ПРОНИКНОВЕНИЕ 4 страница

– У меня нет ангела, Маугли.

– А вдруг он вернулся?

– Нет, невозможно. Сделка обратной силы не имеет.

– Сделка последнего рождения? Так сильно хотелось всё вспомнить?

– Да. Память и есть бессмертие.

– То есть ты счастлив и ни о чём не жалеешь?

Жалею? Боюсь, я не понимаю уже, что значит жалеть. В древних писаниях сказано: «Тень – это всего лишь место, где останавливается свет». Пока сам её отбрасываешь, не задумываешься о богатстве мира светотеней. Вы совершаете ошибки и познаёте, ваша жизнь полна открытий и разочарований, а я знаю всё. Что было, что есть, что будет, что могло бы произойти, но не произошло. Знаю, почему всё случилось или случится так, а не иначе. У меня на полу под ногами – полоса яркого ровного света. По-настоящему несчастлив тот, кто не отбрасывает тени. Но я не чувствую горечи. Тень притягивает меня, как художника притягивал бы росчерк угля на белом листе бумаги.

– Тогда можно погладить сову? – не отставала она.

– Нет!!!

Я злился, она расходовала энергию. Эмоции, эмоции, эмоции – воронка, куда уходили все силы. Должен был научить её беречь энергию для снов, а вместо этого злился и тратил свою.

Что задурная привычка всё трогать руками? Переставлять предметы в доме? Ничего потом не найти! Нельзя познавать мир на ощупь. Не выношу, когда прикасаются к моим вещам! Нельзя девочке расти в провинции. В природной сообразительности ей не откажешь. Но чувство такта отсутствовало напрочь. Да, мне многому пришлось её обучить помимо искусства ловца. Чего стоило привить хотя бы чувство меры! Никогда не пользоваться разными духами. В Англии презирают людей, покупающих дешёвые подержанные автомобили, чтобы, не продавая ни одного из них, менять под цвет одежды или под настроение. Точно так же она наполняла мой дом запахами цветущих вишен и яблонь, магнолий, зелёного чая и лилий, иланг-иланга.

– Ложись на другом краю ковра, пожалуйста, когда медитируем. Не могу правильно дышать. Задыхаюсь! А иланг-иланг тебе противопоказан. Это афродизиак.

– Сами сказали: любовь – канал в вечность, я – ловец взломщиков. А ты – сноб!

– Для взлома не нужен совместный сон. Разве что тебе не хватает тепла. Достаточно заставить человека думать о тебе. Не важно как. Займи денег, спаси жизнь, узнай тайну. Опытный ловец взламывает сон и ведёт за собой, находясь за многие километры от жертвы. Со временем не придётся встречаться с приговорёнными.

– С приговорёнными? А может, вы и столкнули машину Арно в пропасть?

– Нет, я почувствовал, как камень попал под колесо, и мысленно пожелал тебе не увидеть Спираль. Мы не можем менять ход событий. Кто должен разбиться – разобьётся, кто должен взлететь – взлетит.

– Вы – шайка бандитов. А я – убийца. Знаю, чего вы ждёте от меня. Человека охватывает безумие, когда им управляют разные ложные личности, которые выходят по очереди в центр круга, в свет. Однажды они решают уничтожить настоящего – в тени. И человек теряет свою суть, свою личность, заснувшую навсегда. Врачи говорят: безнадёжен, не разбудить. Ничего не напоминает? Ваш совет в Храме Сириуса!

– Необязательно убивать человека, можно убить его веру…

– … и тогда он покончит с собой!

– Нет, ты не слушаешь меня. Веру в сверхъестественное, я хотел сказать. Веру в то, что реальностью можно вертеть, как вздумается. Мы должны избавить людей от разрушительных иллюзий. Они никогда не поймут, что все времена сосуществуют: и прошлое, и будущее, и настоящее. Нет вариантов будущих времен, всё в мире предопределено и уже существует, жизнь не поезд, нельзя переводить стрелки на железнодорожных путях. Измени что-нибудь в настоящем, будущее не свернёт в сторону – исчезнет дорога. Ты живёшь одновременно во всех перерождениях, а сны собирают кусочки яви в единое целое. Жизнь – тот же сон внутри сна внутри другого сна, а реальность – матрёшка времён, вечное возвращение пифагорейцев14. Отражённый коридор свечей. Но свеча на столе одна. Затуши её, и все зеркала отразят темноту. Жизнь – мистерия, и у всякого актёра своё место на сцене. У Иуды – та же чаша, что и у Христа. Неминуемая. Тридцать сребреников – цена веры. Смерть на кресте создаёт героя, герой – миф, вера в миф – искусство, искусство – цивилизацию. Да, история пишется не кровью, а маслом. И не войны она, а картины великих художников. Все деяния на земле вершатся ради спасения времени. Хотим мы того или нет, но есть высший закон, недоступный для понимания одной жизни. Атлантиду уничтожили чёрные маги: обрели силу, но не смогли ею управлять. Псы выбрали тебя тринадцатым, потому что была среди белых, решивших отказаться от власти. Осторожность – путь ловца жемчуга. И те, и другие потеряли всё. Но белые предвидели исход. Если не можешь противостоять злу, то хотя бы не принимай его сторону. Это стало их оправданием, а в глобальном смысле всего человечества. И сейчас ты – ловец, а не взломщик. Твоя судьба – судьба странника. Ветру не нужен дом. Тебе некуда возвращаться, ты не можешь ничего изменить.

По утрам учил Маугли нырять в заливе. Январский мистраль голоден и вездесущ, пронизывает тело насквозь. Выдувает, выхолащивает, пожирает человеческое тепло. Перед прыжком в море прижималась спиной к нагретой солнцем скале, словно спасалась от дикого зверя.

– Я не умею плавать под водой!

– Ты вспомнишь. Память хранит поступки всех рождений и переводит их в инстинкты и интуицию. Слушай голос внутри, шестое чувство. Синестезия, когда звуки имеют цвет, когда с закрытыми глазами угадываешь, что красная ткань теплее синей, когда можешь видеть сквозь стены и на многие километры, вынырнуть, выплыть из любой ситуации. Единый круг пяти чувств. Спасательный круг – в тебе самой.

– Мне холодно, вода ледяная, ветер… У меня скоро будет воспаление лёгких!

– Тело – оболочка. Ты чересчур печёшься о ней. В чужих снах холоднее, Маугли. Инородное энергетическое поле. Не сможешь сконцентрировать внутреннюю энергию, не проснёшься. Сны глубже яви, за секунды сна проживаются столетия. Замёрзнешь – не вернёшься. В числе пропавших без вести есть те, кто исчезал из собственной постели.

– И где они теперь?

– Блуждающие остатки снов. Странные, пугающие отражения, пыль и трещины на поверхности зеркал.

– Но почему ловцы жемчуга не используют технику? Зачем нырять самому, если можно перекопать дно машиной, просеять песок и камни и выбрать жемчуг на берегу?

– Древние знали и могли всё и без техники. То, что сейчас учёные открыли при помощи сложнейших приборов и экспериментов, они постигли путём озарений. Ловцы жемчуга используют лучшую технику: приручают огонь внутри и вливаются в общий поток энергии. Изучают и используют подводные течения: быстрые и медленные, тёплые и холодные – они помогают погрузиться на глубину, они же поднимают и на поверхность. Такая техника не сломается, её невозможно отнять, она не разрушает природу и себя не разрушит. Подобное не разрушает подобное. Белый путь – единственно верный.

Я был терпелив, и Маугли делает успехи. Псы довольны. Последняя заметка о ней в газете: «Грабитель заснул и не проснулся в такси. Картина возвращена в музей».

Картина моего старшего брата: Ангел, отрезающий крылья. Проникновение миров. Падение в материю. «Ангел мечтает стать человеком», – он всю жизнь писал этот сюжет. Эфирный и материальный миры – отражения друг друга, две соприкасающиеся спирали. Воплощённая восьмёрка бесконечности. Брат изобретал новые иероглифы живописи, писал абстракции. Картины отвергали. Горе пророкам, чьи пророчества непонятны, необъяснимы. И тогда он нарисовал ангела. Простой и растиражированный образ современности. Картина, объясняющая саму себя. Но и здесь никто не увидел восьмёрки. Повторяющаяся история о зашифрованных в картах Таро пророчествах Тота. Хочешь спрятать что-то – положи на видное место или растиражируй до банальности. Эти картины сделали его великим художником, богатым и знаменитым, но суть их так и осталась заложницей холста, погребённой под густыми слоями масляной краски. Истиной, сокрытой от художника. Люди слепы. Лучшие из них, как младенцы, видят мир перевёрнутым, а время – бегущим вперёд и вниз, осыпающимся, как песчинки.

Я отпустил брата, а Маугли отпустила Арно. Необходимые жертвы. Теряя близких, обретаем себя. Освобождаемся из слепого сладкого плена. Срываемся в пропасть одиночества и самопознания. Мечтал стать художником, каким был он, но у меня одно призвание – хранить истину его картин. Участь последователя, собирающего мозаику из его озарений. Сложный символ всегда непонятен и нуждается в упрощении. Но парадокс в том, что упрощение должно облегчать образ: не объяснять картину, тщательно прописывая детали, а наоборот, стирать лишние контуры как преграды для восприятия. Жизнь невозможно передать в точности, как она есть, лишь как чувствует её художник. Если чувство подлинное, код будет найден, и истина проступит сквозь слои масла. Брату до неё не хватило одного шага. Последнего. В Спираль.

Он ушёл, а я остался вместо него. И нет ни красок, ни кистей, ни холста. Я – поэт, рисую словами. Слова же «отнимают аромат у живого цветка»15. Цветы! Что общего у розы и незабудки? Ничего. Жизнь в отражениях бесконечна, словесное обобщение ограничивает и убивает её.

Пишу Маугли на зеркалах и стёклах машин, съёмных квартир, номеров мотелей и пятизвёздочных гостиниц. Она дерзит мне в e-mail-ах и sms-ках из разных концов света, хотя переписка запрещена братством. Стираю её послания, но в голове прокручиваю снова и снова. Злился на неё за несдержанность, а сейчас ощущаю острую нехватку эмоций. Желание тратить и тратить. Почти нежность. Если могу ещё представить, что это такое. Любое чувство – прыжок в неизвестность. Ветер, меняющий направление.

– Чего ты боишься, сова же мёртвая? – спросила тем утром Маугли.

– Мёртвая? Символы – бессмертны, как бессмертны заключённые в них идеи. И вовсе необязательно летать по ночам. Таксидермисты верят, что чучело хранит душу птицы. Точно так же, как древние египтяне верили, что мумифицировав тело, даруют душе вечную жизнь. Мумия – залог её возвращения, а маски мумий – опознавательные знаки для души.

– Полярная сова – твоя психофора! Так и знала. Ты убил ангела, а труп держишь в доме. Ждёшь его?

– Некого ждать. Ангелы, психофоры, даймоны… – разные имена тех, кто ведёт нас по жизни, оберегает в лабиринте снов, встречает после смерти. Сторонние наблюдатели, хранители душ. Умерев, мы на миг сливаемся с ними и обретаем знания, а родившись, утрачиваем память о них. Миг проникновения. Я пожертвовал ангелом, чтобы видеть его глазами, помнить всё.

– Не понимаю зачем. Знания нужны человеку, чтобы стать другим. А ты постиг то, чего никогда изменить не сможешь. Свечу, не гасимую ветром. Fatality. Замкнутый круг.

– Бессмертие и есть замкнутый круг. Повторения одного и того же. Песочные часы существования16.

– И кем ты был всё это время?

– Мы не меняемся, меняются наши жизни, как декорации или пейзажи. Твоя физическая оболочка – платье для энергетической сути. Душа любит наряжаться у зеркала.

– То есть где-то могу проснуться мужчиной?

– Почему бы и нет? Ты же носишь джинсы, она тоже может примерить мужской наряд. Перевоплотиться несложно. Общество ошибочно воспринимает людей как тела. Но мы далеко не наши тела, мы – гораздо большее.

– А если снять все платья с души? Как она выглядит обнажённой? Должна же быть сердцевина лотоса. Мир, созданный законом подобий, вторичен. Вначале был творческий акт, как во времена богов и героев. Кто мы? Где родились впервые?

– Наши далёкие предки поклонялись огню и Солнцу. Расскажу тебе легенду о стране, где оно никогда не ложится спать. Представь, куда ни посмотришь, вокруг будет юг. Молчание арктических льдов, бесконечная линия белого горизонта, яркий свет до рези в глазах, до слепоты, ты летишь…

– …бесшумно, как летают полярные совы. Несёшь с собой северный ветер. Гиперборея?

– Да. Когда-то она была страной, где цвели вишни, апельсины, магнолии, но потом замёрзла. Учёные объясняют это изменением климата. А мифы – преступлением Фаэтона. Не справился с огненной колесницей Гелиоса, и Зевс разогнал солнечных коней, а землю заморозил.

– Так ты – Фаэтон? Полубог? – спросила насмешливо.

– Не издевайся! Я – человек. А титанов, героев и богов из людей делают мифы. Мифы придают форму и образ ускользающей тайне, позволяют увидеть сокрытое, почувствовать, понять необъяснимое. Люди всё, что их окружает, превращают в мифы. Сказания же передаются из уст в уста, меняются, приукрашиваются. А если и записываются, то мало кто может проникнуть сквозь строки. Все религии мира создают святых из простых смертных. Герою нужна Судьба.

– И какова твоя?

– Заключена в имени. «Поэт – поистине похититель огня»17. Аморгеном звали первого поэта народов моря18. Выбрал имя при посвящении, как и ты выбрала своё, дорогая homeless19. Души знают, кто мы и откуда пришли. В одном из миров мы с братом родились в сумрачном Лондоне. В нашем настоящем люблю мистраль, из-за него мальтийское солнце кажется ослепительно белым. Устал жить без солнца. К тому же Мальта – бывшая английская колония, здесь я почти дома. А с моим братом тебе суждено встретиться, с лучшей его частицей.

Ты сумела сберечь тайну и продлила жизнь его картине. Раскрытое, познанное забывается.

Снова пробегаю глазами газетную вырезку. Ветер распахивает окно. «Я слышу голос, говорящий в ветре! ». 20 И мне впервые страшно за тебя. В Альпах нет ветра, там отвесно, тяжёлыми хлопьями падает снег. Самое сложное из заданий – роль психофоры. Вести, но не вмешиваться в чужую судьбу. Оставаться сторонним наблюдателем, что бы ни случилось.

Эпизод 5. Снег

Хочется отправить тебе предчувствие весны в Австрии живым mms из сердца. Дорога вьётся меж гор, солнце бежит впереди машины и греет мне щёки, сверкает в каждой снежинке. Ветер приносит запахи хвои, смолы и талого снега. Если какой-нибудь гений придумает, как переводить картинки памяти в Full HD видео и сохранять запахи и звуки, искусство отомрёт за ненадобностью, а люди научатся понимать друг друга без слов.

Красота тебя не удивляет. Говоришь, все дороги мира похожи. И всё, что происходит на земле, можно увидеть во сне, прочесть записи на стенах лабиринта. Но у меня же неповторимый, свой почерк! Ты никогда не увидишь горы моими глазами.

И никогда не обматывал деревья папиросной бумагой…

Первое декабря – первый день зимы и мой день рождения. В подарок Арно обещал мне снег. Если пробежаться по свежему снегу босиком, исполнится заветное желание. Ждали весь день, но ветер дул с моря, тёплый и влажный. Столбик термометра дотянулся до десятого деления выше нуля и не желал сдавать позиции. За окнами желтели платаны, а городские власти Сочи зря потратили деньги на холщёвые мешки для пальм: вряд ли деревья простудились бы при такой температуре. Город застыл в осени, как в янтаре.

– Надо обмотать деревья во дворе белой бумагой, – размышлял Арно, глядя в окно, – лучше папиросной, она легче, не повредит ветки.

– Зачем?

– Призвать снег. Деревья с белой бумагой на ветвях будут казаться заснеженными. И тогда снег придёт. Белое к белому.

– Точно! И ножницами вырезать несколько снежинок для антуража.

Вино пили уже на деревьях, перебрасывая друг другу картонный пакет. Внизу, у дороги, поставили плакат «Призвать снег» как объяснение для прохожих. Любопытные с чувством юмора сбегали в магазин и пополнили запасы папиросной бумаги. Ровно в одиннадцать часов пятьдесят девять минут пошёл снег. Не знаю, как у Арно получилось. Помню, что на третьем дереве у меня начали замерзать руки. Наверное, небо, на нас насмотревшись, тоже настригло снежинок и смахнуло разом их все со стола. Полночи соскабливали мокрую, налипшую на ветвях бумагу, но он сдержал обещание: первый снег выпал в мой день рождения. И это было лучшим подарком. Настоящим чудом!

А в твоём правильном мире всё предопределено, и для чудес нет места. Псы спрашивают, есть ли у меня выбор, в надежде, что обучаясь у тебя, поумнею и отвечу: нет, выбора не существует. Закон ваш годится для меня одной. Бездомному некуда возвращаться. Но у всякого скитальца когда-то был дом, и он помнит о нём!

Я помню радугу. Прыжок с парашютом в тандеме с высоты трёх километров. Больше не верила в землю, такой она стала далёкой. Горы казались игрушечными. Мы пролетели сквозь грозовое облако и очутились внутри радуги. Сверкающие капли воздуха, как маленькие миры новорожденной вселенной. Падение и полёт. Холодный ветер и разгорячённое дыхание. Один вдох на двоих, один выдох. Розовый свет вокруг и внутри меня.

Чему ты можешь меня научить, если видел радугу только с земли? В твоём доме на Мальте живут лишь воздух и солнце. Внутреннее пространство в точности повторяет высушенные ветром прибрежные скалы: ни кустика, ни деревца. Ни одной старой фотографии или картины, смешной безделушки-талисмана или книги с загнутыми страницами – ничто не выдаст хозяина. Несколько лет обучал меня, но я так и не узнала главного: кто ты? Хотя нет, у тебя тоже есть личные вещи: чучело полярной совы и часы со стрелками, бегущими в обратную сторону. И уверенность, что твой ангел мёртв, а время стремится в прошлое. Пустота настолько захватила тебя, что не оставила места для любви, привык быть сам по себе и не сходишь с ума от одиночества, как все люди. Твоя память не шкатулка милых сердцу глупостей, как у других, она похожа на сейф, доверху забитый долговыми расписками. Хранитель вечности!

«Братство Псов отличается верностью». Вы обещали мне семью, но те, кого предавала свету, становились ближе. Думали обо мне и открывали дверь в свои сны, а вы – никогда. Предпочитаешь не рисковать и водишь меня по нейтральной территории лабиринта, а встречаемся в Храме Сириуса на очередном совете. Не путешествуешь и в одиночку. Конечно, зачем тебе прочитанные книги? Твои сны заперты в них, как в клетке.

Рассказал мне о Фаэтоне, потому что я – Змееносец, тринадцатый исчезающий знак зодиака. Время Змееносца называют «сожжённой дорогой», две недели в году, когда зима сражается с осенью. Древние маги верили, что в это время силы добра и зла вступают в схватку за власть над душами людей. Именно тогда пролетавший над землёй в огненной колеснице сын Солнца Фаэтон сжёг всё живое. Говоришь, это предопределило нашу связь как учителя и ученика. И Псы выбрали меня тринадцатым, увидев потусторонние знаки в дате и месте рождения. Неправда! Выбрали за то, что помогла убить Арно. Ты виноват, что дорога моя сожжена, но меня тянет к тебе, как мотылька на свет. Точно так же тянуло к Арно. «Поэт – поистине похититель огня». Фаэтон, Прометей… сколько имён у поэта? Если со времён древних греков мирно сосуществуют два столь похожих мифа? А «Война на небесах»? Не таится ли в улыбке Сатаны похищенный с небес огонёк?

Даже учёные создали миф: гроза принесла на землю первобытный огонь, сделавший дикие племена кочевников цивилизацией. Открыли, что молнии – искры взорвавшихся звёзд, что в переводе на язык Псов звучит, как свет из хранилища душ или священная энергия.

Взломщики все чуть-чуть Прометеи, предвидящие21. Нам доступен огонь, нам решать: делиться им или нет, сжечь всё живое или подарить людям тайное знание. Седьмое чувство. Седьмое измерение, когда вечность стучится в двери времени, а цвета радуги сливаются в белый. Смотреть на солнце больно глазам. Да, седьмое чувство – боль, взрыв изнутри. Инородный пульс. Вход в запределье. Дар взломщика видеть своё отражение в зеркалах миров. Обострённое восприятие сути. В обычной жизни вещи кажутся иными, чем являются, а люди не те, за кого себя выдают. Цена ошибки – часто чья-то жизнь. Но все привыкли сметать листья с аллеи. Мы одни знаем, кто и когда должен уйти, чью ветку сломают следующей. Знаем и молчим! Храним «великую тайну».

После первого проникновения меня будто заново выточили из мрамора, как статую. Все края, что раньше были сглажены и незаметны, теперь режут, как бритва. Знание вскрывает тайник в человеке, усиливает добро и зло. Неожиданно обостряются обиды, страх, ненависть, жадность, любовь, боль... – всё, что дремало внутри в тени, попадает в полосу яркого света. Словно чья-то безжалостная рука наводит резкость на моих фотографиях и портретах. С этим нелегко жить. Ты обменял ангела на память всех рождений, а я знаю, зачем он отрезал крылья. Ты думаешь, бессмертие в памяти, а я – алхимик, открыла эликсир молодости и счастья.

Ваши предшественники использовали сны, чтобы познать человека: выясняли состав преступления, тайные мысли, судьбу. Ныряли в холодную воду, но есть и термальные источники. Я должна следовать традициям, но правила можно нарушать, если знать как. Ты сделал меня хорошим ловцом. Чужие сны интимны и горячи, а я могу достать отборный жемчуг со дна – сокровенное. Могу проникать и к приговорённым, и к тем, кто понравился. Да, ты прав, мне не хватает тепла. Я не самодостаточна, как ты, не могу греться собой. В твоих снах слишком много теней и зеркал. С тобой рядом так холодно! Замерзаю и ворую чужой огонь.

Прометей принёс людям искру любви! Видела скалу, где его приковали на растерзание орлам. Почти все греческие предания имеют кавказское продолжение. У подножия скалы течёт река Агура. Когда-то река была девушкой-черкешенкой. Агура приходила к Прометею каждый день, промывала раны, пела песни. За это Зевс и превратил её в реку. Но река никогда не изменит русла, не покинет скалы, не замолчит. Спасает любовь, она и есть ваше пресловутое падение в материю. «Сыны Бога брали себе в жёны дочерей Земли»22. Наша душа, как Прометей, прикована к скале тела, и Агура приходит к нам радугой.

– Заставь его думать о себе!

– Аморген, я пыталась. Мелькала перед глазами, повышала ставки в казино и шансы на выигрыш, спасла от уличных бродяг. Но думает он не обо мне.

Во сне видела дом, занесённый снегом, высоко в горах, где встретились двое. Им бы хотелось остаться там навсегда. И пусть бы на перевале весне замело все пути! Они не будут зажигать свет. У них есть свой. О таком свете писал Платон23. Из окон-глаз льётся солнечный свет нашей души. Днём человек видит: подобное встречает подобное, свет к свету, а в темноте ночи слепнет. Но частицы света неоднородны. И если изобрести волшебный прибор, способный свету внутри нас придавать оттенки цвета, то более богатой палитры художнику не найти: мы все разные. Радугу могут видеть те, кто совпадает или противоположен в спектре цветов. Я повсюду видела розовый свет, потому что и у Арно он был таким же. Кира и Ульвиг – жёлтый и синий. Руки впервые соприкоснулись над русско-чешским разговорником, и всё вокруг засияло нежно зелёным. Вряд ли смогут объяснить друг другу, почему лучи из окон сливаются, просто дали себе зелёный свет. Нашли друг друга в сети, встретились наяву и снова ушли в свои сны. Вернее, в один сон на двоих. В совместное сновидение. Наяву им трудно понять друг друга, языки схожи, но отличаются, говорили касаниями, как глухонемые, письма читали при помощи электронных переводчиков. А во сне не нужны ни слова, ни ощущение пальцев на коже. Предрассветные вещие проникновения.

– Может, не ты мне снишься, а я тебе? Может, я не существую, и ты меня создал во сне?

Надеются, что откроют мир, где впервые встретились, или смогут построить его. Опасное путешествие! Считать себя архитектором снов всё равно, что считать Землю центром Вселенной и верить в плоский мир. Во сне нет ветра, и снег неподвижен за окнами.

Знаю теперь: самая сильная связь – между убийцей и жертвой, общая тайна, общая боль, общее откровение. Им придётся не один раз умереть и воскреснуть прежде, чем женщина с юга сойдётся с мужчиной с севера, а звезда изменит свой цвет. Они будут искать друг друга, чтобы обрести себя. Смелое путешествие. Почему бы вам не оставить их в покое? А заодно и меня тоже? Может, хватит гасить неугодные свечи? В мире и без того темно!

Опять промолчишь?

Записка с указаниями ждёт в шале на зеркале: «Учись у сноубордистов. Следуй изгибам горы, позволь ей направлять себя». P. S. не читается. Бесшумный полёт совы за окном – как росчерк.

Не желаю быть ни сёрфером, ни ловцом жемчуга, ни сноубордистом. Не хочу лететь через горы к океану. Вижу, как с гор сходит лавина. Хочу им помочь, провести безопасными тропами, неосвещёнными коридорами лабиринта снов.

– Слушайте голос, говорящий в ветре.

*** *** ***

– Как давно я не видел снега! Я вернулся домой?

– Это пепел. А ты умираешь.

Корабли, что сюда нас доставили, сожжены. Нил почернеет сегодня. Александрия в дыму. Я лежу у воды. Над головой небо огнедышащей пастью дракона. Ветра нет. Отвесно падают белые хлопья. Пепел похож на снег, но, едва коснувшись земли, превратится в золу. Запах кипящей смолы и горелой плоти сковывает дыхание, сажа вяжет язык. Мои воины один за другим уходят в Вальхаллу. Смотрю им вслед сквозь густой пепельно-серый туман. Я – единственный выживший в битве.

– Не пристало вождю умирать последним.

Тысячи молний ударили разом по захваченным кораблям. Мои колесницы должны были уничтожить катапульты Египта с тыла, но не успели. Гроза помогала им сеять огонь.

– Не все жрицы повелевают грозами, лишь одна из них. Чем помочь тебе, воин?

– Торк24… Разожми мне на горле торк. Задыхаюсь.

– Теперь знаешь, что золото душит. Оно не смогло заменить вам родные края.

Воспоминания мелькают яркими вспышками в голове, словно кто-то ведёт по тёмным коридорам лабиринта от одного факела на стене к другому. Но не все факелы принадлежат моей памяти, среди них безжалостно разгораются те, что должен был узнать или предвидеть, но пропустил.

– Мага вновь претендует на трон. Царь египетский, Птолемей Филадельф, устраивает пир для бесстрашных воинов накануне битвы! 25 Лучшие из лучших, двери фараона всю ночь будут открыты для вас, а вино, угощения и ласки женщин неисчерпаемы. Торопитесь, скоро начнётся война! – щурясь от солнца, кричали глашатаи с башен дворца.

– Наёмников больше не купишь за золото, им нужна земля. Та, что выше по течению Нила. Кельты готовят восстание. А Мага обещал им потерянный рай. «Море» в пустыне, великий оазис Фаюма26. На этот раз они будут биться не на твоей стороне, повелитель, – тихий голос жрицы дрожал в темноте за его стенами.

Таяли свечи. Тонкие пальцы нежно перебирали мне волосы. Фараон подарил её мне – Киру, сокровище своего дворца. Арфы журчали ручьями оазисов, систры пересыпали золотой песок, солнечный тростник шелестел на ветру, волновался, точно далёкое море.

– Моя жизнь – танец, засевающий поля радости, где нет усталости.

Новое королевство, где мы все обретём свободу и отдохнём от войн. Где будем править: ты и я. Поля радости для влюблённых.

Мой сон был украден до восхода синей звезды.

– Нельзя отравить вождя: восстанут наёмники. Но мощь его истощима. Из сна легко вылетают слова, складывай вместе, лови имена. Рин27 Ульвиг значит «волк войны». Убейте пустынного волка, несколько капель его крови в вине лишат Ульвига силы в бою. Он опустит меч, и воины останутся без вождя. А я буду взывать к грозе, нашлю молнии на кельтские корабли. Мага издали увидит огонь и повернёт своё войско вспять, не осмелится напасть на Александрию без поддержки наёмников.

Птолемей не скупился ни на вино, ни на угощения. Давно не было в стенах дворца столь славного пира для воинов. Выпить с врагом – усыпить его бдительность. Фараон должен верить нам, на его стороне – численное превосходство, на нашей – неожиданность нападения.

– Я несу свет.

Самые красивые руки из тех, что когда-либо видел, – её руки – подносят мне чашу с вином.

– Ради жизни пожертвуешь всем. Пей!

И я пью свою лесную душу28 до дна. Чаша падает на пол, призрак волка растворяется в темноте коридоров дворца. Сила зверя не вернётся в бою ни ко мне, ни к моим воинам. Если кошки богини Бастет стерегли египетские жилища, то пустынные волки оберегали их мумии в гробницах от Псов Дуата. Быть разорванным на куски шакалами – страшное проклятие для египтянина: не вернётся. Как могли они убить стража тьмы, потревожить сон мёртвых?

Нил в молчании катит чёрные воды. Слышу треск догорающих мачт, да редкий плеск волн о борт ладьи. В потускневшем мире глаза незнакомки пронзительно синеют из-под капюшона плаща, как окна в другую жизнь. Точно смотрю сквозь них в небо – прозрачное, очищенное солнцем небо над бескрайними барханами пустыни. Вижу в них море – в жаркий полдень без единой волны.

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 Следующая ⇒