Франсуаза Бурден 15 страница

–Чтобы обеспечить будущее детям, я думаю.

– В наше время ой как непросто обеспечить что бы то ни было… Знаешь, я уже говорил тебе это однажды и повторю – чем старше я становлюсь, тем сильнее тебе завидую.

Коля расхохотался.

– Но Жиль, это не в твоей природе! Ты попросту не умеешь развлекаться! Тебе по душе все серьезное, респектабельное, важное! А легкомыслие – это состояние души. Хочешь, проведем эксперимент? Нарисуй на этой стене большой цветок!

Он взял кисточку, окунул ее в банку с краской, стряхнул и протянул старшему брату.

– Я не умею рисовать, – сказал Жиль, скрещивая руки на груди.

– Что и требовалось доказать.

Жиль снова смерил брата взглядом, но теперь с немалой долей любопытства.

– Знаешь, Коля, а мне нравится, когда мы здесь собираемся. Нам надо почаще бывать вместе. Выходные – это слишком мало, мы не успеваем даже поговорить.

Коля кивнул и полез вверх по лестнице, а Жиль присел на край ванны с намерением остаться здесь надолго.

* * *

Софи с интересом взвесила в руке тяжелый пакет, потрясла его, но узнать, что внутри, ей не удалось. Имя отправителя ни о чем ей не говорило, адресована же посылка была Альбану, равно как и большая часть принесенных почтальоном писем. Желая удовлетворить свое любопытство, она взяла пакет и письма и отправилась на поиски деверя. Не обнаружив его на первом этаже, поднялась на второй, а потом и на третий. Дверь в комнату Альбана была открыта, и, прежде чем войти, Софи крикнула:

– Прибыла почта!

– Это ты, Софи? Входи! Я выбираю, что надеть на свадьбу. На Альбане были темно‑ синие брюки и белая рубашка, которая так и осталась незастегнутой. Софи успела заметить плоский мускулистый живот и матовую кожу.

– Как ты думаешь, этот костюм подойдет под наряд Валентины? Я ведь его не видел. Она хочет, чтобы это был сюрприз.

Альбан надел отлично скроенный пиджак и посмотрел на невестку, ожидая одобрения. Сглотнув, Софи кивнула.

– Ты великолепен, – сказала она, наконец.

«Великолепен». Иначе и не скажешь. Соблазнителен, чертовски привлекателен, просто неотразим! Их разделяла всего пара шагов, и она вдруг испытала острое желание наброситься на него.

– А галстук? – Эти два простых слова дались ей с трудом.

Софи злилась на себя за эту слабость, за неуместное и напрасное влечение, приковавшее ее к месту.

– Что, если этот? – предложил Альбан.

– У тебя есть посветлее? Свадьба – веселый праздник.

Последние слова она произнесла мрачным тоном, поэтому поспешила взять себя в руки.

– Ты не хочешь открыть посылку? – более жизнерадостно поинтересовалась она.

– Открой сама! Ножницы на комоде.

Альбан ушел в смежную ванну и стал рыться в платяном шкафу. Софи была рада представившейся возможности занять мысли чем‑ то другим, поэтому торопливо разорвала бумагу и открыла оказавшуюся внутри картонную коробку. Без тени стеснения она вслух прочла текст на открытке, лежавшей поверх упакованного в защитный пластик подарка:

– «Желаем тебе всего самого лучшего! » Подписей несколько: Надя, Марианна, неразборчиво… Ага, Лоран! Твои друзья, верно?

– Сотрудники из «Air France», – пояснил, возвращаясь в комнату, Альбан.

В руке у него было три галстука. Пока Софи снимала пластик, он заглянул ей через плечо. На акварели был изображен Альбан в форме командира экипажа. На заднем плане по трапу с борта самолета спускались две стюардессы и стюард. Таланта художнику было не занимать – Альбан был легко узнаваем. Он очаровательно улыбался, вот только волосы под фуражкой с околышем были чуть длиннее, чем теперь.

– Это так мило с их стороны, – растроганно произнес он.

Было очевидно, что он тронут подарком. Да это и неудивительно – с коллегами было связано столько приятных воспоминаний…

– Это было в другой жизни, – добавил Альбан.

«А захочет ли он, чтобы эта картина ежедневно попадалась ему на глаза? » – подумала Софи.

– Где ты ее повесишь?

– Не знаю. Может, в кабинете, если, конечно, никто не против.

Чувство такта никогда ему не изменяло. Даже решив поселиться на вилле, он не вел себя как хозяин и не принимал ни единого решения, не посоветовавшись с братьями и невестками.

– Как по мне, почему бы и нет, – сказала она.

Глядя на акварель, Софи улыбнулась. Интересно, понравится ли этот свадебный подарок Валентине? Это не ее Альбан. Этот Альбан – соблазнитель и путешественник, которого пока еще никто не пытался посадить на цепь.

Наконец она обернулась к деверю и посмотрела на галстуки.

– Вот этот в самый раз.

Софи взяла его в руки и приложила к так и оставшейся расстегнутой рубашке.

– Вот. Настоящий красавчик! – выдохнула она.

Альбан засмеялся и направился в ванную. Перед тем как уйти, Софи бросила последний взгляд на акварель. Подняв глаза, она увидела перед собой Валентину.

– Свадебный подарок. Прибыл сегодня утром, – пояснила она, указывая на картину. – Альбану очень понравился. Хотя его друзей и не позвали на свадьбу, они о нем не забыли!

Уже направляясь к двери, она бросила, не оборачиваясь:

– Не создавай вокруг него вакуум. Всем нужны друзья.

Уязвленная Валентина хотела было ответить, но Софи исчезла.

– Вот злюка…

Что правда, то правда – Валентина не поощряла Альбана приглашать в гости своих друзей‑ пилотов. Ей бы не понравилось, если бы «Пароход» каждые выходные наводняли привлекательные незамужние стюардессы. Да, она ревнует! Любит и ревнует. Но уж точно не собирается «создавать вокруг Альбана вакуум».

Она рассмотрела картину, прочла пожелания на открытке и прошла в ванную, где Альбан как раз натягивал джинсы и водолазку.

– Картина просто замечательная, – с восторгом сказала она.

– Ты находишь?

– Конечно.

– Я знаком с художником, он очень способный. Он рисует по фотографиям, добавляя кое‑ что от себя, но никогда не искажает изображение людей и интерьер. В «Air France» ему многие заказывали картины и были довольны.

Альбан подошел к Валентине, обнял ее и провел рукой по ее волосам.

– Я напишу письмо Наде, поблагодарю. Думаю, это ее идея.

Прижавшись щекой к его водолазке, Валентина закрыла глаза. Слова Софи до сих пор звенели у нее в ушах. Каким бы циничным ни казался ее совет, он был не так уж плох, и к нему стоило прислушаться.

– Знаешь, что было бы здорово сделать весной, когда потеплеет и с ремонтом будет покончено? – тихо спросила она.

– Устроить маленький праздник?

– Да! Ты пригласишь друзей и…

– И попрошу Давида привести с собой пару‑ тройку наших приятелей по пансиону, которые живут неподалеку. Я буду рад с ними встретиться.

Было очевидно, что задумка ему понравилась.

– Ты тоже можешь кого‑ нибудь пригласить, Валентина. Ты не должна отгораживаться от мира. Среди тех, с кем ты работаешь в издательстве, есть симпатичные люди?

– Да, наверное.

Он прав – жизнь тет‑ а‑ тет вдали от всех в долговременной перспективе чревата большими проблемами. Даже если она не хочет видеть никого кроме Альбана, даже если решила посвятить всю себя их будущему ребенку, нельзя запирать себя в семье, как в клетке. По словам Жозефины, Маргарита, мать Альбана, почти не выходила из дома и не общалась с людьми на протяжении восемнадцати лет, которые прожила под этой крышей. Яркий пример того, что не должна делать она, Валентина. Альбан очень общительный, любит развлечения, привык находиться среди людей. Разве правильно будет, если брак сузит его горизонты до семейного круга?

– Раз уж мы заговорили об издательстве, – начала Валентина, – я согласилась взять новый перевод. Огромный американский роман, на который уйдет несколько месяцев.

– Вот и хорошо! Думаю, в это время я тоже буду очень занят.

Впервые после аварии перспектива новой работы побуждала его к действию. Благодаря упорству Давида он вернется в мир авиации, которому навсегда отдано его сердце. Ему придется делать то, чего он никогда не делал, а это – лучший способ подстегнуть профессиональные амбиции, которые несколько месяцев назад спали глубоким сном, создавая тем самым в его жизни опасную брешь.

Зато он больше не будет улетать далеко и надолго. Будет каждый вечер, каждую ночь дома…

Валентина крепче прижалась к нему. Что ж, так и быть, она будет делить Альбана с аэропортом, кланом Эсперандье и даже с когортой приятелей, лишь бы только он всегда был рядом. Всегда был на земле.

– Прогноз погоды на воскресенье не слишком оптимистичный, – неожиданно проговорил Альбан.

– Снег? Метель? Это будет так романтично!

– Нет. Обещают очередное похолодание и дождь.

– Что ж, говорят ведь: «Дождь на молодых – к счастью»!

Отодвинувшись, она улыбнулась с самым счастливым видом и добавила:

– Дождь, снег, жара… Все равно это будет самый счастливый и радостный день!

– А в церкви кое‑ кто начнет щелкать зубами, – пошутил Альбан.

Автоматическим движением он снял очки, вытер их о свитер и, не удовлетворившись результатом, ополоснул линзы под краном.

– Когда мы познакомились, я не носил очки, – сказал он, водружая оправу на нос.

– Я люблю тебя и в очках, и без очков. Кстати, они тебе идут.

Они никогда не говорили об аварии. Создавалось впечатление, что Альбан забыл о ней. Единственное, о чем он предпочитал помнить, это слезы Валентины, склонившейся над его кроватью в больнице. Если бы в тот день она сдержалась, у них все могло сложиться по‑ другому. Но ей было так больно видеть Альбана, чье лицо до половины скрывала повязка, что она не выдержала. Валентина уже тогда любила Альбана слишком сильно и догадалась, в какое отчаяние привело его осознание того, что он не сможет летать, что ему придется отказаться от образа жизни, во всем его устраивавшего. И когда она его увидела – уязвимого, подавленного, а раньше такого уверенного в том, что все ему по плечу, – душа молодой женщины перевернулась. Ее сердце сжималось от сострадания каждый раз, когда Альбан снимал очки и смотрел на них с озадаченным видом, словно не понимая, откуда они взялись. По вечерам, когда они оба читали в постели, наставал момент, когда он снимал их и поворачивался к Валентине. Он был таким, как прежде, и все‑ таки чуть другим, потому что глаза его казались «обнаженными». Эти темные, бархатные глаза, в которых ей хотелось утонуть…

– Ты в порядке? – обеспокоенно спросил Альбан.

Должно быть, взгляд Валентины выдал ее мысли.

– Ты выбрал одежду на завтра?

– Софи мне помогла. По крайней мере, с выбором галстука.

Ох уж эта вездесущая Софи! Софи, которая приносит посылки и охотно выступает в роли имиджмейкера! Проглотив колкую реплику, Валентина заставила себя улыбнуться.

– Значит, все просто прекрасно! – решительно заявила она.

Синоптики оказались правы: за ночь на побережье сильно похолодало. Утром тридцатого декабря шел мелкий дождик, и дороги покрылись ледяной коркой. Пейзаж застыл под свинцовым небом.

Все утро на «Пароходе» царило шумное оживление: дети в предвкушении праздника не могли усидеть на месте, и Софи приходилось время от времени на них прикрикивать.

Малори, которая приехала вчера поздно вечером, встала ни свет ни заря, поэтому к одиннадцати все было готово. Она справедливо решила, что Валентина не сможет в день своей свадьбы все сделать сама. «Это было бы не слишком весело! » – заявила Малори мужу, отправляясь в комнату к будущей невестке.

Альбан, ловко отвертевшись от участия в общей суете, нашел братьев в кухне.

В половину второго их ждали на обед в отеле «Normandy», в Довиле, но Жиль настоял на том, чтобы еще до отъезда выпить по бокалу шампанского.

– Мы ведь даже не похоронили твою холостяцкую жизнь! – сказал он Альбану, откупоривая бутылку «Louis Roederer». – По крайней мере, выпьем хоть раз в мужском кругу… Кто сядет за руль и на чем мы поедем? – спросил Коля. – Сегодня на дорогах скользко, а до вечера мы напьемся как сапожники!

– Валентина если и выпьет, то чуть‑ чуть, она в положении.

– А Малори вообще не пьет, – напомнил Коля. – В крайнем случае вызовем такси. Не портить же себе удовольствие!

Они опустошили свои бокалы, когда в кухню вошла Жозефина.

– Мой зонтик отлично поработал ледорубом! – объявила она. – На улице настоящий каток!

На голове пожилой дамы была миниатюрная серая фетровая шляпка с перышком – довольно старомодная, но очаровательная.

– Шикарная у тебя шляпка! – воскликнул Коля.

– Увы, из‑ за этой шляпы у меня испортилась прическа, поэтому я целый день буду ходить в ней!

Коля подошел к бабушке, обнял ее за талию и закружил в импровизированном танце.

– Ты в форме, Жо?

– Более или менее. Но твоего брата до алтаря я доведу. Вас с Жилем я женила, это будет последний раз.

В это мгновение ее взгляд упал на пустые бокалы.

– А мне шампанского не полагается? – с возмущением спросила она.

– Теоретически у нас мальчишник, – ответил Альбан. – Но мы с удовольствием возьмем тебя в компанию, старик Жо!

Он налил ей шампанского, они чокнулись. Альбан смотрел на бабушку с такой нежностью, что та улыбнулась.

– Тебе надевают хомут на шею, а ты и рад, верно?

– Честно говоря, я просто счастлив.

– Тем лучше. Ты сделал хороший выбор.

– Как думаете, наши жены готовы? – вздохнул Жиль.

– Вполне возможно, из‑ за похолодания они не смогут одеться так, как планировали, – предположил Коля. – На улице два градуса мороза!

– Сегодня тридцатое декабря, – сказала Жозефина, поставив свой бокал на стол. – Не думаю, что ваши жены собирались щеголять в летних платьях!

Десять минут спустя первой появилась Малори – в блестящем синем брючном костюме, жакет которого напоминал смокинг. Через руку был переброшен плащ того же цвета, отделанный белым мехом. За ней по лестнице скатились дети в английских пальто с бархатными воротниками. Потом спустилась Софи, ослепительная в черно‑ золотом платье, туфельках в тон и рединготе с золочеными пуговицами.

Разобрали свои шарфы, перчатки и зонтики, погасили свет в комнатах… Все уже готовы были выйти в прихожую, когда на лестнице появилась Валентина. В выбранном Малори наряде она была так красива, что Альбан остолбенел. Удлиненная, до лодыжек, юбка в сочетании с укороченным приталенным спенсером делала Валентину еще более стройной и высокой. Шелк цвета слоновой кости подчеркивал великолепный цвет лица и красноватый оттенок волос, собранных в высокую прическу и украшенных двумя заколками со стразами. Большие зеленые глаза были подчеркнуты с помощью сложного, но при этом сдержанного макияжа, губы сияли. Из украшений на ней было подаренное Альбаном кольцо.

– Ты ослепительна, – сказал Альбан, идя ей навстречу.

– Погоди, у меня кое‑ что для тебя есть!

Малори подошла к Валентине, держа в руке фирменную сумку из своего бутика.

– Вчера я сообразила, что ты можешь замерзнуть, и захватила с собой вот эту теплую вещицу.

Она достала из сумки большую кашемировую шаль приглушенного коричнево‑ серого цвета – такого же, как и отделка на спенсере Валентины.

– Ты можешь закутаться в нее, как тебе удобно, – сказала Малори, ловко драпируя шаль на плечах Валентины.

К ним подошла Софи. Словно не желая оставаться в стороне, она протянула Валентине руку ладонью вверх.

– Говорят, это к счастью, когда невеста на свадьбу надевает что‑ нибудь одолженное у близкого родственника…

В ладошке Софи сверкали бриллиантовые сережки‑ гвоздики.

– Не потеряй, это подарок на годовщину, – не сдержавшись, добавила она.

– Обещаю, – тихо сказала Валентина, принимая украшение.

Она надевала сережки под бдительным оком Софи, когда к ним подошла Жозефина.

– А еще говорят, что у невесты должно быть что‑ нибудь голубое и что‑ то белое.

Она протянула Валентине прелестный, украшенный белыми атласными лентами букет незабудок.

– Я вырастила их для тебя, – добавила Жозефина.

Валентина улыбнулась. Внезапно ее глаза наполнились слезами, а подбородок задрожал. Предупредительность Малори, любезность Софи – неожиданная и тем более ценная, и демонстрация искренней привязанности со стороны Жо тронули ее до глубины души. Семья, членом которой она не надеялась стать, вдруг окружила ее такой заботой! А ведь, если подумать, кроме них у нее никого и нет!

– Только не это! – возмутилась Софи. – Макияж потечет, и ты будешь выглядеть ужасно!

Ядовитые слова невестки помогли Валентине совладать с эмоциями. Она преодолела последние ступеньки и оперлась на руку Альбана.

* * *

После легкого, но продолжительного обеда в ресторане «La Belle Epoque» в отеле «Normandy», за которым к семье Эсперандье присоединился Давид, вся компания отправилась в мэрию Трувиля. В это время года новобрачные заглядывали нечасто, поэтому обрадованный мэр со всей торжественностью провел церемонию регистрации брака и так долго беседовал и обменивался шутками с молодоженами, что из мэрии они выбрались буквально за пару минут до начала церковного ритуала.

На пороге мэрии их встретил ледяной северный ветер и ночная темнота, хотя на часах было почти пять. Было время прилива. У набережной на пенистых синевато‑ серых волнах качались корабли.

Эсперандье торопливо прошли по бульвару Фернан‑ Муро и свернули на улочку, ведущую к церкви Нотр‑ Дам‑ дэ‑ Виктуар. Братья посовещались, и Жиль с Софи и детьми первыми вошли в церковь. За ними – Малори и Коля, а следом – Альбан под руку с Жозефиной. В полной тишине они заняли свои места в первом ряду. Жиль что‑ то прошептал святому отцу и сел рядом с женой. Когда заиграл орган, присутствующие обернулись, чтобы увидеть, как в сопровождении Давида входит Валентина. Ее улыбка была такой лучезарной, что все на мгновение позабыли о царящем в храме холоде. Глядя на Валентину, Альбан ощутил, как его сердце наполняется радостью, благодарностью и восторгом, которого он раньше никогда не испытывал. Теперь он был уверен – страницы прошлой жизни перевернуты и он не станет к ним возвращаться. Они с Валентиной напишут собственную историю. С каким нетерпением, без сожалений и страха, вступает он в новую жизнь!

Валентина встала рядом с женихом, Давид отступил в сторону. Любуясь ею, Альбан подумал об их будущем ребенке. Над ним витает угроза наследственной болезни, равно как и над остальными потомками Маргариты. Когда он родится, Альбан обязательно поговорит с Валентиной, хотя ему почти нечего ей рассказать. Единственный ключ к этой истории держит в своих руках Жозефина, но она, по‑ видимому, решила унести его с собой в могилу.

Альбан украдкой посмотрел на племянников. Послушные и собранные, они с улыбками на лицах смотрели, как их дядя венчается. Конечно, если бы Альбан с Валентиной решили устроить пышную свадьбу, Анна стала бы подружкой невесты и ее нарядили бы в розовое платье и надели венок из цветов… А ведь именно она, спрятавшись в шкафу, нашла старый бумажник Феликса. Если бы не эта находка, братья Эсперандье так никогда и не узнали бы о том, что их мать была душевнобольной. В обрывочных детских воспоминаниях она осталась бы просто странноватой, угрюмой и неласковой. Но трое детей, играя в прятки, нашли вход в иную реальность. Отныне Жилю придется жить с сомнением в душе, ежедневно опасаясь, что шизофрения проявится в его детях. Альбан со временем разделит те же страхи и сомнения. Как быть? Взвалить эту ношу на плечи Валентины или молчать, как Жиль, который предпочел не беспокоить жену понапрасну?

Голос священника, многократно усиленный микрофоном, вознесся к церковным сводам. Виновато улыбнувшись, кюре отключил микрофон и более интимным тоном обратился к жениху и невесте, которых ему предстояло обвенчать.

* * *

Детей посадили с краю: Поля и Луи с одной стороны, Анну – с другой. Если верить Софи, это был единственный способ заставить их вести себя хорошо. В роскошном, отделанном деревянными панелями и потолочными балками зале гостиницы «Ferme Saint‑ Simeon» стол для новобрачных и их гостей накрыли в некотором отдалении, и обслуживающий персонал был к ним исключительно внимателен.

– Если я за что‑ то берусь, все будет сделано по высшему разряду! – заявил Жиль.

Это он заказал стол, выбрал меню и вина и даже приготовил молодоженам сюрприз, который намеревался преподнести в конце вечера. За окном разыгралась настоящая буря – в устье реки вздымались волны, вокруг гостиницы вертелись сумасшедшие порывы ветра.

– Повезло вам с погодой, ничего не скажешь, – заметила Софи. – Фотограф, ожидавший на выходе из церкви, чуть не замерз. Хотя какой еще могла быть погода тридцатого декабря в шесть часов вечера? Жаль, что вам пришлось торопиться…

Весь день она осыпала невесту колкостями, но испортить настроение так и не сумела. Вот и теперь Валентина ответила:

– Мы все наверстаем на крестинах. Кстати, у нас будет мальчик.

– Черт! – воскликнула Анна, которая мечтала о маленькой кузине.

Жозефина, смеясь, похлопала правнучку по плечу.

– Детей не выбирают, дорогая. Берут, что дают, и говорят доброму Боженьке «спасибо».

Если бы она могла выбирать, она тоже предпочла бы девочку, но родился Феликс, ее несчастный Феликс… Жо положила в рот кусочек тюрбо с горчицей и томатами и попыталась понять, как именно эта рыба приготовлена. День выдался длинный и утомительный, но ощущение исполненного долга делало Жозефину счастливой. Она так хотела побывать на свадьбе Альбана. Теперь она уйдет с миром, когда придет ее час.

Официант наполнил их бокалы великолепным Шато де Мерсо, которое выбрал Жиль.

– Давайте чокнемся все вместе, – предложил сидящий рядом с Жозефиной Давид.

– За что будем пить?

– За тебя, Жо! За нашу обожаемую бабушку!

Все собравшиеся присоединились к тосту Давида, потом каждый вернулся к прерванной беседе.

– Ты достоин носить фамилию Эсперандье! – улыбнулась ему Жо.

– Да я и так чувствую себя членом вашего клана! И очень горжусь тем, что сегодня я здесь, с вами.

– Ты ведь четвертый мушкетер, – напомнила она. – По‑ другому и быть не могло.

Жозефина по очереди посмотрела на своих внуков. Затем ее взгляд остановился на Давиде. Стол был достаточно велик, и гости сидели на большом расстоянии друг от друга и могли говорить, не боясь быть услышанными соседом. Склонившись к Давиду, Жо прошептала:

– Я очень рада за Альбана. Карты давно сказали мне, что его брак будет очень счастливым, но я уже начала волноваться, ведь он не заводил серьезных отношений.

– И вдруг появляется Валентина! Он влюбляется как сумасшедший, и они женятся!

– Она того заслуживает. Кстати, ты на нее не заглядывайся, твоя очередь тоже придет.

Давид залился краской, а Жозефина засмеялась.

– Придет даже скорее, чем ты думаешь, – ласково добавила она.

Официанты освободили их тарелки и наполнили бокалы. Жиль болтал с Малори, Софи с Коля, а сидящие рядышком Валентина и Альбан не могли отвести глаз друг от друга. Жозефина снова придвинулась к Давиду.

– Они решили обосноваться на вилле, и это единственное, что меня беспокоит.

– Твоя вилла скоро обретет былой блеск. Это должно тебя радовать. Жо, тебе трудно угодить! Тебя послушать, так ты просто мечтаешь очутиться в доме престарелых! Или в одном из этих домишек у моря с фальшивыми фахверковыми фасадами «в нормандском стиле»!

– Нет, конечно. Но разве ты не нашел бы для меня где‑ нибудь поблизости хороший маленький домик?

– Жо, для человека, который всю жизнь прожил на одном месте, переезд смерти подобен! Ты родилась на этой вилле, и ты ее любишь.

– Я ее любила, – поправила его Жо. – Когда‑ то любила…

Глаза пожилой дамы затуманились, и она покачала головой.

– Конечно, дом здесь ни при чем. И все‑ таки бывают места, откуда надо бежать без оглядки.

Она повернулась к Давиду лицом и окинула его оценивающим взором.

– В церкви, пока кюре благословлял молодых, я кое‑ что придумала, – сказала она, понизив голос. – Ты – человек серьезный и заслуживаешь доверия. Что, если я открою тебе секрет?

– Мне?

– Да. Тебе и только тебе.

В ее застывшем взгляде зажегся странный огонек.

– Маргарита не накладывала на себя рук, – тихо проговорила Жозефина.

Давид пару секунд сидел с ошарашенным видом.

–Что это значит? – с трудом вымолвил он.

– О, это запутанная история…

Пожилая дама сделала глоток вина. Может, алкоголь придаст ей храбрости? Или она просто решилась хоть кому‑ то открыться? По мнению Давида, момент для откровений был выбран весьма неудачный, но жестом он дал понять, что ждет продолжения.

– Понимаешь, Маргарита была сумасшедшей и ни капли не любила своих детей. На всем свете она любила только Феликса. На мальчиков эта требовательная и страстная любовь не распространялась. Они ей мешали! Чтобы успокоить Маргариту, я говорила ей, что мы с Антуаном сами обо всем позаботимся. Но Феликс не мог этого понять, ему хотелось, чтобы Маргарита больше времени проводила с детьми. Надеялся, что материнская любовь проснется… Однажды ему пришло в голову поставить в их с Маргаритой спальне кроватку младшего сына. Коля был очаровательным и очень спокойным ребенком. Но для нее он был чужеродным элементом, от которого она желала избавиться, чтобы остаться наедине с мужем.

Давид залпом осушил бокал. Альбан рассказывал ему о том, что пережил Коля в комнате с вышитыми портьерами, но он не воспринял это всерьез.

– Я думаю, это была не единственная ее попытка – малыш Коля постоянно плакал. Просто однажды, вернувшись раньше обычного с фабрики, Феликс застал Маргариту на месте преступления. Он был в ужасе! После этого он решил, что жену надо лечить. Кроватку Коля немедленно вернули в комнату братьев. Как только она исчезла из комнаты, Маргарита потеряла к мальчику всякий интерес. Она вообще редко обращала на сыновей внимание, разве что когда они путались у нее под ногами. Думаю, она их почти не замечала. Мимоходом потрепать по щеке – вот все, на что она была способна.

Принеся извинения за то, что мешает их беседе, метрдотель поставил перед ними по накрытому крышкой блюду.

– Мясо выкормленного на солончаке ягненка с белой свеклой и черными трюфелями! – объявил он.

– Фирменное блюдо заведения! – внес разъяснения Жиль.

На столе появились чистые бокалы, а «Шато де Мерсо» сменили померолем. Жо пригубила вино. Давид положил ладонь ей на рукав.

– Не надо, Жо. Обычно ты пьешь намного меньше.

– Скажи лучше, что хочешь услышать конец истории! И боишься, что я засну на середине.

– Почему ты рассказываешь все это мне? – выпадом на выпад ответил он.

Одновременно они посмотрели на сидящих за столом. Вино, вкусное мясо и приятное тепло ресторана способствовали всеобщему оживлению, и отовсюду слышались радостные голоса. Жиль с Альбаном самозабвенно сравнивали достоинства бордоских и бургундских вин, Малори объясняла племянникам, что такое выкормленный на солончаке ягненок, Анна устроилась на коленях у Валентины, а Софи и Коля рассказывали друг другу анекдоты и громко хохотали.

– Ты мое доверенное лицо, Давид. Понимаешь, этот груз камнем лежит на моей груди, и временами из‑ за него становится трудно дышать… И вот однажды я спросила себя, не полегчает ли мне, если я кому‑ нибудь расскажу.

– Но…

– Но не внукам, конечно.

– Жо, ты только что призналась, что Маргарита не накладывала на себя руки, – стараясь говорить как можно тише, возмутился Давид. – И эту чепуху ты скрываешь от своих внуков?

–А ты подумай хорошенько, – шепотом отозвалась пожилая дама. – Подумай, милый мой Давид: пуля в черепе – это чепуха или все‑ таки нет?

Пораженный этим умозаключением, Давид остался сидеть с открытым ртом, потом откинулся на спинку стула. Конечно! Если бедная женщина не сама в себя выстрелила, это должен был сделать кто‑ то другой.

– Феликс? – с трудом произнес он.

Не дожидаясь ответа, впрочем очевидного, Давид плеснул в свой стакан воды и стал пить маленькими глотками. В памяти всплывали обрывки разговоров и признаний. Несколько дней назад Жо сказала, что «Эсперандье – нехорошие люди». А еще раньше, задолго до этого, однажды вечером она воскликнула: «Мы все врали, мы все прокляты! »

– Жо, ее убил Феликс? – настойчиво повторил он.

– Она взяла в руки оружие. Опасаясь за жизнь детей, он последовал за ней на чердак.

Голос Жозефины был едва слышен, и Давиду пришлось снова склониться над ней.

– У Маргариты периодически случались припадки, иногда сильные, иногда – послабее. На какое‑ то время она приходила в себя, потом все начиналось сначала. Но мы никогда не жили спокойно. С ней никогда и ни в чем нельзя было быть уверенным. К счастью, большую часть времени мальчики проводили в пансионах, но ведь она могла наброситься на кого угодно… Врачи предложили поместить ее в лечебницу. Но Феликс, увы, не смог на это решиться. Он был убежден, что там Маргарита умрет. Несмотря ни на что они страстно любили друг друга и не могли расстаться. Проклятая парочка! Иначе и не скажешь.

На противоположном конце стола между Полем и Луи вспыхнула ссора, и Жилю пришлось вмешаться. Когда мир был восстановлен и все вернулись к прерванной беседе, Жозефина попробовала ягнятину. Давид, чей аппетит давно пропал, смотрел, как она отрезает кусочки мяса и кладет их в рот.

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 11 12 13 141516 Следующая ⇒