Главная

Контакты

Случайная статья

• Автоматизация
• Антропология
• Археология
• Архитектура
• Биология
• Ботаника
• Бухгалтерия
• Военная наука
• Генетика
• География
• Геология
• Демография
• Деревообработка
• Журналистика
• Зоология
• Изобретательство
• Информатика
• Искусство
• История
• Кинематография
• Компьютеризация
• Косметика
• Кулинария
• Культура
• Лексикология
• Лингвистика
• Литература
• Логика
• Маркетинг
• Математика
• Материаловедение
• Медицина
• Менеджмент
• Металлургия
• Метрология
• Механика
• Музыка
• Науковедение
• Образование
• Охрана Труда
• Педагогика
• Полиграфия
• Политология
• Право
• Предпринимательство
• Приборостроение
• Программирование
• Производство
• Промышленность
• Психология
• Радиосвязь
• Религия
• Риторика
• Социология
• Спорт
• Стандартизация
• Статистика
• Строительство
• Технологии
• Торговля
• Транспорт
• Фармакология
• Физика
• Физиология
• Философия
• Финансы
• Химия
• Хозяйство
• Черчение
• Экология
• Экономика
• Электроника
• Электротехника
• Энергетика

ЧАСТЬ ВТОРАЯ 15 страница

– А у кого она была легкой?

– Харрисон бросил меня здесь.

– Вы были тут не одна.

– Я знаю, – сказала Элеонора, ссутулившись, и повернулась к кустам. – Вы свободны, Генри. Кол уже здесь.

– Спасибо, мисс Элеонора, – раздался голос Генри.

– Мне… было хорошо в вашей компании, – глубоко вздохнув, произнесла Элеонора.

– Мне тоже, вот только кричали вы уж очень громко – у меня даже голова разболелась, мисс Элеонора.

– Извините.

Элеонора снова зашагала по тропе. Кол поехал рядом.

– Это было вовсе не трудно, правда? – спросил он.

– Что именно? – не поняла Элеонора. Она смотрела вниз, опасаясь наступить на что‑ нибудь острое. Ноги у нее вспотели и горели огнем. Она плохо себя чувствовала и знала, что выглядит еще хуже. Походя Элеонора пригладила волосы в надежде хоть немного привести их в порядок. Увидев, что у нее расстегнуты три верхние пуговицы на платье, она торопливо их застегнула.

– Вести себя по‑ человечески, – пояснил Кол.

– Нет.

Кол улыбнулся – в глубине души он был согласен с Элеонорой.

– А почему?

– Вам не понять.

– А вы попробуйте объяснить.

– Потому что от этого я кажусь себе уязвимой.

Кол едва удержался, чтобы не кивнуть. Они походили друг на друга гораздо больше, чем он думал.

– Обращайтесь с другими так же, как вам хотелось бы, чтобы обращались с вами, – процитировал Кол. Господи, сколько раз Адам учил его этому золотому правилу?

– С какой это стати? – спросила Элеонора. – Вы думаете, тогда другие будут относиться ко мне хорошо?

– Некоторые – да.

– А как же остальные?

– С ними надо быть стервой.

Элеонора вдруг засмеялась. Она пока не была готова признать справедливость высказываний Кола и решила еще раз взять его на жалость.

– Все меня бросают, – заявила она. – Даже мой отец от меня сбежал.

– И что?

– Я была напугана.

– Все бывают напуганы. Элеонора сделала последнюю попытку:

– У меня совсем нет денег.

– Постарайтесь как‑ нибудь подзаработать.

– Каким образом? Я ничего не умею делать. Может, мне стоит подыскать подходящего мужчину и выйти замуж.

– Ни один мужчина на вас не позарится – даже какой‑ нибудь несчастный, который много лет не видел таких симпатичных женщин.

От этого случайного комплимента Элеонора широко раскрыла глаза.

– А Мэри Роуз меня только жалеет.

– И поэтому вы обращаетесь с ней, как…

– Мне не нужна ее жалость! – крикнула Элеонора.

– Тогда поделитесь с ней своими чувствами и ведите себя по‑ людски. Мэри Роуз может быть хорошим другом, если вы сами ее не оттолкнете.

– Теперь уже слишком поздно. Я все разрушила, и мне придется уезжать. Так сказал Харрисон. А вы в самом деле считаете, что я симпатичная?

– Конечно. Бьюсь об заклад, вы настоящая красавица, когда улыбаетесь.

– Трэвис меня ненавидит. Улыбки тут не помогут.

– Перестаньте называть его молодым человеком.

– Я забыла, как его зовут.

– Неправда. Вам хотелось вывести его из себя. И вам это удалось. Элеонора кивнула.

– Ну‑ ка, скажите‑ ка, как меня зовут, – скомандовал он.

– Кол.

– Правильно. Кол, а не «эй‑ вы‑ там» или «молодой человек».

– Мне со всеми надо быть такой вежливой?

– Да.

– Мне просто хотелось вас подразнить, – снова засмеялась она.

– Видите, я был прав.

– Насчет чего?

– Вы очень красивая, когда улыбаетесь.

– Спасибо, – сказала Элеонора и отвернулась. – Я была вежлива с Адамом. Харрисон сказал, что он не голосовал против меня. Правда, он и не мог этого сделать.

– Почему?

– Как глава семьи он обязан воздерживаться… разве нет?

– Да, а я и забыл.

Кол улыбнулся.

– Вы так и собираетесь идти пешком?

– А что мне остается делать?

Кол наклонился, обхватил Элеонору одной рукой за талию, поднял ее и усадил на лошадь перед собой. Она была легкой, как перышко. Конечно, она изнывала от жары и сильно вспотела, но пахло от нее так, словно она только что приняла ванну.

От длинного пешего перехода Элеонора совсем выбилась из сил. Кроме того, от горного воздуха у нее кружилась голова. Поэтому она была очень рада, что Кол решил подвезти ее, и никак не могла найти слов благодарности. Ведь все предшествующие годы она тиранила окружающих, раздавая приказы направо и налево… даже не думая выразить кому‑ либо свою признательность.

Несколько минут Кол с Элеонорой ехали молча. Девушка постоянно ерзала, то и дело прижимаясь к нему. Кол крепко закусил губу, чтобы не прикрикнуть, наконец он не выдержал:

– Перестань подскакивать.

– Я вовсе не подскакиваю. Спасибо.

Итак, она все же произнесла это слово. Ей сразу стало намного легче. Вот только не будет ли Кол над ней насмехаться? Элеонора замерла в напряженном ожидании.

– Почему вы обозвали миссис Моррисом?

– Я хотела помочь Мэри Роуз.

– Каким образом?

– Миссис Моррисон нагло заявила мне, что Харрисон собирается ухаживать за ее дочерью. Я сказала ей, что она ошибается. Тут она начала со мной спорить, ну и слово за слово…

Кол решил переменить тему разговора:

– А в школе вас ничему полезному не научили?

– Я могла бы преподавать.

– Почему же вы этим не занимаетесь?

– Меня не любят дети.

– А вы их любите?

– Не знаю, я никогда с ними не общалась.

– Откуда же вы знаете, как они к вам относятся?

– Оттуда, что меня никто не любит. Кол вздохнул.

– Вы можете как‑ нибудь помогать на ранчо?

– Как, например?

– Не знаю. При отлове бычков или объездке лошадей от вас, конечно, мало толку – вы слишком нежная. А как насчет мытья посуды, готовки или шитья?

– Шитья? Это я умею.

– Ну вот видите.

– Слишком поздно. Меня ведь выгнали, вы что, забыли?

– Если вы обещаете вести себя хорошо, я уговорю всех подождать денек‑ другой, а потом мы устроим новое голосование. Не надо вести себя так вызывающе, Элеонора.

– А почему вы сейчас ко мне так добры?

– Потому что вы самая красивая, злющая и милая женщина из всех, которых мне доводилось встречать.

– Никто не может быть злющим и милым в одно и то же время. Кол пожал плечами.

– А вы голосовали против меня, Кол?

– Забудем прошлые обиды.

– Это относится и ко мне?

– Конечно. Давайте начнем все сначала.

Элеонора обернулась, чтобы поблагодарить его, и, заглянув ему в глаза, онемела от изумления. Он же не мог отвести взгляд от ее губ. К счастью, лошадь хорошо знала дорогу – Колу было не до того, чтобы ею править.

– Извините, – сказал он, авансом прося прощения за то, что собирался сделать.

Элеонора не понимала, что на него нашло и почему он извиняется. Ни один мужчина никогда так на нее не смотрел – ей внезапно показалось, будто он собирается ее поцеловать.

И вдруг его теплые, мягкие губы нежно прижались к ее губам. Элеонора смешалась – Кол был первым мужчиной, поцеловавшим ее. Ей хотелось, чтобы это никогда не кончалось. Поэтому, когда Кол попытался наконец отстраниться, она прижалась к нему и обвила руками его шею. Кол, хрипло застонав, крепче обнял ее и снова поцеловал.

Элеонора оказалась хорошей ученицей. Благодаря своей неискушенности она была лишена каких‑ либо предрассудков или комплексов, а ее любопытство придало ей смелости.

Когда они наконец оторвались друг от друга, оба были потрясены. Кол знал, когда следует остановиться, Элеонора нет – по крайней мере он так думал. Иначе она не стала бы сейчас еще сильнее прижиматься.

Он заставил Элеонору отвернуться и пришпорил лошадь, охваченный внезапным желанием как можно быстрее добраться до дома… и как можно быстрее избавиться от общества Элеоноры.

– Вам было хорошо?

– Господи, почему женщины так любят об этом спрашивать? Элеонора пожала плечами. Сухой тон Кола ее не обидел.

– Не знаю, – сказала она. – Так уж они устроены. Это мой первый поцелуй. Естественно, меня интересует ваше впечатление.

Раздражение Кола словно рукой сняло.

– Значит, вы ни разу ни с кем не целовались?

– Я вам об этом сказала не для того, чтобы вас повеселить, – заметила Элеонора, чувствуя, что он улыбается.

– Я вовсе не смеюсь. Мне очень понравилось.

– Спасибо. А почему вы остановились?

– О Господи, неужели надо обсуждать это именно сейчас? Она кивнула, стукнувшись головой о его подбородок. Кол вздохнул.

– Есть такая поговорка – не дразни гризли, если не хочешь, чтобы он тебя съел.

Элеонора отнюдь не была полной невеждой. Она слышала о том, что происходит между мужчиной и женщиной в постели, и поняла, что Кол остановился вовсе не потому, что ему так хотелось.

Оставшуюся часть пути на ранчо Элеонора улыбалась.

– Смотрите, вон Адам с Харрисоном, там, в коррале, рядом с этой ужасной лошадью! – воскликнула она, когда они подъехали к дому.

– Адам хочет прокатиться на Мак‑ Хью, – пояснил Кол. – Поздоровайся с ними, Элеонора.

Услышав голос Элеоноры, Адам обернулся и поприветствовал ее улыбкой.

– Похоже, ваш план может сработать, – обратился он к Харрисону. – Элеонора выглядит почти счастливой.

Макдональд кивнул, явно довольный собой. Разумеется, если Мэри Роуз когда‑ нибудь узнает о том, что он проделал, ему несдобровать. Впрочем, рассудил Харрисон, она поймет, что его поступок преследовал благородную цель.

Макдональд давно уже решил, что гонки за бычками отвлекут его от неприятных мыслей о предстоящей беседе – у него не останется времени, чтобы раздумывать и переживать по этому поводу. Внезапно ему захотелось отправиться за бычками немедленно. Он прямо‑ таки жаждал тяжелой работы.

В итоге он получил хороший урок скромности – и страшную боль во всем теле. Когда все уселись ужинать, у него ныла каждая мышца. Харрисону казалось, словно на него набрасывали аркан и волокли следом за лошадью. Левая его рука горела огнем.

Мэри Роуз от всей души ему сочувствовала. Как только закончилась молитва, она поменялась местами с Элеонорой, чтобы сесть поближе к нему.

– Ну как, помогла мазь? – спросил его Адам.

– Да, спасибо.

– А зачем ты снял перчатки? – поинтересовался Дуглас.

– Наверное, у него руки чесались, – выпалил Трэвис раньше, чем Макдональд успел открыть рот.

Адам взглянул на Кола. Заметив, что тот улыбается, он покачал головой.

– Почему ты не присматривал за ним? – спросил старший брат.

– Я не виноват. Даже недоумок сообразил бы, что надо было отпустить веревку.

Адам поморщился, представив себе Макдональда, волочащегося на веревке за бычком.

– И далеко вас протащило? – спросил он с тем мрачным любопытством, которое заставляет людей останавливаться и глазеть на пожар.

«Да уж порядочно», – подумал Харрисон, а вслух произнес:

– Не важно. Кол прав. Сегодня я получил хороший урок.

Мэри Роуз помахивала у него перед носом его вилкой. Харрисон вдруг взорвался, выхватил у нее прибор и потребовал, чтобы она перестала его донимать.

– Вы же не съели ни крошечки, – ничуть не смутилась девушка.

– Я в состоянии донести кусок до рта.

– Отстань от него, – подал голос Дуглас. – Готов поспорить, что ему не до еды.

– Что же за урок вам преподнесли? – поинтересовался Адам.

– Не надо снимать перчаток, – вставил Трэвис.

– Надо вовремя отпускать веревку, – предложил свой вариант Кол и подмигнул сидящей напротив Элеоноре.

Адам поднял глаза к потолку.

– Я действительно здесь ни на что не гожусь, – сказал Харрисон и повернулся к Мэри Роуз. – Ну что, теперь вы довольны?

Девушка благоразумно не ответила на его вопрос. Харрисон явно нарывался на ссору, а она не собиралась его поощрять.

Между тем разговор за столом переключился на более безопасную тему. Харрисона заинтересовало, почему Клэйборны решили вложить деньги в скот. Трэвис принялся объяснять:

– Мы и раньше держали скот, но после двух холодных зим подряд нам пришлось продать его, потому что мы нуждались в наличных деньгах. Нам удалось выручить хорошие деньги. В какой‑ то момент у нас возникла еще одна проблема – мы потеряли быка. Но наши заработки позволили взяться за дело сызнова.

– В прошлый раз мы начали с двухсот голов, а продали уже четыреста, – добавил Адам. – Бычки у нас откармливаются на вольных пастбищах. Трэвису это не по душе – он считает, что они должны пастись в огороженных угодьях. Но мы не можем ставить изгороди на землях, которые принадлежат всем. Весной фермеры собираются на ежегодное клеймение скота. Жаль, что вам не удалось увидеть это своими глазами – вы много потеряли. В этом году Трэвис с Колом специально ездили для этого почти к самому озеру Солт‑ Лейк.

Харрисон понял, что братья Клэйборны уже сейчас являлись обеспеченными людьми. Однако, слушая их разговоры, можно было подумать, что они только заложили основы семейного благополучия. Трэвиса, казалось, больше, чем остальных, занимал вопрос о деньгах. Кола в первую очередь волновала проблема обеспечения безопасности. Если бы это было возможно, он бы, пожалуй, окружил ранчо стеной высотой в тридцать футов.

Братья говорили о своих финансовых делах, пока Мэри Роуз и Элеонора наконец не встали из‑ за стола.

– Адам предупредил нас, что ты хочешь о чем‑ то с нами потолковать, – сказал Дуглас. – О чем именно?

Мэри Роуз в это время уже направлялась к двери, но, услышав слова брата, развернулась и торопливо пошла назад.

– Наша сестра ничего не должна об этом знать, – напомнил Кол.

– Верно, я и забыл, – спохватился Дуглас. – Извини, Харрисон. Мэри Роуз решила, что Макдональд испугался тяжелой работы на ранчо и собрался уехать. Ее мгновенно охватила паника, но она изо всех сил старалась успокоиться.

– О чем вы хотите говорить? – спросила Мэри Роуз, садясь на свое место в ожидании ответа.

Наклонившись вперед, Харрисон накрыл ее руку своей.

– Вам придется проявить терпение.

Девушка кивнула и постаралась прочесть что‑ нибудь по его глазам, но лицо его было совершенно непроницаемым.

– Разве сегодня не твоя очередь мыть посуду, Мэри Роуз? – спросил Дуглас.

– Да, конечно, – ответила она.

Кол под столом толкнул ногой Элеонору, а когда она взглянула на него, незаметно качнул головой, указывая на сестру. Элеонора поняла намек и тут же поднялась.

– Можно, я помогу тебе, Мэри Роуз? – спросила она.

Трэвис поперхнулся – ему показалось, что он ослышался. Он хотел было что‑ то сказать, но, увидев свирепую физиономию Кола, снова закрыл рот.

Мэри Роуз медлила с ответом подруге, и Адам пришел ей на помощь:

– Это очень любезно с вашей стороны. Мэри Роуз будет очень благодарна вам за помощь.

Гостья принялась за мытье тарелок. Мэри Роуз вытирала чистую посуду.

– Мэри Роуз, я должна сказать тебе что‑ то важное.

– Поговорим в другой раз, Элеонора?

– Нет.

– Ну ладно. Что там у тебя?

– Почему ты от меня отмахиваешься?

– Извини. Просто я беспокоюсь за Харрисона. Что ты хотела сказать?

– Я очень сожалею, что так безобразно себя вела. Я знаю, что здорово осложняла тебе жизнь. Прости.

– Мы ведь уже говорили с тобой об этом час назад, – с улыбкой ответила Мэри Роуз. – Конечно, я тебя прощаю.

– Мне просто захотелось повторить это еще раз. Пойми, мне хочется, чтобы ты ко мне хорошо относилась.

– Я к тебе хорошо отношусь.

– Правда, я о тебе забочусь, помогая мыть посуду?

– Да, – заверила Элеонору Мэри Роуз. – Я счастлива, что у меня есть такая подруга, как ты.

Элеонора кивнула:

– Вот именно. Я вовсе не высокомерная и говорю то, что думаю. Раньше я здорово умела ненавидеть, верно? А теперь я учусь дружить, и когда научусь, я буду делать это так же здорово. Как ты считаешь?

– Возможно.

– Ну и хорошо. А теперь объясни мне, почему ты беспокоишься из‑ за Харрисона. Что он еще натворил?

– Что значит еще? Ты о чем?

Элеонора вспомнила о своем обещании не рассказывать Мэри Роуз, какую шутку сыграл с ней Харрисон.

– Он разозлил меня, – тотчас нашлась она. – Посмотри на него, Мэри Роуз, – он же весь в синяках. Вот я и подумала – чем еще он тебя расстроил.

– По‑ моему, он собирается уезжать. Может быть, в эту самую минуту он прощается с моими братьями.

– Ты расстроишься, если он уедет?

Мэри Роуз хотелось закричать, но вместо этого она шепотом ответила:

– Да.

– Значит, ты влюблена в него.

– Не думаю, что он говорит с твоими братьями об отъезде. В этом случае он попрощался бы и с тобой тоже.

– Тогда о чем…

– Вероятно, он официально спрашивает у них разрешения, чтобы ухаживать за тобой.

– Ты так считаешь?

– В этом есть определенный смысл. Харрисон к тебе неравнодушен. И естественно, ему неудобно в твоем присутствии заручаться согласием твоих родственников.

Мэри Роуз несколько воспрянула духом. Спустя некоторое время она решила подкрасться к двери и попытаться подслушать разговор, но в коридоре наткнулась на Адама.

– Куда ты идешь? – осведомился он. – Ты уже помыла посуду?

– Я хотела собрать грязное белье, – солгала Мэри Роуз. – А ты куда?

– Мы все слишком устали, чтобы о чем‑ либо говорить сегодня вечером. Харрисон перенес нашу беседу на завтра.

– Значит, мне придется волноваться и изнывать от любопытства еще целый день, – сказала девушка, не в силах скрыть свое разочарование.

– Не трать время, – посоветовал Адам. – Заканчивай с посудой и ложись спать. У тебя усталый вид.

Последовав его совету, Мэри Роуз отправилась к себе в спальню и едва донесла голову до подушки, как тотчас погрузилась в сон.

Харрисон еще целый час расхаживал взад и вперед по своей комнате. Он думал о тех изменениях в своей жизни, которые повлечет за собой его знакомство с Мэри Роуз. Он не мог больше бороться с неизбежным.

Поглядывая на карманные часы, он дождался, когда истечет положенное время, и снова направился в дом. Он вошел в гостиную первым. За ним появился Трэвис, неся непочатую бутылку бренди. Следующим пришел Кол.

Трэвис поставил бутылку на стол и сел. Кол достал из бара стаканы и вслед за Трэвисом опустился на стул. Потом пришел Адам и, наконец, Дуглас, который плотно закрыл за собой дверь.

– Я заглянул к Мэри Роуз, – сказал он. – Она крепко спит. Если мы не будем шуметь, она не проснется.

Последние слова Дугласа были адресованы Колу. Все заметно нервничали, но Кол, судя по виду, готов был вот‑ вот сорваться. Он взял бутылку, плеснул в стакан и передал ее Адаму. Единственным, кто отказался от выпивки, был Харрисон. Адам подождал, пока все расселись по местам и затихли.

– Ну что ж, Харрисон, мы вас слушаем.

– Вы знаете, что у меня есть несколько причин…

– Разумеется.

– Почему же вы ничего мне не сказали…

– Я решил, что вы сами нам откроетесь, когда созреете для этого. Человека нельзя подгонять. Мы просто наблюдали за вами и ждали. Так, может быть, вы наконец признаетесь нам, что вас беспокоит?

Слова Адама несколько ошарашили Харрисона.

– Благодарю вас за терпение, – произнес он. – Я действительно кое‑ что обдумывал.

– Давай‑ ка сразу проясним одну вещь, Харрисон, – заговорил Кол. – Ты неплохой парень, но мы не позволим тебе его увезти. Даже ценой твоей жизни.

– Можешь остаться и жить здесь до старости, – предложил Трэвис.

– Я не собираюсь никуда увозить Адама. Я собрал вас по другой причине.

– Погоди минутку. Откуда ты знаешь, что Кол имел в виду Адама? – спросил Трэвис.

Харрисон не стал пускаться в долгие объяснения.

– Все вы, сами того не замечая, пытались оградить от меня Адама, как только узнали, что я адвокат. Наблюдая за поведением каждого из вас, я сразу заподозрил неладное. Возможно, вам казалось, что вы действуете очень тонко и осторожно, но вы ошибались.

– А ты считаешь, что очень дипломатично пытался про нас разнюхать?

– Нет, – признал Харрисон. – Я тоже действовал не слишком изобретательно.

– Все мы в прошлом совершали ошибки, – сказал Кол. – И ты вполне мог приехать сюда, чтобы притянуть нас к ответу за старые грешки. Имей в виду, мы ни о чем не жалеем и ни в чем не раскаиваемся. Мы делали только то, что требовалось для выживания. При этом мы вовсе не ждем от тебя понимания. Мы такие, какие есть, – и точка.

– Мы ни перед кем не собираемся оправдываться, – спокойно заметил Адам.

– Вам никто никогда не помогал, верно? – поинтересовался Харрисон.

– Ты угадал, черт побери. Да мы никого ни о чем и не просили.

– Я хочу рассказать вам одну историю, – начал Харрисон. – Буду вам очень признателен, если вы терпеливо и внимательно меня выслушаете.

Дождавшись, когда все четверо кивнули, Макдональд откинулся на спинку стула и начал:

– Человек, на которого я сейчас работаю, был очень близким другом моего отца. Зовут его лорд Уильям Эллиот. Жена его, Агата, была славной женщиной с очень добрым сердцем. Эллиот не мог выбрать себе лучшей супруги. Они страстно любили друг друга. Их брак был очень счастливым и прочным.

– А при чем здесь мы? – спросил Трэвис.

– Не перебивай, – одернул его Адам.

– Эллиот быстро сколотил состояние. Построив несколько фабрик в Англии, он затем распространил свою деятельность и на Америку. И однажды приехал с Агатой в Нью‑ Йорк на открытие своего очередного предприятия.

Церемонию открытия пришлось отложить – оказалось, что одно из зданий не отвечало стандартам, установленным Эллиотом. Он приказал произвести необходимые переделки. Они с женой задержались в Америке – Эллиот хотел лично присмотреть за ходом работ. Агата через несколько месяцев родила ребенка – их единственного ребенка, девочку. Ее назвали Викторией – в честь матери Эллиота.

Харрисон сделал паузу, чтобы привести в порядок мысли. Он испытующе посмотрел на братьев, но не заметил на их лицах ничего, кроме легкого любопытства.

– Эллиоты жили в Нью‑ Йорке почти год, фабрика уже была готова к открытию. Эллиот с супругой присутствовали на торжественной церемонии, а четырехмесячную Викторию оставили на попечение няни и слуг. Они отсутствовали всего два дня, но, когда вернулись в Нью‑ Йорк, в доме их ждали полицейские. Оказалось, что няня вместе с ребенком исчезла. На следующее утро принесли записку: похитители девочки требовали денег. Личный секретарь Эллиота, Джордж Макферсон, схватил мальчишку‑ посыльного и втащил его в дом для допроса. Мальчишка не сообщил ничего существенного. Эллиот быстро собрал деньги и стал ждать от похитителей дальнейших указаний. Но больше никаких записок не было. Какое‑ то время Эллиот еще надеялся, что девочку вернут живой и здоровой, но она исчезла.

Наступило тягостное молчание. Харрисон обратил внимание, что держит в руке стакан с бренди, но не мог припомнить, когда он его взял.

– Леди Агата так и не оправилась после этого кошмара. Через шесть месяцев, прошедших в отчаянных, но бесполезных поисках, Эллиот увез жену в Англию. Он оставил в Нью‑ Йорке Максерсона, чтобы тот координировал действия тех, кто занимался расследованием. Но в конце концов следствие зашло в тупик. А ровно через полгода нашли няню.

– Ребенок был у нее? – спросил Кол.

– Нет. В комнате, которую она снимала, не обнаружили ничего, что помогло бы напасть на след похитителей и найти ребенка. Когда полиция нашла женщину, она была уже мертва. Ее задушили.

Эллиот с супругой не прекращали поиски, но примерно через год Агата умерла. Врачи подозревали у нее чахотку, но Эллиот прекрасно понимал, что они ошибались. Леди Агата сошла в могилу от горя.

– Она считала своего мужа виноватым в том, что не позволил ей взять ребенка с собой? – спросил Трэвис.

– Нет, не думаю. Но Эллиот, конечно, винил в несчастье себя.

– Сколько вам было лет, когда все это случилось?

– Десять, – ответил Харрисон. – Когда умер мой отец, Эллиот забрал меня к себе. Он позаботился, чтобы я получил образование и встал на ноги, а потом попытался как‑ то жить со своим горем в сердце.

Вся Англия знала о том, что произошло. Эллиот обладал большим влиянием в парламенте. Он отошел от дел и распродал свои фабрики. Но поиски не прекращал. Помнится, когда я возвращался из университета, он часто говорил мне о том, что необходимо установить личность.

– Установить личность?

– Ну да, установить личность какой‑ нибудь девушки, которая выглядела так, как могла бы выглядеть Виктория, – пояснил Макдональд.

– Похоже, он хватался за любую соломинку, – заметил Кол.

– Он просто был в отчаянии, – сказал Адам.

– Да, – согласился Харрисон. – Он прекратил поиски лишь пару лет назад. Тогда я взял это дело на себя. Найти Викторию стало моей идеей фикс.

– И что же? – спросил Адам. Харрисон шумно вздохнул.

– Я нашел ее.

23 августа 1866 года

Дорогая мама Роуз.

Недавно я играла с револьвером Кола. Я ничего плохого не делала, а он на меня очень сильно накричал. И еще пообещал, что меня отшлепает. После этого я долго плакала, и он перестал сердиться. Оружие – очень опасная вещь, мама. Так сказал Адам. Я больше не буду играть с оружием никогда в жизни. Напиши Колу, чтобы он на меня не кричал, ладно? Я хорошая девочка. Это Адам так сказал.

Я тебя люблю.

Твоя хорошая девочка

Мэри Роуз.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава 12

Они не хотели ему верить. В особенности горячился Кол, без умолку твердивший, что Мэри Роуз не может быть Викторией. Гораздо разумнее вел себя Адам. Он задавал Харрисону вопросы, пытаясь выявить несоответствия в его рассказе. Трэвис громил все аргументы, приводимые Макдональдом. Один лишь Дуглас хранил молчание, внимательно разглядывая свой стакан и время от времени покачивая головой.

– Это просто совпадение, – заявил Кол и для вящей убедительности стукнул кулаком по столу.

– Когда родилась Виктория? – спросил Адам дрожащим от возбуждения голосом.

Харрисон терпеливо повторил:

– Второго января 1860 года.

– Матерь Божья, – прошептал Адам.

– Полно людей, которые родились в этот день, – бросил Трэвис.

– Да думай же ты головой, – сказал, обращаясь к нему, Макдональд.

– Как ты пришел к выводу, что наша Мэри Роуз – та самая женщина, которую ты разыскиваешь?

– Трэвис, я уже объяснил.

– Мне плевать, Харрисон. Объясни еще раз.

– Ну хорошо. Женщина, которая как‑ то раз увидела Мэри Роуз в школе и обратила на нее внимание, сообщила об этом людям Эллиота. Я в это время был в командировке в Чикаго. Та женщина жила неподалеку от города, так что я сел в поезд и съездил к ней домой.

– А как ты узнал о ней? – спросил Трэвис.

– Получил телеграмму из Лондона. Правда, к этому времени Эллиот уже смирился с тем, что его дочь никогда не будет найдена.

– А ты, значит, нет, – сердито сказал Трэвис.

– А я нет. Так вот сотрудники Эллиота уведомили меня об этом случае в школе. Я поручил одному адвокату из Сент‑ Луиса повидать вашу сестру.

– Если уж юристы во что‑ нибудь вцепятся, то их не оторвешь – они ироде блох или пиявок, верно? – сказал Кол.

– Сообщение адвоката еще сильнее подстегнуло мое любопытство, – продолжал Харрисон, не отвечая на оскорбление.

– Она ничего ему не сказала, – заявил Кол. – Мэри Роуз ни за что бы не проболталась.

– Ты прав. Меня заинтересовало как раз то, что адвокату не удалось выяснить. Директриса школы заявила, что мать Мэри Роуз живет на юге. Я, конечно, удивился, но все же эта ситуация не повод для расследования. Но девушки имеют обыкновение хвастаться своими братьями или жаловаться на них – по крайней мере я так считал. Что же касается Мэри Роуз, то она ни словом ни обмолвилась ни об одном из вас.

– Она так же не доверяет юристам, как и мы, – сказал Трэвис.

– Да, я понимаю, – ответил Харрисон. – Ваша реакция стала для меня еще одним свидетельством того, что с кем‑ то из вас не все в порядке.

– Мы предупредили Мэри Роуз, чтобы она держала язык за зубами. Нам не хотелось, чтобы посторонние совали нос в наши дела.

– Теперь мне все ясно. А поначалу я ничего не мог понять.

– Чего ты не мог понять? – поинтересовался Кол.

– Что каждый из вас в прошлом так или иначе нарушил закон.

– И что? – спросил Трэвис.

Харрисон решил запастись терпением. Братья вынуждали его еще раз повторить все свои доводы в надежде найти в них какие‑ то несоответствия. Пожалуй, на их месте он вел бы себя так же.

– За много лет поступали сотни сообщений о женщинах, которые были похожи на мать Виктории, ее тетку, двоюродную сестру «ли кого‑ то еще из ее дальних родственников. Но я приехал в Монтану не из‑ за того, что Мэри Роуз кому‑ то напомнила леди Агату. Нет, я оказался здесь, ознакомившись с докладом адвоката о встрече с вашей сестрой.

Харрисон пригубил бренди.

– У Эллиота в библиотеке висит картина, – снова заговорил он. – Сразу после женитьбы на Агате Эллиот заказал одному известному художнику портрет супруги. Когда я в первый раз увидел Мэри Роуз, мне показалось, что изображение леди Агаты ожило. Их сходство просто удивительно. Остальное вы знаете. Признаюсь, что никто из вас мою задачу не облегчил.

– Господи, хоть что‑ то мы сделали правильно, – не удержался Кол.

– Все вы давали мне очень странные, какие‑ то дурацкие ответы на мои вопросы. Ваша скрытность еще больше разожгла мое любопытство – так ведут себя только люди, у которых есть какие‑ то секреты. К этому добавлялось еще и ваше недоверие к любому, кто как‑ то связан с законом. Хотите верьте, хотите нет, но юристы призваны служить добру. Ваше поведение убедило меня в том, что вы пытаетесь помешать мне раскопать правду по делу о похищении ребенка. Мне казалось, что вы стараетесь защитить человека – мужчину или женщину, – который украл девочку. Теперь, когда я достаточно хорошо познакомился с вами, я понимаю, что сюда вы добрались сами, без чьей‑ либо помощи. Вам не на кого было надеяться, кроме как на самих себя.

Харрисон помолчал немного, чтобы собраться с мыслями. Братья терпеливо ждали.

– Вы решили объединиться и стать семьей, – произнес он. – Потом взяли ребенка и отправились на Запад. Мэри Роуз – это леди Виктория. Вы со мной не согласны?

Адам потрясенно закрыл глаза.

– О Господи, должно быть, это так, – сказал он.

Трэвис дрожащей рукой потянулся за бутылкой. Его стакан был полон, но он, похоже, этого не замечал.

Кол смотрел на Макдональда. В глазах его застыло отчаяние. Харрисон взглянул на Адама.

– От имени ваших братьев, вашей сестры и от вашего собственного дайте мне доллар, – попросил он.

Всем присутствующим просьба показалась дикой. Адам не шелохнулся. Харрисон повторил ее – на этот раз громче и требовательнее. Старший из Клэйборнов полез в жилетный карман, достал оттуда серебряную монету и бросил ее Харрисону. Тот поймал ее на лету.

– Это еще за что? – спросил Трэвис.

– Это мой аванс. Мне плевать, любите вы юристов или нет, но теперь я представляю ваши интересы, ясно? Все согласны?

Харрисон дождался, пока все четверо примут его предложение. Затем, переменив позу, внимательно оглядел присутствующих:

– Ну а теперь объясняйте. Кто начнет?

– Ты думаешь, мы ее украли? – спросил Кол. – Мы ее нашли.

– Где? – спросил Харрисон.

– На помойке, – ответил Кол.

– Где‑ где?!

Макдональд невольно повысил голос:

– Мы нашли ее на мусорной куче в нашем переулке. Мы создали что‑ то вроде шайки. Жили мы все на улице. С помощью подпольного движения я добрался до Нью‑ Йорка, но не собирался там оставаться. Я пообещал матери, что буду пробираться на Запад. Ей казалось, что там я смогу дождаться перемен.

– Каких перемен? – спросил Харрисон.

– Моя мать следила за новостями. Линкольн говорил, что близится конец рабства. Движение северян набирало силу, и в воздухе пахло войной. Если бы эта война закончилась победой Севера, мы стали бы свободными людьми.

– Это было в 1860‑ м?

– Да, – подтвердил Адам. – В городе было полно других детей, рыскающих по улицам в поисках пищи. Переулок был нашим домом, и все мы по очереди дежурили. В ту ночь часовым был Дуглас. Трэвис, Кол и я крепко спали. Дуглас свистнул нам и показал на мусорную кучу, а потом куда‑ то исчез. Я услышал какой‑ то странный звук, – продолжал Адам. – Дугласу показалось, будто в корзинке пищит котенок. Помнится, Трэвис еще беспокоился, что там может оказаться змея. В общем, я тоже подумал, что внутри какое‑ то животное. Я подошел поближе и увидел крыс.

– Господи Боже…

– Но я подоспел вовремя, – сказал Адам.

– Мэри Роуз все знает, не так ли? – осведомился Харрисон.

– О да. У нас никогда не было от нее никаких секретов.

– Теперь я понимаю, почему она так рассердилась, когда Кол назвал ее Сиднеем, – улыбнулся Харрисон.

– Да, – подтвердил Кол. – Для нее это нечто вроде напоминания о том, что она ничем не лучше других, Но на самом деле у нее такое доброе сердце, она такая благородная, такая…

Теплота в голосе Кола не вязалась с каменным выражением его лица. Адам откашлялся и продолжил свой рассказ:

– В ту ночь мы поклялись сделать для нее все, что в наших силах. Мы подумали, что, если мы отдадим ее в один из городских приютов, она не выживет. В нашей компании только Трэвис был уверен, что его никто не разыскивает. Поэтому мы решили стать Клэйборнами и отправились на Запад. Прошло много, очень много времени, прежде чем мы добрались сюда и построили дом.

– Но мы сдержали слово, – произнес Кол. – Теперь, оглядываясь на пройденное, я думаю, что, возможно, нам помог отец Мэри Роуз.

– Каким образом? – спросил Харрисон.

– Дуглас вытащил деньги у той женщины, которая выбросила корзину на помойку. Он действительно был хорошим карманником. Эти деньги очень долго нас выручали.

– Сколько всем вам было лет?

– Мне шел десятый, но я всем говорил, что мне скоро исполнится одиннадцать, – сказал Трэвис. – Я боялся, что меня не возьмут с собой. Мы с Дугласом знали, что это такое – жить в приюте. Мне хватило ума сообразить, что я нуждаюсь в какой‑ то защите. Адам был большим и казался мне отчаянным парнем, поэтому я пристал к нему и ныл день и ночь, пока он в конце концов не разрешил мне остаться с ним. Ему минуло тринадцать. Дугласу с Колом было по одиннадцать.

– Вы были детьми, – снова сказал Харрисон. – Но неужели вам не пришло в голову, что ребенка могли украсть?

– А с какой стати это должно было прийти нам в голову? – спросил Кол. – Мы так поняли, что ее отцу или матери она больше не нужна.

– И вы решили, что по этой причине родители ее выбросили? Как вы могли додуматься до такого?

Кол с Дугласом посмотрели друг на друга, затем снова повернулись к Харрисону.

– А почему бы и нет? – сказал Дуглас.

Кол не мог понять, чем вызвано недоумение Макдональда.

– А почему, по‑ твоему, в Нью‑ Йорке тогда было столько бездомных детей? Ты в самом деле считаешь, что они все просто потерялись? Ну зато власти и полиция знали правду. Время от времени они вылавливали их – столько, сколько могли, – запихивали в поезда и отправляли куда глаза глядят.

– Они никому не были нужны, – вздохнув, сказал Дуглас. – И наша троица тоже. Адам – другое дело.

– Я не знаю, избавилась бы моя мать от меня или нет, – безжизненно произнес Кол. – Она умерла, когда рожала меня. Ее звали Мэри, и я предложил назвать девочку в ее честь. Адам хотел назвать ее в честь своей матери – мамы Роуз. Дуглас решил, что мы должны дать ребенку двойное имя.

– А твой отец, Кол? Тебе что‑ нибудь известно о нем? – спросил Харрисон.

– Какое‑ то время мы жили вместе, но потом он стал здорово налегать на виски и джин. Как‑ то раз он решил продать меня за две бутылки горячительного. Ну я и сбежал.

Харрисон на миг лишился дара речи. Теперь он смотрел на братьев совсем другими глазами. Четверо Клэйборнов сделали невозможное и, несмотря на все трудности, сумели достойно устроить свою жизнь.

– Вы мужественные люди, – сказал Макдональд.

– Нет, мы просто старались изо всех сил, – возразил Дуглас, покачав головой. – Когда мы были маленькими, испуганными детьми, нам хотелось, чтобы кто‑ то заботился о Мэри Роуз. На самом деле никто из нас не верил, что она все это выдержит. Я думал, что и нам не сдюжить. Но девочка все же заслуживала своего шанса, верно?

– Да, должно быть, нелегко вам пришлось.

– Менять ей пеленки – вот где было мучение, – с улыбкой вставил Кол.

– Откуда вы узнали дату ее рождения? Мэри Роуз сказала мне, что у нее есть какие‑ то бумаги. Что это за бумаги?

– В конверте вместе с деньгами оказалось два документа, – пояснил Дуглас. – Они хранятся у Адама в библиотеке. Один из них – листок бумаги, исписанный цифрами. Другой похож на страницу из какой‑ то книги. В верхней ее части написана дата рождения девочки. Кроме того, там указан ее вес и результаты обмеров.

– Эта страница вырвана из семейной Библии.

– Вот как?

– Да, – сказал Харрисон. – Из нее вырвали две страницы. Одну из них вернули – на ней было написано письмо с требованием выкупа. Одновременно она служила как бы подтверждением того, что Виктория действительно находится у похитителей: внизу было указано полное имя девочки.

– Я говорил братьям о бумагах, но в то время нас больше интересовали деньги. Адам был единственным грамотеем среди нас. Он просмотрел бумаги и сказал нам, что там было написано. Мы много лет хранили их в корзине, чтобы у Мэри Роуз было что‑ то из ее прошлого.

– Кто научил вас грамоте? – спросил Харрисон.

– Всех нас научил читать Адам.

– Ты знаешь, кто задушил няню? – спросил Кол.

– Нет, – ответил Харрисон. – Но Эллиот никогда не верил в то, что она действовала одна. У нее наверняка был сообщник.

– Возможно, сейчас его уже нет в живых, – заметил Дуглас.

– Сообщник мог быть и женщиной, – возразил Харрисон.

– Это был мужчина.

– Откуда ты знаешь?

– Я его видел.

Харрисон опрокинул свой стакан с бренди, но даже не заметил этого.

– Видел? – Голос Макдональда дрожал от возбуждения.

Дуглас кивнул.

– Похоже, теперь моя очередь рассказывать, – заметил он. – Тот человек вылез из дорогого экипажа с гербом на дверце. Он был в черном плаще или мантии, вроде тех, в которых богачи ездят в оперу. Шляпу он надвинул на глаза, но я все равно видел его лицо. Он стоял прямо под фонарем, но меня не заметил. Наверное, ему показалось, что он услышал какой‑ то шум – вот он и обернулся, чтобы выяснить, в чем дело. Короче говоря, я его хорошо рассмотрел. Хочешь, я тебе его опишу?

– Неужели ты помнишь, как он выглядел? С тех пор утекло много воды, Дуглас.

– Расскажи ему, как тебя порезали, Кол, – попросил Дуглас.

– Нам с тобой тогда было лет по пятнадцать, верно, Дуглас? Как‑ то раз я решил разжиться звериными шкурами за чужой счет. Нам нужна была зимняя одежда. Я все хорошо продумал, верно, Дуглас?

– Нет, Кол.

– Короче, отправился я в лагерь индейцев, которых изгнало их собственное племя. Их там было человек двадцать. Они рыскали по всей округе – грабили, убивали людей, сжигали дома. Все их боялись. Я тоже боялся, но отступать не собирался. Они застукали меня и кинулись ловить всей оравой. Мне здорово порезали живот – боль была адская, я хорошо помню. Адаму пришлось меня зашивать. Пока он меня штопал, Мэри Роуз плакала.

– Как тебе удалось уйти от индейцев? – спросил Харрисон.

– В одиночку у меня бы это не вышло. Сначала мне пришлось убегать во все лопатки, а потом драться за свою жизнь. У меня даже не было времени взглянуть на того, кто меня порезал. Зато это сделал Дуглас. Он скакал мне на помощь, держа наготове дробовик, и разглядел тех двоих, которые прижали меня к земле, и третьего, который меня ранил. Этот ублюдок собирался уже выпустить мне кишки, но тут Дуглас выстрелил, и все трое побежали за оружием.

Харрисону его рассказ показался очень интересным, но он никак не мог уразуметь, какое это имеет отношение к разговору о похищении Мэри Роуз.

– Потом мы вернулись домой. Наступила зима, и нам пришлось долго ждать, но мы ничего не забыли. Как только стаял снег, мы пришли, чтобы поквитаться.

– Мы нашли тех троих и заставили их признаться, что именно они тогда напали на Кола.

– Каким образом? Они что, говорили по‑ английски?

– Один, правда, плохо, но это не важно. Дуглас никогда не забывает лица тех людей, кого ему довелось хоть раз увидеть.

Харрисон не стал спрашивать, что произошло с тремя индейцами – он и без того все понял.

– Племя, изгнавшее этих ублюдков, с тех пор обходило нас стороной, – пояснил Кол. – Ну так как, ты хочешь, чтобы Дуглас описал того человека?

– Да, – кивнул Харрисон.

– Этот тип был очень высокий и худой. Щеки у него были впалые, как у мумии. Нос острый, губы тонкие, светлые усы. Я обратил внимание на его черные ботинки, потому что мне очень захотелось их свистнуть. Человек был одет в черный вечерний костюм.

Женщина не хотела брать у него корзину и все мотала головой. Я был слишком далеко от них и не слышал, о чем они говорили. Мужчина вытащил из кармана конверт и отдал его женщине. Она прямо выхватила его у него из рук и после этого взяла ношу.

– Мужчина вылез из экипажа с корзинкой?

– Да.

– А женщина уже стояла на углу и дожидалась его?

– Да.

– А кучер? На него ты не обратил внимания?

– Нет. После того, как я увидел конверт, я глядел в основном на него. Женщина положила его в карман пальто. Мужчина забрался назад в экипаж и уехал. А женщина подождала, пока он скрылся из виду, а потом стала озираться в поисках места, где можно было бы избавиться от Мэри Роуз, и вбежала в наш переулок. Я дождался, пока она снова оказалась на углу, свистнул Адаму, а сам двинул за женщиной. Я вытащил конверт у нее из кармана, когда она садилась на полночный поезд.

Харрисон откинулся на спинку стула. Глаза его горели холодной злобой.

– Ты знаешь, кто был этот мужчина? – спросил Кол, внимательно наблюдавший за Макдональдом.

Тот медленно кивнул:

– Думаю, да. Но сначала надо все проверить.

– Он еще жив? – спросил Дуглас.

– Да… если это был он.

– Ты собираешься поквитаться со своим индейцем? – поинтересовался Кол.

– Да, – без колебаний ответил Харрисон.

– Ты что, забыл, что ты адвокат? – осведомился Адам.

– Нет, не забыл. Справедливость должна восторжествовать – не важно, в какой форме. Дуглас, расскажи мне еще раз, как все произошло.

Дуглас выполнил его просьбу. Когда он закончил, Харрисон засыпал его новыми вопросами. Успокоился он только тогда, когда выжал из братьев все возможное.

– А теперь что? – спросил Трэвис. – Когда ты собираешься ей обо всем рассказать?

– Я не собираюсь ей ничего рассказывать, – ответил Харрисон. – Я думаю…

– С какой стати мы должны тебе верить? – перебил его Трэвис. – Ты только и делал, что врал нам. У тебя и в мыслях не было учиться содержать ранчо, разве не так?

– Нет. Я в самом деле хотел этому научиться. Сначала я думал, что вернусь в Шотландию, но теперь я точно знаю, где осяду до конца дней своих. А моя специальность юриста поможет мне преодолевать трудные времена. Все мои планы переменились. Когда я сюда приехал, я даже не был уверен в том, что Мэри Роуз – это леди Виктория. Конечно, между ней и леди Агатой есть сходство, но этого было недостаточно. Она и на тебя немного похожа, Кол. Правда, она куда симпатичнее. Чем больше я выяснял, тем больше запутывался.

Почему она держалась со мной так скованно? Но в конце концов вы все помогли мне разрешить загадку. Однажды Мэри Роуз спросила меня, о чем мы говорим по вечерам с Адамом. При этом вид у нее был обеспокоенный. Когда же она поинтересовалась, расспрашивал ли я Адама о его прошлом, я пришел к выводу, что она чего‑ то опасается. Если бы я коротал время в компании Трэвиса, или Кола, или Дугласа, она тревожилась бы ничуть не меньше, ведь так?

– Возможно, – ответил Кол. – Мы ей рассказали о себе все.

– Да, – согласился Харрисон. – Ты уже говорил мне об этом. Мне нетрудно было сообразить, что вы все объединились в одну семью, но я не верил, будто вы добрались до Монтаны без посторонней помощи. У всех у нас были свои причины не доверять друг другу. Во время своего расследования я сделал несколько ошибок. Две из них меня чертовски удивили.

– Что это были за ошибки? – спросил Дуглас.

– Во‑ первых, я слишком долго тянул, а это совершенно на меня не похоже…

– Ты пробыл здесь всего шесть или семь недель, – напомнил Кол.

– Мне показалось, что прошло гораздо больше времени. Но я только недавно понял, что намеренно мешкал. Все дело в том, что я никогда не знал, что такое настоящая семья. Каждый из вас готов отдать жизнь за безопасность остальных. С такой любовью и верностью я прежде никогда не сталкивался. Я любил своего отца, верно служил своему правительству. Я был предан также и Эллиоту. Но это совсем не то…

– Что ты имеешь в виду? – спросил Кол.

– Нежели та общность, которая существует между братьями и сестрами, – пояснил Макдональд. – Вы меня то и дело удивляли. Вы все время оскорбляли друг друга, без конца спорили, толкались – но если бы вы только знали, как я вам завидовал! Все эти годы я считал леди Викторию жертвой, но оказалось, что Бог позаботился о ней, подарив ей всех вас.

Харрисон перевел дыхание.

– Знаешь, Кол, всякий раз, когда ты пихал меня точно так же, как Трэвиса или Дугласа, всякий раз, когда ты угрожал мне или смеялся надо мной, я чувствовал себя так, словно был членом вашей семьи.

Братья примолкли, тронутые откровенностью Макдональда. Кол, однако, понимал его гораздо лучше остальных – он прекрасно помнил одиночество и отчаяние, которое он испытывал до той минуты, пока Адам не взял его под свою опеку.

– А какая вторая большая ошибка? – заговорил наконец Адам.

– Я полюбил вашу сестру.

– Она возненавидит тебя за то, что ты ее обманывал, – покачал головой Кол.

– Наверное, – согласился Харрисон. – Но это не важно. Я хочу, чтобы она стала моей.

Сила, с которой были произнесены эти слова, не оставила безучастными сидящих за столом.

– То есть ты? – спросил Кол.

– Я – порядочный человек, – начал Харрисон.

– И что из этого? – перебил его Кол.

– Я как раз пытаюсь рассказать о своих намерениях.

– Пока я что‑ то тебя не понимаю, – заметил Трэвис.

– Я старался защищать и оберегать вашу сестру, не пытаясь завоевать ее, как мужчина. Но с этой минуты – я открыто заявляю об этом – не собираюсь больше сдерживать себя. Я знаю все причины, по которым я ей не пара, но они больше не имеют для меня никакого значения. Эллиот наверняка захочет выдать ее замуж за человека гораздо более достойного, если судить по существующим в обществе стандартам. Но меня эти предрассудки не волнуют. Никто и никогда не будет любить ее так, как я.

У Кола от изумления челюсть отвисла – он никогда еще не слышал в голосе Харрисона столько страсти.

– Ты что же, собираешься соблазнить нашу сестру? – спросил Дуглас, пораженный ничуть не меньше Кола.

– Да.

– Ты, наверное, шутишь… – начал было Трэвис.

– Я говорю совершенно серьезно. Мэри Роуз будет носить мою фамилию и станет матерью моих детей.

Трэвис покачал головой.

– Неужели ты считаешь, что мы тебе все это позволим? – спросил Кол.

– Позволите? – вскипел Харрисон. – Я не собираюсь спрашивать у вас позволения.

– Тебе не кажется, что не мешало бы выслушать мнение Мэри Роуз? – улыбнувшись, спросил Дуглас. – Ты же не будешь ее к этому принуждать?

– Нет. Но дело в том, что она любит меня, хотя сама этого еще не осознала. Но она очень умная девушка. Прежде чем мы станем с ней близки, я заручусь ее согласием.

– Это ты так считаешь, – бросил Кол. – Адам, что ты обо всем этом думаешь?

– Она действительно любит его, – отозвался старший брат.

– Харрисон, ты ведь не хочешь сказать, что ты уже… – начал было Трэвис.

Харрисон бросил на него такой взгляд, что у того зашевелились волосы на затылке.

– Черт побери, Трэвис, если бы он уже переспал с ней, он не был бы в таком поганом настроении, – засмеялся Кол.

– Не забывай, что ты говоришь о нашей сестре, – пробормотал Трэвис.

– А что же лорд Эллиот? – спросил Адам. – Ты собираешься сообщить ему, что нашел его дочь, или же обождешь?

– Конечно, я все ему скажу, – ответил Харрисон. – Он имеет право знать об этом, Адам. На долю этого человека выпало уже достаточно страданий.

В течение долгой минуты никто не произнес ни слова. Наконец Адам нарушил затянувшееся молчание:

– Господи, какой же кошмар пришлось пережить им с женой. Когда я думаю об этом, у меня прямо‑ таки сердце щемит. И надо же такому случиться – его горе обернулось счастьем для нас. – Адам кивнул. – Не знаю, сможет ли он понять это и простить.

– Я подготовлю его, – заверил Адама Харрисон. – Он ни в чем не обвинит вас и никоим образом не станет вас преследовать. У Мэри Роуз в Англии семья: тетушки, дядюшки, двоюродные братья и сестры – всех и не сосчитаешь. Кроме того, у нее есть титул и богатство. Эллиоту не придется приезжать сюда, чтобы встретиться с ней. Она сама поедет к нему.

– Почему ты так в этом уверен? – спросил Дуглас. – Всего несколько минут назад ты обещал, что ничего ей не скажешь. Ты что, изменил свое решение?

– Нет.

– Тогда в чем же дело? – спросил Кол.

– Вы сами скажете ей все.

Снова наступило долгое молчание. Харрисон знал, что в каждом из братьев в этот миг происходит внутренняя борьба. Но ее исход был уже ясен Макдональду.

– Да, мы все ей расскажем, – подвел итог раздумьям Адам.

– Она не захочет уезжать, – возразил Кол.

– Ей вовсе не обязательно уезжать навсегда, – заметил старший брат. – Но она должна исполнить свой долг.

– У нее на этот счет может быть другое мнение, – сказал Трэвис.

– Ты знаешь свою сестру не хуже меня. Она не допустит, чтобы Эллиот по‑ прежнему страдал.

– Черт побери, она с ним даже незнакома, – возразил Дуглас.

– Ей придется поехать в Англию и познакомиться с ним. Причем чем быстрее, тем лучше. Ты же знаешь, что я прав, Дуглас. Мне все это нравится не больше, чем тебе.

– Вам некого винить, кроме самих себя. – В голосе Харрисона слышалось сочувствие. – Вы сами воспитали в ней благородство.

– Когда ты уезжаешь? – спросил Дуглас.

– Скоро, – ответил Харрисон. – Я и так уже здорово задержался.

– По мне, так не мешкай с отъездом, – заявил Трэвис. – Тебе, пожалуй, не следовало рассказывать нам про Эллиота. Он уже старик, верно? И он уже смирился. И зачем ты только продолжал поиски?

– Это мой долг. Если бы вы знали его, вы бы меня поняли.

– Ты должен уехать до того, как мы все откроем Мэри Роуз, – сказал Адам. – Так будет легче для всех.

Адам отказался что‑ либо объяснять. По выражению его лица Макдональд понял, что спорить бесполезно.

– Когда вы собираетесь с ней поговорить? – спросил он.

– Сначала мы с братьями обсудим сложившуюся ситуацию, а после этого решим, что и когда. Но вряд ли тебе надо уезжать немедленно. У меня наверняка возникнут новые вопросы, ответы на которые я хочу услышать до того, как Мэри Роуз обо всем узнает.

Харрисон отодвинул свой стул и встал.

– Я знаю, что нанес вам тяжелый удар, – сказал он. – Если бы я мог что‑ то изменить… Но, черт побери, Эллиот пережил этот ужас не по своей вине. Мэри Роуз достаточно долго была с вами. Она выросла на ваших руках. Ее отец никогда не знал тех радостей, которые были доступны вам. Дайте же ему по крайней мере возможность встретиться с ней.

– Мэри Роуз и сама захочет с ним увидеться, – заметил Адам.

– Не откладывайте, – настаивал Харрисон. – Даю вам неделю, ну, от силы, две. От души надеюсь, что скоро ей все станет известно. Вы напрасно считаете, будто мне следует уехать до вашего разговора с Мэри Роуз, но я выполню любое ваше пожелание. Я подожду четырнадцать дней. Если к тому времени вы не выясните у меня все, что вам нужно, будет уже слишком поздно. Не смей задавать мне этот вопрос еще раз. Кол, – жестко сказал Харрисон, поняв по выражению лица самого горячего из братьев, какие слова готовы сорваться у него с языка. – Я дал слово и сдержу его – я ничего не расскажу Мэри Роуз. Я просто уеду, а в Лондоне обо всем сообщу Эллиоту. Думаю, вам есть о чем поговорить, и потому оставлю вас, – закончил свою тираду Макдональд и собрался уходить.

– Подожди минутку, – остановил его Кол. – Ты собираешься охмурять нашу сестру до или после того, как мы расскажем ей о ее отце?

– Немедленно.

– Ах ты, сукин… – прошептал Кол.

– Мои намерения вам известны, – снова заговорил Харрисон. – Советую принять их к сведению.

С этими словами Макдональд закрыл за собой дверь. Кол, Дуглас и Трэвис уставились на Адама.

– Что будем делать? – спросил Кол.

– Нам не надо ничего делать, – возразил Дуглас. – Харрисон же сказал, что Эллиот сюда не приедет.

– Все было бы гораздо проще, если бы я его ненавидел, – прошептал Кол хриплым от волнения голосом.

– Как ты можешь ненавидеть Эллиота? – не понял Адам.

– Я говорю о Харрисоне. Он пытается разлучить нашу семью.

– Ему это уже удалось, – сказал Трэвис.

– Нам придется все сделать честь по чести, – шепотом, с огромной неохотой признал Дуглас. – Мэри Роуз должна будет съездить в Англию и повидаться с отцом.

Трэвис с Колом взволнованно переглянулись. Из четверых братьев эти двое были наиболее уязвимыми и потому испугались гораздо сильнее, нежели Адам с Дугласом. Будущее теперь казалось им весьма неопределенным. Ведь в свое время мальчишки породнились только ради Мэри Роуз. Именно забота о ней и была той объединяющей силой, и теперь Трэвис с Колом опасались, что отъезд девушки разрушит семью Клэйборнов.

Кол всегда знал, что когда‑ нибудь сестра выйдет замуж и уедет, но упрямо старался не думать об этом. Однако Англия была где‑ то очень далеко, за океаном, и мысль о том, что он, возможно, никогда больше не увидит Мэри Роуз, наполняла его сердце болью.

– Наша малышка стала совсем взрослой. Сегодня ночью мы это поняли, верно? Значит, и всем нам пора расставаться? – тревожно спросил Кол.

– Сейчас слишком рано об этом говорить, – сказал Дуглас. – Кол, ты ведь хотел прикупить участок возле горного хребта – тот самый, что примыкает к нашим землям. Разве ты не собирался построить там собственный дом?

– Ты же сам знаешь, что собирался, – отозвался Кол.

– Ну и что тебе мешает это сделать? Трэвис столько мотается по округе, что и так нечасто бывает дома. Даже если нам придется разъехаться, мы все равно будем вместе заниматься делами.

Адам долго молчал, слушая, как братья встревоженно переговариваются между собой. Наконец он прервал их беседу и вернулся к насущному вопросу:

– Наши планы на будущее подождут. Сейчас нам прежде всего следует подумать о Мэри Роуз. Пусть лучше у нее не останется времени на переживания. С мыслью о том, что у нее есть отец, она вполне может свыкнуться по пути в Англию.

– По‑ твоему, она должна уехать как можно скорее? – спросил Трэвис.

– Да, – кивнул Адам.

– Чем скорее она уедет, тем скорее вернется, – неохотно согласился Кол.

– Если она вообще вернется, – заметил Трэвис.

Братья совсем загрустили.

– Вы слышали, что сказал Харрисон, – Эллиот весьма обеспеченный человек, – снова заговорил Адам. – Здесь Мэри Роуз жила затворницей.

– Она училась в школе в Сент‑ Луисе, – возразил Дуглас. – И кое‑ что все‑ таки повидала.

– Ее школа была далеко от города, – парировал Адам.

– Ну и что тебя беспокоит? – не понял Кол. – Ты боишься, У нее голова пойдет кругом от лондонской жизни?

– Нет, – ответил Адам. – Просто я не знаю, как ей удастся приспособиться к изменившейся обстановке. Хорошо бы она не чувствовала себя… уязвимой.

– Она легко сходится с людьми, – сказал Дуглас.

– Я не хочу, чтобы она ощущала себя белой вороной, – пояснил Адам.

– Кто с ней поедет? – спросил Трэвис.

– Мы все, – заявил Кол.

– Думай головой, – произнес Дуглас. – Всем сразу нельзя. У нас здесь полно дел.

– Мы – ее прошлое, – сказал Адам. – Как ни больно говорить это, но с ней не может ехать ни один из нас.

– Ты предлагаешь отправить ее одну? – спросил Трэвис, которого эта идея привела в ужас. – Пусть уж тогда едет с Харрисоном.

Остальным Клэйборнам эти слова явно не понравились. В конце концов Адам предложил другой вариант:

– А если с Элеонорой? Сейчас они совсем неплохо уживаются. У Мэри Роуз есть голова на плечах, так что она не допустит ничего не подобающего молодым леди.

– Ну да, ведь добралась же сюда Элеонора из Сент‑ Луиса одна, – поддержал Адама Кол. – Она знает, как вести себя с незнакомыми людьми. И к тому же я научил ее обращаться с револьвером. Адам прав – пусть девушки отправляются вместе.

– Коэны собираются на Восток – у них намечается что‑ то вроде семейного праздника. Мне все равно придется еще раз ехать в Хаммонд, чтобы продать тех двух коней. Я остановлюсь по дороге и все как следует разузнаю – может быть, Элеонора с Мэри Роуз смогут присоединиться к Коэнам.

– Это было бы здорово, – откликнулся Кол. – Джону Коэну я доверяю.

– Мы должны вернуть деньги, – произнес Дуглас.

– Какие деньги? – не понял Кол.

– Деньги Эллиота, – объяснил Дуглас. – Мы истратили на наши нужды все, что было в конверте. Адам, у нас достаточно отложено?

– Да, – отозвался Адам. – Я согласен. Те деньги скорее всего были украдены у Эллиота, и надо их ему отдать. Придется потуже затянуть пояса.

Братья еще долго обсуждали всяческие проблемы. Наконец Адам собрался спать и заявил:

– Поговорим с Мэри Роуз все вместе.

Трэвису с Колом казалось, словно им отсрочили смертную казнь – теперь у них было еще целых двадцать четыре часа, в течение которых они могли делать вид, будто ничего не произошло.

– А как быть с Харрисоном? И почему ты решил, что ему надо уехать до нашего разговора с сестрой? – спросил Адама Дуглас.

– Я должен как следует расспросить его об Эллиоте, чтобы подготовить ко всему Мэри Роуз.

– Мы постараемся сделать все, чтобы он держался подальше от нее, – заявил Трэвис.

Кол покачал головой:

– Черт побери, прежде, чем претендовать на невесту, мужчина должен открыто заявить о своих намерениях.

Адам откинулся на спинку стула.

– Мне кажется, Харрисон именно так и поступил, – заметил он.

7 февраля 1867 года

Дорогая мама Роуз,

У нас для тебя сюрприз. Мы с братьями понемногу откладывали деньги, и теперь, похоже, у нас их накопилось достаточно, чтобы Кол с Дугласом могли приехать и забрать тебя к нам. Выслушай меня, мама, прежде чем ты начнешь отказываться. Когда ты поселишься у нас, ты увидишь, что мы живем совсем неплохо. Конечно, сейчас еще зима, и братья не смогут отправиться за тобой, пока не закончится весеннее клеймение скота. Я не нарадуюсь на наше стадо. Мы начали с двух коров, а сейчас их у нас десять. А после отела прибавится еще пять. С нашим‑ то поголовьем мы управимся быстро, но у нас есть соседи, так что нам придется помочь семье Перлманов. Они были к нам очень добры. У них в стаде уже около восьмидесяти голов.

Ты беспокоишься о том, что будет с Ливонией, не так ли? Мама, я знаю, что она полностью зависит от тебя, но нам ты тоже нужна. Если ты научишь кого‑ нибудь ухаживать за Ливонией, она обойдется без тебя. В конце концов, у нее ведь есть двое сыновей, и они должны заботиться о матери. Ливония все поймет. Мы долго ждали, и так же долго ждала ты. Мы приняли твердое решение. Если ты ничего не сообщишь нам дополнительно по этому поводу, Кол с Дугласом постучатся в твою дверь первого июня.

С любовью

Джон Куинси Адам Клэйборн.

Глава 13

Они ни на секунду не спускали с нее глаз. Похоже, Трэвис, Дуглас и Кол разработали график, в соответствии с которым по очереди ходили за Мэри Роуз и за Харрисоном. Поведение братьев выглядело на редкость смешным: Макдональд с утра до вечера был занят и редко видел девушку даже издали. Он решил не обращать внимания на их попытки контролировать все его передвижения и спокойно занимался своими делами.

По мнению Адама, братья вели себя как дети. Они пытались охранять сестру от человека, который фактически уже связал с ней свою судьбу. Харрисон заявил в присутствии четырех свидетелей, что любит Мэри Роуз и намерен защищать ее и заботиться о ней. При этом Макдональд употребил слово «всегда» – для Адама это было равнозначно ритуальным словам «пока смерть не разлучит нас».

Когда он сказал об этом Трэвису, тот назвал его сумасшедшим – ведь Мэри Роуз никаких соответствующих обязательств на себя не брала.

– Она не сделала этого только потому, что ты не даешь ей пообщаться с Харрисоном, – заметил Адам. – И потом, здесь нет ни одного священника. Мама Роуз вышла замуж за моего отца в присутствии своей семьи, а его самого при этом не было. Свою клятву верности он принес только через месяц.

– Его принудили к этому под дулом револьвера? – спросил Трэвис.

– Нет. Он сам этого хотел. Оставьте Харрисона с Мэри Роуз в покое.

Аргументы Адама подействовали бы на Трэвиса, не будь Мэри Роуз его младшей сестрой. Но коль сложилось именно так, в нем все бунтовало при мысли, что его малышка может находиться в близких отношениях с каким‑ то мужчиной.

Мэри Роуз догадывалась, что что‑ то происходит, но ничего не понимала. Девушка замечала, что трое ее братьев ходят за ней по пятам. С одной стороны, их компания ее радовала, а с другой – почему они не отходят от нее ни на шаг?

К тому же они ни на минуту не оставляли ее наедине с Харрисоном. Надежды Мэри Роуз на разговор Харрисона с братьями не оправдались, она была разочарована. Трэвис объяснил, что ни о чем, кроме дел, они с Макдональдом не говорили. Правда, он не сумел вразумительно объяснить, почему не пригласили Мэри Роуз, и девушка решила, что Харрисон – единственный человек, который может пролить свет на эту загадочную историю. Но Макдональд, похоже, избегал ее. Она рассердилась и в конце концов решила, что сможет улучить минуту, чтобы поговорить с ним с глазу на глаз. Кроме того, она рассчитывала на помощь Элеоноры. Теперь, когда гостья начала по‑ другому относиться к Клэйборнам и стала более откровенной, она превратилась в хорошую подругу.

В течение недели Мэри Роуз трижды навещала Корри. Девушка надеялась, что в какой‑ то из дней братья окажутся слишком занятыми, чтобы сопровождать ее, и с ней поедет Харрисон. План не сработал, но Мэри Роуз сдаваться не собиралась.

Каждый раз, возвращаясь от Корри, она приносила добрые вести. В понедельник, добравшись до хижины отшельницы, она увидела, что посреди лужайки стоит кресло‑ качалка. Мэри Роуз сочла, что Корри позаботилась, чтобы ей было удобно. В среду она обнаружила, что кресло‑ качалка переместилось под окно, рядышком со ступеньками. Похоже, постепенно Корри подпускала ее ближе.

Однако самый удачный визит состоялся в пятницу: кресло‑ качалка стояло на крыльце! За ужином Мэри Роуз призналась, что немного нервничала, поднимаясь по ступенькам. Правда, дробовик из окна теперь не высовывался, видимо, Корри хотелось проверить, хватит ли у нее смелости сидеть к хозяйке хижины спиной.

Стоило девушке рассказать об этом, как спокойствие Харрисона мигом улетучилось. Он вскочил и зарычал:

– Ты что, совсем рехнулась, Мэри Роуз? Трэвис, как ты мог позволить своей сестре так близко подойти к…

– Успокойся, – парировал Трэвис. – Мой дробовик был наготове. Я бы при желании вмиг оказался на крыльце.

– К тому времени твоя сестра была бы уже мертва! – проревел Макдональд.

Раньше, чем Трэвис успел что‑ либо сообразить, Харрисон протянул руку, сгреб его за грудки и приподнял над стулом. Кол не без восхищения заметил, что ноги Трэвиса не достают до земли. Трэвис был отнюдь не легковесом, однако Макдональд удерживал его без всякого видимого усилия.

– Одному Богу известно, что еще на уме у этой Корри. Она могла ударить Мэри Роуз в спину или перерезать ей горло. Ты подумал об этом, когда стоял там со своим «дробовиком наготове», а, Трэвис?

– Отпусти его, Харрисон, – коротко распорядился Адам. Макдональд, похоже, только сейчас осознал, что делает, и тут же разжал кулаки. Трэвис же был слишком удивлен внезапной вспышкой Харрисона, чтобы рассердиться.

– Поскольку ты так раскипятился из‑ за Мэри Роуз, я не стану тебя бить. Твое счастье, что ты не порвал мне рубашку, – пробормотал Трэвис. – Тогда бы я тебя точно треснул.

– Если бы Харрнсон порвал твою рубашку, я бы ее с удовольствием зашила, – выпалила Элеонора. – Правда, Мэри Роуз?

– Да, конечно, – ответила та, не сводя глаз с Макдональда. Добрый, спокойный человек, который ей так нравился, на ее глазах снова превратился в какого‑ то варвара. Мэри Роуз вдруг пришло в голову, что в последнее время подобные метаморфозы случались все чаще и чаще. Впрочем, хорошо было уже то, что она не испугалась – при виде разгневанного Харрисона у нее лишь на какой‑ то миг перехватило дыхание. Мэри Роуз не могла не отметить, что ей совершенно не нравится непредсказуемость Макдональда. Он явно становился чрезмерно агрессивным, и девушка задалась вопросом, чем вызвана такая перемена.

Она оглядела сидящих за столом в надежде найти виноватого.

Взгляд ее упал на Кола.

– Я смотрю, Харрисону удалось привлечь твое внимание, – сказал он. – Несомненно, он тебя здорово удивил.

Мэри Роуз не поддержала его шутку. Недовольно нахмурившись, она наставила на Кола указательный палец.

– Это все твои штучки. Кол Клэйборн. С того самого дня, как Харрисон появился здесь, ты оказывал на него дурное влияние. Поначалу он был настоящим джентльменом. А теперь он совсем испортился. Я тебе этого никогда не прощу.

– Мэри Роуз, не показывай на людей пальцем, – вмешался в разговор Адам. Было ясно, что он сделал сестре замечание скорее по привычке, а сам тем временем едва удерживался от смеха.

Кол, который не отличался самообладанием старшего брата и в данный момент не думал о чувствах Мэри Роуз, громко расхохотался.

– Он только притворялся джентльменом, Мэри Роуз, он такой же, как и все мы.

– Может быть, такой, как Адам, но не такой, как ты, Дуглас или Трэвис.

– А чем это мы так плохи? – удивился Дуглас.

Мэри Роуз оставила вопрос без внимания и повернулась к Макдональду;

– Держись от Кола подальше, Харрисон. Он и впрямь на тебя плохо влияет. Ты перенял у него кое‑ какие нехорошие привычки.

– Например? – спросил Харрисон.

– Грубость, – ответила девушка.

– Подойди сюда, Мэри Роуз.

Девушка вздохнула. По взгляду Макдональда было ясно, что спорить с ним бесполезно. Она отложила салфетку, встала со стула и, приблизившись к нему, накрыла его руку своей.

– Ты очень грубо поступил сейчас с Трэвисом.

– Да, – согласился Макдональд.

Девушке явно понравилось, что он признал свою вину.

– Я вижу, ты сожалеешь об этом, – сказала она, раздумывая, как бы заставить его извиниться, не задев при этом его гордость.

– Нет.

– Ради Бога, Харрисон, прекрати подобные выходки.

– На его месте так поступил бы любой нормальный мужчина, – заметил Дуглас. – По‑ моему, все в порядке.

– Давай‑ ка поговорим о Корри, – предложил Харрисон.

– Я знаю, чего ты добиваешься, – вздохнула девушка. – Ты хочешь, чтобы я извинилась за то, что поднялась на крыльцо ее дома?

– Я только хочу, чтобы ты не рисковала так больше.

– Ладно, я буду осторожной.

– Спасибо, – сказал Харрисон так, словно у него гора с плеч свалилась. И не успела она глазом моргнуть, как он наклонился и поцеловал девушку.

– Не смей целовать нашу сестру, – сказал Дуглас, однако без особого запала.

Вместо отпета Харрисон поцеловал Мэри Роуз еще раз, потом обнял ее за плечи и привлек к себе, явно демонстрируя свои права на нее. Тут взгляд его упал на Трэвиса.

– Если я не могу доверить тебе охранять ее… – начал он.

– Что ты сказал? – возмущенно вскинулся Трэвис. – Да если бы ты…

– Прекрати, Трэвис, – остановил его Адам. – Сядь, Харрисон. Мэри Роуз, вернись на свое место.

Мэри Роуз пошла к своему стулу, словно во сне. Она не понимала, что это нашло на Макдональда – он никогда раньше не проявлял столь явно свои нежные чувства.

– Кто испек эти бисквиты? – спросил Трэвис.

– Я, – ответила Элеонора. – А что? Они тебе не нравятся?

– Наоборот, очень нравятся.

На лице Элеоноры появилась счастливая улыбка.

– Я рада. Если хочешь, завтра испеку еще. А я вообще много чего умею. Правда, Мэри Роуз?

– Да.

– От тебя действительно польза немалая, – похвалил Элеонору Дуглас.

– Стараюсь.

– Что ты хотела сказать Харрисону? – спросил сестру Кол.

– Ах да. – Мэри Роуз все еще не пришла в себя после поцелуя Макдональда. – Я собиралась предложить Харрисону последовать моему совету.

– Так что же это за совет, черт побери? – не унимался Кол.

– Следи за своими выражениями, – одернула его Мэри Роуз. – Я хочу сказать, что прежде всего надо прислушиваться к доводам разума, а потом уже к зову сердца. Короче говоря, сначала думать, а поток уже действовать.

– По‑ моему, я где‑ то это уже слышал, – сказал Кол, уставившись на Макдональда.

По взгляду, которым одарил его Харрисон, было ясно, что он удовольствием огрел бы его чем‑ нибудь твердым и увесистым.

– Наверное, ты слышал это от своей сестры, – сухо заметил он. – Эй, Мэри Роуз.

– Что?

– Я без ума от тебя.

– Не сердись, сестренка, – со смехом сказал Адам. – Просто на Харрисона в очередной раз накатило.

– Он немного грубоват, не так ли? – спросила Элеонора, похлопав Мэри Роуз по руке.

Мэри Роуз не ответила. Дождавшись, пока веселье стихнет, она решила сменить тему разговора.

– Хотите дослушать мой рассказ о том, как я навещала Корри?

– Вряд ли Харрисон это выдержит, – заметил Кол.

– Давай, сестренка, поведай, что было дальше, – поощрил Мэри Роуз Адам.

– Корри до меня дотронулась. Я пересказывала ей новости, раскачиваясь в кресле‑ качалке, и вдруг почувствовала на своем плече ее руку. Прикосновение было таким легким, словно дуновение ветерка. Потом она похлопала меня и ущипнула.

– Интересно, с чего бы это? – хохотнул Дуглас.

– Откуда Мэри Роуз это знать? – подал голос Трэвис. – Ведь Корри пока с ней не разговаривает.

– Мне кажется, я догадалась, но не хочу утомлять вас подробностями. Элеонора, передай мне, пожалуйста, бисквиты. Они такие аппетитные с виду.

– Да они и на вкус хороши, – отозвалась Элеонора, передавая ей поднос и предлагая сразу два. – Во всяком случае, Трэвис так говорит.

– Не бойся, ты нас не утомишь, – сказал Кол. – Так почему она тебя ущипнула?

– Ну ладно, – сдалась Мэри Роуз. – Я жаловалась ей на жизнь, и ей, похоже, надоело слушать. Как только она меня ущипнула, я сразу же прекратила ныть.

– Нам надо было щипать тебя много лет назад, – поддел сестру Адам. – Досадно, что мы не подозревали о таком безотказном способе.

– Тебе и впрямь ни к чему сетовать, Мэри Роуз, – заметила Элеонора, – Людям это не нравится.

– И давно ты это поняла? – спросила Мэри Роуз.

– Ты наверняка заметила, как я изменилась.

– Действительно, – заверила девушка подругу.

– Я поняла, как противно мое поведение окружающим, когда шла сюда из города. Помнишь, какие мозоли я натерла на ногах? Ну так вот, когда я оказалась в полном одиночестве, у меня появилось время как следует подумать над своим несносным характером.

– Я очень обрадовался, когда услышал твой смех, Элеонора. Теперь с тобой так приятно общаться, и ты так много помогаешь по дому, что я даже не представляю, как мы без тебя обходились, – сказал старший из Клэйборнов.

– Спасибо, Адам.

– А когда это ты шла сюда одна? – спросила Мэри Роуз. Посмотрев на Кола, она заметила, что тот сдерживает улыбку.

– Я так не говорила, – выпалила Элеонора. – И вообще забудь о моих словах, Мэри Роуз.

Но девушка поняла, что на обратном пути из Блю‑ Белл что‑ то произошло, и преисполнилась решимости все выяснить.

– Элеонора, ты не поможешь мне убрать со стола и принести каре?

– Конечно, – ответила Элеонора. – Я изо всех сил стараюсь быть полезной. Надеюсь, что ты это запомнишь и оценишь.

Взяв со стола несколько тарелок, Мэри Роуз прошла на кухню. Через минуту Элеонора, собрав остальную посуду, присоединилась к ней. Поставив принесенную посуду на буфет, она принялась расставлять на подносе кофейник и кофейные чашки.

Мэри Роуз, однако, не собиралась выпускать ее из кухни. Она Торопливо заперла дверь, волчком крутнулась на месте, сложила руки на груди и сказала:

– Ну а теперь выкладывай. Что произошло по дороге из города на ранчо? Только не говори мне, что все было в порядке.

– Действительно все было в порядке, честное слово, – запротестовала Элеонора. – Я вовсе не оставалась одна. Пожалуйста, не прогоняй меня отсюда. Я прошу тебя, не голосуй против меня.

– Ради всего святого, о чем ты?

И Элеонора призналась.

Мэри Роуз пришла в бешенство. По ее мнению, со стороны Харрисона и Кола было жестоко и бессердечно запугивать Элеонору. Она потратила добрых десять минут, чтобы успокоить подругу. Тем временем сама Мэри Роуз просто кипела от ярости. Элеонора же, вдохновленная ее сочувствием, пересказала всю историю еще раз, украшая свое повествование все новыми леденящими душу подробностями. К тому времени, когда она закончила, Мэри Роуз была просто вне себя.

В это время в столовой Дуглас продолжал говорить о Корри.

– Харрисон прав, – тихо произнес он. – Сумасшедшая Корри действительно могла причинить сестре вред. Тебе ни в коем случае нельзя было позволять Мэри Роуз подниматься на крыльцо, Трэвис.

– Никакой опасности не было. Корри хорошо относится к Мэри Роуз. Она ведь оставила тогда в пещере свое покрывало, помните?

– Откуда ты знаешь, что это было покрывало Корри? – спросил Дуглас.

– Ради Бога, Дуглас, если тебе хочется со мной поругаться, не изобретай всякие дурацкие аргументы. Начинай прямо так.

– Она сумасшедшая, – вмешался в разговор Кол.

– Откуда ты знаешь? – поинтересовался Трэвис.

– Нормальные люди не встречают гостей, наставляя на них из окна дробовик. Дуглас прав.

– А я был неправ, – заявил вдруг Харрисон. Все присутствующие повернулись к нему.

– Нет, я по‑ прежнему считаю, что Трэвис не должен был потакать Мэри Роуз. Но так взрываться, как я сделал это за ужином, не стоило.

– Тогда чего же ты шумел?

Харрисон пожал плечами.

– В последнее время я немного взвинченный.

– Любопытно, – протянул, откинувшись на спинку стула, Адам.

– Что любопытно? – спросил Кол.

– Вы, парни, когда хотите, умеете двигаться бесшумно, однако Харрисон слышал, как вы рылись в его вещах. Он только притворялся спящим.

– Ну и что? – недоуменно спросил Кол.

– Я не понимаю, каким образом Корри пробралась в пещеру, накинула покрывало на Мэри Роуз и ушла, не разбудив при этом Харрисона? Да, сэр, – улыбнулся Адам, – это весьма странно.

Кол повернулся к Макдональду:

– Ты ведь видел ее, верно?

– Почему ты нам об этом не сказал? – спросил Трэвис.

– Я не хотел, чтобы об этом знала Мэри Роуз. Она спала. В ту ночь Корри стояла над вашей сестрой и с огромной нежностью смотрела на нее. Я не могу сказать, в каком состоянии ее рассудок – может быть, на него влияет погода? Поскольку я видел ее всего какие‑ нибудь две минуты, я все же пока не стал бы рисковать жизнью Мэри Роуз, оставляя ее наедине с Корри.

– Как она выглядит? – спросил Дуглас.

– Так, будто кто‑ то снес ей верх черепа топором.

– Бедолага, – прошептал, вздрогнув, Трэвис.

– А почему она не разговаривает? – поинтересовался Кол.

– Я не уверен, что она может говорить.

– Ты хочешь сказать, что у нее и горло… – начал было Трэвис, но так и не закончил фразу, потрясенный услышанным.

Единственным, на кого слова Харрисона, казалось, не произвели никакого впечатления, был Кол.

– Почему ты не сказал Мэри Роуз, что видел Корри?

– Я почувствовал, что мне не следует вмешиваться в их отношения. Ведь это Мэри Роуз нашла Корри. Она и должна была первой се увидеть.

– Ты думаешь, Корри когда‑ нибудь позволит ей на себя взглянуть?

– Все может быть, – заключил Макдональд.

– Мэри Роуз скорее всего закричит или упадет в обморок, – предположил Трэвис. – Я бы так и поступил, черт возьми.

Харрисон покачал головой.

– Твоя сестра не обратит на это внимания, – произнес он.

– Ты хорошо знаешь ее, Харрисон, – кивнул Адам.

– Гроза собирается, – заметил Дуглас.

– Ты что, слышал гром? – спросил Кол.

– Черт побери, Мак‑ Хью ненавидит грозу, – бросил Харрисон. Братья засмеялись.

– Он у тебя все ненавидит, – заметил Трэвис.

– Ну Адама‑ то он любит, – возразил Дуглас. – Что ты с ним сделал? Он ходит за тобой, как щенок.

– Я послушал совета Харрисона и похвалил его. У нас с ним какое‑ то родство душ, Дуглас.

– Ты приглядишь за ним после моего отъезда? – спросил Адама Харрисон.

– Разве ты не заберешь его с собой? – удивился Дуглас.

– Путешествие через океан будет для него слишком тяжелым.

– Дайте‑ ка я попробую догадаться, – встрял в разговор Кол. – Мак‑ Хью ненавидит воду, верно?

Харрисон посерьезнел.

– Обещай мне, Адам, не продавать его, что бы ни случилось. Если я не смогу сюда вернуться, пусть он останется у тебя.

– Ты по‑ прежнему собираешься ехать через неделю? – неожиданно вмешался Трэвис.

– Нет, – сказал Харрисон. – Я поеду послезавтра.

– Почему ты передумал? – спросил Кол.

– Из‑ за Мэри Роуз.

Макдональд решил, что больше никаких объяснений не понадобится, но Дуглас вдруг потребовал подробно ему все растолковать.

– Ты хочешь заставить нас поскорее ей все выложить? Это наше дело, Харрисон, а не твое. Почему ты не хочешь задержаться?

– Пусть уезжает, – заявил Трэвис. – Я уже устал бегать за Мэри Роуз. Когда он укатит, ей будет поспокойнее.

– Нет, пусть объяснит, почему он изменил свои планы, – настаивал Дуглас.

– Все очень просто, джентльмены, – откровенно признался Харрисон. – Терпение мое вот‑ вот лопнет. Я не могу больше находиться с ней в одной комнате и не…

– Не объясняй, – торопливо перебил его Кол. – Мы и так все поняли.

– Вот опять, – заметил Дуглас.

– Что? – не понял Трэвис.

– Гром. С кухни заходит.

– О чем это вы, черт побери? – спросил Кол.

Дугласу, однако, ничего объяснять не пришлось. Послышался голос Мэри Роуз, звавшей Макдональда на кухню. Тотчас Элеонора позвала туда же Кола.

Кол с Харрисоном посмотрели друг на друга.

– Похоже, они уже все обговорили, – заметил Кол.

– Вот как? – сухо бросил Харрисон.

Колу идти на кухню явно не хотелось. Макдональд же встал с решительным видом.

– Пойдешь? – спросил Трэвис.

– Само собой.

– Чего ради, черт побери?

– Получить свою порцию горячих, – пояснил Харрисон. –Вставай, Кол. Тебя тоже звали.

Кол швырнул свою салфетку в Трэвиса и последовал за Макдональдом.

– Как ты мог поступить так жестоко? – набросилась Мэри Роуз на Харрисона. – Мне даже не верится, что ты взял и высадил ее посреди дороги. О чем ты только думал?

Элеонора подбежала к Мэри Роуз и, скрестив руки на груди, приняла ту же воинственную позу, что и ее подруга.

– Я натерла на ногах волдыри, и из них шла кровь. Кол тоже во всем этом участвовал? Говори!

Элеонора уничтожающе посмотрела на Кола и сказала:

– Я никогда, никогда не прощу тебе этого.

– Вы бросили ее одну, – продолжала Мэри Роуз. – С ней могло произойти все, что угодно. В горах полно диких зверей. У тебя был с собой револьвер? – обратилась девушка к подруге.

– Нет, – покачала головой Элеонора. – В противном случае я бы пристрелила Харрисона.

– Как бы ты себя чувствовал, если бы со мной стряслось что‑ нибудь ужасное? – спросила Элеонора у Кола.

Тот подошел к кухонному столу и присел на край.

– Но ничего же не стряслось, – спокойно и рассудительно заметил он.

– Никакого голосования не было и не должно было быть! – выкрикнула Элеонора. – Получается, что я вела себя, словно паинька, просто так, за здорово живешь. Я даже бисквиты пекла, черт побери.

– Бисквиты у тебя получились хорошие, – пожав плечами, сказал Кол. – А нормальное поведение тебя не убило, Элеонора, так что не ломай комедию.

– И потом, за ней все время кто‑ нибудь да присматривал, – невозмутимо добавил Харрисон.

– Кто же это за ней присматривал? – не поняла Мэри Роуз.

– Сначала Дули, потом его сменил Гоуст, а последним был Генри, – пояснил Кол.

– Гоуст? О Господи! Он был пьян?

– Да, – вмешалась Элеонора. – В стельку. Если бы я попала в беду, он не помог бы мне.

– Ты этого не знаешь, – возразил Кол.

– Ради всего святого, он, наверное, принял меня за ангела.

Кол захохотал. Более сдержанный Харрисон ограничился улыбкой.

Элеоноре же страстно хотелось услышать от Кола вздох сожаления. Она прекрасно понимала, что желание это изрядно отдает мелодрамой, но ей было все равно. Ведь он в конце концов поцеловал ее, а значит, питал к ней какие‑ то чувства.

– А если бы я погибла?

– Но этого же не произошло. В противном случае я бы тебя похоронил.

– Ах вот как?!

Ответ Кола явно не вызвал у Элеоноры радости, и он решил, что девушка ожидала от него каких‑ то других слов.

– Ну да, и выбрал бы для этого какое‑ нибудь хорошее место, – добавил он.

– Я бы для тебя сделал то же самое, – сказал Харрисон, обнимая Мэри Роуз.

– Надо же, какая забота, – прошептала девушка, видя, что глаза его смеются.

– А потом что бы ты сделал? – осведомилась Элеонора, придвигаясь поближе к Колу.

– Ну, закопал бы поглубже и как следует засыпал, чтобы не добрались звери. Жара ведь. Потом, пожалуй, вернулся бы домой и рассказал Мэри Роуз о том, что произошло. Она бы, ясное дело, расстроилась, правда, Харрисон?

– Конечно, – отозвался Макдональд.

Ни Элеонора, ни Мэри Роуз не могли больше сердиться. Гнусавые ковбойские интонации Кола вызывали у девушек неудержимый смех.

Элеонора повернулась и вышла из кухни – ей не хотелось, чтобы Кол заметил ее улыбку. Кол догнал ее в коридоре, у самой двери в столовую. Схватив девушку за талию, он развернул ее к себе.

– Чего ты от меня добивалась?

– Мне хотелось услышать, что ты будешь скорбеть о моей гибели. Ведь от такого человека, как ты, трудно ожидать, чтобы он всерьез убивался.

– Конечно, я убивался бы, да еще как.

– А тебе не стыдно, что ты мне наврал?

– Нет.

– Почему?

– Из‑ за тебя у всех было очень много проблем, Элеонора. А теперь ты мне куда больше нравишься. А все благодаря Харрисону, который высадил тебя посреди дороги. Между прочим, все это он придумал. Хочешь, я тебя снова поцелую?

– Да.

Кол засмеялся и нашел губами ее губы. Одного поцелуя ему показалось мало – он хотел целовать ее еще и еще и совсем забыл, что оставил Мэри Роуз на кухне с человеком, который был полон решимости ее соблазнить.

Мэри Роуз же была только рада хоть на какое‑ то время избавиться от досадной опеки братьев и наконец выяснить, почему Харрисон ее избегает.

Когда Кол покинул кухню, Харрисон подошел к задней двери и выглянул на улицу. Сквозь марлевую занавеску чувствовалось прохладное дыхание ночного ветерка.

– Что ты там разглядываешь? – спросила Мэри Роуз.

– Рай, – ответил Макдональд.

Повернувшись, он обнаружил, что девушка стоит в каком‑ нибудь (руте от него. Не говоря ни слова, он взял ее за руку и вышел из дома. Мэри Роуз послушно последовала за ним. Харрисон спустился по ступенькам и пошел через двор широким шагом. Дойдя до середины двора, он отпустил руку девушки и направился к корралю, а затем обернулся к Мэри Роуз и, опершись о деревянную ограду, скрестил руки на груди.

Мэри Роуз хотелось подбежать к Макдональду, обнять его и прижаться к нему всем телом. Но вместо этого она стояла и ждала, когда он подаст знак, чтобы она дотронулась до него.

Глаза Макдональда лучились такой теплотой и нежностью, что девушке казалось, будто он уже ласкает ее. Глядя на Харрисона, Мэри Роуз невольно устремилась к нему, не пытаясь даже бороться с охватившим ее порывом. Волна желания накрыла ее с головой, обдавая жаром тело и разум, перехватывая дыхание.

Ей страстно хотелось ощутить мощь его объятий. В какой‑ то миг Мэри Роуз невольно задалась вопросом, осознает ли Харрисон, как неузнаваемо он изменился после приезда в Монтану. В его внешности появилось что‑ то дикарское. Какая‑ то суровая сила, которой она не заметила в день их первой встречи, сквозила теперь в его чертах. Высокий и мускулистый, Макдональд сейчас напоминал ей настоящего Геркулеса. Он сильно загорел, и его кожа приобрела бронзовый оттенок. Мэри Роуз даже почудилось, что и глаза его стали темнее. Отросшие почти до плеч волосы Макдональда в лунном свете казались золотистыми. Чем дольше она смотрела на него, тем труднее ей было дышать.

Харрисон увидел, что глаза девушки словно наполнились синевой. Мэри Роуз смутилась. Харрисон знал, что означает этот ее взгляд – глаза девушки всегда разгорались от страсти, когда он целовал ее. А чем это можно объяснить сейчас?

Харрисону захотелось, чтобы Мэри Роуз сама сказала ему об этом.

– О чем ты думаешь? – спросил он хриплым голосом.

– О том, какой ты красивый. Когда я впервые увидела тебя, ты показался мне симпатичным, но теперь у меня прямо дыхание перехватывает.

Мэри Роуз сама поразилась своей откровенности.

– И еще я думаю, почему ты меня избегаешь. Ты что, устал от меня?

Макдональд не представлял себе, что ей может прийти в голову такое.

– Я никогда от тебя не устану. Я просыпаюсь по утрам с мыслями о тебе– Черт побери, ты мне даже снишься.

– Правда? – выдохнула Мэри Роуз.

– Правда.

Услышав нотки нежности в голосе Харрисона, Мэри Роуз шагнула к нему.

– Готова спорить, мы мечтаем об одном и том же, – сказала она и подумала: «О том, как мы обнимаем и целуем друг друга».

– Сомневаюсь, – иронически рассмеялся Харрисон. – Ты ведь не слишком хорошо знаешь мужчин, верно?

– Отчего же? У меня четверо братьев – и я обычно знаю, о чем они думают.

– Вот как? А хочешь узнать, о чем я думаю сейчас?

Мэри Роуз медленно кивнула и сделала еще один шаг к Харрисону.

– Да, расскажи уж, пожалуйста. Ты меня очень заинтриговал.

– Я думаю о том, какой страстной ты будешь в постели. Кожа у тебя шелковистая, нежная и золотистая, волосы растрепанные, губы распухшие от моих поцелуев, глаза такие же синие, как сейчас. Я даже слышу твои стоны. Они сводят меня с ума. Я так возбуждаюсь, что мне становится больно от желания. Вот о чем я мечтаю. Мэри Роуз с трудом перевела дыхание. Макдональд же, медленно раскрыв объятия, сказал: – Я не могу быть нежным и деликатным в любой. Пойми, Мэри Роуз, я хочу обладать тобой – снова, и снова, и снова. Мне продолжать?

Мэри Роуз так и пылала и внезапно пожалела, что у нее нет веера или стакана с ледяной водой. Хорошо хоть Харрисон не заметил заливавшего ее щеки румянца: она вовсе не была смущена, и это ее сильно удивляло.

Мэри Роуз вовсе не собиралась делать вид, что его последние слова не понравились ей. Ей пришло в голову, что благовоспитанная леди на ее месте, вероятно, со всех ног бросилась бы домой. Возможно, именно по этой причине Харрисон до сих пор не обнял ее – он давал ей свободу выбора. Он говорил как любовник – вслед за этим должно было последовать объятие.

И девушка решилась, Подняв голову, она посмотрела Харрисону прямо в глаза и прошептала;

– Мы мыслим одинаково.

Мэри Роуз подбежала к Харрисону и прильнула к нему.

– Но знаешь, в моих мечтах и снах я одета. А в твоих?

– Нет.

Одно это слово вызвало у девушки целый калейдоскоп эротических видений.

– Харрисон, когда ты говоришь такие вещи.,, меня словно жаром окатывает. Наверное, с моей стороны бесстыдно признаваться тебе в этом, правда? Я бы не вела себя так, если бы что‑ нибудь подобное сказал мне кто‑ то другой.

– Черт побери, надеюсь, что так.

– Благодаря тебе я чувствую себя красивой, – счастливо прошептала Мэри Роуз.

– Ты и в самом деле прекрасна. И это вовсе не бесстыдство, милая. Ты просто честна со мной.

– Откуда ты знаешь? – спросила Мэри Роуз.

– У тебя нет опыта, ты и понятия не имеешь, как хорошо нам будет вместе.

Мэри Роуз заглянула в глаза Харрисону.

– Интересно, а насколько у тебя богатый опыт?

– Достаточный.

– Мне больно, когда я думаю, что у тебя уже кто‑ то был.

– Я не могу изменить прошлое – даже ради тебя. Я никогда не любил ни одну из тех, кто побывал в моей постели, и они, конечно же, тоже меня не любили. Мы просто использовали друг друга ради физического удовлетворения. Но, однако, чтобы понять это, я должен был повзрослеть.

Девушка кивнула:

– Кол, Трэвис и Дуглас еще не повзрослели.

– Откуда ты знаешь?

– Слишком уж часто они ездят в Хаммонд. Харрисон улыбнулся:

– Ты знаешь о том доме за городской чертой?

– Конечно, уже давно. Адам мне все объяснил. Теперь, когда ты рассказал, как хорошо мне будет с тобой, я, пожалуй, тоже начну думать об этом.

– Но я действительно хочу, чтобы ты была моей, Мэри Роуз. Я люблю тебя, милая.

Сердце девушки наполнилось счастьем, а глаза – слезами. Больше всего на свете ей хотелось сейчас броситься в объятия Харрисона и не отпускать никогда в жизни. Мэри Роуз только сейчас поняла, как долго она ждала от Макдональда этих слов.

Он, однако, уклонился от ее объятий и, взяв ее за плечи, легонько сжал пальцы.

– Я буду любить тебя до самой смерти. Я хочу заботиться о тебе и лелеять тебя. Я очень верю в тебя. Я знаю, что, когда твой гнев пройдет, ты поймешь, что мы с тобой созданы друг для друга. Ни один мужчина никогда не будет любить тебя так, как я. Вспомни об этом, когда возненавидишь меня. И еще, что я никогда, слышишь, никогда не хотел причинить тебе боль.

– Я не понимаю, о чем ты. Я никогда не смогу ненавидеть тебя.

– Милая, мне бы очень хотелось защитить тебя от той боли, которая тебе предстоит, но это не в моих силах.

Мэри Роуз, однако, не испугалась его мрачных предсказаний. Он любил ее – все остальное теперь не имело значения.

– Ты сам себе противоречишь. Я верю в тебя гораздо больше, чем ты в меня, Харрисон. Ничто не заставит меня ненавидеть тебя. Я люблю тебя. И меня не волнует, какая боль меня ожидает. Если ты будешь рядом, я вытерплю все, что угодно.

Харрисон крепче обнял ее.

– Подумай как следует, прежде чем клясться мне в любви. Хорошенько подумай и запомни каждое свое слово. А потом ступай и поговори со своими братьями.

– Мне ни к чему эти разговоры, – покачала головой Мэри Роуз. – Что бы они ни сказали, это не изменит моих чувств к тебе.

– Ты нужна мне, Мэри Роуз, и я не смогу долго сдерживаться. Но я хочу, чтобы ты отдалась мне по своей воле. И не смей больше говорить, что любишь меня, ибо с той самой минуты ты будешь принадлежать мне безраздельно.

Харрисон обхватил ее лицо руками.

Мэри Роуз тотчас ощутила небывалую мощь Харрисона, возвышавшегося над ней, словно башня.

– Я люблю тебя, Мэри Роуз. Именно о такой женщине я мечтал всю жизнь! А теперь возвращайся в дом, пока я не забыл о своем обещании.

Харрисон уронил руки. Мэри Роуз очень хорошо поняла: он хотел, чтобы она приняла решение сознательно, ибо пути к отступлению уже не будет.

– Я люблю тебя, Харрисон.

Макдональд замер. Тогда Мэри Роуз повторила еще раз.

– О Господи, Мэри Роуз…

Он притянул ее к себе и приподнял так, что она коснулась его чресел. Мэри Роуз обвила его шею руками и задрожала. Девушке показалось, что, если Макдональд ее сейчас же не поцелует, она просто сойдет с ума.

Харрисон подождал, пока желание не станет таким сильным, что он не сможет больше ему противиться, затем наклонил голову и принялся жадно целовать Мэри Роуз. В эту минуту для него не существовало ничего, кроме его возлюбленной. Мэри Роуз, казалось, никак не могла насытиться его поцелуями. Желание пойти в ласках еще дальше уже одерживало верх над ее рассудком. Внезапно Харрисон осознал: еще немного – и он овладеет Мэри Роуз на заднем дворе. Он содрогнулся и резко отстранил от себя Мэри Роуз.

– Иди в дом.

Сквозь пелену страсти, окутавшую сознание, словно туман, девушка уловила резкие нотки в голосе Харрисона.

– В дом? Но я не хочу уходить. Пожалуйста, поцелуй меня еще раз. Я люблю тебя, Харрисон.

– Возвращайся!

Макдональд не просил, он приказывал. С глубоким вздохом она отстранилась, пораженная наступившей в нем переменой, пытаясь сообразить, что же она сделала не так.

Впрочем, было ясно, что с размышлениями ей придется подождать до тех пор, пока ее сердце успокоится, а дыхание выровняется.

Мэри Роуз пошла к дому. Когда она преодолела полпути, ее охватили раздражение и разочарование. Неужели Харрисону трудно было объяснить любимой женщине, почему он так внезапно прекратил ее целовать?

– Ты такой же капризный, как твой конь, – пробормотала она достаточно громко.

Харрисон ничего ей не ответил. Она обернулась, чтобы повторить свои слова, и увидела, что он удаляется прочь.

– Ты куда? – крикнула она.

– Спать.

– Тогда спокойной ночи.

Макдональд не ответил. Девушка подождала еще с минуту. Когда же Харрисон дошел до входа в гостевой домик и открыл дверь, терпение ее лопнуло.

– Спокойной ночи! – снова крикнула она, мысленно чертыхнувшись.

Наконец Макдональд обернулся и посмотрел на нее:

– Мэри Роуз, не заставляй меня ждать.

4 мая 1867 года

Дорогая мама Роуз,

Мы все ужасно расстроились, когда прочитали ваше письмо. Почему вы раньше не сообщили нам, что задумала Ливония? У вас теперь есть семья, и вы не должны ничего от нас скрывать.

Как долго Ливония шантажировала вас, чтобы заставить остаться с ней? Да, мы прекрасно понимаем, что она старая женщина и что ей страшно. Слепота, конечно же, ужасная вещь, и, наверное, не менее страшно иметь на шее двух сыновей, которые думают только о себе. Однако, мама Роуз, ее беды не оправдывают того, что она делает с вами.

Неужели она скажет сыновьям, что Адам убил их отца, или это просто блеф? Неужели она совершенно забыла, что Адам пытался защитить вас и ее саму от вашего взбешенного хозяина? Линкольн хотел, чтобы вы были свободной, и тысячи молодых людей отдали свои жизни на полях сражений с этой благородной целью. А теперь миссис Ливония снова вас поработила…

Господи, защити всех нас

Ваш любящий сын

Дуглас.

Глава 14

Кол с Элеонорой еще долго целовались и обнимались в коридоре, шепча друг другу бессмысленные ласковые слова. Наконец Кол отстранился. В отношениях с женщинами он привык получать то, что ему было нужно. Однако Элеонора резко отличалась от тех, с кем ему до сих пор доводилось иметь дело. Он догадывался, что прежде, чем они станут близки, ему придется взять на себя определенные обязательства, а он вовсе не собирался заходить так далеко.

Следуя за Элеонорой в столовую, Кол подумал, что никогда больше не будет ее целовать. Он подождал, пока она сядет, а затем обогнул стол и опустился на свое место. Погрузившись в раздумья, он, казалось, не замечал, что братья внимательно наблюдают за ним.

– Ты ничего не забыл? – спросил Кола Дуглас.

– Что ты имеешь в виду?

– Твою сестру. Она все еще на кухне с Харрисоном.

– Мэри Роуз в состоянии позаботиться о себе. Если Харрисон хочет потерять свободу, это его проблема.

– Свободу, говоришь? – переспросил Дуглас, изо всех сил сдерживаясь.

Говоря о Харрисоне, Кол смотрел на Элеонору.

– Да, свободу, – пробормотал Кол, и по тому, как он выдвинул вперед нижнюю челюсть, стало ясно, что он не хочет больше обсуждать эту тему.

– Я не думаю, что Харрисон смотрит на это так, как ты, – заметил Трэвис.

– Мэри Роуз очень способная, – с улыбкой сказала Элеонора, не заметив перемены в настроении Кола. – Все наши учителя так считали. Она помогла мне пройти ужасно трудный курс математики.

Трэвис еще с минуту сверлил Кола взглядом, потом встал и отправился на поиски Мэри Роуз. Он знал Харрисона и, как ему казалось, прекрасно понимал его намерения.

Сестра сидела за кухонным столом, глядя в пространство.

– Что с тобой? – спросил он.

– Ничего.

– Ты краснеешь, только когда больна или сердишься. Так что произошло?

– Ни то, ни другое.

– А где Харрисон?

– Пошел спать.

– Ты сердишься, верно?

– Нет.

– Не надо грубить. Скажи, что тебя беспокоит. Может, я смогу тебе помочь.

Мэри Роуз знала, что Трэвис не отстанет от нее, пока не удовлетворит свое любопытство.

– Меня раздражают высокомерные мужчины. Ну что, ты можешь как‑ нибудь мне помочь?

– Так ты злишься на Харрисона?

– Пожалуйста, оставь меня в покое. Брат пересек кухню, чтобы взять кофейник.

– Он что… – начал было Трэвис и умолк, не зная, в какие слова облечь деликатный вопрос, который вертелся у него на языке.

– Ну, продолжай.

Трэвис смущенно пожал плечами:

– Он что, пытается тебя к чему‑ то принудить?

– Нет.

– Я так и думал, – кивнул Трэвис. – Но все же хотел услышать это от тебя. Ответь мне еще на один вопрос, и я оставлю тебя в покое. Ты любишь его?

– О да.

– Ты уверена:

– Уверена, – улыбнулась Мэри Роуз. – Он грубый, высокомерный, упрямый и обожает командовать.

– Девушкам именно это и нужно.

– И еще он добрый, нежный и любящий.

– Ты что, собираешься плакать по этому поводу, Мэри Роуз? – спросил Трэвис, заметив, что на ее глаза навернулись слезы.

– Нет, конечно.

Мэри Роуз глубоко вздохнула. Как раз в тот миг, когда Трэвис обернулся, чтобы посмотреть на нее, по щеке девушки скатилась слезинка.

– Я люблю его уже давно, Трэвис.

– Ради Бога, Мэри Роуз, ты ведешь себя, как женщина. Я к этому еще как‑ то не готов. Пожалуйста, успокойся.

Мэри Роуз смешалась. Трэвису же, пристально глядевшему на нее, внезапно открылось, что сестра уже не девочка с поцарапанными коленками, а прекрасная женщина.

– Ты выросла, а я этого даже не заметил, верно? – прошептал он. Мэри Роуз, однако, думала о вещах, которые в данную минуту были для нее гораздо важнее.

– Хочешь знать, когда я его полюбила? Я точно могу указать тот день…

– Нет, это ни к чему, – торопливо перебил ее Трэвис. – Для мужчин такие вещи не имеют значения. Ради Бога, я все еще твой брат. Я не хочу знать никаких подробностей.

– Между нами не было ничего такого, о чем я не могла бы тебе рассказать.

– И на том спасибо. Но когда произойдет, я не желаю ничего об этом слышать. Ты поняла, Мэри Роуз?

– Ты чересчур бесцеремонен.

– Нет. Я просто говорю то, что думаю.

– Да уж, что правда, то правда. И к тому же ты такой же высокомерный и самонадеянный, как Харрисон.

Последнее Трэвис пропустил мимо ушей. Он взял кофейник и собрался уже было уходить, как вдруг остановился и снова обернулся к девушке:

– Если он тебя чем‑ нибудь обидит, сразу скажи мне об этом, ладно?

– Да.

Трэвис самодовольно кивнул:

– Я люблю тебя, сестренка.

– Я тебя тоже. Тебе ведь нравится Харрисон?

– Ему трудно не симпатизировать. Но мне не по сердцу то, ради чего он сюда приехал. Тебе тоже это не понравится, когда мы с тобой поговорим.

– Ах да, разговор, – прошептала девушка. – Он сказал мне, что вы должны со мной побеседовать, но не объяснил о чем.

– Подожди до завтрашнего вечера, – покачал головой Трэвис. – И перестань хмуриться. Ну что, договорились?

– Трэвис, что бы вы мне ни сообщили, я не буду его ненавидеть.

В одном Трэвис был совершенно уверен – эта новость разобьет ей сердце. Ее мир вот‑ вот перевернется вверх ногами, и Трэвису казалось вполне логичным, что вину за это девушка возложит на Харрисона. Во всяком случае, сам он так и сделал.

– Нет, конечно, – заверил он. – Помоги мне донести чашки, Мэри Роуз.

Последнюю фразу Трэвис произнес в надежде отвлечь сестру от тяжких раздумий. Ему хотелось, чтобы она оставалась счастливой и беззаботной как можно дольше, и потому он решил поведать Мэри Роуз о Коле с Элеонорой.

– Кажется, он начинает догадываться, что ему не следует за ней ухаживать, – заметил Трэвис. – Она из тех женщин, на которых надо жениться. А Кол не из тех, кто создан для этого.

– Нет, он именно из таких, – возразила Мэри Роуз. – Просто он этого еще не знает. И ты такой же, Трэвис. Когда ты встретишь подходящую женщину, ты не станешь долго раздумывать, и из тебя получится прекрасный муж и отец.

– Женюсь? И откажусь от своей свободы? Да ты что, с ума сошла?

Мэри Роуз рассмеялась. Именно этого Трэвис от нее и добивался.

– Ты говоришь, как Адам. Почему мужчины считают, что женитьба лишает их свободы?

– Потому что так оно и есть. Трэвис снова повернулся, чтобы уйти.

– Трэвис, – окликнула его Мэри Роуз. – Это произошло, когда я увидела Мак‑ Хью.

– Что произошло?

– Я полюбила Харрисона.

Трэвис закатил глаза.

– Я понял. Тебе понравился конь, а заодно ты влюбилась и в Макдональда.

Он вышел прежде, чем Мэри Роуз успела ему что‑ либо объяснить. Впрочем, девушка была рада остаться одна и подумать обо всем, что сказал ей ее любимый.

Мэри Роуз просидела за столом еще несколько минут. Когда Трэвис позвал ее, она отнесла чашки в столовую, расставила их, а затем пожелала всем спокойной ночи. Поднявшись к себе в комнату, она села на кровать, чтобы еще раз все обдумать. Она старалась забыть, что Харрисон ждет ее, но, конечно же, это было ей не под силу.

Макдональд разбудил в ней страсть, показал ей, какой прекрасной может быть плотская любовь, и теперь девушка хотела Харрисона. И все же он был ужасно самоуверен. Встав, она принялась мерить шагами комнату. Неужели все мужчины такие? Еще никто не вел себя с ней так властно и требовательно. Он был своевольным и упрямым и в то же время нежным, ласковым и таким чудесным. Нет, никто в мире не сравнятся с Харрисоном Стэнфордом Макдональдом. Именно поэтому она его и полюбила.

Он не предлагал ей выйти за него замуж. Мэри Роуз попыталась представить себе коленопреклоненного Харрисона, предлагающего ей руку и сердце, и невольно улыбнулась. Просить ее стать его женой было не в его стиле – он бы потребовал этого. Кроме того, он как весьма практичный человек трезво оценивал сложившуюся ситуацию. В данный момент официальная женитьба была просто невозможной. В Блю‑ Белл даже не было церкви, а священники в тех местах – такая же редкость, как консервированные персики. Правда, церемонию бракосочетания мог взять на себя судья Берне, но он относительно свободен лишь три или четыре раза в год.

Посему единственным свидетелем того, что Харрисон взял на себя по отношению к Мэри Роуз определенные обязательства, был Господь Бог.

Мэри Роуз понятия не имела, сколько времени она провела, меряя шагами спальню и размышляя о будущем. Однако, когда она в конце концов перестала тревожиться по поводу предстоящих перемен, свет в доме погас, а все его обитатели затихли. Девушка, не торопясь, тщательно вымылась душистым мылом, затем надела белую ночную сорочку, а поверх – розовое, отделанное блестящей нитью платье, подаренное ей на последнее Рождество Дугласом. Затем, открыв гардероб, стала рыться в поисках своих очаровательных сатиновых домашних туфель.

Девушку нисколько не пугала ее любовь к Харрисону. Что же касается самого акта плотской любви, то это совсем другое дело.

Мэри Роуз подсела к своему туалетному столику, взяла расческу и долго рассеянно водила ею по волосам, надеясь, что это привычное занятие ее успокоит. Наконец девушка отложила расческу, затянула пояс на платье и стала спускаться вниз.

Когда она дошла до двери гостевого домика, ее уже всю трясло. Она не знала, как долго простояла, держась за дверную ручку, – вероятно, ей потребовалось минут пять, чтобы набраться мужества и войти.

Девушка глубоко вздохнула, приосанилась и открыла дверь. Отважившись на что‑ нибудь, Мэри Роуз всегда действовала весьма энергично, и теперь дверь от ее толчка, громко ударившись о стену, подалась назад, едва не сбив девушку с ног.

Двенадцать минут – вот сколько понадобилось Мэри Роуз, чтобы решиться войти к нему! Харрисону было ясно, что его любимая готова в любую секунду обратиться в бегство. Он слышал, как Мэри Роуз поднималась по лестнице гостевого домика, бормоча что‑ то себе под нос, и сразу же понял, что она все еще во власти сомнений.

Макдональд не стал вставать с кровати – ему хотелось, чтобы Мэри Роуз сама сделала выбор.

Взглянув на девушку, он сразу же понял, что братья еще не рассказали ей об отце. В противном случае у нее был бы обиженный, рассерженный и растерянный вид из‑ за того, что он, Харрисон, оказался замешан в этом деле. Однако Макдональд ничуть не сомневался, что в конце концов она все поймет. Он будет ей нужен по приезде в Англию. Правда, исходя из лучших побуждений, Эллиоты наверняка попытаются лишить Мэри Роуз всего того, что составляет основу ее личности. Харрисону хотелось, чтобы Мэри Роуз твердо знала, что он любит ее такой, какая она есть, и именно по этой причине он уже теперь, в Монтане, объявил ей о своих намерениях.

Сердце Мэри Роуз отчаянно колотилось, колени дрожали, дыхание участилось. Волнение ее нисколько не улеглось, когда она взглянула на Харрисона – тот сидел на кровати, прислонясь к одной из балок спинки, вытянув поверх одеяла длинные ноги.

Судя по всему, Макдональд пока не собирался спать – рубашку и обувь он снял, но все еще был в брюках. Темные курчавые волосы на груди, сужаясь в узкую дорожку, скрывались под поясом брюк. Сердце Мэри Роуз забилось еще сильнее.

Мэри Роуз заметила в руках у Харрисона раскрытую книгу. Глаза девушки расширились от удивления – значит, он спокойно читал, ожидая ее появления? Вне себя от ярости, Мэри Роуз даже захотелось ударить Макдональда.

– Я вижу, ты читал?!

Эта фраза Мэри Роуз прозвучала словно обвинение. Харрисон, однако, лишь кивнул и по‑ прежнему смотрел на нее, ожидая знака, который сказал бы ему, что девушка готова упасть в его объятия. Макдональд видел, что Мэри Роуз была скорее раздражена, нежели напугана.

– Ты не хочешь закрыть дверь? – спросил он.

– Нет.

Харрисон положил книгу на стол, спустил ноги на пол и поднялся, чтобы закрыть дверь. Мэри Роуз, однако, жестом попросила его остаться на месте.

– Позволь задать тебе один вопрос. Почему ты не в пижаме? – сказала она и тут же торопливо добавила: – Меня просто удивило то, как ты одет.

– Я сплю нагишом.

У девушки снова подкосились колени.

– Пожалуй… тебе не стоило этого говорить.

– Да ты и сама скоро все узнаешь. Ты останешься со мной сегодня?

– Я еще не решила, – слукавила она. – Ты самый целеустремленный и методичный человек из всех, кого я встречала. Да и другие качества, которые мне казались отвратительными в мужчинах, в тебе присутствуют. Мне был нужен добрый, ранимый человек. Почему же в конце концов я выбрала тебя?

– Потому что ты нужна мне больше всех на свете. И я тоже нужен тебе, Мэри Роуз. Я был бы рад, если бы ты это признала.

– Да, ты нужен мне. Однако мне не нравятся самонадеянные мужчины, а в особенности я не люблю, когда мной командуют, запомни.

– Милая, сколько времени тебе нужно, чтобы определиться? Мне не терпится до тебя дотронуться.

– Оставайся на месте, Харрисон. Я все‑ таки хочу спросить тебя. Если ответ мне не понравится, я уйду.

Девушка шагнула к нему. От желания поцеловать Макдональда ее била крупная дрожь. Она так любила его! Даже сейчас, с всклокоченными волосами и дьявольской ухмылкой, он казался ей прекрасным. Он был сильным и властным, гордым и независимым и таким надежным! Мэри Роуз знала, что до конца своих дней будет обожать его. Терпение ее иссякало.

– Помнишь, ты рассказал мне, что представлял меня в постели… как мы занимаемся любовью.

– Да.

– Я улыбалась?

Расхохотавшись, Харрисон обнял девушку, привлек к себе и с нежностью заверил ее, что во всех его эротических фантазиях Мэри Роуз неизменно была невероятно счастлива, удовлетворена, рада и потрясена его сексуальной неутомимостью.

– Ты прямо не знала, как меня благодарить, – заключил он.

Мэри Роуз слегка отстранилась и посмотрела прямо на него.

– Господи, ты не можешь избавиться от своей самонадеянности даже во сне. Ну что мне с тобой делать?

У Харрисона было несколько предложений на этот счет, но он решил пока не высказывать их.

– У тебя пальцы ледяные, – сказал он вместо этого.

– Ты оставил открытой дверь. Пожалуй, стоит ее закрыть.

Харрисон прикрыл дверь и, взяв девушку за руку, подвел к кровати. Некоторое время, которое показалось им вечностью, они стояли в каком‑ то футе друг от друга, чувствуя, как между ними сгущается невидимое поле желания. В слабом свете лампы девушка, одетая в розовое платье из тонкой материи, с ниспадающими на плечи светлыми волосами походила на ангела. Чем дольше Харрисон смотрел в ее голубые глаза, тем больше убеждался, что Мэри Роуз – самое прекрасное существо на свете.

Потом девушка медленно развязала пояс и дрожащими руками сняла платье. Макдональд, продолжая смотреть на Мэри Роуз, взял платье и швырнул его на пол.

Девушка принялась было стягивать сорочку, но он остановил ее.

– Позволь мне, – шепнул он хриплым от возбуждения голосом. Мэри Роуз бессильно уронила руки.

Раздевая девушку, Макдональд старался действовать не спеша, правда, для этого ему пришлось напрячь всю свою силу воли: его так и подмывало просто сорвать с нее одежду. Харрисон, однако, решил во что бы то ни стало не проявлять нетерпения – он хотел, чтобы эта ночь стала для Мэри Роуз незабываемой.

Он медленно приподнимал сорочку, лаская постепенно открывавшееся ему тело девушки.

У Харрисона перехватило дыхание при виде ее нежной, гладкой кожи, ее полных грудей с розовыми сосками, плавных, округлых линий ее удивительно пропорционального тела.

Ему захотелось прижать Мэри Роуз к себе, но он, все еще сопротивляясь вожделению, сбросил сорочку с плеч девушки и медленно стал спускать ее ниже.

Наконец сорочка упала на пол у ног Мэри Роуз. Харрисон сделал шаг назад и окинул девушку восхищенным взглядом.

– Ты еще прекраснее, чем я себе представлял, – сказал он. От этого искреннего комплимента и обожания, светившегося в его глазах, все смущение девушки как рукой сняло. Она протянула руки к Харрисону.

– Хочешь, чтобы я тебя раздела?

– Нет, – ответил он. – Подожди немного. Если меня сейчас раздеть, я начну торопиться и все испорчу. Пусть у нас все будет идеально.

– А если ты будешь все делать слишком быстро, это неправильно? Харрисон покачал головой:

– Ничто из того, что происходит между нами, не может быть неправильным.

Макдональд не дал Мэри Роуз времени подумать над его последними словами – он обнял девушку и крепко прижал к себе. Харрисон уткнулся носом в ямку на ее шее, вдохнул ее запах и целиком отдался этому восхитительному ощущению. По вздоху, вырвавшемуся у Мэри Роуз, Макдональд понял, что ей так же приятно, как и ему. – Я знала, что будет так хорошо.

Дыхание Харрисона стало прерывистым. Он целовал ее шею, ласкал губами и языком мочки ушей, одновременно нашептывая девушке все, что ему хотелось.

Слова Харрисона возбуждали Мэри Роуз не меньше, чем его прикосновения. Она гладила его грудь и плечи, наслаждаясь игрой мощных мышц под ее пальцами и приходя в исступление от его тела. Лишенное каких‑ либо комплексов и ненужного жеманства поведение девушки еще сильнее разжигало в Харрисоне желание. Каждый ее жест, каждое слово, каждое движение будили в нем неукротимую страсть. Обнимая Мэри Роуз одной рукой за талию, Харрисон наклонился, чтобы поцеловать ее. Теперь Макдональд думал только о том, как доставить девушке максимум удовольствия. Он гладил шею Мэри Роуз, дотрагивался до ложбинки между ее грудей, а затем пошел в своих ласках еще дальше, осторожно водя пальцем по соску. Девушка инстинктивно выгнулась, а потом закрыла глаза и застонала от наслаждения.

– Ты сводишь меня с ума, – шепнула она на ухо Харрисону.

– Это еще не все, – ответил он.

Мэри Роуз казалось, она больше не выдержит. По жилам у нее словно растекался жидкий огонь, странное давление где‑ то внутри становилось все сильнее. Губы Харрисона слились с ее губами, в то время как рука его скользнула ей между бедер – Харрисон решил перейти к более интимным ласкам.

В какой‑ то миг Мэри Роуз подумала, что она сейчас умрет от невыразимого наслаждения. Харрисон весь дрожал от возбуждения. Чувствуя тепло и влагу Мэри Роуз, он потерял остатки самообладания. Он снова поцеловал ее долгим, страстным поцелуем, а когда губы их на какую‑ то секунду разъединились, вдруг ощутил, что Мэри Роуз отводит его руку.

Он легко подхватил Мэри Роуз, отбросил покрывало и положил девушку на кровать. Затем снял брюки, изо всех сил делая вид, будто нисколько не торопится. На самом же деле он едва не сходил с ума от вожделения. Впрочем, конечно, вначале ему придется подготовить девушку – желание ее явно пошло на убыль, когда Мэри Роуз увидела его набухшую плоть.

– Все будет хорошо, – сказал он хриплым от возбуждения голосом. – Природа обо всем позаботилась, малышка.

Мэри Роуз покачала головой и постаралась встать. Ее дыхание все еще было прерывистым, но теперь все подавлял испытываемый ею панический страх.

Харрисон улегся на кровать рядом с Мэри Роуз, придавив ее бедром так, что она не могла подняться, положил ее руки себе на шею, а потом еще раз решил поцеловать.

Но это оказалось не так‑ то просто. Она уворачивалась, мотая головой, пока ему не удалось заставить ее снова взглянуть на него. Глаза девушки все еще были затуманены страстью, пожалуй, ему не потребуется много времени, чтобы вновь возбудить ее.

– Поверь мне, дорогая. Я хочу поцеловать тебя еще раз. Если ты после этого захочешь, чтобы мы остановились, мы так и сделаем.

После некоторого раздумья Мэри Роуз наконец согласилась. В другой ситуации, возможно, их диалог показался бы ему смешным, однако сейчас он изнывал от страсти и не мог думать ни о чем, кроме нестерпимого желания.

– Только один поцелуй, – прошептала Мэри Роуз.

– Хорошо, – пообещал Макдональд. – Тебе это понравится, милая, – сказал он спустя некоторое время. – Честное слово.

Девушка крепче обняла его за шею, и он, почувствовав в этом движении прежнюю страсть, понял, что она вскоре забудет обо всех своих страхах. Он продолжал целовать и гладить ее, пока она не начала снова инстинктивно искать с ним близости. Тогда его рука опять оказалась у нее между бедер – Харрисон точно знал, чем можно сломить ее сопротивление.

Она не могла больше терпеть, однако Харрисон продолжал свои ласки. Мэри Роуз с тихим стоном вцепилась в него.

Наконец Харрисон раздвинул ее ноги. Почувствовав преграду, он остановился, закрыл глаза и сильным толчком погрузился в девственную плоть.

Мэри Роуз показалось, словно Харрисон разорвал ее пополам. Ее пронзила резкая боль. Она вскрикнула и попыталась освободиться, но Макдональд навалился на нее всем телом.

– Не двигайся, дорогая. Очень скоро все пройдет, вот увидишь. Я люблю тебя, Мэри Роуз. О Боже, малышка, не надо плакать.

Харрисон был в отчаянии от того, что причинил девушке боль, и когда она осознала это, ей стало легче. Страсть боролась в ней с неприятными ощущениями. Неужели она действительно должна была получить удовольствие от того, что произошло?

Харрисону были непонятны обуревавшие ее мучительные сомнения. Он изо всех сил старался дать ей время прийти в себя, но необходимость сдерживаться приводила его в отчаяние. Харрисон испытывал невыразимое наслаждение, ощущая упругий и нежный плен, и тем не менее желал доставить такую же радость своей возлюбленной. Харрисон уткнулся в щеку Мэри Роуз и стал покусывать ей мочку уха.

– Тебе получше, милая?

Услышав тревогу в его голосе, девушке захотелось успокоить любовника.

– Сейчас я уже чувствую себя хорошо, – прошептала она и в доказательство снова обвила руками Харрисона и погладила по спине. Он вздрогнул и застонал. Она опять принялась ласкать его, чувствуя, как растет его напряжение, и догадываясь, каких огромных усилий ему стоит оставаться в ее лоне, не двигаясь.

– Мне не хочется разочаровывать тебя, – сказала она. Харррисон, опираясь на руки, приподнялся и посмотрел на нее:

– Это невозможно. Я люблю тебя, милая.

Девушка притянула Макдональда к себе, а когда он снова поднял голову, то с радостью увидел, что глаза ее уже зажглись от страсти. Вожделение, написанное на его лице, передалось Мэри Роуз.

– Скажи, что нужно делать. Я хочу, чтобы тебе было хорошо.

– Мне и так хорошо. Медленно, очень медленно подними ноги, малышка…

Не успев договорить, Харрисон застонал от удовольствия. Больше терпеть он не мог.

Мэри Роуз ожидала боли, однако, напротив, почувствовала нечто приятное и неизведанное ранее. Сила этого нового ощущения вызвала у нее желание испытать его вновь. Она крепко обняла Харрисона – теперь ей действительно было намного лучше.

– Тебе хорошо, правда? – спросил он звенящим голосом. – Только на этот раз не лги.

– Да, – шепнула Мэри Роуз.

Господи, как он любил ее! Он попросил ее обнять его ногами, затем немного изменил положение и самозабвенно погрузился в нее.

Они наслаждались друг другом, не произнося ни слова. Харрисон пытался двигаться медленно и осторожно, чтобы постепенно довести девушку до экстаза, но удовольствие, получаемое им самим, заставило его ускорить ритм и потерять контроль над собой. Теперь он уже не старался быть нежным и трепетным, он отдался во власть эмоций.

Возгласы и стоны Мэри Роуз лишь подхлестывали его. Ласки ее стали смелее и требовательнее, а крики – громче.

Страсть сжигала их обоих, и вскоре Мэри Роуз поняла, что силы ее на исходе. Как раз в этот миг девушка громко выкрикнула имя Харрисона, чувствуя, как горячие волны сотрясают ее тело. Она еще крепче обняла Макдональда, и он позволил наконец себе расслабиться и со стоном наслаждения излился в нее. Теперь Макдональду хотелось заснуть, не выпуская Мэри Роуз из объятий, а проснувшись, снова заняться с ней любовью.

Девушке потребовалось немало времени, чтобы прийти в себя. Случившееся только что было самым чудесным событием в ее жизни. С той самой минуты, когда она отдала Харрисону свое сердце, изменился весь окружающий мир, Самые обычные дни становились необыкновенными и полными смысла, потому что рядом с ней находился он – любящий, нежный, добрый! И в то же время чувственный, смелый и уверенный. Он был почти само совершенство – и все потому, что она любила его.

– С тобой все в порядке, Мэри Роуз?

Харрисон приподнялся, стараясь заглянуть девушке в глаза. Они были все еще затуманены страстью. Губы ее припухли, на коже виднелись царапины от щетины Харрисона. Макдональд испытал немалое удовлетворение: Мэри Роуз теперь принадлежала ему.

– Я сделал тебе больно, правда?

– Почему ты улыбаешься? Тебя не волнует, что мне было больно?

– Конечно, волнует. Я люблю тебя, Мэри Роуз. Я улыбаюсь от того, как ты выглядишь.

– А как я выгляжу? – спросила девушка, затаив дыхание.

Удовлетворенной. Сейчас меня одолевает чувство собственника.

– Ты всегда был собственником.

– Теперь все иначе, милая. Я очень долго ждал тебя.

Девушка протянула руку и погладила его по щеке, затем провела кончиками пальцев ног по его ногам, и Харрисон снова почувствовал подступающее возбуждение. Впрочем, он понимал, что следует остановиться, пока новый всплеск страсти не заставил его забыться, Пусть пройдет какое‑ то время, прежде чем он снова овладеет ею.

Харрисон оставил девушку, перевернулся на спину и привлек к себе.

– Нам надо поговорить, Мэри Роуз.

Серьезный тон любовника встревожил ее. Она приготовилась выслушать неприятные новости.

Несколько минут прошли в молчании. Харрисон глядел в потолок, обдумывая, как лучше преподнести Мэри Роуз свои планы на будущее. Девушку же снедало беспокойство. Наконец она поняла, что не может больше молчать.

– Я могу облегчить твою задачу, Харрисон. Ты… Не давая ей закончить, он крепко обнял ее.

– Ты не можешь знать, что я собираюсь сказать. Ты не умеешь читать мысли, любимая.

– Ты прав, – согласилась Мэри Роуз. – Но я а состоянии сделать определенные выводы. По твоему тону я заключила, что речь пойдет о чем‑ то важном, а по твоей нерешительности поняла, что тебе трудно подобрать подходящие слова. Ну как, я на правильном пути?

– Да. Я просто хочу подготовить тебя.

– Харрисон, я могу сэкономить тебе уйму времени.

Мэри Роуз стала гладить его грудь, не понимая, что этим она отвлекает его. Ему снова захотелось заняться с ней любовью. Однако вначале ему необходимо было с ней поговорить. Харрисон схватил Мэри Роуз за руку. В ответ она быстро подняла голову и поцеловала его.

– Перестань меня искушать, – произнес он командным голосом.

– Я тебя не искушаю, а успокаиваю.

– Ты лежишь совершенно обнаженная в моих объятиях, Мэри Роуз. Поэтому…

Девушка вздохнула и прижалась к Харрисону щекой.

– Я понимаю, что с тобой творится. Ты сожалеешь о том, что произошло. Харрисон, ты ни в чем не виноват.

Макдональд замер.

– О чем именно я сожалею?

– О нашей… несдержанности.

– О чем?

Макдональд не поверил своим ушам и переспросил еще раз, от души надеясь, что он ослышался.

– О нашей несдержанности.

Харрисон глубоко и часто задышал, что служило у него признаком злости и раздражения. Однако Мэри Роуз не поняла, что Макдональд вот‑ вот взорвется.

– Ради всего святого, ты что, ничего не соображаешь? Неужели ты всерьез считаешь, что наше сегодняшнее поведение – это всего лишь несдержанность? Отвечай. Мы же поклялись, что будем любить друг друга, – продолжил он. – Ты понимаешь?

Мэри Роуз была удивлена его вспышкой, но нисколько не напугана. И все же она недоумевала, что именно его так рассердило. Он вел себя так, словно она его смертельно оскорбила – и не только его, но и всю его родню до пятого колена. Когда он наконец позволил ей заговорить, она постаралась спрятать улыбку.

– Я не сказала, что считаю наше поведение несдержанным.

– Послушай, – снова перебил ее Макдональд. – Кажется, ты и в самом деле все еще ничего не понимаешь.

– Что ты имеешь в виду?

– Когда я сказал тебе, что теперь ты моя, я подразумевал, что ты моя навсегда.

– Будь же логичен. Если…

– Вот как?!

– Похоже, тебе не по вкусу ровным счетом все, что бы я ни сказала, – пробормотала Мэри Роуз.

Макдональд знал, что если продолжит разговор, то разозлится еще больше. Несдержанность? Неужели это слово вмещает в себя все, что произошло между ними? Наверное, ему потребуется целая неделя, чтобы справиться с раздражением. Поскольку он молчал, Мэри Роуз решила, что он готов принять ее объяснения.

– Со мной никогда не было ничего подобного, и вполне естественно, что я чувствую себя не в своей тарелке. Ты мог бы проявить больше терпения.

– Смешно. Кроме того, это оскорбительно для меня.

Мэри Роуз начала терять самообладание. Харрисон придирался к каждому ее слову. Он и впрямь был таким же темпераментным я капризным, как его конь.

– Раньше ты не был таким мрачным, – заметила она.

– Раньше я тебя не любил.

Мэри Роуз побарабанила пальцами по груди Харрисона.

– Кол всегда хмурится, когда чувствует себя виноватым.

– Я вовсе ни в чем не виноват. А ты?

– Нет. Ну что, теперь ты доволен? Он промолчал.

– По‑ моему, нам пора заканчивать этот спор, – заявила она. – Пока он не превратился в ссору. Чего доброго, придется тебе еще извиняться передо мной. Тебе в самом деле хочется терять время на примирение, вместо того, чтобы предаться чему‑ нибудь более приятному?

Харрисон не сдержал улыбку.

– С чего бы мне извиняться?

– Я терпеливее тебя. Ты бы сдался раньше.

– Другими словами, ты неуступчивая и злопамятная. Твои братья предупреждали меня об этом.

– Да, у меня скверный характер. Харрисон засмеялся:

– Мэри Роуз, мне одновременно хочется как следует встряхнуть тебя и поцеловать. Ей‑ богу, когда‑ нибудь ты меня сведешь с ума.

Девушка снова принялась гладить его грудь. Она тихонько вздохнула и положила на Харрисона ногу. Он зарычал и погладил ее колено.

– Харрисон.

– Что?

– Сегодня тебе было так же хорошо, как в твоем сне?

– Намного лучше. Во сне я просто возбуждался, а сегодня я словно побывал на небесах. Понимаешь?

– Значит, ты удовлетворен?

Харрисон почувствовал смешинку в ее голосе и понял, что вопрос задан неспроста. Он улыбнулся – одному Богу было известно, что Мэри Роуз собирается сказать.

– Да.

– Судя по всему, ты благодарен мне, правда?

Пальцы девушки в это время теребили его сосок, что, естественно, волновало мужчину.

– Да, – хрипло ответил он.

– Значит, я сделала тебя счастливым.

– Да.

Девушка улыбнулась, спрятав лицо у него на груди.

– И теперь ты не знаешь, как меня благодарить.

Когда эта фраза, произнесенная шепотом, дошла до сознания Харрисона, он сообразил, что девушка пытается обратить против него его собственные слова. Макдональд снова засмеялся.

– Может быть, теперь ты послушаешь меня? – спросил он. – Следующие шесть месяцев будут трудными для тебя.

– Ты об этом позаботишься?

– Нет, я не это имею в виду.

– Я люблю тебя, Харрисон.

– Я тебя тоже люблю. Мне надо возвращаться в Англию, милая. Я хочу, чтобы мы с тобой встретились там.

– А почему тебе надо возвращаться?

– Я должен закончить одно дело.

– Ты долго там пробудешь?

– Это зависит от тебя. Мэри Роуз ничего не понимала.

– Ты все еще скучаешь по Шотландии?

– Для меня важно быть с тобой, а где я при этом буду жить, не имеет значения.

– Когда‑ то ты говорил другое.

Харрисон улыбнулся. Девушка была права – еще недавно он мечтал вернуться на родину. Но теперь все его планы, конечно же, изменились.

– Когда ты собираешься уезжать?

– Послезавтра. Я хочу, чтобы ты приехала ко мне как можно скорее.

Мэри Роуз было трудно справиться с потоком новостей, которые обрушил на нее Макдональд. Как она расстанется с братьями? Англия была где‑ то далеко, за океаном. О Господи, неужели ей придется ехать в такую даль? И где они будут жить – в городе? Ведь она там не сможет дышать. Или сойдет с ума при виде многолюдных улиц. И как она перенесет разлуку с Харрисоном? В голове у девушки проносилось множество вопросов.

– Я знаю, что тебе нужно все обдумать, милая.

– Да, – ответила Мэри Роуз. – Мне бы хотелось… Харрисон, а ты никогда не думал о том, чтобы остаться здесь?

– У меня не было такой возможности.

– А если она появится?

– Не знаю.

– А что, если я не смогу приехать к тебе?

– Тогда я вернусь за тобой.

– Я не хочу сейчас думать о будущем. Поговорим о наших планах завтра. Я хочу тебя. Сию секунду. – Мэри Роуз приподнялась на локтях и взглянула на Харрисона.

– Нет, – тихо ответил он. – Прошло слишком мало времени, милая. Тебе будет больно.

– Пожалуйста, – шепнула Мэри Роуз, легко касаясь его губ губами. – Дай мне поцеловать тебя, и если после этого ты захочешь, чтобы я остановилась, я так и сделаю.

– Мне очень нравится твоя манера брать на вооружение мои собственные слова, – сказал Харрисон и, приподняв ее, положил на себя сверху. – Ты собираешься целовать меня до тех пор, пока я не войду в тебя?

– О да.

После этих слов они долго, очень долго ничего не говорили. Они заснули, крепко обнявшись, и покрывалом для них стала любовь.

5 апреля 1868 года

Дорогая мама Роуз,

Адам вчера ввязался в драку. Все это произошло из‑ за меня, потому что индейцам очень нравятся мои волосы. Я вкладываю в конверт несколько прядей, чтобы ты могла убедиться, какие они красивые. Но они желтые, мама, и индейцы решили остричь их все до единого. Потом один из них предложил вместе с волосами увезти и меня, и тут Адам рассвирепел. Кола и Дугласа не было, и к тому времени, когда Трэвис выскочил из сарая, Адам успел здорово отлупить этих индейцев.

Драться нехорошо, мама. Адам сам так говорил. Но зато теперь он думает, что индейцы больше не будут приставать ко мне из‑ за волос.

Надеюсь, что он прав.

Твоя дочь Мэри Роуз.

Глава 15

Мэри Роуз вернулась в свою спальню незадолго до рассвета. Ее несколько удивило то, что, когда она уходила, Харрисон не проснулся. Обычно он спал очень чутко, однако, когда она выскользнула из постели, оделась и покинула гостевой домик, он даже не пошевельнулся. Девушка решила, что она слишком его утомила, и эта мысль почему‑ то доставила ей огромное удовольствие.

Тем не менее она тоже отнюдь не чувствовала себя готовой встретить новый день. Мэри Роуз заснула, как только голова ее коснулась подушки, и проспала почти до десяти утра.

Она не виделась с Харрисоном до самого ужина. Трэвис сказал ей, что рано утром Дули доставил телеграмму. Мэри Роуз торопливо последовала за ним, чтобы выяснить подробности.

– А кому телеграмма? И от кого?

– Харрисону, конечно, больше ничего не знаю.

– Трэвис, подожди. Харрисон тебе ее прочитал?

– Нет, он мне ничего не говорил, да я и не спрашивал, – произнес, обернувшись, Трэвис. – Правда, похоже, он не особенно обрадовался. Я бы даже сказал, наоборот, помрачнел.

– О Господи, надеюсь, никто не умер. Телеграммы всегда приносят плохие новости, Трэвис. Это всем известно. И что сделал Харрисон потом?

Трэвис вздохнул.

– Положил бумажку в карман и пошел паковать вещи.

– Значит, Харрисон уезжает.

– Не расстраивайся раньше времени.

– Я не расстраиваюсь.

– Тогда отпусти мою руку.

Мэри Роуз даже не заметила, что схватила брата за руку. Она немедленно разжала пальцы.

– Как жаль!

Выражение лица Трэвиса смягчилось.

– Я знаю. Любовь делает человека уязвимым.

В этот миг девушка и впрямь чувствовала себя ужасно.

– Да, любовь не всегда приносит радость. Когда Харрисон уезжает?

– Он не сказал.

– А где он сейчас?

– Они отправились куда‑ то вместе с Адамом час назад. До этого у них был разговор с глазу на глаз. Наверное, они рыбачат неподалеку от Коуана. Не переживай понапрасну, Мэри Роуз. Я уверен, что сегодня вечером Харрисон посвятит тебя в свои планы.

Девушка вернулась в дом. Ей надо было каким‑ то образом прожить остаток дня, и она молила Бога, чтобы он послал ей терпения.

Компания Элеоноры сегодня ее не очень устраивала. Мэри Роуз решила как следует прибраться в гостиной. Ей казалось, что за работой время пройдет незаметно.

Впрочем, одной гостиной она не ограничилась. Она перемыла полы во всем доме, сменила белье на всех постелях, а затем отправилась в сад. К полудню силы ее иссякли. Тогда она пошла на кухню готовить ужин, но повар взмахнул перед ней мясницким ножом и приказал ей убираться и не путаться у него под ногами. Сэмюэль, или Сморщенная Рожа, как звали его Дуглас с Колом, был наполовину ирландцем, а наполовину – индейцем из племени кроу. Нрав у него был ирландский, но со спокойной гордостью и достоинством индейцев.

Мэри Роуз в нем души не чаяла. Однако она никогда не осмеливалась ему признаться в этом, поскольку он терпеть не мог всякие нежности.

– Сэмюэль, ты нисколько не изменился с тех пор, как появился здесь – все такой же сварливый, – заявила она.

По выражению его темно‑ карих глаз девушка поняла, что ему приятны ее слова. Он снова взмахнул ножом у нее перед носом и пригрозил, что подсыплет яду в ужин, если она не отправится восвояси. Мэри Роуз рассмеялась. Сэмюэль отвернулся, но девушка заметила его улыбку.

Поскольку Адам не написал на доске слово дня, Мэри Роуз взяла мел и крупными буквами жирно вывела на ней слово лесть.

– Сэмюэль, я написала твое имя, – поддразнила она повара. Еще несколько минут она подтрунивала над ним, потом накрыла на стол, поднялась на второй этаж за чистой одеждой, мылом и полотенцами и уговорила Элеонору пойти с ней искупаться.

Она не могла дождаться встречи с Харрисоном, однако, когда он уселся вместе со всеми за стол, нарочно избегала его взглядов. Каждый раз, когда она думала о том, как они с Харрисоном занимались любовью, лицо ее заливал румянец, а дыхание пресекалось.

Мэри Роуз понимала, что братья могут заметить ее смущение, и потому старательно изучала свою тарелку. Она вовсе не стыдилась того, что произошло между ней и Макдональдом, но ей не хотелось посвящать в это остальных.

Впрочем, они, похоже, тоже не торопились затрагивать эту тему, хотя девушка была уверена, что по крайней мере двое из братьев знали, что ночью она выходила из дома. Адам наверняка слышал, как она спускалась по лестнице, а Кол должен был проснуться в тот самый миг, когда она открыла дверь своей спальни. Однако ни тот, ни другой ни словом не обмолвились о ее поведении, и, возможно, именно по этой причине она прятала от них глаза в течение всего ужина.

Мэри Роуз не понимала, почему она чувствует себя виноватой. Ей казалось, что Харрисон держится очень уверенно в сложившейся ситуации. Вероятно, теперь он считал, что они должны вести себя, как супружеская пара, давно уже живущая совместной жизнью. Тем не менее, Мэри Роуз знала, что пока их союз не будет скреплен священником, она будет щадить родственные чувства братьев.

Говорили за столом немного. Все в этот вечер были какие‑ то озабоченные, и напряженная атмосфера, царящая в доме, заставила Мэри Роуз нервничать еще больше. Даже Элеонора вела себя странно. Она только прихлебывала воду из своего стакана, а к еде совсем не притронулась.

Дуглас первым заметил, что с Элеонорой творится неладное.

– Ты что, неважно себя чувствуешь? – обратился он к ней.

– Я просто немного устала, хотя и не понимаю почему. Здесь холодно, правда?

– У нее жар, – сказал Дуглас, взглянув на Адама. – Видишь, как у нее щеки горят?

Мэри Роуз уронила вилку и уставилась на подругу.

– Ты что, заболела? – прошептала она.

Дуглас поднялся со стула, обошел вокруг стола и приложил тыльную сторону ладони ко лбу Элеоноры.

– Ну точно, у нее температура. И высокая. Пошли со мной, Элеонора. Тебе надо лечь в постель.

Он помог Элеоноре встать, она тяжело прислонилась к нему. Увидев, в каком состоянии ее подруга, Мэри Роуз пришла в ужас от собственного эгоизма.

– Элеонора, – обратилась она. – Почему ты мне ничего не сказала?

– Я не хотела жаловаться.

– Не строй из себя мученицу, Элли, – произнес Кол, покачав головой. – Давно тебе нехорошо?

– С утра, – ответила Элеонора. – Сегодня днем Мэри Роуз заставила меня искупаться в реке, а вода была ужасно холодная, но мне не хотелось хныкать. Адам, правда, я молодец, что страдала молча?

Адам увидел слезы в ее глазах и немедленно почувствовал себя виноватым – по всей видимости, бедняжка все еще боялась, что ее выгонят. Он похлопал Элеонору по руке.

– Тебе не надо было это скрывать, – заметил он. – Ты теперь член семьи, Элеонора. Мы не хотим, чтобы ты болела, но раз уж это произошло, будем за тобой ухаживать.

– Правда?

– Конечно, – с улыбкой подтвердил Адам. – Дуглас тебе поможет. Поднимайся с ним наверх, я принесу тебе чаю. Мэри Роуз, уложи ее в постель.

Кол подождал, пока Дуглас с Мари Роуз увели Элеонору из столовой, и произнес:

– Ну вот, теперь опять начнется.

– Ты про что? – не понял Адам.

– Ты поощрил ее снова жаловаться.

– Не смеши, – возразил Адам. – Она больна, это же видно.

– К черту все это, – заявил Трэвис. – Адам, что ты имел в виду, когда сказал, что теперь она член семьи?

– Да, Адам, что это значит? – поддержал Трэвиса Кол.

– Я только хотел, чтобы она чувствовала себя как дома.

– А когда она уедет? – спросил Трэвис.

Адам сделал вид, будто занят извлечением кости из лежащей перед ним форели.

– Это ей решать, разве нет? – ответил он наконец. Трэвис и Кол переглянулись.

– Черт побери, она остается навсегда?

Кол выругался.

– Вам следовало предупредить меня заранее, – пробурчал он. – Я никогда не стал бы ухаживать за ней, если бы знал об этом. А теперь придется говорить с ней о моих намерениях.

Дуглас вошел в столовую как раз вовремя, чтобы расслышать последнюю реплику Кола.

– Ты хочешь сказать, что у тебя никаких намерений не было?

Кол кивнул. Дуглас покачал головой:

– Тебе должно быть стыдно за то, что ты вскружил Элеоноре голову. Адам, подожди немного, я сейчас найду свой особый порошок. Я хочу бросить ей ложечку в чай. Пожалуй, тебе действительно не стоило говорить ей, что она имеет право жаловаться. Она там наверху устроила настоящий концерт. Мэри Роуз очень расстроена – она считает себя виноватой в том, что у Элеоноры температура, и все время извиняется перед ней. В последнее время наша сестра стала чересчур эмоциональна, – добавил Дуглас и бросил многозначительный взгляд на Макдональда.

– Пожалуй, выяснится, что и она тоже больна. За ужином она не съела ни кусочка и ни разу не посмотрела на Харрисона, я это заметил.

– И я тоже, – заявил Кол.

– Может, отложим разговор, пока Мэри Роуз не почувствует себя лучше? – предложил Трэвис.

– Нет, – твердо сказал Харрисон.

– Неприятные дела надо решать быстро, – кивнув, подтвердил Адам. – Я целый день расспрашивал Харрисона о семье Эллиота. Он заверил меня, что будет присматривать за Мэри Роуз. Правда, я сомневаюсь, что ей следует ехать с Харрисоном. Пожалуй, лучше бы ей еще какое‑ то время побыть здесь с нами – ей нужно привыкнуть к мысли, что в Англии у нее есть семья.

Харрисон хотел возразить Адаму, но передумал. Извинившись, он встал из‑ за стола и вышел на веранду. Адам последовал за ним, сел на стул рядом с Макдональдом и вытянул перед собой длинные ноги.

– Ты не одобряешь мои действия? – спросил он.

– Естественно, – ответил Харрисон. – Вы оттягиваете неизбежное. Она привыкнет к этой мысли по пути в Англию, Адам.

– Мне не хочется ошарашивать ее всеми этими новостями и потом чуть ли не выставлять ее из дому. Нет, ей нужно… Мэри Роуз, и давно ты здесь стоишь?

– Недавно, – откликнулась девушка и, отведя в сторону защитную сетку от насекомых, вышла на веранду. – Можно мне побыть с вами?

– Нет, – отрезал Адам.

– Пусть останется, – попросил Харрисон. – Мне надо с ней поговорить.

Адам кивнул. Мэри Роуз оперлась на перила, сложила руки, словно собираясь молиться, и уставилась на брата.

– Что происходит? Почему вы оба такие мрачные?

– Мы говорили о серьезных вещах, Мэри Роуз. Тебя все это пока не касается.

– Черта с два не касается! Будь благоразумным, Адам, – сказал Харрисон.

– Еще не время. А сейчас я, пожалуй, пойду и приготовлю чайJ для Элеоноры. Не торчи на улице допоздна, Мэри Роуз.

Девушка двинулась следом за братом.

– Что это за новости вы собираетесь обрушить на меня? Может быть, ты мне объяснишь, в чем дело?

– Завтра, – пообещал Адам. – Завтра я все тебе объясню.

Девушка дождалась, пока ее брат скрылся из виду, и подошла к Харрисону. Весь день она отчаянно старалась сохранять присутствие духа, но с той самой минуты, как Трэвис сказал ей, что Харрисон пакует багаж, сердце ее затопила тревога.

Харрисон заговорил первым:

– Ты сердишься на меня?

Мэри Роуз взглянула на Харрисона.

– Нет, не сержусь.

– За ужином ты ни разу не посмотрела на меня и не сказала ни слова. Я думал, ты расстроена из‑ за…

Девушка не дала ему закончить:

– Трэвис сказал, что ты скоро уезжаешь.

Мэри Роуз ждала, что Харрисон как‑ то объяснит свой внезапный отъезд, но он молчал. Лунный свет смягчил мрачное выражение его лица. Ей так хотелось, чтобы он обнял ее и успокоил!

– Ты постарался подготовить меня к этому, верно? Но я надеялась, что это произойдет не так скоро. Ты уезжаешь из‑ за телеграммы?

– Нет, – покачал головой Макдональд. – Мэри Роуз, подойди ко мне поближе.

Протянув руки, он усадил девушку к себе на колени и обнял ее за талию.

– С тобой все в порядке? – спросил он хриплым шепотом. Мэри Роуз ответила не сразу. Неужели он не понимает, что сердце ее рвется на части?!

– Вчера ночью я сделал тебе больно.

– Все прошло, – шепнула Мэри Роуз.

– Ты не жалеешь?

Этот вопрос вызвал у Макдональда раздражение. Взяв девушку за подбородок, он приподнял ей голову, заглянул в глаза.

– Нет, милая, не жалею. Если бы это было возможно, я бы занялся с тобой любовью прямо сейчас. Одному Богу известно, как я хочу тебя.

– Я тоже, – призналась она. – Просто мне не нравится чувствовать себя уязвимой, Харрисон.

«И брошенной», – добавила она про себя.

– А с какой это стати ты чувствуешь себя уязвимой?

– С такой, что ты уезжаешь, черт возьми!

– Мы расстаемся ненадолго, Мэри Роуз. Ты тоже приедешь в Англию. Разве ты не помнишь, что я сказал тебе прошлой ночью? Я никогда тебя не отпущу. Теперь ты моя!

Макдональд наклонился вперед и поцеловал ее долгим, страстным поцелуем. Девушка ответила ему со всей горячностью, которую разбудили в ней любовь и предчувствие близкой разлуки. Прижавшись головой к груди Харрисона, она прислушалась к его шумному дыханию.

– Я люблю тебя, Харрисон.

– Я знаю, малышка.

– У нас есть сегодняшняя ночь. Пожалуйста, возьми меня снова.

– Тебе будет больно.

Тем не менее Макдональд подхватил Мэри Роуз на руки и зашагал к гостевому домику.

Оказавшись в комнате Харрисона, оба были так возбуждены, что забыли обо всем на свете. Мэри Роуз не могла расстегнуть юбку – так у нее дрожали руки. Харрисон взялся помогать ей, тихонько чертыхаясь – крохотные крючки явно задумывались не для его громадных рук.

Вскоре вся одежда была в беспорядке разбросана по полу, Они упали на кровать. Боясь раздавить девушку, Харрисон оперся на руки и громко застонал от удовольствия.

Затем он начал ласкать девушку. Мэри Роуз глубоко вздохнула в предвкушении наслаждения, но, когда пальцы его скользнули между бедер, вдруг почувствовала резкую боль.

Схватив Макдональда за руку, она попыталась остановить его.

– Мне гораздо больнее, чем я думала, Харрисон. Нам следует остановиться. О Боже…

Он не дал ей договорить, зажав рот поцелуем. Вскоре желание стало таким сильным, что Мэри Роуз совсем позабыла о боли.

Харрисон ласкал ее шею, затем скользнул ниже и нежно захватил сосок. Прошло еще немного времени, и она почувствовала его губы у себя между ног. Издав хриплый возглас, Мэри Роуз попыталась остановить Макдональда, но он не обратил на это ни малейшего внимания, продолжая исследовать языком ее тело.

И не думая больше сопротивляться, девушка подалась вперед и тихо застонала. Почувствовав подступающий оргазм, она громко выкрикнула имя любимого и зарыдала от переполнявших ее эмоций.

Ощутив, как она обмякла, Харрисон понял, что не может больше ждать. Встав на колени между раскинутых ног девушки, он мощным толчком погрузился в ее плоть.

Боль, которую испытала Мэри Роуз, смешалась с удовольствием, и очень скоро девушку захлестнула волна непередаваемого наслаждения.

Харрисон излился в нее с громким криком. Он словно со стороны слышал собственный голос, снова и снова твердивший Мэри Роуз, что он любит ее, слышал ее плач. Харрисон никак не мог заставить себя оторваться и еще долго лежал, уткнувшись лицом в ее плечо.

Когда Макдональд наконец пришел в себя, его охватило раскаяние. Он вел себя, как варвар.

– С тобой все в порядке? – вдруг прошептала она. Харрисон недоуменно свел брови.

– Ты почему не дышишь? О Господи, я что, убила тебя? Харрисон расхохотался, не понимая, откуда у него взялись силы.

– Я боялся, что причинил тебе боль, – сказал он.

При звуках его хриплого голоса Мэри Роуз задрожала. Ей казалось, что Макдональд способен вызвать у нее возбуждение, просто читая вслух газету.

– Пока что я жива, – шепнула она. – Повтори еще раз, что ты меня любишь.

– Я люблю тебя.

– Ну вот, это мне поможет… если и когда, – произнесла Мэри Роуз.

Харрисон с трудом перевалился на бок и обнял ее.

– Что это значит, малышка?

– Если я забеременею и когда ты уедешь.

– Надеюсь, ты в самом деле забеременеешь, – спокойно сказал он. – Я хочу, чтобы у нас было по меньшей мере двадцать детей.

Он провел рукой по ее животу жестом собственника, от которого по спине ее побежали мурашки.

– Ты будешь очень красивой матерью.

– Ага, толстой.

– Мне нравятся толстые.

– Не уезжай!

– Надо. Ты приедешь ко мне, милая. Мы разлучаемся ненадолго.

– А если что‑ нибудь случится и я не смогу к тебе приехать?

– Я вернусь и заберу тебя.

– А потом?

– Увезу тебя в Англию, если будет нужно, – пообещал он. – Дули сказал мне, что судья Берне уже на пути в Блю‑ Белл. Он сопровождает Белл домой. Похоже, он в нее втюрился.

– Втюрился?

– Это слова Дули, а не мои, – объяснил Харрисон, зевнув. – Возможно, имеет смысл оформить все официально до того, как я уеду. Ну как, поженимся завтра, милая?

– Я бы предпочла, чтобы церемонию бракосочетания провел священник или раввин. Не очень‑ то романтично, когда тебя женит судья, который вешает людей.

– Я не хочу ждать.

– Ты беспокоишься, что я передумаю?

– Уже слишком поздно. Войдя ко мне в комнату вчера ночью, ты тем самым дала мне клятву. А почему ты потом вернулась в дом?

– Из‑ за братьев. – Мэри Роуз провела пальцами по его груди. – Я не хочу их еще больше позорить.

– Так вот, значит, как?! Значит, побывав в моей постели, ты чувствуешь себя опозоренной?

Мэри Роуз попыталась успокоить его:

– Пожалуйста, пойми, Харрисон. Сейчас мы не можем пожениться, но раз мы не муж и жена, я обязана щадить гордость своих братьев.

Харрисон в мгновение ока вскочил с постели и схватил брюки.

– Одевайся, – приказал он не терпящим возражений тоном.

– Иди сюда, – позвала Мэри Роуз, не обратив внимания на его слова. – Я все тебе объясню…

– Одевайся, Мэри Роуз, или, клянусь Богом, я отнесу тебя в дом в одеяле.

Продолжать не было необходимости. Мэри Роуз выпрыгнула из постели и принялась торопливо одеваться.

– К чему такая спешка? – спросила она.

– Мне не понравилось слово «позор», – бросил он. – Думаю, надо побеседовать с твоими братьями. Пошевеливайся, черт возьми!

Мэри Роуз повернулась, пытаясь отыскать свои туфли, и тут взгляд ее упал на простыни. Даже издали она без труда разглядела пятна крови. Она невольно вскрикнула. Лицо се мгновенно залила краска стыда. Забыв о туфлях, она подбежала к кровати, чтобы набросить одеяло.

– У меня из‑ за тебя пошла кровь, – сказала Мэри Роуз.

– Так и должно быть.

– Какой ты черствый! Что, если бы сюда вошел кто‑ нибудь из братьев? Тебя бы пристрелили раньше, чем ты успел что‑ нибудь объяснить.

– Им прекрасно известны мои намерения. Оставь в покое это чертово белье, Мэри Роуз. Я хочу поговорить с Адамом, прежде чем он ляжет спать.

Мэри Роуз свернула испачканные простыни в комок и, обернувшись к Харрисону, нахмурилась:

– Мы не будем разговаривать с Адамом. Я пойду в дом одна. Я не хочу быть униженной, Харрисон. Ты понимаешь?

Мэри Роуз бросила белье на пол и надела туфли. Ей просто не верилось, что этот вечер закончился таким образом. Харрисон был таким заботливым, нежным любовником, а теперь ни с того ни с сего повел себя как самонадеянный грубиян. Она не понимала, что на него нашло, но у нее не было настроения умиротворять его. Одна только мысль о том, что Адаму расскажут, как она отдалась Харрисону, приводила ее в ужас.

Мэри Роуз попыталась пройти мимо Макдональда. Он крепко схватил ее за руку и потащил за собой через двор, а затем по лестнице в дом. У входной двери они столкнулись с Колом. Тот посмотрел на сестру и спросил:

– Что с тобой стряслось?

Взгляд его был прикован к ее голове. Свободной рукой Мэри Роуз попыталась привести в порядок прическу.

– Ничего, – ответила она, против воли следуя за Харрисоном. Макдональд распахнул дверь библиотеки и осторожно втолкнул туда Мэри Роуз. Сам он остановился за ее спиной и, когда она попятилась, преградил ей путь к отступлению.

Адам был весьма удивлен и даже закрыл книгу. Харрисон, впрочем, попросил его не вставать. Под изумленным взглядом старшего из Клэйборнов он подвел Мэри Роуз к другому стулу и приказал ей сесть.

Она покачала головой.

– Это немыслимо, Харрисон, – прошептала она. – Если ты скажешь хоть слово, клянусь, я сделаю что‑ нибудь ужасное.

Не спуская глаз с Адама, Макдональд обнял ее за плечи.

– Адам, нам с Мэри Роуз срочно нужно пожениться. Завтра в Блю‑ Белл прибудет судья Бернс. Я думаю, нам всем следует съездить в город и…

– Я не хочу, чтобы церемонию бракосочетания проводил судья, который отправляет людей на виселицу, – заявила Мэри Роуз.

– Харрисон, закрой дверь, – предложил Адам. – И еще я попросил бы вас обоих говорить потише. К чему такая спешка?

– На Харрисона нашло, – сказала Мэри Роуз. Сложив руки на груди, она уставилась куда‑ то поверх головы Адама, избегая его взгляда. – Не обращай внимания. Он чувствует себя не в своей тарелке из‑ за того, что ему надо уезжать.

Макдональд снова положил руку ей на плечо, и Мэри Роуз показалось, что он специально давит на нее, заставляя ее замолчать.

– Мы с ним повздорили, – продолжила она, – но ты здесь ни при чем, Адам. А теперь извини, мы пойдем.

Это был неплохой выход из положения, но Харрисон не дал Мэри Роуз так легко ретироваться.

– Адам, я думал, Мэри Роуз все понимает, но теперь вижу, что ошибся. Похоже, она считает, что наша близость опозорила вас, ее братьев. Поэтому я и предлагаю как можно скорее оформить наш брак. Будь я проклят, если когда‑ нибудь ей станет стыдно за то, что произошло между нами! Я люблю ее, а она любит меня.

Адам согласно кивнул, но взгляд его был прикован к сестре. Она в этот миг отнюдь не походила на влюбленную женщину – по ее виду скорее можно было решить, что она готова убить своего суженого.

– Судья Бернс будет счастлив сочетать вас законным браком, – заметил Адам.

– Адам, я не…

– Ты что, чувствуешь себя опозоренной, Мэри Роуз?

Она промолчала, понимая, что если ответит утвердительно, то их с Харрисоном завтра поженят, а если отрицательно – то солжет.

– Она как‑ то призналась мне, что хочет относиться к этому столь же просто, как я, – заметил Харрисон. – Но только несколько минут назад я понял, что она имела в виду. Так что, я завтра съезжу за судьей?

– Будет лучше, если свадьба пройдет здесь, на ранчо. Я думаю, Берне согласится приехать сюда. И не забудьте пригласить Белл! Она помогала нам, когда Мэри Роуз была ребенком. Тем не менее не стоит рассказывать судье, что ты уже переспал со своей невестой, Харрисон. Твой отъезд – достаточно уважительная причина для спешки со свадебной церемонией.

– Я хочу, чтобы Мэри Роуз поехала со мной.

– Это ее дело. Она все решит после того, как мы с ней поговорим.

– Не сделать ли это сейчас?

Последние слова произнес Кол, незаметно появившийся в дверях. За его спиной стоял Трэвис. Мэри Роуз хотелось сквозь землю провалиться.

– Давайте решать проблемы постепенно, – предложил Адам. – Что сделано, то сделано. Завтра свадьба. Ну что, договорились?

Братья кивнули.

– В наших краях развестись несложно, – подбодрил сестру Кол. – Не забывай об этом во время бракосочетания.

Харрисону мрачный юмор Кола не понравился.

– Нет, так дело не пойдет. Если уж мы женимся, то на всю жизнь. Ты поняла, Мэри Роуз?

Она сбросила его руку со своего плеча и отвернулась.

– Ничего себе предложение! «Ты поняла» должно означать «я хочу, чтобы ты стала моей женой»? Да как ты смеешь так со мной разговаривать, Харрисон Макдональд? Если бы я не сходила с ума от любви, я бы, наверное, тебя пристрелила. Спокойной ночи.

Никто не попытался остановить Мэри Роуз. Она бегом бросилась в свою спальню, но заплакала только после того, как плотно закрыла за собой дверь.

Любовь к Харрисону обернулась для нее неприятной стороной. Она решила не участвовать в брачной церемонии в присутствии судьи. «Нет, сэр, ни за что», – вспомнила она одно из любимых выражений Кола.

Теперь ей стало легче. Она улеглась, но в мозгу у нее все еще звучали слова брата.

«Нет, сэр, ни за что».

18 августа 1869 года

Дорогая мама Роуз,

Трэвис, Дуглас, Кол и я – все мы обрадовались, что твое письмо Адаму получилось таким строгим. С твоим старшим сыном говорить нужно было именно так. Его сумасшедшая идея отправиться за тридевять земель, чтобы заставить Ливонию перестать шантажом удерживать тебя около себя, была, как ты правильно написала, безрассудной.

Кол по‑ прежнему считает, что из этой ситуации есть выход, и явно не понимает твоего сочувственного отношения к Ливонии. Конечно, Адаму не следует к тебе приезжать, но почему ты не разрешаешь приехать кому‑ нибудь из нас? Сыновья Ливонии не смогут причинить нам вреда, мама.

Мне бы очень хотелось тебя обнять.

Твоя дочь

Мэри Роуз.

Глава 16

Мэри Роуз явилась на собственную свадьбу с оружием. Судья Бернс не любил, когда в зале суда или на церемонии бракосочетания присутствовали вооруженные люди, и потому настоял, чтобы она вынула из кармана шестизарядный револьвер.

По мнению Мэри Роуз, Бернс был слишком молод для судьи – ему еще не исполнилось пятидесяти. Уже около пятнадцати лет он обладал правом выносить смертные приговоры.

Этот импозантный мужчина был высок и по‑ юношески строен. Его подсудимые считали, что такие же зеленые очи имел сам князь тьмы. Рогов, однако, у судьи не было. Он отличался густой темно‑ рыжей шевелюрой. В характере его сочетались ирландская вспыльчивость и практичность англичанина.

С первой же минуты Бернс с Харрисоном прекрасно поладили: дальние родственники судьи жили неподалеку от Кентербери, поэтому он чувствовал, что между ними существует нечто общее.

Отношение новоиспеченного жениха к Белл также смягчило сердце судьи – Харрисон обращался к ней с почтительностью, которая сделала бы честь любому видному государственному деятелю. При этом он был совершенно искренен. Белл помогала растить Мэри Роуз, и потому Харрисон был так же признателен ей, как и братья невесты. Сразу бросалось в глаза, что Белл любит Мэри Роуз, и когда ее попросили поучаствовать в церемонии в качестве подруги невесты и свидетельницы, она растрогалась до слез.

Белл была одета в голубое. Судья Бернс шепнул Харрисону, что за все годы знакомства с нею не видел на ней одежды другого цвета, и даже нижнее белье Белл всегда было голубым.

Белл поднялась наверх, чтобы помочь невесте. Ни ее солидный возраст, ни ее ремесло не ожесточили женщину. Она была очень хороша с ее каштановыми, чуть тронутыми сединой волосами и теплыми карими глазами. Когда «достопримечательность» города вернулась, ведя под руку Мэри Роуз, она прямо‑ таки сияла. В отличие от нее у невесты был довольно жалкий вид. Впрочем, Харрисону она казалась очаровательной.

– К сожалению, Элеоноры с нами не будет, – сказал Адам. – У нее все еще жар, хотя Дуглас уверяет меня, что сегодня ей немного получше.

– Белл, ты умеешь играть на пианино? – спросил судья.

– Нет, дорогой.

– Я сыграю, – предложила Мэри Роуз.

– Так не пойдет, девочка, – засмеялась Белл. – Тебе надо будет произносить клятву. Джон, почему бы тебе не скомандовать и не окрутить молодых? Здесь что‑ то жарковато. Ребята, который из вас ее замуж выдает?

Белл вручила Мэри Роуз букетик диких цветов и вложила руку невесты в руку Харрисона.

– Мы все выдаем ее замуж, – сказал Адам судье.

– Ну теперь, похоже, все в порядке.

– Подожди. Судья Бернс, вы на этой неделе кого‑ нибудь вешали?

– Нет, Мэри Роуз.

– Ну тогда ладно, – вздохнула Мэри Роуз. – Харрисон, ты до сих пор не сделал мне предложения. Представляете, судья?! Он просто сказал мне, что мы поженимся.

Цветы в руке Мэри Роуз дрожали. Она сжала их покрепче и напустила на себя спокойный и уверенный вид.

– Дорогой, тебе надо сделать ей официальное предложение, – произнесла, обращаясь к Харрисону, Белл.

Макдональд повернулся к невесте:

– Ты согласна выйти за меня замуж, Мэри Роуз?

– Нет.

– Это значит согласна.

– Пусть она сама это скажет.

Харрисон снова взглянул на Мэри Роуз:

– Ты любишь меня?

– Да.

– Ты хочешь прожить со мной всю оставшуюся жизнь?

– А ты постараешься держать себя в руках во время твоих припадков?

– Постараюсь.

– Тогда да, я хочу прожить с тобой всю оставшуюся жизнь.

– Похоже, она согласна, Джон, дорогой, – заключила Белл.

Судья откашлялся, раскрыл свою книгу и принялся читать. Меньше чем через пять минут Харрисон и Мэри Роуз стали мужем и женой. После окончания церемонии Макдональд вздохнул с облегчением. Что же касается Мэри Роуз, то вид у нее был озадаченный. Харрисон осторожно привлек ее к себе и поцеловал.

– Ну вот, теперь ты можешь уезжать, – прошептала она. – Мои братья больше не будут чувствовать себя опозоренными.

– Это не смешно, – возразил Харрисон и поцеловал ее снова, крепко прижав к себе.

Дуглас с Трэвисом прослезились. Кол, однако, выглядел довольным, чем немало удивил Харрисона.

– Ты что, рад всему этому? – спросил он.

– Если она беременна, то у нее по крайней мере есть муж. Вероятно, она захочет остаться здесь, Харрисон. Подумай об этом по пути в Англию.

– Она приедет ко мне.

Кол нахмурился – по тону Харрисона было ясно, что он чертовски уверен в себе.

Вторую половину дня все праздновали знаменательное событие, при этом ни на минуту не давая Мэри Роуз побыть наедине с мужем. Она поднялась наверх с куском пирога, испеченного Сэмюэлем, но Элеонора пока еще не могла есть. Она немного поплакала из‑ за того, что пропустила столь важное событие, и почти сразу же уснула. Мэри Роуз оставила пирог на тумбочке и спустилась вниз, чтобы поблагодарить Белл и судью.

Харрисон уже ждал ее на лестнице. Он притянул ее к себе и сжал в объятиях.

– При первой же возможности наш союз будет скреплен священником. Тебе от этого станет легче?

– Да, спасибо.

– Я люблю тебя, дорогая.

– Я тебя тоже люблю.

– Я понимаю, что вам не терпится отправиться с молодой женой в спальню, Харрисон, – раздался голос судьи Бернса, – но мне бы хотелось узнать ваше мнение по одному очень важному вопросу, учитывая, что вы адвокат. Не могли бы вы пройти в библиотеку и уделить мне несколько минут?

Харрисон, разумеется, не смог отказать, хотя сейчас ему меньше всего хотелось беседовать на юридические темы. Подмигнув жене, он пошел за судьей в библиотеку.

Судья долго раскуривал трубку, потом откинулся на спинку стула и, с улыбкой посмотрев на Харрисона, жестом предложил ему сесть.

– Это самая необычная семья из всех, которые мне приходилось встречать. Судя по всему, вы тоже не ординарный человек.

– Пожалуй, – согласился Макдональд.

– Милая Белл тоже приложила к этому руку. Она шила для Мэри Роуз платья. Мне нечасто доводилось видеть Мэри Роуз, пока она была ребенком. Но я помню ее кудряшки, у нее была целая копна кудряшек! Вы ее сильно любите?

– Да, сэр.

– Послезавтра у меня суд в Хаммонде с участием жюри присяжных, – сказал судья и положил ногу на ногу, – а в городе все настроены против подсудимого. Похоже на то, что справедливого разбирательства не получится. У меня такое ощущение, что этого парня специально подставляют люди из отряда по охране порядка. Вы когда‑ нибудь слышали о человеке по имени Бикли?

– Этого ублюдка мне никогда не забыть, – ответил Харрисон и объяснил, каким образом ему довелось познакомиться с ним.

– Вы хотели убить его, но все же не убили. В этом и состоит разница между цивилизованным человеком и животным. Вы неопытный юрист или же вы знаете, каким образом действует закон?

– Мне известно, как отправляется правосудие.

– Мне бы хотелось, чтобы вы доказали. Не могли бы вы завтра поехать со мной в Хаммонд и поговорить с Джорджем Мэдденом? Именно он должен предстать перед судом.

– В чем его обвиняют?

– В краже лошади. В этих местах вообще очень сурово относятся к тем, кто ворует чужое имущество, а когда речь идет о лошади, то единственным справедливым наказанием здесь считают смертную казнь. К сожалению, у вас мало времени для изучения дела, но у меня предчувствие, что, поговорив с Мэдденом, вы узнаете, кто на самом деле похитил лошадь. Не хочу вам ничего больше говорить, чтобы у вас не сложилось предвзятого мнения, но этот человек заслуживает того, чтобы его дело рассмотрели со всей тщательностью. Вряд ли вы сможете взять с собой молодую жену – из‑ за этого происшествия весь город так и кипит. Люди из отряда самообороны так всех обработали, что народ там готов линчевать обвиняемого. Шериф только тем и занят, что старается сохранить в городе хоть какой‑ то порядок. Я не могу отложить заседание суда, так что не просите меня ни о каких отсрочках. Если я решу перенести разбирательство, шериф проберется ко мне в комнату и пристрелит меня спящего. Ему приходится работать по двадцать четыре часа в сутки, а тамошняя тюрьма переполнена теми, кем давным‑ давно следует заняться; прямо трещит по швам!

– Вы знаете, что вас прозвали судьей‑ вешателем? – спросил Харрисон.

– Приятно слышать.

Харрисон рассмеялся:

– Вы, должно быть, справедливый человек, не так ли?

– Надеюсь. Если подсудимый заслуживает повешения, я действую решительно. Но суд не всегда бывает справедливым, особенно когда в нем участвуют присяжные. Они, как правило, весьма недалекие люди.

– Когда вы собираетесь ехать?

Судья самодовольно улыбнулся.

– Как насчет полудня? У меня не хватит силы воли выбраться из постели Белл раньше. Если вы не против, давайте встретимся завтра в полдень около ее дома.

– Хорошо, сэр, – сказал Харрисон, вставая. – А теперь, с вашего позволения, мне бы хотелось пойти поцеловать жену.

Бернс снова остановил Макдональда уже у самой двери.

– Вы не могли бы объяснить мне, зачем она пришла на собственную свадьбу с револьвером?

– Возможно, таким способом она хотела дать мне понять, что не позволит заставить ее сделать что‑ либо против ее воли. Пожалуй, она пыталась этим компенсировать неравенство сил. В последнее время мы с ее братьями действовали заодно. Кроме того, ей, по‑ видимому, хотелось, чтобы нас обвенчал священник.

– Черт побери, тащи ее сюда, сынок. Я вас с удовольствием обвенчаю. Правда, я не священник, но ведь это, наверное, не важно?

– Думаю, важно, ваша честь.

Повернувшись, чтобы уйти, Харрисон услышал, как судья фыркнул и расхохотался.

Выяснилось, что Мэри Роуз и Белл находятся в комнате Элеоноры и ухаживают за ней. Молодая жена Харрисона спустилась вниз только около трех часов. Макдональд в это время сидел на веранде и пил пиво с ее братьями. При ее появлении Харрисон рассказал ей о предстоящем суде в Хаммонде.

Часом позже судья уехал вместе с Белл, а Мэри Роуз пошла на кухню, чтобы помочь накрыть стол. Все братья искренне радовались за сестру. Такой поворот в их настрое окончательно его запутал. Он понимал, что у них была какая‑ то причина, по которой они хотели, чтобы их свадьба с Мэри Роуз состоялась, но он был не в состоянии угадать, какая именно.

Ближе всех к Харрисону сидел Кол, поэтому Макдональд решил обратиться к нему:

– Похоже, ты не жалеешь, что мы с Мэри Роуз поженились?

– Дуглас правильно говорит – какой смысл закрывать конюшню, если лошади там уже нет? Вы любите друг друга.

– И что?

– Ты привезешь ее обратно. Ты не станешь отнимать у сестры ее родину.

– Где мы будем жить – это решать ей, – заметил Харрисон. – Возможно, после встречи с Эллиотом у нее на этот счет появится другое мнение.

Кол с Дугласом обменялись взглядами, значения которых Харрисон не уловил.

– Ну ладно, а дальше что? – спросил он, желая наконец выяснить, чем на самом деле вызвано явное удовлетворение Клэйборнов.

– Он не может держать ее силой, верно? – спросил Кол почти шепотом.

Харрисон выпрямился на стуле.

– Что ты имеешь в виду, Кол?

Но вместо Кола заговорил Дуглас:

– Эллиот ведь не станет держать ее в Англии насильно или выдавать замуж за какого‑ нибудь богатого лорда, чтобы оставить Мэри Роуз подле себя, правда? Она уже замужем за тобой. Ты для нас что‑ то вроде страховки.

– Ты встретился с ней здесь, – напомнил Кол. – Нравится тебе это или нет, но ты тоже часть ее прошлого. Твоя сила, честность и порядочность послужат опорой для Мэри Роуз. Мы все надеемся, что ты привезешь ее назад.

– Эллиот вам не враг. Если бы вы знали его, вы бы поняли, что он никогда не станет удерживать Мэри Роуз против ее воли.

– Это твое мнение, – возразил Дуглас. – Но нам все же хотелось бы иметь какие‑ то дополнительные гарантии.

– И вы позволили ей выйти за меня замуж. Странная логика! Вам не пришло в голову, что я могу захотеть, чтобы она осталась в Шотландии?

Кол улыбнулся:

– Знаешь, Харрисон, в чем твоя проблема? Ты слишком благороден. Если она захочет вернуться в Монтану, ты привезешь ее сюда. Угодить Мэри Роуз не так‑ то просто, но ты будешь стараться.

– Присматривай за ней, – попросил Дуглас. – Постарайся сделать так, чтобы нам не пришлось приезжать в Англию.

В это время на веранде появилась Мэри Роуз, и разговор прервался. Харрисон встал.

Его молодая жена сменила платье цвета слоновой кости на бледно‑ розовое с белой отделкой; волосы собрала в узел, закрепила шпильками. Макдональду она показалась строгой и чопорной, и ему внезапно захотелось распустить ее волосы, сорвать с нее одежду и заняться с ней любовью.

Мэри Роуз, однако, в эту минуту думала совсем о другом. Она развернула белый передник и завязала тесемки вокруг талии.

– Похоже, Харрисон наконец‑ то сможет подняться на второй этаж, – заметил Кол.

– Нет, – выпалила Мэри Роуз. – Мне бы хотелось, чтобы сегодня мы с ним переночевали в домике для гостей. Ты не против, Харрисон?

– Нет, – ответил Макдональд, недоумевая, чем вызвано ее смущение.

– Зачем ты надела передник? – спросил он.

– Собираюсь помочь с ужином.

Тут Макдональд заметил, что у нее дрожат руки. Должно быть, на это обратили внимание и ее братья. Дуглас озабоченно нахмурился.

– Ты хорошо себя чувствуешь, Мэри Роуз? – осведомился он. – Надеюсь, ты не заразилась от Элеоноры?

– Нет, все в порядке.

Харрисон собрался сразу выяснить, в чем дело. Он взял жену за руку и потащил ее в другой конец веранды.

– Что с тобой?

– Ничего, – тихо произнесла Мэри Роуз. – Я просто немного нервничаю.

– Почему?

– Как‑ никак я только что вышла замуж.

Харрисон хотел обнять ее, но Мэри Роуз, оглянувшись через плечо на братьев, попятилась. Харрисон решил быть терпеливым.

– Я тоже только что женился.

– Да, конечно. Все это произошло ужасно быстро, не правда ли?

– А почему ты не хочешь, чтобы мы переночевали в твоей комнате?

– Они же услышат каждый звук, Харрисон, – прошептала Мэри Роуз в ужасе.

Он кивнул.

– Но у нас же должен быть нормальный медовый месяц.

Мэри Роуз бросила на Харрисона взгляд, полный отчаяния.

– Завтра тебе надо ехать в Хаммонд.

– Знаешь, что нам, по‑ моему, надо сделать? – спросил он, наклонившись к молодой жене.

– Ну и что же?

– Сходить и рассказать Корри, что ты теперь замужняя женщина. Давай переночуем в той пещере. Ты сможешь ее найти?

– Конечно, смогу. Харрисон, ты в самом деле хочешь всю ночь промучиться на камнях?

– Я хочу, чтобы мы остались одни, Мэри Роуз. – По выражению ее лица Харрисон понял, что его предложение все больше нравится ей. – Я часто думал о той пещере, – шепотом признался он. – Но только теперь, когда ты начнешь раздеваться, я не стану тебя останавливать.

Мэри Роуз еще сильнее покраснела и осторожно оглянулась, проверяя, не слышал ли кто‑ нибудь из ее братьев.

– Пойди и собери вещи, – шепнул он, – А я переговорю с Адамом.

– Сэмюэль с радостью приготовит для нас корзинку с продуктами, – сказала она. – Только пусть Адам его об этом попросит; от тебя он просто спрячется.

Харрисон все еще не верил, что на ранчо действительно есть повар, но решил подыграть Мэри Роуз.

Часом позже молодожены выехали в горы. По настоянию Мэри Роуз они захватили еще одну корзинку, в которой были подарки для Корри. Адам разрешил наряду с другими вещами положить в нее книгу популярного писателя Марка Твена – с условием, что, прочитав ее, Корри вернет книжку назад. Старший из Клэйборнов заявил, что только после этого он даст ей почитать что‑ нибудь еще.

Мэри Роуз поговорила с Корри, и молодые супруги засветло добрались до столь милой их сердцу пещеры. Мэри Роуз прихватила с собой толстое покрывало, дабы использовать его вместо матраца. Было ясно, что одеяла нынче им не понадобятся – молодоженов должно согреть тепло их горячих тел.

Более романтическую ночь ни Харрисон, ни Мэри Роуз не могли себе и представить. Когда забрезжил рассвет, молодожены были слишком утомлены, чтобы шевелиться. Они проспали в объятиях друг друга почти до восьми часов, а затем неохотно возвратились на ранчо.

Харрисон отправился в Блю‑ Белл, где его уже ждал судья. Поцеловав его на прощание, Мэри Роуз поднялась в свою комнату и проспала до полудня.

Проснувшись, она слонялась до вечера по ранчо, словно сомнамбула. Элеонора снова взялась за старое и жаловалась на все подряд, не закрывая рта, но Мэри Роуз была слишком счастлива, чтобы реагировать на капризы своей беспокойной подруги.

Кол помог Элеоноре спуститься к ужину. Жар у нее наконец спал, и, хотя она была бледна, к ней вернулся аппетит. После ужина она заставила Кола помочь ей подняться. Кол несколько задержался в ее комнате – он заранее предупредил Дугласа, что хочет поговорить с Элеонорой о том, что у него в отношении нее нет серьезных намерений.

Элеоноре пришлись не по вкусу откровения Кола. К тому времени, когда он собрался покинуть комнату, она успела выкрикнуть ему в лицо все известные ей ругательства и даже швырнуть в него фарфоровую вазу.

Мэри Роуз немного выждала и лишь потом поднялась на второй этаж и попыталась успокоить подругу. Они с Дугласом убрали посуду. Странно, что братья все еще сидели за столом. Удивление ее возросло еще больше, когда они попросили ее присоединиться. Адам объяснил ей, что необходимо обсудить какой‑ то важный вопрос.

Сев на стул, где обычно сидел Харрисон, Мэри Роуз сложила руки на коленях и. посмотрела на старшего брата. Ей показалось, что предстоит обсуждение каких‑ то финансовых проблем – такое мрачное выражение появлялось на лицах братьев только тогда, когда возникали сложности с деньгами.

Разговор начал Кол:

– Харрисон приехал сюда по двум причинам, Мэри Роуз. Он собирался научиться вести свое хозяйство, потому что хочет покончить с карьерой юриста и построить собственное ранчо.

– Да, я знаю об этом, – согласилась Мэри Роуз. – А какова другая причина?

– Он разыскивал одного человека, – пояснил Дуглас. – И это, пожалуй, главное, из‑ за чего Харрисон оказался в Монтане.

Целую минуту Мэри Роуз ждала от Дугласа продолжения, и только поняв, что он не собирается больше ничего говорить, посмотрела на Трэвиса:

– И кого же он разыскивал?

– Тебя, – выпалил Трэвис и тоже умолк.

Было ясно, что тяжкая обязанность объясняться с сестрой ляжет на плечи Адама. Он откашлялся и наконец выложил ей вес, что знал о крохотной девочке по имени Виктория.

Мэри Роуз лишь изредка покачивала головой, как бы отрицая возможность и в самом деле быть леди Викторией, но тем не менее внимательно слушала.

К тому времени, когда Адам закончил свое повествование, прошло минут двадцать. Все четверо молча ждали, какой будет реакция сестры. Колу казалось, что она должна рассердиться, и потому он был немало удивлен, увидев, что на лице ее по‑ прежнему не читалось ничего, кроме легкого любопытства. Дуглас в данном случае проявил большую проницательность – он понял, что Мэри Роуз просто не верит, что она дочь лорда Эллиота, которую давным‑ давно разлучили с родителями.

– Ты не веришь нам? – спросил он.

– А вы верите, что я – Виктория? – поинтересовалась она в ответ.

Братья кивнули.

– Существуют достаточно веские доказательства этого, – произнес Адам и еще раз изложил Мэри Роуз все имевшиеся в его распоряжении факты. – Ты не хочешь повидаться с отцом?

– У меня нет отца. У меня есть четверо братьев.

– Не упрямься, Мэри Роуз, – сказал Адам. – Я знаю, что мой рассказ тебя удивил, это естественно. Но у тебя в Англии есть семья. И не надо делать вид, что ее не существует. Твой отец искал тебя по всему свету.

Мэри Роуз опустила глаза и уставилась на свои колени.

– Я сочувствую этому человеку. Мне страшно даже представить себе, что пришлось пережить им с женой, когда они лишились дочери.

– Этой дочерью была ты, – мягко напомнил ей Дуглас.

– Да, вы уже говорили, – прошептала она и крепко сцепила руки, стараясь не выдать охватившего ее смятения. – Но я ведь не знаю его, Дуглас. Мне очень жаль, но в моем сердце нет любви к нему. Моя семья – вы. Уже слишком поздно что‑ либо менять.

– Неужели тебе не интересно узнать, что он за человек? – спросил Трэвис.

Мэри Роуз пожала плечами:

– В общем‑ то нет. Мне не совсем ясно, каким образом в это дело оказался замешан Харрисон. Он работает на Эллиота, да?

– Да, – подтвердил Адам.

Правда медленно доходила до сознания Мэри Роуз, но когда она все поняла, она почувствовала себя просто больной.

– Вы хотите сказать, что он приехал в Монтану из‑ за той моей встречи с адвокатом из Сент‑ Луиса?

– Именно.

– Но тогда… О Господи, значит, все, что говорил мне Харри‑ сон, было ложью. С самого начала им руководили не те побуждения, о которых он рассказывал. Если я действительно Виктория, то почему Харрисон ни разу не обмолвился об этом?

Услышав горечь в голосе сестры, Кол поморщился.

– Долгое время он не доверял никому из нас, – объяснил он.

Мэри Роуз выглядела, как увядающий на глазах цветок. Отчаяние, написанное на ее лице, заставляло сердца братьев сжиматься от горя.

– Послушай, Мэри Роуз, – промолвил Адам. – Тебя похитили. Харрисон не был уверен, что мы не соучастники преступления. Мы в то давнее время были детьми, поэтому, разумеется, он сразу отмел версию о том, что мы сами спланировали похищение. Но он был вынужден хранить молчание до тех пор, пока не установил его инициатора. Он просто проявлял осторожность.

– Но ведь он предал меня. Теперь я его жена, но он все же утаил от меня все это, разве не так?

Братья посмотрели на Адама, надеясь, что он сможет успокоить сестру.

– Вам с Харрисоном придется разбираться во всем этом вместе, – заключил Адам. – Так вот, как ты смотришь на то, чтобы съездить в Англию и повидаться с отцом? Харрисон скоро уезжает, но я думал, что сначала тебе надо привыкнуть к своему новому положению, а потом уже отправляться в Англию. Элеонора может поехать с тобой. Мэри Роуз, будь благоразумна. Этот человек всю жизнь страдал. Он имеет право увидеть тебя и убедиться, что с тобой все в порядке.

– Нам следует дать ей время подумать, – предложил Трэвис. – Уж больно вид у нее озадаченный.

По мнению Кола, Мэри Роуз выглядела скорее взбешенной. Он знал, что причиной ее гнева было поведение Харрисона. С другой стороны, ее отец был для нее чужим человеком, и, несомненно, девушка не сразу на что‑ либо решится.

– Иди‑ ка спать, Мэри Роуз, – посоветовал Кол. – Утро вечера мудренее.

Молодая женщина внезапно почувствовала страшную усталость. Единственное, чего ей сейчас хотелось, – это подняться в свою комнату и лечь в постель. И еще чтобы все, о чем она только что узнала, оказалось неправдой. Словом, она испытывала сильнейшее желание спрятать голову в песок, как страус, о котором она где‑ то читала.

По лицу ее текли слезы. Одному Богу известно, сколько раз до этого ее братья видели ее плачущей. Ей ничего не надо было от них скрывать или притворяться. Мэри Роуз встала, оперлась ладонями на столешницу и заговорила:

– Вы считаете, что мне следует поехать в Лондон и стать членом семьи, в которой все для меня чужие?

– Давай поговорим об этом завтра, – предложил Адам.

– Теперь твоя семья – это Харрисон, Мэри Роуз. Надеюсь, ты не возненавидишь его? – подал голос Дуглас.

Прежде чем ответить, Мэри Роуз долго – целую минуту раздумывала.

– Как я могу его возненавидеть? О Боже, Дуглас, я вышла замуж за незнакомого человека. Я не знаю, какой он на самом деле. Неужели все, что не касалось его работы на Эллиота, было неправдой?

– Само собой, у Харрисона были тайные причины, чтобы появиться здесь, – снова заговорил Дуглас, – но, если ты хорошенько обдумаешь сложившуюся ситуацию, я уверен, ты поймешь…

– Я пойму, что он никогда, никогда не доверял мне и что я, разумеется, не могу доверять ему, – прервала Дугласа Мэри Роуз. – Он обманул меня. Он притворялся кем‑ то, кем он не был на самом деле.

Внезапно ее охватило такое бешенство, что спазма сжала ей горло.

– Харрисон не всегда притворялся, – заметил Кол. – Он и впрямь оказался не приспособленным к жизни в этих местах, разве не так?

– Постарайся реагировать поспокойнее, Мэри Роуз, – попросил сестру Трэвис.

– Почему вы все его защищаете? – спросила она.

– У нас было время, чтобы подумать как следует и понять, что он действовал небезосновательно, – объяснил Адам.

Трэвис решил найти аргумент или сравнение, которые показались бы Мэри Роуз убедительными и прояснили бы ей сложившееся положение. Он напряженно думал в течение нескольких минут и наконец, дождавшись, когда в разговоре наступила пауза, произнес:

– Помнишь истории о средневековых рыцарях, которые мы тебе читали? В те времена гонцов, которые приносили плохие вести, иногда убивали. Ну так вот, Харрисон в данном случае тоже вроде гонца. Пожалуй, тебе не следует забывать об этом.

– Так что насчет твоего отца? – снова спросил Адам.

– Ты же сказал, что мы поговорим об этом завтра, – напомнила ему Мэри Роуз. – Если я решу поехать в Англию, вы поедете со мной?

Адам откинулся на спинку стула и отрицательно покачал головой, внезапно почувствовав такую усталость, словно был восьмидесятилетним старцем.

– Мы не можем поехать с тобой. Мы – часть твоего прошлого.

– Вы моя семья! – выкрикнула Мэри Роуз.

– Ну разумеется, – поспешно согласился с ней Адам. – В этом смысле все останется так, как было.

– Мы вовсе не заставляем тебя уезжать, – сказал Кол. – Мы любим тебя, Мэри Роуз, и никогда не сможем выгнать.

– Тогда почему же меня не покидает это ощущение?

– Тебе надо осознать, что у тебя есть другая семья, – заметил Трвэис.

Мэри Роуз кивнула – ей действительно нужно было время, чтобы все осмыслить. Выпрямившись, она попрощалась с братьями и взбежала по лестнице, направляясь в свою комнату. Битый час она просидела на кровати, стараясь привести в порядок свои чувства.

Мысли ее то и дело возвращались к Макдональду. Хорошо, что в данный момент его не было на ранчо – она еще не была готова встретиться с ним лицом к лицу. Что же ей делать?

В конце концов она встала, надела халат и тапочки и спустилась в библиотеку.

Адам ждал ее. Хотя было ясно, что теперь вся их жизнь перевернется, кое‑ какие вещи оставались незыблемыми. Сестра, самая младшая из Клэйборнов, время от времени нуждалась в том, чтобы ее кто‑ нибудь утешил. Для этого и существовала семья.

На следующее утро Мэри Роуз стало еще хуже. На душе у нее было так скверно, что она отправилась к Дугласу. Он всегда лечил ее порезы и синяки, даже те, которые нельзя было разглядеть.

Дуглас понимал, что сестре хочется ненадолго исчезнуть. Ее нежелание встречаться с Харрисоном вовсе не казалось ему проявлением трусости, поэтому он отвез Мэри Роуз в Хаммонд, в дом Коэна. Элеонора захотела поехать вместе с подругой, и, поскольку она уже полностью оправилась от болезни, Дуглас не стал возражать.

Надо сказать, Элеонора порядком удивила его. Похоже, она действительно искренне беспокоилась о Мэри Роуз и пыталась как‑ то помочь его сестре.

Вернувшись на ранчо, Харрисон первым делом поинтересовался, где его молодая жена. Адам, Кол и Трэвис с чистым сердцем ответили, что им это неизвестно. Увидев, как сильно расстроен и обеспокоен Харрисон, Дуглас все же решил его немного приободрить. Он объяснил, что Мэри Роуз нужно какое‑ то время побыть одной, заверил Макдональда, что она находится в полной безопасности и под присмотром, и затем предложил ему не нарушать собственных планов и отправляться в Англию.

Дуглас не мог твердо обещать Макдональду, что Мэри Роуз последует за ним. Тем не менее Харрисон не сомневался в этом. Он попросил Дугласа дать ему телеграмму, как только Мэри Роуз с Элеонорой двинутся в путь. Потом попрощался с братьями, еще раз напомнил Адаму, чтобы он позаботился о Мак‑ Хыо, и снова пустился в долгое путешествие.

Выяснилось, что уехать от любимой женщины – это самое трудное дело, с которым ему когда‑ либо приходилось сталкиваться. Временами ему казалось, что сердце его вот‑ вот разорвется от боли.

Она приедет к нему. Макдональд снова и снова повторял про себя эти слова, пока они не стали для него чем‑ то вроде молитвы. Она все сделает так, как надо, потому что благородна и добра.

Ему и в голову не приходило усомниться.

После отъезда Харрисона Мэри Роуз почувствовала одновременно облегчение и отчаяние.

В течение целой недели она отказывалась говорить о своем отце. Однако мысли о нем постоянно одолевали ее, и когда Мэри Роуз удалось превозмочь жалость к самой себе, она устыдилась, что так к нему равнодушна.

Еще через неделю она пришла к выводу, что ей следует повидаться с ним. В сложившихся обстоятельствах это был единственный верный выход. Правда, братьям она сказала, что не собирается задерживаться в Англии. Она умолчала о своих планах в отношении Харрисона, и братья мудро не стали подталкивать ее к решениям, о которых она впоследствии могла бы пожалеть.

Мэри Роуз захотела попрощаться с Корри и заставила Трэвиса проводить ее к хижине своей новой подруги, взяв с пего обещание, что до ее возвращения он раз в неделю станет возить Корри припасы.

Поскольку дело было в середине недели, Корри ждала Мэри Роуз. Остановившись в центре поляны, девушка прокричала приветствие и медленно двинулась вперед. Кресло‑ качалка стояло на крыльце. Мэри Роуз с радостью отметила, что, когда она пошла к дому, ствол дробовика, появившийся было в открытом окне, исчез. Поставив на подоконник корзинку с подарками, она уселась в кресло. Корри дотронулась до ее плеча, потом бросила ей на колени книгу, которую Мэри Роуз приносила ей недавно. Тем не менее Мэри Роуз все же не могла с уверенностью сказать, умеет Корри читать или нет. Спросить же об этом напрямик она не решалась, боясь обидеть женщину.

Корзинка исчезла с подоконника. Мэри Роуз подождала с минуту и произнесла:

– Там, в корзинке, лежит другая книга, Корри. Если ты не хочешь ее читать, верни мне ее прямо сейчас.

Корри снова похлопала ее по плечу, из чего Мэри Роуз заключила, что читать она все же умеет и потому хочет оставить книгу у себя.

Молодой женщине потребовалось немало времени, чтобы собраться с духом и сообщить своей подруге, что она собирается в Англию.

– Хочешь узнать, как я оказалась в Монтане? – спросила она. Разумеется, никакого ответа Мэри Роуз от Корри не ждала и потому стала рассказывать о том, как братья нашли ее в Нью‑ Йорке. В подробности она не вдавалась. Когда же Мэри Роуз заговорила о своем отце, из глаз ее потекли слезы. Ощутив, что Корри поглаживает ее по руке, она поделилась с подругой своими страхами и опасениями:

– Не понимаю, почему я чувствую себя виноватой. Ведь у меня к этому человеку нет ничего, кроме жалости. Мне вовсе не хочется встречаться с ним, но это мой долг, Корри. Возможно, это очень эгоистично с моей стороны, но мне нравится моя теперешняя жизнь. Я не хочу ничего менять. Кроме того, у меня уже есть семья. Новая мне не нужна, Грешно так думать, но я боюсь. А если меня там все невзлюбят? Что, если я разочарую своего отца? Я не умею вести себя, как английская леди. Говорят, что на самом деле меня зовут Виктория. Но я вовсе не Виктория, а Мэри Роуз. И потом, как быть с Харрисоном? Что это за брак, если мы не верим друг другу? О, Корри, как жаль, что я не могу остаться! Мне совсем не хочется уезжать.

Корри схватила ее за руку, однако от этого сочувственного жеста Мэри Роуз разрыдалась еще горше. Она подумала о тех страданиях, которые выпали на долю Корри, и собственные проблемы показались ей глупыми и мелкими.

– Ты даешь мне силы, Корри, – прошептала Мэри Роуз. Это были не просто слова: в душе Мэри Роуз крепла уверенность, что она сумеет перенести все жизненные невзгоды.

– Мне очень повезло, что у меня есть такая подруга, как ты, Корри.

Трэвис громко свистнул, давая сестре понять, что им уже пора.

– Послезавтра мы с Элеонорой отправимся в Хаммонд и остановимся у Коэнов, – сообщила Мэри Роуз Корри. – Они собираются в Бостон на семейный праздник. Мы поедем вместе с ними. Мистер Коэн посадит нас на корабль до Англии, и если все сложится хорошо, я вернусь домой до того, как выпадет первый снег. В мое отсутствие припасы тебе будет приносить Трэвис. Он мой брат, я все тебе про него рассказала, помнишь? Он не будет заходить дальше середины поляны, – торопливо добавила Мэри Роуз, почувствовав, как Корри сжала ее руку. – Можно, я позову его? Он постоит около деревьев, чтобы ты могла его хорошенько рассмотреть. Я не хочу, чтобы ты боялась, поэтому он пообещал мне, что всякий раз будет окликать тебя издали.

Корри слегка разжала пальцы. Мэри Роуз позвала брата. Он появился у дальнего края поляны и помахал сестре рукой.

– Мэри Роуз, собирается гроза, – сказал Трэвис. – Нам пора возвращаться. Счастливо, Корри, – добавил он, затем повернулся и скрылся за деревьями.

Наконец Мэри Роуз поцеловала руку Корри и встала.

– Я буду скучать, – прошептала Мэри Роуз. – Бог и Трэвис позаботятся о тебе, Корри. Можешь доверять им.

Сжав в руках книгу, молодая женщина медленно пошла прочь. Шум поднимающегося ветра и крик птицы‑ кардинала заглушили рыдания ее подруги в хижине.

2 января 1870 года

Дорогая мама Роуз,

Сегодня мне исполнилось десять лет. Помнишь, Адам писал тебе, что они нашли в моей корзинке какие‑ то бумаги? В верхней части одной из страниц, вырванных из книжки, было написано, что какая‑ то девочка родилась второго января. Так вот, поскольку я была единственной девочкой, оказавшейся в корзине, братья считают, что речь идет обо мне

Мне очень повезло, что у меня такая хорошая семья. Трэвис печет к ужину в честь моего дня рождения праздничный пирог. Кроме того, все братья сделали мне подарки. Адам сказал, что в следующем году мне купят что‑ нибудь в магазине. Разве это не здорово?

Как ты думаешь, почему мои мама с папой меня выбросили? Интересно, что я такого натворила.

Твоя дочь

Мэри Роуз.

Глава 17

Харрисон прибыл в Лондон днем во вторник, но вынужден был ждать разговора с патроном целые сутки. Лорд Эллиот находился в своем загородном поместье, расположенном в двух часах верховой езды от города, и должен был вернуться на следующее утро.

Макдональд отправил к лорду посыльного с сообщением о своем приезде. Он намеренно дал понять Эллиоту, что хочет обсудить с ним дело юридического свойства, дабы тот не пригласил на встречу своего помощника, Джорджа Макферсона.

Дверь Харрисону открыл Мэрфи, который, сколько Макдональд его помнил, всегда исполнял обязанности дворецкого Эллиота. При виде Харрисона в глазах верного слуги лорда сверкнул восторг.

– Как хорошо, что вы вернулись к нам, милорд, – произнес Мэрфи.

– Возвращаться домой очень приятно, – ответил Харрисон. – Ну как вы тут с лордом Эллиотом?

– Мы пропустили все скандалы, вызванные вашим участием в уголовных процессах. Вообще‑ то с тех пор, как вы уехали, мы ни разу не ввязывались в хорошую драку. Признаюсь, впрочем, что лорд Эллиот меня по‑ прежнему беспокоит. Он слишком много работает. Как я его ни уговариваю, он и не думает сбавлять темп. Боюсь, в один прекрасный день у него остановится сердце. Но ваше появление, я думаю, его взбодрит. Должен сказать, что он очень по вам скучал.

– Он наверху?

– Да, милорд, в библиотеке.

– Один?

– Да, и ему не терпится снова вас увидеть.

Макдональд двинулся вверх по лестнице, затем остановился.

– Мэрфи, ему потребуется немного бренди.

– Вы привезли плохие новости? – нахмурившись, осведомился слуга.

– Наоборот, – улыбнулся Харрисон. – Но бренди ему все же не помешает. В библиотеке найдется бутылка?

– Да, милорд, но я на всякий случай принесу еще одну. Харрисон рассмеялся. За все долгие годы знакомства с Элиотом ему ни разу не доводилось видеть лорда хотя бы немного навеселе! Эллиот был слишком хорошо воспитан, чтобы позволить себе рисковать своей репутацией.

Поднявшись по лестнице, Макдональд повернул за угол и вошел в библиотеку. Эллиот стоял перед камином. Увидев Харрисона, он тут же раскрыл объятия.

– Ну вот ты наконец и дома, – сказал он вместо приветствия и хлопнул Харрисона по плечу. – Я так рад тебя видеть, – прошептал он чуть погодя. – А теперь садись и расскажи мне о своих приключениях в Америке. Я хочу знать все подробности.

Харрисон с грустью заметил, что вид у лорда усталый. Загородный воздух не очень‑ то помог старику – лицо его было землисто‑ серого цвета, а под глазами по‑ прежнему залегали теперь уже никогда не исчезающие темные полукружия.

После смерти супруги Эллиот так и не женился вторично, однако определенного толка женщины лондонского света все еще продолжали добиваться его благосклонности. Дело было не только в его огромном богатстве – лорд слыл интересным мужчиной. Аристократическая внешность, серебрящаяся шевелюра, прекрасные манеры – все это не могло не вызывать интереса у дам. Эллиот родился и воспитывался в весьма обеспеченной семье, и потому его образование и умение держать себя были безукоризненны. Еще более важным качеством была его доброта, свойственная, как это хорошо было известно Xappисону, и его дочери. Вероятно, Мэри Роуз унаследовала от него еще и чувство справедливости, которое ее братья тщательно пестовали и лелеяли в ней.

Кроме того, Эллиот обладал недюжинной волей. Человека менее сильного потеря единственного ребенка сломила бы. Однако Эллиот боролся со своим горем втайне от других, на людях сохраняя внешнюю невозмутимость, Хотя лорд уже отошел от активного участия в деятельности правительства, он поддерживал закулисные усилия, направленные на внесение в английское общество определенных изменений. Он был таким же другом простых англичан, как и Харрисон, и в такой же степени был убежден, что все граждане должны обладать равными правами. Он целиком и полностью поддерживал Харрисона, когда тот брал непопулярные дела, взваливая на себя защиту самых обыкновенных людей.

– Похоже, в Америке тебе понравилось, сынок. Это что, новая мода – ходить без пиджака?

– Ни один из моих пиджаков на меня не налезает, – улыбнулся Харрисон. – Похоже, я раздался в плечах. Мне придется вызвать портного, прежде чем я смогу снова появиться на публике.

– Да, ты в самом деле стал еще осанистее, – заметил Эллиот. – Но в тебе появилось что‑ то новое. – Лорд молча смотрел на Харрисона еще с минуту, потом покачал головой. – Я очень рад, что ты вернулся. А теперь пообещай мне одну вещь, Харрисон. Поклянись мне, что никаких поисков больше не будет.

– Хорошо, – согласился Харрисон.

Эллиот удовлетворенно кивнул, откинулся на спинку стула, положил ногу на ногу и сказал:

– Ну а теперь можешь начинать. О какой бы юридической проблеме ни шла речь, вдвоем мы ее решим.

– Вообще‑ то, сэр, проблемы две. Я специально постарался уст роить так, чтобы наша беседа была приватной. Мне бы не хотелось, чтобы мои слова услышал ваш помощник.

Эллиот поднял бровь:

– Ты не хотел, чтобы при нашем разговоре присутствовал Джордж? Но почему, ради всего святого? Ты же хорошо относишься к Макферсону, разве не так? Он работает со мной уже много лет, почти столько же, сколько и ты. Скажи, что тебя беспокоит.

– У него для вас хорошая новость, милорд, – заявил с порога Мэрфи, неся непочатую бутылку бренди. Дворецкий поставил бутылку на стол и повернулся к своему хозяину. – Милорд сказал, что на радостях вам потребуется хлебнуть чего‑ нибудь крепкого, – объяснил слуга. – Так как, налить вам обоим?

– Если Харрисон считает, что мне это понадобится, наливай, Мэрфи.

Харрисон был рад, что дворецкий прервал их разговор. Внезапно ему показалось, будто на языке у него висит тяжелая гиря. Макдональд никак не мог сообразить, каким образом подготовить Эллиота к волнующим известиям.

Когда Мэрфи покинул библиотеку, Эллиот отпил из своего бокала и снова повернулся к Харрисону.

– Я женился, – сказал тот.

Эллиот едва не выронил бокал. Харрисон и сам недоумевал, почему он начал именно с этого – собственные слова удивили его едва ли не так же, как Эллиота.

– О Боже, – прошептал лорд. – И когда же?

– Пару недель назад. Я не собирался начинать с этого. У меня есть для вас другая важная информация. Понимаете, я поехал в…

– Вряд ли ты можешь сообщить мне что‑ либо более важное, чем весть о твоей женитьбе, сынок, – перебил его Эллиот. – Мне нелегко будет к этому привыкнуть. Ты хочешь сказать, что молодая леди, которая стала твоей женой, американка?

– Да, сэр, но…

– Как ее зовут?

– Мэри Роуз.

– Мэри Роуз, – повторил Эллиот. – И где же твоя молодая жена, внизу? Признаюсь, я несколько разочарован тем, что не присутствовал в церкви на церемонии вашего бракосочетания. Жаль, что мне не довелось стоять рядом с тобой, когда ты произносил слова клятвы.

– Вообще‑ то эта процедура проходила не в церкви, сэр.

– Не в церкви? Тогда кто же вас венчал?

– Судья Бернс. Харрисон тяжело вздохнул:

– Конечно, это звучит… странно.

– С чего ты взял, что я так считаю, Харрисон?

Макдональд улыбнулся:

– Берне вам бы понравился. Этот человек твердо знает, что хорошо и что плохо, и не стесняется в выражениях. Его приверженность закону достойна восхищения. Я как‑ то вел одну защиту в суде, где он председательствовал. С ним шутки плохи.

– Но ты сумел защитить интересы своего клиента?

– Да, сэр.

Эллиот одобрительно кивнул:

– Ничего другого я от тебя и не ждал. Скажи, а что, ваша свадьба была вызвана чрезвычайными обстоятельствами?

– Да. Я вынудил ее к этому. Я изо всех сил сопротивлялся ее чарам, сэр. Я чувствовал, что не имею права ухаживать за ней, но в конце концов не смог…

– Вздор. Ей повезло, что ты взял ее в жены, Харрисон. Вспомни, кем был твой отец. Любая женщина гордилась бы правом назвать тебя своим мужем. Не хочешь ли ты сказать, что семья невесты сочла, будто ты недостаточно хорош для нее? – пробормотал лорд.

– Нет, сэр, я хотел рассказать вам совсем о другом. Понимаете…

– А откуда родом твоя жена? Знаешь, я все‑ таки никак не могу свыкнуться с мыслью, что ты женат. Я же помню, как ты все время твердил, что никогда не женишься. А теперь вот с минуты на минуту я познакомлюсь с твоей супругой. Я считал, что разрыв помолвки с Эдвиной настроил тебя против самой идеи брака. Ну что же, я рад за тебя. Настоящая женщина способна заставить мужчину изменить свои взгляды.

– Сэр, Мэри Роуз со мной не приехала. Она все еще в Америке.

– Не приехала? Почему же?

– Кое‑ какие обстоятельства помешали ей сопровождать меня.

– Что это еще за обстоятельства?

– Ее семья.

– А где ее семья?

– Она живет с четырьмя братьями на ранчо неподалеку от города Блю‑ Белл, в Монтане.

Эллиот улыбнулся:

– Я прочел немало книг о небольших, полных опасностей городках в западных районах Соединенных Штатов, но о подобном никогда не слышал.

– Вообще‑ то, сэр, он был так назван в честь проститутки по имени Белл.

– Ты это серьезно?

– Да, сэр. Эта женщина, Белл, помогала Мэри Роуз в ее приготовлениях к свадьбе.

– Вот как? – Эллиот еле сдерживался, чтобы не рассмеяться. – Тогда почему же город назвали Блю‑ Белл, а не просто Белл?

– Потому что Белл не нравится ее ремесло. И еще, наверное, потому, что она одевается исключительно в голубое. [4]

Эллиот хохотал до тех пор, пока из глаз его не потекли слезы. Наконец, вынув из кармана платок, он промокнул им краешки глаз, стараясь успокоиться.

– Ну и влип же ты, сынок. Это совершенно на тебя непохоже. Да, ты в самом деле здорово меня удивил, – сказал он. – Мне не терпится познакомиться с твоей женой.

– Вам кажется, что я потерял рассудок, сэр?

– Мне кажется, что ты изменился, – с улыбкой признал Эллиот. – Я сразу почувствовал в тебе какую‑ то перемену, но мне никогда бы и голову не пришло, что ты женишься на деревенской девушке. Мне представлялось, что если ты вообще когда‑ нибудь решишь жениться, то выберешь более… утонченную женщину.

– Мэри Роуз весьма утонченная женщина, – возразил Харрисон. – Кроме нее, мне никто не нужен.

– Я вовсе не хотел тебя обидеть, сынок, Если ты помнишь, я тоже в свое время взял в жены девушку из сельской местности. Моя Агата была из Шотландии. Я всегда считал, что ее неиспорченность – результат того, что она выросла на ферме, – заметил Эллиот. – Разумеется, у нее были хорошие родители, – добавил он, кивнув.

– Сэр, я отправился в Монтану в поисках вашей дочери. На этот раз я съездил не впустую.

– Разумеется, Само собой, это был всего лишь еще один ложный след, но история имела счастливый конец, потому что ты встретил свою Мэри Роуз. У твоей жены очаровательное имя. Ты ведь любишь ее, не так ли?

– О да, сэр, я очень ее люблю. И вы ее тоже полюбите.

– Да, конечно.

Харрисон подался вперед:

– Есть еще одна важная новость, которую вам необходимо знать.

– Какая?

– Я женился на вашей дочери.

* * *

Мэри Роуз с Элеонорой прибыли в Англию двадцать первого июля. Было жарко и влажно, собирался дождь. Терпение едва не покинуло Харрисона. Он уже собрался покупать себе билет в Штаты, когда наконец пришла телеграмма от джентльмена по фамилии Коэн, где указывалась приблизительная дата приезда Мэри Роуз, отбывшей из Бостона.

Харрисон увидел золотистые волосы Мэри Роуз, как только она сошла на пристань. Протолкавшись сквозь толпу, он сгреб жену в объятия. Наконец‑ то Мэри Роуз была там, где ей надлежало быть.

Впрочем, приветствие его прозвучало не слишком романтично:

– Какого черта тебя так долго не было?

Харрисон даже не дал ей времени на то, чтобы нахмуриться. Наклонившись, он жадно приник к ней губами.

Мэри Роуз не сопротивлялась. Встав на цыпочки, она обвила руками его шею и ответила ему столь же страстным поцелуем.

– Ради Бога, Мэри Роуз, на нас же люди смотрят. Перестань. Сейчас здесь соберется целая толпа зевак, – протестующе прошипела из‑ за спины подруги Элеонора. Она сердито ткнула ее кулачком и сделала шаг назад, решив притвориться, что незнакома с ней. Казалось, Мэри Роуз разом забыла обо всех правилах приличия.

Что же касается Харрисона, то его Элеонора считала в этом смысле совершенно безнадежным человеком и потому даже не пыталась призвать к порядку.

Внезапно Элеонора улыбнулась. Когда‑ нибудь и она встретит мужчину, который будет любить ее так же, как Харрисон Мэри Роуз.

Наконец Макдональд прошептал:

– Я скучал по тебе, дорогая.

– Я тоже, – шепнула в ответ Мэри Роуз. – Но все же нам с тобой предстоит долгий разговор, и чем скорее он произойдет, тем лучше. Теперь между нами все будет по‑ другому. Нам придется начать все сначала.

Харрисон пока не готов был к серьезному разговору.

– Давай обсудим все проблемы позже, – ответил он и снова запечатлел поцелуй на устах Мэри Роуз.

– О Господи, – пробормотала Элеонора.

Харрисон услышал, однако не смог оторваться от жены и поприветствовал Элеонору, крепко обнимая супругу.

– Как прошло путешествие, Элеонора?

– Прекрасно, спасибо. Харрисон, ты так прижал Мэри Роуз, что ей, наверное, нечем дышать. Отпусти ее и пошли отсюда. Мы устали с дороги, и нам хотелось бы где‑ нибудь устроиться до наступления ночи. Мы что, сразу поедем в дом ее отца?

– Я бы отложила встречу до завтра, – заметила Мэри Роуз. – Неужели он ждет меня сегодня? Уже стемнело, а мне еще нужно привести себя в порядок.

– У тебя на это было целых два месяца, – заметил Макдональд.

– Мне необходима еще одна ночь, – настаивала Мэри Роуз.

– Твой отец ждет тебя только завтра, успокойся. Вы вместе с Элеонорой переночуете у меня.

– Надеюсь, у вас просторное жилище, Харрисон, – произнесла Элеонора. – Мэри Роуз заявила мне, что ей требуется отдельная комната. Похоже, она на вас все еще сердится.

– Вообще‑ то, Элеонора, я сама могу сказать все, что считаю нужным, – огрызнулась Мэри Роуз и снова обернулась к Харрисону. – Да, я сержусь на тебя, но теперь все будет по‑ другому.

Харрисон пристально посмотрел на жену, затем взял ее за руку и повел по направлению к большой оживленной улице, где один за другим выстроились экипажи.

– Ты будешь спать со мной, в моей постели, – громким шепотом заявил он. – Я ждал долгих два месяца, черт побери!

– А что с нашим багажом? – встряла Элеонора.

– Им уже занимаются, – ответил Харрисон. – Не качай головой, Мэри Роуз. Как я сказал, так и будет.

Супруга вовсе не собиралась спорить с ним на людях. Она решила дождаться подходящей минуты и выложить Харрисону свои соображения. Мэри Роуз была уверена, что, будучи умным человеком, Харрисон поймет ее.

– Вы не виделись всего каких‑ нибудь пять недель, – сказала Элеонора, явно решившая прояснить Харрисону ситуацию. – Мэри Роуз хотела подождать с поездкой до конца сентября, но Адам не позволил ей откладывать путешествие.

Харрисон резко остановился.

– Ты хотела ждать до конца сентября?

– Ну вот, видишь, что ты наделала, Элеонора. Ты его расстроила. Ей‑ богу, Харрисон, мы все промокнем насквозь, если не поторопимся. Давай поговорим обо всем, когда приедем на место.

Едва они успели дойти до угла, как полил дождь, и к тому времени, когда подъехал экипаж, на них сухой нитки не было.

Через полчаса коляска подкатила к городскому дому Харрисона. Это был внушительный двухэтажный особняк из красного кирпича. Дверь открыл молодой человек в черном костюме. Звали его Эдвард. Эллиот на время отправил его к Харрисону для исполнения обязанностей дворецкого.

Элеонора пришла в восторг от того, что ей будет кто‑ то прислуживать. Она первой торопливо вошла в холл. Эдвард приветливо улыбнулся ей. А когда перевел взгляд на Мэри Роуз, на лице его появилось выражение глубочайшего удивления.

– Она выглядит точь‑ в‑ точь как ее мать на портрете, – шепнул он Харрисону. – Как только милорд Эллиот ее увидит, он сразу же поверит, что это его дочь.

– А что, лорд Эллиот не верят, что я его дочь? – осведомилась Мэри Роуз, услышавшая реплику Эдварда.

Молодой дворецкий смутился.

– Он очень хочет в это верить, миледи, но в его жизни было столько разочарований, что он просто боится очередного крушения надежд.

Харрисон снял промокший пиджак и вручил его Эдварду.

– Мне просто необходимо принять горячую ванну, – заявила Элеонора. – Эдвард, проводи меня в мою спальню. Если я не переоденусь в сухое, я простужусь.

– В июле невозможно простудиться, – заметила Мэри Роуз.

– А ты разве никогда не слышала о летних простудах? – возразила Элеонора. Поднимаясь по лестнице на второй этаж, она принялась громко перечислять все свои хвори, чем немало позабавила подругу. Мэри Роуз же украдкой поглядывала на Харрисона. Ей одновременно хотелось и накричать на него за то, что он причинил ей такую боль, и поцеловать, поскольку она ужасно соскучилась.

Макдональд снова взял Мэри Роуз за руку и повел в свою спальню.

Первым, что бросалось в глаза в огромной комнате, была кровать. На этом поистине королевском ложе с ножками‑ столбами могли бы с комфортом разместиться четверо. Мэри Роуз невольно представила себе спящего в этой гигантской кровати Харрисона, и в ее воображении замелькали весьма соблазнительные картины.

Лицо ее залилось краской. Надо переговорить с Харрисоном прямо сейчас.

– Харрисон, давай поговорим.

– Он уже ушел, миледи. Если позволите, я попрошу Кэролайн приготовить для вас ванну.

Мэри Роуз резко обернулась и увидела стоящего в дверях Эдварда.

– А куда делся Харрисон?

– Он спустился вниз. Вы хотите, чтобы я сходил за ним?

Мэри Роуз отрицательно покачала головой:

– Спасибо, пожалуй, я действительно приму ванну. А почему вы все время называете меня миледи?

– Потому что вы леди Виктория. Именно так к вам положено обращаться.

В течение следующего часа она была предоставлена заботам Кэролайн. Почтение, с которым обращалась к ней молодая женщина, смущало и нервировало Мэри Роуз; ей казалось, будто она ни много ни мало претендует на королевский трон.

Впрочем, горячая вода все же оказала свое благотворное воздействие, и, вытаскивая из волос шпильки, она почувствовала себя гораздо лучше. Мэри Роуз лежала в фарфоровой ванне до тех пор, пока вода не остыла, а затем завернулась в халат и возвратилась в спальню Харрисона.

Темноволосая француженка Кэролайн, объясняясь с Мэри Роуз, в основном пользовалась жестами и короткими фразами, поскольку волновалась едва ли не так же сильно, как и гостья, – руки ее дрожали, движения были скованными и неуклюжими. Мэри Роуз по‑ французски сказала, что хочет сама причесать свои волосы, однако Кэролайн не позволила госпоже отвергнуть ее помощь, проявив в этом вопросе немалую решительность.

Она подвела Мэри Роуз к стулу с прямой спинкой. Мэри Роуз вцепилась в воротник халата и стискивала его все то время, пока Кэролайн занималась ее прической. В последний раз ей помогали расчесывать волосы в далеком детстве, когда к ее локонам прилипли мятные тянучки. Клейкую массу из ее головы пришлось вычесывать Колу, и в тот день запас ругательств, известных Мэри Роуз, значительно пополнился.

С тех пор никто и никогда ее не расчесывал, и она чувствовала себя ужасно глупо, пока другая женщина водила щеткой по ее волосам.

Стул, на котором она сидела, был развернут к кровати. Мэри Роуз обратила внимание, что покрывала уже откинуты, на простынях лежит ночная рубашка, а на подушках – красная роза с длинным стеблем.

– Откуда взялся цветок? – спросила она у Кэролайн.

– Ваш муж распорядился принести, миледи. Очень мило с его стороны, правда?

С точки зрения Мэри Роуз, появление в постели цветка было слишком романтическим жестом. Харрисон же не был сентиментальным мужчиной, и ему было несвойственно проявлять такое внимание и заботу. Но вывод из этого напрашивался только один – Мэри Роуз недостаточно хорошо знает своего супруга.

– Ваш муж сказал Эдварду, что эта роза будет напоминанием для вас.

– Напоминанием о чем?

– О его любви, – со смехом предположила Кэролайн. – Разве цветок может означать что‑ либо иное, миледи?

Мэри Роуз пожала плечами и, протянув руку, отняла у Кэролайн щетку, решив, что на сегодня ей уже хватит сибаритствовать. Она поблагодарила женщину и отпустила ее. Кэролайн сделала реверанс и, прежде чем выйти из комнаты, склонила голову, чем поставила Мэри Роуз в неловкое положение.

Она направилась к кровати за ночной рубашкой, но тотчас услышала, как позади нее открылась дверь. Она обернулась в тот самый миг, когда s спальню вошел Харрисон.

Он тоже принял ванну – волосы блестели от влаги. На нем не было никакой одежды, кроме темных брюк.

Мэри Роуз подумала, что ее муж, вероятно, любит расхаживать по дому полуобнаженным, но если в Монтане это выглядело совершенно нормально, то в Лондоне ситуация была иной. В доме было полно прислуги, и Мэри Роуз не нравилось, что какие‑ то женщины могут увидеть обнаженный торс ее супруга.

Макдональд закрыл за собой дверь, запер ее на засов и направился к жене с весьма решительным видом. Мэри Роуз осторожно попятилась.

– Нам надо поговорить, – начала она и вытянула вперед руку, жестом останавливая его. – Я серьезно, Харрисон.

Он не обратил на ее слова никакого внимания. Мэри Роуз продолжала пятиться, пока не уперлась в боковую стенку кровати.

– Хорошо, – сказал Харрисон, подойдя к ней вплотную и принимаясь развязывать пояс на ее ночной рубашке. – Давай говори.

Мэри Роуз попыталась отстранить его руки, но Харрисон справился с поясом раньше, чем она успела произнести первую фразу.

– Я изо всех сил стараюсь не сердиться на тебя, Мэри Роуз, – произнес Харрисон. – Ты в самом деле собиралась приехать в Англию только в конце сентября?

Его молодая супруга, однако, вовсе не собиралась оправдываться.

– Ты намеренно солгал мне. Оставь мою рубашку в покое, черт возьми.

– Тогда сними ее.

– Ты что, думаешь, я буду спать с тобой?

– Вряд ли тебе придется много спать. Я буду заниматься с тобой любовью всю ночь напролет.

На глазах у Мэри Роуз выступили слезы.

– Я не верю тебе, – сказала она.

– Нет, правда.

Мэри Роуз почувствовала внезапный приступ отчаяния. Харрисон намеренно игнорировал все законы логики. Было очень сложно найти убедительный аргумент для мужчины, который уже принялся снимать брюки.

– Я долго думала о ситуации, в которой мы оказались, – промолвила она. – Мы женаты, и, поскольку я дала тебе клятву верности, я вряд ли просто так возьму и уеду. Но нам придется начать все сначала, Харрисон.

– Ну и как ты себе это представляешь?

– Ты будешь ухаживать за мной, и я надеюсь, что спустя какое‑ то время я снова начну тебе доверять. Мне кажется, я тебя совсем не знаю, Харрисон. Тот человек, которого я полюбила, разбил мне сердце.

Макдональд подумал, что его молодая супруга, по всей видимости, обожает устраивать спектакли. Он умудрился услышать большую часть того, что она сказала, но не понял ее слов об ухаживании. «Ну и черт с ним», – решил он. Они зашли уже слишком далеко.

Когда он наконец стащил с себя брюки, желание его стало нестерпимым. Он протянул руки к Мэри Роуз.

– Неужели ты думаешь, я забуду все, что испытал в ту первую нашу ночь? Если ты в самом деле считаешь, что я могу перечеркнуть все это и начать сызнова, то ты сошла с ума.

К тому времени, когда Харрисон закончил свою тираду, Мэри Роуз уже с трудом держалась на ногах.

– И что же ты предлагаешь? – спросила она.

– Иди ко мне, и ты увидишь.

Мэри Роуз отрицательно покачала головой. Прежде чем сдаться, она хотела, чтобы между ними возникло хоть какое‑ то понимание.

– Скажи мне об этом сам, – произнесла она, глядя Макдональду прямо в глаза.

– Нет, ты скажи. – Он схватил ее за плечи. – Ты все еще любишь меня?

Мэри Роуз опустила глаза и уставилась Харрисону в грудь.

– Ты разбил мне сердце, – еще раз повторила она.

– Я ведь предупреждал тебя. Помнишь?

– Ты должен был рассказать мне об отце.

– Нет, это должны были сделать твои братья.

– Тогда почему тебя не было с ними, когда они сообщили мне об этом? Мне было бы легче.

– Когда твои братья наконец собрались это сделать, я был в Хаммонде и защищал в суде одного человека. А когда я вернулся на ранчо, ты исчезла. Черт побери, Мэри Роуз, ты не должна была убегать. Все‑ таки я твой муж.

– Я очень рассердилась.

– И куда же ты тогда отправилась? – спросил он.

– Дуглас отвез меня к Кознам. Я жила у них две недели. Неужели тебе не совестно, что ты причинил мне такую боль?

– Я поступил именно так, как требовали обстоятельства. Со временем ты поймешь это.

– Ты любишь меня?

– Очень! – Он крепко прижал ее к себе. – А теперь давай обнимем друг друга.

Заключив Мэри Роуз в объятия, Харрисон непрерывно нашептывал ей на ухо, как сильно он скучал. Потом сорвал с жены ночную рубашку, подхватил ее на руки и опустился на постель. Оказавшись сверху, он оперся на руки, заглянул ей в глаза и увидел, что по щекам ее текут слезы.

– Ты хочешь, чтобы я ушел, Мэри Роуз? – спросил Харрисон, затаив дыхание.

Она отрицательно покачала головой, приподнялась и поцеловала его.

Xappисону не хотелось торопить события. Но прикосновения Мэри Роуз заставили его окончательно потерять рассудок – слишком уж молодая супруга была нежной и страстной, слишком уж сильно он ее любил.

Ласки Харрисона стали смелее. Рука, лежащая на ее животе, скользнула ниже, и наконец Харрисон почувствовал между бедер Мэри Роуз горячую влагу.

Мэри Роуз изо всех сил вцепилась в него, давая понять, что пора прекратить сладкую пытку и сделать то, чего он давно и страстно желал. Схватив руки Мэри Роуз, Харрисон забросил их себе на спину, а затем вошел в нее плавным толчком.

– Господи, как хорошо, – прошептал он. – О, я хочу…

Он замолчал, не в силах произнести больше ни слова. Теперь он мог только с наслаждением чувствовать, как Мэри Роуз ритмично двигается ему навстречу. Мэри Роуз ощущала, как по ее телу пробегают теплые одуряющие волны. Одну руку она запустила ему в шевелюру, а другой, сама того не замечая, царапала шею. Ее стоны становились все громче, заставляя Харрисона вкладывать в соитие все больше силы. Наконец, когда тело Мэри Роуз выгнулось дугой, он позволил себе излиться, выкрикивая имя любимой.

Ей показалось, будто внутри у нее что‑ то взорвалось. На какие‑ то доли секунды ее охватил страх, но затем она преодолела его и прижалась к мужу, уверенная, что он оградит ее от любой беды.

В темноте ночи они снова занялись любовью, а когда в комнату проникли первые лучи солнца, сделали это еще раз. Мэри Роуз отдавалась Харрисону легко и радостно, наслаждаясь удивительным чувством защищенности, которое она испытывала в его объятиях.

Она любила Харрисона всем сердцем и искренне надеялась, что скоро снова будет доверять ему, как прежде. С этой надеждой она и заснула.

24 февраля 1871 года

Дорогая мама,

Сегодня я узнала все о том, откуда берутся дети. Адам подробно рассказал мне, что происходит между мужчиной и женщиной. И еще он посоветовал мне не кривиться и не корчить гримасы от отвращения, но у меня поневоле возникло какое‑ то омерзение. Трэвис с Дугласом тоже считают, что все это отвратительно. Иначе они не стали бы краснеть и отводить глаза, когда я их об этом спрашивала. Мне кажется, им никогда не захочется иметь ничего общего с женщинами. Что думает обо всем этом Кол, я не знаю. Когда я попросила его мне все объяснить, он страшно разозлился и отправил меня к Адаму.

Твой сын считает, что соитие между мужчиной и женщиной – это прекрасно. Наверное, он просто дразнил меня. А что ты обо всем этом думаешь, мама? Ты ведь родила Адама, а значит, один раз наверняка испытала подобное. Было ли это противно?

Кол заканчивает отделку потолка в библиотеке нашего прекрасного дома. Он с таким старанием делает резьбу на карнизах по ночам, что почти не спит. Я знаю, он был бы рад заниматься этим в другое время, но днем Дугласу нужна его помощь в объездке лошадей. Мне пришлось отдать индейцам еще одну прядь своих волос. Теперь они очень хорошо ко мне относятся и не пытаются выкрасть. Они все еще боятся Адама, а он делится с ними съестными припасами и старается быть вежливым, но мне кажется, что он им не доверяет.

Индейцы считают, что я приношу им удачу. Разве это не глупо, мама?

Почему ты так добра к Ливонии? Иногда я думаю, что тебе следовало бы ее ненавидеть. Мне как‑ то пришло в голову, что, если бы ты обращалась с ней плохо, она бы тебя отпустила.

Я ужасно по тебе скучаю.

Мэри Роуз.

Глава 18

Перед встречей с отцом Мэри Роуз нервничала, сама не понимая, чем вызвана ее тревога. Казалось бы, ей совершенно нечего бояться. От нее требовалось только одно – быть доброй, учтивой и отнестись с сочувствием ко всему, что довелось пережить этому незнакомцу.

Когда она проснулась, Харрисон сообщил, что Эллиот пожелал, чтобы они оба переехали в его загородный дом. Мэри Роуз снова забеспокоилась. Все‑ таки она плохо представляла себе, что за человек лорд Эллиот. Она ничего не знала ни о его взглядах на жизнь, ни о его приоритетах или вкусах.

По дороге в загородное поместье Эллиота Мэри Роуз изводила Харрисона самыми разнообразными вопросами.

– Сколько времени мы будем гостить у лорда Эллиота?

– Сколько ты захочешь.

Харрисон вытянул ноги, стараясь выглядеть беззаботным. Он знал, что жена нервничает. Она то и дело заламывала руки, при этом явно не отдавая себе отчета в своих действиях.

Перед отъездом она долго колебалась, какое платье ей надеть, а это было на нее совсем непохоже. Мэри Роуз была не из тех, кто чересчур много внимания уделяет своей внешности, но в то утро она очень беспокоилась, и Макдональд прекрасно понимал, чем вызвана подобная перемена. Мэри Роуз не хотелось разочаровать лорда Эллиота.

– Он тебя полюбит, дорогая.

– А я его? – спросила Мэри Роуз, пожимая плечами.

Харрисона, похоже, удивил ее вопрос. Он резко наклонился вперед и схватил жену за руки.

– Тебе он тоже понравится. Тебе придется…

Мэри Роуз ждала продолжения, но его не последовало.

– Так что мне придется?

Харрисон вздохнул.

– Я хотел сказать, что тебе следует доверять мне, но у нас с тобой это больной вопрос, да?

Мэри Роуз опустила глаза.

– Я не хочу сейчас говорить о доверии, Харрисон.

Она посмотрела на него в упор. Макдональд покачал головой.

– Дорогая, ты же умеешь мыслить логически. Если бы ты хоть немного подумала, ты бы поняла…

– Я бы поняла, что ты мог мне обо всем рассказать, но предпочел этого не делать, – прошептала Мэри Роуз и отняла свои руки. – Мне не следовало надевать это платье. Я в нем выгляжу бледной.

– Ты выглядишь прекрасно.

– А я не хочу выглядеть прекрасно.

– Англия красивая страна, не правда ли? – спросил Харрисон, надеясь перевести разговор в другое русло.

– Да, – согласилась Мэри Роуз. – Загородные пейзажи просто чудесны. И все же здесь не так, как дома.

– Ты скоро привыкнешь, Мэри Роуз.

– Я скучаю по братьям.

– А по мне ты скучала, когда я уехал?

Мэри Роуз не ответила. Харрисон снова откинулся назад и стал смотреть в окно. Когда они выезжали из города, моросил мелкий дождь, но теперь выглянуло солнце, обещая прекрасный день.

– Мы приедем раньше времени, – сказал Макдональд. – Твой отец ожидает нас часа в четыре, а мы доберемся к полудню.

– А правда, что здесь спят допоздна, но зато и ложатся очень поздно?

– Да, правда, – кивнул Харрисон. – Ты, наверное, устала? Я почти всю ночь не давал тебе спать.

Мэри Роуз вспыхнула.

– Нет, я не устала.

– А я устал, – усмехнулся Харрисон. – Кстати, твое тело меня простило.

– Не говори глупостей, Харрисон.

– Ты хочешь меня и не можешь противиться своему желанию. Ты помнишь, как ты…

– Я тоже там была, не забывай, – выпалила Мэри Роуз. – Пожалуйста, расскажи мне, как реагировал лорд Эллиот, когда узнал обо мне. Мне очень интересно.

– Ты нарочно меняешь тему разговора. Я бы с большим удовольствием побеседовал о том, что ты чувствовала ночью, когда лежала в моих объятиях.

– Ради Бога, ответь на мой вопрос и прекрати эту болтовню.

– Он мне не поверил.

– Кто?

Харрисон засмеялся. Мэри Роуз явно нервничала, и сейчас это доставляло ему огромное удовольствие.

– Твой отец, – пояснил он.

Мэри Роуз вздохнула, взяла веер, развернула его и стала им обмахиваться.

– Я несколько часов убеждал лорда в том, что ты – его дочь, – сказал Харрисон. – Он боится в это верить, Мэри Роуз. Хочешь сесть ко мне на колени?

– Нет.

– А мне хочется тебя поцеловать.

– Не надо. Ты испортишь мне прическу.

Харрисон, однако, не обратил на ее слова никакого внимания. Не успела Мэри Роуз отреагировать и оттолкнуть его, как он подхватил ее с сиденья и усадил к себе на колени. Пытаясь сохранить равновесие, она обняла его, стараясь не встречаться с ним взглядом и демонстрируя ему свое недовольство тем, что он проигнорировал ее просьбу.

– Мне не нравится, когда твои волосы заколоты шпильками.

– Знаешь, почему я рада, что ты не подстригся?

– Почему?

Мэри Роуз принялась поглаживать Харрисона по голове, пропуская между пальцами шелковистые прядки.

– Потому что так ты больше похож на человека, живущего в горах, а не на рафинированного англичанина.

Харрисон поцеловал ее в шею. Мэри Роуз тихонько вздохнула и наклонила голову, чтобы мужу было удобнее. Она решила, что в данную минуту Харрисон просто пытался отвлечь ее от тревожных мыслей о предстоящей встрече с отцом.

– Почему от тебя всегда так хорошо пахнет, дорогая?

– Потому, что я часто принимаю ванны.

Харрисон засмеялся и, взяв жену пальцами за подбородок, притянул к себе и слился с ней в жадном поцелуе. Харрисону, однако, хотелось большего. С трудом заставив себя оторваться, он уперся лбом в ее лоб и сказал:

– Ей‑ богу, Мэри Роуз, как только я начинаю тебя целовать, у меня тут же возникает желание сорвать с тебя одежду и заняться любовью.

Дыхание Харрисона стало прерывистым, его сотрясала дрожь.

Довольно вздохнув, Мэри Роуз поцеловала Харрисона в подбородок и провела языком по его нижней губе.

Харрисон зарычал и крепче сжал ее талию. Спустя некоторое время Мэри Роуз забыла, где они находятся.

Желание обладать Мэри Роуз теперь переполняло Харрисона. Он хотел ее, а она – его, все остальное не имело значения.

Наконец, почувствовав его руку на своем бедре, Мэри Роуз опомнилась. Она никак не могла понять, каким образом Харрисону удалось пробраться к ней под юбки.

– Ради всего святого, что мы делаем? – шепнула она дрожащим шепотом. – Мы же в экипаже, Харрисон. О чем ты только думаешь?

– Мы женаты и имеем право заниматься любовью, где хотим. Макдональду казалось, что он рассуждает вполне здраво. Однако Мэри Роуз разомкнула его руки и пересела на противоположное сиденье. Поправляя прическу, она заметила, что пальцы ее дрожат, и только тут поняла, что волосы рассыпались по плечам. Она хмуро взглянула на Харрисона и лихорадочно стала приводить себя в порядок.

– Ты такая красивая! Мэри Роуз опустила руки.

– Желание превращает тебя в слепого, – заявила она.

– Ну вот мы и приехали. Ворота, которые мы только что миновали, – это въезд во владения твоего отца. В его поместье больше ста акров земли.

Мэри Роуз глубоко вздохнула.

– А он обрадовался, когда узнал, что ты женился на мне?

– Да, – ответил Харрисон. – Но был удручен тем, что не присутствовал на церемонии бракосочетания. Он хочет, чтобы мы ее повторили.

Мэри Роуз широко раскрыла глаза.

– Это совершенно ни к чему.

– Когда ты познакомишься с ним поближе, поговори с ним на эту тему. Милая, прекрати заламывать руки. Все будет хорошо. Если испугаешься, обопрись на меня.

– Я прекрасно обойдусь без посторонней помощи. И я не боюсь своего отца.

Слова Мэри Роуз, конечно же, были не чем иным, как бравадой, но Харрисон не стал с ней спорить.

– А остальные родственники тоже здесь? О Господи, Харрисон, какой огромный дом. Сколько в нем спален?

– Думаю, двенадцать. Впрочем, я не уверен. Что же касается остальных родственников, то они должны приехать сегодня, но позже.

– Сколько сейчас времени?

– Около одиннадцати, – ответил Харрисон, взглянув на карманные часы.

Экипаж повернул за угол и начал подниматься в гору, к ровной площадке круглой формы перед громадным белым домом, который, по мнению Мэри Роуз, больше напоминал дворец. Повсюду виднелись клумбы с цветами и лужайки с аккуратно подстриженной травой, разделенные идеально ровными линиями живой изгороди.

По обеим сторонам от лестницы, ведущей к входной двери, восседали огромные каменные львы. Ступеньки были сделаны из красного кирпича. Мэри Роуз подумала, что, вероятно, хозяину обошлось в целое состояние привезти этот камень морем в Англию, но потом сообразила, что кирпич скорее всего изготовлен где‑ нибудь в окрестностях Лондона. Это в Блю‑ Белл все приходилось завозить по железной дороге. Дом же ее отца находился неподалеку от огромного города. Здесь все было совсем по‑ другому.

Харрисон помог ей выйти из экипажа. Рука об руку молодые супруги стали подниматься по лестнице. Входная дверь была черного цвета с удлиненным позолоченным дверным молотком в центре. С двух сторон от нее стояли две большие белые кадки с пестрыми цветами. Откуда‑ то сверху свисали ярко‑ зеленые побеги плюща.

Когда Харрисон постучал в дверь, Мэри Роуз теснее прижалась к мужу. Не прошло и пяти секунд, как им открыл широкоплечий человек по имени Рассел. Он низко поклонился и торопливо посторонился, пропуская гостей внутрь. Наружность Мэри Роуз потрясла его так же, как в свое время Эдварда.

– Да, Рассел, моя жена в самом деле очень похожа на леди Агату, – предупредил Харрисон его невысказанный вопрос.

От улыбки вокруг глаз Рассела разбежались морщинки.

– Я просто поражен, милорд, – шепнул он.

Стоя в центре холла, Мэри Роуз с изумлением осматривалась. Внутри дом выглядел столь же внушительно, как и снаружи. Пол был выложен квадратными плитами черного и белого мрамора. Прямо перед ней высилась широкая винтовая лестница. К потолку, расположенному по крайней мере на высоте третьего этажа, была подвешена громадная хрустальная люстра более чем на пятьдесят свечей. Мэри Роуз не представляла, каким образом можно было зажечь их.

– А где лорд Эллиот? – осведомился Харрисон. – Он сегодня уже спускался или же работает в библиотеке?

– Не могу сказать точно, милорд. Он ожидал вас гораздо позже. Не угодно ли вам подняться наверх и подождать в библиотеке, пока я его разыщу?

Харрисон отрицательно покачал головой.

– Сегодня слишком хороший день, чтобы находиться в четырех стенах. Лучше мы погуляем в саду.

Взяв Мэри Роуз под руку, Харрисон повел ее за собой. Они пересекли еще одну гигантскую комнату – должно быть, салон или гостиную. Мэри Роуз заметила два больших дивана, стоящих друг против друга, огромный, отделанный мрамором камин, несколько стульев с круглыми спинками и маленьких столиков со стеклянными столешницами. Мебель была обита парчой цвета слоновой кости. Мэри Роуз приостановилась в восхищении – ей никогда не приходилось видеть ничего подобного. Харрисон внимательно наблюдал за ней.

– О чем ты думаешь? – спросил он наконец. – У тебя такой озадаченный вид.

– Это непрактично, – прошептала Мэри Роуз, стараясь, чтобы ее не услышал кто‑ нибудь из прислуги. – Из‑ за пыли эта ткань быстро придет в негодность. Кому пришло в голову обтянуть мебель таким светлым материалом?

– Тебе нравится?

– Да, но я просто не могу осмелиться сесть.

Харрисону внезапно захотелось обнять и поцеловать жену – какая же она еще неискушенная!

– Ну что, пошли на улицу?

Харрисон взял супругу за руку и повел к стеклянным дверям, выходящим в сад. За ними виднелся вымощенный камнем широкий внутренний двор, обнесенный кирпичной стеной трехфутовой высоты. Мэри Роуз разглядела сад, который был вполне под стать ее представлениям о садах, растущих в королевских дворцах. Харрисон распахнул двери и вывел жену на воздух. – Твой отец любит цветы, – заметил он. – Однажды он признался мне, что, когда ему нужно разрешить какую‑ то сложную проблему, он выходит во двор и пропалывает клумбы. Ему не раз доводилось находить верные ходы в запутанных юридических делах, стоя на коленях и вытаскивая из земли сорняки. Твоего отца окружает богатство, но большее удовольствие ему доставляют самые простые вещи.

Харрисон подвел Мэри Роуз к стульям с желтыми подушками и предложил посидеть, пока он поможет Расселу в поисках ее отца.

– Может быть, нам следует отнести наверх наш багаж и развесить одежду? Я боюсь, что мои платья помнутся.

– О нашем багаже позаботится прислуга.

– Ну тогда ладно, – сказала Мэри Роуз и, усевшись на стул, сложила руки на коленях. Она совсем забыла, что в доме Эллиота действительно было немало слуг. Она не представляла, как себя чувствует человек, желания которого исполняет сразу столько народу. Мэри Роуз привыкла все делать сама и не была уверена, что освоится в новой для себя ситуации.

Прежде чем вернуться в дом, Харрисон наклонился и поцеловал ее. Мэри Роуз, однако, не сиделось на месте. Она решила прогуляться по вымощенной камнем дорожке, идущей через весь сад, надеясь, что прогулка ее успокоит и поможет привести в порядок мысли.

Как только она вошла в сад, ее со всех сторон обступили пьянящие ароматы лета. Смесь чудных запахов напомнила ей о ее долине, и душу наконец наполнил желанный покой. Мэри Роуз вздохнула полной грудью и, заложив руки за спину, пошла дальше. Несколько раз она останавливалась и, наклонившись, внимательно разглядывала тот или иной незнакомый цветок.

Прогулка и впрямь умиротворила ее. Она подумала, что могла бы рассказать лорду о своем саде в Монтане, а он – подсказать ей названия цветов, росших в этом раю.

Выпрямившись, Мэри Роуз двинулась дальше. За следующим поворотом она увидела пожилого мужчину, который стоял на одном колене, внимательно изучая какой‑ то цветок. Вряд ли он был садовником – на нем были темные выходные брюки и белоснежная рубашка с закатанными до локтя рукавами. Его лицо скрывала соломенная шляпа с широкими полями, низко надвинутая на лоб.

Мэри Роуз подумала, что этот человек вполне мог оказаться ее отцом. Она уже собралась было вернуться во внутренний двор, но затем передумала и пошла вперед.

Эллиот услышал у себя за спиной шорох юбок и решил, что это одна из служанок вышла в сад, чтобы предложить ему свою помощь. Протянув руку, он взял стоящую рядом корзину, уже наполненную цветами, и поднял ее, чтобы передать женщине.

– Возможно, моей дочери захочется, чтобы в ее комнате стояло несколько ваз со свежими цветами, – сказал он, все еще не поднимая глаз. Мэри Роуз взяла корзинку в левую руку и замерла на месте, не в силах произнести ни слова.

Эллиот, похоже, не замечал ее присутствия. Она же ждала, когда он наконец посмотрит на нее, и молилась, чтобы голос не подвел ее и Эллиот не понял, как сильно она нервничает.

– Хотел бы я знать, любит ли моя Виктория цветы, – произнес лорд Эллиот.

Мэри Роуз перевела дыхание и сказала:

– Я их очень люблю, отец.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Эллиот медленно повернул голову и взглянул на нее. В ту же секунду сердце его оборвалось. Увиденное произвело на него чересчур сильное впечатление. Над Мэри Роуз словно светился золотой нимб, и на какой‑ то краткий миг ему померещилось, что перед ним стоит его любимая Агата.

Итак, Виктория наконец вернулась! У Эллиота сильно закружилась голова, и он, наверное, упал бы, если бы не Мэри Роуз. Крепко ухватившись за ее руку, Эллиот продолжал изумленно взирать на нее снизу вверх.

Она улыбнулась ему чарующей улыбкой, вновь напомнив ему жену. Черты ее лица стали расплываться, и только тут лорд понял, что плачет. Мэри Роуз помогла ему встать. Она хотела поддержать его, но он, не отпуская ее руку, не позволил ей этого сделать.

Соломенная шляпа Эллиота упала на землю. Мэри Роуз смотрела на отца и думала, что он и впрямь весьма привлекательный мужчина. В солнечном свете волосы его отливали серебром. У него были высокие скулы и красивый, прямой нос. Его благородная, гордая осанка напомнила ей о ее брате Адаме, и Мэри Роуз решила, что, если бы не разница в цвете кожи, можно было подумать, что Адам и лорд Эллиот состоят в кровном родстве. Благородство, сквозившее в каждом жесте Адама, объяснялось тем, что в его жилах текла кровь вождей. Занимали ли предки лорда Эллиота такое же видное положение, как и предки ее старшего брата? Мэри Роуз когда‑ нибудь обязательно задаст отцу этот вопрос!

Отец и дочь все так же молча смотрели друг на друга еще несколько секунд. Эллиот отчаянно пытался справиться с охватившим его волнением. Он достал из кармана льняной носовой платок и вытер мокрое лицо. Затем коротко кивнул, крепко сжал руку Мэри Роуз и кивнул еще раз.

Лорд Эллиот и Мэри Роуз повернулись и рука об руку пошли к Дому.

– Я счастлив, что ты вернулась, – сказал Эллиот.

Мэри Роуз хотелось быть прямой и откровенной с отцом, и в то же время доброй и ласковой.

– Отец!

– Да, Виктория?

– Я рада узнать, что ты не выбрасывал меня на улицу.

Младшая сестра лорда Эллиота, Лилиан, приехала раньше остальных родственников, приглашенных на встречу с леди Викторией.

Эту женщину было труднее всего убедить, что дочь брата действительно нашлась. Она вместе с лордом Эллиотом пережила немало болезненных разочарований и опасалась, что приезд неизвестной девушки станет очередной несбывшейся надеждой.

Доказательства того, что к Эллиоту на самом деле приехала в гости его некогда пропавшая дочь, были неоспоримыми, однако Лилиан все же пока воздерживалась от каких‑ либо категоричных заявлений.

– Уильям, зачем ты сидишь на солнцепеке? – спросила она, быстрым шагом выйдя из дома во внутренний дворик. – Если ты не укроешься от солнца, наверняка заболеешь!

При приближении Лилиан Харрисон, лорд Эллиот и Мэри Роуз встали. Сестра лорда окинула молодую женщину внимательным взглядом.

– Ну что же, эта девушка и впрямь очень похожа на Агату, – нехотя признала она.

Эллиот представил свою дочь сестре. Мэри Роуз улыбнулась. Она не знала, что ей следует делать – кивнуть, присесть в реверансе или пожать Лилиан руку, и поэтому стояла и ждала, что сестра лорда сама даст ей знать.

Лилиан была невысокой худощавой женщиной с ястребиным носом и темно‑ каштановыми волосами. На брата она походила, пожалуй, только высокими скулами. Лилиан была бы гораздо привлекательнее, если бы не имела обыкновения носить одежду мрачных, унылых тонов и сердито хмуриться.

– Как вас зовут, дитя мое? – спросила Лилиан, прямо‑ таки пожирая Мэри Роуз глазами.

– Мэри Роуз Клэйборн.

– Она не называет себя леди Викторией, – произнесла Лилиан, обращаясь к брату. – Интересно почему.

– Сколько я себя помню, меня всегда звали Мэри Роуз, мадам, – ответила гостья. – Имя Виктория для меня чужое.

Прямота молодой женщины неприятно поразила Лилиан. Она нахмурилась еще сильнее.

– Вы похожи на покойную жену моего брата, но я все же еще не вполне уверена, что вы его дочь. Не хотите ли убедить меня в этом, дитя мое?

– Нет, мадам, я не собираюсь вас в чем‑ либо убеждать. И пожалуйста, перестаньте называть меня «дитя мое». Я, знаете ли, не ребенок.

– Боже, да она дерзка, Уильям!

На помощь Мэри Роуз пришел отец:

– Она просто говорит то, что думает.

– Каковы ваши дальнейшие планы? – кивнув, спросила Лилиан.

– Ради всего святого, сестра. Дочь только приехала. Не будем сейчас говорить о планах. Садись и перестань ее донимать.

– Я только хотела как можно скорее решить главный вопрос.

– Какой вопрос, мадам? – поинтересовалась Мэри Роуз. Лилиан сделала шаг вперед.

– Действительно ли вы – Виктория. Дай мне сказать, Уильям, и потом я буду молчать. Ну так что же, вы в самом деле леди Виктория?

– Говорят, что да, – ответила Мэри Роуз. – Мне бы хотелось, чтобы так оно и было – ради отца.

– А вы что об этом думаете?

Мэри Роуз непонимающе посмотрела на Харрисона, затем снова перевела взгляд на Лилиан.

– Я проведу с отцом несколько недель, а потом вернусь домой.

– Пока еще слишком рано обсуждать это, – вмешался в разговор лорд Эллиот и потрепал дочь по руке. – Возможно, ты захочешь остаться здесь со мной.

– Дома меня ждут четверо братьев. Я должна вернуться назад, отец, – возразила Мэри Роуз, не желавшая, чтобы у Эллиота возникали несбыточные надежды.

– Обсудим позже, – предложил он. – Прежде всего тебе нужно познакомиться со всеми нами. Лилиан – самый сложный человек в нашей семье, дорогая. Как видишь, от твоих слов она лишилась дара речи. Признаться, я не думал, что кто‑ либо может привести ее в смятение, но тебе, несомненно, это удалось.

– Извините, мадам, – произнесла окончательно смущенная Мэри Роуз.

– Харрисон, она что, не понимает, кто такой ее отец и как он богат? – осведомилась Лилиан.

– Нет, – последовал ответ. – У нее совсем другая система Ценностей, нежели у молодых женщин в Англии.

– Почему бы нам не перейти в гостиную? – предложил лорд Эллиот. – Похоже, моей сестре пора немного охладиться.

– Вы с Харрисоном идите, а мне надо переговорить с племянницей с глазу на глаз.

– Я не позволю тебе ее задирать, Лилиан.

– Не беспокойся, отец.

Харрисону тоже не хотелось оставлять жену наедине с Лилиан – он знал, какой желчной и ехидной бывает сестра Эллиота. Если бы у него было время, он отозвал бы жену в сторонку и объяснил бы ей, что злобный нрав Лилиан – не более чем маска, и что на самом деле у нее доброе сердце, только она это тщательно скрывает.

– Мы с дочерью так долго жили в разлуке. Извини, Лилиан, но я настаиваю, чтобы мы пошли все вместе.

– Мы вас сейчас же догоним, отец, – сказала Мэри Роуз. – Мне тоже хотелось бы побеседовать с тетушкой тет‑ а‑ тет.

Не дожидаясь согласия мужчин, она села и предложила Лилиан последовать ее примеру. Какое‑ то время женщины молчали, ожидая, пока Харрисон и Эллиот удалятся на достаточное расстояние.

– Кто начнет – вы, тетя Лилиан, или я? – заговорила наконец Мэри Роуз.

– Пожалуй, я. У преклонного возраста свои привилегии, – с улыбкой заметила Лилиан. – Хотелось бы вам верить, дорогая, но мне это очень нелегко. Да, я слышала обо всех доказательствах, собранных вашим мужем, и все же меня не оставляют сомнения. Ведь у вас есть причины стремиться стать наследницей моего брата.

– Правда? Скажите же мне какие.

– Как какие?! Вы получите положение в обществе, состояние… Вопрос Мэри Роуз так удивил Лилиан, что она сбилась с мысли.

– Точно так же я могу привести вам немало доводов, по которым мне не хочется становиться вашей племянницей. Это наверняка осложнило бы мне жизнь, мадам. У меня есть семья в Монтане. Вполне естественно, что я скучаю и хочу поскорее вернуться домой.

– Вы из обеспеченной семьи?

– Да. У меня есть все, что я могу пожелать. Впрочем, в Монтане другая жизнь, и понятия о богатстве другие. А почему вы так противитесь тому, чтобы я оказалась Викторией?

Лилиан чуть помедлила, глядя в упор на Мэри Роуз, а потом прошептала:

– У вас такие же глаза, как у вашей бабушки.

– У моей бабушки?!

Лилиан кивнула. Улыбка смягчила жесткие черты ее лица.

– Агата никогда не сказала ни о ком плохого слова, в том числе и о своей матери. Ваша бабка слыла злой старухой, но у нее были чудесные голубые глаза. Вероятно, Агата сейчас в гробу переворачивается оттого, что я так говорю о ее матери, но это правда. Она действительно была очень тяжелым человеком.

Мэри Роуз прыснула – слова Лилиан совершенно не вязались с ее чопорным видом.

– Не хочу, чтобы моему брату снова было больно, – продолжила Лилиан.

– Я постараюсь не делать этого, – пообещала Мэри Роуз. – Я познакомлюсь с ним и сразу же вернусь домой. Разумеется, я буду писать и надеюсь, что когда‑ нибудь у него возникнет желание приехать ко мне, познакомиться с моими братьями.

Слушая Мэри Роуз, Лилиан не знала, что и думать.

– Вы понимаете, что мог бы дать вам ваш отец?

– Да. Отцовскую любовь. Я буду оберегать его сердце от боли и постараюсь полюбить его так, как подобает дочери.

– Дорогая, вы теперь замужняя женщина и поэтому должны подчиняться вашему мужу. Для Харрисона дом – это Англия. Вы, конечно, понимаете, что скорее всего вам придется остаться здесь.

Мэри Роуз не стала спорить с Лилиан.

– А вы замужем, тетя?

– Была. Мой дорогой Кеннет умер пять лет назад. Бог не дал нам детей.

– Очень жаль, – сказала Мэри Роуз.

– Я стараюсь не сидеть сложа руки. Семейные дела и мои благотворительные проекты требуют времени и сил. Барбара прекрасная женщина, но она не в состоянии уследить за своими чадами. У них с Робертом шестеро девочек и мальчик. Через час‑ другой вы со всеми познакомитесь.

– А кто такие Роберт и Барбара?

– Это ваши дядя и тетя. Уильям самый старший из нас. Затем родилась я, потом Даниэль и наконец Роберт. Барбара – жена Роберта. Скажите, дорогая, у вас есть другое платье, в которое вы могли бы переодеться?

Мэри Роуз окинула взглядом свои юбки, но не увидела на них ни пятен, ни складок, которые бросались бы в глаза.

– С этим платьем что‑ нибудь не в порядке?

– Оно безнадежно устарело.

– Я заплатила за материал чертову прорву денег, – возразила Мэри Роуз.

У Лилиан отвалилась нижняя челюсть.

– Вам не следует так выражаться, Виктория. Придется немедленно заняться вашими манерами. Вы не должны забывать, кто ваш отец.

– А я и не собираюсь забывать, – согласилась она. – А почему вы не вышли замуж второй раз, тетя Лилиан? Вы такая хорошенькая. Если бы вы жили в Монтане, еще до того, как гроб с телом вашего усопшего мужа опустили бы в могилу, вокруг вас уже вертелось бы десяток женихов.

– Господи Боже мой! Нельзя быть такой дерзкой!

– Я вовсе не дерзкая. Я просто говорю то, что думаю.

Подняв руку, Лилиан проверила, в порядке ли ее прическа.

– Привыкайте держать свое мнение при себе, дорогая Виктория, чтобы не шокировать окружающих.

Внезапно Мэри Роуз пришло в голову, что Лилиан скорее всего уже относится к ней как к дочери своего брата.

– Для того, чтобы перемениться, потребуется время, мадам.

– Доказательства вашего родства с лордом Эллиотом трудно оспорить, но я остаюсь при своем мнении, – заявила Лилиан. – У меня по‑ прежнему на этот счет определенные сомнения.

– Почему?

– Невежливо задавать так много вопросов, Виктория. Пойдемте в дом. Ваши родственники уже давно вас дожидаются.

– Сначала я хочу попросить вас об одном одолжении. Пожалуйста, называйте меня Мэри Роуз.

– Но вы больше не Мэри Роуз, не правда ли? Вы Виктория.

Лилиан взяла Мэри Роуз за руку и повела за собой.

– Насколько мне известно, завтра сюда приедет ваша подруга. Как ее зовут?

– Элеонора. Я думаю, она вам понравится, тетя Лилиан. У неё хорошие манеры.

– Посмотрим, – ответила Лилиан.

Мэри Роуз следом за теткой вошла в гостиную. Ни Харрисон, ни отец не заметили ее.

– Они хотят, чтобы вы взяли эти деньги, сэр. И мне кажется, что вам следует это сделать, – сказал Харрисон, стоявший перед камином спиной к жене.

Мэри Роуз подошла к мужу.

– Я не возьму их, – в третий раз заявил лорд Эллиот. – Отошли их назад, Харрисон.

Макдональд покачал головой. Мэри Роуз прикоснулась к нему, и он тут же сжал ее руку.

– Ты говоришь о деньгах, которые прислали мои братья? – спросила она.

– Да, – ответил Харрисон. – Твой отец отказывается от них.

Мэри Роуз повернулась к Эллиоту, сидящему у камина на стуле:

– Братьям будет приятно, если вы примете от них эти деньги, отец.

Эллиот хотел что‑ то сказать, но передумал и взглядом позвал сестру на помощь. Лилиан немедленно выступила вперед:

– Оставьте, Виктория. Мужчины сами во всем разберутся. Почему бы нам не пойти наверх и не осмотреть ваш гардероб? Возможно, мы подыщем что‑ нибудь более подходящее на вечер.

Харрисон вздохнул и посмотрел на жену сверху вниз.

– Иди, милая, – сказал Макдональд. – Поговорим об этом позже.

Итак, от нее предпочли избавиться. Если бы это происходило дома, Мэри Роуз не позволила бы так просто исключить себя из числа участников «мужского разговора», но здесь она была на положении гостьи. К тому же правила в Англии были совершенно другие, и она вдруг почувствовала себя неуверенно. Помня, что она обещала братьям постараться поладить со всеми своими родственниками, она покорно пошла за тетушкой в комнату.

Следующий час молодая женщина провела в спорах с Лилиан по поводу своего гардероба. Сестра Эллиота, похоже, была помешана на тряпках. Лилиан была настолько привередлива, что Мэри Роуз казалось удивительным, как тетушке удается выбрать хоть что‑ нибудь подходящее. Она продемонстрировала Лилиан восемь прелестных дневных платьев. Лилиан же критически покачала головой и забраковала все до единого, назвав их отвратительными.

Мэри Роуз изо всех сил старалась не сердиться, тем не менее она невольно испытывала некоторое смущение. Дело кончилось тем, что Мэри Роуз осталась в голубом платье, которое было на ней, а Лилиан спустилась вниз, чтобы отправить посыльного к портному. Перед тем как уйти, тетка остановилась у порога. – Завтра, после медицинского осмотра, о котором мой брат договорился заранее, мы выберем приличные ткани, дабы создать вам Достойный гардероб.

– Но мне не нужны никакие доктора, – запротестовала Мэри Роуз. – Я прекрасно себя чувствую.

– Не спорьте, Виктория. Это для вашего же блага. Сегодня вечером вас посадят за стол рядом со мной: я займусь вашими манерами. Отдохните часок, а потом приходите. К этому времени Роберт и его семья уже будут здесь.

– Тетя Лилиан, а Даниэль тоже приедет?

– Даниэль с женой сейчас на юге Франции. Они вернутся через неделю‑ другую. Тогда вы познакомитесь и с ним. А теперь вздремните немного, Виктория. Я пришлю к вам Анну‑ Марию.

Мэри Роуз не поняла, зачем ей нужна прислуга на время отдыха, но не стала задавать вопросов. Она искренне недоумевала, с какой стати она должна ложиться в постель среди бела дня. Она совсем не устала, хотя и чувствовала некоторое утомление – слишком уж много ей пришлось запоминать новых имен и правил.

Анна‑ Мария помогла молодой женщине снять платье, затем отвернула лежащее на кровати покрывало и задернула занавески. Мэри Роуз поняла, что ей в самом деле предлагают отдохнуть.

Комната, выдержанная в золотистых тонах, была весьма просторной и казалась Мэри Роуз очень уютной. Она улеглась на кровать, вытянулась на спине, положила руки за голову и, глядя в потолок, принялась размышлять.

Через несколько минут к ней вошел Харрисон.

– Твой отец – упрямец, – заявил он. – Эллиот считает, что деньги, присланные твоими братьями, надо отправить обратно. По его словам, они как бы пытаются откупиться от него. Разумеется, он просто ничего не смыслит в ваших отношениях.

Мэри Роуз перевернулась на бок и взглянула на мужа.

– Когда я заговорила о братьях, ему это не понравилось.

– Дай ему время свыкнуться с мыслью, что у тебя есть семья.

– Ты знаешь, что завтра мне предстоит пройти медицинский осмотр?

Харрисон снял пиджак, бросил его на ближайший стул, присел на кровать и лишь после этого снова заговорил:

– Да.

– Но зачем? Я прекрасно себя чувствую.

– Твой отец хочет быть уверен в том, что ты здорова. Тебе ведь это нисколько не повредит, верно? Но если для тебя это утомительно, я отменю визит к врачам.

Мэри Роуз поразмыслила с минуту и пришла к выводу, что в данном случае ей не следует противиться воле отца.

– Кстати, ты не спросил, как я нашла отца. Разве тебе не интересно?

Полуобернувшись к жене, Харрисон улыбнулся:

– Я уже догадался, что он тебе нравится, и недалек тот час, когда ты его полюбишь.

Мэри Роуз кивнула – Харрисон еще раз доказал свою наблюдательность.

– Я должна его любить. Но могу ли я доверять ему?

– Конечно, – сказал Харрисон, удивленный этим вопросом. – И мне, знаешь ли, тоже.

Мэри Роуз попыталась перевести разговор в другое русло, но Харрисон стоял на своем.

– Я понимаю, что в нынешней ситуации требовать от тебя доверия с моей стороны было бы несколько самонадеянно.

– Вот как?

– Похоже, ты сама еще не поняла, что любовь и доверие неразделимы. А ведь ты любишь меня.

Мэри Роуз не ответила. И хотя она ни разу не обмолвилась о своих страхах, факт оставался фактом: она не была уверена, что когда‑ нибудь он не солжет ей снова.

– Я пока не готова обсуждать с тобой эту тему, – сказала она. – Да, я люблю тебя, – заговорила она снова после небольшой паузы, видя, что Харрисон недовольно нахмурился. – Но тебе придется подождать, а заодно и поразмыслить над тем, как тебе самому научиться доверять мне.

– Я сейчас рассержусь, Мэри Роуз.

– Но ты же любишь меня?

– Конечно!

Ответ Харрисона прозвучал довольно мрачно, но его жену это, казалось, не слишком смутило. Она прекрасно знала, что ее муж ненавидит ждать. Ошибка его, однако, состояла в том, что он, привыкший рассуждать логически и поступать в соответствии с соображениями разума, ожидал того же и от супруги.

– Надеюсь, вечером я не перепутаю имена, – продолжила Мэри Роуз, сознательно заговаривая о другом.

– Я помогу тебе их запомнить, – пообещал Харрисон, снимая брюки. – Нам надо поговорить о Джордже Макферсоне, дорогая, личном помощнике твоего отца. Сегодня вечером его здесь не будет – он еще не вернулся из отпуска. Так вот, я не хочу, чтобы ты рассказывала ему о событиях той злополучной ночи. Веди себя так, словно ты ничего не знаешь.

– Это он меня украл?

– Думаю, да, но пока не в состоянии это доказать. Дело в том, что Макферсону не хватало нескольких тысяч долларов, которые он передал своей сообщнице. Следовательно, он снял их с одного из счетов Эллиота. Пока что мне не удалось обнаружить в документах никаких несоответствий, но я их найду.

– А разве полиция не прорабатывала версию о возможной причастности Макферсона к похищению?

– Прорабатывала. Но вряд ли полицейские просматривали гроссбухи с должным вниманием.

– Могу я тебе чем‑ нибудь помочь?

– В общем, да.

– Если мы вызовем Дугласа в Англию, он даст показания против Макферсона.

– С годами воспоминания становятся расплывчатыми, а внешность людей меняется, – ответил Харрисон. – Защита камня на камне не оставит от показаний Дугласа. На них нельзя будет опереться, если мы не раздобудем дополнительных свидетельств виновности Макферсона.

– А мой отец знает о роли Макферсона в похищении?

– Еще нет. А ты хочешь, чтобы я ему сейчас рассказал?

– Нет. А если бы я тебя попросила?

– Рассказал бы.

Ответ Харрисона пришелся по душе Мэри Роуз. Но подумав немного, она решила, что лучше им с Харрисоном пока не торопиться.

– Отцу будет очень трудно притворяться, что он ничего не знает, а Макферсон может что‑ нибудь заподозрить и исчезнуть. Нет, пожалуй, пока нам не следует вводить его в курс дела. Потом он поймет, какими соображениями мы руководствовались.

– Теперь тебе ясно, почему я утаил причину своего приезда в Монтану?

– Это разные вещи, – возразила Мэри Роуз. – Я не слишком хорошо знаю своего отца, но почти уверена, что он не игрок.

Харрисон недоуменно поднял бровь.

– По лицу хорошего игрока в покер никогда нельзя сказать, что у него на уме. Я готова побиться об заклад, что во всех играх типа покера ты часто выигрываешь. Верно ведь? А что, тут все спят днем?

Такая смена темы не слишком удивила Макдональда – он уже привык к манере жены вести разговор.

– Большинство женщин спит.

– А мужчины?

Прежде чем ответить, Харрисон стащил с себя оставшуюся одежду.

– Некоторые спят, но я не собираюсь этого делать. Я слишком сильно тебя хочу.

…Когда пришло время вставать и одеваться, Мэри Роуз зевала от усталости. Харрисон, к ее удовольствию, выглядел таким же утомленным.

Анна‑ Мария настаивала на том, чтобы слегка завить волосы Мэри Роуз. Узнав, что таково пожелание леди Лилиан, Мэри Роуз сдалась. Предстоящий вечер обещал быть для нее трудным испытанием, поскольку она не привыкла находиться в центре внимания. Тем не менее Мэри Роуз старалась, чтобы улыбка не сходила с ее лица.

Первой к ней подошла тетушка Барбара – женщина весьма дородная, с ней почему‑ то все считались. Она сразу же признала в Мэри Роуз свою племянницу: обняв молодую женщину, она принялась похлопывать ее по спине, словно маленького ребенка.

– Бедное, бедное дитя, – повторяла она снова и снова. – Слава Богу, теперь ты дома. Мы все будем любить тебя и заботиться о тебе.

Поскольку тетушка, судя по всему, не собиралась выпускать Мэри Роуз из своих мощных рук, на помощь родственнице поспешил дядя Роберт.

– Ты задушишь ее, Барбара, – заявил он и в ту же секунду стиснул бедняжку так, что у нее и в самом деле перехватило дыхание.

Пока родственники передавали ее из объятий в объятия, Мэри Роуз заметила, что происходящее кажется Харрисону забавным. Он стоял в глубине гостиной рядом с лордом Эллиотом и с любопытством наблюдал, как его жену тянут одновременно в разные стороны.

Мэри Роуз была рада, как приняли ее тетушка Барбара и дядюшка Роберт, и несколько смущена этим. Признаться, некоторые их заявления показались ей по меньшей мере странными. Тетя Барбара, например, считала, что все прошедшие годы Мэри Роуз страдала, будучи жертвой страшной несправедливости. К концу вечера молодая женщина поняла, что все семейство Эллиотов разделяет точку зрения супругов.

Мэри Роуз постаралась на них не сердиться, поскольку они не знали, какой прекрасной и полной жизнью жила она в Монтане.

Ее представили двоюродным братьям и сестрам. Старшей из девочек было четырнадцать лет, и в ближайшее время ей предстоял первый выход в свет. Пятеро ее сестер поразительно походили друг на друга и различались между собой, похоже, только возрастом и ростом. Самым младшим был семилетний мальчик, названный в честь отца Робертом. Вбежав в гостиную, он тут же бросился к Харрисону и с этой минуты не отходил от него ни на шаг.

Детям не разрешили сесть за стол вместе со взрослыми, а отправили на второй этаж. Мэри Роуз нашла это необычным, но промолчала, пытаясь следовать совету тетки Лилиан.

Ее усадили между Барбарой и Лилиан, Харрисон оказался на противоположном конце стола.

Трапеза, как поняла Мэри Роуз, была в этом доме сродни священнодействию. Разговоры велись практически шепотом. Блюда на великолепных серебряных подносах разносили лакеи.

Свою первую ошибку Мэри Роуз совершила еще до того, как все принялись за еду. Она спросила у тетки, собираются ли присутствующие читать молитву. Отец услышал ее вопрос и подумал, что она имеет в виду благодарственную молитву.

Но не успела Мэри Роуз и рта раскрыть, как все звуки заглушил испуганный вопль тетки Лилиан:

– Боже, Уильям, она воспитывалась у католиков!

– Я еще не католичка, – возразила Мэри Роуз.

– Виктория, в нашей семье всегда почитали англиканскую церковь. Ты ведь тоже из Эллиотов, дорогая, – пояснила Лилиан.

– А что мне мешает принять католичество? Или иудаизм, или… Неодобрительная гримаса, исказившая лицо Лилиан, заставила Мэри Роуз замолчать. Когда же Лилиан неловким движением опрокинула на себя стакан с водой, она поняла, что тетка по‑ настоящему шокирована.

– Я не хотела вас расстраивать, – сказала Мэри Роуз. – Просто мы с братьями решили хорошенько разобраться в разных религиях, прежде чем принять какую‑ либо из них.

– Ну, Лилиан, похоже, нам предстоит немало поработать, – заметила Барбара.

– Я прямо даже не знаю, с чего начать, – кивнула Лилиан и повернулась к племяннице. – Если бы твоя мать или бабка услышали твои разглагольствования, они бы скончались на месте.

– Но они уже умерли, – вмешался в разговор Эллиот. – А лично мне любознательность Виктории кажется достойной восхищения. Хотя я, конечно, не сомневаюсь, что она присоединится к последователям англиканской церкви.

У Харрисона слова Эллиота вызвали раздражение:

– Полагаю, она сама сделает свой выбор, не так ли, сэр?

Эллиот пожал плечами и предпочел проигнорировать эту тему.

Лицо Лилиан тем временем побагровело от гнева – по‑ видимому, она считала, что вечер принес уже достаточно сюрпризов.

– А ты знаешь, Виктория, что тебя назвали в честь твоей бабушки?

Мэри Роуз широко раскрыла глаза и, наклонившись к Лилиан, прошептала:

– Правда? Меня назвали в честь этой старой фурии?

Лорд Эллиот с трудом подавил улыбку. Лилиан же громко застонала и снова схватилась за горло.

– Нет, Виктория, не в честь старой фурии, а в честь другой твоей бабушки, – решил сгладить неловкость дочери лорд Эллиот, и в голосе его звучал сдерживаемый смех.

Садясь за стол, Мэри Роуз испытывала довольно сильный голод, но теперь бесцельно ковыряла содержимое своей тарелки, делая вид, что наслаждается.

Она не привыкла трапезничать в такой чинной атмосфере и чувствовала себя сейчас, словно на похоронах. Ей хотелось подняться наверх и лечь в постель. Однако она не осмелилась и послушно следовала наставлениям тети Лилиан.

Отец произнес прекрасный тост в честь ее возвращения и их с Харрисоном свадьбы. Барбара заявила, что прием, который состоится в конце сентября, является прекрасным поводом отметить заключение этого союза. Лилиан ухватилась за эту идею. Тетушки принялись вполголоса обсуждать ее, и Мэри Роуз уже через несколько минут стало клонить ко сну. Но еще в течение целого часа ей пришлось находиться среди гостей. Когда ужин наконец завершился, она так устала, что едва смогла подняться по лестнице.

В спальне ее ждала Анна‑ Мария, а на подушке Мэри Роуз снова обнаружила красную розу.

К тому времени, когда в комнату вошел Харрисон, она уже спала. Он наклонился, чтобы поцеловать ее на ночь, и был приятно удивлен, увидев, что она прижала розу к себе. Он осторожно вынул цветок из ее пальцев и улегся рядом с ней.

Харрисон знал, что сегодняшний вечер выдался трудным для жены. Она смущалась и страдала от чрезмерного внимания. Мэри Роуз не съела ни крошки. Впрочем, высказанная в ее адрес критика отбила аппетит и у него самого.

Все же, по его мнению, Мэри Роуз держалась совсем неплохо. Она реагировала на происходящее значительно быстрее и точнее, чем он сам. И с большим достоинством отвечала на бестактные реплики своих новых родственников.

Засыпая, Харрисон все еще переживал за нее – испытание оказалось действительно нелегким. А ведь это было только начало!

3 октября 1872 года

Дорогая мама Роуз,

Может быть, ты все‑ таки перестанешь уговаривать меня жениться? Ты ведь прекрасно знаешь, что меня в любую минуту могут посадить в тюрьму или повесить на ближайшем дереве.

Кроме того, меня устраивает мое нынешнее положение. Я делаю что хочу и ни перед кем не должен отчитываться. Меньше всего мне нужна женщина, которая будет меня пилить.

Твое письмо с объяснениями по поводу критических дней пришло как раз вовремя. У Мэри Роуз ужасно разболелась поясница, и она целых два дня не выходила из своей комнаты. Она пока еще мне ничего не рассказала, но я знаю, что твоя весточка помогла ей. Ей не нравится быть женщиной, мама, но скоро она переменится и перестанет бить всех мальчиков, которые пытаются с ней подружиться.

Мэри Роуз все еще не знает, как она хороша. Мы не думаем, что она когда‑ нибудь превратится в ломаку. С четырьмя братьями, которые постоянно на тебя покрикивают, трудновато вырасти высокомерной и жеманной. На нее в самом деле заглядываются все мужчины в городе. Сдается мне. ее голубые глаза разобьют не одно сердце.

Господи, я ужасно нервничаю, глядя, как она становится взрослой.

С любовью

Адам.

Глава 19

Весь следующий день Мэри Роуз выстукивали, выслушивали и обмеряли. Доктора Томас Уэллс и Харольд Кендлтон приехали в одиннадцать утра и провели с ней целых два часа. Однако в основном врачи расспрашивали Мэри Роуз о ее прошлом.

Она с удовольствием отвечала на их вопросы, потому что ей нравилось вспоминать о своей жизни в Монтане. Она гордилась братьями и хотела, чтобы все знали, какие они замечательные.

После врачей в ее комнате появилась портниха с тремя помощницами, и закипела работа над ее новым гардеробом.

Тем временем врачи делились с лордом Эллиотом своими впечатлениями. Эллиот счел нужным, чтобы при этом присутствовали его сестры и их мужья. Подумав немного, он послал и за Харрисоном.

Доктор Уэллс был осанистым мужчиной с седыми бакенбардами, которые он то и дело поглаживал. Харрисон нашел его наружность чересчур напыщенной, а выводы – ошибочными.

Разговор происходил в библиотеке на втором этаже. Харрисон вошел в тот самый миг, когда Уэллс объяснял, как важно, с его точки зрения, обеспечить Виктории постепенное вхождение в новую жизнь. Харрисон, закрыв дверь, прислонился к ней, сложив руки на груди.

– Не позволяйте ей жить прошлым, – изрекал доктор. – Мы с Кендлтоном заметили, как она привязана к своим якобы братьям. Ее невозможно убедить в том, что они ей фактически даже не родственники.

Доктор Кендлтон согласно кивнул и прищурился на присутствующих из‑ за очков с толстыми линзами.

– Я думаю, – заявил он, – ваша дочь очень умна, лорд Эллиот. Ей будет не так уж трудно утвердиться в новых для себя условиях. Как только она забудет своих «братьев», можно считать процесс адаптации полностью завершенным.

Слушая эти речи, Харрисон в душе восставал против рекомендаций врачей. Эллиот же, напротив, жадно ловил каждое их слово. Лорд в данной ситуации действительно нуждался в совете, но, по мнению Макдональда, сейчас он внимал явно не тем людям.

– Почему бы вам не обсудить все наболевшее вместе с дочерью? – спросил он, чувствуя, что не в силах больше молчать.

– Мне только что порекомендовали не ворошить былое, Харрисон. Ты слышал, что она говорила вчера вечером? Она в самом деле очень привязана к этим четырем мужчинам, вы правы, – последнюю фразу лорд адресовал доктору Уэллсу.

– Вы не в силах изменить ее прошлое, – сказал доктор Кендлтон. – Но если постараться, то перед вашей дочерью откроется прекрасное, счастливое будущее.

Харрисону волей‑ неволей приходилось сдерживать закипающее раздражение.

– Почему вы все считаете ее какой‑ то страстотерпицей? – спросил он. – Все эти годы Мэри Роуз жила полнокровной, счастливой жизнью. У нее было все необходимое, а главное – она была окружена любовью. Вы сделаете огромную ошибку, если лишите ее возможности говорить о ее братьях, сэр. Эти люди – ее семья.

– Мы должны прислушиваться к мнению специалистов, – возразил лорд Эллиот. – Они лучше знают, как помочь Виктории.

Харрисона немало удивило поведение лорда Эллиота. Он был очень дисциплинированным, методичным и трезвомыслящим человеком, а потому, казалось бы, ему нетрудно понять, что Мэри Роуз следует принимать такой, какая она есть. Если бы кроме них в комнате никого не было, Харрисон прямо бы спросил лорда, чего он боится.

Эллиот, словно угадав мысли Макдональда, неожиданно сказал:

– Я не хочу терять ее, сынок. Я сделаю все, чтобы она была счастлива.

– Мы все хотим ей только добра, – вставила Лилиан.

Харрисон громко вздохнул.

– Поймите, моя жена – чудесная молодая женщина. Ей ни к чему меняться. Если бы вы внимательно слушали ее, когда она рассказывала о своем детстве и юности, вы бы осознали, что просто глупо пытаться вычеркивать это из жизни.

– Мы вовсе не хотим, чтобы она менялась, – сказала Барбара. – Мы только хотим улучшить ее манеры, расширить кругозор.

Снова заговорил доктор Кендлтон. Не в силах больше выносить этот бред, Макдональд покинул библиотеку, испытывая огромное желание упаковать вещи и увезти жену обратно в Монтану.

Пожалуй, он выждет несколько дней, а потом напомнит лорду Эллиоту кое о каких обстоятельствах. Истинная отцовская любовь не знает преград. Мэри Роуз вовсе не обязана меняться, приспосабливаясь к чьим‑ то желаниям. Думая об этом, Макдональд искренне надеялся, что Эллиот вскоре придет в себя и обретет прежнее здравомыслие.

Он заглянул в комнату к Мэри Роуз. Она стояла на подставке в глубине спальни, вытянув руки в стороны, а модистки ее тщательно обмеряли. Супруга Харрисона смотрела в потолок, явно показывая, что вся эта суета вокруг ее персоны ей уже порядком наскучила.

Макдональд свистнул, чтобы привлечь ее внимание. В этот миг мимо него торопливо прошла невесть откуда взявшаяся Лилиан.

– Где ваши манеры, Харрисон? – бросила она на ходу.

– У него прекрасные манеры, – заявила Мэри Роуз. – Можно мне наконец сойти с этой табуретки? Мне надо поговорить с мужем.

– Нет, дорогая, оставайся на месте, – приказала Лилиан. – Вы поговорите позже. У нас еще много работы.

– Милая, мне надо съездить в Лондон, чтобы забрать кое‑ какие бумаги. Я вернусь до наступления темноты, – произнес Макдональд.

Мэри Роуз собралась было ехать с ним, но тетушка Лилиан воспротивилась.

– Тогда я хочу поцеловать его на прощание, – проговорила Мэри Роуз.

– Нет, дорогая.

Не обращая внимания на слова тетушки, Харрисон пересек комнату, взял жену за подбородок и страстно поцеловал. К вящему неудовольствию тетушки, Мэри Роуз обвила шею мужа руками и ответила ему с таким же пылом.

Через несколько минут после этого Харрисон уехал. Большую часть дня он провел в архиве, расположенном по соседству с его лондонской конторой. Стол его был завален бумагами, и он знал, что отстает в работе по меньшей мере на месяц. Пока он просматривал старые гроссбухи и корреспонденцию, его помощник зачитывал ему список первоочередных дел.

Макдональд вернулся в загородное поместье Эллиота только после захода солнца. Дом был буквально наводнен родственниками и близкими друзьями. Увидев мужа, Мэри Роуз облегченно вздохнула. Она сидела на одном из длинных диванов между отцом и Элеонорой, но, увидев его, поднялась ему навстречу.

Считалось неприличным демонстрировать на людях супружескую привязанность, однако ни Харрисон, который прекрасно знал об этом, ни Мэри Роуз, которая об этом ничего не знала, в тот миг не думали о приличиях. Не обращая внимания на окружающих, они пробирались друг к другу. Макдональд протянул руки, и жена бросилась к нему в объятия.

– Я скучала по тебе, – прошептала она. Наклонившись, он поцеловал ее в лоб.

– Как прошел день, дорогая?

– Как в сумасшедшем доме. Смотри, Лилиан глядит на нас и хмурится. Интересно, что я на этот раз сделала не так?

– Мы не должны на людях выказывать свои чувства, – объяснил он.

– Это что, очередное железное правило?

Харрисон ухмыльнулся и наконец отстранился, но тут же обнял ее за плечи. Лорд Эллиот взирал на него с изумлением, и Харрисон подумал, что при первой же возможности старик снова скажет ему, как сильно он изменился. Супруги подошли к отцу Мэри Роуз. Лилиан снова недовольно нахмурилась.

– Прекрати это представление, Харрисон. Отпусти жену, – сказала она.

– Оставь его в покое, Лилиан, – вступился за Харрисона лорд Эллиот. – Он уже не маленький мальчик. Присоединяйся к нам, сынок. Элеонора как раз рассказывала нам, как ей нравится в Англии.

Мэри Роуз с Харрисоном уселись на диван напротив Эллиота и Элеоноры. Лилиан расположилась на стуле рядом.

– Мне и правда здесь очень нравится, – с горячностью заявила Элеонора. – У меня есть прислуга, и все так хорошо ко мне относятся.

– Она обожает, когда с ней нянчатся, – шепнула Мэри Роуз мужу.

– Виктория, настоящая леди в компании других людей никогда не шепчется, – отчеканила Лилиан. – И перестань сутулиться, дорогая. У тебя должна быть гордая осанка. Не забывай, что ты из рода Эллиотов.

– Она – из семьи Макдональд, – заметил Харрисон, чтобы расставить все точки над «i».

Сама Лилиан выглядела так, словно проглотила шпагу, и почему‑ то напомнила Мэри Роуз генерала.

– Не так‑ то легко разобраться в этих тонкостях этикета, – заговорила Элеонора. – В Англии правила поведения совсем другие, нежели в Америке. Леди Барбара сказала мне, что настоящая леди не должна щуриться. Ты знала об этом, Мэри Роуз?

– Нет, не знала.

– Пожалуйста, не забывайте, что ее зовут Виктория, – потребовала Лилиан. – Леди всегда должна быть леди, где бы она ни жила. Джейн Карлайл как‑ то заметила, что леди – это женщина, которая не ступала на кухню в течение семи лет. Я с ней согласна.

Мэри Роуз едва не всплеснула руками от отчаяния, услышав подобную глупость. Она видела, что постоянные замечания тетушки Лилиан уже утомили Элеонору. Но последнее заявление, похоже, пришлось подруге по вкусу. Элеонора раскрыла веер и стала обмахиваться, направляя поток воздуха на Мэри Роуз.

– Я была бы настоящей леди и по сей день, если бы Мэри Роуз… я хотела сказать, Виктория… не заставила меня помогать по хозяйству у нее дома. Мне приходилось даже готовить, леди Лилиан. Неужели теперь мне придется ждать целых семь лет?

Слова Элеоноры, судя по всему, привели Лилиан в ужас. Мэри Роуз решила сменить тему.

– Мне не терпится взглянуть на дом Харрисона в Шотландии, – сказала она. – Он хвастался, что его родина так же красива, как моя любимая долина в Монтане, и мне бы хотелось своими глазами увидеть…

Выражение, появившееся на лице лорда Эллиота, заставило ее замолчать.

– Я чем‑ то расстроила тебя, отец?

– Нет, разумеется, нет. Шотландия действительно прекрасна, Харрисон прав.

– Я хотела бы побывать там, прежде чем вернусь в Америку. Я успею это сделать?

Последний вопрос Мэри Роуз был адресован мужу. Он кивнул:

– У нас на все хватит времени.

– Что это еще за чушь? О каком отъезде идет речь? Ты только что приехала, – заявила Лилиан. – Виктория, твой дом здесь.

– Перестань одергивать ее, Лилиан. Моей дочери нужно время, чтобы… привыкнуть к новой обстановке, – сказал Эллиот, бросив на сестру сердитый взгляд.

Мэри Роуз почувствовала, как атмосфера в комнате накалилась. И отец, и тетка, казалось, были чем‑ то обеспокоены. Молодая женщина осознала, что причиной внезапного молчания и смены настроения родственников стали какие‑ то ее слова или действия. Ей захотелось извиниться, но неожиданно Харрисон взял ее за руку. Только тут до Мэри Роуз дошло, что она напряженно сцепила руки. Прикосновение мужа успокоило ее, она придвинулась к нему поближе. Разговор зашел о последних веяниях в женской моде. Мэри Роуз же хотелось поговорить о работе ее отца. Однако она побоялась прямо спросить его об этом, опасаясь, что ее снова упрекнут в невоспитанности. Поэтому она сидела молча.

До ужина оставался по меньшей мере час, а это означало, что еще Целых шестьдесят минут Мэри Роуз предстоит слушать болтовню о тряпках. Она от души удивлялась, как мужчины выносят подобные речи. Посмотрев на Харрисона, она увидела на его лице ничего не выражающую маску и поняла, что он смотрит куда‑ то поверх плеча тетушки Лилиан, думая о чем‑ то своем. Молодая женщина решила последовать его примеру и мысленно сразу же перенеслась в Монтану. Она попыталась представить себе, что сейчас делают братья, и ее внезапно пронзила тоска по родной долине.

– А ты, Виктория? – резкий, пронзительный голос подруги вернул ее к реальности.

– Что?

– В теннис играешь?

– Нет.

– Придется научиться, дорогая, – с нажимом заметил дядя Роберт. – Это сейчас очень модно.

– Она играет на пианино, – с гордостью заявил вдруг Харрисон.

– Нет, не играю, – выпалила Мэри Роуз, сжав пальцы мужа. – То есть я хочу сказать, что не музицирую в Англии, – пояснила Мэри Роуз и снова сдавила руку Макдональда.

– Ладно, – согласился он. – Будем считать, что ты не играешь на пианино в Англии.

Мэри Роуз немного успокоилась.

Она вспомнила, как они с Адамом играли в четыре руки. Когда один из них фальшивил, оба смеялись. Иногда Мэри Роуз нарочно убыстряла темп, стараясь закончить свою партию раньше. Это было чудесное время, и ее теперешний отказ сесть за инструмент являлся всего лишь попыткой защитить собственное прошлое. Если бы кто‑ нибудь из ее английских родственников принялся вышучивать ее технику игры или ее музыкальные способности, Мэри Роуз сочла бы это насмешкой над своим старшим братом, а этого она не допустит. Пока что тетушка Лилиан находила какие‑ нибудь изъяны во всем, что делала Мэри Роуз. Молодая женщина старалась быть вежливой, поскольку ей хотелось, чтобы ее отец и тетка были счастливы. Однако ни к чему лишний раз становиться объектом замечаний или недовольства.

За какую‑ нибудь неделю ее словно подменили. Если сразу после своего приезда она горела желанием как можно больше рассказать отцу о братьях, то теперь она не хотела, чтобы ее новые родственники что‑ либо знали о ее старой семье. Она изо всех сил старалась защитить Клэйборнов от мелких укусов, которые так и сыпались в их адрес.

Внезапно ей захотелось убежать в свою комнату и написать братьям длинное письмо. Впрочем, Мэри Роуз прекрасно понимала, что не сможет покинуть гостиную, и потому решила терпеливо дожидаться окончания ужина.

Она никак не могла приспособиться к новому распорядку дня. Мэри Роуз привыкла вставать с рассветом, а в девять или в десять часов вечера ложиться спать. Выяснилось, однако, что в это время в Англии люди даже не помышляют о сне. Когда наконец в половине десятого слуга зазвонил в колокольчик, приглашая всех к столу, Мэри Роуз почувствовала, что сейчас заснет у всех на глазах. Тетушка Лилиан столько раз толкала молодую женщину локтем в бок, что Мэри Роуз не удивилась бы, обнаружив у себя синяки.

После ужина мужчины задержались в столовой, чтобы попить кофе, женщины же перешли в гостиную чаевничать. Мэри Роуз так хотелось спать, что она с трудом отдавала себе отчет в собственных действиях. Встав из‑ за стола вместе с тетушкой Лилиан, она взяла свою тарелку, чтобы отнести ее на кухню, и уже потянулась было за прибором тетушки Барбары, как вдруг поняла, что в очередной раз проштрафилась. На лице Лилиан застыла гримаса ужаса. Мэри Роуз быстро поставила тарелку, выпрямилась и медленно направилась прочь. Лицо ее горело огнем. Элеонора подошла к ней и взяла ее под руку, стараясь утешить.

– Не смущайся, – прошептала она. – У тебя все прекрасно получается. Нет, я серьезно. Улыбайся, Мэри Роуз… то есть Виктория. На нас все смотрят. Правда, твоя тетушка Лилиан чудесная женщина?

– Почему ты считаешь ее чудесной? – спросила Мэри Роуз. Элеонору так и распирало от радостного возбуждения.

– Твоя милая тетушка решила, что мне тоже не мешает обновить гардероб. Не могу же я ходить рядом с тобой по городу, одетая в какие‑ то отрепья. Завтра с меня будут снимать мерку.

Выходя из комнаты, Мэри Роуз взглянула на мужа. Он улыбнулся ей, но как только лакей затворил двери столовой, лицо его приобрело мрачное выражение.

– Перестань сверлить меня взглядом, Харрисон, – сказал лорд Эллиот, опередив его. – Я знаю, тебе не нравится, что мои сестры все время одергивают Викторию. Но ты и сам прекрасно понимаешь, что у них самые лучшие намерения. Негоже, чтобы твоя жена тушевалась, когда придет время представить ее обществу.

Не дожидаясь ответа Харрисона, Эллиот промолвил:

– Я уже просил тебя о помощи, а теперь я готов умолять тебя. Есть вещи, в которых я считаю необходимым проявить настойчивость. Поскольку речь идет о счастье моей дочери, я убежден, что цель полностью оправдывает средства. Ты сотворил чудо, сынок. А теперь позволь мне быть ее отцом. Позволь мне решать, что для нее хорошо, а что плохо. Не надо бороться с нами, ее родственниками. Помоги нам! Если ты примешь нашу сторону, Виктория очень быстро ко всему приспособится. Она не хочет смотреть правде в глаза и признать, что она не та, кем себя считала. Когда вы остаетесь с ней наедине, ты по‑ прежнему называешь ее Мэри Роуз?

– Да.

– Но ее зовут Виктория, – напомнил Роберт. – Она должна привыкать к этому имени.

– Она не ребенок, – возразил Харрисон. – И сама в состоянии разобраться, кто она такая.

– Разве ты не слышал, что она сказала сегодня вечером? – спросил Роберт. – Она собирается вернуться в Америку.

Эллиот кивнул:

– Моя дочь только‑ только приехала и уже говорит о возвращении в Штаты. Я не хочу терять ее снова. Пожалуйста, помоги мне, Харрисои.

Макдональда сильно потрясли слова Эллиота. Тем не менее у Харрисона не поворачивался язык ответить лорду согласием.

– Я сделаю все, чтобы моя жена была счастлива, – пообещал он. – Но я бы еще раз посоветовал вам не запрещать ей говорить о братьях. Она должна чувствовать связь между собой и ими, сэр.

– Почему ты сомневаешься в советах специалистов? – изумился Эллиот. – Кендлтон с Уэллсом не новички в своем деле. Я буду очень благодарен тебе, если ты уговоришь мою дочь отказаться от идеи об отъезде и остаться здесь.

Харрисон почувствовал себя в ловушке. Интуиция подсказывала ему, что Эллиот идет неверным путем: ведь и врачи иногда ошибаются.

Макдональд любил Мэри Роуз такой, какая она есть. По этой самой причине между ним, Харрисоном Макдональдом, и лордом Эллиотом назревал конфликт. Ситуация была чертовски сложной, и Харрисону оставалось лишь догадываться, как тяжело приходилось Мэри Роуз. Но разве он, будучи ее мужем, не обязан помочь ей приспособиться к новой жизни?

Разговор за столом переключился на другие темы. Мужчины еще долго сидели в столовой. Мэри Роуз, не в силах сдерживаться, то и дело зевала, к вящему неудовольствию тетушки. Наконец, незадолго до полуночи, ей разрешили уйти к себе.

Молодая женщина, однако, поняла, что не сможет уснуть, не пообщавшись предварительно со своими братьями и с мамой Роуз. Усевшись за роскошный стол, она написала два длинных письма и присоединила к ним объемистое послание для Корри.

На ее подушке вновь появилась свежая роза с длинным стеблем. Мэри Роуз решила, что не станет спрашивать мужа, отчего это он вдруг стал таким романтичным, поскольку он наверняка начнет втолковывать ей, что цветок – всего лишь обычный знак внимания.

Что ж, когда‑ нибудь она узнает правду, а пока эта таинственность ей даже нравилась. Мэри Роуз неприлично громко зевнула и улеглась в постель. Через несколько секунд она уже спала, сжимая в одной руке медальон, присланный ей когда‑ то мамой Роуз, а в другой – подаренную Харрисоном розу.

Часом позже в комнату вошел муж. Он положил медальон и розу на прикроватный столик, улегся в постель и, крепко обняв жену, заснул. На рассвете Мэри Роуз разбудила его поцелуем и исполнила самые заветные желания. После этого он снова провалился в мягкую сонную одурь, а Мэри Роуз осторожно выбралась из постели и отправилась вниз в поисках чего‑ нибудь съестного.

Появление столь ранней пташки на кухне вызвало среди слуг немалый переполох. Эдвард торопливо проводил Мэри Роуз в столовую и предложил сесть.

Мэри Роуз отказалась от яичницы, а также рогаликов, и попросила кусочек поджаренного хлеба с чашкой чая, а затем спросила дворецкого, может ли она пройти в отцовскую библиотеку. Тот нашел ее идею прекрасной.

– Вы ведь еще не видели портрета вашей матери, не так ли, леди Виктория? Его привезли из лондонской резиденции вашего отца вчера вечером. Лорду Эллиоту доставляет удовольствие иметь его под рукой. Позвольте, я провожу вас.

Мэри Роуз поднялась следом за Эдвардом по лестнице и свернула в коридор.

– Во сколько обычно встает отец? – спросила Мэри Роуз шепотом, боясь кого‑ нибудь потревожить.

– Почти так же рано, как и я, миледи. Ну вот мы и пришли, –сказал Эдвард, распахнул перед Мэри Роуз дверь и поклонился. – Не будет ли у вас каких‑ либо других пожеланий?

Она отрицательно покачала головой и вошла в библиотеку. В темном помещении пахло кожей и старыми книгами. Подойдя к двойным окнам, Мэри Роуз отдернула занавески и повернулась к камину.

Портрет ее матери был чудесен. Мэри Роуз долго стояла перед ним, силясь представить себе, какой была в жизни изображенная на нем женщина.

– Боже мой, Виктория. Что ты здесь делаешь в такую рань?

В дверях стоял ее отец, на лице его застыло удивление. Мэри Роуз улыбнулась. Волосы лорда Эллиота стояли торчком – по‑ видимому, он только что поднялся.

– Я привыкла рано вставать, отец. Ничего, что я вторглась в твое святилище?

– Нет‑ нет. – Эллиот торопливо уселся за стол и принялся суетливо перекладывать с места на место лежащие на нем бумаги. Мэри Роуз от души хотела успокоить его, но не знала как.

Она снова взглянула на портрет.

– Какой она была?

Эллиот оставил бумаги и откинулся на спинку стула.

– Она была необыкновенной женщиной. Рассказать тебе, как мы с ней познакомились?

– Да, пожалуйста.

В течение целого часа Мэри Роуз слушала о леди Агате, но, когда отец замолчал, поняла, что не чувствует ничего общего между собой и женщиной на портрете. Она снова подняла глаза на картину.

–Жаль, что я не знала ее. Ты говоришь о ней, как о святой, отец. А у нее наверняка были какие‑ нибудь недостатки. Мне все про нее интересно.

Лорд Эллиот заговорил о появлявшемся временами в поведении леди Агаты упрямстве. Мэри Роуз изредка задавала ему вопросы, и после того, как их беседа продлилась еще час, решила, что отец немного успокоился и. привык к ее обществу. Так ее мать помогла ей сблизиться с отцом.

Отныне для Мэри Роуз стало своеобразным ритуалом приходить спозаранку в библиотеку и читать до тех пор, пока к ней не присоединялся отец. Слуги приносили им завтрак на серебряных подносах, и большую часть утра они проводили вместе. Мэри Роуз никогда не вспоминала о своем прошлом и о братьях, поскольку тетушки не раз предупреждали ее, что это травмирует отца. Зато она старалась узнать от него как можно больше о его семье. Его рассказы больше походили на уроки английской истории, но они доставляли ей немалое удовольствие.

Нервное напряжение, которое Мэри Роуз постоянно испытывала в первые дни своего пребывания в доме лорда Эллиота, постепенно пошло на убыль. Через несколько недель, когда она получше узнала отца, она поняла, что испытывает к нему теплое чувство. Однажды утром она поцеловала отца в лоб, тем самым поразив его до глубины души. Вечером того же дня он сообщил сестрам, что Мэри Роуз успешно привыкает к жизни в новых условиях.

На самом же деле Мэри Роуз просто превратилась в непревзойденную актрису, и никто, даже Харрисон, не догадывался, как тяжело было у нее на сердце. Она почти каждую ночь засыпала в слезах, сжимая в руке свой медальон.

Успокоить ее было некому. Лорд Эллиот так загрузил Харрисона работой, что ему приходилось неделями оставаться в городе. Жена встречалась с ним только в выходные, но в это время дом, как правило, наводняли всевозможные родственники и друзья Эллиота, и супругам редко удавалось побыть наедине.

Харрисон по‑ прежнему был одержим идеей уличить Джорджа Макферсона в похищении Мэри Роуз. Как только у него выдавался свободный час, он снова принимался изучать старые бухгалтерские книги, привезенные им из Лондона, пытаясь выяснить, где помощник Эллиота взял нужную ему сумму.

Мэри Роуз еще ни разу не встречалась с личным помощником отца. Макферсон уехал в отпуск примерно в то самое время, когда она прибыла в Англию, и пока еще не приступил к исполнению своих обязанностей.

Мэри Роуз как‑ то сказала Харрисону, что ей скорее всего так и не удастся познакомиться с Макферсоном, поскольку она рассчитывает вернуться в Монтану еще до начала зимы, а все говорило за то, что к этому времени Макферсон не появится.

Проходили дни, а в душе Мэри Роуз нарастала тревога. Она отправила братьям по меньшей мере дюжину писем, однако в ответ не получила ни строчки. Не желая делиться с Харрисоном своими страхами, она старалась бороться с ними в одиночку. От мамы Роуз тоже не было никаких известий, хотя молодая женщина точно знала, что Кол сообщил их общей матери ее английский адрес. Неужели с ней что‑ нибудь случилось? Беспокойство о маме Роуз и братьях, естественно, сказалось на ее поведении. Отношения между Мэри Роуз и тетушкой Лилиан становились все более натянутыми. Элеонора, напротив, стала любимицей Лилиан, и тетка постоянно ставила ее племяннице в пример. Элеонора с благодарностью принимала все, что делалось для нее в семье Эллиотов. Она обожала свои новые туалеты и понимала, что девушке необходимо достойно выглядеть в любое время дня и ночи. Ясно, что Элеонора была почти готова к выходу в свет, однако в подготовленности Мэри Роуз ее английские родственники сомневались. Их страшила одна только мысль о том, что дочь лорда Эллиота может опозориться во время этого великого события.

Мэри Роуз искренне не понимала, как ее тетушек может заботить подобная ерунда. Этикет высшего английского общества удивлял ее и подчас просто ставил в тупик. Создавалось впечатление, что у женщин большая часть времени уходит на бесконечные переодевания. По утрам Мэри Роуз облачалась в костюм для верховой езды, затем меняла его на дневное платье, затем еще раз переодевалась к чаю и наконец надевала элегантное вечернее платье.

Кроме того, оказывается, было не принято разговаривать с мужчинами о политике. Считалось, что настоящие леди не должны демонстрировать джентльменам свой ум. Женщинам пристало говорить прежде всего о доме и семье, и Мэри Роуз еще предстояло этому научиться. А также привыкнуть смотреть на мир с улыбкой. Что же касается критических замечаний, то для этого существовали лакеи. Обнаруживать недостатки в работе прислуги считалось в порядке вещей.

Мэри Роуз каждое утро клялась самой себе, что постарается не обмануть ожиданий своих английских родных. Тетушка Барбара как‑ то предложила ей считать себя куском белого холста, на котором ее близкие будут создавать шедевр.

Август и сентябрь прошли в непрерывных приготовлениях к выходу в свет. Мэри Роуз постигала бесконечные премудрости иерархии среди леди и джентльменов с дворянскими титулами, о том, кто чем интересуется, чьего общества следует избегать, с кем надо быть особенно любезной – пока у нее в голове все окончательно не перепуталось. Целыми днями двоюродные сестры обучали ее рукоделию и другим полезным и необходимым для женщины вещам.

Лорд Эллиот же продолжал загружать Харрисона работой. Он посылал его с поручениями в разные уголки Англии, а в тех редких случаях, когда у него появлялась возможность побыть с женой, она неизбежно заводила разговор об отъезде. Харрисон начинал заговаривать ей зубы, внушая, что ей следует подождать еще немного, прежде чем принять окончательное решение. Кроме того, он постоянно превозносил ее успехи, и у нее создалось впечатление, будто ему нравится все то, что с ней проделывают ее тетушки.

В последний раз Мэри Роуз взбунтовалась накануне своего первого бала. Она вошла в свою комнату и увидела, как тетя Лилиан роется в ее одежде.

– Что вы делаете, тетушка?

– Анна‑ Мария сказала мне, что ты все еще носишь эти ужасные кринолины, Виктория. Они уже вышли из моды. Неужели ты забыла об этом, дорогая? Почему бы тебе не избавиться от этого старья?

Мэри Роуз пришла в ужас. Она принялась горячо спорить с теткой, в результате чего нижняя юбка, которую Лилиан хотела выбросить, а Мэри Роуз – оставить, оказалась разорванной пополам. В самый разгар их борьбы одновременно с треском раздираемой ткани на пол со стуком упало что‑ то тяжелое.

– Ради всего святого, что это? – спросила Лилиан.

– Картечь, тетя Лилиан. У нас на Западе сильные ветры, и моя подруга Белл посоветовала мне зашивать картечины в подол нижних юбок.

Лилиан была настолько потрясена этим объяснением, что ей пришлось ненадолго присесть. Она приказала Анне‑ Марии принести ей нюхательную соль и, похлопав по сиденью стоявшего рядом с ней стула, предложила Мэри Роуз расположиться на нем.

Мэри Роуз прекрасно знала, что будет дальше. Сначала тетушка в сотый раз скажет, что желает своей племяннице только добра, затем попросит ее никогда никому не рассказывать о том, что она зашивала свинец в подол нижних юбок.

В тот же день семья Эллиот выехала в Лондон, где через какие‑ нибудь сутки Мэри Роуз должна была предстать перед друзьями и знакомыми отца на балу в честь ее свадьбы. Мэри Роуз явилась на суд общества в великолепном вечернем платье цвета слоновой кости с вызывающим декольте и светлых перчатках. Ее волосы завили, уложили в высокую прическу и закрепили сапфировыми заколками.

– Вы выглядите как настоящая леди Виктория, – восхищенно прошептала служанка.

Харрисон едва не опоздал на торжество – он вернулся в Лондон из разъездов всего за два часа до начала. Он стоял около входной двери рядом с лордом Эллиотом и смотрел, как жена спускается по лестнице. Лорд ухватил Макдональда за руку и прошептал:

– Когда я смотрю на Викторию, я вижу перед собой свою Агату.

Мэри Роуз без труда заметила, как счастлив и горд ее отец. Оказавшись в холле, она сделала идеальный реверанс. Ее тетушки и дядя внимательно наблюдали за ней. Глаза Лилиан наполнились слезами.

– Хорошо, Виктория, – похвалила она племянницу. – Очень хорошо.

Лишь Харрисону захотелось, чтобы его жена вернулась в свою комнату и надела что‑ нибудь поскромнее.

– Она простудится, – недовольно заметил он.

– Ерунда, – фыркнула тетушка Лилиан. – Она накинет сверху новый жакет, и все будет в порядке.

Элеонору пришлось прождать еще пятнадцать минут. Наконец она спустилась вниз, одетая в вечернее платье бледно‑ зеленого цвета. Девушка взглянула на леди Лилиан, и когда та коротко кивнула ей и улыбнулась, Элеонора просияла от удовольствия.

Харрисон помог Мэри Роуз надеть меховой жакет, но тут тетя Лилиан заметила на ней золотую цепочку.

– А где твое ожерелье? – спросила она.

– Наверху, – ответила Мэри Роуз. – Мне захотелось оставить свой медальон, а Анна‑ Мария сказала, что одно с другим не сочетается.

– Так не пойдет, дорогая. Сними сейчас же эту тусклую цепочку. Эдвард, беги наверх и принеси сапфиры.

– Пусть она остается с медальоном, – возразил Харрисон. – Он имеет для нас особое значение.

Отец тоже принял сторону дочери, и, казалось бы, верх в споре должны были одержать мужчины. Однако Лилиан в очередной раз доказала, что с ней следует считаться. Мэри Роуз из вежливости уступила и попросила дворецкого отнести медальон в спальню.

Как только на шее Мэри Роуз засверкало сапфировое ожерелье, тетя Лилиан перестала хмуриться.

– Тебе хоть раз удалось настоять на своем? – спросил жену Харрисон, идя за ней по одному из коридоров.

– Нет, но это не важно. Моя тетушка желает мне только добра.

Мэри Роуз тем не менее чувствовала себя, словно сказочная принцесса. Полная решимости не посрамить честь отца, она помолилась, чтобы ее родственникам не пришлось за нее краснеть.

Бал устраивался в Монтроз‑ Мэншн. Стоя между отцом и мужем, Мэри Роуз знакомилась с приглашенными. Когда к ним приблизились герцог и герцогиня Тремонтские, она пришла в восторг от этой пары. Правда, герцог был стар и все время называл ее леди Агатой, шепча о каком‑ то чуде. Его, впрочем, никто не поправлял. Мэри Роуз вопросительно взглянула на Харрисона и увидела, как муж подмигнул ей.

Ей казалось, что она сделала не так уж много ошибок. Отец и тетки, судя по всему, были довольны тем, как она держится. Однако нелегко было ощущать себя центром всеобщего любопытства. Какой‑ то барон с баками едва не до самого подбородка пригласил ее на танец и, кружась по залу, спросил, приходилось ли ей встречаться со свирепыми индейцами, о которых он где‑ то читал. Однако, не дав ей даже рта раскрыть, тут же добавил, что скорее всего она их и в глаза не видела, поскольку воспитывалась в богобоязненной семье из Сент‑ Луиса.

Мэри Роуз не стала его разубеждать. Когда танец закончился, она пошла разыскивать мужа. Харрисон беседовал с каким‑ то незнакомцем у стеклянных дверей балкона, причем был явно чем‑ то раздражен – об этом ясно говорили ледяной блеск в его глазах и перекатывающиеся желваки.

Ее перехватила тетушка Лилиан.

– Виктория, только что приехали твои дядя Даниэль и тетя Джоана. Иди и встреть их, дорогая.

– Да, конечно. Тетя Лилиан, это вы сказали барону, что я жила в Сент‑ Луисе?

Не ответив, Лилиан взяла Мэри Роуз за руку и попела за собой. Однако Мэри Роуз не так‑ то просто было сбить с толку: видимо, миф о ее жизни в Сент‑ Луисе – дело рук Лилиан, и Мэри Роуз хотела понять, почему она распространила эту ложь.

– Дорогая, это просто небольшой вымысел, благодаря которому тебе будет легче войти в свет. Сент‑ Луис – это все‑ таки не какая‑ то глухомань. Там живет немало порядочных, культурных людей, о которых я знаю только хорошее. Я не хочу, чтобы кто‑ нибудь насмехался над тобой, Виктория. Разумеется, после сегодняшнего вечера никто и не посмеет. Ты самая элегантная из всех женщин на балу. Мы все тобой гордимся. И мать твоя наверняка была бы счастлива. Смотри, вон Даниэль. Правда, он совсем не похож на твоего отца?

Мэри Роуз еще раз убедилась, что ей никогда не понять мотивов тетушки Лилиан. Сама она вовсе не стыдилась того места, где выросла, но у Лилиан, похоже, было другое мнение.

Брат лорда Эллиота, казалось, был искренне рад встрече с Мэри Роуз. Рядом с ним стояла его жена, которая, преодолев искреннее удивление и высказав теперь уже ставшее ритуальным изумление по поводу сходства молодой женщины с леди Агатой, обняла свою племянницу.

Даниэль Мэри Роуз понравился, однако она решила пока не обольщаться на счет леди Джоаны, не зная, как та поведет себя в Дальнейшем.

Между тем она снова отыскала глазами Харрисона. Улучив удобный момент, она извинилась и направилась к нему. Ей хотелось попросить его не хмуриться, но рядом с ним стоял какой‑ то мужчина, и она не осмелилась.

Подошел Николас, друг Харрисона. Представившись, он низко поклонился Мэри Роуз, а затем улыбнулся. На редкость привлекательный молодой человек, темноволосый и темноглазый, почти одного роста с Харрисоном, но при этом тонкий, словно тростинка, он так и лучился любезностью и добродушием.

– Поздравляю вас, леди Виктория, – сказал он. – Желаю вам с Харрисоном всего наилучшего.

– Благодарю вас, сэр, – ответила она.

– Как вы думаете, не вырвать ли нам Харрисона из лап того типа? Это самый большой болтун в Лондоне.

Николас предложил Мэри Роуз руку, и они направились к Макдональду.

– А как зовут этого человека?

– Зануда.

Мэри Роуз расхохоталась. Несколько человек тотчас посмотрели на нее, и она тут же подавила смех.

– Но Харрисону, похоже, он пока еще не надоел, – заметила она.

– Верно, – согласился Николас. – Просто ваш муж держит себя в руках.

В следующую минуту Мэри Роуз познакомилась с Сиднеем Мэдисоном. Адам назвал бы его хлыщом. В Блю‑ Белл Сидней Мэдисон не протянул бы и пяти минут. Это был женоподобный молодой человек с длинными ногтями, которые вызывали у Мэри Роуз отвращение.

Мэри Роуз взяла Харрисона за руку и стала слушать рассказ Мэдисона о недавней поездке в Нью‑ Йорк. Рядом с Мэри Роуз стоял, заложив руки за спину, Николас. Мэри Роуз заметила, что блеск в его глазах потух, а вид стал такой же несчастный, как и у Харрисона.

До сих пор все шло просто великолепно, и Мэри Роуз хотелось, чтобы так все и закончилось. В конце концов, Харрисон, по ее мнению, вовсе не был обязан терпеть общество зануды Мэдисона.

– Мне нужно переговорить с тобой наедине, – обратилась она к Макдональду.

– Верно, верно, я уже и так отнял много времени у вашего мужа, не правда ли? – сказал Мэдисон и снова повернулся к Харрисону. – Поздравляю. С твоей стороны было очень мудро жениться на Виктории в Америке, еще до того, как она обо всем узнала. Хвалю.

Харрисон прекрасно понимал, что сукин сын просто дразнит его. Он мысленно сосчитал до десяти и решил не произносить больше ни слова.

– До того, как что именно она узнала? – спросил, склонив голову, Николас.

– Как что? Кто она такая и чего она стоит.

Николас шумно вздохнул, и тут Мэри Роуз догадалась, что на Харрисона накатило. Взгляд его был направлен на толпу гостей перед ним, но она отлично видела, как в глазах его появился металлический блеск. В этот миг муж внезапно напомнил ей Кола… О Господи!

– Не надо, – шепнула она Харрисону.

Но он уже с молниеносной быстротой заехал кулаком в лицо Мэдисону. Тот отлетел к дверям и, ухватившись за нос обеими руками, застонал от боли.

Харрисон даже не взглянул на Мэдисона и улыбнулся так, словно ничего особенного не произошло.

Николас разинул рот от удивления. Глядя, как Мэдисон с трудом приходит в себя, он прошептал:

– Что ты сделал?

– Вот что, – ответил Харрисон и еще раз смазал Мэдисону по физиономии. Затем Харрисон как ни в чем не бывало повернулся к Мэри Роуз и снова улыбнулся: – Давай потанцуем, дорогая?

И супруги пошли танцевать под громкий хохот Николаса.

– Как твои дела? Я до сих пор даже не поговорил с тобой. Ты нормально себя чувствуешь?

– Я чувствую себя прекрасно. А мой отец видел, что ты выкинул?

– Судя по выражению его лица, видел.

– О Господи, – прошептала Мэри Роуз. – Если из‑ за тебя наши родственники сочтут вечер испорченным, нам это дорого обойдется.

Харрисон притянул жену к себе.

– Сегодня твой вечер, милая, а не твоих родственников. Я смутил тебя?

– Нет, ты не смутил меня, – призналась Мэри Роуз. – Прекрати злорадствовать, Харрисон, и сделай вид, что сожалеешь о случившемся. К нам идет мой отец.

– Ради всего святого, что ты наделал, сынок? – сказал подошедший к супругам лорд Эллиот.

– Не спрашивай его, – попросила Мэри Роуз, схватив мужа за руку. – Он тебе потом все объяснит. По‑ моему, ему следует пойти подышать свежим воздухом.

Ей хотелось растолковать мужу, что он в Англии, а не в Монтане, и посему следует держать себя в руках. Однако такая возможность представилась ей значительно позже, когда супруги вернулись в дом Эллиота. Анна‑ Мария помогла ей раздеться. Мэри Роуз улеглась и тотчас вскочила, когда вошел Макдональд.

– Ты что, сломал этому типу нос и не жалеешь об этом?

– Нисколько. Он оскорбил меня. Что еще мне оставалось делать?

– Сначала надо было подумать, а потом действовать.

Харрисон пожал плечами, давая понять, что не хочет больше говорить об этом инциденте.

– Послезавтра я уезжаю в Германию, – сказал он.

– Зачем?

– Деловая поездка. Мне надо решить там кое‑ какие вопросы твоего отца. Я знаю, что тебе сейчас трудно. Мне бы очень хотелось остаться, чтобы помочь тебе…

– А можно мне поехать с тобой?

– Нет. Твой отец не хочет расставаться с тобой ни на минуту, милая. У него уже для тебя все распланировано на четыре месяца вперед. Пусть он какое‑ то время просто наслаждается жизнью. Пойми все правильно.

– Значит, поэтому мы поселились сейчас в его городском доме, а не в твоем?

– Твой отец, заботится о том, чтобы тебе не было одиноко в мое отсутствие.

– Я все понимаю, – заверила Мэри Роуз Харрисона.

Макдональд присел на кровать и обнял жену.

– Будь терпеливой с отцом, ладно? Он так стремится узнать тебя получше.

Мэри Роуз прекрасно осознавала, что ей не удастся вернуться в Монтану до будущего года. Скоро снег завалит все дороги в ее родной долине, сделав их непроходимыми. Мэри Роуз то и дело напоминала себе, что она – сильная женщина и в состоянии выдержать еще несколько месяцев ради своего отца. И ради Харрисона.

– Ты как‑ то сказал мне, что в Монтане мог бы быть счастлив. Ты тогда… преувеличивал?

Харрисон подавил вспыхнувший гнев.

– Послушай меня внимательно, – попросил он. – Что было, то быльем поросло. Но я никогда, никогда в жизни больше не солгу тебе. Ты мне веришь?

– Да.

Харрисон погладил жену по спине.

– Поживи здесь еще немного и постарайся пока ничего не менять. Ты ведь недавно вернулась домой.

Слова Харрисона звучали резонно и убедительно, но только не для Мэри Роуз. Как он не понимает, что ее дом – там, где ее братья. Среди своих английских родичей она ощущала себя одинокой и постоянно казнилась за то, что не оправдывала их ожиданий. Конечно, все они желали ей только добра, и, когда ее захлестывала тоска по родине, она старалась вспоминать об этом.

Как ни измучен был Харрисон, у него нашлись силы, чтобы заняться любовью. Мэри Роуз заснула, тесно прижавшись к нему. Она чувствовала себя любимой, желанной… и напуганной.

28 апреля 1873 года

Дорогая мама.

Остаток сегодняшнего дня мне придется провести в своей комнате. Я наказана за то, что ударила Питера Дженкинса в живот. Помнишь, я рассказывала тебе, что он все время меня дразнит. Ну вот, а сегодня он набрался наглости и поцеловал меня. Мне было так противно, что я сплюнула и вытерла губы. Я знаю, что это неприлично, но если бы я этого не сделала, то меня бы стошнило. Так лучше уж сплюнуть, верно?

Мои братья собираются отправить меня в школу. Пожалуйста, напиши им поскорее письмо и скажи, чтобы они позволили мне остаться дома, ладно? Мне ни к чему быть утонченной. Честно говоря, я для этого не гожусь. Я превращаюсь в симпатичную молодую леди. Ты сама мне об этом как‑ то писала.

Я люблю тебя.

Мэри Роуз.

P. S. У меня начинают расти груди. Иногда мне совсем не нравится быть девушкой.

Глава 20

Джордж Макферсон показался Мэри Роуз похожим на хорька. Это был высокий, худой мужчина с длинным, острым носом и бегающими глазками. Мэри Роуз слегка устыдилась своего сравнения, поскольку Макферсон держался с ней исключительно вежливо и любезно. В то же время она подумала, что Дуглас скорее всего с насмешкой назвал бы Макферсона щеголем.

Личный помощник лорда Эллиота был облачен в наглухо застегнутый коричневый костюм, из кармана которого свисала золотая цепочка для часов. В коричневые туфли, начищенные до блеска, можно было смотреться, как в зеркало. В одной руке он держал папку с бумагами, через другую был перекинут черный зонтик.

Эллиот представил дочь Макферсону, а затем предложил Мэри Роуз посидеть вместе с ними, пока они будут просматривать финансовые поручительства, датированные последним месяцем.

– Ваш отец очень щедрый человек, леди Виктория, – сказал Макферсон. – Эти бумаги открывают доступ к его счетам благотворительным организациям Англии, которым он оказывает весьма существенную поддержку каждый месяц.

Мэри Роуз кивнула, а затем решила завести с ним разговор о прошлом:

– Мистер Макферсон, мы ведь с вами встречались раньше, верно? В то время я была еще совсем маленькой.

– Пожалуйста, называйте меня просто Джорджем, – попросил он и, повернувшись к Мэри Роуз, одернул на себе пиджак. – Да, конечно, мы старые знакомые. Вы тогда были очаровательным ребенком.

– Я была лысая.

– И правда, – улыбнулся Макферсон.

– Отец, ты не очень расстроишься, если мы поговорим о том, что случилось в ночь, когда меня похитили?

– Что бы ты хотела узнать? – спросил, нахмурясь, лорд Эллиот.

– Мне сказали, что няня забрала меня из детской, – произнесла Мэри Роуз, обращаясь к Макферсону. Тот кивнул;

– Ваши родители уехали на церемонию открытия нового предприятия. Предполагалось, что они вернутся только на следующий день. Мы до сих пор не понимаем, как Лидии удалось осуществить свой замысел – ведь в доме было полно слуг. Мы считаем, что она спустилась по лестнице и вынесла вас на улицу через черный ход.

– Няню звали Лидия?

– Да, – подтвердил лорд Эллиот. – Джорджу было поручено заняться расследованием. Твоя матушка заболела, и мне пришлось отвезти ее в Англию, к ее личному врачу. Она, видишь ли, очень доверяла ему.

– Через шесть месяцев интенсивных поисков полиция закрыла дело, но ваш отец нанял людей и продолжил расследование. Я всего лишь координировал их деятельность.

– А как долго эти люди работали на тебя, отец?

– Я отказался от их услуг всего четыре или пять лет назад, решив, что ты потеряна для меня навеки. Но Харрисон все время подхлестывал меня, не сомневаясь в успехе. – Лорд Эллиот сжал руку дочери. – Просто чудо, что он тебя отыскал.

– Как я понял со слов вашего отца, вас нашли в темном переулке какие‑ то головорезы, леди Виктория, – сказал Макферсон.

– Эти четверо добрых мальчиков, которые не по своей воле оказались под открытым небом, вовсе не были головорезами, – с нажимом повторила Мэри Роуз.

– Да, – согласился лорд Эллиот и, потрепав дочь по руке, разжал пальцы. – Оставим это. Ты вернулась домой, и это главное.

Однако Мэри Роуз не хотела менять тему.

– Значит, все это спланировала и организовала няня? – снова обратилась она к Макферсону.

Прежде чем ответить, тот взглянул на босса. Макферсону сразу же стало ясно, что беседа причиняет лорду Эллиоту душевную боль.

– Вы не возражаете, если я отвечу, сэр? – спросил Макферсон. – Нет, конечно. Любопытство моей дочери вполне естественно.

– Поначалу мы думали, что в этом деле должны быть замешаны еще один или два человека. Однако со временем мы убедились, что няня действовала в одиночку. Я был бы рад рассказать вам больше, леди Виктория, но мы до сих пор не располагаем полной информацией. Если бы Лидия была жива, возможно, нам бы удалось вывести ее на чистую воду.

– У этой женщины были безукоризненные рекомендации, – вставил лорд Эллиот и еще больше помрачнел.

– Теперь нам известно, что она избавилась от вас, миледи. Похоже, в последнюю минуту у нее сдали нервы. У нее не было других источников дохода, помимо жалованья. Полиция обнаружила ее в квартире, которую она снимала в доходном доме. Она была задушена. Скорее всего, придя домой, она наткнулась на воров, которые орудовали в ее комнатах.

Внезапно Эллиот резко встал.

– Ну хватит о прошлом. Джордж, я подпишу эти бумаги завтра.

Мэри Роуз видела, что он сильно расстроен.

– Ты не хочешь покататься верхом, отец? – спросила она, стараясь отвлечь его от неприятных мыслей.

Лорд Эллиот с радостью согласился. Мэри Роуз, извинившись, поднялась к себе в спальню, чтобы переодеться в костюм для верховой езды, и увидела, что Харрисон, сгорбившись, сидит за столом и по‑ прежнему листает какие‑ то старые бумаги.

– Я познакомилась с Макферсоном, – сказала она, закрыв за собой дверь. – Ты уверен, что столь утонченный и застенчивый человек может организовать похищение?

Харрисон потер затекшую шею, потянулся и встал.

– Черт побери, я теперь ни в чем не уверен. Дуглас говорил, что он видел человека в вечернем костюме, а Макферсон в тот вечер как раз собирался с друзьями в театр.

– Вечером все так одеваются.

– Только не наемные сотрудники.

Мэри Роуз вздохнула.

– Ты ищешь какие‑ то несоответствия в документах на пожертвования, верно? – осведомилась она. – Ну и как, нашел что‑ нибудь?

– Здесь упоминается почти дюжина организаций, о которых я никогда не слышал. Надо будет проверить, действительно ли они существуют.

– Разве это так важно?

– Ты это серьезно?

– Но это уже становится навязчивой идеей, Харрисон. Полиция не смогла обнаружить никакой ниточки, связывающей Макферсона с няней, почему же ты считаешь, что это удастся тебе?

– Потому что никто из полицейских не говорил с Дугласом, – последовал ответ.

– На свете тысячи похожих друг на друга людей. Взгляни в зеркало. Ты же просто извелся! Так не может больше продолжаться. Каждую свободную минуту ты корпишь над этими документами! Почему это?!

Харрисон не знал, как объяснить, чтобы жена поняла его.

– Я должен покончить с этим раз и навсегда, – в конце концов коротко сказал он.

В его голосе чувствовалось раздражение, и Мэри Роуз решила не обижаться, зная, что всему виной его усталость.

– Завтра ты уезжаешь? – спросила она.

– Да.

– А сейчас ты куда? – поинтересовалась она, когда муж потянулся за пиджаком.

– В контору, дорогая. Не волнуйся.

– Я хотела поговорить с тобой о нашем будущем. У тебя найдется время сегодня вечером?

– Постараюсь выкроить, – пообещал он.

Мэри Роуз невольно пришло в голову, что Харрисон становится таким же нетерпеливым и нервным, как ее отец, когда она начинает интересоваться событиями давно минувших лет.

Харрисон, поцеловав ее на прощание, удалился. Он должен раскрыть тайну до конца. Это его долг перед Эллиотом. Ведь лорд был так добр к его отцу!

* * *

На следующий день Мэри Роуз случайно оказалась поблизости от входной двери в тот самый миг, когда прибыла почта. Ей так хотелось выяснить, нет ли в ней писем от ее братьев, что она чуть не выхватила всю корреспонденцию из рук дворецкого. Разумеется, она сразу узнала на одном из конвертов почерк Адама и вскрикнула от радости. Затем она заперлась в своей комнате, чтобы без помех прочитать письмо.

Адам удивлялся по поводу того, что она не пишет. Неужели она не в состоянии выкроить минутку, чтобы черкнуть им несколько строк?

Мэри Роуз пришла в ужас, узнав, что братья не получали ее весточек. Интересно, почему? Неужели их перехватывали прямо здесь? Нет, конечно же, нет. Ее родственники не способны на такую жестокость.

Мэри Роуз тут же написала ответ, запечатала конверт и сунула его в карман. В это время в комнату вошла Анна‑ Мария.

– Куда вы собрались, миледи? Разве вы забыли, что сейчас начнутся уроки?

– Думаю, если я разок не послушаю, как надо вести домашнее хозяйство, моя тетушка не слишком расстроится, верно? – с улыбкой ответила Мэри Роуз. – Вы не могли бы прислать ко мне Элеонору?

– Она помогает леди Лилиан с приглашениями. Но если вы настаиваете…

– Не нужно, – ответила Мэри Роуз.

Элеонора явно собиралась стать незаменимым человеком для тетушки Лилиан. Мэри Роуз была рада, что ее подруга так хорошо ладит с теткой, поскольку та волей‑ неволей ослабляла свой контроль за племянницей.

– Неплохо бы немного прогуляться. Пойдешь со мной?

Анна‑ Мария с готовностью кивнула. Мэри Роуз пригласила ее с собой не без умысла – она задумала отправить братьям телеграмму, что с ней все в порядке, и хотела, чтобы Анна‑ Мария помогла ей найти телеграф. Кроме того, она решила попросить девушку еще об одном одолжении.

– Ты ведь бываешь свободна по средам в первой половине дня? – спросила она.

– Да, миледи, – ответила Анна‑ Мария. – А также утром по субботам.

– Ты меня очень обяжешь, Анна‑ Мария, если в эти дни будешь отправлять мои письма.

Просьба Мэри Роуз явно удивила девушку, но она согласилась помочь ей и пообещала не говорить об этом никому.

– Вы по каким‑ то причинам не доверяете слугам, миледи?

– Дело не в этом. Просто я не хочу, чтобы мои письма… затерялись. Когда я начинаю рассказывать о своей семье в Монтане, отец расстраивается. Если он увидит мои письма на столе в холле, это его травмирует.

– И ваших тетушек тоже, – кивнув, добавила Анна‑ Мария.

Мэри Роуз, обдумав план действий, почувствовала себя намного лучше. Она то и дело улыбалась, вспоминая весточку Адама.

Время летело быстро. Наступила зима. Жизнь Мэри Роуз в Англии день за днем проходила одинаково, по ставшему уже привычным распорядку. Она специально задерживалась в фойе, выжидая момент, когда прибудет почта, и внимательно следила за тем, чтобы письма, адресованные ей, случайно не попали к кому‑ то другому. Дважды в неделю она через Анну‑ Марию отправляла собственные послания.

Привычки Мэри Роуз сильно изменились. Так, она стала позже ложиться и позже вставать – невозможно было танцевать до полуночи, а затем подниматься с рассветом, как она делала это в Монтане.

Она и сама разительно переменилась: с виду стала спокойной и уверенной, но оставалась постоянно настороже. Кроме того, она никогда больше ничего не говорила, не обдумав предварительно каждое слово. Ее родственники, не замечавшие душевного состояния молодой леди, нарадоваться не могли. Им казалось, что переход ее к новой жизни – становление Виктории – успешно завершен.

Мэри Роуз стала одним из столпов лондонского высшего света. Ее круг знакомств значительно расширился. Бывали дни, когда она получала приглашения сразу на три вечера одновременно. Она ходила на балы и званые обеды, словно на работу, переодеваясь по десять раз на дню. Впрочем, в этом были и свои плюсы – ей некогда было переживать и беспокоиться по поводу того, что с ней происходит.

К ее услугам было множество недоступных большинству людей удовольствий, и она в известной мере наслаждалась роскошью, в которой внезапно оказалась. Ее отношение к тетушке Лилиан заметно смягчилось. Когда эта почтенная женщина не говорила с племянницей командным голосом, они весьма приятно общались. Кроме того, у тетки было своеобразное чувство юмора. И слушая рассказы Лилиан о ее детских проделках, Мэри Роуз от души веселилась.

Впрочем, сама она никогда не делилась с тетушкой детскими воспоминаниями, поскольку это было бы нарушением неписаного закона, который гласил, что она никогда не должна упоминать о своем прошлом.

Тетка любила ее, равно как и остальные родственники, в особенности отец. И в то же время ни один из них ничего о ней не знал.

На помощь Харрисона рассчитывать не приходилось. Он редко бывал дома и потому не мог успокоить при случае. Господи, как же ей хотелось поговорить с ним, обсудить все проблемы, поделиться одолевавшими ее сомнениями! Однако отец заставлял Харрисона скакать из города в город, словно блоху. Когда мужа не было дома, Мэри Роуз сжимала в руке свой медальон. Ощущение связи с мамой Роуз и братьями действовало на нее успокаивающе.

Легче всего было бы обвинить во всех ее несчастьях Харрисона. Но, с другой стороны, Мэри Роуз не представляла себе свою жизнь без него. Впрочем, ее супруг тоже был истерзан переживаниями: она все читала по глазам и без устали повторяла себе, что хорошая жена должна проявлять по отношению к мужу больше понимания.

Мэри Роуз получила письмо от мамы Роуз в понедельник, а на следующий день пришла записка от Трэвиса. Он сообщал, что братья Клэйборны готовятся к весеннему клеймению скота, потому что снег в этом году стаял рано и все дороги уже почти подсохли. В постскриптуме Трэвис добавлял, что с Корри все в порядке – по крайней мере, ему так казалось. Как и было договорено, он оставлял на поляне корзину с припасами. Корри, однако, не позволяла ему приближаться к хижине, и Трэвис чувствовал себя круглым идиотом, когда ему приходилось во весь голос зачитывать ей письма Мэри Роуз.

В то время, как братья Клэйборны готовились к сезону клеймения, английские родственники Мэри Роуз собирались переезжать в загородный дом лорда Эллиота на все лето. Туда также были приглашены тетушка Лилиан и ее любимица Элеонора. Мэри Роуз понятия не имела о том, когда в загородное поместье лорда сможет приехать ее муж.

Происходящие с ней перемены пугали ее все больше и больше. Она хорошо помнила слова Харрисона: если человек теряет частичку самого себя, в конце концов он потеряет всего себя. Не означает ли это, что он утратит абсолютно все?

Мэри Роуз понимала, что не сможет вечно делать вид, будто все в порядке, – рано или поздно произойдет взрыв. И вскоре ей представились два случая в этом убедиться.

Первый инцидент возник случайно. Мэри Роуз ходила взад и вперед по фойе в ожидании почты, когда по лестнице поспешно спустилась Элеонора.

– У меня замечательные новости, Виктория, – крикнула она. – Леди Лилиан хочет, чтобы я стала ее помощницей. Она считает, что мои организаторские способности – это именно то, что ей необходимо. Ей уже давно нужен кто‑ то, кто будет работать с ней постоянно. Она даже пообещала найти мне мужа. И я уверена, что она это сделает. Твоя тетя добьется всего, стоит ей только захотеть. Она сказала мне, что я для нее все равно что дочь. Да‑ да. Разве все это не чудесно?

Мэри Роуз искренне порадовалась за подругу. Жизнь Элеонору не баловала. Что же касается тетушки Лилиан, то она была бездетной. Речь шла о двух одиноких людях, которые могли помочь друг другу.

– Это действительно великолепно, – сказала Мэри Роуз. – Но неужели ты никогда больше не вернешься в… Америку?

– Меня ничто не держит в Америке, Виктория.

– А как же Кол? Разве он тебе не нравился? Элеонора взяла Мэри Роуз за руку и улыбнулась.

– Я никогда его не забуду. Он был первым мужчиной, который меня поцеловал. Но он никогда не женился бы на мне. Мне повезло, что я не успела отдать ему свое сердце. Кроме того, у нас с ним в самом деле нет ничего общего. Я гораздо лучше приспособлена к жизни здесь, Виктория. И ты тоже.

– Я буду скучать по тебе, – призналась Мэри Роуз.

– Скучать по мне? – Элеонора нахмурилась. – Ты никуда не поедешь. Мы с тобой навсегда останемся близкими подругами. Знаешь ли ты, что твои друзья принимают меня только благодаря твоему положению? Ты не кто‑ нибудь, а леди Виктория. Посмотри в зеркало! Ты стала настоящей дочерью своего отца. Никто никогда бы не поверил, что ты выросла не здесь. Я так горжусь тобой. И твоя тетя тоже. Она любит тебя всем сердцем, честное слово. А теперь мне пора бежать. До переезда столько надо всего переделать!

Мэри Роуз посмотрела вслед подруге, торопливо поднимающейся по лестнице. В это время входная дверь открылась, и вошел Эдвард. Мэри Роуз обрадовалась, что сегодня дежурит этот молодой дворецкий, а не старший среди прислуги – Рассел.

– Эдвард, могу я переговорить с вами конфиденциально? – спросила Мэри Роуз. – Скажите, тетя Лилиан перехватывала мои письма, которые я отсюда отправляла?

Эдвард заметно побледнел.

– Нет, леди Виктория.

«Что ж, – подумала Мэри Роуз, – мне остается лишь принять ответ слуги к сведению». Она повернулась и пошла к лестнице, но вдруг резко остановилась, услышав, как Эдвард произнес:

– Они от всей души желают вам только добра, миледи, особенно лорд Эллиот.

– Вы хотите сказать, что мои письма перехватывал отец?

Дворецкий опустил глаза. Воцарилось неловкое молчание.

– А я грешила на тетю, – прошептала Мэри Роуз, и в голосе ее прозвучало изумление. – Не знаю, но я почему‑ то никогда не думала, что мой отец станет этим заниматься… И как долго это продолжалось?

– С самого начала, – тихо ответил дворецкий.

– А письма, которые я писала братьям и оставляла на столе в холле, чтобы их отправили? Он их тоже перехватывал?

– Да. Но ведь вы и так обо всем уже догадались, правда? Так что я не проявляю нелояльности по отношению к своему хозяину?

– Нет.

– Ваш отец всего лишь следовал совету врача, миледи. Он был очень рад, когда обнаружил, что вы перестали писать тем людям. Лорд говорил своему зятю, что рекомендации докторов полностью себя оправдали и что вы забываете о своем прошлом.

Было ясно, что слуги знают о происходящем в доме Эллиотов гораздо больше, чем Мэри Роуз. Молодая женщина поблагодарила дворецкого и поднялась к себе в спальню.

«Значит, отец решил, что я забыла своих братьев», – думала она. Разумеется, это было не так. Она поблагодарила Бога за то, что у нее есть Анна‑ Мария. Добрая служанка делала все необходимое, чтобы письма Мэри Роуз находили своих адресатов.

Гнев Мэри Роуз был так силен, что окончательно лишил ее способности рассуждать. Она понимала, что прежде, чем она встретится с отцом и выяснит, почему он отнесся к ней столь жестоко, ей необходимо преодолеть свое возмущение. Обдумав все «за» и «против», она решила вообще не говорить с лордом Эллиотом на эту тему. Мэри Роуз боялась, что, если она услышит еще раз, что все делалось для ее же блага, у нее начнется истерика.

Но ярость ее не проходила. Сославшись на усталость, она отказалась пойти с остальными членами семьи в театр, как это было запланировано ранее. Вместо этого Мэри Роуз приняла горячую ванну, однако и это не помогло. Надев халат, она протянула руку, чтобы взять свой медальон, который она держала в коробке с причудливой восточной резьбой, стоявшей на туалетном столике.

Коробка была пуста. Мэри Роуз осторожно прошлась по комнате, глядя себе под ноги. Она ведь сегодня утром сняла цепочку с медальоном сразу же после того, как поднялась с постели! Да‑ да, именно так. А днем она всегда хранила медальон в этой самой небольшой коробочке.

Медальон исчез. В течение часа она перерыла всю комнату сверху донизу. Вернувшийся домой Харрисон застал жену на коленях – Мэри Роуз заглядывала под кровать. Макдональд рухнул на ближайший стул и вытянул ноги.

Он все еще не мог прийти в себя от найденной им информации, подтверждающей виновность Макферсона. Злость буквально душила его, а нервы были напряжены до предела. Он знал, что одной из причин такого состояния было недосыпание – в течение последней недели ему не удавалось поспать больше трех часов в сутки.

Мысли о Макферсоне не давали Харрисону покоя. Когда он думал, что этот негодяй долгие годы как ни в чем не бывало работал бок о бок с Эллиотом, в душе его закипал праведный гнев.

Усилием воли Макдональд отбросил думы о Макферсоне. Он был слишком возбужден, чтобы немедленно лечь в постель, и решил рассказать жене о том, что ему удалось разыскать.

Та, впрочем, до сих пор не замечала его.

– Я нашел, дорогая! – громко произнес он.

Резко выпрямившись, Мэри Роуз ударилась головой о кровать.

– Слава Богу, а то я думала, что я его потеряла!

Услышав панические нотки в голосе супруги, Харрисон повнимательнее взглянул на нее. По щекам ее струились слезы.

– Боюсь, мы говорим о разных вещах. Я нашел фальшивые записи Макферсона в бухгалтерских книгах. А что потеряла ты?

– Медальон. Он исчез!

– Мы его найдем. Я помогу тебе, дай только передохнуть немножко, – пообещал Харрисон и громко зевнул.

– А что, если его выбросили? Харрисон закрыл глаза.

– Вряд ли, – сказал он. – Иди сюда и поцелуй меня.

Мэри Роуз была поражена его легкомыслием и потрясенно замерла.

– Ты же знаешь, как я дорожу медальоном! Если они его забрали, я никогда им этого не прощу! Никогда!

Голос Мэри Роуз повысился до крика. Харрисон потянулся на стуле, потом утвердил локти на коленях и нахмурился.

– Давай как следует выспимся…

– Сначала надо найти мой медальон.

– Ради Бога, успокойся. Никто его не брал, ты просто не положила его на место и забыла об этом – вот и все.

– Откуда ты знаешь? Ты проводишь в этом доме слишком мало времени, чтобы знать, что здесь творится.

– Это потому, что я занят на работе! – выкрикнул Макдональд. – Я пытаюсь рассказать тебе…

Он сделал небольшую паузу и заговорил о найденных им доказательствах виновности Макферсона, но тотчас понял, что выбрал для этого неподходящий момент. Занятая своими мыслями, Мэри Роуз не слышала ни слова. В конце концов он выругался и промолвил:

– Могла бы быть и повнимательнее!

Мэри Роуз вскочила на ноги, сжала кулаки. Она внезапно почувствовала, что не может больше сдерживаться. По‑ видимому, в этот миг сказались все долгие месяцы, в течение которых ей приходилось притворяться.

– Повнимательнее?! Ты ждешь от меня участия после всего того, что они вытворяют? Мой отец перехватывает мои письма, а я после этого еще должна относиться с пониманием? Как долго, по‑ твоему, я должна все это терпеть, Харрисон? Всю жизнь? Когда ты не занят с утра до ночи какими‑ то одному Богу известными делами, ты бегаешь в поисках доказательств, благодаря которым можно было бы обвинить Макферсона. Вот уже много месяцев ты занимаешься черт знает чем! О, какой позор – я употребила выражение, которое мои родственники считают отвратительным.

– Что значит отвратительным? О чем ты говоришь?

Мэри Роуз отвернулась от мужа и стала смотреть в ночную тьму за окном.

– Они все любят тебя, – произнес он примирительным тоном. Мэри Роуз стремительно развернулась к Харрисону:

– Неправда. Все они любят женщину, которую они создают. Знаешь, что сказала мне тетя Барбара? Что я должна считать себя куском белого холста и дать им возможность создать шедевр. Нет, они не любят меня. Да и как они могут меня любить? Ведь они меня даже не знают. Они в восторге от того, что Виктория вернулась, и все делают вид, что я прожила здесь всю свою жизнь. Ну а ты, Харрисон? Ты любишь меня или создаваемый моими родственниками шедевр?

Харрисон поднялся: если жене хочется с ним поспорить – что ж, он не станет лишать ее этого удовольствия.

– Я люблю тебя! – проревел он.

Ссора стремительно разгоралась. Итог же оказался неутешительным. Мэри Роуз указала Харрисону на дверь. Он ушел, а она бросилась на кровать и плакала до тех пор, пока не заснула. Разбудил ее муж, пришедший извиниться перед ней.

– Прости меня, малышка, прости, – повторял он снова и снова. Мэри Роуз могла простить ему see, что угодно. Она любила его и готова была защищать от всяких напастей и его самого, и их брак.

– Я люблю тебя, – прошептала Мэри Роуз, когда Харрисон уже засыпал.

– И я тебя люблю, Виктория.

«О Боже, – подумала Мэри Роуз, – он тоже назвал меня Викторией».

Через два дня она отправилась домой.

14 августа 1874 года

Дорогая мама Роуз,

Остаток сегодняшнего дня мне придется провести в своей комнате в наказание за то, что я вела себя не так, как подобает леди. Я ударила Томми Боннерсмита в нос, и у него пошла кровь. Но он сам напросился, мама. Кол взял меня с собой в Блю‑ Белл, и только я вышла из магазина, как Томми подскочил ко мне и поцеловал в губы.

Я не стала говорить Колу, что он сделал. Когда Кол вышел на улицу, он увидел, что Томми сидит на земле, держится за нос и ревет, как маленький. Если бы мой брат узнал, что случилось, он бы убил Томми, а я не хочу, чтобы он опять подстрелил кого‑ нибудь. У него и так уже плохая репутация.

Мне вовсе не стыдно за свое поведение. Адам с Колом всегда говорят мне, что я не должна позволять мужчинам никаких вольностей. А поступок Томми как раз и был вольностью, верно?

Ты на меня не сердишься?

Твоя любящая дочь

Мэри Роуз

Глава 21

Харрисон вернулся в дом лорда Эллиота в ту самую минуту, когда судно, на борту которого находилась Мэри Роуз, отплыло в Америку. Разумеется, он ничего не знал о ее отъезде. Об этом вообще никому не было известно.

Макдональд вошел в оранжерею, где Эллиот обсуждал финансовые дела со своим помощником.

– Где моя жена? – спросил Харрисон.

Эллиот поднял голову от кипы бумаг и, увидев Макдональда, улыбнулся:

– Она пошла за покупками со своей служанкой.

– Простите, Макферсон, мне надо побеседовать с лордом Эллиотом наедине, – сказал Харрисон, заложив руки за спину и изо всех сил стараясь выглядеть спокойным.

– Почему бы вам не пойти и не распорядиться, чтобы нам приготовили чай, пока я буду разговаривать со своим зятем? – обратился лорд Эллиот к помощнику.

Макферсон кивнул и вышел из комнаты. Харрисон закрыл за ним дверь.

– Сомневаюсь, что нас кто‑ нибудь подслушивает, Харрисон. Все разошлись по своим делам, а слуги заняты упаковкой вещей. Что‑ нибудь случилось? Я вижу это по твоим глазам.

– Я пришел не один, сэр. В холле ждут полицейские. Они сейчас арестуют Макферсона. С Божьей помощью они заставят его во всем признаться. Впрочем, в любом случае улик, чтобы обвинить его в растрате, достаточно. Наконец‑ то сукиного сына посадят за решетку. Именно он был организатором похищения вашей дочери.

Эллиот выронил из рук бумаги. Он старался вникнуть в смысл только что сказанного Макдональдом и, похоже, никак не мог этого сделать.

– Джордж… Джордж украл у меня мою Викторию? Нет, нет, этого не может быть!

– Дуглас видел, как он вылез из экипажа и передал корзину с ребенком какой‑ то женщине.

– Дуглас? А кто это?

Харрисона поразил вопрос патрона. Лорд Эллиот даже не знал имен братьев Мэри Роуз!

– Это один из тех людей, которые вырастили вашу дочь, – ответил Макдональд. – Дугласа с полным основанием можно считать одним из ее братьев. Пора осознать это, пока не поздно.

Эллиот, однако, был настолько поражен тем, что Харрисон рассказал ему о Макферсоне, что ни о чем другом и думать не мог. Он не заметил даже, что его зять начинает медленно закипать.

– А что, разве была растрата?

– Вы жертвовали средства на нужды детского приюта, которого на самом деле не существовало. То есть он существовал, конечно, в то время, когда пропала Виктория, но через пару лет после этого приют закрылся. Я думаю, все ваши пожертвования осели в карманах Макферсона.

– Но растрата и похищение – это две разные…

– И все это дело рук Макферсона, сэр. В этом нет никакого сомнения.

Эллиот скорчился от пронзившей его боли. Он отчаянно пытался взять себя в руки.

– Дай мне минуту, сынок, всего минуту, – прошептал он. Харрисон сел рядом с Эллиотом и положил руку ему на плечо.

Не произнося больше ни слова, он терпеливо ждал, пока старик приведет свои мысли и чувства в порядок. Вскоре Эллиот успокоился настолько, что пожелал узнать подробности.

– Начни с самого начала, сынок, – попросил он.

– Мы знаем, – заговорил Макдональд, – что накануне того дня, когда была похищена ваша дочь, Макферсон снял с одного из ваших счетов большую сумму. На следующую ночь он увез Викторию из дома и передал няне. Я думаю, что эти деньги предназначались для самой няни и для содержания ребенка, а с вас Макферсон решил взять огромный выкуп. Листки, вырванные из Библии, должны были быть присланы вам в качестве доказательства того, что ваша дочь действительно в руках похитителей.

– Но что же случилось? Мы так и не получили требования о выкупе… Только ту первую записку…

–У Макферсона все пошло наперекосяк, сэр. Няня не захотела брать корзину, но, когда Макферсон извлек из кармана набитый деньгами конверт и помахал им у нее перед глазами, женщина сдалась. Но она явно перепугалась. После того, как Макферсон уехал, няня нашла ближайший переулок, выбросила Викторию в кучу мусора и убежала.

– Ты можешь все это доказать, Харрисон?

– Я могу доказать, что он растратил ваши деньги, сэр. Дуглас уверен, что он и сегодня узнает Макферсона. У меня самого нет такой уверенности, но полагаю, полиция заставит вашего помощника говорить.

– Если бы няня не передумала, увидел ли бы я когда‑ нибудь свою дочь? Ведь он убил бы Викторию, да?

– Возможно, – согласился Макдональд.

– И все эти годы это чудовище сидело рядом со мной как ни в чем не бывало!

Голос Эллиота прервался.

– Сэр, это было с его стороны очень умно. Когда няня с младенцем исчезли, он, должно быть, запаниковал, но не сбежал, а остался на своем месте. Это был самый лучший способ контролировать ход расследования. Продолжая работать на вас, он прочитывал всю поступающую к вам корреспонденцию.

Внезапно Эллиот вскочил и бросился к двери.

– Я сейчас пойду и…

Харрисон остановил его, схватив за руку:

– Нет, вы никуда не пойдете. Его уже увезли. Ваше желание вполне естественно, но вы не можете убить Макферсона.

Макдональд осторожно проводил Эллиота к дивану и помог ему сесть. Он оставался рядом с ним до тех пор, пока не убедился, что лорд полностью контролирует себя и не сделает ничего, о чем впоследствии придется сожалеть.

Харрисон собирался поговорить с ним о своих планах на будущее, но решил, что сообщит патрону о своем намерении уйти в отставку несколько позже.

Макдональд поднялся в спальню – ему хотелось побыть одному, чтобы хорошенько обдумать все то, что он намеревался сказать жене. Он приготовился в случае необходимости упасть на колени и просить прощения у Мэри Роуз.

Его все еще коробило от того, что Эллиот понятия не имел, как зовут братьев Мэри Роуз. Как только Мэри Роуз переносила все это!

На столе Харрисон увидел записку. В ту же секунду сердце его сжалось от ужаса – он не мог заставить себя дотронуться до листка бумаги.

Наконец он все же прочел ее, но только с третьего раза до него дошел смысл написанного. Харрисон уронил голову на грудь и застонал от бессилия.

Он потерял Мэри Роуз.

Харрисон понятия не имел, сколько времени он простоял, держа записку в руках, но когда опомнился, в комнате уже сгущались тени. В дверь постучал Эдвард и, не входя, крикнул, что лорд Эллиот просит Макдональда спуститься вниз.

Харрисон медленно стряхнул с себя оцепенение. Ему многое надо сказать своему тестю, и его больше не волновало, поймет ли он его.

Эллиот стоял перед камином, сжимая в руке клочок бумаги.

– Моя жена попрощалась и с вами тоже? – спросил Харрисон. Эллиот медленно кивнул.

– У нее было все, – прошептал он. – Почему же она не была счастлива? Ты знаешь, что она, оказывается, планировала свой отъезд? Харрисон, я не понимаю. Она пишет… сейчас я прочту. В самом конце… да, вот здесь. «Я люблю тебя, отец, и если бы ты узнал меня получше, ты бы тоже, наверное, меня полюбил».

Эллиот снова поднял голову.

– Но я люблю ее.

– Да, вы любите ее, но с той самой минуты, как она появилась здесь, вы пытались ее изменить. Вы даже не осознаете, что вы потеряли! Знаете что? Садитесь‑ ка, и я вас познакомлю с вашей дочерью. Пожалуй, я начну с Корри, с Сумасшедшей Корри. Вам не приходилось о ней раньше слышать, не так ли, сэр? Ну разумеется, нет. Да вы и не стали бы слушать. Но теперь‑ то уж я заставлю вас кое‑ что понять.

Харрисон рассказал о дружбе между Мэри Роуз и Корри. Эллиот побледнел, услышав, как выглядит несчастная подруга его дочери. А когда Харрисон упомянул о том, как Корри, протянув руку в открытое окно хижины, погладила Мэри Роуз по плечу, в глазах его показались слезы.

– Меня поражает ее сострадание, – сказал Харрисон. – Именно по этой причине она так долго терпела всех нас. Господи, я то и дело твердил ей, чтобы она проявляла к своим новым родственникам больше понимания, чтобы она дала вам время привыкнуть к ней. Но вас не интересовало, что творится у нее в душе, а теперь уже слишком поздно, сэр. Те люди в Монтане – ее семья. Ваша дочь играет на фортепьяно и бегло говорит по‑ французски. У вас есть все основания гордиться ею.

Харрисон просидел с Эллиотом до самой ночи, рассказывая ему о том, что он знал о Мэри Роуз. Мужчин никто не тревожил. Лишь однажды Лилиан попыталась вмешаться в их разговор, но резкий окрик брата заставил ее ретироваться.

– Отцовская любовь не знает никаких препятствий, – прошептал Эллиот. – Но я…

Не в силах продолжать, он закрыл лицо руками и разрыдался.

– Каждое утро она садилась рядом со мной и расспрашивала меня о нашей семье. Она никогда не говорила о своих друзьях.

– Вы бы ей не позволили этого.

– Да, – кивнул Эллиот. – О Боже, что я наделал? Что я наделал?!

– Я ухожу в отставку, сэр. Я закончил всю ту работу, которую вы мне поручали, Вы ведь нарочно старались загрузить меня как можно сильнее? Вы хотели побольше времени проводить со своей дочерью и потому заставили меня исколесить всю страну. Впрочем, я вас не виню. Мне очень хотелось исполнить свой долг перед вами. Именно поэтому я так старался разоблачить Макферсона. Но теперь все позади. Если вы позволите, я поднимусь в свою комнату и упакую вещи.

– И куда же ты поедешь?

Харрисон ответил не раньше, чем дошел до дверей.

– Домой, – сказал он.

* * *

Адама Клэйборна ждал суд за убийство. Харрисон узнал эту страшную новость, добравшись до станции проката лошадей и экипажей. Он собирался купить повозку и двух лошадей, чтобы отвезти свой багаж в Блю‑ Белл, но услышанное заставило его резко изменить свои планы.

– Да, сэр, нам тут предстоит поглядеть на то, как Адама Клэйборна вздернут на виселицу. Сюда приехали двое разодетых парней откуда‑ то с Юга и привезли с собой юриста. Они якобы хотят, чтобы судья Бернс передал им Адама – они отвезут его в те места, откуда он родом, и будут судить его там. Но Бернс скорее всего займется делом Клэйборна лично – или его самого повесят, если он не оправдает ожиданий публики. Вот почему сегодня у нас тут так пусто. Если вы приедете сюда завтра, здесь вообще никого не будет – все отправятся в Блю‑ Белл. Для людей это что‑ то вроде праздника. Правда, большинство женщин, наверное, будут плакать. Но в любом случае танцы начнутся только после захода солнца. Это будет славная вечеринка, советую посетить.

Харрисон быстро купил коня, бросил старику двадцать долларов и попросил нанять человека, который отвез бы в город его вещи. Он уже седлал своего вороного, когда старик снова заговорил:

– Я вижу, что вы и впрямь не собираетесь ничего упустить. Но времени у вас достаточно. Я пробуду здесь еще два часа и могу сам отвезти ваш багаж. Заработаю двадцатку – она будет не лишняя.

– Адам Клэйборн невиновен, – сказал Харрисон и вскочил в седло.

– А какая разница. Он черномазый, а те, кто обвиняет его, – белые. Поэтому Клэйборну все равно.

Обернувшись, старик увидел, что говорил, по сути дела, сам с собой – Харрисона уже и след простыл.

Он мчался в Блю‑ Белл бешеным галопом, понимая, что должен вмешаться, пока дело не зашло слишком далеко. Ему никогда раньше не приходилось видеть толпу линчевателей, но он не раз читал весьма красочные описания судов Линча, и потому по спине его невольно побежали мурашки. Он обязан что‑ то предпринять – в рамках закона или вне их.

Харрисон усилием воли сосредоточил все свои мысли на старшем Клэйборне. Он знал, что в его прошлом есть какая‑ то темная история, но Адам никогда ничего не рассказывал ему об этом.

Что же это могло быть? Убийство? Он не мог себе представить, чтобы такой человек, как Адам Клэйборн, убил бы кого‑ нибудь, не имея для этого достаточно веских причин.

Хотя Харрисон был не слишком набожным человеком, в этот миг ему стало по‑ настоящему страшно, и он принялся просить помощи у Бога.

Только бы не было слишком поздно. Только бы не было слишком поздно.

* * *

Суд проходил в помещении пустующего склада через дорогу от магазина Моррисона. Народу набилось столько, что яблоку было некуда упасть. С одной стороны от Адама сидела Мэри Роуз, с другой – Трэвис. Кол с Дугласом вынуждены были остаться на улице – им не позволили войти, поскольку судья боялся, что их нрав может помешать отправлению правосудия. Обвинители Адама разместились напротив Клэйборнов. Их было трое – юрист и двое омерзительных подонков, именовавших себя сыновьями Ливонии.

Судья, стуча молотком по столу, то и дело приказывал присутствующим замолчать, угрожая вывести из зала всех любопытных. Мэри Роуз находилась в каком‑ то оцепенении и не могла разобрать ни слова из того, что говорил Бернс.

Все вокруг внезапно превратились в лютых врагов Адама. Словно по приказу какого‑ то злого волшебника они вдруг приняли облик худших представителей так называемых отрядов самообороны. Адам не раз так или иначе помогал всем, кто присутствовал в атом зале, но теперь его доброта и щедрость были для них пустым звуком. Он был чернокожим, все остальное не имело значения. Мэри Роуз не сомневалась, что, если бы собравшимся позволили немедленно вытащить Адама на улицу и казнить, они не преминули бы сделать это.

Она не знала, как прекратить этот кошмар. Адам, впрочем, даже в этой ситуации сохранял мужество и держался с достоинством. Мэри Роуз погладила брата по руке, Чем она могла помочь ему? Да и кто вообще мог ему помочь?

Судья еще раз ударил молотком по столу – похоже, он уже готов был согласиться, чтобы Адама увезли и судили на Юге.

– Я изучил ваши бумаги, – сказал Бернс, обращаясь к приезжему адвокату. – Похоже, в них все в порядке.

Юрист, представляющий сыновей Ливонии, торопливо встал. Его звали Флойд Мэннинг.

– Разумеется, – произнес Мэннинг. – Ну так что, мы можем забрать Клэйборна? У вас нет другого выхода, судья, – вы должны следовать закону.

В толпе поднялся недовольный ропот – шакалы требовали крови.

– Не давайте его увозить, судья, – выкрикнул кто‑ то из задних рядов. – Это нечестно. У меня вся семья ждет на улице. Я им обещал…

– Заткните глотку, – посоветовал Бернс выскочке. – Вы не дали мне договорить, Флойд Мэннинг. Так вот, несмотря на то, что ваши бумаги в полном порядке, есть одна загвоздка. Закон есть закон, но заявлять мне подобные вещи – это, знаете ли, чересчур для человека приезжего. Позвольте вам заметить, что здесь я олицетворяю закон, и если я что‑ то сказал, то так оно и будет. А я открыто заявляю, что не стану передавать вам Адама Клэйборна. Если вы хотите увидеть, как его повесят, вам придется подождать, пока выяснится, виновен ли он.

– Но, ваша честь, в Южной Каролине… – начал было Мэннинг.

– А здесь не Южная Каролина! – снова крикнул кто‑ то. – Давайте, судья, начинайте. Скоро уже полдень.

Похоже, судья – единственный в помещении человек, у которого имелось оружие, – готов был перестрелять всех горлопанов в зале. Бернс окинул взглядом толпу и снова обратился к приезжему юристу с безукоризненной столетней родословной:

– Мы находимся на пограничной территории. Поэтому будет так, как я решил.

Мэри Роуз понурилась, изо всех сил стараясь сдержать рвущийся из груди крик. От гнева руки ее покрылись гусиной кожей. Когда же кончится весь этот ужас?! Ее братья надеялись, что судья Бернс передаст Адама южанам, и планировали освободить его где‑ нибудь за пределами города и спрятать в горах.

Толпа гудела, ожидая, что процесс начнется немедленно и прямо здесь, в помещении склада. Бернс, однако, не собирался терять контроль над ситуацией. Он сунул руку за пояс и вытащил свой шестизарядный револьвер, намереваясь утихомирить разошедшихся горожан парой выстрелов в потолок.

Этого, однако, не потребовалось. Как раз в этот миг шум внезапно утих, и Берне увидел отчаянно продирающегося сквозь разъяренную толпу Харрисона Макдональда.

В неожиданно наступившей тишине Мэри Роуз еще сильнее сцепила руки. Что там произошло? Не схватили ли заодно и Дугласа с Колом? Она боялась поднять глаза.

Прокладывая себе дорогу к столу, за которым сидел судья Бернс, Харрисон даже не взглянул ни на жену, ни на ее брата.

– У меня есть дело в этом суде, – заявил он.

Мэри Роуз вскинула голову и глазам своим не поверила. Харрисон? Она несколько раз моргнула, словно борясь с наваждением, но Харрисон не исчез. Каким образом он оказался в Блю‑ Белл? У Мэри Роуз перехватило дыхание – она ничего не понимала.

– Давайте, – приказал судья.

– Меня зовут Харрисон Стэнфорд Макдональд…

– С какой стати вы мне рассказываете об этом? – перебил его Бернс. – Мне известно, кто вы такой.

– Это для протокола, ваша честь.

– Какого еще протокола? Здесь, в Монтане, с этими формальностями гораздо проще. Так, излагайте суть дела.

– Я представляю интересы Адама Клэйборна.

В глазах Бернса зажглась искорка. Он откинулся на спинку стула и потер нижнюю челюсть.

– Вот как?

– Да, ваша честь.

– Ну что ж, вы имеете полное право. Я собираюсь его судить по обвинению в убийстве.

– Может ли подсудимый рассчитывать на справедливый суд здесь, в Монтане? – спросил Макдональд.

Бернс достаточно хорошо знал Харрисона, чтобы понять, что он вовсе не насмехается над ним, тем более не оскорбляет его.

– Да, разумеется.

– В таком случае мне потребуется некоторое время, чтобы обговорить вопросы защиты с моим клиентом.

– Сколько?

– Месяц.

В зале раздался недовольный гул. Судья без колебаний выстрелил вверх.

– Я не могу ждать целый месяц, Харрисон.

– Ваша честь, мне необходимо выстроить линию защиты.

– Где же мы будем держать его, пока вы выстроите свою линию?

– Его следует освободить и передать под мою ответственность.

– Он сбежит, судья. Этот черномазый сбежит, вот увидите!

Бернс наклонился в сторону, стараясь получше рассмотреть крикуна.

– Это ты, Бикли, нарушаешь порядок? Клянусь Богом, если ты не заткнешь свою поганую глотку, я всажу тебе пулю в задницу. Даю вам на подготовку две недели, Харрисон. Вы готовы уплатить залог на случай бегства подсудимого?

– Да, я закладываю свое имущество.

– Сейчас достаточно и ста долларов. Остальное выплатите через две недели – если, конечно, он в самом деле убежит.

– Хорошо, ваша честь.

Судья снова стукнул молотком по столу.

– Итак, Адам будет находиться под домашним арестом до очередного суда. Все, кому это решение не по вкусу, могут следить, чтобы он не сбежал, находясь на границе владений Клэйборнов. Все слышали, что я сказал? Эй, Бикли, если ты не найдешь себе более достойного занятия, лучше наблюдай за ним откуда‑ нибудь с дерева. Ты меня понял? Я обращаюсь ко всем: Клэйборны по закону имеют право пристрелить любого из вас, кто пересечет границу их владений. Суд состоятся через две недели. А теперь все свободны.

Берне снова, теперь уже в последний раз ударил молотком по столу.

– Ну, Харрисон, за работу, – тихо сказал он. – У меня целая папка улик против Адама. Можете покопаться в ней до тех пор, пока я не уеду на рыбалку. До следующего воскресенья я буду у Белл. Сто долларов принесете туда.

К Харрисону подошел Флойд Мэннинг.

– Заступник черномазых! – прошипел он. Судья услышал его слова.

– Вам здесь больше нечего делать, Мэннинг, – произнес он. – Отправляйтесь домой. Здесь я вершу правосудие. Судить Клэйборна мы будем при участии жюри присяжных из двенадцати человек.

Кустистые брови Мэннинга сошлись на переносице.

– Этот парень не заслуживает справедливого приговора. Всех таких следовало бы выволочь отсюда и вздернуть.

Лицо приезжего юриста побагровело от злости.

– Кого конкретно он имеет в виду? – спросил судья, обращаясь к Макдональду. – Весь город или только Клэйборнов?

Мэннинг поспешил удовлетворить его любопытство:

– Клэйборнов, разумеется, В особенности эту белую девку, которая живет под одной крышей с ниггером. Ну и дрянь!

– Вы не хотите ничего сказать по этому поводу, Харрисон? – осведомился судья.

Прежде чем ответить, Макдональд сосчитал в уме до десяти. Впрочем, это не заставило его отказаться от своего намерения.

– Во что мне обойдется рукоприкладство, ваша честь?

Глаза Бернса удовлетворенно сверкнули.

– В пять долларов, учитывая особые обстоятельства дела.

Харрисон полез в карман, вытащил деньги и бросил их на стол.

И прежде чем юрист из Южной Каролины сумел что‑ либо предпринять, Харрисон нанес ему сильнейший удар в челюсть. Мэннинг рухнул на пол, мгновенно лишившись сознания. Судья перегнулся через стол, чтобы повнимательнее взглянуть на упавшего, затем снова повернулся к Харрисону:

– Пожалуй, это преднамеренное деяние.

С вас еще доллар. Харрисон вручил ему долларовую бумажку и направился к жене и её братьям. В то же время он внимательно оглядывал толпу, медленно вытекавшую из помещения склада. У него было достаточно времени, чтобы изучить лица присутствовавших на суде, но ни одно из них не показалось ему знакомым.

Трэвис хотел было встать, но Харрисон приказал ему оставаться на месте.

– Мэри Роуз, подойди ко мне, – сказал он. – Я вижу, ты чертовски рада меня видеть.

Молодая женщина быстро вскочила и обошла стол. Харрисон обнял ее и, наклонившись, поцеловал в лоб, а затем так стиснул, что у нее перехватило дыхание.

– Добро пожаловать в Монтану, Харрисон, – прошептал Адам.

– Когда все это случилось? – спросил Макдональд.

– Меня разбудили вчера утром – и вот я здесь. Ты подоспел вовремя: еще час, и было бы поздно. Они не стали бы меня вешать до завтра, но если бы приговор вынесли, никто бы уже ничего не изменил.

За дверь вышли последние любопытные, и тотчас в помещение ворвались Дуглас с Колом.

– Закройте дверь! – крикнул Харрисон.

– Давайте сматываться отсюда, – пробормотал Кол, бросая Трэвису его револьвер. – Адам, ты в порядке?

– Да.

Харрисон наконец ослабил свои объятия, но Мэри Роуз по‑ прежнему прижималась к нему. Ее била крупная дрожь. Она пережила ужасный день и знала, что ближайшее будущее тоже не сулит ей ничего хорошего.

Харрисон так много хотел сказать ей, но сейчас нужно было решить непростую задачу – доставить Адама на ранчо живым.

– По‑ моему, нам надо бежать – прямо сейчас, – заявил Кол.

– Нас всех перестреляют, – возразил Трэвис.

– Он прав, – согласился Дуглас. – Сейчас не время для побега.

– Я поеду только домой, – сказал Адам и встал, оттолкнув стул. – Харрисон, я не знаю, благодарить мне тебя или проклинать. Из‑ за тебя мне придется целых две недели думать только о петле, которая вот‑ вот затянется на моей шее.

– Не очень‑ то ты веришь в своего адвоката, – сухо заметил Харрисон.

– В тебя‑ то я будь здоров как верю. А вот с остальным миром я не в ладу. Ты честный человек, Харрисон. В наше время это довольно редкое качество. Я говорил Мэри Роуз, что ты обязательно приедешь, а она не верила. Но теперь‑ то она наверняка убедилась?

Харрисон был поражен. Неужели его жена думала, что он останется в Англии и будет преспокойно заниматься делами? Неужели же она не понимала, что увезла его сердце с собой?

– Харрисон, ты поедешь с нами или отправишься к Белл, чтобы разобраться в уликах против Адама? – спросил Трэвис.

– Домой. Прежде всего надо поговорить с Адамом.

Когда Клэйборны и Харрисон отъезжали от склада, это походило на торжественную процессию. Жители города собрались неподалеку, чтобы поддержать Адама. Приятно было видеть, что большинство обитателей Блю‑ Белл не питают ненависти к старшему из братьев.

На обратном пути Харрисон прикрывал Клэйборнов с тыла. Когда они стали спускаться с последнего холма, остановился и подождал, пока они не отъедут на безопасное расстояние от опушки леса. Затем он быстро сделал небольшой крюк, нашел то, что искал, и последовал за ними.

Когда он вошел в дом, Мэри Роуз с братьями уже сидели в столовой и обсуждали последние события.

Мэри Роуз в то же самое время думала и о Харрисоне. Почему он вернулся? Она не могла стать той женщиной, которой хотели сделать ее английские родственники. Неужели он этого не понял? О Боже, что же ей делать? Ей было так плохо с той самой минуты, когда она покинула мужа… до сегодняшнего дня. Ей казалось, что там, в зале суда, она умирала, а когда в помещение склада стремительно вошел Харрисон, она снова вернулась к жизни.

Она слышала, как Харрисон поднялся по лестнице. Со скрипом открывались и закрывались двери. Значит, он ищет ее комнату?! Неужели останется?

Харрисон наконец вошел в столовую.

– Адам, я хочу поговорить с тобой наедине.

– Мои братья и сестра все знают, – ответил Адам.

– Нет, только один на один, – настаивал Макдональд.

Они провели в библиотеке больше двух часов. Харрисон убеждал Адама, что он должен рассказать ему все о жизни на плантации и о семье его хозяина.

– Миссис Ливония была замужем за Уолтером Эддерли. У них было два сына. Сегодня в суде ты видел обоих. Реджинальд – младший. Он на пару лет моложе меня. Лайонел – старший. Он как две капли воды похож на отца. Уолтер был пьяницей. Он пил ежедневно, начиная с полудня. И в этом состоянии бывал злым, как бешеный пес, и прямо‑ таки смотреть спокойно не мог на жену.

– Он бил ее?

– О да, он частенько пускал в ход кулаки. В нем было больше шести футов роста, а она была совсем маленькая, миниатюрная. Моя мать прислуживала Ливонии, так что и ей доставалось.

Как‑ то раз в пятницу, когда уже близилось время ужина, я возвращался с работы. Проходя мимо дома, я услышал крики миссис Ливонии: Эддерли избивал их обеих, Я бросился вперед, чтобы защитить женщин. Помнится, я еще подумал, что если мне удастся обратить его гнев на себя, то тогда с мамой и Ливонией будет все в порядке. У мамы был подбит глаз и из носа текла кровь. Ливония лежала на полу и пыталась подняться, но в это время муж снова ударил ее, и она опять рухнула на землю, умоляя его остановиться. Тогда он стал пинать ее ногами, представляешь, Харрисон? Она просила меня помочь ей… и именно это я и сделал.

Адам перевел дыхание.

– Я схватил его за пояс и стал оттаскивать от бедной женщины. Тем временем мама подбежала к Ливонии и попыталась поднять ее. Эддерли окончательно вышел из себя. Он заорал Ливонии, что убьет ее, оттолкнул меня и снова кинулся к ней. Тут‑ то я его и ударил. Он попятился назад, отчаянно ругаясь, споткнулся и ударился головой о каминную доску. Я думаю, он умер прежде, чем упал на пол.

– Куда ты его ударил?

– В подбородок.

– Получается, что ты наносил удар не сзади? С твоих слов я понял, что он повернулся к тебе спиной…

– Да, но я оказался проворнее. Когда он бросился к миссис Ливонии, я успел заступить ему дорогу, а когда он хотел в очередной раз пнуть ее, ударил его.

– А что было потом?

– Миссис Ливония дала мне денег и сказала, что я должен бежать. Они с мамой собирались сообщить всем, что меня продали. Когда в доме появились представители властей, Ливония сослалась на несчастный случай, Ни одна из женщин вообще не упоминала мое имя. Мой Удар не оставил на лице Эддерли никаких следов. Мне было всего тринадцать лет, и я не умел драться. Весь штат хорошо знал Эддерли, Поэтому слова Ливонии ни у кого не вызвали подозрений.

– А кто‑ нибудь видел, как все произошло на самом деле?

– Нет.

– Тогда почему сыновья Эддерли приехали за тобой? Какими доказательствами они располагают?

– У них есть письма, которые я писал матери. Должно быть, сыновья Эддерли их нашли и узнали о событиях давно минувших дней.

Харрисон устало вздохнул.

– Ты ни в чем не виноват, Адам.

– Раб осмелился поднять руку на хозяина! Его сыновья убеждены, что за одно это я заслуживаю смерти.

– Ты думаешь, что сыновья Эддерли заставили свою мать рассказать им все, как было?

– О да. Лайонел, похоже, вырос таким же, как его отец. Мама не раз писала мне, что боится за миссис Ливонию. Но все это не имеет значения. Если двое белых обвиняют меня в убийстве, то меня признают виновным. Мы оба это знаем.

– Нельзя сдаваться без борьбы, – подбодрил его Харрисон. – Скажи мне, Адам, ты останешься здесь и будешь бороться или же ты хочешь бежать?

– А ты позволил бы мне убежать? Ведь в этом случае ты лишишься всего своего имущества.

– Я не поставил на карту свое главное сокровище – Мэри Роуз. Разумеется, если она разрешит мне остаться.

– А что бы ты мне посоветовал?

– С тех пор, как я женился на твоей сестре, я считаю тебя своим братом. Я не хочу, чтобы с тобой что‑ нибудь стряслось. Как адвокат, я бы посоветовал тебе остаться и не терять надежду.

– Значит, получается, что как брат ты советуешь мне убежать, а как адвокат – остаться.

– Что‑ то в этом роде, – согласился Харрисон. Взгляд его упал на стихотворение, заключенное Адамом в рамку и повешенное им на стену. Теперь Макдональд понял, почему Адаму так нравился этот абзац.

– Пообещай мне одну вещь, Адам.

– Что именно?

– Когда все это кончится и мы победим, ты снимешь это и уберешь куда‑ нибудь.

Адам на секунду замер.

– Я всю жизнь прятался и опасался, что за мной придут. Я больше не хочу так жить. Теперь я собираюсь встретить опасность лицом к лицу. «По ком звонит колокол, – прошептал Адам. – Он звонит по тебе».

– У, как мрачно.

– У меня не то настроение, чтобы скакать от радости. Ну что, мы закончили наш разговор?

– Мы его только начали, – улыбнулся Харрисон. – Нам еще надо обсудить, что тебе говорить на суде. Сядь, Адам. Сегодня будет длинная ночь.

Харрисон стал делать пометки в блокноте. Кол принес поднос с сыром, бисквитами и пивом. Поскольку никто его не гнал, он остался в библиотеке и, присев на краешек стола, принялся слушать вопросы Харрисона. Через час появились Трэзис с Дугласом. Что касается Мэри Роуз, то она не пришла, считая, что Адаму легче беседовать с Харрисоном в ее отсутствие. Молодая женщина долго сидела за столом в полном одиночестве, думая об Адаме, потом встала и ушла к себе.

Мысли ее обратились к Харрисону. Что же ей теперь делать? Он назвал ее Викторией. Кого же он любил? Понимал ли ее муж, что, назвав ее Викторией, он разбил ей сердце? Почему он не любит ее такой, какая она есть?

На подушке ее лежал ярко‑ красный цветок – очень похожий на розу дикий шиповник. Внезапно молодая женщина поняла, что ее муж хотел сказать, когда в первый раз, еще в Англии, положил к ее изголовью розу с длинным стеблем. Он знал, каково ей придется в чужой стране, и в то время, когда остальные изо всех сил пытались переделать ее, Харрисон напоминал ей, что любит Мэри Роуз со всеми ее недостатками. Потому что она была его Розой.

В душе Мэри Роуз с новой силой вспыхнула любовь к мужу. Как она могла усомниться в нем?! И как он мог простить ей ее недоверие?

Она села на кровать и, прижимая к себе цветок, поникла головой и заплакала.

– Я думал, цветок обрадует тебя, а не расстроит.

В дверях стоял Харрисон. Сердце Мэри Роуз сжалось – муж выглядел таким усталым, озабоченным и… уязвимым.

– Ты любишь меня, – промолвила она.

– Да.

– Спасибо, – прошептала Мэри Роуз. – За то, что ты мирился с моей неуверенностью в тебе. Я люблю тебя так сильно, и мне было так страшно в последнее время. Подожди, – остановила она Макдональда, который шагнул к ней. – Сначала я должна попросить у тебя прощения.

Мэри Роуз вдруг почувствовала, что губы ее неожиданно стали растягиваться в улыбке.

– Ты невероятно терпелив, – начала она. – Все это время ты ждал, пока я пойму тебя, не так ли?

– Нет, ты всегда все понимала. Я просто хотел тебе кое о чем напомнить.

– Ты назвал меня Викторией.

– Да? – Харрисон был явно удивлен ее словами. Он закрыл дверь и подошел к Мэри Роуз.

– Я люблю тебя, Мэри Роуз Макдональд. Для меня не имеет значения, как тебя зовут. Если ты захочешь менять имя каждую неделю, я не против. Ты всегда будешь моей Розой.

Ей захотелось обнять мужа. Она положила цветок на стол и встала.

– Я тоже тебя люблю. Мне стыдно, что я сомневалась в тебе. Ты когда‑ нибудь простишь меня?

– Мне следовало постоянно быть рядом с тобой, а не думать о том, как бы закончить все дела твоего отца. Ты когда‑ нибудь сможешь простить меня?

– Ты ушел в отставку?

– Надеюсь, ты не совершала никаких необдуманных поступков после своего возвращения сюда, дорогая?

– Что ты имеешь в виду?

– Я где‑ то читал, что в этих краях очень легко развестись.

– Не скажу, пока не поцелуешь. О, Харрисон, несмотря на все тревоги и волнения, ты вспомнил, что в детстве я принимала цветки дикого шиповника за розы. Пожалуйста, поцелуй меня.

– Если ты со мной развелась, я женюсь на тебе вторично. И на этот раз навсегда, Мэри Роуз.

Он привлек ее к себе и поцеловал, вложнв в этот поцелуй всю свою любовь и нежность. Харрисон снова был сильным и уверенным в себе.

– Почему ты так долго не приезжал? – спросила Мэри Роуз.

– Милая, если бы ты во время своего путешествия в Америку оглянулась назад, то увидела бы, что я уже плыву следом. Я старался добраться сюда как можно быстрее. Дай я тебя еще раз поцелую.

Супруги уже дрожали от охватившего их желания, Мэри Роуз положила голову мужу на грудь. Ей все в нем нравилось – даже его упрямство и самонадеянность, временами выводившие ее из себя. Интересно, знает ли сам Харрисон, как он прекрасен?

– Здесь вовсе не так легко добиться развода. Ты начитался дешевых романов, Харрисон. Нет, я не развелась с тобой. И не собираюсь, понятно?

Макдональд снова почувствовал себя счастливым.

– Мы поедем назад в Англию? С тобой я готова ехать куда угодно. Пока мы вместе, я везде буду счастлива.

Харрисон был тронут – из любви к нему жена даже готова оставить свой рай.

– Нет. Мы будем жить здесь. Я куплю участок земли где‑ нибудь неподалеку и построю дом.

Мэри Роуз снова заплакала, уверяя супруга, что это слезы радости. Потом она отстранилась и заявила, что не произнесет ни слова, пока не снимет с себя абсолютно все. Кто‑ то из них сорвал с кровати покрывало, и супруги бросились в постель.

– Это было хорошо, не правда ли? – спросил Харрисон, заглянув наконец в прекрасные глаза жены.

– Гораздо лучше, – ответила она, медленно кивнув. – Но я, кажется, уже забыла, как это было. Может, ты мне напомнишь?

– Ты меня убьешь, Мэри Роуз.

Она и в самом деле чуть не доконала его. Через час Харрисон заснул с мыслью, что умирает счастливым.

2 января 1876 года

Дорогая мама.

Сегодня мне исполняется шестнадцать лет, и мне впервые разрешили надеть твой чудесный медальон. Я так долго этого ждала. Спасибо тебе, мама, за это сокровище. Я буду беречь его всю жизнь. Мне так повезло, что ты у меня есть. Адам говорит, что с того самого дня, когда они нашли меня в переулке. Бог охраняет нас. Он прав, мама. Бог дал мне четырех братьев, которые любят и защищают нас с тобой.

Я скопила половину денег, которые нужны для поездки в Каролину. Если все будет хорошо, в следующем году я приеду и побуду с тобой. Это моя мечта, мама. Пожалуйста, не возражай. Мне так хочется тебя обнять.

Твоя дочь

Мэри Роуз.

Глава 22

Примерно в час ночи Харрисон проснулся, почувствовав, что Мэри Роуз выбирается из постели.

– Ты куда? – сонно прошептал он.

– Вниз. Есть хочется – умираю. Я не хотела тебя будить. Спи. Харрисон решил, что тоже голоден. Он стал надевать брюки, ушиб палец на ноге и запрыгал по комнате, бормоча проклятия.

– Тише, – смеясь, прошептала Мэри Роуз.

Однако было уже поздно – громкие стоны Харрисона разбудили весь дом. Первым на кухню к супругам вышел Кол.

– Мне что‑ то не спится, – объявил Кол. Он уселся напротив Харрисона и пристально посмотрел на него. – Ты сможешь все это уладить?

– Я не могу дать тебе никаких гарантий, Кол.

– Тогда помоги мне убедить Адама бежать.

– Решать ему, и только ему. Ты должен поддержать его, Кол. Он сделал бы то же самое для тебя в аналогичной ситуации.

Кол покачал головой:

– Он бы не стал стоять и смотреть, как меня казнят. Так вот. Если его осудят, я постараюсь устроить ему побег.

Слушая этот разговор, Мэри Роуз тут же потеряла аппетит.

– Я верю в Харрисона, Кол, – сказала она. – Он сделает все возможное, чтобы спасти Адама.

Харрисон накрыл рукой ее руку.

– Спасибо.

В это время на кухне появился Дуглас. Он был в брюках и фланелевой рубашке с длинными рукавами. Увидев, что рубашка застегнута не на ту пуговицу, Мэри Роуз не сдержала улыбки.

Дуглас не стал рассиживаться.

– У тебя уже есть план? – спросил он Харрисона.

– Завтра я отправлю телеграмму в Сент‑ Луис одному адвокату, услугами которого я уже пользовался. Он работает в крупной юридической конторе и, возможно, знает какого‑ нибудь юриста из Южной Каролины. Я найду его, даже если мне придется поехать туда.

– А зачем?

– Чтобы взять заверенные показания у Ливонии и мамы Роуз. Времени мало, надо действовать быстро. И все же это очень нужный и важный шаг, и он обязательно увенчается успехом. Я добьюсь этого!

– Да какой в этом толк? – не понял Дуглас.

– Они должны подтвердить то, что рассказал мне Адам. Сейчас два человека выступают против одного. Я всего лишь уравниваю силы. От души надеюсь, что Ливония нам поможет. Боюсь, ее могут запугать.

Кол с Дугласом кивнули.

– Адам на это не пойдет. Он знает, что случится с Ливонией, когда ее сыновья вернутся домой. Не думаю, что он позволит тебе добиваться от нее каких‑ то признаний, – сказал Дуглас.

Харрисон не стал спорить с братьями. Он хотел вершить справедливый суд.

– Давайте поговорим о чем‑ нибудь другом, а то Мэри Роуз расстроилась.

– Да нет.

– Но ты же ничего не ешь!

Женщина пожала плечами.

– А о чем бы ты хотел поговорить? – спросила она.

– О том, что происходило в Лондоне после твоего отъезда, – ответил за Харрисона вошедший на кухню Трэвис. – Там, наверное, все с цепи сорвались. Тетка небось назвала ее неблагодарной?

Мэри Роуз уставилась в свою тарелку.

– Отцу стало плохо?

– Да, – ответил Харрисон, не желая смягчать суровую правду.

– Как жаль, что он ничего не понял, – прошептала Мэри Роуз.

– Милая, у него была уйма времени, но он не дал тебе ни единого шанса показать себя такой, какая ты есть. У меня с ним был очень серьезный разговор. Похоже, он кое‑ что осознал. Впрочем, мне было некогда выяснять, так ли это на самом деле!

– А что случилось? Чем Мэри Роуз им не понравилась? – спросил Кол.

– Они страстно жаждали возвращения Виктории. Ни один из них не принял тот факт, что все эти годы Мэри Роуз отнюдь не была жертвой, страдалицей. Никто из них даже не попытался понять, что она за человек. Вместо этого они дружно принялись лепить из нее кого‑ то другого. Родственники усиленно начали подгонять личность Мэри Роуз под придуманный ими образ дочери Эллиота.

– Под их шедевр, – добавила Мэри Роуз.

– Ты собираешься увезти ее в Англию и начать все сначала, Харрисон? – спросил Дуглас.

– Нет.

Братья заулыбались – они выяснили самое главное.

Супруги Макдональд и братья Клэйборн, беседуя, просидели за столом еще с полчаса. В конце концов все снова заговорили о предстоящем суде, но к этому времени Мэри Роуз уже перекусила.

– Чем мы можем помочь Адаму?

– Очень многим, – ответил Харрисон. – По ходу дела я объясню вам детали. В зале суда ты, Кол, сядешь справа от Адама, а я – слева. Трэвис с Дугласом займут места в первом ряду, а между ними примостится Мэри Роуз. После перерыва – то же самое.

– А почему мне нельзя сидеть рядом с Адамом? – спросила Мэри Роуз.

– Ты должна быть от него как можно дальше, – ответил Макдональд.

Жесткость, с которой были произнесены эти слова, удивила всех присутствующих. Однако никто из братьев не рассердился – в глазах их читалось скорее любопытство, чем гнев.

– Если ты возьмешь его за руку, обнимешь его или похлопаешь по плечу, зал увидит перед собой белую женщину, прикасающуюся к чернокожему мужчине. Людям все известно о вашей семье, и пока они принимают Адама, как одного из братьев Клэйборнов, этим надо воспользоваться, Мэри Роуз. Но все дело в том, что здесь нам предстоит бороться не только против обвинения в убийстве – это было бы еще полбеды. Нам придется столкнуться еще и с людскими предрассудками. Так что я не хочу слушать в связи с этим никаких возражений, – сказал Харрисон, видя, что Мэри Роуз не согласна с ним. – Вы все будете демонстрировать, что поддерживаете Адама – но поддерживаете как семья, а не каждый сам по себе.

– А почему ты решил, что рядом с Адамом должен сидеть Кол, а не я или Трэвис? – поинтересовался Дуглас.

– Чтобы застращать. При виде Кола люди начинают нервничать.

– Тут ты прав, – заметил Кол, самодовольно улыбаясь.

– Пока жюри будет выслушивать свидетелей и разбирать имеющиеся улики. Кол будет внимательно смотреть на присяжных и делать вид, что запоминает малейшие подробности их поведения.

– А это не приведет к обратному эффекту? – спросил Дуглас.

– Нет. Мэри Роуз как‑ то обмолвилась, что в этих краях люди прежде всего думают о том, как остаться в живых. Если присяжные примут решение, продиктованное их предрассудками, пусть они поймут, что потом им придется иметь дело с Колом.

– Ты дерешься без всяких правил, – заметил Кол. – Мне это нравится.

– Все, что я сейчас сказал, должно остаться между нами. Понятно?

Мэри Роуз зевнула, и Харрисон немедленно отвел ее в спальню.

– У меня для тебя сюрприз, – произнес он. – Сядь на кровать и закрой глаза.

Мэри Роуз повиновалась. Однако, не удержавшись, она все же бросила на мужа взгляд из‑ под опущенных ресниц и увидела, что он роется в своей сумке.

– Ну что, закрыла?

Мэри Роуз снова крепко смежила веки. Харрисон отвел волосы с ее лица и надел ей на шею что‑ то холодное. Она все поняла еще до того, как открыла глаза.

– Мамин медальон! – воскликнула она. – Где ты… Голос ее сорвался – она заплакала.

– Он застрял между матрасом и изголовьем кровати.

Мэри Роуз бросилась в объятия мужа. Его тотчас же пронзило желание, и супруги отдались необузданной страсти.

Харрисон знал, что в следующий раз это произойдет не скоро – приближалась буря.

* * *

В последующую неделю Мэри Роуз с Харрисоном виделись очень редко. Большую часть времени Макдональд проводил в доме Белл, внимательно изучая письма Клэйборнов маме Роуз. Те самые, что попали в руки братьев Эддерли. По ночам он сидел в библиотеке, читая письма мамы Роуз к братьям и Мэри Роуз. Он то и дело обращался к блокноту, а затем на веранде обдумывал свой план защиты.

Мэри Роуз чувствовала себя совершенно беспомощной и бесполезной. Каждое утро она спрашивала мужа, не надо ли чем‑ нибудь помочь. И всегда слышала один и тот же ответ – если ему что‑ нибудь придет в голову, он даст ей об этом знать.

По мере приближения рокового дня Харрисон становился все озабоченнее. Мэри Роуз вовсе не обижалась: он думал о деле Адама – а это сейчас самое главное.

В воскресенье семья собралась за ужином. Мэри Роуз пообещала, что все получат удовольствие от еды, и потому каждый раз, когда кто‑ нибудь заговаривал о предстоящем суде, она быстро переводила разговор на другую тему.

– Кол, ты ни разу не спросил меня об Элеоноре. Неужели тебе не интересно, что с ней?

Кол пожал плечами.

– Она счастлива? – спросил он.

– Да, – ответила Мэри Роуз. – Она теперь работает на мою тетушку Лилиан.

– На этого генерала в юбке? Ну что же, характер у Элеоноры тверже, чем я думал. Рад за нее.

– Ты называешь свою тетушку генералом? – с улыбкой спросил у Мэри Роуз Харрисон.

– Но она действительно так себя ведет. Вчера я получила записку от Корри. Хочешь, я тебе ее прочту?

– Нет! – разом вырвалось у братьев. Все четверо тут же расхохотались. Мэри Роуз, впрочем, нисколько не смутилась.

– Я с удовольствием прочту ее тебе, Харрисон.

– Дорогая, ты уже сделала это трижды. Я знаю, что Корри хочет, чтобы ты принесла ей другую книгу.

– А еще о чем она пишет?

– Она рада, что ты вернулась. Кстати, тебе очень идет, когда ты краснеешь.

– Я вовсе не краснею. Мои братья просто не в состоянии прилично вести себя за столом. Не обращай на них внимания.

– Пока мы были в Англии, я очень соскучился по неприличному поведению.

– О Боже, неужели я вышла замуж за человека, похожего на братьев?

– Для меня это самый большой комплимент.

– Я же говорил, что мы ему нравимся, – выпалил Кол, явно смущенный словами Харрисона.

– К дому приближается какой‑ то человек, – объявил Дуглас. – Он одет в костюм и едет в легкой коляске с откидным верхом.

– Это, наверное, Альфред Митчелл, – предположил Харрисон, вставая. – Тот самый адвокат, которого мы наняли. Подождите здесь, – бросил он братьям. – Я хочу переговорить с ним с глазу на глаз. Вы встретитесь позже.

Он вышел из комнаты раньше, чем Адам успел кое‑ что уточнить, и потому он переадресовал свой вопрос Колу.

– Харрисон хотел получить кое‑ какую информацию о сыновьях Ливонии. Он послал какому‑ то адвокату в Сент‑ Луис телеграмму с просьбой порекомендовать ему человека, который мог бы это проделать, и тот предложил Митчелла. Должно быть, этому парню пришлось гнать и днем и ночью, раз он сумел добраться так скоро! Прямо не знаю, как ему это удалось.

– Может, встанем у двери и послушаем? – спросил Трэвис.

– Нет, – отчеканил Адам. – Пусть все будет так, как хочет Харрисон.

Вскоре входная дверь снова открылась, и через несколько секунд Харрисон вошел в столовую. Вид у него был озадаченный. Похоже, виной тому был человек, стоящий у него за спиной.

– Отец! – произнесла, медленно вставая со стула, Мэри Роуз. Братья поднялись со своих мест, во все глаза глядя на лорда Эллиота. Харрисон же наблюдал за женой. Лицо ее стало белым как мел, и ему показалось, что она вот‑ вот упадет в обморок. Он быстро подошел к ней и взял ее за руку.

Эллиот все еще стоял у дверей, разглядывая Клэйборнов. Всю дорогу он раздумывал и волновался, как ему дать понять братьям, что он считает их членами своей семьи?

Харрисон видел беспокойство в глазах Эллиота и решил помочь выйти из затруднительной ситуации. Он шепнул на ухо жене:

– Твой отец очень нервничает.

Сердце Мэри Роуз тут же екнуло. Она быстро подбежала к отцу и, привстав на цыпочки, поцеловала в щеку:

– Я так рада снова тебя видеть!

Эллиот разом стряхнул с себя оцепенение и взял ее за руки.

– Простишь ли ты меня, дочь? Я причинил тебе столько боли.

На глазах Мэри Роуз выступили слезы.

– Отец, я люблю тебя. Конечно, я тебя прощаю. В семье так и должно быть. Извини, что я уехала без предупреждения.

– Нет‑ нет, твой отъезд открыл мне глаза. Ты поступила правильно. Братья Мэри Роуз, слушая этот разговор, хранили ледяное молчание.

– Отец, здесь меня зовут Мэри Роуз.

– Ну что ж, хорошо.

– Хорошо? – Мэри Роуз бросилась к Эллиоту и крепко обняла его.

– Когда ты приедешь в Англию, чтобы проведать меня, я иной раз могу оговориться и назвать тебя Викторией. Ты не будешь против?

– Нет‑ нет, конечно.

Эллиот похлопал дочь по плечу, и лицо его осветилось доброй улыбкой. Мэри Роуз наконец вспомнила о хороших манерах, слегка отстранилась и улыбнулась.

– Отец, я хочу познакомить тебя с братьями, – сказала она, и в голосе ее зазвучала гордость.

Эллиот внимательно разглядывал стоящих перед ним мужчин. Харрисон встал рядом с ними. Эллиот понял, что он сделал это намеренно, напоминая ему об иерархии, существующей в сердце Мэри Роуз: сначала муж, потом братья, и, наконец, отец. Его вовсе не обижало, что он оказался как бы на последнем месте – он знал, что в сердце Мэри Роуз места хватит для всех.

Итак, пришло время принять братьев дочери в лоно семьи Эллиот. Старик смотрел на стоящих перед ним четырех молодцов, испытывая некоторую робость в присутствии этих гигантов. Они были ответом Бога на его молитвы. И теперь он лицезрел это чудо в обличье четырех богатырей.

Он был вознагражден за свои страдания. У него были прекрасная дочь, достойный зять, а теперь…

– Я рад, что у меня есть четверо сыновей, – произнес лорд Эллиот.

28 ноября 1877 года

Дорогая мама Роуз,

У нас было голосование, и мне поручили написать вам это письмо. Мама, не стоит постоянно напоминать нам о женитьбе. Вы считаете, что Адам должен жениться первым, потому что он самый старший, но он не собирается этого делать, и все тут. Его вполне устраивает его нынешнее положение, и нас тоже. Поэтому оставьте, пожалуйста, ваши мечты о внуках.

Мы все понимаем, что Мэри Роуз когда‑ нибудь выйдет замуж. Сейчас, когда она в школе, нам немного полегче. А вообще‑ то, когда она здесь, все мужчины в округе готовы передраться, стараясь привлечь ее внимание. Но мы очень скучаем по ней – гораздо больше, чем могли себе представить. Вам не следует о ней беспокоиться. Я научил ее, как поступать, если кто‑ нибудь в Сент‑ Луисе станет к ней приставать. Она взяла с собой свой шестизарядный револьвер и две коробки патронов. Этого должно хватить.

Надеюсь, вы не будете сердиться на меня за откровенность. Мы все любим вас и очень хотим, чтобы вы приехали сюда и жили с нами.

Кол.

Глава 23

Бог определенно обладал чувством юмора. Эллиот пришел к этому выводу, понаблюдав примерно с час за поведением братьев Клэйборн. Ангелы‑ хранители Мэри Роуз были грубоватой и буйной публикой, без конца о чем‑ то спорили и в то же время не забывали об осторожности. Господи, как же они галдели! Они почему‑ то говорили все сразу, и тем не менее это не мешало каждому из них слышать остальных. Эллиоту казалось, словно он оказался на митинге в самый разгар дискуссии, и он от души наслаждался этим.

Каждый из братьев выступил вперед и пожал ему руку. Они принимали его в свою семью не без колебаний, но Эллиот знал, что со временем они, как и он сам ныне, поймут, что в этом вопросе у них нет выбора. Их свела судьба, и они должны быть вместе.

В первую очередь Эллиот решил познакомиться с Адамом.

– Должно быть, ты тот самый брат, который любит спорить? – осведомился он.

Адам тут же повернулся к Харрисону:

– Это ты ему сказал?

– Я сказал, что ты любишь устраивать дискуссии, – ответил Макдональд.

– Я тоже, – кивнул Эллиот. – Я тоже люблю спорить, сынок. Скоро ты убедишься, что в спорах я всегда побеждаю.

В глазах Адама мелькнула озорная искорка.

– В самом деле?

– Ты, знаешь ли, был неправ относительно стимулов, руководивших древними греками. Придется мне тебе кое‑ что объяснить.

– Вызов принимается, – произнес Адам. Следующим был Трэвис.

– Ты будешь адвокатом, – заявил ему Эллиот. – Харрисон говорит, что у тебя природный дар выпутываться из сложных ситуаций.

Трэвис ухмыльнулся:

– Вы только что употребили вчерашнее слово дня, сэр. Мне всегда хотелось перестрелять всех юристов, а не стать одним из них.

Эллиот шагнул к Дугласу.

– А что Харрисон рассказывал вам обо мне? – спросил тот.

– Что ты кудесник во всем, что касается лошадей. В Англии ты мог бы нажить состояние, работая с чистокровками. Животные доверяют тебе, а это значит, ты им сочувствуешь. Я все гадал, откуда это качество у моей дочери. Теперь все понятно.

Кол ждал своей очереди. Он уже решил, что не станет особенно любезничать с Эллиотом – ведь тот причинил страдания Мэри Роуз и, следовательно, должен поплатиться за это прежде, чем Клэйборны сменят гнев на милость.

– А где же самый опасный из четверых? – осведомился Эллиот.

– Здесь, сэр, – выпалил Кол, не сумев сдержаться, и улыбнулся. – Харрисон так вам и сказал?

– Он восхищался тобой, – заверил его Эллиот. – Я очень много о тебе слышал. Кое‑ что мне поведала молодая леди по имени Элеонора. Она была уверена, что ты меня застрелишь, и просила быть с тобой поосторожнее. Что же касается Элеоноры, то мне пришла в голову одна странная мысль…

Эллиот сделал небольшую паузу. Кол вопросительно поднял бровь.

– Не желаете ли вы, чтобы она вернулась?

Все четверо братьев с таким жаром одновременно крикнули «нет», что Эллиот рассмеялся. Расхохотался и Кол.

– Теперь вам не отвязаться от нее, сэр, – заметил он.

– Ей хорошо в Англии, – обронила Мэри Роуз. – Отец, ты, должно быть, голоден. Мы‑ то уже поужинали, но я посижу с тобой. Возьми стул, ты, наверное, устал с дороги.

Не дожидаясь его согласия, она поспешила на кухню, мысленно возблагодарив Бога за его милость.

Харрисон перехватил ее в коридоре и, обняв сзади, привлек к себе.

– Как приятно видеть тебя снова счастливой, – прошептал он. – Повернись и сделай счастливым меня. Я хочу тебя поцеловать.

Мэри Роуз обвила его шею руками и прильнула к нему долгим, страстным поцелуем. Когда супруги наконец оторвались друг от друга, Мэри Роуз раскраснелась, грудь ее бурно вздымалась. Такой она особенно нравилась мужу.

– Ты заставил его все понять. Спасибо тебе, Харрисон.

– Нет, это ты заставила его все понять, когда уехала. Я счастлив, что он тоже здесь, любимая. Мне как раз надо было с кем‑ то посоветоваться…

– По делу Адама?

Харрисон кивнул:

– Эллиот именно тот человек.

– Пусть он сначала поужинает. Боюсь, что после твоего рассказа у него… пропадет аппетит.

Харрисон знал, что братья ничего не расскажут Эллиоту о предстоящем суде. Он вернулся за стол и уселся рядом с Колом. Адам же устроился подле отца Мэри Роуз. Разговор шел о том, кто где будет спать. Глянув на Харрисона, Кол ухмыльнулся. Макдональд понял, что сейчас услышит что‑ нибудь гадкое.

– Все уже решено, Харрисон. Эллиот будет спать в комнате Мэри Роуз. А вы переночуете в гостевом домике. Там никто вас не потревожит.

– Пока ты выходил, мы проголосовали, – заявил Трэвис.

Харрисон начал было спорить, но вынужден был замолчать, поскольку в кухню вошла Мэри Роуз. Она выглядела расстроенной.

– Кол, Сэмюэль опять размахивает передо мной своим ножом. Он не дает мне покормить отца. Ради Бога, сделай что‑ нибудь.

– Сейчас я что‑ нибудь сделаю, – прорычал Харрисон, намереваясь встать из‑ за стола. Кол тычком вернул его на место.

– Брось, Харрисон. Если ты туда войдешь, он просто порежет тебя – и все. Он к тебе еще не привык, я схожу сам.

На лице Эллиота застыло изумление.

– Какой‑ то человек на кухне… угрожал моей дочери?

– Да, сэр, – ответил Кол у самой двери. Остановившись на секунду, он достал револьвер, взвел курок и резко распахнул дверь.

– Сэмюэль, ты меня когда‑ нибудь доведешь, – проорал он.

– О Боже, – вырвалось у Эллиота.

Харрисон расслабился и улыбнулся Эллиоту:

– И они еще платят ему жалованье. От этого хочется просто головой биться о стену, правда, сэр?

Эллиот кивнул, а Харрисон рассмеялся, радуясь тому, что на ранчо никогда не бывает скучно. Адам смущенно покачал головой – он подумал, что гостю, наверное, действительно кажется странным, что Клэйборны мирятся с причудами Сэмюэля.

– Сэмюэль – это наш повар, – пояснил он.

Мэри Роуз в нетерпении пританцовывала на месте, наконец Кол позвал ее. Она тихонько вздохнула и отправилась на кухню.

Через несколько минут Эллиоту подали вполне приличный ужин. Все остальные пили кофе. Наконец Мэри Роуз забрала у отца пустую тарелку.

– Я скоро вернусь, – сказала она. – Надо договориться с Сэмюэлем. Я знаю, чего он добивается – ему всегда хочется, чтобы я его упрашивала.

– Ты ему расскажешь? – спросил Харрисона Кол, кивнув на Эллиота.

– Да. Сэр, мы все в эти дни немного раздражены. Видите ли, в следующую пятницу…

– Меня должны судить за убийство, – перебил Харрисона Адам.

Эллиот моргнул, но внешне больше никак не отреагировал на эту новость.

– А вы в самом деле совершили убийство?

– Да, сэр.

– Черт побери, Адам, чтобы я слышал это признание в последний раз! – рявкнул Харрисон.

– Не ругайся, сынок, – сделал ему замечание Эллиот.

– Хорошо, сэр.

– Есть ли у тебя смягчающие обстоятельства?

Адам кивнул и в очередной раз поведал все, как было. Эллиот слушал его, не перебивая.

– Харрисон, ты готов к его защите?

– Скоро подготовлюсь, сэр.

Эллиот внимательно посмотрел на зятя:

– У тебя есть какой‑ то план действий? Он мне понравится?

Харрисон посмотрел Эллиоту прямо в глаза и ответил:

– Нет, сэр, вам он совсем не понравится.

Эллиот кивнул:

– Мне нужны бумага, ручка и чернила. Начнем все сначала, Адам. Харрисон, хорошо бы взглянуть на твои записи.

– Как вам кажется, чем все закончится? – спросил Кол. – Вы думаете…

Эллиот резким движением опустил руку на стол.

– Пока слишком рано об этом говорить.

Он откинулся на спинку стула и стал ждать Харрисона. Все молчали, не желая мешать Эллиоту. В комнату вернулась Мэри Роуз.

В воцарившейся тишине Клэйборны напряженно ждали, что скажет Эллиот. Все понимали, что сейчас произойдет нечто очень важное.

Наконец Эллиот заговорил, обращаясь к Адаму. Голос его звучал размеренно и тихо:

– Видишь ли, сынок, Харрисон – лучший из юристов, которых я знаю. Я почти сочувствую обвинителям. Он будет безжалостен в зале суда – в особенности после того, как его семье нанесли тяжкое оскорбление.

По спине Мэри Роуз побежали мурашки.

– Ты ведь сам обучал его, да, отец? – спросила она.

– Я учил его знанию законов. Но у него свои, уникальные методы ведения дискуссии. Он великолепен, но одновременно и беспощаден. Мне приходилось видеть его в деле, и скажу честно – бывали моменты, когда я его просто боялся. Я бы никогда не решился противостоять ему. Знаете, я только сейчас понял, что он собирается предпринять. Так вот, не исключено, что после этого обвинителям не удастся унести ноги из города.

Когда через несколько минут появился Харрисон, он сразу же обратил внимание на необычную тишину и понял, что за время его отсутствия произошло нечто серьезное. Он ждал разъяснений, но никто из присутствующих не произнес ни слова. Однако кое‑ что он заметил сам. В глазах Адама появилась надежда.

* * *

На следующей неделе Мэри Роуз почти не видела мужа. В понедельник он вместе с Дугласом ездил в город и вернулся лишь в сумерки. Дуглас пригнал с собой пять прокатных лошадей из городской конюшни. Ни муж, ни брат не объяснили ей зачем.

Во вторник Харрисона сопровождал в Блю‑ Белл Трэвис. Когда они вернулись домой, вид у обоих был мрачный. В эту ночь Мэри Роуз с Харрисоном занимались любовью, однако на сей раз он проделывал такие вещи, что Мэри Роуз достигла кульминации трижды, прежде чем он позволил это себе самому.

В среду Харрисон весь день просидел над своими записями, а утром на ранчо прискакал Дули и сказал, что судья Берне устал от рыбалки и вернулся в дом Белл. Эллиоту очень хотелось ознакомиться с обвинением Адама, но Харрисон выехал в город только в одиннадцать часов, поскольку Мэри Роуз почувствовала себя плохо. Начиная с десяти часов ее мучила рвота, и Харрисону пришлось побегать. Наконец через час ей стало лучше. Молодая женщина лежала на постели и страдала при мысли о том, что ужасно выглядит. Харрисон, присев рядом с ней на корточки, промокал ей лоб салфеткой, смоченной холодной водой.

– Это я виноват, любимая. Я тебя измучил ночью, и вот теперь…

– Ты меня вовсе не измучил… Меня уже несколько дней тошнит. Все дело в этом проклятом суде. Я очень волнуюсь.

В это время в их комнату вошел Дуглас.

– Где тебя черти носили? – рявкнул Харрисон. – Ей уже почти целый час плохо. Ради Бога, сделай что‑ нибудь.

Дуглас был слегка озадачен гневом, звучавшим в голосе Макдональда.

– Она тебя напугала, верно? – спросил он. – Она вообще‑ то редко болеет. Не волнуйся, я о ней позабочусь. Ну вот, теперь она уже не такая бледная. Дули собирается уезжать. Разве ты не хотел с ним поговорить?

– Пусть твоя сестра пообещает мне, что сегодняшний день она проведет в постели. Дай мне слово, Мэри Роуз, или я никуда не поеду.

Мэри Роуз протяжно вздохнула.

– Хорошо, я буду лежать.

Дождавшись, когда Харрисон выйдет, Дуглас решил затронуть одну весьма деликатную тему.

– Ты не знаешь, что с тобой? – спросил он.

– Я больна.

Дуглас присел на кровать.

– А может, ты беременна?

Вопрос настолько поразил Мэри Роуз, что она на какое‑ то время лишилась дара речи.

– У тебя была задержка?

Мэри Роуз мгновенно покраснела.

– Ты смущаешь меня, Дуглас.

– Так была или нет?

– Да. Я пропустила уже два… нет, три раза. – Мэри Роуз подняла голову с подушки. – Ты и впрямь думаешь…

Она осеклась, теперь все встало на свои места. Ну конечно, ребенок. Она действительно ждет ребенка. Душу ее заполнила радость.

– Похоже, я скоро стану дядюшкой, – сказал Дуглас, похлопал сестру по плечу и улыбнулся ей.

– Не говори никому, Дуглас, пока я не буду уверена. У моего мужа сейчас и без того забот хватает. Эта новость может отвлечь его от дела.

Дуглас согласился.

Вскоре Харрисон повез лорда Эллиота в дом Белл, чтобы тот мог ознакомиться с уликами против Адама. После этого Макдональд провел в городе целый день и вернулся на ранчо только к ужину. Он прямиком направился в гостевой домик. Но стоило ему взглянуть на Мэри Роуз, как он сразу же понял, что она нарушила свое обещание. Впрочем, супруга вовсе не намерена была признаваться в этом.

– Ты весь день отдыхала, дорогая?

– Да.

Харрисон улыбнулся.

– И все время лежала в постели?

Она тоже улыбнулась:

– Радуйся. Ты ведь не думал, что застанешь меня в постели, правда? Я сразу заметила, как ты удивился. Ну, как день прошел?

Макдональд, однако, решил вынудить жену прибегнуть к прямой лжи. Пока что она уходила от ответа на вопросы. При этом у нее был непривычно гордый вид.

– Значит, ты целый день провела в постели?

– С какой стати ты опять меня об этом спрашиваешь? – снова не поддалась на уловку Мэри Роуз. – Ты что, не веришь мне, Харрисон?

Макдональд покачал головой – его дорогая жена нарушила все его инструкции. Он глубоко вздохнул, чувствуя, что в данной ситуации просто бессилен. Мэри Роуз была упряма, обладала сильной волей, и заставить ее оставаться в постели можно было, только привязав к кровати.

– Обещай мне, что, как только ты почувствуешь себя плохо, тотчас ляжешь и отдохнешь, ладно?

Мэри Роуз села в кровати.

– Так почему ты мне не веришь?

Харрисон не ответил.

– Я иду в дом, – сказал он. – Если ты пойдешь со мной, ты, наверное, захочешь намазать чем‑ нибудь лицо, дорогая.

– Подожди, – окликнула его жена. – А что с моим лицом?

– Оно обгорело на солнце.

Слова мужа ничуть не смутили Мэри Роуз, но она призадумалась. Он не торопил ее. Подождав, пока за ним закрылась дверь, она от души расхохоталась.

Стоило ли удивляться тому, что Харрисон полюбил ее?

Не успели они отужинать, как на склоне холма показался всадник.

– Там какой‑ то незнакомец. Взгляните, сэр. Может, кто‑ то из ваших родственников?

Эллиот посмотрел в окно и прищурился.

– Не могу как следует разглядеть его с такого расстояния, но мне кажется, что я не знаю этого человека.

– Значит, это Альфред Митчелл. Харрнсон, ты хочешь поговорить с ним один на один?

– Да.

Макдональд не стал дожидаться гостя на веранде, а спустился по ступенькам и пошел ему навстречу. Мужчины встретились посреди раскинувшегося перед ранчо луга.

Спешиваясь, Митчелл громко застонал. Они с Харрисоном обменялись рукопожатием и представились друг другу.

– У вас измученный вид, – заметил Макдональд. Митчелл кивнул и посмотрел на Харрисона снизу вверх, поскольку был гораздо ниже его. Впрочем, и выглядел он несколько моложе.

– Я и впрямь устал, – сказал он с протяжным южным акцентом. – Мне удалось раздобыть то, что вы просили, но, помимо этого, я привез ужасную новость. Может быть, пройдемся пешком? Мне бы хотелось немного размяться, прежде чем я устроюсь на ночлег, – у меня весь зад судорогой сводит.

– Ночуйте у нас, Альфред!

– Боюсь, оставшись здесь, мне труднее будет справиться с волнением, связанным с этим делом. Я остановился на ночлег неподалеку от города. Надеюсь, вы не обидитесь.

– Завтра вам предстоит дать свидетельские показания, – напомнил ему Харрисон.

– Да, я знаю. Я готов. Меня прямо‑ таки распирает от желания рассказать о случившемся.

Харрисон с Альфредом зашагали по направлению к горам. Мэри Роуз наблюдала за ними, приоткрыв входную дверь. Несколько минут Харрисон шел молча, заложив руки за спину, потом внезапно повернулся к Митчеллу.

– Отсюда ничего не слышно, – прошептал за спиной Мэри Роуз Дуглас.

Мэри Роуз чуть не подпрыгнула от неожиданности.

– Харрисону не нравится то, что ему говорит Митчелл. Посмотри, какие они оба напряженные. Похоже, Митчелл привез плохие новости.

– Единственная плохая новость, которую он мог привезти, – это известие о том, что ему не удалось получить подписанных показаний мамы Роуз, а как видишь, Харрисон что‑ то держит в руке. Я бы скорее предположил, что Ливония отказалась поставить под бумагами свою подпись.

Юристы беседовали минут двадцать. Когда они развернулись и пошли к ранчо, Мэри Роуз решила, что их разговор закончен, и вышла на веранду.

Альфред пожал Харрисону руку и снова забрался в седло. Мэри Роуз хотела окликнуть его и предложить остановиться на ночлег, но, увидев Харрисона, лишилась дара речи. Ее муж выглядел совершенно опустошенным. Подойдя ближе, он остановился и взглядом подозвал ее к себе. Не раздумывая, Мэри Роуз побежала к мужу. Когда она оказалась рядом, он просто взял ее за руку и отвернулся.

Они уже прошли большую часть луга, когда Харрисон неожиданно остановился.

– Завтра я буду лгать, – сказал он. Глаза Мэри Роуз расширились.

– Ты собираешься лгать в суде?

– Я не стану лгать тебе, если ты мне не позволишь, – пробормотал Харрисон, помолчав немного.

Мэри Роуз не знала, что и сказать. Они снова зашагали к дому, низко наклонив головы. Каждый из них думал о своем. Прошло несколько минут, прежде чем Мэри Роуз поняла, что ее муж имел в виду.

– Не надо лгать в суде, – произнесла она. – Нет, ни за что. Придется лгать моим братьям и мне тоже, но ты…

– Я обещал, что никогда больше не буду тебя обманывать, и никогда не нарушу своего слова.

Мэри Роуз посмотрела на Харрнсона и улыбнулась.

– Я верю. Делай то, что считаешь нужным. Сейчас не время думать обо мне.

Харрисон благодарно закрыл глаза и медленно кивнул.

– Спасибо.

– За то, что я тебе верю?

– И еще за то, что ты меня любишь… и за то, что ты есть.

– Поцелуй меня.

Харрисон исполнил просьбу жены. Супруги снова пошли к дому.

– Я собираюсь прокатиться верхом. Не хочешь поехать со мной?

– Наверное, тебе сейчас лучше побыть одному.

Харрисон снова поцеловал жену и повлек к загону. У конюшни Мэри Роуз прислонилась к ограде.

Через минуту Харрисон вывел во двор Мак‑ Хью. На жеребце не было ни седла, ни уздечки, но он послушно шел за хозяином. Внезапно Харрисон ухватил его за гриву и взлетел ему на спину. Мак‑ Хью галопом пустился вверх по склону первого холма.

– Он ездит верхом, как индеец, – заметил Трэвис. – Куда это он?

– Ему надо все как следует обмозговать.

– Твой отец, хотел бы, чтобы ты сыграла ему на рояле. Как у тебя настроение – сыграешь?

– Я в порядке, – ответила Мэри Роуз, надеясь, что игра на фортепьяно поможет ей на какое‑ то время забыться. Она вошла в дом и села на скамейку перед инструментом. Отец, явно сгорающий от нетерпения, встал рядом.

– Что ты собираешься сыграть, дочь?

По выражению лица Мэри Роуз братья сразу поняли, каков будет ее ответ.

– Пятую, – в один голос заявили они. И Мэри Роуз заиграла.

* * *

Утро пятницы выдалось солнечным. При виде голубого неба Мэри Роуз испытала разочарование. Ей казалось, что природа должна была отреагировать на события, происходящие в городе, бурей или внезапной грозой.

Она поехала в город с отцом в крытой коляске. Обоим ни о чем не отелось говорить. Мэри Роуз молилась про себя, испытывая сильнейшую тревогу за Адама и Харрисона. Все теперь зависело от ее мужа.

Мэри Роуз хотела поговорить с ним, рассказать ему, как сильно она любит его и как верит в него, но Харрисон ничего не желал слушать. Он был немногословен и явно думал о чем‑ то своем. Она даже испугалась. Когда муж собрался уходить, он обернулся и заявил, что, если она скажет или сделает для него что‑ нибудь хорошее, он запихнет ей в рот кляп, а то и запрет ее в шкафу на целый день.

– Другими словами, ты не хочешь, чтобы тебя что‑ либо отвлекало от дела?

Харрисон кивнул.

Через час вся семья отправилась в Блю‑ Белл. Харрисон ехал первым. Замыкал процессию Трэвис, вооруженный дробовиком. У самого въезда в город Харрисон остановил кавалькаду.

– Мэри Роуз, ты нормально себя чувствуешь? Я не хочу, чтобы тебя стошнило в суде.

– Меня не стошнит, – пообещала она.

– Адам, я где‑ то читал, что рабам не позволялось смотреть на своих хозяев без приказа. Это правда?

– Да. Если раб нарушал сие правило, это считалось дерзостью… наглостью. Почему ты меня об этом спросил?

– Потому что я забыл это сделать вчера вечером, – съязвил Макдоиальд. – Когда ты сядешь за стол в суде, не спускай глаз с сыновей Ливонии. Все время смотри им прямо в глаза, Адам. А когда я кивну тебе, покажи им всем своим видом, что ты их презираешь.

– Они взбеленятся, – предупредил Адам.

Харрисон кивнул:

– Надеюсь. Все помнят, о чем я вас предупреждал? Дождавшись дружного ответа, Харрисон выдал последнее распоряжение:

– Пока вы будете находиться в суде, не верьте никому и ничему.

– Даже тебе? – спросила Мэри Роуз.

Харрисон повторил свое последнее пожелание. Он вовсе не говорил, что собирается лгать. Просто нельзя, чтобы в семье узнали уже известную ему плохую новость раньше, чем судья Берне попросит жюри присяжных удалиться для совещания.

– Что бы я ни сказал и что бы я ни сделал, вы не должны выглядеть удивленными или разозленными. Ты слышишь меня, Кол?

– Слышу.

– Тогда поехали.

Харрисон пустил своего коня вниз по склону, потом пересек равнину и въехал в город. Процессия продвигалась по главной улице медленно – ей мешала уже собравшаяся большая толпа. Никому, однако, не позволялось входить в помещение до тех пор, пока судья Берне сам не откроет его двери.

Люди были настроены по‑ разному. Некоторые пытались подбодрить семью подсудимого, но были и такие, которые бросали в адрес Клэйборнов грязные оскорбления.

Собравшиеся, расступились, давая Адаму и его родственникам пройти в зал суда. Мэри Роуз шла за отцом, крепко держась за руку. Судья Берне уже сидел за столом лицом к дверям. Увидев Клэйборнов и Макдональда, он махнул им рукой. Склад заполняли ряды разнокалиберных стульев, собранных со всей округи. В середине был оставлен широкий проход. С правой стороны, примерно в пятнадцати футах от судьи, стояли две шеренги по шесть стульев – там должно было разместиться жюри присяжных.

– Занимайте места, – сказал Бернс. – Привет, Уильям, – обратился он к отцу Мэри Роуз. – Я тебя не заметил за твоими высоченными парнями. Дрянной сегодня денек, верно?

– Да, ваша честь.

– Харрисон, помните, вчера вы поделились со мной одной идеей, а потом убеждали меня в том, что эта идея моя? Так вот, я решил взять ее на вооружение, потому что она кажется мне вполне разумной. Я не хочу, чтобы в зале собирались какие‑ то чужаки. Они только мешают, и в конце концов это приведет к тому, что мне придется открывать пальбу – не могу же я допустить хаоса в суде. Кол, встань‑ ка и отдай свои револьверы. Я присмотрю за ними. Остальные пусть сделают то же самое. Мэри Роуз, у тебя есть с собой револьвер?

– Нет, ваша честь.

– Ну тогда ладно.

Судья подождал, пока все Клэйборны не выложили оружие на стол.

– Харрисон, Джои Моррисон согласился помочь мне выяснить, кто из собравшихся живет в Блю‑ Белл или в радиусе десяти миль от него. Кроме этих людей, сюда никто больше не войдет, а в особенности этот безвестный отряд самообороны из Хаммонда. Через минуту я решу все эти вопросы. Но сначала я должен спросить, нет ли у вас каких‑ либо возражений по составу жюри? Не будете ли вы против, если я введу в него одну или двух женщин?

– Ваша честь, – с улыбкой сказал Харрисон, – меня устроит любое ваше решение.

– Что ж, это значительно облегчает дело. Есть ли у вас какие‑ нибудь пожелания?

– Нет, ваша честь. Я составил свой список тех, кто живет в Блю‑ Белл и его округе. С вашего позволения, я взял на себя смелость отметить фамилии тех, кто приехал с Юга.

Судья ухмыльнулся:

– В вашем списке есть какие‑ нибудь ваши «подставки»?

– Простите, ваша честь?

– Не обращайте внимания. После того, как я увидел вас на судебном процессе в Хаммонде, я понял ваши методы работы. Вы не станете унижаться до того, чтобы кого‑ либо подкупать. С удовольствием воспользуюсь вашим списком. Я собираюсь сделать Джона Моррисона старшиной присяжных. У вас нет возражений?

Харрисон сделал вид, что задумался, – он не хотел, чтобы судья Бернс догадался, что преподнес ему настоящий подарок. Адам в свое время помогал Моррисону, когда рухнула крыша его магазина, и Макдональд от души надеялся, что Моррисон этого не забыл.

– Нет, ваша честь, никаких. Моррисон – честный человек.

– Если все готовы, запускайте публику.

– Ваша честь, вы поставите кого‑ нибудь в дверях, чтобы следить за порядком?

– Да.

– Дело в том, что я жду важную телеграмму. Если ее принесут…

– Я прослежу за тем, чтобы вы ее получили. Но вообще‑ то немного поздновато, а, Харрисон?

– Телеграмма не имеет решающего значения для хода дела.

Бернс встал.

– Тех парней с Юга я впущу в последнюю очередь. Поскольку они являются свидетелями обвинения, я усажу их по другую сторону от защиты. Надо будет поставить для них два стула, причем так, чтобы присяжные и зрители могли их рассмотреть как следует.

Харрисон подождал, пока судья направился по проходу к дверям, а затем сел за стол рядом с Адамом и прошептал что‑ то ему на ухо. Мэри Роуз не слышала его слов, но зато видела реакцию брата.

На лице Адама отразилось удивление, а потом он улыбнулся. Впервые за последние несколько недель. Мэри Роуз оставалось лишь гадать почему.

Макдональд же откинулся назад на своем стуле и, не глядя на жену, спросил ее, хорошо ли она себя чувствует.

– Да, – промолвила она.

Харрисон приказал родственникам держаться на суде спокойно, поэтому, когда в помещение склада вошел человек и устремился к стульям, зарезервированным для жюри, они примолкли.

Никаких женщин в жюри не оказалось. Мэри Роуз узнала большинство из мужчин‑ присяжных, но не могла вспомнить их имен. Ни один из двенадцати не улыбался, что, по мнению Мэри Роуз, вполне соответствовало серьезности момента.

Последними из непосредственных участников процесса в зал впустили братьев Эддерли. Они уселись на приготовленные для них стулья. У обоих были светлые волосы и карие глаза. В густой бороде старшего, Лайонела, виднелись седые пряди. Мэри Роуз он показался похожим на ящерицу.

Не менее отвратительным с виду был и младший, Реджинальд. Одного взгляда на братьев Эддерли было достаточно, чтобы понять – никто из них и дня не проработал под палящими лучами солнца.

Дули было поручено дежурить у входных дверей, а Билли – подменять его в случае необходимости.

Харрисон сидел до той минуты, когда Бернс дошел до конца прохода, а затем быстро встал. То же самое сделал и Адам. Кроме них, никто в зале не пошевелился. Судье явно польстило такое почтительное отношение.

– Вы позволите, ваша честь?

– Подождите, я сейчас схожу в кладовую, – прошептал он. – Такой процесс по всем правилам будет у меня впервые, и я хочу насладиться каждым его мгновением.

Адам собрался было сесть на место, но Харрисон остановил его.

– Стой как стоял, – шепнул он.

Выждав, пока судья скрылся в кладовой, Харрисон громко отчеканил:

– Встать, суд идет! Председательствует судья Джон Бернс. Все участники разбирательства тотчас поднялись со своих мест.

Судья выглянул из‑ за угла, чтобы убедиться, что все присутствующие встали, и вышел в зал, гордый и важный, словно павлин. Было видно, что он обожает такие формальности, но слишком редко получает возможность насладиться ими.

Судья не торопясь прошел к столу и занял свое место.

– Благодарю вас, – промолвил он. – Прошу садиться. Выслушайте меня хорошенько. Я не потерплю криков, свиста и другого шума в зале. Вначале я собираюсь представить на рассмотрение присяжных улики против Адама Клэйборна. После этого приглашу двух свидетелей.

Бернс сделал паузу.

– Джон Куинси Адам Клэйборн обвиняется в убийстве Уолтера Эддерли. Во времена, когда существовало рабство, Эддерли был хозяином Адама. Сыновья Эддерли привезли мне письма, которые семья Клэйборн писала матери Адама, Роуз. Сейчас Роуз по‑ прежнему живет на Юге, на той же самой плантации, в доме жены Эддерли Ливонии. Она заботится о Ливонии, поскольку эта несчастная женщина совершенно слепа. В шести или семи письмах есть упоминание о гибели Эддерли. Полной ясности, однако, они не дают. Адам не признает себя виновным в убийстве, но не отрицает, что в момент его смерти находился в доме. Кроме того, Адам в письмах сообщает, что после смерти хозяина он бежал. Я подробно расспрошу обо всем этом Адама, когда ему будет предоставлено слово. Предоставить ему слово, Харрисон?

– Да, ваша честь.

– Прекрасно, Теперь я должен предупредить вас, господа присяжные. Я хочу, чтобы сегодня здесь был справедливый суд. Если кто‑ нибудь из вас уже заранее решил, что Адам виновен, пусть отрывает свою задницу от стула и убирается прочь. Человек невиновен до тех пор, пока его вина не доказана, и я никому не позволю его бездоказательно засудить. А теперь ваша очередь, Харрисон. Вы скажете что‑ нибудь присяжным?

– Да, ваша честь.

Макдональд встал и, сделав несколько шагов, остановился перед членами жюри, глядя на них в упор.

– Мой клиент обвиняется в преступлении, которого не совершал, – начал он. – Если вы выслушаете все свидетельства, вы освободите Адама. Откройте же ваши сердца и ваш разум, избавьтесь от чувств, которые могут быть связаны с цветом его кожи, и постарайтесь сделать так, чтобы сегодня действительно состоялся справедливый суд. Авраам Линкольн верил в идею равенства, точно так же верили в нее тысячи храбрых молодых людей, которые с готовностью отдали свои жизни за то, чтобы рабство было отменено. Не будем же насмехаться над памятью этих мужественных парней. Жизнь Адама в ваших руках, джентльмены.

Харрисон повернулся и медленно пошел на свое место. Мэри Роуз пришлось сделать над собой усилие, чтобы не улыбнуться. Она очень гордилась своим мужем.

Внезапно Харрисон обернулся и снова заговорил:

– Я собираюсь кое‑ что поведать вам о человеке по имени Джон Куинси Адам. Прежде всего я расскажу вам, почему его мать назвала своего сына именно так. Возможно, кто‑ то из вас помнит, что шестого президента Соединенных Штатов звали Джон Куинси Адамс. После того, как Адамс, сделавший много хорошего на государственном посту, ушел в отставку, он уехал домой, думая, что теперь заживет спокойно и счастливо. Так и было – вплоть до той самой минуты, когда он услышал об одном постыдном случае. В 1835 году испанские пираты захватили в плен африканцев – пятьдесят два человека – и направились к берегам Кубы. Двое кубинцев купили всех этих людей и пошли морем к плантациям сахарного тростника, чтобы там продать их. Африканцы взбунтовались и убили одного члена экипажа. Когда судно достигло Лонг‑ Айленда, кубинцы бросили африканцев в тюрьму и обвинили в бунте и убийстве. Как вы думаете, почему этот случай так возмутил президента Адамса? Ведь в те времена рабство существовало на законных основаниях.

Честно говоря, я сам не совсем это понял и потому стал рыться в книгах, чтобы выяснить, в чем тут дело. Так вот, оказалось, что работорговля с другими странами была запрещена уже к 1835 году. Закон гласил, что чернокожий человек, родившийся в Америке в 1835 году, считался рабом, но ввозить в страну рабов из‑ за границы было противозаконно.

Разумеется, президент Адамс здорово рассердился из‑ за этого случая. И не стал молчать – нет, cap. Друзья отговаривали его, поскольку в те времена было не принято выступать в защиту чернокожих. Но Адамс только еще больше разгневался. Знаете, что он сказал?

Несколько присяжных отрицательно покачали головами.

– «Я намерен проявлять твердость в этом и во всех подобных случаях, не уклоняясь от выполнения своего гражданского долга и преодолевая любые препятствия, которые будут мешать мне свободно выражать свои мысли». Он хотел сказать, что закон есть закон и что, если это потребуется для защиты чести и достоинства его страны, он не постесняется отвесить кое‑ кому хорошего пинка. Закон есть закон. Если один или несколько человек нарушат его и это сойдет им с рук, то очень скоро все больше и больше людей начнут делать то же самое. И не успеете вы опомниться, как все права, дарованные вам Конституцией, превратятся в пустой звук… и ваши права тоже.

Прежде чем продолжить, Харрисон сделал паузу и внимательно посмотрел на каждого из двенадцати членов жюри.

– Адамсу было семьдесят четыре года, но ни возраст, ни слабое здоровье не помешали ему пойти в Верховный суд и высказать там свое мнение. После его выступления в Верховном суде африканцев отправили домой. Закон есть закон. И я хочу, чтобы все вы тоже очень хорошо это запомнили. Роуз Клэйборн, естественно, была восхищена этим поступком президента и потому назвала своего сына Адамом.

Мой подзащитный родился в рабстве. По закону он считался рабом – с первой же минуты своего существования, со своего первого вздоха. Он жил и работал на плантации Эддерли. Должен сказать, что Уолтер Эддерли не очень‑ то заботился о своих рабах. Не обременял он себя и заботами о своей жене Ливонии. В моем распоряжении есть подписанные и заверенные документы, составленные белыми жителями тех мест. Люди заявляют, что не раз видели Ливонию беспощадно избитой. Ее муж, крупный мужчина, больше шести футов ростом, любил выпить, а когда напивался, становился чрезвычайно жестоким. Миниатюрная женщина ростом не более пяти футов, разумеется, была не в состоянии защитить себя от своего дорогого муженька. – Последние слова Харрисон произнес с нескрываемой издевкой. – В соответствии с теми сведениями, которые мне удалось собрать, Эддерли регулярно избивал свою жену. Ему нравилось бить ее по голове. Теперь она слепа, и врачи в один голос утверждают, что причиной этого являются побои ее любимого мужа. Кто‑ нибудь из вас считает это нормальным?

Зная, что он не должен задавать вопросов, Харрисон тут же добавил:

– Нет, конечно. Вам плохо при одной только мысли об этом.

Присяжные разом кивнули. Судя по всему, Макдональд завладел их вниманием и не собирался его упускать.

– Точно так же чувствовал себя и Адам Клэйборн. Регулярным избиениям подвергалась не только Ливония – доставалось и матери Адама. Видите ли, она пыталась защищать свою хозяйку, и однажды за это ей сломали нос.

Как‑ то раз, когда Адаму было лет тринадцать, он услышал в доме страшный шум и крики. Ливония звала на помощь. Адам вошел в дом и увидел, что Эддерли бьет жену ногами. Разумеется, Адам сам все расскажет. По запаху виски сразу стало ясно, что хозяин пьян. Адам был не таким уж крупным мальчиком, так что Эддерли легко стряхнул его с себя и снова бросился к Ливонии. Адам опять попробовал их разнять. Тут Эддерли потерял равновесие и упал, ударившись головой о каминную доску. Уолтера Эддерли погубили виски и его собственная жестокость. Почему Адам убежал? Потому, что его хозяйка умоляла его об этом. Она знала, что, если ее сыновьям станет известно о случившемся, они убьют Адама. Не забывайте, Адам был рабом, а рабы не имели права прикасаться к своим хозяевам.

Харрисон повернулся и пошел на свое место, но неожиданно остановился и снова заговорил. На этот раз в голосе его звучали злые, жесткие нотки:

– Любой мужчина, который бьет женщину, заслуживает смерти. Однако Адам не убивал Уолтера Эддерли. Тем не менее, хочу заявить вам следующее. Если бы я был на его месте, наверное, мне пришлось бы убить человека, поднявшего руку на мою мать.

Джон Моррисон и еще двое присяжных быстро кивнули. Все члены жюри в эту минуту вспомнили своих матерей. Теперь уже ни один из них не испытывал к Уолтеру Эддерли никакой симпатии.

Это, однако, было только начало. Харрисон хотел, чтобы они возненавидели его. Затем он рассчитывал постепенно обратить эту ненависть против его сыновей.

Впрочем, Харрисон понимал, что радоваться еще рано. Чаша весов еще не склонялась в пользу Адама. Сейчас его задачей было добиться того, чтобы весь состав жюри проникся симпатией к старшему из Клэйборнов. Он заговорил опять, но теперь уже таким тоном, словно рассказывал присутствующим длинную занимательную историю:

– Я лишь на одну минуту снова займу ваше внимание. Думаю, вам будет полезно узнать кое‑ что об Адаме Клэйборне. Вероятно, я не погрешу против истины, если скажу, что вообще все Клэйборны возбуждают любопытство. Они не любят говорить о себе, они люди скрытные, как и все вы, но мне кажется, вам следует знать, как они стали семьей.

После того, как Уолтер Эддерли умер, Адам отправился в Нью‑ Йорк. Там он жил под открытым небом в одном из переулков вместе с тремя мальчиками. Дуглас, Трэвис и Кол были младше Адама, и потому ему приходилось заботиться о них. Это большая ответственность для тринадцатилетнего подростка, не так ли? Что ж, практически он спас их всех от гибели. Адам намеревался заботиться о них и дальше, до тех пор, пока его не поймают и не отвезут назад на Юг. Он очень боялся, но не потому, что Уолтер Эддерли умер. Адам боялся потому, что он дотронулся до него, когда схватил его сзади за пояс. Он знал, что за подобную дерзость ему грозит смерть. Да, господа, попытка защитить собственную мать была бы расценена как дерзость, которая карается смертью.

Харрисон сделал паузу и потряс головой.

– Однажды ночью мальчики нашли корзину, которую кто‑ то выбросил на помойку. Корзину облепили голодные крысы, но Адам сумел отогнать злобных тварей. В корзинке находилась маленькая Мэри Роуз! Ее, как Трэвиса, Дугласа и Кола, просто вышвырнули на улицу. В те времена улицы были полны беспризорных детишек, которых родители выгнали из дому. Некоторых из них ловили, силой сажали в поезда и отправляли на Запад. Другие умирали от голода. Мэри Роуз в то время было всего четыре месяца. Мальчики не стали сдавать ее в приют, понимая, что там она долго не протянет. Им хотелось дать девочке шанс выжить. Тогда‑ то они и решили, что все вместе возьмут фамилию Клэйборн и отправятся на Запад, где люди добрее и лучше. Их путешествие длилось долго, но в конце концов они добрались до Блю‑ Белл. Адам был единственным из всей компании, кто умел читать. Его обучила грамоте мать, а он обучил своих братьев. Ради сестры они старались получить хоть какое‑ то образование. Конечно, им помогали. Белл шила для малышки платья и учила ее тому, как должны вести себя маленькие девочки. Потом в этих краях стало оседать все больше людей, и вскоре у Мэри Роуз появились друзья, с которыми она могла играть. Но самое главное – у нее, как и у всех, была семья. Мальчики экономили, отказывая себе во всем, чтобы она могла брать уроки игры на фортепьяно. Когда она подросла, они отправили ее в школу в Сент‑ Лунс. Всем им приходилось нелегко, очень нелегко. Но соседи помогали им, а когда у кого‑ нибудь из их друзей или соседей случалась беда, Клэйборны всегда спешили им на выручку.

Мэри Роуз известно о том, как ее нашли. Она ужасно сердится каждый раз, когда кто‑ нибудь из братьев называет ее Сиднеем. Именно так они нарекли ее поначалу, еще до того, как поняли, что она девочка. Видите ли, в четырехмесячном возрасте она была лысой, и дети в силу своей неопытности приняли ее за мальчика.

Присяжные заулыбались. Харрисон решил, что теперь ему можно немного передохнуть.

– Братья Клэйборн считают, что Мэри Роуз объединила их. Но это не так. Это сделал Адам. Он честный, порядочный и добрый человек. Если бы он убил кого‑ нибудь, то без колебаний признался бы в этом. Запомните это, джентльмены. Выслушайте внимательно все, что он вам скажет. Благодарю вас.

В зале грянули аплодисменты, не смолкавшие все то время, пока Харрисон неторопливо усаживался на место. К ним присоединился даже судья Берне. Он кивнул Макдональду, выпил воды и предоставил слово Джону Куинси Адаму Клэйборну. Адам подошел к стулу, стоящему у торца стола, за которым сидел судья, и, держась прямо, точно генерал на военном параде, опустился на него.

– Признаете ли вы себя виновным в убийстве Уолтера Эддерли, Адам? – спросил судья.

– Нет, сэр.

– Расскажите нам, что произошло в тот день, когда он погиб.

Адам заговорил очень негромко, но в помещении стояла тишина, словно в пустом соборе, и даже в задних рядах было прекрасно слышно каждое его слово.

– Позвольте задать вам еще один вопрос, Адам, – сказал судья. – Почему после окончания войны, когда все рабы стали свободными, ваша матушка не приехала сюда и не стала жить с вами?

– Миссис Ливония к тому времени уже почти ослепла и полностью зависела от моей матери. Если бы вы знали Роуз Клэйборн, вы бы поняли, что она просто не могла бросить совершенно беспомощную женщину.

– У Ливонии Эддерли есть двое сыновей. Разве они не помогали своей матери?

– Нет, сэр.

– Хорошо. Можете сесть.

Судья подождал, пока Адам усядется, а затем вызвал следующего свидетеля:

– Лайонел Эддерли, слово предоставляется вам. Сядьте на стул. Я хочу задать вам несколько вопросов. Что это там за шум, Дули?

– Это мисс Белл, судья. Она говорит, что вы обещали пустить ее внутрь.

– Впустите ее! – крикнул Бернс. – Здесь еще есть местечко рядом с Трэвисом.

Все молча смотрели, как Белл идет по проходу. Улыбнувшись судье, она села на указанное место.

– Добро пожаловать, мисс Белл. Вы сегодня прекрасно выглядите в этом голубом платье.

– Вы же знаете, судья, что я всегда ношу только голубое. Впрочем, я рада, что вам нравится мой наряд.

Бернс кивнул и повернулся к Лайонелу. И судья, и Харрисон заметили гримасу отвращения на лице южанина. Глядя на Белл, Лайонел глумливо усмехнулся. Увидев это, Бернс расправил плечи и зло поджал губы.

– Расскажите мне, что вам известно, Лайонел, и побыстрее.

– Мы с братом нашли письма этого черномазого к его матери. Когда мы прочли их, мы поняли, что это он убил нашего отца.

– Подождите минутку. Я тоже читал эти письма, но такого вывода не сделал.

– Но ведь этот ниггер убежал, так? Он дотронулся до моего бедного отца, верно? За убийство и за свою дерзость он должен умереть, и я приехал сюда, чтобы увидеть своими глазами, как его отправят на тот свет. Я признаю, что в своих письмах он не писал открыто; что убил отца. Но мы с братом зашли к матери, чтобы узнать, как все случилось. Мы записали ее правдивый рассказ на бумаге – эта бумага у вас есть, – а потом дали ей ручку, и она эту бумагу подписала. Она утверждает, что моего отца убил вот этот ниггер. Какие еще доказательства вам нужны?

– Да, это серьезный аргумент, – согласился судья. – Скажите, Ливония Эддерли говорила вам о происшествии при свидетелях?

– Да, там был мой брат Реджинальд… и еще мамаша этого черномазого. Но она не в счет. Ведь любому южанину известно, что нельзя верить словам негра.

Харрисон буквально нутром чувствовал излучаемую Лайонелом ненависть. Он посмотрел на присяжных. Казалось, что они ощущают некоторую неловкость. Однако нельзя было сказать, что они ненавидят Лайонела Эддерли. Следовательно, ему пора было браться за дело.

– Теперь ваша очередь, Харрисон, – обратился к Макдональду судья.

– Не верь ни одному моему слову, – тихо пробормотал Харрисон, наклонившись к Адаму. – Если я кивну, значит, я лгу. Передай это братьям и сестре, но так, чтобы никто больше не услышал.

Макдональд принялся шумно отставлять в сторону стул. Затем подошел к столу судьи Бернса.

– Что ж, может быть, это серьезная улика, а может быть, и нет. В этом еще надо разобраться.

– Совершенно верно.

Харрисон повернулся к Лайонелу и с полминуты пристально разглядывал его, стараясь, чтобы присяжные заметили отвращение на его лице. Голос его, однако, зазвучал тихо и вкрадчиво:

– Я рад, что похож на своего отца, упокой Господи его душу. Он был хорошим человеком. Вы похожи на своего отца, Лайонел?

– Думаю, да. Я горжусь им.

– Что ж, значит, можно сказать, что вы восхищаетесь своим отцом.

– Да.

– Что случилось после того, как он умер? Что‑ нибудь изменилось на вашей плантации и вообще в ваших краях?

– Началась война – вот что случилось.

– Я готов биться об заклад: вы считаете, что ваш отец этого бы не допустил – раз уж вы так им гордитесь. Разве я неправ?

– Откуда мне знать? – ухмыльнулся Лайонел. – В любом случае мы бы сейчас жили по‑ другому, если бы не его смерть. Мы потеряли все, а отец ни за что бы не допустил этого.

– Сколько вам было лет, когда ваш батюшка преставился?

– Семнадцать.

– А вашему младшему брату?

– Двенадцать.

– Семнадцать лет – это уже подходящий возраст для того, чтобы участвовать в боях. Вы не записались добровольцем, Лайонел?

– Нет. Физический недостаток не позволил мне вступить в армию конфедератов.

– Что это за недостаток?

– Я должен отвечать, судья?

– Да.

– У меня плоскостопие.

Харрисон не поверил Лайонелу и знал, что ему не верит ни один человек в зале.

– Ваш отец когда‑ нибудь бил вас?

– Нет, никогда.

Это тоже была ложь. Харрисон подошел к столу, взял лежащую на кем Библию и протянул Лайонелу так, чтобы он видел, что это за книга. Судья не привел всех участников процесса к присяге, и теперь Макдональд собирался исправить это упущение.

– Когда суд был созван на совещание и его честь судья Джон Бернс вошел в этот зал, все присутствующие встали. Это было не просто свидетельство уважения к судье, которого он, вне всякого сомнения, достоин. Это был знак для всех находящихся здесь: все, что здесь говорится, – правда. Вы заставляете присяжных и судью терять драгоценное время. Итак, я еще раз вас спрашиваю – ваш отец когда‑ нибудь бил вас?

Лайонел пожал плечами:

– Ну разве что иногда отвешивал оплеуху. Ничего похожего на…

– Ничего похожего на то, что он делал с вашей матерью? – перебил его Харрисон.

– Она сама напрашивалась! – выкрикнул Лайонел. – Жена должна повиноваться мужу. Мать знала это, но ей нравилось выводить его из себя.

– А не случалось ли между вашими родителями драк из‑ за вас, сыновей?

– Может быть, я не знаю.

– Не знаете? Тем не менее у меня есть подписанное заявление одного из ваших соседей, который однажды, оказавшись у вас дома, видел, как вы с Реджинальдом прятались за юбками матери, в то время как ваш отец избивал ее.

– Я был тогда еще очень мал.

– Вам было шестнадцать. К этому времени вы уже переросли свою мать.

– Вы сильно сгущаете краски. – Лайонел повернулся к судье. – Мы здесь обсуждаем не поведение моего отца, а судим вон того черномазого. Займитесь своим делом и утихомирьте этого адвоката.

– Не указывайте мне, что делать, – рявкнул Бернс.

– Правильно, дорогой! – выкрикнула Белл.

– Харрисон! – с улыбкой сказал судья. – Надеюсь, вы знаете, к чему клоните.

Лайонел вот‑ вот готов был сорваться. Макдональд решил дать ему ненадолго расслабиться, а потом нанести главный удар. Прежде чем снова обратиться к свидетелю, он кивнул судье.

– Я согласен с вами, Лайонел. Мы собрались не для того, чтобы обсуждать поведение вашего отца. Скажите, вы честный человек?

– Любой джентльмен с Юга – честный человек.

– А не были ли показания Ливонии вырваны у нее силой?

– Конечно, нет. В этой бумаге только то, что она хотела сказать. Она очень долго держала все это в себе, потому что боялась.

– Чего боялась?

– Что черномазые возьмутся за нее. Моя мать знала, что, если она обо всем расскажет, мамаша этого ниггера убьет ее.

– Я прошу присяжных не обращать внимания на это дурацкое заявление, – вмешался Бернс. – Этот человек говорит о вещах, о которых он не может судить с уверенностью.

– Если мать подсудимого столь жестокая и опасная женщина, как вы ее представляете, почему она сразу не расправилась с Ливонией и не убежала?

– У нее на это не хватило смелости, вот почему. Не сообразила в силу своей глупости.

– После смерти вашего отца вы нечасто встречались с матерью, не так ли?

– Мне было очень тяжело наблюдать, как она теряет зрение. Мы с братом остались жить в доме, а она со своей черномазой служанкой переехала в особняк недалеко от границы наших владений.

– Вы вступили во владение имуществом вашего отца?

– Пытался.

Харрисон кивнул, подошел к присяжным и окинул их взглядом.

– Вот как я себе это представляю. Лайонел утверждает, что показания матери не были вырваны у нее силой, и ожидает, что вы ему поверите. Ведь он, в конце концов, белый, а значит, мы должны верить ему, а не Адаму, не так ли? Однако мне, видимо, стоит попытаться выяснить правду. Если он лжет в чем‑ нибудь одном, он вполне может солгать и в другом, верно? Лайонел, как вы находите наш небольшой городок?

– Он просто чудесный.

– А здешние люди вам нравятся?

– Да. Они очень приятные.

– На прошлой неделе вы провели много времени в Блю‑ Белл?

– Да, нам с братом пришлось побывать в городе. Мы хотели отправиться верхом в горы, но не нашли прокатных лошадей.

– Вы бывали в прекрасном магазине Моррисона?

– Да.

– А в салуне?

– Да.

– Короче говоря, вы встречались с большим количеством приятных людей, не так ли?

– Да.

– Приходилось ли вам сталкиваться с теми из местных жителей, кто бы вам не понравился?

Лайонел сделал вид, что задумался.

– Нет, мне понравились все.

– Даже наша Белл?

Лайонел, должно быть, сообразил, куда гнет Макдональд, и, быстро взглянув на судью, промолчал.

– Отвечайте, Лайонел, – приказал Бернс.

– Да, она мне понравилась так же, как и все остальные. Тут в голосе Харрисона явственно зазвучали гнев и презрение.

– В таком случае у вас странные понятия о том, что хорошо и что плохо. Вы ведь лжете, Лайонел, не так ли? Вы всех нас ненавидите.

– Неправда!

– А как насчет Белл? – снова осведомился Харрисон.

– Она достойная женщина.

– Он врет, судья! – крикнула со своего места Белл. – Он назвал меня грязной, дешевой шлюхой. Билли это слышал.

– Но она в самом деле шлюха, – стал оправдываться Лайонел.

– Благодарю вас, Белл, – с улыбкой сказал Харрисон. – Теперь у нас возникла еще одна проблема, ваша честь. Похоже, мы и парни с Юга говорим на разных языках. Лайонел, может быть, для вас слово «хорошо» означает то же самое, что «отвратительно»? А что вы думаете о других женщинах города? Например, о Мэри Роуз?

– Она дрянь, потому что живет с черномазым.

Харрисону очень захотелось ударить сукиного сына, но он стремился уничтожить его иным способом.

– Харрисон, в чем дело? Почему вы расспрашиваете его о жителях города? – поинтересовался Бернс.

– Ответы свидетеля дают представление о его характере, судья, – пояснил Харрисон. – Когда человек утверждает, что говорит правду, я должен выяснить, насколько я могу ему верить.

Бернс кивнул.

– А что вы думаете о Кэтрин Моррисон? – продолжил Макдональд. – Что вы сказали о ней Дули, Генри и Гоусту?

– Я не помню.

– Ну что ж, зато я помню. По моей просьбе Генри записал ваши слова и поставил под бумагой свою подпись, удостоверяя ваши высказывания. Если будет нужно, мы вызовем его сюда и попросим рассказать, как было дело. – Харрисон подошел к столу и взял лист бумаги. – Лайонел назвал Кэтрин сучкой и шлюхой, заявив, что, по его мнению, она переспала с большинством мужского населения Блю‑ Белл. Мало того, он сказал Генри, что им следует объединиться с Белл и работать на пару. Он прошелся по матери Кэтрин, но я не собираюсь повторять эти гнусности. Если хотите, можете ознакомиться с тем, что он говорил.

Судья углубился в чтение. Макдональд старательно избегал смотреть на Джона Моррисона, Он подошел к своему столу, собрал еще четыре подписанных листа и, когда Бернс закончил чтение, вручил их старшему присяжных. После этого он снова повернулся к Лайонелу:

– Итак, все ясно. Вы всех нас презираете, не так ли, Лайонел? Наверное, мы недостаточно культурные, по вашим южным меркам. Всю прошедшую неделю вы насмехались над нами, и вас слышала половина города.

Лайонел выпрямился на стуле и зло уставился на Харрисона.

– Ну а если и так? Эту неделю мне пришлось жить в невыносимых условиях ради того, чтобы правосудие свершилось. Да, мы с братом считаем, что все вы – грязный, нецивилизованный сброд. Но это ничего не меняет. Моя мать подписала свои показания, в которых говорится, что этот черномазый виновен, и это единственное, что имеет значение.

– Но в таком случае вы противоречите самому себе, Лайонел.

– Я только старался быть тактичным.

– С чего бы это? Всю прошлую неделю вам и в голову не приходило вспомнить о такте. Вы заставили Ливонию подписать эту бумагу?!

Последний вопрос Макдональд задал громовым голосом.

– Нет, не заставил, и вы не докажете обратное! – крикнул в ответ Лайонел.

– Ваша честь, мне бы хотелось, чтобы этого человека привлекли к ответственности за лжесвидетельство. Я еще не закончил допрос, но, прежде чем продолжить, мне бы хотелось выслушать свидетелей.

Судья изучающе посмотрел на Лайонела.

– Хорошо. Возвращайтесь на свое место, Лайонел, но не покидайте зал суда.

Харрисон вызвал Альфреда Митчелла и привел его к присяге на Библии.

– Скажите, кто вы и почему вы здесь, Альфред, – начал Харрисон.

– Меня зовут Альфред Митчелл. Я адвокат юридической конторы Митчеллов, владельцами которой, помимо меня, являются также мои братья. Я получил от вас телеграмму с запросом, Харрисон. Кроме того, вы просили меня приехать сюда не позднее чем в двухнедельный срок. Мы с братьями сразу же приступили к работе. Мне удалось выяснить все, что вы хотели… и, к сожалению, даже больше. Вчера я вручил вам соответствующие документы, под которыми при свидетелях поставил свою подпись.

Митчелл повернулся к присяжным. Он был молод, но уже обладал искусством очаровывать людей.

– Мне очень понравился Блю‑ Белл, – снова заговорил он. – Правда, я видел лишь небольшую часть вашего города, но она напомнила мне мою малую родину. В душе я навсегда остался мальчишкой с фермы. Я не стесняюсь своих грязных ногтей, ибо для меня это доказательство того, что я зарабатываю свой хлеб насущный тяжелым ежедневным трудом.

Харрисон с трудом сдержал улыбку. Слова Митчелла явно были восприняты присяжными с одобрением, а Моррисон даже ухмыльнулся.

– Расскажите о Ливонии Эддерли, – попросил Митчелла Макдональд.

Улыбка сошла с лица Альфреда.

– В особняке ее не оказалось. Ее сосед сказал мне, что женщина лежит в ближайшей больнице. Я поехал туда, чтобы повидаться с ней. Все то время, пока я был в палате, рядом со мной находился врач. Ливония рассказала мне о том, что случилось. Я записал ее слова, а потом прочитал ей, и Ливония подписалась под моими записями.

Харрисон молча подошел к своему столу, взял с него бумагу и подал судье. Бернс зачитал ее содержание присяжным:

– «Джон Куинси Адам невиновен в смерти моего мужа. Уолтер Эддерли споткнулся и ударился головой о каминную доску. В результате этого удара он скончался на месте».

– Пожалуйста, прочитайте все показания, ваша честь, – попросил Харрисон.

Бернс бросил взгляд на Кола, потом на Адама.

– Вы уверены, что это стоит делать? – спросил он.

– Да.

– Ну хорошо. Вот что здесь говорится: «Я не хочу, чтобы моих сыновей привлекали к ответственности за их поведение, и не собираюсь выдвигать против них никаких обвинений. Роуз обещала мне то же самое, и я знаю, что моя верная подруга сдержит свое слово. Я люблю своих сыновей. Просто мне бывает страшно, когда гнев затмевает в их душах все хорошее. Они не хотели причинять мне вред, но я отказалась подписать составленную ими бумагу, и они принудили меня к этому. Правда им была не нужна, а я не могла больше выносить побои, потому что, как всегда считал Уолтер Эддерли, я слабая женщина. В результате я подчинилась. Да простит меня Бог за мою ложь».

Публика в зале загудела. Судья Бернс помрачнел. Харрисону показалось, что и большинство присутствующих чувствовали себя не лучше. Макдональд, однако, еще не закончил – он хотел выложить все козыри.

– Кто‑ нибудь находился в палате, кроме вас и доктора? – спросил он Митчелла.

– Да. Там была мама Роуз, как ее называет Ливония. Она и мне разрешила так к ней обращаться. Мама Роуз сидела на стуле рядом с кроватью Ливонии, держала больную за руку и успокаивала ее.

Харрисон перевел дыхание – ему не хотелось задавать следующий вопрос.

– И как при этом выглядела мама Роуз?

Митчелл покачал головой:

– Она была почти в таком же ужасном состоянии, как и Ливония. Ее лицо опухло, а тело было в синяках. Ее саму надо было класть в больницу, но она хотела быть рядом с Ливонией. Каждый раз, когда Ливония просыпалась, она звала Роуз. При звуках ее голоса она улыбалась и сразу же вновь засыпала.

– Мама Роуз тоже подписала документ, в котором говорится о том, что Адам невиновен?

– Да.

Харрисон вручил судье еще одну бумагу.

– Ливония поправится?

– Врачи не обещают. Ее слишком сильно избили. Вряд ли ее слабый организм справится с этим.

– А мама Роуз?

– Сиделки поставили в палате Ливонии кровать для нее. До полного выздоровления еще далеко, но она получает самый лучший уход.

Харрисон повернулся к Адаму. Казалось, старший брат Мэри Роуз вот‑ вот вскочит с места. Харрисон подождал, пока Адам посмотрел на него, и медленно кивнул. Старший из Клэйборнов вспомнил, что это условный знак, и тотчас успокоился.

Кол невольно дернулся к пустой кобуре – ему хотелось выхватить револьвер и всадить пулю Лайонелу в сердце. Однако, заметив кивок Харрисона, он тоже быстро взял себя в руки.

– Сообщите жюри присяжных, кто избил Ливонию.

– Лайонел Эддерли.

В зале снова послышался громкий гул. Харрисон, не обращая внимания на шум, повернулся к Лайонелу.

– Каков отец, таков и сын, – произнес он. – Откуда вам известно, Альфред, что это сделал Лайонел?

– Мама Роуз с Ливонией сказали мне об этом, – ответил Митчелл. – На следующий день после того, как Ливонию поместили в больницу, доктор видел ее сына. У меня есть подписанное заявление врача, в котором говорится, что, когда Лайонел наклонился, чтобы поцеловать мать, врач увидел ссадины и кровоподтеки на его кулаках. Врач прямо спросил Лайонела, не он ли избил Ливонию, на что получил ответ, что его это не касается. После этого Лайонел ни разу не появлялся в больнице. Я думаю, что через пару дней он нанял адвоката и отбыл вместе с братом в Монтану.

– Благодарю вас, Альфред. Вы пока свободны. – Харрисон повернулся к присяжным. – Митчелл – живое доказательство того, что на Юге встречаются и честные люди. А теперь я снова попрошу выйти Лайонела Эддерли.

Когда Лайонел выступил вперед, лицо его было красным, как маков цвет. Он выглядел мрачным и рассерженным.

– Вы солгали мне, судье Бернсу и присяжным, Лайонел Эддерли, и сделали это неоднократно. Я дважды спросил вас, не принудили ли вы силой свою мать подписать представленные вами показания, и оба раза вы ответили отрицательно.

– Я ее ни к чему не принуждал. Я только помог ей понять, что она должна сказать правду.

– Каким образом вы ей помогли? Переломав почти все кости? – загремел Харрисон, презрительно покачивая головой. – У меня больше нет вопросов.

Следующим Макдональд вызвал Реджинальда. С младшим братом Харрисон не церемонился. Он задавал вопросы требовательным и напористым, даже угрожающим тоном. Получив от него сведения, которые ему были нужны, он сказал младшему Эддерли все, что о нем думает, и отправил его на место.

Макдональд решил, что пришло время подводить итог.

– Все совершенно ясно, – заговорил он, встав перед присяжными. – Показания двух свидетелей снимают с Адама Клэйборна обвинение в убийстве. Лайонел и Реджинальд Эддерли приехали в наш город и указали на Адама, как на преступника. Они здесь чужаки, но им кажется, что они все знают лучше, чем темная деревенщина вроде нас. Адам же здесь не чужой. Он наш сосед и друг и всегда оказывал помощь страждущим. Он хороший человек, и вы все это знаете. Ему так же, как и вам, было мерзко слышать, как Кэтрин Моррисон называют шлюхой или поносят доброе имя ее матери. Так как же нам быть – подставить другую щеку и сделать вид, что мы не против, чтобы какие‑ то посторонние совали нос в наши дела? Сегодня здесь, в зале суда, сидят преступники. Посмотрите на них хорошенько, джентльмены. Это Лайонел и Реджинальд Эддерли. Представьте, что они сделали со своей матерью, и подумайте о своих матерях. Мы все будем молиться, чтобы Ливония выжила, но боюсь, ей это не удастся. Пока она жива, она не будет предъявлять обвинений, но врач намерен сообщить обо всем властям, если она умрет. Сделайте же то, что должны сделать. Пусть справедливость, наша справедливость, восторжествует. Благодарю вас.

Судья Бернс толком не знал, как ему надлежит поступить теперь с жюри. Он решил, что лучшим выходом будет отправить присяжных на совещание в кладовую.

– Возьмите стулья и идите туда, – распорядился он. – Мы все будем ждать здесь столько времени, сколько вам понадобится для принятия решения. Раньше чем через час я никого отсюда не выпущу.

В полном молчании присяжные удалились из зала. Макдональд от души надеялся, что они раздумывают над всеми теми фактами, которые он им представил.

Главной движущей силой, однако, должны были стать эмоции. Ненависть сильнее самых очевидных улик. Для человека, обуреваемого ненавистью, истина не имеет значения, главное для него – осудить врага.

Подготовленный и разыгранный им самим спектакль был отвратителен, но тем не менее Харрисон знал, что присяжным и зрителям в зале нужен жупел, и он им его предоставил. Раздув пламя ненависти к братьям Эддерли, он тем самым обезопасил Адама. Макдональд опустился на стул и повернулся к жене. Он так нуждался в ее поддержке и понимании – ведь в душе он испытывал такой страх и неуверенность, что едва мог говорить.

У Мэри Роуз в глазах блестели слезы.

– Ты в порядке? – прошептал Харрисон.

– Я люблю тебя!

– Я тебя тоже люблю. Сэр, дайте Мэри Роуз ваш носовой платок.

В зал вышел Джон Моррисон и позвал судью. Бернс немедленно встал и поспешил к дверям. Примерно с минуту он слушал, что ему говорил Моррисон, а потом кивнул Харрисону и торопливо прошел в кладовую.

Харрисон с Адамом поднялись со своих мест.

– Встать, суд идет! – сказал Харрисон.

Бернс привел присяжных назад. Двенадцать человек теперь не сидели, а стояли на прежнем месте, выстроившись в два ряда.

– Джон Моррисон, вы готовы огласить приговор?

– Да, ваша честь.

– Каков ваш вердикт Джону Куинси Адаму Клэйборну, обвиняемому в убийстве?

– Мы считаем его невиновным, – отчеканил Джон Моррисон, глядя на Адама.

Зал взревел. Люди, вскочив на ноги, громко зааплодировали. Судья стукнул молотком.

– Ну хорошо, достаточно, – крикнул он. – Мы все рады тому, что сегодня здесь было принято справедливое решение. Лайонел и Реджинальд Эддерли, убирайтесь отсюда ко всем чертям! Боюсь, что люди, обозвавшие дешевой шлюхой женщину, в честь которой назван наш город, долго не проживут. Я сам с удовольствием заткнул бы вам глотки пулей. Харрисон, идите сюда. Ну вот и все. Суд окончен.

И судья в последний раз взмахнул молотком.

Харрисон торопливо подошел к Бернсу. Тот с наслаждением потягивался.

– Расскажите мне про телеграмму, которую вы ждали. Вы надеялись на что‑ то еще?

– Ни на что я не надеялся, судья. Просто брат Митчелла собирался телеграфировать мне в случае смерти Ливонии. Мне очень жаль. У нее была дрянная жизнь. Может, в загробном мире ей повезет больше. Если есть на свете женщина, которая заслуживает того, чтобы попасть в рай, то это наверняка она.

– Но она все еще жива, верно?

– Точнее сказать, чуть жива. Летальный исход неизбежен. У нее внутреннее кровотечение.

– Вам хотелось, чтобы эти парни узнали, что над их головами висит обвинение в убийстве, не так ли?

– Да, ваша честь.

– Они первыми выскочили отсюда. Дай мне руку, сынок. Ты хорошо поработал.

Харрисон протянул судье руку. В это время сзади его крепко обняла Мэри Роуз и одной фразой выразила свое отношение к женщине, к которой Бернс, похоже, был неравнодушен:

– Сладкая Белл, иди сюда и поцелуй меня так, как ты это делаешь, когда мы с тобой долго не видимся.

Харрисону пришлось силой отрывать от себя жену. Обернувшись, он увидел, что по лицу ее текут слезы.

– Я так горжусь тобой, Харрисон!

– Сегодня вечером ты расскажешь мне об этом в постели, милая. А сейчас надо доставить домой Адама. Ведь Бикли все еще где‑ то там, на улице. Ты не забыла?

– Пускай Кол его пристрелит, – предложила Мэри Роуз. Харрисон рассмеялся. Белл, идущая к выходу, приостановилась на минутку, чтобы поцеловать его.

– Мне надо бежать домой и приготовиться к приходу судьи, – извинилась она. – Завтра я приду к вам на ранчо, чтобы отпраздновать это событие.

– Будем рады тебе, Белл, – крикнула Мэри Роуз. – Приводи с собой Бернса.

Она не могла заставить себя оторваться от мужа. Братьев же со всех сторон обступили друзья. Джон Моррисон что‑ то говорил Адаму, но Харрисон сомневался, что тот слышит его.

Наконец все двинулись к выходу. На улице почти никого не было. Как только чужаки услышали, что никакой казни в ближайшее время не предвидится, они тут же стали разъезжаться по домам. Посреди дороги, однако, стояли Бикли и еще пятеро типов из его отряда. Харрисон обратил внимание, что все они были вооружены, и тут же заслонил собой Мэри Роуз.

– Сэр, – сказал он, обращаясь к Эллиоту, – пойдите и пригоните коляску. Кол позаботится о том, чтобы у вас не возникло с этим никаких затруднений. И возьмите с собой дочь.

Мэри Роуз уже пошла было следом за отцом, но тут вдруг заметила Бикли. Похоже, теперь вся его злоба обратилась на Харрисона.

Бикли потянулся к револьверу. Мэри Роуз, ни секунды не раздумывая, бросилась вперед и прикрыла собой мужа.

– Нет! – крикнул Харрисон.

Все вокруг разом схватились за оружие. Быстрее всех, однако, оказался судья, поскольку уже держал свой револьвер в руке и заранее взвел курок. Выпущенная судьей пуля угодила Бикли прямо в лоб. Негодяй навзничь рухнул в пыль.

– Ну что, ребята, еще кто‑ нибудь хочет? – проревел Бернс. Приятели Бикли отрицательно покачали головами и подняли руки вверх.

– Тогда проваливайте из моего города к чертовой матери, и побыстрее, И заберите с собой эту падаль.

Харрисона била дрожь. Он крепко сжал Мэри Роуз в объятиях.

– Тебя же могли убить, черт побери! Что это ты задумала?

– Я не хотела, чтобы тебя застрелили.

– Если ты еще когда‑ нибудь… О Боже, Мэри Роуз… как ты посмела…

– У тебя будет время отругать ее дома, Харрисон, – засмеялся Кол. – Ты ведь знаешь, почему Бикли хотел тебя пристрелить?

– Наверное, он, как и все, ненавидит юристов, – сказал Трэвис. – Харрисон, ты в самом деле считаешь, что я должен стать адвокатом?

Макдональду, однако, было не до смеха. Попросив Кола повести его коня в поводу, он втиснулся в коляску вместе с женой и лордом Эллиотом.

Всю дорогу до ранчо Трэвис, Дуглас и Кол ехали верхом. Они не доверяли приятелям Бикли и не собирались допускать, чтобы кто‑ нибудь из этих мерзавцев убил их старшего брата или Харрисона.

Трясясь в коляске, Мэри Роуз пыталась отвлечь Харрисона от происшествия.

– Отец, правда, Харрисон был великолепен?

– Да, безусловно. Я рад, что ему не пришлось прибегать к прямому давлению. Он все сделал именно так, как и планировал.

– Харрисон, как тебе удалось заставить Митчелла солгать?

– Он сказал правду… ту правду, которая была ему известна, – добавил Харрисон, моля Бога, чтобы жена его больше не расспрашивала.

– Значит, все это было каким‑ то образом подстроено?

– Да.

Мэри Роуз прижалась к нему.

– Послушай, поговори со мной. Я знаю, что ты на меня злишься, но ведь жена обязана защищать своего мужа.

Харрисон приподнял жену и посадил к себе на колени, а она положила голову ему на плечо.

– Я горжусь тобой, сынок, – сказал Эллиот.

– Это было нетрудно, сэр. Адам был невиновен. Все дело в ненависти.

Эллиот кивнул. Все замолчали. Коляска катилась по дороге вверх по склону холма. Эллиот думал о том, что, как только они останутся с Харрисоном наедине, он расспросит его, в чем состоял его план. Он знал, что Макдональд никогда не стал бы лгать в зале суда, – он скорее добился бы, чтобы за него это сделал кто‑ то другой.

Впрочем, кое о чем Эллиот уже догадался. Скорее всего Харрисон солгал Мэри Роуз и ее братьям. Разумеется, Эллиот понимал, чем это было вызвано. Если бы Клэйборны заранее знали, что сыновья Ливонии сделали с их мамой Роуз, они не были бы такими спокойными и ими нельзя было бы управлять.

– Скоро мне надо будет возвращаться в Англию, – обронил лорд.

– Но ты погостил у нас так мало, – запротестовала Мэри Роуз. – Мне столько надо тебе показать! Я хочу познакомить тебя с Корри, хочу, чтобы ты увидел горы. Если ты останешься, я покажу тебе место, где бродят духи.

Глаза Эллиота заволокла дымка. Он медленно кивнул.

– Хорошо, – сказал он, и голос его дрогнул. – Я останусь еще на пару недель. Следующим летом вы с Харрисоном можете приехать в Англию проведать меня. Если ты сейчас пообещаешь мне это, я готов задержаться здесь даже на три недели.

– Но следующим летом я не смогу никуда поехать.

– Милая, мы вполне можем съездить на месяц, а потом вернуться назад. Мне хочется показать тебе Шотландию, – произнес Харрисон.

– Я не могу тебе ничего обещать, отец, пока не поговорю с Харрисоном. Ты подождешь до завтра?

Эллиот кивнул.

– Мне не терпится попасть туда, где бродят духи. Кто там похоронен?

– Чудовища, которые жили у меня под кроватью. Когда мне было пять или шесть лет, я боялась спать в своей комнате и старалась пробраться в комнату к кому‑ нибудь из братьев, а они пытались отучить меня от этой привычки. Дуглас завешивал меня занавеской – мы тогда еще жили в хижине. Так или иначе, но мне казалось, что я слышу, как у меня под кроватью ворочаются чудовища. Все мои братья, кроме Кола, убеждали меня в том, что это мои фантазии.

Кол, однако, поступил по‑ другому. Он встал на колени, заглянул под кровать и присвистнул. «Вот это да, – сказал он. – Здесь и в самом деле чудовище. Мэри Роуз, зажмурься покрепче, пока я буду вытаскивать его – уж больно оно противное».

Харрисон и Эллиот улыбнулись.

– Кол выхватил револьвер и крикнул Дугласу, чтобы тот открыл дверь. Потом он выбежал на улицу и скрылся из виду, а через некоторое время я услышала выстрел.

– Он убил чудовище.

– Да, конечно. Он пообещал мне, что оставит его там, где оно лежит, на всю ночь, чтобы другие чудища видели, как с ними будут поступать Клзйборны, а наутро мы его похороним. В итоге я стала просить его расправиться с чудовищем примерно раз в неделю – мне казалось, что в этом случае я буду в безопасности. Кол оставлял на крыльце пустую коробку и говорил мне, чтобы я не заглядывала в нее, а то от страха у меня все кудряшки на голове распрямятся. – Мэри Роуз рассмеялась. – Я очень заботилась о своих волосах и потому ни разу не рискнула посмотреть, что там такое. Потом мы шли через луг, поднимались на ближайший холм и хоронили чудовище. При этом мы не произносили над его могилой молитвы, потому что я не хотела, чтобы чудовища попадали в рай.

– Ты была окружена любовью, – прошептал Харрисон.

– Да, – согласился Эллиот. – Мне хочется, чтобы сегодня вечером ты рассказала мне еще какую‑ нибудь историю. Я очень много узнал о тебе из писем. Твоя мать не слишком‑ то любила писать. Интересно, откуда у тебя такая привычка?

– Наверное, от Кола, – сказала Мэри Роуз.

– А также от Дугласа и Трэвиса, – добавил Харрисон.

– Я не была идеальным ребенком, отец. Я частенько жаловалась маме Роуз на братьев, когда они делали что‑ то не то, на мой взгляд.

– А мне тоже придется отстреливать чудовищ для наших детей? – спросил Харрисон.

– Конечно. Это отцовская обязанность. Если у нас будет мальчик, я назову его Харрисон Стэнфорд Макдональд.

– Четвертый, – добавил Макдональд.

– Четвертый, – согласилась Мэри Роуз.

– А если будет девочка?

– Наверное, я назову ее именами двух женщин, которые меня очень любили. Агата Роуз – красиво, правда?

Эллиот был так растроган, что спазма сжала ему горло.

Через несколько минут они добрались до ранчо. Клэйборны не позволили Харрисону отвести Мэри Роуз в гостевой домик – они хотели, чтобы сначала он ответил на их вопросы. Харрисон уселся на веранде, посадил жену к себе на колени и приготовился.

Первым начал Трэвис:

– Как тебе удалось заставить Альфреда Митчелла солгать?

– Даю вам неделю на то, чтобы вы догадались сами.

– Я понял, почему ты заставил меня привести домой всех прокатных лошадей, – заявил Дуглас. – Ты хотел, чтобы Лайонел с Реджинальдом застряли в городе.

– Да.

– Откуда ты знал, что это их взбесит? – поинтересовался Кол.

– Они привыкли к роскоши. Я хотел довести их до белого каления. Я поговорил с Билли, Генри и Дули. Адам, у тебя в городе много верных друзей.

– Да, я знаю, – улыбнулся Адам.

– Питались братья Эддерли в салуне у Билли, и уж он, конечно, постарался, чтобы еда была как можно отвратительнее. Генри поставлял Билли самогон Гоуста, чтобы его подносили братьям Эддерли всякий раз, когда им хотелось выпить. Ну а Дули запоминал все, что они говорили об окружающих, а потом рассказывал мне.

– А ты передавал им, что о них говорили эти двое, и заставлял подписывать какие‑ нибудь бумаги?

– Нет. Но от рассказов Дули они, конечно, раздражались, а я просто сопереживал им и намекал, что при желании они могут подать на Лайонела и Реджинальда в суд.

– По обвинению в злословии? – спросил Кол.

– Что‑ то в этом роде.

Эллиот встал.

– Боюсь, мне не понять, что ты такое намудрил, Харрисон. Похоже, придется подождать недельку, пока ты объяснишь, как ты организовал свидетельские показания Альфреда Митчелла. Я хорошо знаю тебя, сынок, и уверен, что ты не сделал ничего бесчестного.

–Пожалуйста, подождите всего неделю, сэр. Адам, что ты чувствуешь? Ты ведь теперь снова свободный человек. Вся эта история наверняка здорово взвинтила тебя.

– Мне все еще не верится, что это правда, – прошептал Адам. – Пожалуй, я сейчас пойду в дом и сниму со стены стихотворение. Скажи мне одну вещь, Харрисон. Почему оно для тебя так много значит?

– Просто я читал эти стихи на ночь своему отцу. Они ему очень нравились.

Адам кивнул. Макдональд внезапно почувствовал страшную усталость. Мэри Роуз тоже выглядела измученной. Харрисон попрощался со всеми и повел жену в их «дом». Мэри Роуз была нужна ему, чтобы снова обрести силы для дальнейшей борьбы с чудовищами.

Харрисон остановился на пороге и стал смотреть, как жена раздевается. Она уже собралась было снять ночную рубашку, когда он попросил ее присесть на кровать, а сам встал на колени и взял ее за руки.

– С твоей мамой Роуз все в порядке. Альфред Митчелл не солгал в суде.

– Я знаю. Ты никогда не стал бы просить его об этом. Она действительно поправляется?

– Да. Я не стал говорить правду твоим братьям, потому что они сидели слишком близко от людей, которые избили их мать.

– А что будет с Ливонией, когда ее сыновья вернутся домой? – Дорогая, Ливония умирает. Впрочем, я не думаю, что Лайонел с Реджинальдом так уж торопятся домой. У них сейчас другие проблемы – ведь им вот‑ вот предъявят обвинения.

– Почему ты не сказал этого моим братьям?

– А что, по‑ твоему, сделал бы в этом случае Кол?

– Отправился бы следом за ними, чтобы за все расквитаться. Харрисон кивнул.

– Я даю сыновьям Ливонии неделю на то, чтобы исчезнуть. Иначе мне придется защищать в суде Кола.

Мэри Роуз ласково погладила мужа по щеке.

– Да. Ты все сделал правильно.

– Спасибо за то, что ты доверяешь мне.

– Я верю в тебя. Неужели ты этого еще не понял? Ты ведь теперь член моей семьи. Мы можем спорить и сердиться, читать друг другу нотации, но в конце концов все равно помиримся. Единственное, что для этого нужно, – любовь.

– Для этого и существует семья.

Дорогие дети,

Душа Ливонии уже успокоилась. На прошлой неделе ее похоронили. Пока в церкви над ее телом читали заупокойную молитву, я ждала на улице, а потом пошла следом за ней на кладбище. Когда все разошлись, я еще постояла у могилы и попрощалась с ней. Мне будет не хватать ее.

Наконец‑ то я могу отправиться домой, к вам. Мне удалось найти себе попутчицу. В Канзасе есть город, где живут чернокожие, которые уехали с Юга. Я передохну там несколько дней, повидаюсь со старыми друзьями, а потом продолжу свое путешествие.

Мне не терпится обнять вас. Да хранит вас Бог.

Ваша мама Роуз.

Адам, милый, я везу с собой твою невесту.

[1] Rose {англ. ) – роза. По всей видимости, этот каламбур лег в название данного романа. – Здесь и далее примеч. пер.

[2] Ghost – привидение, призрак (англ. )

[3] Corral (англ. ) – загон для скота

[4] Blue (англ. ) – голубой, синий