ПРЕДИСЛОВИЕ 11 страница

Движение наоборот (вспять) возвращало «волколака» в еловеческое обличье: он кувыркался через те же предметы, ^Но^в обратную сторону

° том же ряду, согласно данным П. А. Орлова, находится ьічный способ влезания/спуска на дерево, который

практикуют колдуны ДЛЯ принятия ИНОГО обличья — ВН]Я головой[19]:

«Так, в одном из преданий, приводимых П. М. БогаевскиЛ один колдун разделся и пошел нагим в лес; дошел до рябинД влез на нее и стал спускаться оттуда вниз головой; в это времД он был медведем. Ср. также мотив влезания на дуб вниз голо-1 вой тех, кто хочет научиться колдовать, после чего они попада-1 ют в потусторонний мир». [336, с. 87. ]

В ряде случаев антиповедение рассматривается как свое-1 го рода обман:

«Магический прием, используемый для защиты от нечистой силы, болезней и других опасностей; имеет как акциональное так и вербальное выражение, т. е. может быть либо действием, совершаемым с целью ввести в заблуждение адресата, либо не-! правдой, сообщаемой с той же целью». [416, с. 457. ]

Особенно явно это проявляется в апотропеической магии. Здесь действие наоборот используется с той целью, чтобы отогнать или отвернуть опасность, а также, чтобы вернуть; ход событий в правильное русло. Например, в селе Тихмань- га Архангельской области, когда новобранца провожали в армию, его выводили из дома спиной, чтобы он благополучно вернулся. [247, с. 128. ] В некоторых казачьих станицах Ставрополья воины всегда выходили из дома на войну только спиной вперед, веруя в то, что как уйдешь лицом к дому, так и придешь

Формы «антиповедения» чрезвычайно разнообразны, однако всякий раз они представляют собой проявление одного и того же общего принципа. К «антиповедению» можно отнести ходьбу или бег задом наперед, движение против солнца, действия левой рукой или наотмашь, обратный счет, а также помещение в пространстве предметов в перевернутом виде и т. д.

В традиционной культуре антиповедение служит одним из способов превращения в великого воина. Ведь по своей j ' «идеала — это совокупность интериоризированных м И запретов, регулирующих жизнь в обществе. Поведе- _е человека в этой области безлично. Здесь он представляемой не Я, а часть некоего Мы, сформированного идеологией. Чем больше область идеала, тем меньше область личности и свобода выбора. Идеал может насаждать государство, церковь и т. д. Антиповедение — это способ выхода за рамки официальных идеалов и создания иных образцов. Именно по такому принципу нередко формировались идеализированные образы великих воинов, непобедимых геро- ев-силачей, неуловимых разбойников и прочих героев эпоса, сказок, легенд, преданий.

В Западной Европе во времена инквизиции ходили рассказы о стрелках из лука, которые никогда не мазали по цели благодаря колдовству. Колдовство это якобы заключалось в том, что в праздники святых воины-колдуны стреляли в образ Христа. Монахи-инквизиторы Я. Шпрингер и Г. Ин- ститорис писали: , -

«Говоря о видах колдовства, практикуемого мужчинами, мы коснемся их семи ужасающих преступлений. Во-первых, в день смертных страданий Христа, а именно на шестой день праздника Параскевы во время торжественной мессы, они брали святейшее изображение распятого как мишень и стреляли в него стрелами. О, какая жестокость и оскорбление Спасителя! Во- вторых, хотя и является сомнительным то, что они отрицали и на словах веру в Бога, однако, принимая во внимание, что они стреляли в изображение его, мы считаем, что они отрицают ве- РУ в Бога действием. Стрелять в Христа — значит нанести своей вере ни с чем не сравнимое поругание. В-третьих, такой стрелок должен произвести три или четыре выстрела в Христа, Употребляя соответствующее количество стрел. Следствием будет то, что он в любой день сможет убить столько же людей. В- четвертых, демон дает им твердый прицел. Но они должны до ^стРельбы посмотреть убиваемому в глаза и иметь желание Убить. Убиваемый никаким способом не может защитить себя.

пятых, такие стрелки имеют удивительную меткость. Они Могут попасть в мелкую монету, поставленную на голову чело- ^Века, не причиняя последнему никакого вреда». [503, с. 243. ]

Те же монахи упоминают способ антиповедения, посреді ством которого воины обеспечивают себе неуязвимость:

«Среди этих колдунов надо различать таких, которые имею_т известное сходство со стрелками-колдунами, так как они так- * же производят отвратительнейшие действия над изображение^ распятого. Так, если кто-нибудь хочет быть предохраненным о_т ранений или ударов в голову, тот снимает с изображением Хри-1 ста голову. Кто хочет защитить от ранения шею, тот устраняет с распятия эту же часть тела. Кто желает иметь защищенным руку, тот отрывает изображение руки распятого и т. д. Времена- ми они уродуют распятие повыше пояса или место, скрываемое поясом. Таким образом из десяти изображений Христа, стоящих на перекрестках, не найдется ни одного совершенно цело-' го». [503, с. 246. ]

В примитивных обществах «антиповедение» являлось отличительной чертой особых воинов. Так, среди некоторых племен индейцев Северной Америки сложилась своеобразная каста «перевернутых» или «противоположных» воинов. У племен, живших на Великих Равнинах, существовали общества воинов «Люди Наоборот», «Дураки» и т. п., для которых «антиповедение» было самим образом жизни и секретом непобедимости на полях сражений. Ю. В. Котенко в своей книге, посвященной североамериканским индейцам, пишет:

«Члены этих обществ делали все наоборот: сидели задом наперед на лошади, говорили вместо «да» — «нет», сначала вытирались, а потом умывались; даже умудрялись ставить типи так, что шесты находились снаружи, а не внутри. Они совершали действия, потешающие или шокирующие людей, таким образом помогая им расслабиться или собрать силы, отвлечься или даже побороть болезнь...

В бою их поступки также бывали непредсказуемыми. Известен случай, когда «противоположник» племени Сиу погиб из-за оплошности своих товарищей. Увидев превосходящего по силе противника, Сиу решили отступить и крикнули об этом «противоположнику». Тот, естественно, поступил наоборот, пошел на врага, и его убили. Он остался бы жить — прикажи ему идти в бой». [217, с. 63—68. ]

. уславян иная ментальность, следовательно, формы «ан- гговедения» славянских воинов отличались от индейских. Но главное в ином: герои славянского эпоса постоянно на- ѵ шают общепринятые нормы, ибо только так они могут обозначить свое геройство и отличие от обычных людей. По сути, это их нормальная форма поведения. Так, южнославянский полулегендарный герой Марко Кралевич пытается своими действиями «наоборот» противостоять предначертанной ему судьбе, он действует вопреки предсказаниям, нарушает общепринятые положения.

Весьма показательна и русская былина «Бунт Ильи Муромца против Владимира» («Илья в ссоре с Владимиром»), где Илья Муромец стреляет по церковным маковкам и крестам*:

«А стрелил-то он тут по божьим церквам,

А по тым стрелил по чудным крестам Апотым маковкам да золоченыим». [58, с. 18, ]

Б. А. Успенский объясняет подобные поступки Муромца следующим образом:

«Казаку» Илье Муромцу приписываются черты казачьего, т. е. воровского поведения, которое часто бывает кощунственным (ср. у Кирши Данилова: «станишники по нашему, рускому, разбойники»). Соответствующее восприятие разбойников нашло отражение в разнообразных быличках; ср., например, былинку, записанную П. Г. Богатыревым: во время крестного хода разбойники оголяют зады и задом кланяются иконам, крестьяне стреляют в них, но пуля их не берет, так как атаман заговорил их; кощунственное антиповедение предстает при этом как поведение колдовское». [463, с. 332. ]

Различные формы «антиповедения» — непременное условие подготовки к рукопашным играм, реальным сражению или вообще. Например, одевание одежды шиворот на выворот.

■ Былины воинского содержания, как правило, повествуют о борьбе богатырей с иноземными захватчиками. Многовековая борьба киевских славян ^{со сте}пняками заслонила события эпохи становления и расширения Киев- кого государства. Более древние эпические произведения воспевали подвиги героев-богатырсй. которые «корили языки неверные», «прибавляли зе- ^Мельки святорусские».

Попутно надо отметить, что всякого рода маскарад (ряжение) прямо соотносился как в Древней Руси, так и в более поздние времена с антиповедением, т. е. ему принципиально присваивался колдовской смысл:

«Это достаточно хорошо видно на примере святочных, масленичных, купальских и т. п. ряженых, поскольку предполагалось— как окружающими, так и самими участниками соответствующего маскарада!, — что они изображают бесов или нечистую силу; соответственно, переряживание закономерно сопровождалось всевозможными бесчинствами, часто имевшими откровенно кощунственный характер». [463, с. 89. ]

На вербальном уровне антиповедение — это произнесение сакральных текстов от конца к началу. Например, распространенным явлением в воинской магии славян было чтение наоборот молитвы «Отче наш». Якобы этот прием позволял чтецам творить невероятные чудеса. Так, в «Предании о сотнике Харке», которое записал со слов человека, лично знавшего этого сотника, украинский собиратель старины Пантелеймон Кулиш, говорится:

«Я сам знал Харка. Он был сотником в Жаботине. Он да Ле- лека вышли из Сечи, когда ее разорили, и женились в Жаботине... А на войне такой был дока, что с ним казаки ничего небо-

ялись. Проговорит наизворот Отче наш — ступай смело: пуля тебя не тронет». [233, с. 97. ]

Украинские бывальщины и байки о людях, которые яко- ^ЬІ могли ходить по воде как посуху, подчеркивают, что они тоже читали «Отче наш» от конца к началу:

«Люди казали, що бачили, як він уночі йшов через Дністер як по землі. Шоб так могти, треба вміти читати молитву назад тобто від Аміньдо Отче». (Буковина)...

«Моливсі стрик (вуйко; тут, чоловік рідноі сестри тата) Микола щодня, а то, як він казав, якісьчорти в голову тручили, тай прочитав [молитву] з заду до переду, в очах потемніло, аякпро- яснилося, а він спиною до стелі [прилип]. Та так злякався, що й непа’ятав як впав на підлогу. Добре побився, але Бог милував, нічого не зламав». (Бойковщина). [17]

Следует заметить, что чтение молитв задом наперед часто применялось и во вредоносной магии, использовалось ведьмами и колдунами для того, чтобы навести порчу, воспрепятствовать нормальному течению событий.

Оружие — это сила

Самый главный предмет для любого воина — оружие. «Красота воину оружие, и кораблю ветрила», — сказано в «Слове некоего калугера о чтении книг», включенном в «Из- «поник» Ю76 года. От качества оружия и умеия владеть им апрямую зависела жизнь любого воина.

¹Но оружие было не только средством обороны и нападения. Мир человека всегда был наполнен «волшебными» предметами разного назначения и разной «мощности». Где есть вера в сверхъестественную силу, там всегда есть предметы символизирующие эту силу или отождествляемые с ней самой:

«Коллективные представления очень часто наделяют вещи, к которым они относятся, качествами, которые вовсе не существуют в такой форме или в такой степени. Из самого обыкновенного объекта они могут сделать могущественное священное существо.

Хотя силы, которые были созданы таким образом, чисто идеальны, они действуют так, как если бы были реальными; они детерминируют поведение человека с той же степенью необходимости и физического принуждения, что и реальные объекты... Конечно, солдат, который погибает, защищая свое знамя, жертвует собой не во имя куска ткани. Все это происходит потому, что социальное мышление в результате заключенного в нем императивного авторитета имеет силу, которой индивидуальное мышление никогда не может обладать; эта сила, которую социальное мышление имеет над нашей индивидуальной мыслью, может заставить нас видеть вещи в угодном ему свете; в зависимости от обстоятельств оно нечто добавляет реальности или из нее дедуцирует». [383]

В число самых значимых предметов, наделенных «волшебной силой», непременно входило оружие. Более того, в иерархии этих предметов оно всегда занимало одну из высших ступеней.

В представлениях воинов оружие — своего рода аккумулятор магической силы, к которому можно было подключиться в ответственные и критические моменты:

«Магическая сила оружия «включалась» в трудные моменты битвы. В летописи под 1149 годом содержится рассказ, о том, как тот же Андрей в ходе сражения под Луческом оказался «обиступлен» врагами и вынужден был уходить от погони на раненном коне. Когда казалось, что гибель неминуема, князь Андрей производит следующие действия: он «помолися к Богу и, выня мечь свои, призва на помочь собе святаго мученика Феодора». В результате все закончилось благополучно.

Обращение к Богу за защитой в описанной ситуации понятно. Призвание св. Феодора далее объяснено летописцем: «бысь бо и память святаго мученика Феодора во ть день». Но зачем князь вынул меч? Из текста следует, что возможности фехтовать в описываемый момент Андрей был лишен — речь шла о том, чтобы как можно быстрее достичь «своих». Конструкция фразы наталкивает на мысль, что обнажение меча было не только жестом устрашения и демонстрации боевого духа, но и магическим актом, поскольку оно было поставлено летописцем между обращением к Богу и к св. Феодору». [149, с. 118—125. ]

Широкое распространение имела вера в то, что оружие имеет душу и свой характер («норов»). Так, в украинской традиции ножевого боя поножовщики относились к ножу как к живому существу, обладающему волей и наделенному магической силой. Существовало даже мнение, что в некоторых случаях не человек управляет ножом в бою, а нож человеком.

Показательны в этом отношении известные в некоторых традиционных культурах рассказы о воинах, которые будучи уже убитыми на поле битвы, некоторое время еще продолжали разить своих врагов. В частности, такие примеры дают героические поэмы («расо») и баллады («кхьят») раджпутов, представителей кланов профессиональных воинов средневековой Индии:

«Многие наиболее экспрессивные моменты в поэмах и героических песнях связаны с последними мгновениями жизни раджпутских героев. Так, например, в балладах об Алхе рассказывается такая история: в разгар битвы герой погиб, враг ударом меча снес ему голову, но тело героя «продолжает вращаться вокруг своего меча и разить врагов»; это леденящее кровь зрелище продолжается до тех пор, пока кто-то не набросил «знамя голубого цвета», и тогда погибший рухнул безжизненно.

В Притхвирадж-расо рассказывается о сыне сподвижника Притхвираджа Паджвана — Балбхадре, которому в битве отсекли голову, но руки его продолжали держать меч и рубить врагов; лишь через две «гхари» /24 минуты/тело его упало. Подобные свидетельства многочисленны и продолжают поражать

і соображение слушателей. Речь в них идет об особом типе радж- „утского героя, который называется «джамджхар» /слово означает, по-видимому, неодномоментную смерть/.

С этим связана целая философия. Раджпуты считают, что смер^ть через отсечение головы — унизительна и лишает погибшего воина его «раджпути» /его сути/. Обезглавленный джамджхар очищает свою раджпути тем, что сам за себя мстит врагам, и таким образом преодолевает бесчестье смерти через отсечение головы. Такой воин, кроме того, демонстрирует особую раджпутскую горячность в бою и доблесть. Многие радж- путские семьи до сих пор хранят легенды и предания о предках — джамджахарах». [461, с. 133—134. ]

Для того, чтобы человек мог использовать магическую силу своего оружия, чтобы это оружие полностью принадлежало бойцу, и наоборот, чтобы боец стал его частью (т. е., чтобы оружие и человек превратились в единое целое), он должен был войти в особое психическое состояние — транс. На помощь в этом деле приходили разные методы. Так, раджпуты перед вступлением в битву совершали обряды почитания своего оружия. Каждый вид оружия находился под покровительством того или иного божества, к которому взывали с мольбой дать ему особую силу и возможность защитить владельца.

А вот что пишут о панджабских воинах:

«Оружие было в разных местах разложено на земле на разостланных полотнах, и каждый ниханг /сикх-воин/, перед тем как взять его, исполнял перед ним воинский обрядовый танец, состоявший из взмахов рук, прыжков и стремительных поворотов. Потом, преклонив колено и сложив ладони, он кланялся оружию и лишь после этого брал его и вступал в состязание (панджабская пословица говорит: «Окажи честь оружию, и оно принесет честь тебе»)». [140]

Такое же отношение к оружию довольно часто обыгрывается в славянском эпосе. Вот отрывок из черногорской героической песни «Никац од Ровинах»:

«Потому что если меня оружие предаст,

Всякий скажет и мне, и тебе:

Плохое ружье в дурных руках.

А если меня оружие не обманет,

И сегодня поразит турка,

Всякий скажет и мне и тебе:

Хорошее ружье, и в хороших руках». [376, с. 251. ]

В фольклоре многих племен и народов ножи, мечи, сабли, топоры «запрещают» своим владельцам обнажать их без достойного повода. Если такое случалось, воин должен был порезать себе палец, чтобы окропить клинок кровью, прежде чем убрать его обратно. Это весьма распространенное представление в Европе и Азии, в том числе у славян. Впрочем, человеческую кровь вполне могла заменить кровь животного.

Кровь — это как бы пища оружия, которая поддерживает его силу. Согласно традиционным верованиям, кровь кормит духа убийства (или духа войны). В примитивных архаических обществах даже в историческое время окропление оружия кровью являлось неотъемлемой частью воинских инициаций, в ходе которых свежеиспеченный воин наделял свое оружие «силой», а также приобретал себе магического помощника в виде этого оружия.

В частности, такой обычай этнографы зафиксировали у якутов и долган. Там воином (боотуром) юношу начинали считать только после того, как в него вселялся «илбис» — дух кровожадности. Для этого юноше нужно было сделать следующее:

«Когда ему/юноше/ исполнялось восемнадцать лет, приносили доспехи и приводили богатырей и одного шамана. Шаман вселял в парня дух кровожадности — илбиса. От этого парень бился и становился на дыбы, как дикая лошадь. Воины схватывали его и, придавивши, надевали на него панцирь. Как только ему вручали доспехи, он, выскакивая во двор, на ходу пронизывал сердце человека, нарочно поставленного у дверей, и подняв его на пику, выбрасывал во двор. Это называлось «окрасить оружие». Затем резали скотину и совершали обрядовое угощение. С этого дня он носил звание боотур». [208, с. 109—110. ]

Среди эвенков тоже долгое время сохранялся обычай смачивать оружие кровью перед сражением (он назывался «ту-

ч и цель была такая же — вселить в воинов дух крово- ОМ»)- жадное^^1,

«Выбирали одного из самых дряхлых воинов. Ставили его в [ середине, а затем все воины, которые готовились принять участие в завтрашней битве, осыпали его стрелами и убивали... Можно было убить и женщину». [329, с. 85. ]

і; Отголоски подобных древнейших обычаев прослеживаются в славянских легендах и преданиях. Например, окропление оружия кровью посредством убийства, как своего рода инициация воина, является сюжетом целого ряда русских преданий «разбойного цикла». Таков обычай «первой встречи»: первого встретившегося на пути человека разбойник обязательно должен убить, даже если это его родственник:

«Иначе он теряет разбойничью удачу, а вместе с нею и лихую свою голову. Когда молодая жена корит разбойника за то, что убил ее брата с невесткою, тот отвечает ей:

Ох, глупая молода жена,

Молода жена, неразумная!

Первая встреча не встречается,

Отцу и матери не спускается.

Тот же обычай упомянут и в другой песне — о девице-раз- бойнице. Она плачет-кается, что «в младыих летах во разбой пошла», и вот как описывает начало своего лихого пути:

Лет пятнадцати стала души (грабити).

Первая встреча — родной батюшка,

Вторая встреча — родная матушка».

Особенно подчеркивается, что этот обычай сильнее кровной связи и силы родства. Разбой предполагает готовность лишить жизни даже родную мать.

Обычай «первой встречи» имеет свою параллель в культуре Молодечества, т. е. традиционных способах инициации мужской молодежи. Местная печать начала XX века фиксирует его проявления во время гуляний парней в деревнях Вологодской ^и Ярославской губерниях. В газете «Ярославские зарницы» за *910 год описан «обычай бить во время переходов из деревни в Деревню первого встречного. Кидают жребий, а вынувший делается «героем дня»; он должен идти впереди и ударить первого, кто попадется». 1507]

Кстати говоря, тема «первой встречи» и последующ^ кровавой расправы не ограничивается только «окроплением оружия». По мнению М. А. Рыбловой, она заслуживает осо_ бого внимания:

«В сибирском шаманизме готовящийся стать шаманом, также должен был пройти ряд испытаний, включающих необходц. мость добыть в лесу птицу (ср.: Степан /Разин/ в легенде, д_е. монстрируя голову девицы /убитой им/, говорит атаману: «х₀. дил я на охоту, убил птичку небольшую»), У нганасан юнощ_а считался полноценным мужчиной только после того, как самостоятельно добывал первого оленя.

Практически во всех архаических традициях первый встречный рассматривался как посланец богов, высших сил. Шаман, убивая первую встреченную им дичь, приобретал тем самым духа-помощника. Иногда первая охота трактовалась как «оба- грение оружия кровью» и обретение духа оружия. Можно предположить, что и будущий атаман таким же образом получал своих помощников.

Во всяком случае, есть косвенные фольклорные свидетельства того, что оружие имело своего духа и в славянской традиции. Записанная в XIX веке малороссийская быличка повествует о ружье, которое самопроизвольно стреляло, «требуя работы» («давай йисты! ») от своего нового хозяина. Примерно в такой же форме требовали работы от колдунов и колдуний их собственные духи-покровители (согласно записанным нами донским быличкам, постоянно требовали работы черти, сидящие у ведьмы в нутре, и иногда она насылала порчу безадресно — «пускала по ветру»)». [398]

Согласно народным легендам и мифам, «душа оружия» живет собственной жизнью, тесно связанной с жизнью хозя- ина-друга. Одухотворенные клинки предупреждают своих хозяев о будущем, например, жалобно стонут и покрываются кровавой росой, если другу-хозяину суждено погибнуть.

В скандинавских сагах, в кельтских преданиях меч может сам отомстить за погибшего. Так, когда пал великий Куху- лин, герой многочисленных ирландских легенд, вражеский вождь подошел срубить ему голову. Тогда меч Кухулина вдрУ^г выскользнул из мертвой ладони и отсек руку врага.

Яеоа в магические свойства оружия пропитала всю тради- онНУ¹⁰ культуру славян. Известно, например, что в сель- ^Я*^йсреД^е были популярны палочные бон. В руках колдуна ° и «знающего» посох был грозным оружием и одновремен- магическим орудием. Наравне с ножом его наиболее часто отмечают этнографы в качестве символа магической силы «знающих», в первую очередь пастухов, коновалов, а также бродячих ремесленников.

Отношение к посоху как вместилищу некой силы было связано также с особенностями его изготовления. Например, с нанесением магических орнаментов. Сохранились рассказы о колдунах, которые делали свои посохи из так называемых «своих» («именных») деревьев. Это своего рода «резервуары силы» колдунов, к которым они ходят «подпитывать» себя энергией, а также Для гадания о судьбе людей, ушедших на войну.

Кстати говоря, данный обычай прямо связан с древней верой славян в пресловутое «мировое дерево». Г. В. Любимова отмечает:

«Традиционная культура каждого народа строится, как известно, на нескольких «опорных элементах мироощущения», позволяющих осмыслить и описать любые процессы и состояния мира. Воплощенные в реальных природно-космических объектах (река, гора, птица и др. ), указанные элементы получили название «доминантных символов» традиционного мировоззрения. Одним из универсальных символов подобного рода является дерево. В славянской традиции с образом дерева связан широкий круг представлений, в которых оно предстает как опора всех сфер мироздания и в то же время — как священный центр рода, от которого зависели жизнь и благополучие всего коллектива». [260]

В языческом прошлом у славян существо- ^вал Развитый культ деревьев. Достаточно Упомянуть хотя бы отношение к такому дереву как •А. Коринфский писал:

«Дуб издавна считался на славянской земле священным д_е. ревом. Летописи свидетельствуют о том, как на славянском За паде проповедниками христианского учения вырубались запо ведные рощи, чтобы воочию показать бессилие языческих бо. гов перед светоносным могуществом единого Бога. Было это ц на Святой Руси — во времена Владимира Красна Солнышка и ближайших его преемников на великокняжеском столе. Но д₀ сих пор напоминают о почитании дубовых рощ разбросанные по неоглядному светлорусскому простору рощицы-»жальни- ки», превратившиеся в места отдыха утомленных путников.

Дуб является олицетворением сил-мощи и в древности был посвящен могучему Перуну. «На святом океан-море, — гласит заговорное народное слово, — стоит дуб креуовистый (кряжистый? ). И рубит тот дуб стар-матер муж своим буланым топором. И как с того сырова дубы щепа летит, такожде был и от меня (имярек) валился на сыру землю борец-молодец по всякой день, по всякой час! ».

Дошло до наших дней славянское предание о дубах, стоявших будто бы «еще до сотворения мира», когда-де не было ни земли, ни неба, а разливался по всей вселенной один «окиян-море». Стояли, по словам предания, посреди этого океана два дуба, на тех дубах сидело два голубя. Спустились эти голуби на морское дно, захватили клювами песку да камешков и принесли Творцу мира. Так-де и были созданы и земля, и небо. По другому преданию, существует железный («провопосаждень») дуб, на котором держатся вода, огонь и земля, а корень этого дуба стоит «на силе Божей». Растет- поднимается этот дуб до самых небес, а коренится в глубочайших недрах подземного царства». [212, с. 85—86. ]

Среди колдунов взгляды такого рода приобрели свои особенности. В одних случаях «свое дерево», с подачи старшего, потенциальный колдун сажал еще в дестве. В других случаях он отыскивал (или получал в дар) «свое дерево» в процессе приобщения к магическим знаниям (обретения силы). С того момента оно становилось ему первым другом и помощником.

Связь между ними была настолько сильной, что с гибелью дерева, как утверждала молва, приходила смерть и к колДУ" ну. Так, среди русских поморов, проживавших вокруг горо-

era Архангельской области известны случаи, когда кол- желая уйти из жизни, сами срубали «свое дерево»:

«В деревне Луза в 1930-е — начале 1950-х гг. самыми сильными колдунами считались Иван Иванович и Арсентий Иванович Медведевы, а также Манец Петр Васильевич... О последнем из них говорили, что ему все равно было что именно «портить» — человека, охотничье ружье или собаку, лишь бы за это заплатили. Манец также прославился на всю округу троеженством: по

добно саамскому шаману, он проживал одновременно с тремя женами в одном доме.

Не Желая покидать малую родину и могилы предков при выселении людей в Урагубу, он успешно предпринял попытку уйти из жизни, воспользовавшись очень редким среди колдунов способом. Для этого он самолично срубил сосну на острове против деревни, к которой был обязан как колдун регулярно приходить, чтобы иметь власть над ратью подчиненных ему, как считалось, чертей. Согласно традиционным представлениям, после таких действий колдуны умирали — и он, действительно Умер в дороге, не доехав До Урагубы». [258]

Посох (трость), изготовленный из такого дере- ^Ва> сохранял его силу. Более того, ее иной раз уве- чивали путем определенных магических процедур. Например, посох вымачивали в специальном зелье или заговаривали, чтобы после этого нельзя было перерубить его топором, мечом или саблей Считалось, что такой посох в бою сам вел руку хозяина. А в чужих руках он мог довести человека до смерти. Один старик рассказывал автору, как он в молодости украл у колдуна его трость, «очень уж красивые узоры на ней были». Спустя несколько часов он ее вернул, потому что за это короткое время несколько раз падал в обморок. Выбросить же не посмел, ибо верил, что тогда колдун отомстит. Вернул посох с извинениями, более того, в порядке компенсации морального ущерба неделю бесплатно работал в хозяйстве колдуна.

Так что наделение оружия магической силой было характерно не только для воинов. Оно присуще всей культуре славян и — шире — индоарийских племен и народов.

Оружие, обладавшее магической силой, древние люди использовали для борьбы с представителями потустороннего мира. Отголоски таких верований просматриваются у славян в традиционной крестьянской среде, где многие архаические элементы продолжают существовать, или существовали до недавнего времени, а потому были зафиксированы исследователями. Например, в Украине:

«Если окропить нож святою водою. (метафора дождя) и бросить в вихрь, поднятый дьявольской пляскою, то нож упадет на землю обагренный кровью нечистого, т. е. молния поразит де- мона-тучу. Есть еще рассказ о колдуне, который вбил под порогом одной избы новый острый нож — и вслед за тем поднялся страшный вихрь, подхватил его недруга и семь лет носил по воздуху: предание, основанное на связи Перунова оружия с вихрями, сопровождающими грозу. В Астраханской губернии, когда приходит священник исповедовать труднобольного, то нарочно кладут на стол нож, чтобы явившаяся за душою Смерть (= нечистая сила) устрашилась и отступила от своей жертвы». [19, с. 260. ]

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 111213 14 15 16 Следующая ⇒