ОДИННАДЦАТЬ 2 страница

– Я пойду с вами, – сказал Квиллер, припомнив совет, данный ему бесплатно в Пикаксе. – Придётся пройти двадцать шесть этажей – вверх‑ вниз.

– Если грузовой будет работать, поднимемся на нём.

– Тогда пошли.

Сторож посмотрел на кошачий контейнер, стоящий в самом центре прихожей.

– Не будете выпускать?

– Подождут нашего возвращения. – Квиллер всегда проверял, не открыты ли двери, форточки и чёрные ходы, прежде чем выпустить сиамцев.

Мужчины начали долгий и скучный путь вниз по мраморным ступеням, огороженным коваными фигурными перилами; каждый пролёт заканчивался мрачной решеткой.

– Симпатичная лестница, – одобрил Квиллер. – Жаль только, что закрытая.

– Пожарные заставили поставить решетки.

– А что это за люк? – В стене вдоль каждого пролета, возле площадки, имелась небольшая квадратная дверка с надписью: ОПАСНО – НЕ ПОДХОДИТЬ.

– Это вход в вентиляционные шахты. Ну, там трубы всякие, кабели, тепловая подводка.

На полпути они встретили миниатюрную азиатку, ведущую своих детишек наверх. Похоже, она даже не заметила присутствия двух мужчин.

– В доме много детей? – спросил Квиллер.

– Большей частью ребятишки врачей, работающих в больнице. Со всего света.

Наконец они добрались до первого этажа. Проходя мимо миссис Таттл, что‑ то усердно вяжущей за пуленепробиваемым стеклом, они услышали весёлое: «Почему же вы не поехали на лифте? » – и увидели, как она указала спицей в сторону Красного, стоящего с гостеприимно распахнутыми дверями. Квиллер метнулся в кабину и быстро вернулся, победно неся перед собой чугунную латку.

Дальше они увидели «Валдиза», всё в той же жёлтой шёлковой куртке, он усердно молотил кулаками по автомату с напитками; Наполеон же критически обнюхивал лужицу возле телефона‑ автомата. Бронзовые двери частного лифта были закрыты.

– По воскресеньям тут тихо, – пояснил Руперт.

«Спелая слива» – неукраденная, неоштрафованная – ждала у тротуара, и Квиллер, сев за руль, отправился на стоянку, в то время как Руперт пошёл в подвал за грузовой тележкой. Стоянка оказалась обнесённой оградой площадкой, разбитой на ячейки. Его – двадцать восьмая – была занята маленькой зелёной японской машинкой.

– Паркуйтесь в двадцать девятой, – посоветовал Руперт. – Никому до этого дела нет.

– Слушайте, стоянка в кошмарном состоянии, – пожаловался Квиллер. – Когда её в последний раз красили? В начале века?

– А смысла нет ремонтировать. «Касабланку» могут снести на следующей неделе.

Руперт вкатил чемоданы, пишущую машинку, словарь, книги и кофеварку в подвал, и Квиллер проследовал за ним с неизменной латкой и поилкой для кошек. Они поднялись наверх в грузовом лифте – коробке, обитой щербатыми досками. Но коробка двигалась!

– Как же так? – недоумевал Квиллер. – Работает?

– Этот никогда не ломается, – пояснил сторож. – Жильцы им не пользуются, вот почему. Именно они ломают. Погодите, вы ещё увидите, как они расправляются со стиральными машинами и сушилками: в подвале есть прачечная.

– А с мусором что делать?

– Выставьте его ночью в коридор. В шесть утра приходит парнишка и всё собирает. Если возникнут проблемы – звоните на коммутатор, местный телефон на стене в кухне.

Квиллер дал Руперту хорошие чаевые. Несмотря на склонность к экономии, он, благодаря полученному наследству, быстро научился быть щедрым. Затем запер дверь, проверил комнаты не случай открытых чёрных ходов и окон и выпустил сиамцев.

Вот мы и прибыли, – сказал он.

Кошки вышли, растопорщив усы, насторожив ушки и осторожно поводя аккуратными головками по сторонам. Осмотрев прихожую, Коко решительно направился к дальней стене, где находилась дверь, ведущая на террасу; проверил, нет ли голубей, и, похоже, слегка разочаровался, не найдя ни одного. Всё это время Юм‑ Юм пробовала лапкой ковры – настоящие произведения искусства, – которые покрывали паркет.

Произведения искусства были повсюду: на стенах, на постаментах, в освещённых нишах. Правда, живопись, представленная здесь, Квиллеру не нравилась: либо смешение красок и геометрические фигуры, казавшиеся бессмысленными; либо картина под названием " Верстак автомеханика"; либо жанровая сценка, представляющая бойню со всеми вытекающими из неё кровавыми последствиями; либо натуралистическое полотно с изображением людей, поедающих спагетти.

И тут он заметил конверт со своим именем, прислоненный к вазе с фруктами, стоящей на крутящемся столике. Между яблоками, мандаринами и персиками, словно приз для особо одаренных, виднелась баночка омаров.

– Повезло вам, ребятки, – сказал Квиллер. – Но после всего того, что вы устроили в лифте, даже не знаю, заслуживаете вы угощения или нет.

Записка была от Амберины: " Добро пожаловать в «Касабланку»! Мэри хочет, чтобы я отвела вас сегодня вечером на ужин к Роберто. Как только устроитесь – позвоните. НОСОК подключил ваш телефон".

Квиллер не стал терять времени и тут же позвонил.

– С удовольствием принимаю ваше приглашение. У меня море вопросов. Где это «Роберто»?

– В Хламтауне, в нескольких кварталах от вас. Можем пройтись.

– А после наступления темноты это разумно?

– В одиночку я не рискую, но… хорошо, хорошо. Вы сможете спуститься в вестибюль к семи часам? В квартире у меня полнейший кавардак, поэтому зайти не предлагаю.

Квиллер открыл сиамцам омаров и подал их на тарелке датского королевского фарфора. Все кухонные принадлежности были первоклассными: уотерфордский хрусталь, шведское серебро, немецкая нержавеющая сталь и так далее. Распаковав чемоданы, он взял яблоко и пошёл смотреть комнаты. В библиотеке его привели в восторг прекрасно изданные альбомы по искусству. Рассматривая картину с бойней, он подумал, что подобный вид утром, на голодный желудок, пожалуй, вызвал бы у него определенные спазмы, но, слава богу, она висит на дальней стене прихожей.

Когда сиамцы закончили трапезничать и привели в порядок лапы, ушки, усы и животы, Квиллер ознакомил их с гостиной. В долю секунды кошки поняли, что могут гоняться друг за другом по краю бывшего бассейна, бегать вверх и вниз по закрытым коврами ступеням, ведущим в «партер», карабкаться по деревьям и носиться по длиннющему дивану. Квиллер решил измерить его и, пересчитав шаги, убедился, что в нём почти девять футов. Надо сказать, что мебели было немного, но она поражала своими габаритами: огромный, выполненный из оникса стол для коктейлей, заваленный журналами об искусстве; впечатляющая стереосистема с колонками размером с хороший гроб…

Однако наибольшее недоумение вызывала галерея. На гигантских натюрмортах, развешанных высоко по стенам, были изображены грибы – целые, половинки, мелко нарезанные. Квиллера покоробили не размеры самих грибов – некоторые достигали двух футов в диаметре, – а то, что каждое положение гриба фиксировал направленный прямо на зрителя нож, казавшийся убийственно острым. Но именно ножи делали эти натюрморты столь оригинальными – они выдавали присутствие человека. Правда, оставалось непонятным, зачем бывшему владельцу квартиры понадобилось такое количество грибных натюрмортов. Может быть… он их сам нарисовал? Тогда кем был сей талантливый жилец? Подпись на картинах казалась совершенно загадочной: две буквы " Р", поставленные " спинка к спинке". Почему этот человек так интересовался грибами? Почему он выехал отсюда? Куда отправился? Когда вернётся? И почему захотел сдать столь шикарную квартиру незнакомцу?

Окон в гостиной не было, только застеклённый потолок, сквозь который в этот поздний ноябрьский вечер просачивался жиденький свет. Если не считать деревьев в кадках и желтых пластиковых ведер, стратегически расставленных на случай дождя, интерьер выглядел монохроматически нейтральным. Обивка стен, обивка дивана и фабричнотканый ковер были в серо‑ бежевых тонах, как и грибы.

Квиллер взглянул на часы. Что же, пора переодеваться к ужину. И тут в холле грохнула дверь. Пришёл, или ушёл, жилец из 14‑ В. Вскоре стало ясно, что же он всё‑ таки сделал.

Квиллер пошёл в ванную комнату, оборудованную джакузи на двоих, кварцевой кабинкой для загара и велотренажёром. В душе могли поместиться человека три. Квиллер повернул ручку, и с трёх сторон его обдали струи воды, то мягкие, как дождь, то колючие, как иголки. Наслаждаясь новыми ощущениями, он внезапно почувствовал, что вода стала ледяной. Взвыв, Квиллер выскочил из кабинки. Проклиная всё на свете и чувствуя, как с него, несмотря на полотенце, намотанное на бедра, льёт на пол, он отыскал на кухне служебный телефон. Ответил деловой голос миссис Таттл.

– Это Квиллер из 14‑ А, – проговорил он нервно‑ вежливым голосом. – Я принимал душ, и внезапно пошла холодная – как лед! вода!

– Бывает, – ответила женщина. – Здание, сами понимаете, не новое. По‑ видимому, сосед стал принимать ванну одновременно с вами.

– Хотите сказать, что водные процедуры я должен координировать с 14‑ В?

– Мне кажется, не стоит так сильно расстраиваться по пустякам, – успокаивающе произнесла миссис Таттл.

Вот это точно, подумал он. Здание на следующей неделе могут снести.

– А кто живет в 14‑ В?

Управляющая произнесла какое‑ то имя типа Киистры Хедрог. Квиллер не понял и попросил повторить. Имя прозвучало так же – Киистра Хедрог. Квиллер хмыкнул в усы и повесил трубку.

Вытершись и надев старый халат, он принялся за очередное яблоко. И вдруг из соседней квартиры раздались невероятные звуки: словно огромный оркестр пытался настроиться на исполнение «Увертюры 1812 года» Чайковского. Кошки нервно заводили ушами, а Квиллер догадался, что звучит композиция для синтезатора – электроинструмента, к которому он ещё не успел привыкнуть. Равно как и к тому, что стена между 14‑ А и 14‑ В прискорбно тонка; один из видов экономии, распространенный во времена Депрессии. К тому моменту, как Квиллер закончил одеваться, запись также закончилась и дверь снова грохнула. Судя по всему, сосед решил провести вечерок в городе.

Перед уходом Квиллер проверил, где кошки, и обнаружил, что Юм‑ Юм нюхает водяной матрац в спальне, а Коко отсутствует. Он позвал его, но не получил ответа. На одну ужасную секунду он было решил, что кот отыскал какой‑ нибудь тайный лаз и убежал и теперь бродит между этажами, жалобно мяукая. В состоянии, близком к панике, Квиллер добрался до " партера" и увидел там пропавшего Коко.

Кот, забыв обо всем на свете, обнюхивал огромный восьмифутовый бар, почему‑ то стоявший в самом центре гостиной. Квиллер удивился, с чего бы вдруг Коко заинтересовался этим обитым кожей вместилищем алкоголя. Сам он уже несколько лет не прикасался к бутылке, а кот и вовсе скептически относился к спиртному. Что изменилось? Откуда этот интерес? Коко никогда ничего не делал без причины, хотя не всегда эта причина лежала на поверхности.

Квиллер пооткрывал ящики и дверцы бара, но обнаружил только шейкеры, стаканы, графинчики, штопоры, палочки для размешивания коктейлей, салфетки. И всё.

– Извини, Коко, – сказал он. – Никаких анчоусов. Никаких мышей. Никаких трупов.

Кот, не обращая на него внимания, исследовал основание бара, водя подергивающимся носиком чуть ли не по ковру, словно унюхал нечто, что закатилось под бар. Квиллер со все возрастающим любопытством потеребил кончики усов. Бар был достаточно тяжёлым, но, навалившись плечом, его можно было передвинуть. Квиллер взялся за дело. Когда бар, дернувшись, стал смещаться, Коко в возбуждении забегал вокруг, показывая, что это именно то, чего он добивался.

– Ну, если там всего‑ навсего оливка с анчоусом, пропыхтел Квиллер, – спать будешь в собачьей будке! – И опять навалился плечом.

Огромный бар сдвинулся ещё на несколько дюймов.

И тут Коко взвыл. На бледной поверхности ковре появилось тёмное пятно. Оно всё ширилось и ширилось следом за движением бара и Квиллерова плеча, пока наконец не открылось всё целиком.

– Кровь! – воскликнул Квиллер.

– Йау! – подтвердил Коко. Затем выгнул спину, встал на коготки, загнул хвост крючком и пошёл по кругу. Квиллер видел подобный танец – танец смерти Коко. Потом Коко остановился и издал какой‑ то нутряной звук, не рычание и не мурлыканье, а что‑ то типа «Ррррррррр».

ЧЕТЫРЕ

Прежде чем отправиться обедать с Амбериной, Квиллер позвонил в Пикакс. Воскресным вечером Полли Дункан сидела дома и ожидала от него известий. Он решил выдержать отчёт в радужных тонах: да, путешествие прошло отлично… да, кошки вели себя превосходно… управляющая и сторож – сама любезность. Квартира очень большая и прекрасно обставленная; а какой чудесный закат виден из окна… Квиллер умолчал о застревающем лифте, протекающей крыше, пуленепробиваемом стекле в конторке управляющей, кровавом пятне на ковре, и в особенности старался не проговориться о вечернем походе в ресторан с Амбериной. Полли была во всех отношениях превосходной женщиной, но её ревность не знала границ.

Затем он попрощался с сиамцами, положив их голубую подушечку на кровать в малой спальне.

– Будьте умницами, – наказал Квиллер. – Ведите себя прилично. Я вернусь через пару часов. Может быть, принесу чего‑ нибудь вкусненького.,

Квиллер выключил свет, оставив его только в ванной, где находился кошачий туалет, полагая, что в темноте кошки скорее уснут.

Уходя из квартиры, он увидел на двери 14‑ В карточку и подошёл поближе, чтобы её прочитать.

Имя и фамилия соседа действительно, как и говорила миссис Таттл, были Киистра Хедрог. Это походило на надпись наоборот, и ему захотелось повесить себе на дверь табличку: «Мижд Релливк».

Что же, спрашивал он сам себя, произошло с людьми в последнее время? Страннее новые слова появились в языке, и странные новые имена возникли в телефонных справочниках. Мэри, Бетти и Энн были вытеснены Тедир и Шерилайн. Даже самые обыкновенные имена стали теперь произноситься как Элисабетти, Алюси, приводя в недоумение всех и каждого. А сколько времени уходит на переписку и объяснение произношения!

Квиллер вызвал лифт, но, услышав устрашающий скрежет в шахте, решил пройтись вниз пешком. Спускаясь в полутьме слабо освещенной лестницы, он старательно обходил мусорные мешки, а между седьмым и шестым этажами чудом избежал столкновения со странной, закутанной в плащ и что‑ то бормочущей фигурой,

На первом этаже он прошел мимо двух женщин в халатах, что‑ то оживленно обсуждающих. Одна из них противно каркала:

– На меня нападали целых пять раз. А на вас сколько?

– Только дважды, – раздался в ответ высокий визгливый голос – Зато во второй раз по‑ настоящему сшибли с ног.

Обе подозрительно покосились на Квиллера.

Возле стойки управляющей он заметил Руперта, который наблюдал, как три буйных студента практиковались в приёмах карате перед дверьми лифтов.

– Завязывайте! – угрожающе крикнул им Руперт. – Не то доложу миссис Т.

Молодые люди сдвинули пятки ног вместе, молитвенно сложили руки, низко поклонились и ринулись в Красный, когда тот распахнул двери,

– Бешеные эти ребята, – обратился Руперт к Квиллеру. – Как там у вас на четырнадцатом, всё в порядке?

– Пока всё нормально. – Он пошел было к дверям, но передумал и вернулся к сторожу. – Знаете, Руперт, я кое о чем хотел вас спросить. У меня в гостиной стоит довольно большой бар – прямо в центре комнаты. Случайно не знаете почему?

– Миссис Т. приказала поставить его туда, – ответил сторож. – Я не задаю вопросов. Мы с одним парнем двигали эту штуковину. Страшно тяжёлая.

– А сколько лет вы здесь проработали, Руперт?

– В следующем марте будет ровно двадцать. Хорошая работа! Встречаешь массу народа. К тому же у меня в подвале есть квартирка.

– Что же вы будете делать, если здание пойдёт на снос?

– Бездельничать, получать пособие, если работу не найду. Мне пятьдесят шесть.

Квиллеру пришлось долго ждать Амберину, но время не пропало зря. Стоя в вестибюле, он наблюдал за входящими и выходящими жильцами. Он спокойно взирал и на диковинную одежку подростков, и на жалкий костюм старой дамы, и на экзотических красавиц в сари, и на человека с попугаем ара в клетке.

Когда вошли два прилично одетых молодых человека с небольшим золочёным чемоданчиком от известного кондитера, он краем глаза проводил их до бронзовых дверей лифта, у которого они остановились, и принялся строить догадки по поводу Графини. Загадочная семидесятипятилетняя старуха, принимающая подарки от молодых людей в вечерних костюмах, напомнила ему леди Эстер Стэнхоуп из романа Кинглейка [4] «Эотен», книги, которую он читал сиамцам вслух. Героиня романа жила в полуразвалившемся монастыре где‑ то на Среднем Востоке, питалась исключительно молоком и радовались обращению в христианскую веру диких племён пустыни. Может быть, Графиня – леди Эстер «Касабланки»?

Полёт его фантазии прервала Амберина, влетевшая в вестибюль.

– Прошу прощения за опоздание, с трудом переводя дыхание, выпалила она. – Потеряла контактный линзы, поэтому никак не могла собраться.

– А кто эти хорошо одетые люди, которые пользуются лифтом Графини? – спросил он.

– Партнеры по бриджу, – объяснила Амберина. – Она обожает играть в карты.

С момента их последней встречи три года назад Амберина сильно изменилась. Её поразительно черные волосы стали иного цвета – рыжими – и завивались теперь мелкими кольцами. Она пополнела, и ямочки на щеках потеряли свою соблазнительность. Он был разочарован, но тем не менее сказал:

– Рад снова видеть нас, Амберина. Превосходно выглядите.

– Ну а вы, мистер Квиллер, выглядите настоящим фермером. – Он надел твидовую куртку с кожаными вставками и ботинки на толстой подошве.

Выйдя из здания, они принялись осторожно спускаться по выщербленным мраморным ступеням.

– Не мешало бы их отремонтировать, прежде чем кто‑ нибудь оступится и подаст на Графиню в суд.

– Зачем что‑ то ремонтировать, когда все это на следующей неделе может превратиться в руины! – воскликнула женщина с горечью. – Все мы держим пальцы скрепленными, чтобы с нами ничего не случилось, Мэри говорит, что городские власти страшно обрадуются, если, например, лифт сорвётся и погибнут люди или взорвётся паровой котел и все обитатели первого этажа сварятся живьём. Тогда дом снесут и начнется аукцион, После которого на этом месте построят ультрасовременную гостиницу или что‑ нибудь в этом роде стоимостью в миллиард. Лично я надеюсь, мистер Квиллер, что ваш совет директоров все‑ таки выкупит «Касабланку».

Они шли по новым кирпичным тротуарам Хламтауна. в которые совсем недавно «вживили» деревья и выполненные под старину газовые лампы.

– С. С. Кобб мечтал именно об этом, но городские власти ежесекундно вставляли ему палки в колеса, – сказал Квиллер, вспоминая былые баталии с местными чиновниками.

Исчезли построенные на скорую руку магазины, закрывавшие исторические здания, и теперь никто не догадался бы, где раньше находилась фруктовая или табачная лавка, парикмахерская или салон гадалки. Новые владельцы неким чудесным образом восстановили и каменные ступени, и металлические поручни, и внушительные входные двери. Залитое светом кафе занимало здание, где прежде размещался мебельный магазин, а ещё раньше была конюшня. Называлось оно «Каретный двор».

– Кто такой Роберто? И что у него за ресторан? – поинтересовался Квиллер.

– Вы его знаете, это Роберт Маус. Покончив с адвокатской карьерой, он решил открыть ресторан и поехал в Италию, где в течение года работал в одном миланском ресторане. Вернулся знатоком итальянской кухни и изменил свое имя на Роберта

– Надеюсь, фамилию на Маусолини он не изменил.

Амберина прыснула.

– Если бы это услышала Мэри! Она бы не посчитала это забавным. Очень серьёзная дама, знаете ли.

– Знаю. Он тоже.

– В общем, он открыл итальянский ресторан в старой части города, – кажется, это Мэри его уговорила, – а квартиру себе оборудовал над заведением. Я никогда не ела в его ресторане – чересчур дорого, – но Мэри уверяет, что готовят там превосходно.

– Согласен, всё, что готовит Роберт, превосходно. Мы его сегодня увидим?

– Знаете, мистер Квиллер, теперь все его зовут Роберто. Нет, по воскресеньям он отдыхает, а по понедельникам ресторан закрыт, но пять дней в неделю Роберто лично наблюдает за приготовлением блюд! Только представьте: человек с юридическим образованием… варит спагетти!

Скромная металлическая вывеска гласила: «Североитальянская кухня Роберто». Пока они взбирались по ступеням, Квиллер быстро представил себе обстановку ресторана. Он чересчур долго прожил в Хламтауне и хорошо знал, что все старинные здания имеют очень высокие потолки, резные деревянные украшения, изразцовые камины (огороженные) и газовые канделябры (электрифицированные). С любовью же Роберта Мауса ко всему английскому можно было ожидать увидеть красные бархатные занавеси и тяжёлые кресла, обитые кожей так, чтобы были видны шляпки гвоздей. Ессо! Северная Италия!

Но, войдя в ресторан, Квиллер испытал настоящий шок. От прежней отделки не осталось и следа. Стены, потолки и арки были сливочно‑ горчичного цвета. В ковре на полу преобладали баклажановые тона, как и в обивке кресел со стальным основанием. Настольные лампы с шёлковыми абажурами и шёлковые маркизы на стальных шанцах отбрасывали на кремовые скатерти золотистые тени.

Прежде чем Квиллер успел съехидничать, к ним, трясясь от возбуждения, подскочила белокурая, вооруженная меню дама.

– Мистер Квиллер! Вы меня не помните? Я Шарлот Руп, – прогудела она.

Три года назад она была его соседкой на Речной дороге – пуритански настроенная старая дева, занятая только разгадыванием кроссвордов. И как удивительно она переменилась! Куда подевалась неодобрительная мина? Поджатые губки? Может, она делала подтяжки? А может, нашла счастье в любви к хорошему человеку? От такой мысли Квиллер едва не хихикнул. Вместо обычного безликого наряда и простой бижутерии Шарлот носила теперь элегантное бежевое платье с камеей на воротничке, Квиллер сразу же предположил, что брошь‑ камею привёз из Италии хозяин заведения.

– Как не помнить! – воскликнул он. – Вы выглядите… Выглядите… Слово из шести букв, означающее «красота»!

– Ой, мистер Квиллер, вы и это не забыли! – взвизгнула она от восторга и уже тише добавила: – Но больше я кроссвордами не занимаюсь, У меня теперь есть друг. – И покраснела.

– И отлично! Ему страшно повезло!

Мисс Руп бессознательно потрогала камею.

– Это мне повезло. Живу в замечательной квартире в «Касабланке», работаю в замечательном ресторане у замечательного Роберто. Позвольте показать вам наш лучший столик.

– У вас здесь красиво, – заметил Квиллер, идя за ней. – Так уютно, симпатично и при всём при том – очень современно.

– Роберто хотел всё устроить в тонах «забальоне» [5]. Вся лепнина на потолке выполнена итальянскими мастерами, которых он специально выписал. – Она подала им меню, порекомендовав выбрать «тальителли кон салмоне аффумикато», а также «вителло алла гриллья». Хозяин, старавшийся во всём достигать идеала, натаскал её на произношение. Мисс Руп добавила: – Роберто рад, что вы сегодня у нас в гостях. Принести что‑ нибудь из бара?

Учитывая в недалеком прошлом неприязнь этой женщины ко всём напиткам крепче слабого чая, это было нечто невообразимое. Она предложила в качестве аперитива «пино гриджио». Амберина пожала плечами и согласилась. Квиллер попросил минеральной воды с лимоном. В это время официант, демонстрируя превосходную выучку, ловко покрыл их колени салфетками – подогретыми.

– Настоящие, – прошептала Амберина, потрогав розовые бутоны в вазе венецианского стекла. – Интересно, сколько цветов у них украли.

Завязался разговор на общие темы, потом обсуждалась элегантная обстановка зала, и наконец Амберина спросила:

– Скажите честно, мистер Квиллер, что вы думаете о «Касабланке»?

– Куча хлама! Неужели кому‑ то действительно может прийти в голову, что подобное место достойно восстановления? Неужели кто‑ то считает, что это можно восстановить?

– НОСОК считает, что да, – искренне ответила она. – Мэри Дакворт и Роберто являются нашими лидерами, а как вам известно, это не те люди, которые станут тратить свое время попусту. У них есть заключение архитектора, сделанное специально для НОСКа, где указано, что именно предстоит сделать, как это делать и сколько потребуется денег. Точные цифры я вам привести не могу, но Мэри снабдит вас всей необходимой информацией.

– А где она?

– Сейчас она летит сюда из Филадельфии. Там проходила антикварная выставка, в которой она принимала участие. Её служащие отправились туда с целым грузовиком всякого добра, и я уверена, машина вернётся пустой. Знаете, ведь у Мэри нюх на подобные вещи; она может продать что угодно кому угодно и за хорошую цену, уверяю. Люди ей верят! Хотелось бы мне иметь такие способности. Но жизнь диктует свои законы. Если ты богат, то становишься ещё богаче. В семье у неё банкиры, вы, наверное, помните.

– Скажите, она до сих пор надевает кимоно с драконами, встречая посетителей?

– Нет, конечно. Теперь Мэри снова такая, футы‑ ну‑ ты, жемчуга и всякое разное… ОООООЙ! Вы видели цены? – воскликнула она, переведя взгляд на правый край меню. – Какое счастье, что не я плачу. Закажу самое‑ са‑ мое дорогое, вряд ли мне удастся побывать здесь ещё раз.

Оба заказали закуску, суп и оленину.

– Знаете, Амберина, у меня к вам есть несколько вопросов, – продолжил Квиллер. – Лифт всегда так плохо работает, или это в честь моего приезда?

– Жаль, что вы не зовете меня Эмби, – проговорила она.

– А вы, похоже, запамятовали, что когда‑ то обращались ко мне «Квилл».

– Вовсе нет, – потупившись, сказала Амберина. – Но у вас теперь такие деньги, что мне показалось правильным добавлять «мистер»… Так о чём мы?

– О лифтах.

– Ах да. Похоже, вы приехали в один из наиболее паршивых уикендов. Обычно они ломаются по очереди, поэтому всё не так уж плохо. Если же поломки происходят на неделе, да ещё днем, это вообще праздник, поскольку ремонтники приходят сразу. После пяти, конечно, никто ничем заниматься не станет.

– Мне следовало снять квартиру пониже, – заметил Квиллер. – Ещё вопрос я не понял смысла объявления в кабине лифта насчёт кошек и опрыскивания. Звучит довольно угрожающе.

– Ах это! Миссис Таттл всякий раз вывешивает его, когда в здание приходит дезинсектор. Он опрыскивает коридоры и квартиры, хозяева которых договариваются с ним. Поэтому в день обработки помещения жильцы не выпускают кошек гулять.

– Мои кошки никогда никуда ни под каким соусом не выходят.

– И правильно. Они ведь могут забраться в лифт и… исчезнуть, В " Касабланке" происходит постоянный круговорот кошек.

– А у вас кошка есть?

– Нет. Рыбки. Они дешевле, и их не нужно носить к ветеринару. Рыба просто дохнет.

– Честно говоря, что‑ то мне не совсем понятна политика свободного перемещения кошек по «Касабланке».

– Это делается для того, чтобы держать грызунов под контролем.

– А что, в придачу ко всему ещё и крысы имеются?!

– Только со стороны проулка, где стоят мусорные баки. Между прочим, в моей квартире живет мышка, хотя непонятно, как она забралась на восьмой этаж.

– На Красном, – сказал Квиллер.

Принесли закуску: крошечных осьминогов на горячем хлебе под острым соусом с поджаренным красным перцем, анчоусами и луком.

– Жаль, сестрицы не видят! – воскликнула Эмби. – Сижу у Роберто и поедаю осьминогов с миллионером!

– Давайте вернёмся к запискам в лифте, – напомнил Квиллер. – Что, в «Касабланке» хорошо идёт торговля детскими роялями?

– Это удивительно! Несмотря ни на что, у обитателей «Касабланки» всё ещё находятся деньги. Там есть несколько вдов, которые просто напичканы деньгами. Они не уезжают просто потому, что всю жизнь здесь прожили.

– А рояли‑ то кто продаёт? Кто этот жилец из 10‑ F?

– Изабелла Уилбертон. Её комнаты напичканы всяким старьём, доставшимся по наследству, и, когда ей нужна выпивка, она что‑ нибудь продает.

– Как она выглядит? Когда я приехал, то видел, как из телефонной будки вывалилась женщина средних лет в вечернем платье.

– Это и есть наша Изабелла! Её папаша сделал деньги на торговле мебелью и платит ей пожизненную ренту только для того, чтобы она никогда не появлялась в семье. Предупреждаю: не позволяйте ей за вас цепляться. Она с ума вас сведёт.

Тарелки с закуской незаметно убрали, и вышколенный официант – находящийся рядом, когда это необходимо, и исчезающий, когда он не нужен, – подал суп: жирный куриный бульон, пронизанный нитями яичной и сырной лапши.

– И как это называется? – спросила Эмби Квиллера. – Надо бы записать, чтобы затем рассказать сестрам.

– Stracciatella alla romana. А что станется с жильцами типа Изабеллы, если здание восстановят в его прежнем блеске и величии?

– То есть что с нами со всеми станется? – переспросила Эмби, пожав плечами. – Лично я должна буду найти себе богатого мужа и переехать за город. Может, там я смогу открыть собственный магазин. – В её глазах промелькнул зазывный огонек, на который Квиллер не обратил внимания.

– В последний раз, когда мы виделись, у вас был муж, – заметил он.

Она скривила губы в неприятной усмешке.

– Мужья появляются и исчезают… как автобусы на Цвингер‑ бульваре.

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒