Кларк Эштон Смит. Тринадцать Призраков

Кларк Эштон Смит

Тринадцать Призраков

" По-своему я верен был тебе, Чинара".

Джон Алвингтон попытался чуть приподняться на подушке, бормоча про себя любимую строчку из лирического стихотворения Доусона¹. Но его голова и плечи откинулись назад, вновь наливаясь бессилием. В его мозг тонкой струйкой ледяной воды просочилось осознание того, что, вероятно, доктор был прав – конец действительно неизбежен. Алвингтон было задумался о бальзамах, цветах бессмертника, гвоздях для гроба и комках земли, падающих на его крышку; но подобные мысли были совершенно чужды его умонастроению, и он предпочёл подумать об Элспет². Умирающий нашёл подходящий повод уклониться от размышлений о смерти.

В эти дни он часто вспоминал об Элспет. Но он, разумеется, никогда и не забывал о ней. Многие люди называли Алвингтона распутником, но он всегда считал, что они не правы. Говорили, что он разбил сердца двенадцати женщинам, доставив им значительные мучения. Две из них когда-то были его жёнами. И хотя это звучало странно, учитывая, что в сплетнях всегда всё преувеличивают, число это было точным. Тем не менее, Джон Алвингтон был уверен, что лишь одна женщина оставила серьёзный след в его жизни, и она никогда не входила в число тех двенадцати.

Он любил только одну Элспет и более никого; он потерял её в результате глупой ссоры, после которой они так и не помирились, а год спустя она умерла. Все другие женщины были его ошибками, миражами: они привлекали Алвингтона только потому, что ему на какое-то время казалось, будто в них есть какие-то черты, присущие Элспет. Возможно, он был жесток с ними, и, безусловно, не был им верен. Но, расставаясь с ними, неужели он не демонстрировал тем самым свою верность Элспет?

Каким-то образом её образ в воображении Алвингтона сегодня был более отчётливым, чем в предыдущие годы. Как будто вся скопившаяся за это время пыль была сметена с её портрета, и он с необычайной ясностью узрел эльфийскую насмешку её глаз и вспыхивающий свет на завитках её каштановых волос, когда она заливалась озорным смехом. Она была высокой – неожиданно высокой для женщины, столь похожей на фею, но рост делал её особенно восхитительной. Алвингтону всегда нравились высокие женщины.

Как часто его пугали, словно привидения, встречи с некоторыми особами, у которых были очень похожие манеры, фигура, выражение глаз или переливы голоса; и насколько полным было его разочарование, когда он убеждался в нереальности и ошибочности этого сходства. Как безнадёжна была она, настоящая любовь, рано или поздно возникавшая между ним и теми, другими.

Он стал вспоминать вещи, о которых почти забыл, – такие, как брошь с камеей из сердолика, которая была на ней в день их первой встречи, или крошечную родинку на её левом плече, которую Алвингтон заметил, когда на ней было платье с необычайно глубоким декольте. Он вспомнил и то совсем простое платье бледно-зелёного цвета, которое так очаровательно струилось, подчёркивая её стройную фигуру в то утро, когда он бросился прочь, сказав лишь краткое " Прощай", чтобы никогда больше не увидеть её вновь...

Никогда, думал он про себя, его память не была столь ясной, как сейчас. Несомненно, доктор ошибается в том, что Алвингтон теряет умственные способности. Совершенно невозможно было представить, что он смертельно болен, если он может с такой лёгкостью и ясностью обращаться к своим воспоминаниям об Элспет.

Сейчас он пересматривал последовательно каждый день их семимесячной помолвки, которая могла завершиться удачным браком, если бы не её склонность причинять ему ничем не обоснованные обиды, и его собственный буйный характер в сочетании с отсутствием тактики примирения во время их решающей ссоры. Каким близким и мучительным всё это казалось! Он удивлялся тому, как злое провидение привело к расставанию с Элспет и затем отправило его на тщетные поиски её лица, затерявшегося среди множества иллюзорных лиц, на всю оставшуюся часть жизни…

Он пытался, но не мог вспомнить других женщин – лишь мысли о том, как он иногда мечтал, чтобы они походили на Элспет. Другие могут считать его Дон Жуаном, но сам он видел себя безнадёжным сентименталистом, если можно так сказать.

«Что это за звук? – удивился он. – Кто-то открыл дверь в комнату? Должно быть это медсестра, потому что никто больше не приходит сюда в это время по вечерам». Медсестра была приятной девушкой, впрочем, совсем не похожей на Элспет. Он попытался повернуться на постели, чтобы посмотреть на медсестру, и, благодаря титаническому усилию, несоизмеримому с результатом, это ему удалось.

Однако это была не медсестра, потому что та девушка всегда была одета в безупречную белую униформу, соответствующую её профессии, тогда как на вошедшей в палату женщине было лёгкое бледно-зёленое платье цвета морской волны. Он не мог увидеть её лицо; она стояла спиной к кровати; но в этом платье ему чудилось что-то странно знакомое, что-то, чего он не мог поначалу вспомнить. Затем, с явственным потрясением, он осознал, что оно похоже на то платье, которое было на Элспет в день их ссоры – то самое платье, которое он так недавно представлял себе. В наши дни никто уже не носил платья такой длины и такого фасона.

Кто это вообще мог быть? Что-то странно знакомое было в её фигуре; она была довольно высокой и стройной.

Женщина обернулась, и Джон Алвингтон увидел, что это Элспет – та самая Элспет, с которой он так горько распрощался, та, которая умерла, так и не позволив ему больше увидеться с ней. Но как эта женщина может быть Элспет, ведь она много лет как мертва? И если рассуждать логически, то как она могла когда-либо умереть, и при этом быть здесь сейчас перед ним? Ему казалось бесконечно предпочтительным верить в то, что она всё еще жива, и умирающему так хотелось поговорить с ней, но голос подвёл его, когда он попытался произнести её имя.

И тут ему послышалось, что дверь отворилась вновь, и другая женщина встала в тени позади Элспет. Она вышла вперёд, и он заметил, что и на ней зелёное платье, в каждой детали сходное с тем, которое носила его возлюбленная. Она подняла голову, и лицо её оказалось таким же как у Элспет, с теми же дразнящими глазами и капризным ртом! Но как одновременно могли существовать две Элспет?

Пребывая в глубочайшем недоумении, он попытался свыкнуться с этой необычайной идеей; и пока он старался осмыслить это причудливое явление, появилась третья фигура в бледно-зелёном одеянии, а за ней четвёртая и пятая, и все они встали рядом с первыми двумя. Но и эти женщины не были последними, потому что другие фигуры входили, одна за другой, пока комната не заполнилась женщинами, и все они носили одежды, подобные одеянию его умершей возлюбленной. Ни одна из них не произнесла ни слова, но все они пристально смотрели на Алвингтона; теперь в их глазах он, казалось, различал глубокую издёвку, ещё более жестокую, чем та эльфийская дразнящая насмешка, которую ему однажды довелось узреть в глазах Элспет.

Он лежал очень тихо и неподвижно, борясь со своим мрачным и ужасным замешательством. Как могло существовать такое множество Элспет, если он мог вспомнить, что знал всего лишь одну? И сколько их было здесь вообще? Что-то побудило его сосчитать женщин, и он обнаружил, что в комнате находится тринадцать призраков в зелёных платьях. Убедившись в этом, Алвингтон был озадачен тем, что в этом числе было что-то знакомое. Разве не говорили злые языки, что он разбил сердца тринадцати женщинам? Или их было всего двенадцать? Так или иначе, если считать вместе с Элспет, которая действительно разбила его сердце, выходило ровно тринадцать.

Теперь все женщины стали вскидывать свои курчавые головы в той самой манере, которую он помнил столь отчётливо, и все они засмеялись легким и озорным смехом. Они смеются над ним? Элспет часто делала так, но он всё равно самозабвенно любил ее...

Вдруг он почувствовал некоторую неуверенность относительно точного числа фигур, заполнивших его комнату; ему чудилось, что в какой-то момент их стало больше, чем он их насчитал, а затем – меньше. Он спрашивал себя: кто из них может быть настоящей Элспет – ведь он был уверен, что никогда не существовало второй такой же. Существовала лишь череда женщин, каждая из которых чем-то напоминала её, но когда он узнавал их получше, всякое сходство с Элспет терялось.

Наконец, когда он попытался ещё раз подсчитать и внимательно изучить окружавшие его лица, все они потускнели, сделавшись туманными и расплывчатыми, и он почти забыл, что пытался только что сделать... Которая из них Элспет? И существовала ли когда-нибудь настоящая Элспет? В последнее мгновение он уже не был уверен ни в чём, когда, наконец, к нему пришло забвение, и он перешел в ту сферу, где нет ни женщин, ни призраков, ни любви, ни проблем с числами.

Перевод: Алексей Черепанов

Сентябрь, 2017

Примечания:

1. Доусон Эрнест Кристофер (2 августа 1867, Кент, – 23 февраля 1900, Лондон) – известный английский поэт, эссеист, писатель, критик и переводчик; представитель трагического поколения декадентов; яркий представитель англо-французского раннего импрессионизма и символизма. Цитата из его стихотворения «Non sum qualis eram bonae sub regno Cynarae».

2. Шотландская форма имени Элизабет, означает «избранная Богом» или «освящённая Богом».