Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





ХЛЕБА РОССИИ 11 страница



Свидетельств встречи Презента и Лысенко нет, но можно предположить, что ленинградский философ сказал одесскому аграрию:

" Ты выдаешь свои идеи, я их буду подкреплять философией, а в результате идеи твои обретут вес и смысл". Долго или коротко они так беседовали, тоже не известно, но ясно - сговорились, ударили по рукам. А может, ударили по рукам только после того как сообща позлословили о " меньшевиствующих генетиках", против которых молодые подняли бузу и наверняка переломают им кости. Да, наверняка они поговорили и об этом, а Лысенко, поусмехавшись, - " угрюмый глаз его ползал по земле", - загорелся предчувствием борьбы и побед. Он уже знал, что его яровизацию поддерживает нарком земледелия, а поэтому все громче настаивал на широком внедрении его находки в практику: после простейшей, посильной каждому крестьянину обработки семян озимых их можно высевать не осенью, а весной, и тем самым уходить от многих бед, приводящих к гибели озимых хлебов. Сокращение сроков вегетации яровых, достигаемое тем же способом, тоже сулило немало выгод.

Некоторым казалось, найдено универсальное средство, избавляющее от многих бед: хлебному полю не страшны теперь суровые зимы, а яровым не так страшны будут и засухи.

Правда, некоторые ученые насторожились. Тот же неугомонный академик Н. М. Тулайков и тут усомнился: озимые лучше яровых противостоят засухе, при высеве же озимых весной мы потеряем это немаловажное преимущество перед яровыми. Предупреждал и Вавилов. Возможность изменения вегетационного периода он назвал " замечательным фактом" науки, но идти с яровизацией в широкий производственный опыт не рекомендовал: " Пока мы еще не знаем, с какими сортами практически надо оперировать в каких районах. Еще не разработана самая методика предпосевной обработки посадочного материала".

Но как же увлекательна панацея от всех бед! В неё хочется верить, она сулит скорое решение всех проблем: не будет больше недородов, не будут голодать и вымирать целые районы.

И на одном из совещаний Яковлев не преминул подчеркнуть " огромное значение и широчайшие перспективы" яровизации. А увлекшись этой перспективой, сказал, что " сам тов. Лысенко до сих пор недооценивает масштаба того переворота, который должны создать его опыты в сельскохозяйственном производстве".

Газеты подхватили это мнение и запестрели лозунгами: " Опыты тов. Лысенко создадут переворот в зерновом хозяйстве нашей страны". Яровизация объявлялась универсальным приемом повышения урожайности во всех зонах страны. Универсальным, элементарно простым и понятным каждому: не ленись - и будешь с хлебом в любой год.

Так часто бывает - ищешь одно, а находишь как раз то, что и не думал уже найти: стерлось, исчезло, не сохранилось ни в свидетельствах, ни в архивах. Ну, в самом деле, кем, в каком документе могла зафиксироваться первая встреча никому еще не известных Презента и Лысенко? Оставалось одно: предположить, что встреча эта произошла в Одессе, где работал Лысенко, к которому в 1932 году и приехал из Ленинграда этот " волонтер" и " оруженосец". Судя по документам, до этого ни на каких сельскохозяйственных совещаниях они вместе не бывали, а значит и пути их ни в Москве, ни в Ленинграде не пересекались.

Но начал я просматривать материалы, которые могли пролить свет на дальнейшую судьбу морозовской науки о лесе, - и тут-то натолкнулся вот на какие факты.

На заседании " Русского ботанического общества", которое состоялось 20 февраля 1-931 года, с докладом выступил ученик Морозова профессор Владимир Николаевич Сукачев - имя его широко известно не только специалистам. Он многие годы и до конца дней своих (умер в феврале 1967 года) был президентом Московского общества испытателей природы. Это он, известный ботаник, лесовод и географ, основоположник многих учений, создал академический Институт леса, который находится ныне в Красноярске и носит славное имя своего создателя. Однако и тогда, в 1931 году, Сукачев выходил на трибуну " Общества" не начинающим ученым, он уже был членом-корреспондентом Академии наук, заведовал в ленинградском Лесном институте кафедрой.

Выступал он с докладом " Растительное сообщество и его развитие как диалектический процесс". Работа эта специалистам известна и не потеряла своего значения и сейчас. Как и всегда, после доклада начались обсуждения. Попросил слова и представитель Коммунистической академии... И. И. Презент, который обвинил Сукачева в " механистических и идеалистических воззрениях". Насколько это обвинение оказалось серьезным, показали дальнейшие события. Презент выступил инициатором создания группы по борьбе " против реакционных теорий на лесном фронте"...

Итак, до " биологического фронта" был у Презента " лесной". На этом " фронте" инициативная группа под командованием Презента наголову разбила и учеников Морозова, и самого Морозова, которого не стало еще в 1920 году, но который, оказывается, своим учением о лесе " притуплял классовые противоречия в обществе". Учение Морозова о постоянстве и непрерывности лесопользования обвинили в резком противоречии с новыми установками.

Скажете, а при чем тут Лысенко?

А вот при чем. Незадолго до создания " лесного фронта" в Коммунистической академии состоялось собрание, на котором выступил Лысенко. Вот тут-то, кажется, и встретились впервые Презент и Лысенко. Лысенко рассказывал о перспективах, которые сулит человечеству и науке яровизация: за счет направленного управления развитием растений и сокращения сроков вегетации, обольщал слушателей одесский агроном, колхозники нашей страны уже к концу второй пятилетки будут снимать по два урожая в год! При этом южные культуры будут вызревать даже на Крайнем Севере.

И организатор " фронтов" издал радостный возглас: вот оно, научное обоснование " новым установкам", которым так противоречило учение Морозова!

В чем же они заключались, эти " новые установки"? А вот в чем. В непрерывном лесопользовании, оказывается, заинтересованы были лишь помещики - владельцы лесов. Они только для того их и берегли, чтобы всю жизнь получать доходы. Мы же объемы лесозаготовок должны определять только грузопропускной способностью дорог. Так что - долой непрерывность лесопользования, надо рубить, рубить и рубить всё подряд. И нечего жалеть, природный лес - это всего лишь " бурьян". На вырубках новая наука создаст могучие, доселе невиданные леса. Новая наука продвинет южные породы на север, а северные - на юг.

В огне яростной критики, развернувшейся в отраслевой печати, учение Морозова и его последователей было испепелено. В конце 1932 года безоговорочно капитулировал и нарком леса: руби - новая наука создаст...

Итак, Мавр сделал свое дело. Мавр жаждал нового. И в том же 1932 году Презент покидает берега Невы и устремляется к Черному морю, откуда и развернет наступление на " биологическом фронте"...

Обычно, прослеживая этапы борьбы лысенковцев с генетиками, в качестве основных вех называют декабрьскую сессию ВАСХНИЛ 1936 года и августовскую - 1948 года. Гораздо реже упоминают П съезд колхозников-ударников, который проходил в феврале 1932 года. Мне же кажется, что именно на этом съезде Лысенко предпринял не безуспешную попытку заручиться поддержкой народа. И сделал это по-своему мастерски. Вчитайтесь, вдумайтесь в каждую его фразу, и вы согласитесь со мной. Вот что говорил Лысенко с трибуны съезда:

" В нашей советской сельскохозяйственной науке день за днем развивается коллективность в работе. Растет связь теории с практикой. В самом деле, кто разработал научные основы яровизации? Я в этом деле участвовал и знаю, кто еще в нем принимал участие. Может быть, их разработал Яков Аркадьевич Яковлев? Потому что, если бы он в 1930 году не подхватил этого вопроса в зародыше, не было бы в таком виде и в такой форме яровизации на сегодняшний день, как мы её имеем. Может быть, автор этого дела Родионов А. Д., который работает сейчас в лаборатории, - молодой парень, 30 лет, рабочий, лучший знаток и настоящий специалист этого дела? Он как раз ведает всеми колхозными опытами в этой части... "

Позволю себе на минуту прервать речь словоохотливого оратора с одной лишь целью - коротко представить читателю А. Д. Родионова. Это действительно рабочий с " незаконченным средним самообразованием", как он сам писал в анкете. Вот его-то и назначил Лысенко " главным ответственным за работу по яровизации", а позже сделал заместителем директора института (своим замом) по административно-хозяйственной работе.

При таком продвижении по службе он вполне мог и уровень своего самообразования очень быстро поднять до " высшего - по опыту работы" - встречал я министерского чиновника и с такой горделивой записью в анкете, при этом ни кадровики, ни вышестоящие начальники не высказывали ни малейшего сомнения в его столь высокой образованности - потешались над ним лишь секретарши да машинистки, прилепившие ему нелепую кличку " Бегит-Ехает", а он, старейший работник министерства, и по сей день недоумевает, почему они постоянно смеются над ним и говорят, что таких слов в русском языке нет.

А теперь продолжайте слушать оратора:

" Может быть, это Лысенко, тот Лысенко, который перед вами, ученый Лысенко? Может быть, это колхозники создали её, потому что и в этом году 25 тысяч колхозников участвовали в этом деле? Будет правильно на все эти вопросы ответить так: не имели бы мы яровизации без Якова Аркадьевича Яковлева, без А. Д. Родионова, без Лысенко. А все это вместе - наша советская действительность, наша колхозная действительность".

Так он, безгранично любящий саморекламу, с хорошо рассчитанной скромностью " поделился" своей идеей и с народом, и с Наркомом Яковлевым, ставшим к тому времени заведующим Сельскохозяйственным отделом ЦК ВКП(б). Отдавая, он получал не просто сторонников, он получал ПРИЗНАНИЕ: этот ученый с нами, он наш.

Так что получал он много. Однако пока еще не все. И Лысенко продолжал:

" Товарищи, ведь вредители-кулаки встречаются не только в вашей колхозной жизни. Вы их по колхозам хорошо знаете. Но не менее они опасны, не менее они закляты и для науки. Немало пришлось кровушки попортить в защите, во всяческих спорах с некоторыми так называемыми " учеными" по поводу яровизации, в борьбе за её создание, немало ударов пришлось выдержать в практике... "

Всё - ложь. Ни кровушки не пришлось ему попортить, ни серьезных ударов на себе испытать, потому что яровизацию уже " в зародыше" подхватил нарком земледелия, о чем Лысенко только что признался. Да, ученые предостерегали, но слова их попадали в пустоту, не воспринимались. Наносила удары и практика - не всюду, о чем предупреждали и ученые, яровизация семян принесла ожидаемые результаты (в некоторых местах едва собирали по З центнера зерна с гектара вместо обещанных 25). Однако и этот факт Лысенко истолковал себе на пользу.

" Товарищи, - продолжал он свою речь на съезде, - разве не было и нет классовой борьбы на фронте яровизации. В колхозах были кулаки и подкулачники, которые не раз нашептывали крестьянам, да и не только они, а всяческий классовый враг шептал крестьянам: " Не мочи зерно. Ведь так семена погибнут". Было такое дело, были такие нашептывания, такие кулацкие, вредительские россказни, когда вместо того, чтобы помогать колхозникам, делали вредительское дело. И в ученом мире и не в ученом мире, а классовый враг - всегда враг, ученый он или нет".

" Браво, товарищ Лысенко, браво! " - поддержал его Сталин.

И зал разразился аплодисментами.

Так, используя уже апробированные аспирантами приемы, Лысенко отождествил себя с истинно советской наукой, а своих противников причислил к стану врагов народа.

Но вот что интересно. При первом изложении его речи в газетах не оказалось ни олова ни о кулаках, ни о врагах в науке. Не было и сталинской реплики. Кто-то при подготовке к публикации все это " сократил", понимал, к чему могут привести такие обвинения при такой поддержке. Однако через пять дней, 21 февраля, та же газета " Социалистическое земледелие", сославшись на сокращение первой публикации, поместила более полный вариант речи Лысенко. И вот тут есть уже всё: и кулаки, и враги, и " Браво, товарищ Лысенко, браво! "

Летом того же 1935 года Вавилов, первый президент ВАСХНИЛ, сложил свои полномочия, передав руководство академией заместителю наркома земледелия А. И. Муралову.

В конце декабря того же 1935 года на встрече передовиков урожайности с руководителями партии и правительства Лысенко снова заговорил о врагах в науке. Сталин, сидевший в президиуме, поднялся (этот момент запечатлен на фотографии в газете).

Однако Яковлев упредил вождя громко спросил:

- А кто именно, почему без фамилий?..

Не думал, не предполагал Яковлев, что очень скоро и его фамилия окажется в списке врагов народа и его расстреляют. Пока же он был у власти, сидел в президиуме рядом со Сталиным и побуждал оратора на страшное дело.

Однако Лысенко не испугался. Если нужны фамилии, то вот они...

Трудно представить, что испытал Вавилов, когда услышал в этом списке и свою фамилию. А ведь он только что, на этом же совещании говорил добрые слова о молодом ученом. И вдруг - такой удар в ответ...

На следующий день печать сообщила о награждении Лысенко орденом Ленина. Отец и мать Трофима написали Сталину благодарственное письмо, в котором благодарили вождя за то, что в колхозах теперь " жить стало лучше и веселее". Сталину понравились эти слова и он превратил их в лозунг.

Лысенко всё увереннее заявлял о себе в полемике с генетиками, которые еще и сами толком не знали, как действует ген, какова структура его и природа, но уже понимали, что где-то в нем зашифрована генетическая информация живого организма, которую предстоит расшифровать во славу человечества.

Пока это были всего лишь научные гипотезы. Но, как казалось аспирантам, и гипотезы-то какие-то странные: ни одному великому химику не удалось обнаружить эти таинственные гены. Значит, никакого " вещества наследственности" нет, оно - выдумка буржуазного ума. И, высмеивая эту выдумку, заявляли публично, что исследования того, " как устроено и как ведет себя некое специфическое " вещество наследственности", немногим более плодотворны, нежели, скажем, сложнейшие рассуждения на тему о том, как был устроен Адам, был ли у него пуп, если его не родила женщина... "

Однако так изысканно потешался над генетиками один лишь Презент: он любил и умел щегольнуть перед публикой эффектной фразой. Сам Лысенко выражался проще. " Я без единого эксперимента объявил, что этого не было, нет и не будет", - заявлял он публично под бурные аплодисменты и под громкие возгласы: " Ура, народному академику! "

Вавилов, конечно, видел, куда дело клонится, однако продолжал успокаивать своих сотрудников: мол, в начале века были гонения на генетику и в Англии, однако же ничего, выдержали. Да, соглашались с ним, и в Англии ополчались на генетику, но там спор решался экспериментально, на основе опытов, а тут ни факты, ни опыты роли не играют, в ходу только политические обвинения.

- Да, не всем это понятно, но работой и результатами себя оправдаем, и Отечеству, и миру смотреть в глаза будет не совестно, - отвечал Вавилов коллегам. И добавлял: - Мы представляем собой сильный коллектив, много над собой работающий, который всецело проникнут горячим желанием работать для советской страны, который считает для себя честью, долгом, сутью, смыслом, отдать себя нашей стране.

Однако высокие эти слова вызывали лишь досадную усмешку: да где тот сильный коллектив, если из института, с научной работы некоторые уходят на работу в органы НКВД и становятся специалистами особого рода, доносчиками, осведомителями. Где тот дружный коллектив, если заведующим одного из отделов в институте стал недавний бузотер - аспирант Гришка Шлыков. Он все унаследовал у Коля, даже манеру публичных обвинений.

Не знали они, что этот самый Гришка Шлыков, заведующий отделом новых культур, сообщал в ЦК: в окружении Вавилова сплошь карьеристы и враги народа, да и сам Вавилов - " путаник в теории", " неискренне работающий на наш строй"! И предлагал освободить Вавилова, от руководства институтом, назначить на его место одного из бывших аспирантов. " Я не желаю быть пророком, - заключал свое письмо Шлыков, - но знаю, к этому придется прийти рано или поздно". Он был уверен в этом...

В институте все чаще вспоминали, как в январе 1911 года ехали в Харьков на первый Всероссийский селекционный съезд. Москвичам выделили отдельный вагон, который они превратили в импровизированный клуб: дурачились, выступали, смешили друг друга. Все были молоды и всем было весело.

Однако вспоминали теперь не эти веселые импровизации. Вспоминали дискуссию, разыгранную в форме суда над селекционной идеей. Мысль эта пришла молодому и озорному Николаю Вавилову, её тут же подхватили, тут же объявили о начале судебного процесса, над " обвиняемой идеей". Вот её носитель - на импровизированную сцену поднялся улыбающийся Вавилов. Игру приняли, тут же объявился прокурор, кто-то взял на себя роль защитника, появились свидетели, присяжные и следователь. Понадобился даже судебный пристав - главным образом для наведения порядка в зале суда. Дискуссия, облеченная в веселую форму, увлекла и захватила, всех, и чем яростнее защищалась идея, тем яростнее на неё ополчались, - на манер, конечно, английской дискуссии, в ходе которой один из опровергателей, заподозренный в нечистоплотности при проведении эксперимента, покончил жизнь самоубийством... Вспоминали эту веселую импровизацию суда с горькой усмешкой:

теперь-то они хорошо знали, что противники у них совсем другие - отвергали без единого эксперимента и гордились этим.

Нет, они верили, что и у нас истина победит в споре. Поэтому обижались, что их обряжают в дурацкий колпак и в нем выставляют перед народом. Они гневно отшвыривали этот колпак его изготовителям и кричали: да, наука пока еще не знает природу и структуру материального вещества, хранящего, передающего и реализующего наследственные качества живого организма, но пройдут годы, а может и десятилетия, и мы, генетики, узнаем это, докажем, что это вовсе не дух, а сущность живой материи.

" Десятилетия! " - ужасались противники. И напоминали: новые сорта, новые породы нужны сегодня, колхозное крестьянство ждет помощи от науки сегодня, а вы собираетесь это делать только через десять-двадцать лет?.. А если обманете, если и через десять-двадцать лет ничего создавать не научитесь?

Вопросы эти, сквозь смех звучавшие в статьях, рождали у читателей убеждение, что такая наука, которая никаких практических достижений предъявить сегодня не может, а только обещает, нам и вправду не нужна.

В смехе всё как-то смешалось, перезабылось: кто что сделал, а кто и не приступал еще ни к какому делу. Но так как громче всех смелись именно те, кто к делу еще не приступал, то они и были правы. Те же, кто делал сегодня и еще больше обещал сделать через десять лот, оказывались осменными и уже потому виноватыми: надо-то действительно сейчас, и всегда, всем надо сейчас, и надо как можно больше.

Вот уж поистине, нападение - лучший способ защиты. И лучший способ выглядеть хорошо.

Но было же, было что положить на весы вавиловцам! Было что предъявить народу!

Скромные экспедиции советских " охотников за растениями", отказывавших себе в самом необходимом, незаметно прошли огромные территории важнейших земледельческих районов мира, побывали в 60 странах и при самых ничтожных затратах своего народа вскрыли огромные, никем до этого не подозреваемые видовые и сортовые богатства. При полном подавлении личных интересов наши исследователи впервые собрали и выложили перед селекционерами сортовой и видовой состав культурных растений всего земного шара. Все дальнейшие успехи селекции во многом будут теперь определяться именно этим сортовым богатством, в котором около 250 тысяч образцов различных культур. Эта коллекция уже служит и долго, вечно будет служить неисчерпаемым источником исходного материала для создания высокоурожайных и устойчивых сортов, которые явятся самым ценным достоянием народа и Отечества.

Пройдут годы и десятилетия, наступит момент, когда человечество встревожится процессом эрозии ценнейшей зародышевой плазмы в центрах происхождения культурных растений, открытых Вавиловым. Наступит момент, когда по вине человека в результате его хозяйственной деятельности, эти естественные резервации ценнейших генов будут поставлены на край гибели. И вот тогда, через десятилетия после их открытия. Организация Объединенных Наций обратит особое внимание на невосполнимую утрату человечеством вавиловских очагов исходного материала для селекции и примет срочные меры по созданию коллекций и их сохранению в различных учреждениях мира. Потому что всюду, даже в США, собранные семена растений после непродолжительных испытаний почти полностью омертвили. Омертвили почти все, что не находило применения в данный момент. И только вавиловцы догадались и сумели сохранить собранную коллекцию в " живом" виде. Подобного богатства нет и наверное уже никогда не будет ни в какой другой стране мира.

Вавилов уже тогда знал подлинную цену этому богатству, к коллекциям он относился как к золотому фонду отечественной и мировой селекции. Так что мог положить на весы и её... Мог. И выкладывал. Но ему, в лицо смеясь, говорили: " А зачем вся эта уйма? Да и зачем ездите по миру, зачем собираете, зачем выписываете? Зачем деньги народные тратите на пустую затею? Мы из любого сорта воспитаем такой, какой буржуазным учеными не снился! "

Вавиловцы могли с гордостью сказать: мы впервые в истории проэкзаменовали всю мировую коллекцию растений - подобного масштаба изучения сортов и культур не знала мировая наука.

К тому же мобилизация мировых сортовых ресурсов, проведенная в кратчайшие сроки при минимальнейших затратах, дала результаты совершенно исключительного научного и практического значения.

И они говорили об этом. А им в ответ: " Вы что же, реакционную теорию центров происхождения растений навязываете нам как достижение советской науки?.. "

Могли напомнить своим критикам: нет ничего практичнее хорошей теории. И напоминали. Да где там.

Опровергали все. Укоряли даже тем, что в 1936 году около 20 миллионов гектаров хлебного поля страны было уже занято сортами, привезенными экспедициями: мало, это же только шестая часть посевного клина.

Опять же приходилось объяснять, что и все другие площади засеваются теперь не какими попало семенами, а районированными сортами, отбору которых как раз и способствовали географические посевы на опытных станциях. Однако когда на тебя нападают, то самые разумные твои объяснения воспринимаются, как оправдания, а нападающая сторона, заручившись поддержкой зрителей, получает право осмеивать любые доводы.

Народ не одобряет оправдывающихся.

" Браво, товарищ Лысенко, браво!.. "

 

 

Я искал материалы о Каменной степи, а события уводили меня все дальше и дальше от неё. Я сопротивлялся, но ни на один вопрос не находил ответа.

Так, наверно, исчезали древние цивилизации. 'Науке известно, что они существовали - раскопки подтверждают их пребывание на земле. Были в расцвете, и вдруг - ни видимых причин гибели, ни свидетельств, ни летописей.

Не находил и я никаких следов ни в архивах, ни в документах. До недавнего времени новое поколение каменностепцев, лишь в общих чертах знавшее " докучаевский период" своей истории, совершенно не знало " вавиловского", будто его и не было. Не знало, не слышало, так что и рассказать о том времени никто не мог.

Однако должны же быть какие-то следы этого разгрома? Не могло это событие не отразиться в каких-нибудь документах. Но поиски мои оказывались безрезультатны.

Тогда я взялся просматривать статьи, очерки и книги прежних лет, в которых рассказывалось или упоминалось о Каменной степи. Перечитал " Русский лес" Леонида Леонова, нет ответа. Ничего не нашел ни в газетных вырезках, ни в журналах.

Но вот однажды... Да, именно так все и началось. Идем однажды. с каменностепским старожилом по безымянному поселку (я уже говорил, что поселки в Каменной степи давно лишились прежних своих названий и именуются теперь " участками" ), - так вот, идем по поселку второго участка, посматриваем по сторонам. Алексей Егорович Астахов, занимающийся собиранием материалов для недавно организованного музея, указал на один из домов и сказал:

- На нем была мемориальная доска писателю... Правда, самодельная, надпись вылиняла и смылась, поэтому сняли, а новую никак не сделаем.

Он назвал фамилию писателя, книги которого я читал в юности, но до этой минуты не знал, что он бывал в Каменной степи, а значит и писал о ней. Астахов подтвердил:

- У него был очерк, который так и назывался: " Каменная степь". Если не читали, я вам принесу...

Вечером я читал и перечитывал очерк, в котором автор зафиксировал как раз то, чего ни в каких документах найти мне не удавалось.

" При прямом покровительстве врагов народа в 1924 году вировцы стали... " наследниками и продолжателями" докучаевского опыта. Чувствовали они себя в Каменной степи по-домашнему уютно - приезжали в апреле, как на курорт, гуляли по лесным аллеям, купались в прудах, охотились, а в конце августа отправлялись восвояси, чтобы получить отпуск после " напряженной опытной работы"...

Перечитайте эти строки... И вспомните... Помните, как дружно работали тут, месяцами не получая зарплаты, как теорию проверяли практикой, как стремились сюда именитые ученые? Да могли ли предположить великие наши энтузиасты, что итоги этой титанической работы подводить будут не они сами, а. их противники. И дадут вот такую оценку.

Нет, не могу я читать дальше, на напомнив.

Степная станция, старейшая опытная станция ботаников, многие годы была центром изучения культурных растений в России -в год высевалось до 12 тысяч образцов различных культур.

Здесь, на Степной станции, высевались и размножались семена собираемых по всему миру растений - для хранения их в " живом виде" и снабжения семенами других опытных учреждений.

Здесь, в Каменной степи, была основная база изучения мировой коллекции овса, которая насчитывала около трех тысяч образцов.

Каменная степь была единственным пунктом, где высевались и размножались мировые коллекции гороха, чечевицы, фасоли, бобов, вики, чины, сои - поистине тут был " интернационал бобовых", как шутили вировцы.

 В Каменной степи были восстановлены исчезнувшие за годы войны многие эфиро-масличные культуры: анис, кориандр и тмин.

Отсюда, из Каменной степи, ушли на поля страны новые, ранее не возделывавшиеся у нас растения. Среди них всем известный земляной орех - арахис, суданская трава и другие культуры.

Добытые на Степной станции материалы легли в основу всей научной деятельности биологов того времени. На основе этих материалов ученым удалось разобраться в разновидностях пшениц, ячменей, проса и других культур, что позволило составить определители, каких не было ни у кого в мире.

И вот наступил год " окончательной систематической обработки твердых пшениц и год отправной для практической селекции в общерусском масштабе". Так писал Вавилов сюда, в Каменную степь. Пора было приступать к практической генетике на систематической основе, закладывавшейся все предыдущие годы.

Однако противники и за это осмеяли их: " В лабораториях маститые профессора с сосредоточенностью средневековых алхимиков отыскивали под микроскопом гены пшеницы и ржи".

Слышите! Уже знакомые нам упреки.

Энтузиасты приводили земной шар в порядок, а противники лгали:

" Осенью им не требовался транспорт, - весь урожай с делянки умещался в картузе: чахлые колоски со сморщенными зернышками. Каждое из них они нумеровали, фотографировали, зарисовывали, разглядывали в лупы, микроскопы, о каждом из них готовы были писать статьи, трактаты, научные диссертации".

И всё же, как могло случиться такое? Почему " золотая страница" в истории отечественной науки оказалась так скомканной современниками, соотечественниками? Почему опытная станция, на которой были собраны лучшие научные силы, вдруг захирела и начисто выпала из истории? Опытная станция, которая почти два года была на линии фронта, 23 раза переходила из рук в руки и всё же сохранила себя как научное учреждение, вдруг, в зените творческого порыва, растворилась как в тумане.

Итак, читаю очерк дальше. Шел январь 1934 года. В Москве собрался ХУЛ съезд партии, который вошел в историю как съезд победителей, успешно справившихся с индустриализацией страны, раскулачиванием и коллективизацией в деревне. В эти самые дни, в дни съезда, рассказывает автор очерка, " в Каменную степь приехал молодой ученый-селекционер Аркадий Петрович Водков -страстный последователь Мичурина, ученик Лысенко".

Ах, как же они испохабили имя Мичурина, не имевшего никакого отношения к этой борьбе лысенковцев с генетиками. Народ любил Мичурина и лысенковцы своевольно начертали его имя на своем знамени: мол, мы его продолжатели, мы - мичуринцы. Понимали, под таким знаменем им будет легче завоевать народ на свою сторону и ополчить его против своих недругов.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.