Франсуаза Бурден 13 страница

Огорченный, Альбан сделал примирительный жест, но она отступила на пару шагов, скрестила руки на груди и посмотрела ему в глаза.

– Я спрашивала у Жо о твоей матери. Она сказала, что Маргарита была странноватой, а потом у нее развилась депрессия. Это грустно, но вполне понятно. В этом нет ничего особенного. Жо говорит, что ты пристаешь к ней с глупыми расспросами. Она считает, что было бы лучше, если бы ты больше времени уделял мне!

– Разве я уделяю тебе мало времени? – возмутился Альбан.

– Не мало, – смягчившись, признала Валентина. – И все‑ таки очень часто ты думаешь о чем‑ то другом.

Альбан был зол. Так значит, Жо говорит, что в смерти их матери нет ничего особенного? А сама Маргарита была всего лишь странноватой? Настолько странноватой, что хотела задушить собственного сына! И, что самое обидное, Жо без колебаний воспользовалась Валентиной, чтобы заставить его забыть эту историю, как ей того и хотелось.

–Я не хочу это обсуждать, – холодно сказал Альбан.

– Ты ничего не хочешь обсуждать!

Воздев очи к небу, он вышел из комнаты, но дверью хлопать не стал. Он не посвятил Валентину во все подробности по одной‑ единственной причине – не хотел, чтобы она расстраивалась. Совсем как Жозефина – та, вне всяких сомнений, отказывалась говорить, пытаясь защитить своих внуков. Выходит, ради блага близких и он, и Жо держали при себе свои секреты, порождая тем самым множество недоразумений.

Альбан спустился в кабинет на первом этаже, встретив в коридоре одного из мастеров. Коля поехал развеяться и заодно купить краску. Жо вернулась во флигель и отдыхала. Опершись локтями на стол и обхватив ладонями голову, Альбан долго сидел не шевелясь. Он думал о том, сколько всего случилось с того дня, когда он решил переехать на «Пароход». Портмоне Феликса, молитвенник Антуана, воспоминание Коля… Некоторые элементы этого пазла пока не нашли своего места. Сегодня утром брат напугал его – Альбан нашел его в этой ужасной комнате. Коля кричал, как сумасшедший. Внезапно в памяти всплыли слова психиатра, с которым консультировался Жиль: «Обычно болезнь обнаруживает себя между пятнадцатью и тридцатью пятью годами». Коля исполнилось тридцать восемь. Нонет, речь не идет о проявлении симптомов шизофрении. Просто из глубин его памяти всплыли на поверхность ужасающие воспоминания. Если мать хотела убить Коля, выходит, он вызывал у нее отвращение, она его ненавидела. А он‑ то думал, что был любимым младшим сыночком…

Звук бьющегося стекла заставил Альбана подскочить на стуле. Позабыв обо всем, он открыл дверь кабинета и увидел мастера, недавно встреченного в коридоре. Тот с растерянным видом смотрел на разбитое окно.

– Это из‑ за трубы, – пояснил он. – Я как раз поворачивался…

На земле лежала покрытая осколками стекла длинная медная труба.

– Ничего страшного. Я попрошу, чтобы стекло заменили.

Альбан невесело усмехнулся. Ремонтные работы на «Пароходе» должны были закончиться на этой неделе, но это было маловероятно.

– Все‑ таки будьте поаккуратнее, – попросил он. – В этом доме все окна разные по размеру!

Он уже собрался вернуться в кабинет, когда из холла его позвал Коля.

– Посмотри, что я принес!

И брат сунул ему под нос сумку с кучей тюбиков, кисточек и валиков.

– В машине у меня двадцать литров белой краски! Буду смешивать цвета и экспериментировать, а потом ты поднимешься и выскажешь свое мнение.

Глядя на воодушевленное лицо брата, Альбан не мог не улыбнуться.

– А Малори согласна?

– Она сгорает от нетерпения – так ей хочется увидеть, что у меня получится. Старик, ремонт – заразная вещь!

Слава Богу, утренняя сцена забыта, Коля хочется перекрасить стены в своей комнате. Это значит, что старый дом не ассоциируется у него с пережитыми страхами…

На лестнице появилась Валентина – в пальто и ботинках, с ключами от машины в руках.

– Едешь на прогулку? – с улыбкой спросил Альбан.

Она не сочла нужным ответить и прошла мимо, даже не взглянув на него.

– Валентина, постой!

Он догнал ее уже на улице, на ступеньках, ведущих к входной двери, и обнял за талию, чтобы остановить.

– Что с тобой?

– Хочу подышать свежим воздухом, – сухо ответила молодая женщина.

– Ты на меня сердишься?

– Нет, что ты! Я привыкла разговаривать со стенами!

– Дорогая, мы ссоримся без причины.

– Без причины? – возмутилась Валентина. – Ты заявляешь, что не хочешь со мной говорить, уходишь, а потом оказывается, что все это «без причины»! Я не наивная дурочка, и мне не нравится такое обращение! Может, ты так представляешь себе любовь, но я – нет! И нам надо об этом подумать, пока еще есть время!

Окаменев от неожиданности, Альбан смотрел, как она уходит. Неужели она только что поставила под вопрос их брак? И это за восемь дней до церемонии? Сунув руки в карманы джинсов, он задержался на пороге. Откинув назад голову, окинул взглядом фасад «Парохода». Да, денек выдался не из легких, но неправда, что эта вилла приносит своим жильцам несчастье. Он никогда с этим не согласится.

* * *

Давид поставил перед Валентиной чашку ароматного кофе с пенкой, приготовил вторую – для себя.

– У меня новая кофеварка, целый день не могу от нее отойти. Купил, чтобы угощать клиентов, хотя и сам не могу жить без кофе.

Он закрыл дверь своего кабинета, чтобы отгородиться от остальной части гудевшего как улей агентства.

– Мы закрываемся завтра вечером и откроемся снова во вторник, второго января, – пояснил он. – Десять дней отдыха всем пойдут на пользу.

Вид у Валентины был мрачный, и Давид понял, что что‑ то не так. Сев напротив, он ободряюще ей улыбнулся:

– На борту «Парохода» проблемы?

– Глупая ссора. Альбан слишком скрытный, а меня это бесит.

– А, секреты семьи Эсперандье… Это целый ритуал!

– Он уходит и возвращается, не говоря, куда идет… Я не хочу за ним шпионить, но мне хотелось бы, чтобы он хоть иногда мне что‑ то рассказывал.

– О чем?

– Хотя бы о своей работе. Альбан устраивается на работу в аэропорт в Сен‑ Гатьен‑ де Буа, но я об этом узнала случайно, из разговора. А еще есть семейные тайны. Сейчас, например, он одержим мыслью о своей матери. Ему кажется, что она была сумасшедшей, но Жо говорит совсем другое. И я уже молчу о том, что он часами что‑ то обсуждает с Жилем и Коля! Иногда я спрашиваю себя, что я вообще здесь делаю!

Давид, склонившись над столом, спросил ее очень серьезно:

– Ты сомневаешься в своих чувствах, Валентина?

– Нет!

– Тогда, может, в чувствах Альбана?

– Нет.

– Вот и хорошо, потому что он с ума по тебе сходит. Я говорю это не для того, чтобы тебе польстить. Альбан мой лучший друт, я знаю его, как самого себя, и могу сказать с уверенностью – только с тобой он узнал, что такое любовь. Вы прекрасная пара, и я вам жутко завидую.

Похоже, Валентина немного оттаяла и даже попыталась улыбнуться в ответ.

– Мне кажется, у тебя сильный характер, и это хорошо. Но и тебе не удастся изменить Альбана. Принимай его таким, каков он есть.

– А какой он?

– Очень сдержанный, не из тех, кто будет изливать душу каждые пять минут.

На этот раз она рассмеялась.

– А еще, – продолжал Давид, – Альбан очень любит делать сюрпризы. Что до новой работы, он ждал, пока все окончательно прояснится. Это был своего рода подарок – стабильный источник семейных доходов. Если хочешь знать, он даже мне не сказал, что решил поселиться здесь навсегда! Сомневался, что это правильное решение. Да и тебе могло тут не понравиться. Вообще, многое зависит от тебя. Очень многое зависит от тебя, Валентина.

Молодая женщина снова стала серьезной. Она несколько секунд внимательно смотрела на Давида, потом спросила:

– Думаешь, у нас с Альбаном все получится?

– Я уже ответил на этот вопрос: все зависит от тебя. Тем более что скоро вас будет не двое, а трое. Ты не представляешь, как он этим гордится!

– Правда?

На глаза Валентине навернулись слезы, и она опустила голову

– Что‑ то мешает тебе чувствовать себя счастливой?

– Наоборот, – сдавленным голосом ответила она. – Все слишком хорошо, и это меня пугает. Я люблю Альбана, очень хочу стать его женой и состариться вместе с ним. Я люблю ребенка, которого ношу под сердцем, и радуюсь, что его отец именно Альбан. Люблю его братьев, бабушку, «Пароход»! Мне нравится жить у моря… В общем, выходит, что я трушу, да еще без всякой причины!

– Обойдемся без крайностей. По словам Жозефины, тебя окружает аура счастья. А все предсказания Жо сбываются. Она‑ то считает тебя сильной, а я вижу перед собой слабую испуганную Золушку, которая боится, что в полночь ее карета превратится в тыкву!

Валентина с улыбкой протянула ему пустую чашку.

– Можно еще кофе?

Пока Давид возился с кофеваркой, она спросила:

– Альбан знает, какой ты замечательный друг?

– Надеюсь! Мы с ним знакомы сто лет. Если бы мы не попали в один пансион, я, наверное, умер бы там от скуки. Или сбежал бы. В детстве я был похож на креветку, и надо мной часто подшучивали и насмехались. Альбан был высоким и крепким, так что, можно сказать, он взял меня под свое крыло. Такое не забывается. А потом за один год я вдруг вырос – с мальчиками такое бывает: растут как на дрожжах, – и не только догнал остальных, но многих даже перерос. С тех пор мы с Альбаном неразлучны.

Валентина взяла у Давида из рук чашку и стала маленькими глотками пить обжигающий кофе.

– Ну вот, мы поговорили, и тяжесть словно рукой сняло, – сказала она.

– Через восемь дней я буду твоим свидетелем на свадьбе, а это ко многому обязывает.

– Кстати о свадьбе… Ты не знаешь, почему Альбан не пригласил своих друзей?

– Он хочет, чтобы торжество прошло в интимной обстановке. И чтобы ты не чувствовала себя одиноко в толпе незнакомых людей.

Давид умолчал о том, что Альбан не стал звать друзей, потому что подозревал: Валентине это не доставит удовольствия. Он огорчился, узнав, что никто из ее родственников не приедет, чтобы быть рядом с ней в такой день, и решил не обременять ее целой толпой представителей «Air France». Да и хотел ли он сам их видеть? Создавалось впечатление, что Альбан твердо решил перевернуть страницу, не замыкаться в своих воспоминаниях.

– Зайду в кондитерскую за тортом и поеду домой, – объявила Валентина, вставая.

– Скоро увидимся. Я у вас сегодня ужинаю.

Давид помог Валентине надеть пальто, взял сумочку, которую она поставила на пол, и накинул ремешок ей на плечо.

–Давид, можно задать тебе нескромный вопрос?

– Задавай, прелестница!

– Почему ты не женишься?

– А на ком жениться? Это проблема. В молодости я был, как и Альбан, таким ветреным юношей, немного юбочником, слегка гулякой. А потом… Знаешь, Трувиль нельзя сравнивать с Парижем. Да и такое сокровище, как ты, отыскать не так‑ то просто!

Он посмотрел ей в глаза, чтобы дать понять – в этой фразе нет даже намека на двусмысленность. Растроганная его добротой, Валентина встала на цыпочки и поцеловала его в щеку.

– Ты прекрасный парень, Давид.

Она вышла на улицу. Давид застыл на мгновение, глядя ей вслед, а потом вздохнул.

* * *

Споткнувшись о старый, найденный на крыше кусок брезента, Коля отступил, чтобы оценить результат своей работы.

– Весьма неплохо… Мне нравится этот цвет!

Рукой, в которой все еще был зажат валик, он помахал Альбану, красившему в это время окно.

– Как думаешь, может, мне заняться дизайном квартир?

– Бутик успел тебе надоесть?

– Нет, конечно. Но сейчас большую часть прибыли нам приносит одежда, а в этой области авторитет Малори непререкаем. Мне же больше нравятся элементы декора – аксессуары, обивочные ткани… Представь, мы с Малори даже подумывали открыть второй бутик, и угадай‑ ка где? В Довиле! Но в курортных городках в межсезонье покупателей будет мало, да и нам с Малори придется надолго расставаться, а это нам не подходит.

– Попугайчики‑ неразлучники?

– Мы друг другу не надоедаем, – подтвердил Коля радостно. – И по‑ прежнему влюблены. Надеюсь, у вас с Валентиной будет так же, старик.

Какое‑ то время братья молча орудовали кисточками и валиками, потом Альбан спросил:

– Ты справился с утренним шоком?

– Честно говоря, меня это здорово встряхнуло. Может, стоит даже сходить к психологу, чтобы окончательно снять с себя эту ношу. Я чувствую себя молодой женой Синей Бороды, которая влезла в запретную комнату!

Альбан обернулся, чтобы посмотреть на брата, веселый тон которого его удивил. Что ж, выходит, Коля умеет ограждать себя от неприятных переживаний. Быть может, немалую роль в этом играет его фантазия. «У него счастливый характер», – часто говаривала о Коля Жозефина. А Жиль на это снисходительно усмехался: «Он повзрослеет». Напугав всю семью отказом продолжить образование, младший из братьев выстроил свою жизнь так, как ему хотелось, и теперь даже самые гнетущие детские воспоминания не могли поставить под сомнение его способность быть счастливым.

– Если завтра ты мне поможешь, – сказал Коля, взбираясь на лестницу, – к приезду Малори мы все закончим. У тебя получится?

– Конечно.

– А как же тысяча дел, которые надо переделать до свадьбы?

– Все идет по плану. Не хватает только невесты. Надеюсь, она скоро вернется.

– Она уже вернулась! – отозвалась Валентина с порога. – И даже позаботилась о том, чтобы купить малярам тортик, а это значит, они ей очень даже небезразличны!

Осторожно шагая по расстеленному на полу брезенту, она подошла к Альбану.

– Ты не стал заклеивать стекла скотчем? – удивилась она.

– А зачем? Это же так интересно – отдирать краску от стекол! – рассмеялся Коля.

Альбан положил кисточку, вытер тряпкой руки и порывистым движением притянул Валентину к себе, обняв ее за шею.

– Ты хотела меня напутать? – шепотом спросил он. – Куда ты ушла? Ненавижу ссоры.

– Я тоже. Я была у Давида в агентстве, и мы говорили о тебе.

– Всегда говорите только о нем! – лукаво заметил Коля. – Малышка Валентина, завтра утром у тебя будет время нам помочь? Мы оставим тебе двери, все же их красить легче.

– Коля, ей нельзя дышать краской! – возмутился Альбан.

– Водоэмульсионная краска не пахнет, и она не токсична. Но если у Валентины есть дела – подготовка к Рождеству или к свадьбе, я пойму.

–Хорошо, завтра утром буду красить дверь.

Валентина посмотрела на Альбана и ослепительно ему улыбнулась.

–Я не сахарная, – заверила она.

Внимательнее осмотрев комнату, женщина присвистнула от восхищения.

– Великолепно!

Выбранная вдохновенным Коля медово‑ янтарная гамма полностью изменила атмосферу в комнате.

– Жена не пожалеет, что дала тебе выходной, – предрек Альбан.

Топот на лестнице оповестил их о приезде Софи с детьми.

– Разве они должны были приехать сегодня? – удивилась Валентина.

Она подумала о том, что одного торта на всех не хватит. Разумеется, Софи на «Пароходе» у себя дома, но почему ей доставляет такое удовольствие ставить их в неловкое положение, не предупреждая о своем приезде?

– Вау! – воскликнул возникший в дверях Поль. – Можно войти?

– Ни в коем случае, – отозвался Коля. – Измажетесь!

Луи и Анна, широко открыв глаза, замерли рядом с братом.

– Мам, а что, если перекрасить и наши комнаты? – не допускающим возражений тоном спросила Анна. – Чур, моя будет розовой!

– Подождем до весны, – ответила Софи.

Через головы детей она поздоровалась с братьями мужа, проигнорировав Валентину.

– Цвета просто превосходны! – сказала она с легкой завистью в голосе. – И все‑ таки, по‑ вашему, сейчас подходящее время для того, чтобы перекрашивать стены?

– Завтра вечером все будет готово, – уверил ее Коля. – В воскресенье мы все будем помогать тебе готовиться к Рождеству!

То, что все привыкли считать Софи хозяйкой дома, приводило Валентину в отчаяние. Два дня назад Валентина предложила Альбану съездить за елкой, но тот ответил, что этим займутся Жиль и Софи, они всегда выбирают рождественское дерево вместе с детьми.

«Счастье, если мне позволят повесить на елку хоть одну игрушку», – с горечью подумала Валентина. Она сердилась на себя за свою нелюбовь к Софи, но никак не могла забыть ту поездку в Париж за свадебным нарядом и колкости, на которые была так щедра ее будущая невестка.

– Займусь‑ ка я ужином, – предложила Валентина. – Не знаю, хватит ли на всех…

– Я все предусмотрела! – с удовлетворенным видом отрезала Софи. – Сейчас распакую багаж и спущусь. Еще раз браво, Коля! Дом на глазах превращается в дворец!

Она вышла, увлекая за собой детей, а Валентина, прижавшись к плечу Альбана, проговорила шепотом:

– Господи, как она меня раздражает! Я злюка, да?

– Ну что ты, – тоже шепотом отозвался Коля, который в этот момент вытирал валик. – Она всех раздражает, только никто не признается.

Валентина прыснула, а Альбан громко расхохотался.

* * *

Жозефина удобно устроилась в кресле‑ качалке. Давид по ее просьбе налил им «в полпальца» поммо[15].

– Значит, ты и правда это любишь, – вздохнул он.

– А тебе не нравится?

– Я предпочитаю кальвадос вечером и яблочный сок по утрам, но никак не их смесь! Поужинаешь с нами?

– Нет. Впереди череда праздников, и я хочу отдохнуть.

– Приятно это слышать. А я‑ то подумал, что молодежь тебя не пригласила.

– Они всегда мне рады, – улыбнувшись, мягко сказала пожилая дама. – Альбан повторяет мне это на сто ладов, а Валентина ему вторит. Но будет лучше, если они больше времени станут проводить вдвоем, а не возиться со старушкой.

Давид подал ей стакан, они чокнулись, и он сел у стола.

– Иногда я спрашиваю себя, знаешь ли ты, как сильно твои внуки тебя любят?

– Я это знаю. Но они живут своей жизнью, и это нормально. А мне очень нравится мой маленький уютный домишко!

Она сделала глоток и прищелкнула языком.

–Ты пришел, чтобы я тебе погадала? – неожиданно с волнением в голосе спросила Жозефина. – Знаешь, с того самого дня, как я попала в больницу, карты лежат в ящике и мне совсем не хочется их доставать.

– Я и не думал о картах, Жо. Я пришел, чтобы поцеловать тебя и… поговорить.

– Ты выглядишь озабоченным… Что‑ то случилось? Это связано с женщиной?

Окинув его строгим инквизиторским взглядом, она заключила:

– Это не серьезно.

Когда она так на него смотрела, Давиду казалось, что он становится прозрачным, поэтому он поторопился выложить то, что было у него на душе.

– Это касается тебя. Тебя и твоих проклятых секретов. Ты сеешь неприятности в своей семье, Жо.

– Я?

– Ты отмалчиваешься, а они ищут. Угадай, зачем Альбан ездил сегодня утром в Гавр? Чтобы поговорить с отцом Эриком!

– Не может быть! – взорвалась Жозефина. – С отцом Эриком Ватье? Да откуда они могли…

– У меня не спрашивай, я понятия об этом не имею. Зато расскажу тебе о визите Валентины. Она пришла ко мне сама не своя. Она видит, что Альбан что‑ то от нее скрывает. Он постоянно о чем‑ то размышляет, а что, по‑ твоему, думать Валентине? Он боится рассказать ей о том, что его мать была сумасшедшей, потому что Валентина ждет ребенка. И из‑ за этого они ссорятся. Кстати о ссорах. Мы с Альбаном на днях, на пляже, тоже чуть не поссорились. Он подозревает, что ты рассказываешь мне то, что таишь от него, и злится.

– Но ведь тебя все это не должно касаться! Ну зачем, черт побери, Альбан вернулся? Прошлое спокойно спало, все было так хорошо…

На последнем слове голос Жо оборвался – было очевидно, что потеря желанного спокойствия приводила ее в отчаяние. Встревоженный Давид придвинул свой стул так, чтобы оказаться лицом к лицу с пожилой дамой, и взял ее руки в свои.

– Не расстраивайся, Жо, тебе это вредно. Я просто пытаюсь прояснить ситуацию. Альбан, Жиль и Коля сейчас, как охотничьи псы, – они не собьются со следа!

– Думаешь, они станут счастливее, обнаружив вожделенную падаль? Это гадкая история, Давид. Я храню ее в тайне не потому, что мне так хочется. Она меня душит. Правда же заключается в том, что мы – нехорошие люди. Все Эсперандье – нехорошие люди! По‑ твоему, было бы лучше, если бы я бросила это в лицо внукам?

Жозефина кипела от долго сдерживаемого гнева, но причиной его были не трое мальчишек, которых она воспитала.

– Да, это тот еще дом! Совсем как в «Джен Эйр», сумасшедшая бродила по вилле, опасная, как бешеная собака. Мой несчастный Феликс безропотно ждал, когда разразится гроза, и, в итоге, в него‑ то и угодила молния. Антуан, бедный мой Антуан, решил все уладить. Он переодел правду в другую одежку, не такую мерзкую. Если бы ты знал, скольких бессонных ночей ему это стоило…

Крупные слезы текли по морщинистым щекам Жозефины.

– Нужно было продать это проклятое мусорохранилище, когда я тебе говорила, Давид.

– Нет. Не такое уж оно проклятое, – тихо ответил Давид. – Это прекрасный дом, гордость твоего отца. Вспомни, ты ведь сама мне рассказывала.

Он злился на себя за то, что из‑ за него она расстроилась, но слова Жо пробудили в нем любопытство. Все Эсперандье – нехорошие люди? Что такого могло случиться, чтобы Жозефина могла сказать такое? Однако если принять во внимание то, что он уже знал, можно было ожидать чего‑ то еще более ужасного.

– Налить тебе еще поммо? – предложил Давид. – Тебе есть чем поужинать? Ты не забываешь принимать лекарства?

Наверное, если бы он проявил настойчивость, она бы все ему рассказала, но сейчас ему этого совершенно не хотелось. Жозефина сидела перед ним – измученная страданиями, маленькая и хрупкая в своем кресле‑ качалке, которое было для нее слишком велико… Сердце его сжалось от сочувствия.

– Давай я отведу тебя на «Пароход», Жо. Поговоришь с молодежью, развеешься!

Жозефина вынула из кармана фартука носовой платок и вытерла слезы.

– Не такие уж вы и молодые, – попыталась пошутить она.

– Идем! – настаивал Давид.

Он отпустил ее руки, встал и снял с вешалки большую шаль. Разве можно было так расстраивать Жо? Если с ней снова что‑ то случится, виноват будет он. И что он тогда сможет сказать в свое оправдание? Ведь он не имеет права доискиваться правды, которой так жаждали братья Эсперандье, и в первую очередь Альбан.

Как и предполагалось, Софи занялась украшением огромной елки, доставленной из цветочного магазина в Довиле. Малори накрывала на стол: в одном из бельевых шкафов она откопала ажурную скатерть, на которой были вышиты инициалы «Ж» и «А», а в кладовке обнаружила сервиз с золоченой каймой. Из веток остролиста Малори сплела гирлянды и украсила их сосновыми шишками. Со своей стороны, Жо с самого утра вертелась в кухне: готовила фарш для своей знаменитой индейки и пекла «Рождественское полено» – торт, от которого все были без ума. Валентина, как и было ею обещано несколько недель назад, наполнила сладостями и маленькими сюрпризами красные фетровые сапожки и развесила их по спинкам стульев в столовой. В это время мужчины, которым дали понять, что в доме им делать нечего, взяли с собой детей и отправились прогуляться на пляж.

В девять вечера вся семья собралась в большой гостиной, чтобы выпить по бокалу шампанского и насладиться приготовленными Софи бутербродами‑ канапе с фуа‑ гра. Перевозбужденные дети не могли отвести глаз от разноцветных пакетов и коробок, горкой сложенных под елкой. Они уже не верили в Пер Ноэля, что освобождало Жиля от необходимости переодеваться, но ждать полночи, чтобы открыть свои подарки, казалось им невыносимым.

– Успокойтесь, или будете ужинать в кухне! – угрожающе проговорила Софи.

Она прекрасно выглядела в платье с глубоким декольте из синей, с серебристым отблеском, парчи, но настроение у нее было мрачное. В отличие от предыдущих лет Софи лишилась возможности флиртовать с Альбаном и вешаться ему на шею, играя роль любящей невестки. Присутствие Валентины внесло изменение в привычный расклад, но Софи понимала, что так или иначе с этим придется смириться.

«Следующее Рождество будет еще хуже – появится младенец в колыбели, с которым все обязаны будут сюсюкать! »

Краем глаза она следила за Валентиной. Беременность пока никак не отразилась на точеной фигуре молодой женщины. Они с Альбаном стояли у камина, и он, разговаривая с Жилем, держал ее за руку. Софи вдруг так сильно захотелось оказаться на месте Валентины, что она до крови прикусила губу. О, если бы стать на десять лет моложе и выйти замуж за такого, как Альбан! Если бы можно было все начать сначала! На этот раз она бы выбрала того, кого следовало. К несчастью, Альбан все время был в разъездах, поэтому они познакомились незадолго до их с Жилем свадьбы, когда решение было уже принято. Но с того самого дня, даже несмотря на то, что Софи отказывалась признаться себе в своих чувствах, ее неудержимо влекло к Альбану. В качестве свадебного путешествия они решили отправиться в Бразилию, и за штурвалом их самолета, конечно же, был Альбан, который пригласил брата и невестку в кабину пилотов. Очарованная Софи не могла отвести от деверя глаз. Именно таким – чертовски соблазнительным и в форме – она его и запомнила.

Приход Давида вывел Софи из задумчивости. Она подала ему блюдо с канапе, налила бокал шампанского. Они чокнулись.

– Твой наряд великолепен, – галантно заметил Давид.

– Я тоже так думаю, – заявил подошедший к ним Жиль. – Я безмерно горжусь своей женой!

На губах Жиля играла блаженная улыбка, и Софи напомнила себе, что ей следует быть повнимательнее к мужу. Она очень долго выбирала для него рождественский подарок – более личный, чем книга или галстук, которые она раньше покупала буквально на бегу. На этот раз она обратилась в солидную фирму и приобрела красивый ежедневник в переплете из натуральной кожи, на котором по ее заказу выгравировали инициалы Жиля. А чтобы полнее выразить свои чувства, в задний клапан ежедневника Софи вставила свое фото в купальнике.

– Все за стол! – позвала Жозефина.

– Послушай меня, Жо, – начал Альбан, сопровождая бабушку в столовую. – Тебе пора отдохнуть. Сейчас ты сядешь и не сдвинешься с места!

– А как же моя индейка?

– Я сам ее разрежу, – тоном старшего в семье провозгласил Жиль – эту роль он всегда играл со всей возможной серьезностью.

Они с Альбаном отправились в кухню и достали из печи огромную чугунную гусятницу.

– Давай наточу нож, – предложил Альбан. – Ты говорил с Коля?

– Обменялись парой слов сегодня на пляже. Ему больно вспоминать об этом, но он не зацикливается на проблемах. Думаю, поэтому он и затеял ремонт в своей комнате. Помнишь, Коля упрекнул нас в том, что, говоря о матери, мы не называем ее «мама»? Так вот, могу тебе сказать, что теперь он сам зовет ее не иначе как Маргарита! И теперь он хочет знать всю правду, как мы с тобой. Нам нужно все выяснить, Альбан.

–Я больше не хочу рисковать, расспрашивая Жо. Я страшно испугался, когда ее забрали в больницу.

– А если зайти издалека, потихоньку?

Альбан с сомнением покачал головой.

– Она уже старенькая, Жиль. Упрямая как осел и в то же время ранимая. Если бы ты знал, как мне было плохо, когда она была в больнице! Дом вдруг показался мне пустым… Свет в ее окне, различимый из «Парохода», – это как маяк для корабля, понимаешь?

– По‑ моему, ты слегка преувеличиваешь. Я люблю бабушку не меньше, чем ты, но, задав пару‑ тройку вопросов, мы ее не убьем!

Жиль разрезал на куски белое мясо индейки и складывал на блюдо, перемежая слоями фарша. Альбан вооружился ложкой и стал раскладывать вокруг мяса каштаны.

–Я очень рад, что мы все собрались здесь на Рождество. И что ты женишься, тоже прекрасно, – неожиданно серьезно произнес Жиль. – Должен тебе сказать, что твое решение обновить дом, которое, признаюсь, поначалу меня беспокоило, теперь кажется мне разумным. Это лучшее, что мы могли сделать для нашей семьи.

– Слава Богу, что вы собой довольны! – с порога отозвался Давид, который принес в кухню поднос с аперитивом. – Но пока вы тут друг друга нахваливаете, дети уже сидят за столом и крутятся, как заведенные!

Он подошел к братьям и заглянул Жилю через плечо.

– Похоже, Жо превзошла саму себя! Пахнет божественно!

– Помоги‑ ка мне, передай соусник! Внимание, я наливаю! – предупредил Жиль. – Раз ты здесь, у меня вопрос: есть подозрение, что ты знаешь больше, чем мы с братьями. Это правда?

Давид сердито посмотрел на Альбана.

– Не впутывайте меня в это дело, – сухо ответил он.

И он первым вышел из кухни, аккуратно неся соусник.

– Ну вот, – вздохнул Жиль, – в какую сторону ни кинешься, всюду наталкиваешься на стену молчания! Но я же, черт подери, адвокат! – добавил он. – Я привык доискиваться правды, привык разговаривать с людьми. Я сделаю все, что в моих силах, можешь на меня положиться.

Он нахмурился и, взяв блюдо с индейкой, направился в столовую. Альбан последовал за братом.

* * *

Утром двадцать пятого декабря первыми проснулись дети. На цыпочках они спустились в гостиную, где остались лежать открытые накануне, в полночь, подарки. Луи, Поль и Анна включили яркие гирлянды на елке и уселись на паркет, чтобы пересчитать свои сокровища, прочесть правила настольных игр, поиграть с конструкторами и вставить батарейки туда, где они были необходимы.

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 11 121314 15 16 Следующая ⇒