Франсуаза Бурден 12 страница

Валентина догадывалась, что этим согласием она обязана исключительно женскому любопытству Софи. Но, по крайней мере, на время топор войны был зарыт.

* * *

– Раньше это называлось просто «приступ», – говорил доктор. – Вы помните?

– Конечно. А до вашего рождения, доктор, мы говорили «У нее, или у него, кровоизлияние в мозг».

– Это весьма образное выражение, мадам Эсперандье. – Доктор широко улыбнулся. – И все‑ таки, как его ни назови, у вас нарушение мозгового кровообращения. К счастью для вас, обошлось без последствий – ни потери речи, ни паралича. Но теперь вам надо себя беречь. Не стоит танцевать жигу на свадьбе вашего внука! Что до церкви… Сейчас декабрь, поэтому оденьтесь…

– Как луковица, в сто одежек? Договорились!

Продолжая улыбаться, доктор небрежно поправил стетоскоп в кармашке халата.

– Завтра можете ехать домой.

Он уже собирался выйти, но Жозефина удержала его, схватив за рукав.

–У меня в голове все время вертится один вопрос. Скажите, доктор, если в семье есть сумасшедший, как это отразится на детях?

– Сумасшедший?

– Сумасшедшая, так точнее. А моя невестка была сумасшедшей, можете мне поверить.

– М‑ м‑ м… Правда?

– Я не вру.

– Но ведь ваши внуки выглядят вполне здоровыми, – осторожно заметил доктор.

– И мои правнуки, слава Богу, тоже. По крайней мере, пока.

Доктор уже не улыбался. Нахмурившись, он смотрел на пожилую даму.

– Не смотрите на меня так, – вздохнула Жозефина. – Я ведь спрашиваю не просто ради любопытства. Есть вопросы, которые можно задать только доктору, вы согласны?

– Не стоит волноваться, мадам Эсперандье. Все мы немного сумасшедшие. Это слишком субъективная характеристика.

Подмигнув ей на прощание, доктор ушел.

– Вы мне очень помогли, – насмешливо проворчала пожилая дама.

Она не сердилась на этого молодого врача за уклончивый ответ. В конце концов, он ни разу не встречался с Маргаритой…

– Случится то, что должно случиться, и никак иначе.

Она уже много раз пыталась сосредоточиться, думая о ребенке Альбана, но ничего не видела. Валентина же, наоборот, неизменно представала перед ее мысленным взором, окруженная ореолом счастья. Видно, придется довольствоваться этим.

Жозефина села в постели, открыла ящичек прикроватного столика и взяла расческу и зеркало. С самого первого дня в больнице Давид и Альбан навещали ее каждый день – иногда вместе, иногда поодиночке, и ей хотелось выглядеть презентабельно. Неопрятная и растрепанная старушка – зрелище, может, и трогательное, но неприятное.

В овальном зеркальце отразилось морщинистое лицо, в котором она с трудом узнавала себя. Куда подевалась юная миловидная Жозефина, какой она была семьдесят лет назад? Ее долгая жизнь пронеслась со скоростью ураганного ветра, подарив много радостных и горьких моментов. Вне всяких сомнений, это общая участь. Рука об руку, они с Антуаном противостояли ударам судьбы, переносили несчастья. Они потеряли Феликса, своего единственного сына, но все остальное сумели спасти.

«Мой дорогой Антуан, где бы ты ни был, надеюсь, ты меня слышишь. И когда придет время, снова с улыбкой протянешь мне руку, как в то погожее утро, когда отец привел тебя, дальнего родственника, в наш дом. А ведь мы были предназначены друг для друга, и даже фамилия у нас была одна! Мы встретимся, Антуан, это предначертано. А вот сын наш, должно быть, обретается в других мирах…»

Жо медленно причесывалась, стараясь подавить жалость к самой себе. Ее путь близится к концу, осталось совсем немного, и все‑ таки нужно уйти с чувством выполненного долга. Чтобы успокоиться, ей достаточно увидеть хотя бы одного из троих мужчин, которых она воспитала. Разумеется, у них свои недостатки и слабости, но она сделала все, чтобы семейная трагедия не отразилась на их жизни.

– Я же не Господь Бог, – сказала Жозефина своему отражению. – Я сделала все, что смогла!

* * *

Софи уже и сама была бы рада перестать злиться, но не могла. Она забрала детей из школы, накормила их, помогла сделать уроки, проследила, чтобы они помылись и вовремя поужинали, но внутри у нее все продолжало кипеть.

– Полчаса у телевизора и спать! – непреклонным тоном сказала она Полю и Луи.

У Анны нашлось другое занятие – она исправляла свое письмо к Пер Ноэлю[13], выдумывая, какую еще редкостную игрушку добавить к и без того длиннющему списку.

– Наши дети избалованы сверх всякой меры, – бросила Софи, когда Жиль вошел к ней в кухню.

Он только что вернулся и был горд собой – по пути заглянул в рыбную лавку и купил две дюжины устриц.

– Они, конечно, не сравнятся с трувильскими, но у меня все равно слюнки текут! У тебя был хороший день?

– Ужасный. Проще отыскать чашу Грааля, чем пристойное платье для Валентины! И решила проблему, разумеется, Малори. У нее всегда найдется идеальная вещичка, это правда, но зачем было таскать нас полдня по бутикам своих приятельниц? Как по мне, в некоторых платьях Валентина выглядела как путало!

– Неужели? А ведь она неплохо сложена…

Гнев Софи вспыхнул с новой силой, и она уставилась на мужа.

– Ты у нас эксперт… Мужчины не видят ничего кроме задниц и грудей, все это знают!

Он пожал плечами и попробовал устрицу.

– С каких это пор у нас едят над мойкой? – зло осведомилась Софи. – Пока я накрою на стол, пойди уложи детей спать.

Она достала две тарелки, лимон, бутылку белого вина. Наряд, предложенный Малори, – увы! – был великолепен. Софи не смогла сделать вид, что ей не нравится, хотя и очень хотела бы. Платье само по себе было красивое, но со спенсером превращалось в наряд для принцессы, не больше и не меньше. Валентина вышла из примерочной без макияжа и босиком, придерживая рукой длинные волосы, но даже в таком виде она могла бы украсить собой обложку любого модного издания. С содроганием сердца Софи представила ее в объятиях Альбана, и яд ревности моментально разлился по венам.

Мысли об Альбане сводили ее с ума, но она знала, что шансы у нее нулевые. Их просто нет! Если бы речь шла о ком‑ то другом, она бы, не сомневаясь ни секунды, поставила под угрозу статус замужней дамы и матери семейства. С другим она бы уже давно закрутила тайный роман и, может, даже ушла бы от Жиля. Но Альбан, к несчастью, ее деверь, и даже в самом сумасшедшем сценарии он не стал бы ее любовником. Влюбленность – состояние одновременно мучительное и сладкое – в ее случае вела в никуда. Валентина не была ее соперницей, ведь между Софи и Альбаном ничего не было. Альбан был для нее тайной мечтой, фантазией, каждый вечер возникавшей в ее мыслях и, в зависимости от настроения, помогавшей заснуть или прогонявшей всякий сон.

– Ты до сих пор думаешь о том платье? – вернувшись, спросил Жиль. – Стоило из‑ за этого расстраиваться!

К счастью для себя, Жиль понятия не имел, о чем думает его жена.

– Попроси Малори подобрать наряд и для тебя и забудь об этом, – предложил он.

На этот раз Софи посмотрела на него с нежностью. Жиль всегда был предупредительным супругом, прощал ей капризы и баловал так же, как и детей. Его мания за что‑ нибудь заплатить в этом случае играла ей на руку.

–А ты, дорогой? Тебе нужно купить новый костюм. На носу Рождество, ну, и свадьба твоего брата…

– Я уже заказал целых два, – непринужденным тоном перебил ее Жиль.

В голове Софи прозвенел тревожный звоночек. Жиль редко покупал одежду, не посоветовавшись с ней, а рубашки и галстуки она всегда выбирала ему сама. Да и к портному он без нее раньше никогда не ходил.

– Правильно сделал. Какие выбрал цвета?

– Серый и синий. Еще я заказал пальто. Из верблюжьей шерсти, очень элегантное.

Смакуя вино, Софи внимательно смотрела на мужа. А что, если он, как и она, мечтает о ком‑ то другом? Жиль, конечно, не такой красавчик, как Альбан, у него появилась лысина и наметилось небольшое брюшко, но он еще вполне может кому‑ нибудь понравиться. Ему всего сорок два, он блестящий адвокат, и вокруг него вьется немало дам. Почему бы Жилю не заинтересоваться одной из клиенток, своей секретаршей или случайной знакомой? И потом, в последнее время он стал рассеянным, чаще ворчит…

– Постой, – с чарующей улыбкой обратилась Софи к мужу, – я порежу немного шалота и полью его уксусом. Я знаю, ты обожаешь устрицы с шалотом!

Софи встала и, проходя мимо, погладила мужа по затылку. Когда Жиль обернулся, удивленный столь чувственным прикосновением, она не стала упускать возможность и поцеловала его.

– Впереди череда праздников, но я была бы рада, если бы мы устроили себе романтический ужин…

Он улыбнулся в ответ, но даже не попытался ее обнять. Похоже, все гораздо серьезнее, чем она ожидала. Что, если у Жиля уже есть любовница, связь на стороне? Что, если кризис среднего возраста толкнет его в объятия очень молодой женщины? Что, если, пока Софи впустую мечтала об Альбане, ее муж увлекся другой?

–Что тебе подарить на Рождество? – спросил он, протягивая руку к блюду с устрицами.

– Сюрприз! Ты преподносишь их мастерски.

Софи села ему на колени и обняла за шею. Устрицы могут подождать на своей «постели» из колотого льда. Сейчас для Софи важнее всего убедиться, что ее муж по‑ прежнему ее любит и их супружескому счастью ничто не угрожает.

Альбан и Коляʹ, как примерные школьники, сидели на церковной скамье. Прямо напротив них, на скамеечке для коленопреклонений устроился отец Эрик Ватье – шестидесятилетний мужчина с живым лицом, резкими движениями и зычным голосом. В руке его была найденная Альбаном открытка. Он внимательно выслушал братьев.

– Да, я помню этого господина, – сказал отец Эрик. – Такие фамилии, как ваша, не забываются! Антуан Эсперандье…

Опустив глаза, священник шепотом прочел несколько фраз, написанных им двадцать пять лет назад, потом поднял голову. Взгляд его скользнул по лицам Альбана и Коля и переместился на витражное стекло.

– Он очень мучился. Но, надеюсь, умер со спокойной душой.

– Но что именно его мучило? – порывисто спросил Коля.

Лицо священника окаменело. На пару минут он погрузился в глубокие размышления.

– Ложь. Ложь во спасение, – наконец проговорил он.

Было очевидно, что он больше ничего не скажет, и все‑ таки Коля рискнул.

– У нас с братьями масса вопросов!

– Но задавать их надо не мне! Плох тот священник, который не умеет хранить доверенные ему тайны.

– Антуан умер много лет назад, – возразил Альбан. – Разве это обстоятельство не снимает с вас обязательства хранить тайну исповеди?

– Ваш дед умер, но вы‑ то живы! Он стремился защитить свою семью, а значит, и вас.

В знак того, что разговор окончен, священник встал и махнул рукой в сторону ризницы.

– Вынужден вас оставить.

Разочарованные, братья тоже встали.

– Давид Леруа просил передать вам привет, – добавил Альбан. – Вы познакомились, когда он был скаутом.

– Леруа? Знакомая фамилия, но вспомнить не могу. Чем он сейчас занимается?

– Он унаследовал дело своего отца и теперь торгует недвижимостью в Трувиле.

– Вспомнил! Он был славным мальчуганом. Передайте и ему от меня привет.

Приятные воспоминания немного разрядили обстановку. По‑ дружески положив ладонь на руку Альбана, отец Эрик сказал:

– Хочу дать вам совет: перестаньте играть в детективов и копаться в этой старой истории. Идите своим путем, не надо оглядываться на прошлое, это не сулит ничего хорошего.

После этих загадочных слов он едва заметно перекрестился и пошел прочь. Альбан и Коляʹ обменялись недоуменными взглядами и вышли из церкви.

– Вот вам и современный священник! – пробормотал Коляʹ. – Он уже не носит сутану, но строго блюдет тайну исповеди. Приехать в Гавр и ничего не узнать – есть из‑ за чего расстроиться!

Узнав, что Альбан при содействии сестры Давида выяснил, где обретается отец Эрик, Коля примчался из Парижа, чтобы вместе с братом посетить священника.

– Мне казалось, что тебе нет дела до семейных секретов, – заметил Альбан.

– Сначала так и было, – подтвердил Коля. – Бумаги, которые дети нашли в бумажнике отца, нагнали на меня тоску. И мне было неприятно видеть, как Жо расстраивается, когда ты пристаешь к ней с расспросами. Но потом я поймал себя на том, что все время думаю об этой истории. Теперь я тоже хочу знать правду.

Альбан посмотрел на часы.

– Время обеда. Вернемся на «Пароход» или пообедаем здесь? Помнится мне, что на улице Сен‑ Адресс есть симпатичный ресторанчик.

– Поедем лучше домой. Мне не терпится посмотреть, что уже сделано.

Дойдя до припаркованного неподалеку сиреневого «твинго», Коляʹ сказал уже намного веселее:

– Ты до сих пор разъезжаешь на этой развалюшке? Вы – прекрасная пара, честное слово! Надо будет сфотографировать вас вместе на Нормандском мосту! Величие и упадок…

Коля начал извиняться за бестактность, но Альбан сделал ему знак замолчать.

– Согласен с тобой, рядом с «Аэробусом» я выглядел куда презентабельней. И все‑ таки я рад, что у меня есть эта машина. С такими тратами на ремонт я не знаю, когда смогу позволить себе другую.

По пути домой они пытались отыскать тайный смысл в словах отца Эрика. Под «ложью во спасение» могла скрываться тысяча самых разных вещей. Что такого мог сделать Антуан, чтобы отправиться искать утешения у священника? Антуан, который очень редко бывал в церкви?

– Простая житейская ложь не помешала бы ему уйти с миром, – заключил Коля. – Тем более если это была ложь во спасение.

– Может, он сделал что‑ то, о чем не мог рассказать Жо? Но и молчать было для него невыносимо?

– Или, наоборот, рассказал об этом Жо, и та предрекла ему адские муки! Ты ведь ее знаешь! Всеми этими предсказаниями и предрассудками она могла еще сильнее его напугать.

– Это не объясняет, почему никто не хочет об этом говорить. Они ведь никого не убивали, в конце‑ то концов!

– Будем надеяться, – вздохнул Коля. На этот раз он не шутил.

Альбан посмотрел на брата. Мрачный тон, которым это было сказано, его удивил.

– Мы ведь говорим об Антуане. Об Антуане! Думаешь, он мог быть убийцей?

Коля выжал из себя улыбку.

* * *

Жозефина сидела в кухне «Парохода» в своем любимом ротанговом кресле. Валентина положила туда еще больше подушек.

– Я пока еще не инвалид, – возмутилась пожилая дама, когда Валентина в третий раз попросила ее не вставать.

– Нет, конечно, но сегодня все по хозяйству делаю я! Мне пора привыкать к плите и кастрюлям.

– Твоя правда. Ты должна чувствовать, что это твой дом, иначе Софи так и будет обращаться с тобой, как с гостьей.

Валентина расхохоталась. Она была счастлива, что они с Жо так хорошо понимают друг друга. В бабушке Альбана она с самой первой встречи обрела надежного союзника.

– Вы уже выбрали имя? – спросила пожилая дама.

– Это одна из самых любимых тем. Девочку я хочу назвать Агатой или… Жозефиной.

– Могла бы придумать что‑ нибудь посовременнее… Не забывай и об уменьшительном имени! Жозефину станут звать Жо, Жожо…

– Зато имя Жо всегда будет ассоциироваться с вами! Из мальчишеских имен нам с Альбаном нравятся Шарль и Жюльен.

– В общем, исконно французские имена.

– Альбан тяготеет ко всему классическому.

– А ты предпочла бы, чтобы он не был таким серьезным? – лукаво спросила Жо.

– Я хочу, чтобы он никогда не менялся. Я люблю Альбана таким, каков он есть. Ну, разве что за исключением одной черты – он не умеет делиться своими переживаниями и проблемами. Если что‑ то его беспокоит, он держит это в себе.

– Ты думаешь, у него много забот?

– Сейчас? Конечно. Ремонт, задержка с выплатой страховки, необходимость пройти обучение, если он действительно хочет получить должность директора аэропорта… Об этом мы не раз говорили, но я же вижу, что есть еще что‑ то, о чем он умалчивает.

– Невозможность летать – рана, которая нескоро зарубцуется. Этой печалью он ни с кем не может поделиться.

Валентина кивнула, но было видно, что Жо ее не убедила. Молодая женщина была уверена, что Альбан смирился с тем, что больше не будет летать, и все‑ таки он часто погружался в мрачные размышления, становился грустным и молчаливым. Был ли это страх перед свадьбой? Или рождением ребенка? Новая жизнь, обустройством которой он с таким энтузиазмом занимался, могла ли она пугать его или даже удручать? В такие минуты Валентина предпочитала ни о чем его не спрашивать. Единственный раз она рискнула задать Альбану излюбленный женский вопрос: «О чем ты думаешь? » Он, разумеется, ответил, что ни о чем конкретно. Еще она спрашивала себя, почему он не пригласил на свадьбу своих друзей. Куда вдруг подевались Нади, Марианны и все остальные? С того самого уик‑ энда, когда к ним в гости приехали его старые приятели‑ пилоты и приятельницы‑ стюардессы, Альбан не выражал желания увидеться с кем‑ то, кто не входил в круг его семьи. Он хочет отгородиться от прошлой жизни или просто хандрит?

–Что‑ то ты загрустила, – услышала Валентина голос Жозефины.

– Я думала о том, что Альбану, который привык путешествовать, нелегко стать домоседом. В его парижской квартире было полно вещей, привезенных из разных уголков мира, но они до сих пор лежат на чердаке в коробках.

– И что с того? Просто он не хочет захламлять комнату веерами и статуэтками! Это не значит, что он скучает или сожалеет о прошлой жизни. Смотри‑ ка, вода выкипает!

Валентина подбежала к плите и прикрутила газ. Она решила приготовить бланкетт[14] – блюдо, требовавшее большой кулинарной сноровки, которой Валентина не могла похвастаться. Много лет она питалась полуфабрикатами, которые разогревала в кухоньке своей однокомнатной квартиры на Монмартре. В просторной кухне «Парохода» перед ней открылись иные перспективы. Кухня была сердцем этого дома, его обитатели с удовольствием здесь собирались, и хозяйка, стоящая у плиты, никогда не знала недостатка в собеседниках.

– Возьми шумовку, – посоветовала молодой женщине Жозефина. – Хочешь, чтобы я взглянула на мясо?

– Конечно, хочу! – радостно согласилась Валентина.

Она видела, что Жо надоело сидеть без дела, а бланкетт от этого только выиграет.

Альбан и Коля, войдя в кухню, нашли обеих женщин склонившимися над кастрюльками и что‑ то оживленно обсуждающими.

– Экспериментальный рецепт? – поинтересовался Коля.

Он обнял Жо и поднял ее над полом. Из троих братьев он реже всех навещал ее в больнице – был постоянно занят в своем парижском бутике.

– Вот ты и поправилась! Но может, лучше было бы немного отдохнуть?

–Я и так ничего не делаю, просто помогаю Валентине советом. А как ты вообще тут оказался, сегодня же среда?

– Мы с Альбаном ездили в Гавр, и я решил остаться, – не подумав, ответил Коля.

– В Гавр?

Удивленная Валентина обернулась к Альбану, но тот отвел глаза. После непродолжительной паузы Коля сказал:

– Мы кое‑ что придумали к свадьбе, но вам не расскажем, это сюрприз. Скажите, чем так вкусно пахнет? Мы умираем от голода!

– Мясо будет готово через пятнадцать минут, – объявила Жозефина.

– Раз так, пойду включу радиатор в спальне.

Коля исчез, напоследок заговорщически подмигнув Альбану. Придется соврать Жо – она точно не одобрит поиски, которыми занимались внуки. Она не хочет, чтобы ее расспрашивали о прошлом, и наверняка возмутится, узнав, что они пытаются выяснить подробности жизни Анутана. Хотя…

Коля подкрутил ручки двух радиаторов, позвонил Малори, желая убедиться, что она справляется без него. К счастью, одна из подруг решила помочь ей в праздничные дни, поэтому Малори уверила мужа в том, что в данный момент необходимости в его присутствии нет. Они условились, что Малори приедет на «Пароход» в субботу вечером, после закрытия бутика.

Войдя в ванную, Коля и здесь включил отопление, потом переоделся, сменив блейзер на толстый свитер с высоким воротом. У него неожиданно появилось два выходных, чему он очень обрадовался, и уже подумывал, не перекрасить ли ему по такому случаю стены своей спальни. Затеянный Альбаном ремонт разбудил в каждом члене семьи желание перемен, и Малори пару дней назад говорила, что стены медового цвета – это так здорово… А ведь, кроме медового, есть еще цвет золота, янтаря, сливочной карамели… Коля всегда нравилось смешивать краски разных оттенков. Разве можно упустить такой шанс?

Он прогулялся по второму этажу, по пути любуясь нововведениями: врезанными в стену выключателями, неброскими галогеновыми точечными светильниками, мягко освещавшими коридоры, деревянной обшивкой стен (кое‑ где панели имели цвет протравленного дерева, кое‑ где были покрашены белой краской). Ноги привели Коля к крайней комнате – спальне родителей. Перед дверью он в сомнении остановился, но потом решил, что стоит убедиться, верным ли было его предыдущее впечатление, и попытаться вспомнить, почему ему так странно знакома вышивка на портьерах. С этими шторами было связано какое‑ то событие, и смутные воспоминания терзали его, превращаясь в навязчивую идею.

Войдя, Коля тотчас же, как и в прошлый раз, ощутил тревогу. Ему захотелось поскорее уйти, но любопытство пересилило. Он подошел к окну и внимательно рассмотрел вышитые занавеси. Брак на ткани был только на одной, в восьмидесяти сантиметрах от пола. Создавалось впечатление, что у оранжево‑ голубого зимородка, вышитого как раз на этом месте, сломано крыло. Коля сел на паркет и осмотрел комнату, потом его внимание снова переключилось на зимородка. Коля немного наклонил голову, посмотрел на птичку снизу и закрыл глаза. Он вспомнил: в детстве он часами разглядывал этого зимородка, сравнивал его с другими нарисованными на шторах птичками, придумывал с его участием истории и даже дал ему имя – Пиу. В то время его кроватка стояла в комнате родителей, теперь он был в этом уверен. Все‑ таки он был младшим ребенком, может, его оберегали и лелеяли дольше, чем остальных? Пиу был его другом, птичкой‑ путешественницей с раненым крылом, и именно потому, что он непохож на остальных, однажды он улетит с этой шторы далекодалеко… Выходит, Коля прятался в своих фантазиях, но знать бы от чего? Он так много думал о птичке, потому что ему было страшно.

Страх внезапно вернулся и обрушился на него, как тошнота. Вдруг в памяти всплыли искаженное лицо матери, близко‑ близко от его лица, чьи‑ то громкие нестройные голоса, боль в области шеи. Чьи‑ то руки сжимали его горло, он задыхался, брыкался, извивался, как червяк, которого тащат из земли.

Коля вскочил на ноги, все еще пребывая в состоянии шока и едва дыша. Кошмар, от которого он только что очнулся, не выдумка и не сон. Это случилось здесь, на этом самом месте, у шторы. Он словно со стороны услышал свой жалобный стон, переходящий в крик отчаяния, который невольно вырвался из груди.

– Что с тобой? Что случилось?

Рядом стоял Альбан. Коля не заметил, как тот вошел. Он прижался головой к плечу старшего брата, сотрясаясь от беззвучных рыданий.

– Она… Она хотела меня убить, задушить!

Крепкие руки брата обняли его, и Альбан помог ему выйти из комнаты. За их спинами щелкнул дверной замок.

– Коля, успокойся, все хорошо…

В первой попавшейся ванной Альбан побрызгал ему в лицо водой и подтолкнул к открытому окну.

– Подыши. Вот так, хорошо. Теперь тебе лучше?

Паника отступила, забрав с собой все силы. Коля отодвинулся от окна и, поежившись, сел на бортик ванны.

– Странная вещь, – хрипло проговорил он, – я привык думать, что был любимым ребенком. Ну, ты понимаешь – младший, все тебя балуют… А она хотела меня убить! Представляешь?

– Маргарита?

Альбан смотрел на брата с недоверием, он был озадачен и обеспокоен.

– Ты не забыл, о чем писал отец? В той записке, что ты нашел в бумажнике. Там была фраза: «Коля ничего об этом не помнит». Но я все вспомнил! Вспомнил, когда увидел зимородка.

Несмотря на усталость, он подробно рассказал обо всем Альбану.

– Я не пьян и ничего не придумываю, – с горечью закончил Коля. – Наверное, я был очень маленьким, когда пережил этот ужас. Он спрятался в глубинах памяти и вернулся только сегодня.

– Кто ей помешал? Папа?

– Не знаю.

– Может, поговоришь об этом с Жо?

– Не знаю, – повторил Коля.

Альбан постоял немного в раздумье, потом закрыл окно.

– Пора спускаться. Жо и Валентина уже нас ждут.

Они вышли в коридор и направились к лестнице.

–Я сниму эти шторы, – предложил Альбан. – Отдадим их кому‑ нибудь, и дело с концом.

Коридор первого этажа был залит солнечным светом. Возле кухни нос защекотал аппетитный аромат тушеного мяса.

– Как ты?

– Все нормально. Спасибо, что пришел.

– Ты очень громко кричал.

Лицо Альбана помрачнело, и, понизив голос, он сказал:

– Чего я не понимаю, так это какую роль в этой истории сыграл наш дед, Антуан.

– В том случае, о котором я вспомнил, он точно ни при чем. Слушай, ты можешь мне кое‑ что пообещать?

– Говори.

– Мы докопаемся до сути, хорошо? Будем искать, пока не узнаем правду!

До них донесся смех Валентины и Жо.

– Обещаю, – прошептал Альбан.

Когда братья вошли в кухню, Коля даже нашел в себе силы улыбнуться.

* * *

Жиль никак не мог принять решение. Взгляд его скользил по разложенным на черных бархатных квадратных подставках украшениям. Он попытался вспомнить, что именно в последнее время покупал в этом ювелирном. Сережки к годовщине, браслет на День матери и часы к предыдущему Рождеству.

– Возьму колье, – решил он.

Дороговато, но Софи будет довольна. Последние несколько дней ее настроение улучшилось, и стоит ее за это поощрить.

– Еще я хотел бы что‑ нибудь менее строгое, для молодой женщины.

Вот уже неделя, как он терзается вопросом, будет ли уместно сделать подарок Жюли. В принципе, в таком случае принято обходиться шампанским или шоколадом, украшение – подарок более интимный, но ему хотелось отблагодарить ее особым образом. Если бы не Жюли, ему бы ни за что не справиться с объемом работы, свалившимся на него в этом году! Каждое утро Жиль радовался, что взял ее на работу. Тем более что она была очаровательна и щедра на улыбки.

– Мне очень нравится эта серебряная цепочка, – проговорил он, стараясь, чтобы его голос звучал непринужденно.

Какая ему разница, что подумает продавщица, и все‑ таки он наверняка ведет себя так, словно сначала купил подарок жене, а теперь выбирает еще один – для любовницы. А ведь у них с Жюли ничего такого не было.

– Это для дочки, – объявил Жиль.

Неужели он ищет возможность оправдаться? Глупо отрицать, что его не посещали определенные желания, когда он смотрел на ножки Жюли или ее облегающие тело блузки. Два или три раза он приглашал ее на обед, но разговаривали они всегда только о работе. Если уж совсем честно, он никак не мог набраться смелости. Из страха показаться смешным не решался проявить к ней повышенное внимание. К тому же Жиль прекрасно понимал, что, стань они любовниками, ему пришлось бы врать жене, да и на работе обстановка только усложнилась бы. В общем, он еще не созрел для внебрачной связи. Жиль любил Софи несмотря на ее тяжелый характер и еще не потерял веру в идеальный брак. И все‑ таки соблазн был велик. Доказательство тому – покупка этой цепочки.

«В крайнем случае, оставлю цепочку для Анны, подарю, когда подрастет».

Терзаемый противоречивыми желаниями, он протянул продавщице свою кредитку. Она тоже была очень мила. И что, будем глазеть на всех без разбору женщин? И дарить всем украшения?

«Ну, все не так уж плохо! Я купил подарок Жюли, потому что она славная девушка. Она отлично справляется со своей работой, заботится обо мне, улыбается, говорит приятные вещи и делает такой кофе, как я люблю. За все это ее нужно вознаградить. А коробка конфет – как‑ то уж слишком банально…»

Когда Жиль переступил порог ювелирного, в кармане завибрировал мобильный. Без всяких вступлений таинственным голосом Коля начал рассказывать ему невероятную историю.

* * *

– Пока мы не женаты, – шепнул Альбан, – нам не обязательно вести себя так, как это принято в благовоспитанных семействах!

Осыпая Валентину поцелуями, он притянул ее к себе. Рука его скользнула к ней под свитер.

– Подожди минутку! – попросила она, отстраняясь. – Я хочу кое о чем спросить. Что это за сюрприз, за которым пришлось ехать в Гавр? Я думала, мы договорились, что не будем ничего скрывать друг от друга.

Альбану отчаянно не хотелось ей врать, поэтому он пытался найти ответ, но тщетно. Валентина не собиралась сдаваться, и он пробормотал:

– Это касается моей семьи.

– Если подумать хорошенько, Альбан, ты предложил мне стать членом твоей семьи!

Валентина порывистым движением опустила свитер, дав тем самым понять, что ей сейчас не до ласк.

– Послушай, я уже пробовал тебе объяснить. Мне трудно об этом говорить…

– О чем?

– О душевном здоровье нашей матери.

– О матери? Какая связь между твоей матерью и Гавром? Почему тебя именно сейчас заинтересовал этот вопрос? Рассказываешь мне бог знает что… Я, по‑ твоему, идиотка?

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 111213 14 15 16 Следующая ⇒