Наплыв с Любашей

Любаша – так он мечтал. И грустно было ему в ту ночь. И он желал,

Чтоб ветер ныл не так уныло и чтобы дождь в окно стучал

Не так сердито… сонны очи он наконец закрыл. И вот

Редеет мгла ненастной ночи и бледный день уж настаёт…

Ужасный день!

Горожане – ужасный день! Нева всю ночь

Рвалася к морю против бури, не одолев их бурной дури…

И спорить стало ей невмочь… Поутру над её брегами

Теснился кучами народ. Любуясь брызгами, горами

И пеной разъярённых вод.

Но силой ветра от залива переграждённая Нева

Обратно шла, гневна, бурлива, и затопляла острова.

Погода пуще свирепела. Нева вздувалась и ревела,

Котлом клокоча и клубясь, и вдруг, как зверь, остервеняясь,

На город кинулась. Пред нею всё побежало, всё вокруг

Всё опустело – воды вдруг втекли в подземные подвалы,

К решёткам хлынули каналы. И всплыл Петрополь, как Тритон,

По пояс в воду погружён.

Осада, приступ! Злые волны, как воры лезут в окна. Чёлны

С разбега стёкла бьют кормой. Лотки под мокрой пеленой,

Обломки хижин, брёвна, кровли, товар запасливой торговли,

Пожитки бледной нищеты, грозой снесённые мосты,

Гробы с размытого кладбища плывут по улицам! Народ

Зрит божий гнев и казни ждёт. Увы, всё гибнет: кров и пища!

Где будет взять?

Евгений – тогда на площади Петровой,

Где дом в углу вознёсся новый, где над возвышенным крыльцом

С поднятой лапой, как живые, стоят два льва сторожевые, -

На звере мраморном верхом, без шапки, руки сжав крестом,

Сидел недвижный, страшно бледный Евгений. Он страшился бедный

Не за себя. О боже, там – совсем близёхонько к волнам,

Почти у самого залива – забор некрашеный да ива

И ветхий домик: там оне, вдова и дочь, его Любаша,

Его мечта… Или во сне он это видит? Иль вся наша

И жизнь ничто, как сон пустой, насмешка неба над землёй?