Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





ШЭНЬСИ-ШАНЬСИ 6 страница



Бодхи поселили на холме, в небольшой, но опрятной хижине.

Рано утром должен был начаться «Пост грязи и угля», поэтому он, расстелив на бамбуковой циновке свой плащ, лег и мгновенно уснул.

В четыре часа утра царевич занимался искусством Пранаямы. В час первых петухов — искусством двойных ударов руками и ногами.


С первыми лучами солнца Бодхи в сопровождении монаха вышел к площадке, которую готовили к обряду очищения Духа.

Земля на ней была утрамбована.

Ее углы подправили и освятили заговоренной водой.

Затем распорядитель церемонии дал знак — и монахи, музыкан­ты с обращенными заняли свои места.

Вставало солнце.

Показалась процессия священников, монахов, мирян.

Музыканты забили в медные и каменные барабаны-плиты.

Шествие возглавляли три главных священника с мечами в руках, отгоняющих злых Духов и Демонов.

На их шелковых балахонах были изображены фазаны и пустые ножны спереди, а на спине — круг, символ триады Богов, драгоценная пагода небесного дворца в облаках, восемь диаграмм и восемь Бес­смертных.

Люди вокруг алтаря на площадке-возвышении смотрели, как мерно приближается процессия людей, поющих гимны и молитвы.

По углам площадки зажгли огни и благовония.

Друг за другом стали всходить на площадку люди.

Каждый из них стал перечислять между молитвами свои грехи и проступки.

Музыка заиграла громче.

Запылали в ночи восемь костров.

Понеслись к небу мощные гимны.

И вот среди волн музыки, огня, воскурений, молитв обращенные стали бросаться на землю и покрывать себя пылью и грязью.

Катаясь по земле, люди просили о прощении грехов.

Они плакали, каялись, пели слова молитв — и вновь и вновь по­сыпали свое тело очищающей и прощающей землей.

Обряд «Пост грязи и угля» продолжался до наступления темноты. По закону предков он должен будет идти три дня. Высокий, молчаливый монах со шрамами на лице подошел к ца­ревичу:

— Мир Вам, Да-Мо!

Вы должны подняться на вершину горы Эмэй-Шань. Там Вас ждет святой человек, идущий к бессмертию.

— Мир тебе, монах.

 


Сычуань

В ожидании рассвета царевич на холме, у большого искрящегося костра слушал даосского алхимика.

На фоне сине-черного неба и желтых звезд-подсолнухов даос на­поминал волшебную птицу Рух:

— Создание эликсира бессмертия в теле — это искусство. Прохождение эликсира по рекам тела — это искусство. Зовется это искусство Нэй-Дань.

Тайная практика даосских хранителей здоровья и долголетия — это соединение в организме силы Воды — почек с силой Огня — сердца.

Место-точка, где они соединяются, есть Пустота.

Это Пустота Сокровенной Женщины! Ей нужно особое дыхание, покой и движение.

Плавно взмахнув руками, монах, словно птица, стал двигаться, не двигаясь.

Потом, присев, посмотрел на зыбкое пламя:

— Словно в кузнечном тигле, где варится ртуть, сурьма, олово и яшма, превращаясь в золото, в теле человека силы Инь и Ян, смеши­ваясь, дают пилюлю бессмертия.

Когда небо осветилось девичьим румянцем зари, царевич умылся в радостной реке, поблагодарил алхимика и пошел к подножию Эмэй-Шань.

Проходя мимо звенящей листвой рощи, он увидел, как под на­блюдением наставника занимались боевым искусством даосские мо­нахи.                                                        •,

Мастера с горы Удан-Шань соединили дыхание и течение энер­гии Ци в теле с приемами борьбы.

Чтобы укрепить дыхание, ученики кричали:

— Сжимай Семя — чтобы явилось Дыхание!

— Сжимай Дыхание — чтобы явился Дух!

— Сжимай Дух — чтобы явилась Пустота!

Был душный июньский вечер, когда Бодхи поднялся на вершину священной горы Эмэй-Шань.

Внизу, в реке пылающего воздуха, остались камни, скалы, сухие деревья, колючие кусты, жара, липкий пот, ядовитые травы, обвалы, встреча с ягуаром, оленем, медведем,


Сычуань

встреча с Духами гор, леса, водопада, осторожные шаги вдоль пропасти без дна и тропы-ловушки, радость от видения божественной красоты горы, радость от преодоления ступеней к Небу.

Перед Бодхи был вход в пещеру, где жил Бессмертный. Посмотрев на зеленую ящерицу, что слилась с горячим валуном, он спокойно шагнул в темноту глубокой пещеры. Мгновенно исчез зримый мир. Исчезла суета. Исчезла тень разделенных людей. Исчезли слова. Исчез смысл слов. Наступила тишина. Наступило дыхание Пустоты.

Коридор был глубоким и ровным. Пещера дышала сизым гулом. В глубине ее текла извилистая подземная река. На ее берегу/ словно столетний карагач, сидел старик, накрытый плащом со знаками Неба и Земли.

Глаза его были закрыты. Руки сложены на коленях. Вокруг его тела витало облако Великого Покоя. Царевич сел в асану Сиддхи напротив отшельника.

— Мир Вам, отшельник, видящий Пустоту.

— Мир тебе, путник, пришедший из Пустоты. Слушай внимательно, Да-Мо.

В зыбучих песках Шо-Мо есть долина смерти — Желтая пустыня. В центре ее есть черная пустыня Такла-Макан. Ядовитый дым и ядовитые туманы, багровая жара и фиолетовый ветер, крики Духов и тоскливые песни Демонов витают над ней. Под песками есть город. Там живут черные маги Тибета.

Шумела подземная река. Гудели стены пещеры. Но голос старика был ясен, чист и понятен.

— Колдун Я-Ван решил стать небесным правителем мира мертвых. Он считает себя потомком страшных царей династии Шан-Инь,

приносивших в жертву людей.

Чтобы стать небесным правителем, нужно иметь четыре вещи:

маску Шанди — Тао-Те, это Север,

топор с узором мертвых — это Юг,

Цзун — символ слияния неба и земли — это Восток,

ваджру Будды — это Запад.


Сычуань

Имея четыре стороны света, колдун Я-Ван может стать в день Двух Пятерок небесным правителем.

У него есть все, нет только ваджры Будды.

— Зачем ему искать переводчика сутр из Рангуна?

— На его груди медальон. Это карта.

Она указывает, где в Поднебесной находится жезл-ваджра Будды.

Знай, Да-Мо, если ваджра попадет к колдуну, то в мире наступит хаос. Люди станут животными. Он навсегда перекроет дорогу доброй энергии Космоса к людям.

— Как ваджра Будды появилась в Поднебесной?

— Скажу тебе, Да-Мо: один из учеников Будды привез ее в Под­небесную еще во времена императора Цинь Ши-Хуанди.

Я слышал, что у него было восемь учеников с разных земель

Чжун-го.

Сейчас эти восемь Посвященных оберегают переводчика сутр, который тоже ищет ваджру Будды и хочет вернуть ее назад, в Бхарату.

Твое имя Бодхи, что значит Разум.

Твое полное имя Бодхидхарма, что значит Чистый Разум.

Ты должен знать и видеть лучше и дальше других.

В том, что колдун Я-Ван хочет стать правителем мира мертвых, только одна сторона Луны.

Такие люди были в прошлом, будут и в будущем.

Здесь все не так, как кажется.

Надо знать, что любое действие в этом мире вызывает послед­ствия в других мирах.

Ты должен увидеть обратную сторону Луны.

Увидеть и понять смысл.

— Мир тебе, отшельник, переходящий Поток.

— Мир и тебе, путник. Уходи завтра утром.

Мой ученик принесет тебе особое снадобье — это все, что я могу дать тебе в твоей битве.

— У тебя доброе сердце. Этого хватит.

Возвращаясь с горы Эмэй-Шань, Бодхи забрел в одну из деревень среди рисовых полей, окруженную тутовыми деревьями.

Гостеприимный хозяин пригласил царевича в дом, угостил гу­стым ароматным вином и сыром.

В соседней комнате работали за ткацкими станками дочери и не­вестки крестьянина — отца большой семьи.


Бодхи попросил показать ему, как работают юные ткачихи, вы­делывая шелковую пряжу.

Довольный хозяин стоял рядом с царевичем:

— Пряжу из шелка изобрела сама супруга Желтого Владыки по имени Сылин.

Бедные родители обещали отдать ее в жены коню, а она обрати­лась в шелковичного червя.

Поэтому Сылин зовут женщиной с коньей головой.

Бодхи ходил за хозяином дома, а тот показывал ему корзины, где зимой держат яйца шелкопряда, и коробки, в которых весной из яиц вылупляются черви, которых кормят хорошо промытыми листьями ту­товника.

Увидел царевич и веточки, на которые взбираются ставшие из белых серыми черви, и выделяют из себя шелковую нить.

— У всех в деревне червь выделяет двести метров нити, а у меня — триста метров, — старик был доволен.

Бодхи поблагодарил крестьянина и пошел в сторону Чэнду, раз­мышляя над тем, что видел. В работе ткачих его поразила неуловимая линия движения нежных кистей, ладоней, пальцев.

Он со стороны увидел, как энергия перемещается от плеча к ки­сти, а от кистей к ладоням, не дробясь. Царевич мгновенно предста­вил это в одновременном развороте всего тела и кругового удара по новой, необъяснимой траектории.

Глубокой ночью он пришел в общину даосов, но не стал спать.

В роще, под лунным светом он проделал и закрепил новые движе­ния, совмещая их с ударами меча, копья, топора и летящего диска.

Потом, умывшись, царевич съел несколько ягод сливы и стал ждать рассвета, когда ему принесут зелье от отшельника.

В ожидании царевич увидел обряд Хуанлучжай — «Пост Желтого Талисмана».

Рано утром у огороженной и строго размеченной площадки со­брались избранные обращенные общины даосов.

На квадратной площадке, которая находилась далеко за селени­ем, на вершине холма размещались десять дверей.

Посреди сторон квадрата находились двери Солнца, Луны, Неба и Земли.

 


Сычуань

По углам разместили еще четыре двери, и две были направлены на Северо-Запад и Юго-Восток.

На стенах между дверьми монахи начертили триграммы из Ицзин.

При восходе солнца возле каждой двери разожгли огонь в масля­ных лампадах и стали возжигать благовония.

Священники — даосы стали читать молитвы, обращенные к Ду­хам небесным, прося помочь им.

Затем группа молящихся стала просить земных Духов созвать Души их предков и ввести их через десять дверей на священную пло­щадку. После того, как наставник общины дал знак о том, что Души предков взошли к центру квадрата, все стали просить небесных Духов отправить их на Небо, где они обретают бессмертие.

Каждый человек с Духом своих предков входил на площадку и лично просил об этом, ходя вокруг алтаря, где горел святой огонь в лампадах и возжигались особые благовония.

Много дней и ночей шел обряд Желтого Талисмана, и все это время не угасал огонь в лампадах.

После свершения обряда все люди общины омыли свои тела в озере с хрустальной горной водой.

Когда закончился обряд второго дня Хуанлучжай, пришел ученик отшельника и принес в мешочке особое снадобье.

Прежде, чем уйти, царевич встретился с тремя патриархами об­щины.

Они в свое время учились в даосской академии Цзися — Дао Цзинь, где ученые-даосы изучали философию Дао, теорию и практику внутренней и внешней алхимии.

Они заботились о сохранении основ и принципов учения о Дао — Дао Цзинь, а их ученики-монахи шли в деревню гадателями, магами, знахарями.

Дао Цзинь — космическое понятие сил Инь и Янь и его связь с

природой земли и природой человека,

Дао-Сянь — учение о бессмертии человеческой Души,

Увэй — учение о Недеянии, когда человек возвращается к своей

истинной космической природе.

И сказал первый патриарх:

-г Если ты видишь Дао, значит, ты ничего не видишь.
Сычуань

И сказал второй патриарх:

— Если ты сказал Дао, значит, ты ничего не сказал. Третий патриарх молчал.

И Бодхи все понял.

Он поклонился и молча ушел.

Провожал царевича монах со шрамами:

— Наставник просил передать тебе, что для даосов существуют пять священных пиков:

Лао-Шань в Шаньдуне, Сун-Шань в Хэнани,

Удан-Шань в Хубэе, Лофу-Шань в Гуандуне

и гора Эмэй-Шань, на которой ты говорил с Бессмертным.

Посети их, Да-Мо, там тебя всегда ждут добрые друзья.

И еще наставник сказал, что переводчик сутр должен был обя­зательно посетить храм Дао-Аня в городе Синъяни. Ведь Дао-Ань — первый патриарх буддизма в Поднебесной. Это Дао-Ань ввел знак Ши, означающий «Будда Шакьямуни» для всех монахов Тянь-Ся.

Пройдя один день пути, царевич остановился на ночь среди гро­мадных обломков желтой скалы, разлетевшихся во времена большого землетрясения.

Внимательный взгляд Бодхи уже давно заметил, что в Поднебес­ной в свое время случались частые мощные землетрясения, которые, в свою очередь, вызывали бурные наводнения.

Земля, горы, реки, леса и долины меняли свой облик так же ча­сто, как это делают придворные женщины.

Не разводя костра, Бодхи поднялся на один из выступов скалы и, найдя достойное место, сел в асане Лотоса.

Проделав ряд Пранаямы, он стал созерцать пустоту темноты, размышляя о словах отшельника из пещеры на горе Эмэй-Шань:

— Восемь Посвященных оберегают переводчика сутр из Рангуна. Восемь учеников знают тайну ваджры Будды.

Чтобы вернуть монаха домой, надо найти восемь Посвященных. Это разные люди, и живут они в разных местах Поднебесной.

Постепенно царевич успокоил свое дыхание и разум. Он вспомнил пещеры Аджны — прекрасные и вечные, буддийских монахов, готовых к своему Пути, стены без картин, ждущие вдохновения,

 


Сычуань

глиняного Будду высотой с гору,

восемь символов счастья, вырезанных в стенах скалы по двум сторонам от Просветленного.

Бодхи вспомнил, что зонтик — символ праведной власти, полотнище — символ преданности, погребальная урна — символ торжества Истины, морская раковина — символ проповеди Будды, цветок лотоса — символ совершенства Будды, колесо — символ Истины и Жизни, две рыбы — символ супружеского счастья, бесконечный узел — символ вечной жизни.

Царевич вспомнил и семь буддийских символов — золотое колесо, прекрасную деву, лошадь, слона, стража божественного закона, чиновника и чудотворную жемчужину.

Наступило следующее летнее утро.

Горы, поросшие лесами, стали сначала синего цвета, потом — розового и внезапно — желтого.

Запели птицы, зашумели в травах у реки лягушки.

В час, когда солнце начало разбрасывать вокруг себя горсти зо­лотых лучей-стрел, Бодхи вспомнил восемь сокровищ Будды:

музыкальный камень, две книги, кубки из рога носорога,

жемчужину, лист артемзии, монету, зеркало и колокол.

Поднявшись с земли, Бодхи смотрел на восходящее солнце, чи­тая про себя гимн солнцу — Сурья Намаскар.

До полудня царевич занимался новыми упражнениями, которые он соединил из движений ткачих и движений метателей копья.

Бодхи шел по дороге. Шел на Восток.

В дороге царевич видел, как много строится в Поднебесной буд­дийских храмов, пагод, курилен и монастырей.

Люди на постоялых дворах говорили, что император У-Ди ди­настии Лян очень почитает Будду, дает монастырям деньги, земли и рабов из бывших преступников.

Недалеко от озера, окруженного древним сосновым лесом, в водах которого отражались белые облака, царевич увидел древний храм. -


Сычуань

Каменные стены и колонны его покрылись зеленым мхом. В некоторых местах скульптуры были разрушены временем, но гранит выстоял, храм, словно старый воин, держал спину прямо, непобедимый дождями и снегом, несгибаемый бурями людской жизни, неиспугавшийся огня землетрясений.

Во дворе храма, среди каменных плит, рос кряжистый бук — ро­весник храма.

Под ним сидел монах в желтых одеяниях. На его лице было написано спокойствие. Бодхи поприветствовал его и сел рядом.

— Мир тебе, верующий в Поток и в мосты через него.

— Мир и тебе, путник.

— Не проходил ли здесь год назад паломник с Запада?

— Проходил. Из Сычуани он пошел на Юг, в сторону Хубэя и Гуандуна.

— Пусть свершатся твои желания, монах.

— Светлой дороги, путник.

Ночью в горах, между землями Сычуань и Хубэй царевича заста­ла яростная летняя гроза.

С вершин вниз, в долину устремились мутные потоки, несущие глину, камни, вырванные с корнем деревья.

Набирая силу, сель сметал все на своем пути.

Ливень шел шумной серо-розовой стеной.

Вокруг стоял грохот камней и ревущего грома.

Уворачиваясь от катающихся мокрых валунов, скрипучих дере­вьев и потока глины, Бодхи, наконец, добрался до каменной пещеры, которую увидел еще внизу при вспышке молнии.

В пещере было тепло. Пахло пылью и летучими мышами.

Собрав сухие ветки и помет горных козлов, царевич развел не­большой костер.

Это была древняя пещера.

На ее стенах были изображены рисунки первобытных людей.

Разглядывая их, Бодхи неожиданно замер.

Потом, вернувшись, вновь стал медленно идти вдоль бугристой стены, сравнивая рисунки.

 


Сычуань

Сев у костра и не обращая внимания на бурю в горах, царевич задумался.

На темных стенах пещеры были изображены яркими красками удивительные картины, видимые только при ярком свете костра:

охота на мамонта, танец вокруг огня,

дикие животные, причудливые синие деревья,

яростная битва двух племен,

рождение ребенка, звездное небо,

солнце, луна, ковш, летящая комета.

Над живописью древних были и другие знаки, написанные не­давно. Написанные торопливой, тревожной рукой.

Рисунок состоял из восьми знаков, ряда иероглифов и двенадца­ти символов.

Неожиданно царевич встал и, схватив горящую ветку сосны, уве­ренно пошел вглубь пещеры.

С правой стороны, за выступами скалы он нашел то, о чем думал.

На квадратном камне лежали останки человека.

Слегка сдвинув их, он увидел небольшой камень.

Взяв его, он вернулся к костру.

Внимательно разглядев камень, Бодхи швырнул его наружу пе­щеры, где его поглотила клокотавшая буря-сель.

На камне был еще один рисунок. Бодхи запомнил его.

Потом, развернув свой плащ, он лег на него и крепко уснул.

К месту, где спал царевич, бесшумно пробирался черный воин с

мечом и ножом в руках.

Вид его был страшен. Лицо покрыто татуировкой из тайных тан­трических знаков и шрамами от ударов мечей.

С руками, пахнувшими кровью,

с грязными волосами до плеч,

с ненавистью в желтых глазах

тихо приближался к спящему наемный убийца.

Убийца с пустыни Такла-Макан.

Лучший из лучших.

Ударом ноги снизу-вверх Бодхи отшвырнул врага к стене пещеры и, перехватив кисть руки с ножом, проткнул ему горло.

Он держал хватку до тех пор, пока глаза врага не закрылись.

94
Хубэй

Бодхи выкинул тело черного воина в пропасть.

Потом, умывшись под струями дождя, спустился к горной тропе и пошел в сторону Севера.

ХУБЭЙ

В час просыпающегося солнца,

в час первой песни жаворонка,

в час алмазной росы и горячего утреннего поцелуя

Бодхи вместе с крестьянами деревни Чэ на широком, связанном

из бамбуковых стволов пароме переплыл сине-зеленые воды реки Фуцзян.

За спиной остались плодородные земли Сычуани.

Впереди — красные горы Хубэя.

Глядя на дальний берег, Бодхи вспомнил слова монаха, прово­жавшего его:

— За рекой Фуцзян, за лесными хребтами откроется низменность. Вам надо идти к солнцу. Через три дня пути перед Вами предстанет великая река Чанцзян.

Пробираясь сквозь густые заросли диких красно-желтых ягод,

пробиваясь сквозь стену сросшихся деревьев,

скользя по щебню оползней,

поднимаясь на руках, проползая сквозь обвалы камнепада,

прыгая через бездонные пропасти,

во второй день пути царевич вышел к грохочущему, свистящему, поющему водопаду Белой Змеи.

Седой водопад был окружен столетними кедрами, острыми крас­ными камнями и вращающимися облаками из янтарных капель и свер­кающих на солнце брызг.

Все вокруг дрожало, переливалось, летело.

Слева от радужной, падающей с большой высоты, горной реки была заросшая шиповником и барбарисом тропа.

По ней Бодхи спустился с покрытых мхом скал в синее, холодное ущелье, где, вскипая и кружа около валунов, бешено мчалась в до­лину вздыбленная, зеркальная вода.

95
Хубэй

Хватаясь за кусты дикого винограда,

хватаясь за острые выступы скал

Бодхи шел по краю широкого, свистящего ветром ущелья.

Вдруг он увидел, как на пяти желтых валунах, легко прыгая с одного на другой, принимая образы орла, обезьяны, медведя, тигра и журавля занимался искусством Дао-Инь даосский отшельник, одетый в легкий, широкий оранжевый халат.

Перейдя бурный поток, Бодхи направился к нему.

Когда старец закончил занятия, царевич поклонился ему:

— Мир Вам, добрый человек!

— Мир тебе, путник!

Отшельник Цюй Шуан угостил Бодхи горстью спелой дикой алычи.

У старика были синие глаза и детская улыбка.

Его руки могли раскалывать камни,

пальцы —- входить в скалы, словно в хлопковую вату,

а внутреннее железное тело не могли пронзить ни нож, ни меч,

ни копье.

Он мог сидя прыгнуть вверх и сбить ногой яблоко. Цюй Шуан был веселым человеком:

— Недавно пришли ко мне за советом два брата из деревни лесо­рубов. У них умер отец, и они стали делить наследство пополам.

Разделили-распилили дом, окна, двери, постель, подушки — все,

что делится.

Ко мне они пришли с топором и попросили помочь разделить

его.

Я им говорю — это просто, идите домой и положите его в воду.

Он размякнет, и вы разделите его.

Они ушли. Я думал, они поняли.

А недавно один лесоруб говорит мне, что они до сих пор сидят у воды, ждут, когда размякнет топор.

В благодарность за гостеприимство и великодушие Бодхи залез на пять валунов и показал отшельнику танец йогинов из джунглей Лакхнау. Это был танец спящей собаки, видевшей сны.

Собаке снилось, что она человек.

Человек видел во сне спящую собаку, видевшую сны.

Асана Собаки сменяла асану Дерева.

Дерево превращалось в алмаз.

Алмаз становился плугом, плуг — натянутым луком.

96
Хубэй

Лук появлялся в руках бегущего охотника.

За охотником бежала собака.

И видели они, — слона, льва, оленя, змею, ручей, солнце

и облако, которое превращалось в собаку,

которой снится, что она —- человек!

Это была динамичная йога.

Это было огненное вращение энергии Праны внутри тела, когда печень наполнялась чистой кровью, когда сосуды сердца становились канатами, по которым бегущая вода жизни устремлялась в мозг, на­сыщая его и питая долголетием вновь дышащие молодостью почки.

Увидев танец спящей собаки, отшельник был изумлен.

Во второй раз он запомнил все асаны, все мягкие, невидимые пе­реходы, по которым можно сразу узнать истинного мастера-йогина.

Запомнил старик и резкие-внезапные остановки-точки, направ­ляющие реку-энергию точно в определенный внутренний орган и од­новременно в одну из чакр.

В третий раз он запомнил все основные движения ног, поясницы, рук и все мудры.

Показав ближнюю дорогу в долину, даос подарил Бодхи мешочек с лекарственными травами.

Спускаясь на низменность Хубэя, Бодхи искупался в одном из многочисленных озер, где сквозь толщу воды были видны играющие золотые карпы.

Пышные темно-зеленые кроны деревьев,

красная, плодородная земля,

прозрачная вода красивых озер,

хрустальный воздух и трудолюбивые люди

были благодатью золотой долины, благодатью Хубэя.

Царевич шел среди полей солнечной пшеницы и ячменя,

среди высоких кустов белоснежного хлопка,

янтарных ковров гороха, бобов, чечевицы,

среди рядов стойких солдат-тутов.

Через день пути Бодхи дошел до берегов небольшой, но бурной реки Чжоухэ.

Связав одежды и забросив их в котомку, он переплыл ее в свете отступающего солнца.

97
Хубэй

Сидя на скользком берегу, царевич видел, как плывут-надвигаются с Востока тяжелые, свинцовые тучи.

Он почувствовал запах грозы. Запах холода. Дрожь раскачиваю­щейся бури.

В свете желтых мечей молний, под грохот тяжелого барабана-грома, сквозь нити хлещущего ливня-стены пробирался через мокрый лес Бодхи. Черные деревья. Черные кусты. Черная глина. Черные камни.

В свете молний, сквозь серую пелену небесной воды царевич во­шел в тяжелые, раскрытые ворота постоялого двора. Бились о черепицу свинцовые капли, шумел вдоль бамбуковой ограды злой, неистовый ветер, хрипела в загоне встревоженная лошадь, разливались по птичьему двору потоки грязи.

В харчевне было светло и чадно от ламп, заправленных бара­ньим жиром.

Темно-коричневые стены, земляной пол,

камышовые перегородки, бумажные окна

пахли рыбой, луком, чесноком, вином, потом и опиумом.

Царевич, мокрый до нитки, присел на каменную скамью у стены, рядом с полыхающим очагом.

*

Невысокий, полный хозяин с лицом, серым от страха, поднес

Бодхи кувшин с вином.

Глядя на плетеный кувшин, Бодхи услышал за спиной животный, храпящий хохот, грязные слова, хруст и звериное чавканье.

В глубине узкого зала за круглым столом сидели десять пьяных оборванцев с мечами.

Гнилые зубы. Гнилые глаза. Желтые шрамы. Грязные руки.

Они смеялись, корежились, они швыряли объедки мяса и рыбы

в бледного юношу и девушку, стоящих перед ними.

Предводитель, скрытый тенью чадящей лампады, молчал.

Юноша кусал губы. Плакала беззвучно девушка.

Из темного, пахнувшего гнилью угла вышел главарь и ударом кулака швырнул юношу в угол.

98
Потом, схватив девушку за волосы, стал срывать с нее одежды. Это был Хун-Бо. Человек-гора. Человек-рысь.

Он и его люди держали в страхе всю округу, всю пойму реки Чжоухэ.

Он не щадил женщин, детей, стариков.

Кровь была его вином. Убийство — его воздухом. Насилие — его жизнью.

— Эй, червь, что возомнил себя драконом! Покажи свое лицо — лицо гиены!

Бодхи смотрел на стену.

Главарь Хун-Бо отпустил девушку и медленно направился к Бодхи.

Вслед за ним, вытаскивая мечи, тенью потянулись ночные убийцы.

Царевич смотрел на желтое, пораженное оспой, страшное лицо Хун-Бо. Смотрел в пустые глаза. Смотрел в лицо главаря, пьющего кровь людей.

— Я отрежу твою голову и буду пинать ее, словно шар.

Но вначале я сдеру с тебя кожу, — голос главаря был сиплым-свистящим.

Бодхи встал. Мелькнула тень.

Белесые глаза Хун-Бо расширились, а Бодхи поднес к ним его дымящееся сердце.

Швырнув кусок мяса в лицо мертвого, Бодхи прыжком перекрыл дорогу к выходу.   v

Бродяги с криками гиен, размахивая мечами, бросились к нему, перепрыгивая через бьющееся о землю тело своего предводителя.

Ладони царевича превратились в лапу тигра с выпущенными ког­тями.

Один за другим наносил он железные, разрывающие удары, вы­рывая печень, желудки, селезенку.

Меч первого врага еще описывал дугу, когда Бодхи ударом ноги пробил ему живот и позвоночник.

Уйдя в сторону от второго меча, хлестким коротким ударом кула­ка он пробил висок второго нападавшего.

Проход между столами был узким-кособоким.

Было мало места для большого боя.

Враги стали мешать друг другу.

 


Хубэй

Бодхи, взлетев с места, приземлился на крепком столе слева. Он нанес четыре удара-молота по головам столпившихся в про­ходе, орущих грабителей дорог. Четыре пробитых черепа. Четыре фонтана крови изо рта, глаз, ушей. Четыре упавших меча.

Спрыгнув на землю, Бодхи оказался между двумя врагами.

Приседая шагом единорога, он нанес два пробивающих удара в животы, а когда стал, вращаясь, подниматься, добил согнувшихся убийц ударами в шею, ломающими позвонки.

Остались двое.

Это были дезертиры. Бывшие воины. Опытные мастера меча.

Один из них вскочил на стол.

Другой хотел нанести косой удар мечом справа.

Бодхи, пригнувшись, в развороте, ребром ладони сбил со стола рябого воина и, не останавливая движения, двойным ударом ног убил врага справа и, продолжая вращение дальше, нанес последний раз­рывающий удар в сердце лежавшего на столе.

Тело врага вскинулось, и он затих. Навсегда.

В медном, древнем чане Бодхи вымыл руки. Затем подошел к дрожащему от волнения юноше:

— Где теперь бродит твой страх, человек?

Иди в горы Удан-Шань. Там твоя рука станет мечом. Мечом справедливости.

— Хорошо, господин!

— Какой я господин? Неожиданно царевич улыбнулся.

И улетел из комнаты, из Души, из тела липкий, потный, зловон­ный, убивающий разум, удушающий страх. Стало светло. Радостно. Легко. Заблестели глаза-вишенки на лице девушки. Засмеялся, потирая руки, хозяин харчевни. Выпрямилась спина юноши.

После ночной бури утро выдалось ясное, холодное. На горизонте медленно, словно тушь на мокрой бумаге, собира­лась новая волна фиолетовых туч.
Прыгая через красно-синие лужи, Бодхи шел по извилистой, мо­крой дороге в сторону города Санъань.

Он не знал, что в харчевню уже сбегались жители деревни, что важный хозяин будет сотни раз рассказывать о ночной схватке царе­вича с похитителями людей.

Он не знал, что юноша по имени Дэн-У будет учиться искусству боя на горе Удан-Шань, и со временем люди будут гордиться им и дадут ему имя Летающий У.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.