«На восходе было солнца красного…» 3 страница

Надо разработать эту идею на будущее!

23 июля 1958.

Там же.

Не успели пережить волнение, вызванное находкой былин, как вчера ещерадость: нашли новую местную песню, сложенную одной из колхозниц. Это не меньшая редкость, чем былины.

Было это так. Мы с Флавием Васильевичем записывали певиц на почте. Тут выяснилось, что у одной из исполнительниц есть певунья-тетка.

Таисья Николаевна Листова. Она сестра родная Михаилу Николаевичу, который Лешуконский хор в Архангельске сладил, объяснили нам.

- А какая же это песня? Про что? - допытывались мы.

- Про Мезень. «Наш любимый край» называется.

- А где сама Таисья Николаевна?

- В больнице она. Лечилась. Да, быват, уж поправилась...

Мы немедленно звоним с почты в больницу по телефону. (Ты, 1928 год, - ну-ка!!! ) Оказывается, Таисья Николаевна действительно уже накануне выписки и мы, если хотим, можем ее навестить.

От почты до больницы около двух километров. Времени было немало - восьмой час вечера, шел дождь, мы очень устали от дневного путешествия в Смоленец за былинами. Но у нас даже мысли не возникло отложить свой визит на завтра. Скользя по мокрым доскам-«тротуарам», спотыкаясь, мы весело отправились через все селение на другой конец, к больнице. Подумать только – «новая» песня! Вот повезло!

Т. Н. Листова оказалась доброй и красивой женщиной. Лицо у нее милое, голос слабый, но приятный. Администрация больницы, сама сильно заинтересованная нашим появлением, разрешила всем «ходячим» больным присутствовать при записи на магнитофон. Т. Н. спела нам свою песню, магнитофон покорно воспроизвел ее, - какое развлечение для скучающих выздоравливающих пациентов! Беседа наша с ними затянулась до той поры, когда им полагалось ложиться спать. Нас провожали с благодарностями и радостью за Таисью Николаевну:

- В Ленинград нашу песню повезут! - гордо говорили колхозники. А сама Таисья Николаевна скромно сияла и тоже радовалась.

Песня ее - не шедевр. Она создана в стиле массовых современных песен и не блещет ни текстовыми, ни музыкальными качествами. Но неизвестно, как она обточится через какой-то промежуток времени. И во всяком случае очень ценно и важно, что стремление к новому творчеству проявляется в деревнях, хотя бы и в таких формах. По содержанию это описание новой Мезени:

Сторона ты моя, ой, сторонка,

Ты любимый наш северный край.

В старину и во сне нам не снилось,

Что мы видим теперь наяву.

По рекам кораблей нету счету,

Сколько лесу к заводам везут.

Вверх посмотришь - летят самолеты,

Будто радость далеко несут.

И рабочему нету безделья, -

Беспрерывная стройка идет...

и т. д. Упоминается и «в пароходстве у пристани баржи», и лесозаготовки, и крепкие руки северян, не боящихся никакого труда и колхозные праздники, и местные песни:

В нашем крае поют много песен,

Хороводных, раздольных поют...

В целом - песня не хуже других, сложенных самодеятельными хорами на Волге или в Сибири. Так что мы вполне довольны.

24 июля 1958.

Дер. Малые Нисогоры.

Вчера распрощались с лешуконскими друзьями и на том же пароходе «Комсомолка» в 9. 30 вечера прибыли сюда - в места, где уже были 30 лет назад. В ряде деревень нам встречались за эту поездку люди, которые помнят ту экспедицию, «трубу», т. е. рупор фонографа, и нашу тогдашнюю запись песен.

Здесь мы остановились в двух избах - и сразу же натолкнулись на былины. Хозяином одной из изб оказался Семен Федорович Поздняков, сын сказителя, которого А. М. Астахова записывала в 1928 году. Поблизости - дом его брата, Николая Федоровича. Оба деда стары, ни много, ни долго петь не могут, но оба очень охотно согласились вспомнить то, что когда-то усвоили от отца. Записываем их маленькими дозами в течение всего дня, с отдыхом и передышками, чтобы не утомлять стариков. Поют они вполголоса - на громкое пение не хватает старческого дыхания. Они подробно рассказывали нам, как не смели петь былины в 1930-е годы.

- Вот уж нонь-то и не вспомнишь, чего ране пели… И голос слаб стал, не бежит, - сокрушались седовласые братья, покачивая головами.

Малые Нисогоры очень постарели. Старые избы с конями-охлупнями, старинные амбары - все это обветшалое, притихшее... Высоко на угоре над деревней - ветряная мельница. Два новых «оветных» креста посреди деревни увешены пеленами, полотенцами и т. п. украшениями совсем новой работы. Кресты поставлены на месте старых, сломанных в 1930-е годы. Из разговоров выяснялось, что кресты, собственно, местному населению не так уж и нужны, - важны не кресты, а традиция.

Жители Нисогор охотятся, ловят рыбу, разводят огороды, держат коров. Живут очень скромно. Что же касается Больших Нисогор, которые стоят неподалеку на горке, то они совсем развалились: дома стоят заколоченые, людей почти нет.

В эту поездку нам удалось собрать довольно много местных загадок, которых мы почти не привезли с Мезени в прошлый раз. Некоторые специфичны для местного быта или просто занятны:

На горе-горушке лесная опушка; спилить тот лес можно, а расколоть нельзя. (Волосы на голове).

Не дерево, а суковато. (Оленьи рога).

Не зверь, а с ребрами, в дорогу пошел - шкуру с себя снял. (Чум).

Не сеяно, не молочено, в воду обмочено, камнем пригнетено, к зиме припасено. (Соленые рыжики).

Стоят столбы белёны, на них шапки зелены. (Березы).

Белая морковка зимой растет. (Ледяная сосулька).

В лесу котелок кипит, кипит, а укипки нет. (Муравейник).

Вырос лес, белый весь, пешком в него не войти и на коне не въехать. (Узоры мороза на стекле).

Этой бабке - сто лет, горба у ней нет, высоконько торчит, далеконько глядит; придет смерть за старушкой, станет бабка избушкой. (Сосна).

Загадки знают все возрасты, больше всего - старшее поколение, а особо интересуются ими ребята-школьники. К сожалению, педагоги в местных школах очень редко обращают внимание детей на то, что живет вокруг них; а где и собирать детям фольклор, как не в здешних деревнях от собственных бабушек и дедушек. Но педагогам это обычно в голову не приходит.

24 июля 1958.

Дер. Юрома.

«Комсомолка» ходит взад и вперед по Мезени круглые сутки, оборачиваясь за 24 часа от Каменки до Лешуконского, и возит нас на себе тоже взад и вперед из деревни в деревню. К нам на пароходе все уже привыкли. Вчера он должен был забрать нас из Малых Нисогор для переправки в Юрому. Ждали его к вечеру.

Около десяти часов мы пошли «на пристань», т. е. просто на берег, под высокую красивую глиняную кручу, увенчанную высоко над нашими головами пушистыми лиственницами. В Малых Нисогорах по-прежнему – в отличие от других мезенских деревень – растут деревья: лиственницы, рябина, черемуха…

Вечерняя река лежала перед нами во всем обаянии глубокой тишины и пленительных красок северной белой ночи. Кроме нас, никого на берегу не было. Мы разожгли костер, просидели около него до половины двенадцатого, когда пришел пароход, и около половины второго были в Юроме.

Ночь была совершенно как день, только слегка притихшая, похолодевшая, с еще более прозрачным и легким воздухом над рекой. Юрома – прекрасная старая деревня – встретила нас очень дружелюбно.

Но уже сегодня, едва начав работать, мы сразу почувствовали какое-то отличие в ее песенной культуре от деревень, расположенных вокруг Лешуконского. Лешуконское и Вашка сродни тому, что мы видели в Верхней Мезени. Здесь же проявляется что-то новое.

В чем? Интересно: не во всем репертуаре, а только в его части. Лирические протяжные песни те же, что вверху по реке. А обрядовые другие. Вернее, некоторое количество «других» прибавляется к тому же репертуару, который известен в верхнем течении. Он здесь богаче. Это говорит о каких-то других корнях: лирические песни бродят по свету довольно свободно, а обрядовые цепко держатся за родную почву и определяют специфику района. Очевидно, древние традиции в этих районах Мезени были издавна разными.

Есть и другие местные отличия: здесь уже нет «наб и вальников» (т. е. набивных сарафанов из домотканой крашенины), которые были в верховьях Мезени и на Вашке; нет деревянной, берестяной и плетеной посуды. Всё это здесь относят к глубокой старине, которая сохранилась в верховьях, но исчезла отсюда. Вместе с тем тут есть своя старина - и в обычаях, и в говоре, и в верованиях, но старина иная, чем в верховьях. Мы еще не успели во всем этом разобраться, но уже ухватились за первые наблюдения.

27 июля 1958.

Юрома.

Здесь есть былины! Немного, но все-таки есть.

За вчерашний день мы записали 18 песен и два былинных текста «Добрыня и Алеша» и «Пир у князя Владимира». Чтобы охватить побольше материала, мы разбились на группы. Сегодня одна часть ушла через реку в деревню Тиглява, а другая работает в Юроме.

Недалеко от Юромы есть деревня Бугава, а в ней - маленький хор из трех пожилых женщин. Они живут рядом, постоянно сидят вместе с прялками и, естественно, вместе поют. Напевы у них какие-то особые, со странным архаическим ладом, а тексты по большей части очень длинные и цельные. В Юроме тоже имеется маленькая группа семидесятилетних певиц. И во многих местах тут можно найти вот такие небольшие песенные коллективы, которые - дай им бог здоровья! - собираются вместе, поют и обучают традиционным песням молодежь.

Что же касается бывшего главного украшения и славы Юромы - великолепной древней шатровой церкви, известной по всем архитектурный изданиям, в которых говорится о поразительной красоте северного зодчества, то ее больше не существует: в 1930-е годы в ней был устроен клуб, во время грозы где-то что-то не там включили, где-то что-то забыли отключить - и в результате церковь сгорела.

Церковь эту, по преданию, строили три богатыря: Павел, Илья и Великий. Славное же имя зав. клубом, погубившего одним махом то, что сделали три богатыря, не сохранилось. А жаль! Запечатлеть бы и его в памяти народной - для вечной анафемы!

На Юроме заканчивается наша работа в Лешуконском районе. Теперь переключаемся на Мезенский.

29 июля 1958.

Дер. Куьмин-Городок

Вчера экспедиция весь день плыла по реке на той же неизменной «Комсомолке» и к вечеру рассыпалась на четыре группы, каждая из которых отправилась своим путем по прибрежным деревням. Нужно было обследовать и Азаполье, и Погорелец, и Кильцу, и Печище, а затем съехаться вместе со всеми своими достижениями в Дорогую Гору к 3-му августа.

Название Азаполье мы расшифровать не могли. Дорогая Гора и Кузьмин-Городок более понятны: Дорогая Гора названа так, говорят, за красоту местности, а Городок, само собой, очевидно был основан неким Кузьмой. А Погорелец получил свое прозвание потому, что многажды горел. Впрочем, этим могу похвастать очень многие деревни на лесной деревянной Мезени. Все бабки, начиная знакомство с нами, сообщают обычно прежде всего о том, что они в свое время «горели» и «вдовели» (причем иногда это происходит и в обратном порядке).

Кузьмин-Городок, где осел наш отряд, расположен по верху огромного красного глиняного обрыва над Мезенью. Сорваться отсюда вниз - все равно что с крышы четырехэтажного городского дома. Вид сверху красив до неправдоподобия. По вечерам огромные долгие розовые закаты; луна, как лепесток прозрачного цветка; от нее по голубой реке бежит золотой столб света; аромат мяты, хвои и полыни в прохладном, необычайно чистом и тихом воздухе. (Это вечером он прохладный, а днем невыносимо: + 40 °). Сверху видны бескрайные лесные просторы, убегающие по обоим берегам Мезени во все стороны: налево - к Пинеге, направо - к Печоре. «Между речками, между быстрыми» - как хороша она, лесная красавица-Мезень!

Мы остановились в чистеньком и уютном домике у старика со старушкой, Прокопия Романовича и Маремьяны Игнатьевны. Знакомства, как всегда, наладились быстро. Прежде чем начинать запись, которая была назначена на вечер, мы прошлись по деревне, чтобы получить о ней представление. Тут мы тоже еще не бывали.

По мере удаления от верховьев реки все больше и больше заметен другой характер деревень. На домах охлупни уже не с конскими головами (оленьих и лебединых вообще совсем нет), а только с их весьма малохудожественными стилизациями. Никаких берестяных или деревянных красивых поделок нет и в помине и, говорят, никогда не бывало. Сарафанов не носят давно, почти нет и повойников. На улицах люди более сдержаны, меньше улыбок и приветствий. Словом, во всем меньше простодушия, патриархальности и этнографической специфики, всё окружающее больше напоминает городские характеры и быт.

Старую песню, как оказалось, знают и поют только отдельные любители. Некоторые старухи, которым уже под восемьдесят, помнят отрывки былин. Так мы записали от одной - как Добрыня добывал невесту князю Владимиру, от другой - описание княженецкого пира. Кроме того на наше счастье нашелся маленький песенный коллектив из двух пожилых сестер, Е. Г. Яшевой и А. Г. Власовой, и их подруги, Е. А. Личутиной, Они спели нам громадное количество самых разнообразных традиционных песен, в том числе - потешную «Скоморошину» - небывальщину:

Да как во славном-то городе, во Туесе

Да как жила-была княгинюшка Лединушка.