ПРЕДИСЛОВИЕ 25 страница

Когда уходят на войну

К числу важных охранительных обрядов всегда относились те, которые совершались во время проводов на войну (в поход, на военную службу). Они являлись и магическим действом и своего рода инициацией, объединенными воедино. Так, А. К. Байбурин пишет о четко выраженной инициационной символике рекрутских обрядов:

«Характерно, что и в этом случае существенное значение имеет искусственное изменение прически, а соответствующие термины (забрить, остричь) применяются для обозначения рекрутства. С инициационными обрядами рекрутчину роднят и другие признаки. К их числу следует отнести групповой характер обряда. Рекруты объединялись уже при объявлении призывного списка, приветствуя «своих» и откровенно злобно относясь к освободившимся от призыва...

Призывники сбривали (стригли) волосы и надевали «лучшую одежду» — такую же, как и женихи на свадьбу. Любопытную деталь, подтверждающую сходство статусов рекрута и жениха, приводит Т. А. Бернштам: в Новгородской и Вятской губерниях. и жениху, и рекруту положено было ходить с колокольчиком. Рекруты освобождались от работ и занимались «гульбой», которая продолжалась 2—3 месяца.

Гуляние рекрутов непременно включало катание по деревне „_а лошадях, взаимные угощения и различного рода бесчинства. Нормой их поведения становится отрицание общепринятых повседневных правил. Бесчинства рекрутов — необходимая составная часть обряда...

Детально регламентирован «сценарий» дня проводов. В северно-русских губерниях утро последнего дня начинается с молитвы, в которой он просит Бога и святых (вслух), а также (мысленно) отца, мать и род-племя благословить его на службу. Отдельное обращение — к Богородице и Миколе-угоднику «хранить его от штыков-копьев вострых, пули летящей, огня палящего, смерти напрасныя и возвратить его в добром здоровье на свою родную сторону, на поля хлебородныя, на луги земные, ко рекам быстротечным, ко темным лесам дремучим». После молитвы рекрут отправляется в баню «не только вымыться и очиститься перед отъездом в далекий путь, но и смыть с себя, согласно особым народным заговорам, кручину и печаль по родимой стороне». В этом плане рекрутская баня имеет явное сходство со свадебной баней невесты, которая смывает с себя девичью волю и красоту перед отправлением в дом жениха.

С другими обрядами жизненного цикла рекрутский обряд роднит и непременная поездка в церковь, где рекрут получает благословение на «службу царскую». На обратном пути из церкви он делает на лошадях несколько кругов по деревне, а провожающие его друзья и близкие поют унылые «проголосные» песни, которые могут неожиданно смениться веселыми. В этих резких переходах от грусти к веселью — одна из характерных особенностей рекрутского обряда. После этого рекрут заезжает в дома родственников проститься.

Во время поездки рекрута в церковь и к родственникам в родном доме его оплакивают как уже отсутствующего. Звучат те же мотивы, что и в похоронной причети. Как уже было сказано, подъехавшего к воротам рекрута ведут в дом под руки. Эта поза встретится и в других обрядах. Она символизирует временную неспособность героя ритуала самостоятельно передвигаться...

Начинается «печальный пир». Рекрута усаживают в красный угол, что само по себе очень значимо: это место хозяина или главного персонажа ритуала. С левой стороны садятся мужчины в строгой последовательности: отец, крестный, дяди, братья и др. С правой — мать, жена, крестная, тетки, сестры.

Рекрут угощает всех вином, называя каждого по имени. В ответ! ему желают возвращения домой в добром здравии и одариваю_т деньгами или вещами. Подобного рода обмены типичны и дд_я I других обрядов жизненного цикла. Особо следует отметить, что во время «печального пира» рекрут (как и жених, невеста) не ест и не пьет...

По окончании «печального пира» отец благословляет рекру. 1 та иконой и хлебом, который тут же режется «на сухари» — символ солдатской доли. Рекрут прощается с домом, хозяйством и скотиной. Его снова берут под руки и выводят за ворота. Впереди несут фонари. Мать и жена держатся за его плечи. За ними идут песенники. Лошадей ведут позади. Садиться в сани рекруту не разрешают его мать, жена и сестры (видимо, чтобы не допустить полного сходства с похоронной процессией). С этой же целью во время шествия по селу одновременно причитывают и поют песни. Провожают рекрута до околицы, и только там ему позволено сесть в сани.

Судя по немногочисленным описаниям рекрутского обряда, он во многом копирует свадьбу (и альтернативен ей), причем роль рекрута сопоставима с ролью невесты. Если иметь в виду такие аналогии, как обряд пострижения в монахини («Христова невеста»), то рекрут — «невеста государства» (царя, армии)». [30, с. 63-65. ]

г): **

По сути, проводы в армию или поход — это своеобразный обряд перехода из одного «мира» в другой — от гражданского к военному. В. В. Воронин, рассматривая обычай проводов на службу в кубанской традиции, пишет:

«Военная служба казака всегда рассматривалась как основа его жизненного уклада. Наличие в казачьей традиции двух «миров» военного и гражданского, взаимосвязанных и вместе с тем достаточно самостоятельных, и предопределило бытование ряда обрядов касающихся перехода казака из одного в другой. В первую очередь это проводы казака на службу». [88]

Как и любой другой обряд перехода — обряд провода в армию (в поход, на войну) насыщен магическими действиями, призванными уберечь человека как в процессе перехода, так и там, куда после этого он попадет, т. е. в «чужом» мире.

В Особо важное место отводилось так называемому «выря- ^знию»:

«Выряжать на службу» — то есть, не только подготавливать «справу», но и провожать на службу казака — «выряжалы за ворота козака»». [88]

Само «выряжение» не было единым для всех и везде. Оно было обусловлено местными природными, историческими и социально-экономическими условиями, а также религиозным фактором. Единым же для всех было включение в него охранительных магических действий.

Так, у казаков один из главных моментов выряжения, это снаряжение коня и вывод его за ворота. Например, у терских казаков коня седлала и подводила к казаку жена, или сестра, или мать. У кубанцев коня тоже подводила жена, а затем, когда он садился на коня, она держа повод в подоле платья, вела к месту сбора, приговаривая:

«На этом коне уезжаешь, казак, на этом коне и домой возвращайся с победой». /Пеле этого, приняв повод/ «казак обнимал и целовал жену, детей, а нередко и внучат, садился в седло, снимал папаху, осенял себя крестным знамением, привставал на стремена, взглянув на чистую и уютную белую хату, на палисадник перед окнами, на вишневый сад. Потом нахлобучивал папаху на голову, огревал нагайкой коня и карьером уходил к месту сбора». [88]

Очень часто в воротах своей усадьбы казак должен был на коне «переехать через что-то», либо с коня выстрелить вниз.

При этом во многих местах считался важным момент вывода коня: люди верили, что если конь споткнется, то служба воина будет тяжелой, а если заржет — ждет его верная смерть. Соответственно, как бы предполагалось, что от поведения женщины в этот момент зависит то, что ждет воина, вернется ли он живым домой.

Женщины также часто выносили из дома и подавали воину оружие. Надо думать, что это очень древняя арийская традиция, ибо у индийских раджпутов существовал обычай: воинам, отправлявшимся на битву, меч всегда вручала жен- Щина — мать или жена. [см. 461, с. 156. ]

В целом, отношение к женщинам в традиционной воин ской среде (среди княжеских дружинников, казаков, сол дат-наемников) колебалось в диапазоне от «сдержанного»^ до откровенно жестокого.

Но, несмотря на это, воины всегда наделяли женщину охранительными функциями. Женские магические ритуалы и обрядовые действа имели целью помочь мужчинам на войне сохранить им жизнь, уберечь от ранений. Т. Б. Щепанская по этому поводу замечает:

«Примечательно, что символика материнства использовалась как магическое средство для блокирования агрессии (напр., как оберег от оружия)... Мотивы материнства и родов постоянно присутствуют в охранительных заговорах, в частности, «на суд» или «на подход к властям»:

«Как солнце народится от матери родной, будет двух или трех лет и не возможет против матери не промолвить, не проглаголать, не запомнити ни устами, ни сердцем, ни злыми делами и ни злыми помыслами;... так бы сопротив меня, раба Бо- жия (имя), не могли ничего сотворити власти и воеводы, и приказные люди, и весь народ православный»... [507]

Важным аспектом проводов на войну являлось благословение. В этом обряде участвовали только самые близкие родственники. Этот обычай тоже возник в древнеарийские времена, когда воины перед походом просили женского благословения. Вспомним хотя бы «Махабхарату» — там по совету Кришны Арджуна обращается с молитвой к богине Дурге (Великой Матери), она появляется и благословляет его, после чего он наполняется уверенностью в своей победе.

Отражен этот обычай и в былинах, например, в варианте «Добрыня и Змей» из сборника онежских былин, записанных историком, собирателем былин А. Ф. Гильфердингом в 1871 году:

«А и говорит-то ведь Добрыня своей матушке:

«Ай же ты родитель, моя матушка!

Дай-ко ты, Добрыне, мне прощеньице,

Дай-ко ты Добрыне бласловленьице,

Ехать мне, Добрыне, ко Пучай-реки».

Как на ранних этапах, так и в более поздних рекрутских Грядах, благословение могли сопровождать разнообразные ритуальные действия:

«В рекрутском обряде, как и во всех прочих ситуациях, благословение может быть словесным, акциональным и предметным. Эти формы ни в коем случае не противоречат друг другу: они встречаются в разных сочетаниях». [213]

Например, женщины посыпали головы сынов (мужей) освященной землей, мать или отец окропляли сына «святой водой». Повсеместно им возлагали руки на голову, перекрещивали, желали победы, напутствовали советами и добрыми словами. Обряд благословения зачастую дополнялся прощанием с домашними иконами (уходящий целовал все иконы в доме). Кое-где при проводах в армию благословляли коротенькой благословляющей молитвой:

«Благословляю тебя на все пути дороженьки, чтобы тебе легко было служить. Спаси тебя, Господи, от несчастливой доли, от всех злых людей, от вихрины». [393]

Как и многие другие аналогичные действия, благословения выполняли ту же, характерную для женской роли, охранительную функцию. В эпическом творчестве славян распространены сюжеты с материнской молитвой, призванной помочь во всех ситуациях. В украинской думе «Про Олексія Поповича» (из сборника Д. Н. Ревуцкого) подчеркивается, что такая молитва способна даже уберечь от вражеского оружия:

«Оттим-би, Панове, треба людей поважати,

пан-отця й пані-матку добре шанувати;

бо котрий чоловік тее уробляе,

по вік той щастя собі мае,

смертельний меч того минае:

отцьова й матчина молитва зо дна моря виймае,

од гріхів смертельних душу одкупляе,

на цолі й на морі на поміч помогае». [381, с. 128. ]

Любопытен тот факт, что женщина, оставаясь за рамками воинского культа, часто обращается к покровителям воинов и воинского ремесла, например, к святому Николаю, таково

«рекрутское причитание» матери, благословляющей сына иконой:

«Да хранит тебя Микола многомилосливой,

И от бури да хранит тебя — от падары,

И от холода тебя да Он от голода,

От тычков-пинков ведь Он да от затыльников!

Во бою да сохранит Он с неприятелем,

От оружьица ведь Он да завоенного;

И от искры сохранит тобя трескучей,

И от этого огня да Он от плящего.

Впереди да Он Микола щитом берё,

Позади да Он Микола мечом секё,

Посторонь да Он Микола огнем палит;

Тучи нет, а быв как гром гремит,

Грому нет, а искры сыплются». [462, с. 29. ]

***

Молитва была не только частью благословения. Она играла и вполне самостоятельную роль. Издавна у славян существует обычай перед отъездом из дому просить кого-ни- будь из близких людей «молиться за мою душу». Нашел этот обычай свое место и в воинской традиции. Так, отправляясь в поход, сечевик «просил кого-нибудь из старых дедов-запо- рожцев, которые оставались на Сечи, молиться за их душу во время похода. Ведь всем была известна старая казачья поговорка: «Чоловік стріляе, а Бог кулі носить» (человек стреляет, а Бог пули носит).

В народной культуре разделяют молитвы на «сильные» и «слабые». Одной из самых сильных является «материнская молитва» («от искренней материнской мольбы даже ангелы плачут»), а при сравнении мужских и женских молитв преимущество отдавали женским: «Бог сначала послушает женщину, а уже потом мужчину, потому что мужчина молится головой, а женщина сердцем, всей душой». Один человек, который прошел почти всю войну — с конца 1941 года до самой победы — без единого ранения, говорил мне, что, прежде всего, благодаря материнским молитвам

Кроме того, перед отъездом и сами воины отправлялись в

церковь:

«Примерно за день до назначенной даты проводов, утром, казаки съезжались на своих лошадях в центр станицы к храму. Возле храма проводился молебен, на котором присутствовало большинство жителей станицы, родители и родственники новобранцев, атаман и станичное правление. Молодые казаки покупали в храме «охресты» (хоругви), которые хранились в станичной церкви до их возвращения со службы.

Молебен проводился либо на площади, либо на территории ⁴ храма. Для этого из храма выносили «святости» — хоругви, знамена, иконы. Священник, проведя молебен, причащал и окроплял молодых казаков. Уже во время молебна, «примечали», какая судьба ждет казака — если конь стоит, опустив голову во время церковной службы — казак домой не вернется. После церковной службы станичный атаман, почетные старики, напутствовали новобранцев и желали скорого и благополучного возвращения». [88]

Обряду проводов на службу были нередко присущи и другие ритуальные действия. Так, в ряде мест уже после благословения и молебна, уходящий умышленно возвращался в дом за как бы забытой вещью:

«Хотя в обычной жизни, возвращение рассматривается ка* неблагоприятное для будущих дел явление, то в данном слу^/ считалось, что это поспособствует его возвращению со слуД бы... В Зимовниковском районе информатор Стадникова пове дала о таком обычае: «Ну, от вин кагда выходить из стойла, из калитки, а потом задам назат виртали мы иво проста. Кабут_а вин што-та забыл. Вот мы иму сказали, вин вирнулся. Ну, ₀ц вышел: Вася, вирнися, иди сюда. Ну, мы ж иво придуприждали вин об этам знал. Вот вин вирнулся. Вирнулся и зарывал бутылку у саду. Ну, должен вирнуца и ту бутылку найти. От вин вирнулся и нашёл ту бутылку». [369. ]

OVA/J

Мать. Рождаемость. Трипольский логографический символ

Обычно провожающие доходили до какого-либо условного рубежа — околицы села, выгона, брода (или моста) через реку и т. д., где прощались окончательно. Заключительный акт проводов тоже сопровождался некими ритуальными действиями. Например, казаки собирались у переправы и после традиционной чарки водки переправлялись на другой берег. Там один из казаков стрелял в воздух, по этому сигналу все пускались вскачь, не оглядываясь.

ВОИНСКИЕ ГАДАНИЯ

С древних времен особое отношение у всех людей на Земле было к гаданиям и предсказаниям. Способность в какой- то мере предвидеть, прогнозировать свое будущее — одна из особенностей человека, весьма существенно отличающих его от других живых существ.

Вера в правдивость гаданий, в неумолимую силу предсказаний всегда была присуща славянам. Это хорошо отражено во множестве рассказов о сбывшихся пророчествах. Для примера приведем рассказ, записанный в украинском Полесье (село Самары, Ратниковский район, Волынская область): «Родився хлопець. Ну, пришла до Тх жінка да стукае в окно. Переночовати шоб пустили. Ну, пустили іі. А то, кажуть, так як то судьба ходила. I каже вона — ваш син, як буде жинитися, то він втопиця /утопится/.

к Ну вже ж те весілля, вже ж так бережуть сина, колодязі шку-! рами понатягували, шоб не втопився.

Вже весілля проходить, усьо, а йому — так нудно, шось шу- _кае, шукае, не може найти, туди, сюди... Став, плакав, плакав над тею шкурою над колодязьом, захлебнувся тими сльозами і втопився». [99, с. 266. ]

В общем плане, гадание — это индивидуальный либо коллективный ритуал с целью получения ответов на вопросы, касающиеся практически всех сфер человеческой жизни: жизни и смерти, здоровья и болезней, судьбы родственников, погоды и урожая, бедности и богатства, женитьбы и замужества, распознания воров и ведьм и т. д. Такое предвидение грядущего выражает стремление человека решить проблему необратимости времени и связанной с нею неотвратимости судьбы. .

Виды гаданий многообразны: они бывают календарными (по определенным датам — на Пасху, Троицу, Рождество) и окказиональными (в связи со свадьбой, рождением ребенка, похоронами, перед посевной, при сборе урожая, при смене сезона года, перед войной, битвой, службой и т. д. ). Но все виды гаданий основаны на одном и том же принципе:

«Универсальные верования в то, что при соблюдении определенных условий (выбор времени и места, особое поведение гадающего, использование особых «гадательных» предметов и т. п. ) человек может с помощью сверхъестественных сил получить знаки, в которых «зашифрована» его будущая судьба, и он должен правильно истолковать их». [414, с. 484. ]

Такими знаками, например, могут быть сновидения, случайные звуки или слова, очертания, вмятины, цвет, размер, влажность (сухость) предметов, поведение человека или животного, климатические аномалии и т. д. Вообще, все, что Угодно. Было бы желание гадать, а материал для него всегда найдется. Главное не «материал», а посредничество представителей потустороннего мира — духов, ангелов-покровите- ^лей, нечистой силы, умерших людей. Л. Н. Виноградова отмечает:

«Особая модель двустороннего мистического общения человека с мифологическими персонажами может быть отмечена в

гадательных ритуалах. Поскольку для угадывания будущ_еГо как повсеместно считалось в народе, необходимо посредниц ство духов, персонажей нечистой силы, душ умерших, — пе вый этап гаданий сводился чаще всего к установлению контак та с потусторонним прорицателем.

В качестве условий, способствующих этому, выступают та кие действия, как выбор особых мест для гадания, осмысляемых как «нечистые» или расположенные в сфере погранично го пространства между «своим» и «чужим» мирами (баня, овин хлев, подвал, чердак, сени, порог дома, печь, забор, ворота, места возле источника, проруби и колодца, перекресток дорог, межа, кладбище и т. п. ); выбор времени, осмысляемого как опасное, принадлежащее потусторонним силам, т. е. выбор таких точек календаря и переломных периодов, когда открыта граница между «тем» и этим светом; использование особых «гадательных» предметов, реалий и субстанций, которые наделялись в традиционной культуре магическим значением (зеркало, обувь, пояс, кольцо, веник, мусор, вода, печные атрибуты, зола, воск, тень и т. п. ); демонстративный отказ от христианской атрибутики и от покровительства Бога (удаление из помещения икон, снятие нательного креста, пояса, запрет креститься, произнесение кощунственных приговоров и проклятий); прямое обращение к мифологическим персонажам с вербальными формулами-призывами явиться и показать будущее.

Жители Русского Севера перед началом гаданий с помощью особых формул «созывали нехороших»: «Черти — к нам, чер- тенки — к нам! » (архангельск. ). Подобным образом «приклики- вали чертовщину» и в Костромском крае; там верили, что нет ни одного гадания, где не было бы обязательным присутствие нечистой силы. Участники гаданий собирались возле проруби, помешивали палкой в воде и кричали: «Черти, лешие, бесы, дьяволы, приходите ворожить! ». [79]

Понятно, что деятели христианской церкви всегда осуждали стремление народа к гаданию и те методы, которые при этом использовались. Например, известный английский проповедник Уильям Перкинс в своей знаменитой работе «Discourse of the Damned Art of Witchcraft» (1608 г. ) писал: «Гадание, это часть колдовства, посредством которой человек с помощью дьявола обнаруживает неизвестное в прошлом, настоящем или будущем».

Тем не менее, христианская церковь во всех трех ее разновидностях (католицизм, православие, протестантизм) не только не смогла искоренить практику гаданий, но и сама способствовала появлению новых ее видов, а христианская символика вошла в практику многих ритуалов гадания. Всего один пример в этой связи: представить святочную неделю у православных без традиционных гаданий просто невозможно.

К особой категории надо отнести воинские гадания. Воины — представители той категории людей, жизнь которых проходит с постоянной угрозой для жизни. Поэтому практически всегда и везде они были (и остаются по сей день! ) суеверными, а приметы и предсказания играли важную роль в воинской среде. Так, Е. Н. Успенская в своем труде, посвященном этносу раджпутов, являвшихся в средневековой Индии наследниками касты кшатриев (воинов), пишет:

«Раджпуты отличались большим вниманием ко всевозможным приметам и предсказаниям, особенно перед битвой. Счастливые и зловещие приметы просчитываются всегда, и их описания многочисленны. Знамения могут явиться в том числе и во сне. Плохая примета перед битвой — увидеть во сне бешеного слона. Плохо, если в природе происходит нечто зловещее -г- с неба льется кровавый дождь, поднимаются воздушные и песчаные вихри, происходят землетрясения, слышатся трубные звуки слонов и неспокойное ржание коней, вой шакалов. От этого всего сердце воина приходило в уныние.

Немало было предвещающих счастье примет. Прежде всего, замечали все, что происходит с правой стороны от идущего в поход войска. Правая сторона считается благоприятной. Поэтому появление предвещающих удачу зверей и птиц справа было счастливым предзнаменованием — клики павлинов, журавлей и гусей, появление сусликов и т. п. Очень внимательно смотрели, как пройдет жертвоприношение богам в огне; если Дым отклоняется вправо, а топленое масло при возлияниях горит ровно и не коптит, то это очень хороший знак. Хорошие приметы — скисшее в доме молоко, увидеть сосуд с водой До Краев, корову, священную траву и множество других». [461, с. 133. ]

Понятно, что воинские гадания ограничены рамками то, го, что имеет прямое отношение к войне и воинскому ремес-і лу. В отличие от многих других видов, они имели ярко выр_а„ женную охранительную функцию. Здесь любое предсказание могло использоваться во благо: если гадание указывало на смерть человека, он искал возможность избежать ее; если какое-то общество (племя) узнавало о предстоящей войне или нападении врага, появлялось время, чтобы к этому подготовиться...

Упомянем в данной связи эпизод из «Чешской хроники» Козьмы Пражского (1045—1125), касающийся западнославянского племени лучан, жившего на территории современной Чехии. Хронист, повествуя о событиях конца X века пишет, как один из лучанских воинов был предупрежден прорицательницей о том, как ему избежать гибели в предстоящем бою с чехами:

«Между тем некая женщина, одна из числа эвменид, позвала к себе пасынка, который намеревался идти в сражение, и сказала ему: «Хотя обычно мачехи не оказывают благодеяний своим пасынкам, тем не менее я, помня о радостях, пережитых с твоим отцом, тебе дам, если хочешь, совет как остаться в живых.

Знай, что чешские эвмениды[47] своими чарами взяли верх над нашими, поэтому все наши /воины/ до единого будут убиты, а победа достанется чехам. Чтобы ты гибели злой мог избежать, наконец, убив в первом столкновении своего противника, отрежь у него оба уха и положи их в свою суму, а затем начерти обнаженным мечом на земле между ног коня /знак/ наподобие креста. Сделав это, ты развяжешь невидимые путы, которыми гневные боги свяжут ваших коней, так что они будут падать, как бы устав после долгого пути; сев на коня, немедленно скачи. И если позади тебя раздастся сильный шум, ни в косм случае не оглядывайся назад, а напротив, ускорь бег. Таким образом, ты один, хотя и с трудом, спасешься». [203, с. 50. ]

Гадание давало воину некоторую определенность насчет будущего, а значит и определенность настоящего. Например, узнав неизбежность своей смерти в битве, воин мог уклониться от участия в ней иЛи же дрался в бою с отчаянием

•ценного. Гадание, показавшее, что смерть «пока рядом ходит», тем более способствовало совершению подвигов, вспомним былинного Илью Муромца, которому «во бою •мерть не писана»:

«А едет Сокольник, лютой паляницы сын, стали биться. Подвернулась нога у Ильи, пал он, а Сокольник на грудь сел. Вынул Сокольник нож, хочет вынуть ретиво сердцё. Илья думает: «Мне на поле смерть не писана». Он ему стукнул, тот улетел выше дерева стоячого, ниже облака ходячого». [61, с. 321. ]

***

Уже в первые минуты человеческой жизни люди (родители, родственники) стремились узнать будущую судьбу ребенка. Вот что пишет А. К. Байбурин:

«Важнейшим условием жизни человека представлялось обретение доли (части) жизненной силы и благ из общего их запаса, который распределяется между всеми людьми. Славянские представления о доле характеризуются двойственностью. С одной стороны, доля каждого человека предопределена высшим судом (жребием), с другой — эта предопределенность не является абсолют-. ной: доля не только дается, но и берется; ее объем и характер (хорошая — плохая) зависят от различных обстоятельств; в некоторых ситуациях человек сам выбирает ту или иную долю».

[32, с. 51. ]

Роль первого пред- азателя у славян ис- °лняла повитуха ли- случайный человек: Художник М. Клодт. Колдунья

«Что же касается способности угадывать судьбу новоро^ денного, то она приписывается в восточнославянской демонов логии бабам-повитухам или случайным «дорожным» людях, прохожим, странникам, нищим». [79]

Задача предсказателя заключалась в том, чтобы «увидеть»] определенные приметы, «прочесть» их и правильно истолковать. Примет же, указывающих на будущую судьбу (долю) ребенка, было великое множество:

«По положению и виду ребенка при появлении его на свет и по времени рождения бабка предугадывает судьбу его. Если ребенок родится лицом вниз, скоро умрет. Если с длинными волосами на руках или на ногах — будет счастлив; — в сорочке — будет счастлив; — перевитый пуповиной — будет солдат; — дочь, похожая на отца, или сын, похожий на мать, — счастливы. Родившийся с зубами будет знахарь, плут и все сглазит». [168, с. 26. ]

Иногда новорожденного мальчика показывали с той же целью самым старым дедам («Старый ворон не каркнет мимо! ». «Старость — к правде ближний путь знает»). А. А. Коринфский отмечал:

«Долголетний жизненный опыт делает старых людей вещими. Смотря на жизнь просветленным взором сердца, вооруженные памятью — они, порою сами того не замечая, становятся — и не прибегая к колдовству-волхованью — знахарями. Каждый новый день, каждый шаг говорят им все больше и больше. Для них перестает быть тайною обступающая быт кре- стьянина-пахаря природа — наоборот, каждое явление ее становится сроднившимся с ними. Предсказание погоды, от которой так много зависит в крестьянском быту-обиходе, кажется старому хлеборобу самым привычным обыкновенным делом — словно на крыльях ветра слетаются к «деду-всеведу» вести о ненастье, о вёдре, о грозах, о засушливой поре и обо всем, с чем связаны хозяйственные тревоги-заботы земледельческой РусИ- Житейские скитания, сталкивающие со многим множеством разнородных людей, мало-помалу делают из засеваюшего последнюю полосу своей жизни человека если не ворожею, то невольного угадчика. Достаточно иному старику окинуть совершенно незнакомого ему собеседника одним беглым взглядом, чтобы знать, с кем ему довелось иметь дело». [212, с. - 565-566. ]

Казаки в Западной Сибири делали так:

«Во многих станицах (заимках) гадали о будущем ребенка. Перед малышом раскладывали различные предметы: ручку, книгу, топор, саблю и смотрели, к чему он потянется. Каждый предмет обозначал профессию. Иногда предметы прятали под кожух, на который клали ребенка, и крестный отец, не глядя, вытаскивал один из них и тем самым определял судьбу крестника». [53, с. 131. ]

В прошлом были также чрезвычайно распространены попытки определить свою судьбу перед походом или битвой. Взять, например, Степана Разина. После подавления в 1671 году восстания под его предводительством, в городе Темникове была схвачена некая старица Алена. Церковники обвинили ее в колдовстве. По приговору церковного суда усмиритель восстания князь Ю. А. Долгорукий сжег Алену в срубе как колдунью и чародейку.

Незадолго до Полтавской битвы 1709 года обратился к гадалке гетман Левобережной Украины И. С. Мазепа. Она предсказала ему поражение и, попутно, свою собственную несчастную судьбу:

«Это поражение, кажется, предсказывала какая-то вещчун- ка, которая перед битвой отважно стала перед Мазепой и сказала, что не он, ни король /Карл XII/ Полтавы не завоюют и что вблизи окруженной Полтавы будет большое кровопролитие. Когда в это время король навещал Мазепу и все это от него услышал, то, отвергая такое предвидение, сказал, что он доверяет своему Богу и справедливому делу. Сама вещчунка на вопрос Мазепы, какой конец ожидает ее саму, ответила, что в сенях дома находится тот, кто вскоре отрубит ей голову. Так оно и случилось». [225]

Многие поступки великого князя московского Ивана Грозного современники объясняли «предсказаниями кудесников». Например, поставление на великокняжеский престол татарского (касимовского) князя Симеона Бекбулато- ^вича: «А говорят нецые, что для того сажал (Симеона), что

⇐ Предыдущая 21 22 23 24 252627 28 29 30 Следующая ⇒