лишь о своей безопасности. А чего опасаться? Как только Ричи оказался в доме, тут же смикитил, что внутри никого нет, потом пошел на кухню и отпер дверь.

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8910 11 12 13 Следующая ⇒