ПРЕДИСЛОВИЕ 19 страница

А. А. Плотникова пишет:

«С этими поверьями в центральной и южной Болгарии связано специальное название «рубашечки» — «ризница» («кольчуга»), В южной Македонии «рубашечку» дают священнику, чтобы тот носил ее при себе во время шести недель литургии, или прячут на шесть недель за алтарь, после чего она якобы обретает особую силу и ее делят между всеми членами семьи: каждый зашивает ее себе в пояс или одежду и считает, что в него не попадет пуля». [356, с. 166. ]

НЕКРОМАНТИЧЕСКИЕ ПОМОЩНИКИ

Определенное распространение в народной магической практике получили обереги, изготовленные из какой-либо части трупа человека. Это так называемые некромантичес- кие амулеты.

Согласно мнению авторитетных исследователей религиозных верований и магии, магическое мышление основывается на двух основных принципах. Первый из них гласит: подобное производит подобное, а следствие похоже на свою причину (гомеопатическая, или имитативная магия). Согласно второму принципу, вещи, которые раз пришли в соприкосновение друг с другом, продолжают взаимодействовать на расстоянии после прекращения прямого контакта (контагиозная магия).

Первый принцип можно назвать законом подобия, а второй — законом соприкосновения, или заражения. Из первого принципа маг (колдун) делает вывод, что он может произвести любое желаемое действие путем простого подражания еМУ- На основании второго принципа он выводит, что все то, _чТо он сделает с предметом, окажет воздействие и на то лицо, которое однажды было в соприкосновении с данным предметом.

Оба эти принципа имеют отношение к практике применения некромантических амулетов, хотя по мнению Дж. Фрэзера, преобладают здесь принципы гомеопатической магии:

«Особая ветвь гомеопатической магии специализируется на покойниках: согласно гомеопатическому принципу, вы можете с помощью костей мертвеца или вообще всего, тронутого дыханием смерти, сделать людей слепыми, глухими и немыми, как покойник. Например, когда молодой галело /племя в Индонезии/ идет ночью на любовное свидание, он набирает на могиле горсть земли и посыпает ею крышу дома своей возлюбленной как раз над тем местом, где спят ее родители. Он воображает, что могильная земля погрузит их в крепкий, мертвецкий сон, и они не помешают его свиданию с возлюбленной.

Воры-взломщики во многих странах непременно использовали этот вид магии, который очень «полезен» в их профессии. Так, у южных славян взломщик иногда начинает ограбление с того, что подбрасывает над домом кость покойника, говоря с едким сарказмом: «Пусть эти люди проснутся не раньше, чем эта кость». После этого в доме якобы не бодрствует ни одна душа. На острове Ява взломщик берет с могилы землю и рассыпает ее вокруг дома, который он намеревается ограбить, будто бы погружая его обитателей в глубокий сон.

С той же целью индус насыпает у двери дома золу с погребального костра, перуанские индейцы — пыль от истолченных костей покойника, а взломщик-русин вынимает из берцовой кости мозг, заливает туда сало и поджигает его. После того как сало загорится, он трижды обходит вокруг дома с такой своеобразной свечой, что якобы заставляет обитателей дома заснуть мертвым сном. Или тот же русин делает флейту из ножной кости мертвеца и играет на ней, отчего будто бы всех слушателей одолевает дремота. С той же злонамеренной целью мексиканские индейцы использовали левое предплечье женщины, которая умерла при рождении первого ребенка. Прежде чем войти в дом, намеченный для ограбления, индеец стучал костью о землю. Это должно было вызвать у жителей дома потерю дар_а речи и способности двигаться; видя и слыша они становились совершенно бессильными, как мертвые». [472, с. 36—37. )

На тесную связь такого рода амулетов с традиционными представлениями о смерти и мертвецах указывал и профессор Р. Г. Назимов (1936—2004):

«Невидимость смерти и духов — обычное представление индоевропейских народов (отдельные исключения лишь подтверждают правило). Древнейшее объяснение этой невидимости было наивно-рационалистическим: духи покойников приходят ночью, когда люди спят, и бегут от крика петуха, вестника утра. Позже сложилось изощренное объяснение: духи умеют усыплять людей или погружать в оцепенение, на время лишая их зрения и слуха. Следовательно, те же свойства имеют останки людей и животных. Из них стали делать воровские талисманы: мертвая рука, шкура черной собаки, косточка черной кошки и т. д. (черные животные издревле посвящались хтоничес- ким божествам, владыкам преисподней). Усыпительные талисманы стали атрибутом богов смерти и талисманами невидимости». [304]

Иначе говоря, обладатель некромантического амулета в какой-то степени уподоблялся мертвецу, которого как бы нет, и который в то же время есть, но не b «этом» мире, а на «том свете».

В свое время знаменитый лингвист В. Н. Топоров изучал глаголы умирания. Он пришел к выводу, что слова, используемые в различных индоевропейских языках для обозначения смерти и умирания, связаны со словами, обозначающими исчезновение тех феноменов, которые являются объектами восприятия органов чувств. При этом в мотивировке слов для смерти-умирания основополагающую роль играет понятие «исчезновение». Топоров пишет:

«Корень «тег» связан с особым световым эффектом, который сигнализирует о появлении или исчезновении обладателя этого эффекта (дифференциация того и другого происходит в зависимости от увеличения-возрастания или уменьшения-спада эффекта). Мег в значении «мерцать», «мелькать», «сверкать», «пестрить», «искриться» представлен такими примерами как украинское мріти «мерцать», «поблескивать», «играть» (о свете); «светать», «смеркаться», «брезжать», «неясно видеться», Мрій «тусклый», «туманный», рус. марево, мар, морок; лат. merus «чистый», «неразбавленный», «несмешанный»; др. -инд. marici- «мерцающий огонек», «луч света» и т. п. Смерть и умирание как исчезновение, оказываются при более конкретном рассмотрении потемнением-помрачением, выпадением из взгляда (природа его такова, как и природа видимого им — световая)». [450, с. 49. ]

Примерно то же самое мы видим в вербальной защитной магии. Воздействуя на врага, ему стремились придать особые свойства, которые бы позволили свести «на нет» его способность к действию или противодействию. Например, считалось весьма эффективным уподобление носителя опасности покойнику. Это хорошо отражено в заговоре «От пули» («Ад кулі»), записанном в беларуском Полесье (Гомельская область, Ветковский район):

«Ляціце, кулі, як сарока, не займайце (імя чалавека) ні гала- вы, ні бока. Як у мёртвых рукі, ногі пазаміралі, як варожыя кулі пазаміралі. Як у мёртвых рукі, ногі не дзейнічаюць, так і варожыя кулі не дзейнічаюць. Амінь». [76, с. П. ]

По мнению адептов вредоносной магии, способностью делать врага омертвелым, подобным покойнику, обладают предметы, соприкасавшиеся с покойником или имеющие отношение к погребению: земля с могилы, первая щепка от гроба, мерка, которой измеряли покойника для изготовления гроба, веревка, которой были связаны его руки, остаток нитки, которой покойнику шили подушку, вещи, принадлежавшие покойнику и т. п.

Смертельно опасным для живого человека считается обряжение в рубаху, снятую с покойника (в отличие от одежды, снятой с погибшего в бою). Показательны в этом плане запреты, связанные с погребальной одеждой («кулон пась- ком») у народа коми: нельзя не только примерять, но даже показывать на себе, как одевают погребальный наряд — это повлечет скорую смерть. А с помощью нити, взятой из погребальной рубахи, можно легко успокоить самого буйного человека. Также бытует мнение, что нетрудно погубить человека, если надеть на него рубаху, сшитую той иглой, которой шили погребальную одежду.

Беларуские колдуны применяли во вредоносной магнц рубашку от тяжелобольного или умершего человека, кото, рую они называли словом «импат»:

«Імпат. Адзежа з-пад хворага. Гэты імпат, які застауся пась- ля хворай, трэба спаліць увесь». [282, с. 74. ]

Украинцы использовали особый шнурок:

«Руки и ноги белым шнурочком звязываюць /умершему/. Потим развязываюць з ног и з боку у гроб ложуць. 3 рук этот шнурочек беруць жінкі для знахарства — шоб пріворожыць — обводили им вокруг парня». [160, с. 203. ]

Механизм нейтрализующего воздействия подобных предметов основан на принципе уподобления: как мертвое тело недвижимо, безгласно и бездеятельно, так же должны стать неподвижными, бездеятельными и безвредными носители опасности.

К числу некромантических амулетов, известных славянам, находится и пресловутая «рука мертвеца». Человек всегда одушевлял свои руки, придавал им чрезвычайно высокий статус. Вспомним такие выражения, как «у него руки долги» (т. е. власти много), «у него руки длинные» (о воре), «быть у кого-то под рукою» (в подчинении, подданстве), «своя рука владыка» (т. е. своя воля), «наложить на что-нибудь руку» (присвоить себе), «держать кого-то в руках» (т. е. подчинить своей воле) и т. д. ). Македонский ученый Н. Чаусидис пишет:

«Всякое орудие, или какой бы то ни было предмет, изготовленный человеком, помимо полезного свойства, обладает и сопутствующим знаковым значением, которое так же переносится и на руку, которая его держит (держащаясосуд рука обозначает сущность, которая управляет богатством и изобилием, то же, рука, держащая посох, получает значение сущности, которая управляет мощью»... [486]

Статус руки мертвеца, особенно такого, кто при жизни выделялся среди других своими способностями, богатством, властью, магическими качествами и т. д., был не меньше, а орой даже больше, чем у ее живого обладателя. Ей приписывали магическую силу влияния как на психику, так и на _тело- Например, рукой мертвеца пользовались для сведения бородавок, удаления жировиков, зоба, а рукой самоубийцу — для ликвидации опухолей кожи.

Судя по легендам и преданиям, «рука мертвеца» считалась одним из сильнейших оберегов среди разбойников и казаков (которые до средины XVII века по сути были теми же разбойниками). В числе наиболее известных амулетов такого рода» следует упомянуть «руку атамана Сирко».

Кошевой атаман запорожского войска Иван Сирко когда умирал, завещал кіазакам на семь лет свою правую руку, которую они должны были отрубить после его кончины. С ней казаки ходили в походы, а когда враги «загоняли их в угол», выставляли ее вперед, приговаривая: «Стой, душа и рука Сирковы с нами! » И якобы враги, услышав это, словно зайцы бежали прочь от казаков.

Многим известно выражение «обвести вокруг руки», в смысле «заворожить, отвлечь». Но мало кто знает, что его происхождение связано именно с обычаем использования руки мертвеца в магической практике. В старинные времена разбойники нередко носили с собой отрубленную руку человека («мертвую руку») для того, чтобы обводить ею вокруг спящих жертв. Считалось, что спящие в таком случае будут спать непробудным сном, пока их будут грабить.

Вот что писал этнограф В. Смирнов:

«В Костромской губернии в начале нашего века кто-то разрыл могилу крестьянина д. Горлова, чтобы отнять правую руку, так как с правой рукой легко воровать — нужно обойти с ней дом, который хотят ограбить: ни хозяин не проснется, ни собака не взвизгнет». [32, с. 108. ]

Во многих губерниях России считали, что с помощью отрезанной руки мертвеца можно находить клады и воровать, ^не боясь быть пойманным. Аналогичные представления были популярны в Европе. Доктор филологических наук Р-Г. Назимов в одной из своих работ писал:

«В средневековой Франции мертвой руке соответствовала «рука славы», высушенная рука повешенного, в которую втьі- калась свеча из жира другого казненного преступника. Людц увидевшие свет такой свечи /якобы/ впадали в оцепенение, и можно было спокойно грабить дом. Позднее «рука славы» была переосмыслена как средство отыскания зарытых сокровищ. Название la main de gloire (рука славы) — результат ложной этимологии при передаче слова la mandragore — названия кладои- скательного корня, вырастающего под виселицами. Понятно, что воры и кладоискатели рацно пользовались «рукой славы», ведь ранний вид кладоискательства — это ограбление могил, т. е. воровство сокровищ у мертвецов». [304]

Историк русской и европейской словесности, лингвист Ф. И. Буслаев приводит один из рецептов приготовления этого необычного магического предмета:

«В любопытной книге «Sekret du petit Albert» (Lyon, 1751 год) предлагается даже рецепт для приготовления этого ужасного талисмана: отрезать все равно левую или правую руку у повешенного на виселице при большой дороге, обвязать полотном и, посыпав солью и другими снадобьями, держать недели две в горшке; потом выставить ее на полуденное солнце во время собачьих жаров до тех пор, пока она совсем высохнет. В эту руку вставляли свечу из воску, смешанного с жиром повешенного. Такая свеча, будучи затеплена, освещает путь только разбойникам, а спящих погружает в непробудный сон». [57, с. 17—18. ]

В качестве аналога «мертвой руки» мог служить палец. А. Н. Афанасьев описал чешское поверье:

«Воры стараются добыть палец мертворожденного ребенка, высушивают его и, приступая к краже, зажигают словно свечку; пламя, даваемое этим пальцем, наводит на жильцов дома крепкий сон, а самих воров делает невидимками». [20, с. 697. ]

В районе Речицы (беларуское Полесье), как писал белару- ский этнограф и фольклорист Чеслав Пяткевич, в арсенале разбойников имелся палец с левой руки покойника. Потерев этим пальцем об двери дома, они насылали глубокий сон на его жителей, которых собирались ограбить. [377, с. 493. ] Иногда для применения «чертовых пальцев» требовались некоторые условия. Например, во многих местах славянско-

этом А. Ф. Журавлев: Гуцулы. XVIIIвек

«По представлениям, которые реконструируются на основе множества фактов народной культуры и показаний языка, тому, что не имеет имени, неназванному, как бы не должно быть места в «нашем», освоенном мире; оно либо, подобно безымянному пальцу, «межеу- мочно», либо, за правило, прямо принадлежит миру потустороннему, изнаночному, враждебному и нечистому.

Ср. данные русских говоров: архангельск. безымень «привидение, двойник»: «По народному поверью, во всем походит на человека, но, по безличью, носит личину, а своего лица у него нет; Воронеж, безыменка «ребенок-подкидыш» — то есть «чужой, не свой, неизвестно чей, неизвестно, откуда взявшийся, возможно, опасный»; владимирск. безымянный «мертворожденный»; Тамбов, безымянка «умерший до крещения или мертворожденный ребенок» — то есть «так и не явившийся в «этот» мир (ср. народные представления об «иномирности» ребенка, умершего некрещеным, следовательно, не получившим имени: русск. без имени ребенок чертенок), и т. п...

«Межеумочность», двусмысленное положение «неназванного» пальца и внушает убеждение, что его орудийное применение в магических манипуляциях может быть по сути обращением за помощью к чуждым, потусторонним силам». [161 с. 659. ]

Известны случаи, когда заменителем пальца служила особая колдовская свеча. В Украине такие свечи (их называли «черными») воры выплавляли из человеческого жира. Среди этнографических записей Михаила Драгоманова есть рассказ о ворах, погрузивших помещика в беспробудный сон с помощью «свечи из человеческого жиру». Прибежавшие на зов слуги тщетно пытались погасить эту свечу и разбудить своего господина, пока одна старуха не посоветовала им тушить колдовское пламя («чертов огонь») «конскими кизяками».

В беларуском Полесье профессиональные разбойники очень часто носили при себе свечу из жира мертвеца (бел. «з мяртвецкаго лою»), якобы делавшую их невидимыми:

«Кажуць, што разбойнікі умеюць усяляк чараваць: запаліць свечку з тлустасці чалавечай ды абнясе ею або адцятаю рукою мярца, — то чалавектады так засне, што каб і рэзау, то не прас- нецца». [520, с. 100. ]

Такое же представление зафиксировано у гуцулов: обход дома со свечкой в руках, которая стояла на кладбище[33], якобы уподобляет ее обитателей покойнику:

«Йик злодій хоче чоловіка обмертвити, бере мертву свічку з домовини із цвинтарки; тоту свічку зажигае и обходит три рази довкола хати за сонцем; у тій хаті стают люде такі, йик мертві; аби шо з ними робив, вони того не чуют. Тоги заходит злодій у хату и набирае чого хоче; йик війде, обходит хату три рази на зістріть сонць, тоти люде назад оживают». [506, с. 224. ]

В материалах этнографического бюро князя В. Н. Тенише- ва, касающихся Солигаличского уезда Чудцовской волости, _леревня Печеньга) есть описание процесса использования колдовской свечи» со слов человека, выдававшего себя за «очевидна»:

' «На один постоялый двор пришел ночевать какой-то странник. Народу собралось по случаю ярмарки много. Утомленные, иззябшие ночлежники скоро уснули. Когда во всех углах раздалось храпенье, странник тихонько сошел с полатей, засветил лампу, порылся в своей котомке, вынул оттуда свечу и книгу. Зажегши свою свечу и открыв книгу, странник, по-видимому, углубился в чтение большой старой книги. Все спали крепким сном. Только одному из приезжих никак это не удавалось. Между тем странник продолжал читать свою книгу. Пропели первые и вторые петухи, а он все читал; приезжий же не может уснугь и только хотел сказать, чтобы старик загасил свою свечу, как тот захлопнул книгу, вынул нож и... пырнул им первого попавшегося под руку ночлежника, затем второго, третьего.

Приезжий от ужаса и неожиданности до того на первых порах растерялся, что бессмысленно хлопал глазами, однако оправился (он лежал на полатях) и что силы есть начал будить своего соседа, чтобы вставал, в ответ на это раздавался только храп спящего. Он закричал. Результат тот же — все спаіи. Между тем страшный странник с ножом в руке направился к нему на полати. Приезжий догадался: он соскочил с полатей, задул свечу и тотчас же все проснулись. Свеча была из человечьего жира и обладала свойством сохранять человека в том состоянии, в каком он находился в момент засвечивания: спал человек — он не мог проснуться, бодрствовал —■ не мог заснуть».

В разных уголках Европы известны случаи, когда «рука мертвеца» (или «чертов палец») и «черная свеча» использовались комплексно:

«Если в «славную руку», как в подсвечник, вставляли зажженную свечу, сделанную из жира преступника, также окончившего жизнь на виселице, то она будто бы повергала в оцепенение всех, кто ее видел: подобно мертвецам, они и пальцем не могли пошевельнуть. Иногда свечой, точнее, связкой свечей ^ становилась сама рука покойника, так как поджигали все ее иссохшие пальцы. Если один из пальцев не загорался, значит, ; кто-то из домашних бодрствовал. Такого рода нечестивые огни могли быть погашены только молоком. Нередко предписьіва лось изготовлять воровскую свечку из пальца новорожденного или, еще лучше, мертворожденного ребенка. В других случае считалось необходимым, чтобы вор имел при себе по одной та кой свече на каждого жителя дома, потому что, будь у него одной свечой меньше, кто-нибудь в доме обязательно проснется и схватит его». [472, с. 36—37. ]

Впрочем, славянской традиции известны случаи, когда амулетом была не какая-то отдельная часть трупа, а весь труп. Так, в книге исследователя запорожской старины Д. И. Яворницкого «Иван Дмитриевич Сирко, славный кошевой атаман войска низовых запорожских казаков» (1894 год) читаем:

«Говорили, будто запорожцы, после смерти своего славного вождя, отправляясь в поход, пять лет возили его тело и по суше, и по воде в гробу, твердо веруя, что Сирко и после смерти страшен врагам и что с ним, даже мертвым, можно побеждать бу- сурман». [505, с. 534. ]

О том же в своем служебном рапорте писал в 1740 году русский князь С. И. Мышецкий:

«Оной у них изо всех славной был Кошевой; уже и по смерти, онаго по морю мертваго его пять лет, для славы и счастия Запорожцы важивали, понеже был славен и Турки весьма имени ево баивались. Когда на войну; й с мертвым езживали, то всегда иМ счастие бывало». [301, с. 12. ]

Обычай это не менее архаичен, нежели применение какой-нибудь части трупа.. Так, в Центральной Америке были отмечены факты, когда мумифицированное тело великого вождя брали с собой в военный поход. В частности, сведения

о таком обычае есть в литературном памятнике индейцев майя «Пополь-Вух». Перед битвой на общее обозрение выносили «Писом-Какаль» (букв, «закутанная сила, закутанное величие»):

/Они/ «представляли собой не что иное, как мумифицированные труппы прародителей. Мумии прежних правителей обладали, по индейским представлениям, могучей магической силой. Их выносили, перед сражением, чтобы они сокрушили силу врага». [293, с. 504. ]

■

ОБЕРЕГАЮЩИЕ ЗАГОВОРЫ

В общем виде, «заговор» — это устный или письменный текст, служащий магическим средством достижения желаемых целей в разных сферах человеческого бытия. Впрочем, общепринятого определения нет. Вот как определяет заговор £ В. Вельмезова:

«Вербальное произведение народного творчества, которое может существовать как в устной, так и в письменной форме, часто сопровождается ритуалом и характеризуется следующими признаками: предполагается, что оно имеет некую магическую силу воздействия на человека и природу (окружающий мир), а его практическое исполнение, как правило, носит индивидуальный характер и сохраняется в тайне от окружающих». [71, с. 17. ]

Другие определения заговора таковы:

«Особые тексты формульного характера, которым приписывается магическая сила, способная вызвать желаемое состояние»... «Словесная формула магического характера, рассчитанная на немедленное достижение результата, предотвращение нежелательного явления или осуществление желания», [см. 516]

Столь же многозначны и народные термины. Помимо наиболее популярного слова «заговор», в народе известны такие названия, как «заклинание», «слово», «шептание», «наговор», «приговор», «осторожка», «замовление», «при- мовление», «баячка» (русские); «замова», «загавор», «шэпт» (беларуские); «замовляння», «замовлення», «замова», «баян- ня», «заговір», «примовка», «зачитовання» (украинские).

Истоки заговорной традиции лежат в самой глубокой языческой древности. Например, «Атхарваведа» («Веда заклинаний») — это древнейшее собрание индийских заговоров (в том числе воинских), датируемое примерно началом I тысячелетия до н. э. Заговоры были найдены в древних клинописных табличках из Месопотамии (IV—III тысячелетие До н. э. ). Широкое распространение заговорная традиция имела в Древнем Египте, о чем свидетельствуют многочисленные тексты папирусов, надписи на гробницах и стелах.

Что касается славянских заговоров, то они, несомненно унаследовали древнейшие традиции как индоарийцев, так и угро-финнов, а также тюрков. Ряд исследователей усматривает их связь с ведическими текстами. Примечателен факт, что один из славянских терминов для обозначения заговоров, а именно «шепт» («нашепт», «шептания», «ше- потіння») совпадает с названием заговоров (заклинаний) в шумеро-аккадской традиции древней Месопотамии. Например, в старовилонский период встречался термин «шипту» («siptu») — «заклинание». Аналогично ему семитское «si-ра». [см. 389, с. 53. ]

Относительно славянских заговоров ученые пришли к следующему выводу:

/Они/ «имеют двойственное, фольклорно-книжное происхождение и сочетают в себе признаки древнейших /индоевропейских/ форм устной вербальной магии и элементы средневе-

кош кн иж-

Словацкие крестьяне. Сохранилось довольно

XVIIIвек много текстов заговоров

ХѴ ІІ—XVIII вв. Одни бытовали устно, но были зафиксированы в судебных делах о колдовстве. Другие функционировали только в письменной форме. Третьи существовали и в письменной форме, и в устной: их включали в рукописные сборники заговоров, а произносили устно, в соответствующей обстановке, с соблюдением определенных правил.

Несмотря на то, что заговоры, наряду с колдовством, христианская церковь всегда осуждала, они продолжают существовать в настоящее время, чему есть множество подтверждений.

***

Важнейший признак заговора, его фундамент — вера в магическую силу слова. Слово (устная речь) — главный признак, отличающий человека от мира животных. Далеко не случайно именно с этой мысли начинается Евангелие от Иоанна:

. «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Все через Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть».

Для традиционной народной культуры повсеместно характерно восприятие слова в качестве магического инструмента преобразования мира. Российский (советский) академик Н. Я. Марр (1864—1934) в своем труде «О происхождении языка» настаивал на «чародействе» слова и считал, что «употребление первой звуковой речи не могло не носить характера магического средства». [280, с. 327. ]

По народным представлениям, слово можно перенести, положить, стряхнуть, потерять, подарить или украсть. Российский ученый на примере народных представлений о слове и болезни дает следующее пояснение:

«Слова, как и болезнь, воспринимаются как нечто материа-; лизованное — парообразное или газообразное, их, например, нельзя наговаривать в горячую воду или горячие продукты, иначе «слова выпарятся». Если слова произносятся у печи, то

I закрывают трубу. В противном случае «слова могут улететь» и не попасть в воду или пищу, а затем — в тело больного. Если за словами приходил не сам больной, а кто-либо из его близких,

то, возвращаясь домой, он не должен нарушать определенные запреты. При переходе через порог, за которым начинается чу, жое пространство — дорога, он должен произнести заговорную формулу: «Порог перешла — слова понесла». По дороге нельзя ни с кем разговаривать, а также плевать. При переправе через реку — границу между своим и чужим пространством также необходимо произнести заговорную формулу: «Через реку перешла — слова перенесла». Невыполнение этих требований приводит к тому, что слова «теряются» и лечение больного оказывается неэффективным». [264]

О том, сколь важное значение народная традиция отводит слову, говорит тот факт, что непременными составляющими заговоров являются имена собственные, которые служат главным орудием влияния на силы магического мира и мобилизации их на помощь субъекту акта заговора (заклинания). Это относится к мифонимам (именам, присутствующим в мифологическом тексте), к языческим теонимам (именам богов), антропонимам, именующим природные стихии (ветер, огонь, молнию, землю, воду), именам христианских святых во главе с Иисусом Христом и Богородицей и т. д.

Упоминая имя бога или стихии, человек полагал, что тем самым он «подключается» к самой сути мироздания, к силам, создавшим этот мир, а в слове он видел ключ к двери, за которой все это находится. Е. М. Мелетинский отмечает:

«Сакральное, магическое слово было одновременно и мифологическим, поскольку заклинания и ритуальные песни были неотделимы от определенных представлений о предках, духах, богах. Поэтому и знахарские заговоры часто включали элементы мифологического повествования: военная песня содержала историю бога войны, магические ритуалы календарного типа включали рецитацию мифов творения». [285]

В подавляющем большинстве известных заговоров обязательно упоминается имя лица, произносящего (читающего) заговор, либо имя того лица, на кого (против кого) направлено воздействие заговора. Еще английский ученый-этнограф Джеймс Фрэзер в своем всемирно известном труде «Золотая ветвь» писал:

/Для первобытного мышления/ «связь между именем и лицом или вещью, которую оно обозначает, является не произвольной и идеальной ассоциацией, а реальными, материально ощутимыми узами, соединяющими их столь тесно, что через имя магическое воздействие на человека оказать столь же легко, как через волосы, ногти или другую часть его тела». [472, с. 235. ]

А. В. Юдин, ссылаясь на собственные исследования, и на работы других ученых, дополняет:

«Украинская загадка «що в людини не росте? (ім’я)» красноречиво показывает, что имя воспринималось фактически как часть человека. Можно привести множество примеров отождествления представителями разных культур имен собственных с их носителями и основанных на этом воззрении различных магических процедур. Например, Т. Я. Елизаренкова пишет: «Слово, по понятиям ведийцев, отражает суть обозначаемого им предмета. Частным случаем этого общего представления является оценка связи между именем и его носителем. Имя — это суть человека, и «захватить» имя врага, т. е. узнать его имя, означает получить врага в свою власть. Поэтому свое имя следует скрывать — отсюда мотив узнавания тайных имен в заговорах Атхарваведы и называние этих тайных имен: ведь правильно назвать, произнести — значит сказать истину, иначе, приобрести магическую власть»». [516]

Произнося собственное имя либо имя врага, человек тем самым конкретизировал направление заговора и те силы, которые хотел задействовать с его помощью:

«Аще я в сут пойду пред царями, или пред воеводами, или пред властителями, или пред начальниками, страх в глаза, а страх меня боится, а я страха не боюсь, я страха проглочу и страх под ногами истопчу». [449, с. 209. ]

Магическое воздействие на человека посредством заговора понималось и понимается в народе весьма обширно: «Воздействие на определенные органы его тела, причем те+ ло предстает как своеобразный агрегат из органов, отвечаю- '■ Щих за разные участки психофизиологической жизни: например, сердце — за душевные чувства (любовь, страх и т. п. ), гла-

за — за визуальные восприятия, руки — за двигательную гіктив ность, уста и язык — за речевую деятельность»...

⇐ Предыдущая 15 16 17 18 192021 22 23 24 Следующая ⇒