Бертольд Брехт. Плащ еретика

Бертольд Брехт

Плащ еретика

Перевод Э. Львова

Джордано Бруно родом из Нолы, которого римская инквизиция в 1600 годуприговорила к сожжении на костре как еретика, почитается всеми великимчеловеком не только за его смелые, впоследствии подтвердившиеся гипотезы одвижении небесных тел, но и за его мужественный отпор судьям инквизиции, которым он сказал: " Вы с большим страхом произносите мне приговор, чем яего выслушиваю". Достаточно прочесть книги Бруно и познакомиться срассказами о его выступлениях на ученых диспутах, чтобы понять, скользаслуженно его называют великим; но сохранилось одно предание, которое, быть может, задавит нас уважать его еще больше. Это история о его плаще. Расскажем о том, как Бруно попал в руки инквизиции. Некий Мочениго, венецианский патриций, пригласил ученого к себе в дом, чтобы тот посвятил его в тайны физики и мнемоники. Несколько месяцев Бруножил и кормился у него, давая взамен уроки, но вместо искусства черной магии, которым Мочениго надеялся овладеть, он преподавал ему только физику. Мочениго был весьма недоволен, так как не видел в этих занятиях никакогопроку. Ему досаждала мысль о том, что он зря потратился на своего гостя. Неоднократно призывал он его поделиться наконец теми знаниями, тайными иприбыльными, коими должен был. Несомненно, обладать человек, стользнаменитый. Когда же это не помогло, он донес на Бруно инквизиции. Оннаписал, что этот недостойный, неблагодарный человек хулил в его присутствииХриста, называл монахов ослами, говорилчто они дурачат народ, а кроме того, утверждал, будто есть не одно солнце, как сказано в библии, а бесконечноемножество солнц и так далее и так далее. А посему он, Мочениго, запер этого человека у себя на чердаке и проситкак можно скорее прислать за ним стражу, чтобы увести его. И действительно, в ночь с воскресенья на понедельник явилась стража иотвела ученого в тюрьму инквизиции. Это случилось в понедельник 25 мая 1592 года, в три часа утра. И с тогодня и до 17 февраля 1600 года, когда он взошел на костер; ноланец оставалсяв заточении. Восемь лет тянулся ужасный процесс, и Бруно мужественно боролся за своюжизнь, однако самой отчаянной была борьба, которую он вел первый год вВенеции против выдачи его Риму. На это время и приходится история с его плащом. Зимой 1592 года, еще живя в гостинице, он сшил себе у портного ГабриэляЦунто теплый плащ. Когда Бруно арестовали, он не успел еще расплатиться занего. При известии об аресте своего заказчика портной бросился к домугосподина Мочениго в приходе св. Самуила, чтобы предъявить свой счет. Нобыло уже поздно. Слуга Мочениго указал ему на дверь. - Мы достаточно потратились на этого обманщика, -орал он, стоя напороге, да так громко, что прохожие начали оборачиваться. -Ступайте-ка всвященный трибунал и расскажите там, что у вас были дела. с этим еретиком. Портной стоял ни жив ни мертв. Привлеченная криком толпа уличныхмальчишек окружила его, и какой-то изукрашенный болячками оборвыш запустил внего камнем. И хотя из соседнего дома выбежала бедно одетая женщина инаградила мальчишку оплеухой, однако старик сразу же понял, как опаснооказаться тем, у кого " были дела с этим еретиком". Пугливо оглядываясь, онсвернул за угол и побежал задами к себе домой. Жене он ничего не сказал освоей неудаче, и она всю неделю дивилась его подавленному виду. Однако первого июня, выписывая счета, она обнаружила, что один плащ неоплачен--и как раз тем человеком, чье имя было у всех на устах, ибо оноланце говорил весь город. Повсюду передавались самые ужасающие слухи. Он-де не только в своих книгах поносил таинство брака, во и самого Христаобзывал шарлатаном и невесть что говорил о солнце. Неудивительно, что такой- человек не заплатил за плащ. Однако добраяженщина не хотела терпеть убытки. Поскандалив с мужем, семидесятилетняя старуха облачилась в праздничноеплатье и отправилась в священный трибунал, где сердито потребовала, чтобы ейвернули тридцать, два скудо, которые задолжал им арестованный еретик. Чиновник, с которым она говорила, записал ее жалобу и обещалразобраться. Вскоре Цунто получил вызов и, трясясь от страха, отправился вэто ужасное место. К его изумлению, его не стали допрашивать, а лишьуведомили, что, когда займутся денежными делами заключенного, будет принятово внимание и это требование. Впрочем, чиновник дал ему понять, что вряд лиможно рассчитывать на значительную сумму. Старик был счастлив, что легко отделался, и только униженно благодарил. Однако жена его не унималась. Чтобы покрыть убыток, недостаточно ее мужу отказывать себе в вечернемстаканчике вина и просиживать за работой до глубокой ночи. Они задолжали засукно, а торговец не станет ждать. Старуха кричала в кухне и на дворе, чтопросто стыд и срам сажать преступника в тюрьму прежде, чем он расплатился сдолгами. Чтобы получить свои тридцать два скудо, она, если потребуется, и досвятейшего отца В Риме дойдет. " На костре еретику плат не понадобится", -кричала она. Она рассказала про их беду своему исповеднику. Исповедник советовал ейпотребовать, чтобы им по крайней мере возвратили плащ. Обрадовавшись, чтодаже церковь вынуждена признать справедливость ее притязаний, старухазаявила, что не удовольствуется плащом, он, верно, уже надеван, а крометого, сшит по мерке. Она хочет получить наличными. Но так как в своем рвенииона повысила голос, священник попросту прогнал ее. Это немного вразумилостаруху, и на несколько недель она угомонилась. Между тем из стен инквизиции никаких новых слухов о деле арестованногоеретика больше не просачивалось. Однако повсюду шептались о том, что надопросах открылись ужасающие преступления. Старуха жадно прислушивалась кэтим сплетням. Для нее было пыткой узнавать, что дела еретика обстоят такплохо. Никогда он не выйдет на свободу и не расплатится с долгами. Онапотеряла сон, ив августе, когда жара окончательно доконала ее нервы, весьмакрасноречиво стала изливать свои горести в лавках, где делала покупки, атакже заказчикам на примерке. Старуха намекала, что святые отцы совершают грех, столь равнодушноотклоняя справедливые требования мелкого ремесленника. И это при нынешнихналогах и когда хлеб опять подорожал. Однажды в полдень страж инквизиции отвел ее в священный трибунал. Здесьей настоятельно посоветовали прекратить вредную болтовню. Не стыдно ли, сказали ей, из-за каких-то несчастных скудо вести безответственные речи отаком важном процессе. Вместе с тем ей дали понять, что она рискует нажитьсебе немало неприятностей. На некоторое время предостережение помогло, хотя при мысли о" несчастных скудо", которыми попрекнул ее этот раскормленный монах, всякровь бросалась ей в голову. Но в сентябре заговорили о том, что Великий инквизитор в Риме требуетвыдачи ноланца и что с Синьорией ведутся переговоры. Горожане оживленнообсуждали требование о выдаче, и все были возмущены. Цехи не желалипокориться римскому суду. Старуха была вне себя. Неужто еретика отпустят в Рим прежде, чем онуплатит свои долги? Этого еще не хватало! Едва она услышала эту невероятнуювесть, как тотчас же, не дав себе даже времени надеть юбку получше, помчалась в здание священного трибунала. На этот раз она была принята чиновником поважнее и, как ни странно, более предупредительным, чем все, с кем она имела дело раньше. Он был почтиее ровесник и выслушал ее жалобы спокойной внимательно. Когда она кончила, он после небольшой паузы спросил, не хочет ли она поговорить с Бруно. Она тотчас же согласилась. Свидание было назначено на следующий день. Назавтра в тесной камере с решетками на окнах ее встретил маленькийхудой человек с реденькой темной бородкой и вежливо спросил что ей угодно. Она видела его раньше на примерке и все время помнила, но сейчас неузнала. Очевидно, это допросы так изменили его. Она сказала торопливо: - Плащ. Вы же не заплатили за него. Несколько секунд он смотрел на нее с удивлением. Потом вспомнил испросил тихим голосом: - Сколько я вам должен? - Тридцать два скудо, - сказала она, - ведь вы получили счет. Он повернулся к высокому толстому чиновнику, присутствовавшему орисвидании, и спросил, известно ли ему, какие деньги были сданы в священноесудилище вместе с его вещами. Тот не знал, но обещал выяснить. - Как поживает ваш муж? -спросил узник, снова обращаясь к старухе, какбудто дело уже улажено и теперь вступают в силу нормальные отношения хозяинас гостьей. Старуха, смущенная приветливостью этого тщедушного человека, пробормотала, что все в порядке. Муж здоров, сказала она и даже добавилачто-то про его ревматизм. Считай, что учтивость требует дать заказчику время для выяснениявопроса, она только два дня спустя снова отправилась в священный трибунал. И действительно, ей еще раз было разрешено поговорить с Бруно. Онапрождала его в маленькой комнатке с решетчатыми окнами более часу, так какон был на допросе. Он пришел и казался очень измученным. Так как в комнате не было стула, он слегка прислонился к стене. Тем не менее, он сейчас же заговорил о деле. Он сказал ей очень слабым голосом, что, к сожалению, не может заплатить заплащ. Среди его вещей денег не оказалось. Но не все еще потеряно: подумав, он вспомнил, что с одного человека, который издавал его книги в городеФранкфурте, ему еще причитаются деньги. Он напишет во Франкфурт, еслитолько ему разрешат. Он будет завтра же просить об этом. Сегодня во времядопроса настроение показалось ему не слишком благоприятным, и он не хотелпросить, чтобы не испортить дело. Пока он говорил, старуха смотрела на него острыми, пронизывающимиглазами. Ей были знакомы уловки и отговорки неаккуратных должников. Они нив грош не ставят свои обязательства, а когда их прижмешь, делают вид, будтоготовы перевернуть небо и землю. - Зачем же вы заказывали плащ, если вам нечем за него заплатить? -спросила она резко. Узник кивнул в знак того, что он понял ее мысль. Он ответил: - Я всегда зарабатывал достаточно писанием книг и преподаванием идумал, что буду зарабатывать и дальше. А плащ был мне нужен, я ведь несобирался садиться в тюрьму. - Он сказал это без капли горечи, просто чтобыответить ей. Старуха смерила его с ног до головы разгневанным взглядом, но что-тоудержало ее от новых выпадов. Не говоря ни слава, она выбежала из камеры. - Кто же станет посылать деньги человеку, которого преследуетинквизиция? - сердито сказала она мужу вечером, лежа в постели. А он, не опасаясь больше неприятностей со стороны духовных властей, всеже не одобрял настойчивых попыток жены получить деньги. - У него сейчас другие заботы, -заметил он. Она ничего не сказала. Следующие месяцы не внесли ничего нового в это неприятное дело. Вначале января стало известно, что Синьория склоняется исполнить желание папыи выдать еретика. И тогда чета Цунто получила новое приглашение в зданиесвященного судилища. Так как точного времени не было указано, старуха Цунто направилась тудаоднажды на склоне дня. Она пришла некстати. Узник ожидал прокурорареспублики, которому Синьория поручила подготовить заключение по вопросу оего выдаче Риму. Ее принял тот самый важный чиновник, который разрешил ей первоесвидание с ноланцем. Старик сказал, что заключенный выразил желаниепоговорить с ней, но не лучше ли отложить свидание на другое время? Заключенному сейчас предстоит в высшей степени важная беседа. Она ответила коротко, что об этом лучше спросить его самого. Один из служителей ушел и вернулся с заключенным. Разговор состоялся вприсутствии важного чиновника. Прежде чем ноланец, который уже в дверяхулыбнулся ей, успел что-либо сказать, старуха воскликнула: - Если вы не собирались садиться в тюрьму, зачем же вы так вели себя? Одно мгновение маленький человек казался озадаченным. За эти три месяцаон отвечал на столько вопросов, что конец его последнего разговора с женойпортного едва ли сохранился в его памяти. - Я не получил денег, - сказал он наконец, - я дважды писал, но неполучил денег. Я думал, не возьмете ли вы обратно плащ? - Так я и знала, что этим кончится, - сказала она презрительно. - Плащсделан по вашей мерке и будет для другого слишком мал. Ноланец посмотрел на старую женщину страдальческим взглядом. - Об этом я не подумал, -сказал он и повернулся к монаху. - Нельзя ли продать мое имущество и отдать деньги этим людям? - Это невозможно. - вмешался в разговор чиновник, который его привел, высокий толстяк. - На ваше имущество притязает синьор Мочениго. Вы долгожили на его средства. - Я жил у него по его приглашению, -ответил ноланец устало. Старик поднял руку. - Это к делу не относится. Я полагаю, что плащ нужно вернуть. - А на что он нам сдался? - упрямо сказала старуха. Лицо старика слегка покраснело. Он медленно сказал: - Милая женщина, немного христианской снисходительности вам право бы непомешало. Обвиняемому предстоит разговор, который означает для него жизньили смерть. Едва ли вы вправе требовать, чтобы он особенно интересовалсявашим плащом. Старуха неуверенно посмотрела на него. Она вдруг вспомнила, гденаходится. Она уже подумала, не лучше ли ей уйти, как вдруг услышала позадитихий голос заключенного: - Я считаю, что она вправе этого требовать. - И когда она обернулась кнему, он добавил: - Вы должны меня извинить за все, что случилось. Недумайте, что мне безразличен ваш убыток. Я заявлю об этом в ходе процесса. Высокий толстяк по знаку старика покинул комнату. Теперь он вернулся и, разводя руками, сказал: - Плащ вообще не был нам доставлен. Мочениго, должно быть, задержалего. Было заметно, что ноланец испугался, затем он сказал решительно: - Это несправедливо. Я буду жаловаться. Старик покачал головой. - Подумайте лучше о разговоре, который вам предстоит через несколькоминут. Я не могу больше допускать, чтобы здесь препирались из-за каких-тонесчастных скудо. Кровь бросилась старухе в голову. Пока говорил ноланец, она молчала и, жуя губами, смотрела в уголкомнаты. Но теперь она снова потеряла терпение. - Несчастных скудо! - Крикнула она. - Это наш месячный заработок? Легковам быть снисходительным. Вы-то ничего не теряете. В эту минуту на порогепоказался монах высокого роста. - Прокурор приехал, - сказал он вполголоса, с удивлением глядя накричащую старуху. Толстяк взял ноланца за рукав и увел его из комнаты. Пока заключенныйшел к порогу, он все время оглядывался через узкое плечо на женщину. Худоелицо его было очень бледно. Растерянно спускалась старуха по каменной лестнице. Она не знала, что идумать. В конце концов этот человек сделал все, что мог. Она не вошла в мастерскую, когда неделю спустя толстый монах принес имплащ. Но она стояла у двери к слышала, как он сказал: - Заключенный и в самом деле все последнее время волновался из-заплаща. Дважды между допросами и переговорами, которые вели с ним городскиевласти, он делал заявление и все добивался беседы с нунцием. И он настоял насвоем. Мочениго пришлось отдать плащ. Хотя, по правде сказать, плащ очень быпригодился теперь самому узнику: вопрос о выдаче решен и еще на этой неделеего повезут в Рим. И в самом деле, стоял конец января.