Двенадцатая картина

Во время остановки в губернском городе Левин стал ходить взад и вперед по платформе.

ВРОНСКАЯ. Вот провожаю его. Едет на войну в Сербию. После его несчастья что ж ему было делать?

ЛЕВИН. Ужасное событие …

ВРОНСКАЯ. Ах, что я пережила! Этого нельзя себе представить! Шесть недель он не говорил ни с кем и ел только тогда, когда я умоляла его. Мы отобрали все, чем он мог убить себя. Ведь вы знаете, он уже стрелялся раз из-за нее же. Да, она кончила, как и должна была кончить такая женщина. Даже смерть она выбрала подлую, низкую.

ЛЕВИН. Не нам судить, графиня, но я понимаю, как для вас это было тяжело.

ВРОНСКАЯ. Ах, не говорите! Я жила у себя в именье, и он был у меня. Приносят записку. Он написал ответ и отослал. Мы ничего не знали, что она тут же была на станции. Вечером, я только ушла к себе, мне моя Мери говорит, что на станции дама бросилась под поезд. Меня как что-то ударило! Я поняла, что это была она. Первое, что я сказала: не говорить ему. Но они уж сказали ему. Кучер его там был и все видел. Когда я прибежала в его комнату, он был уже не свой – страшно было смотреть на него. Он ни слова не сказал и поскакал туда. Уж я не знаю, что там было, но его привезли как мертвого. Я бы не узнала его. Потом началось почти бешенство.

БЕТСИ. Ах, что говорить! Ужасное время!

LINON. Нет, как ни говорите, дурная женщина.

ЩЕРБАЦКАЯ. Ну, что это за страсти какие-то отчаянные.

ЩЕРБАЦКИЙ. Это всё что-то особенное доказать.

НОРДСТОН. Вот она и доказала.

ВРОНСКАЯ. Себя погубила и прекрасных людей – своего мужа и моего несчастного сына.

МЯГКАЯ. А что ее муж?

ВРОНСКАЯ. Он взял ее дочь. Алеша в первое время на все был согласен. Но теперь его ужасно мучает, что он отдал чужому человеку свою дочь. Но взять назад слово он не может. Каренин приезжал на похороны. Она развязала его. Но бедный сын мой... Бросил все – карьеру, меня, и тут-то она еще не пожалела его, а нарочно убила его совсем. Нет, как ни говорите, самая смерть ее – смерть гадкой женщины без религии. Прости меня, Бог, но я не могу не ненавидеть память ее, глядя на погибель сына.

ЛЕВИН. Но теперь как он?

ВРОНСКАЯ. Да не один, а эскадрон ведет на свой счет. Вы, пожалуйста, поговорите с ним, надо его развлечь. Он так грустен. Да на беду еще у него зубы разболелись. А вам он будет очень рад. Пожалуйста, поговорите с ним, вон он ходит в своем длинном пальто, надвинутой шляпе, руки в карманах, как зверь в клетке ходит по платформе …

Вронский остановился, узнал Левина и пожал его руку.

ЛЕВИН. Вронский... Как вы?

ВРОНСКИЙ. Еду в Сербию. Веду эскадрон. Это Бог мне помог - эта сербская война. Вот, гляжу тут на тендер и на рельсы, и мне вспоминается она. То есть то, что тогда, в тот день оставалось еще от нее, когда я вбежал в казарму железнодорожной станции. На столе казармы бесстыдно растянутое окровавленное тело, еще полное недавней жизни, закинутая назад уцелевшая голова с тяжелыми косами и вьющимися волосами на висках, и на лице, с полуоткрытым румяным ртом, застывшее, жалкое в губах и ужасное в остановившихся незакрытых глазах, выражение, как бы словами выговаривавшее то страшное слово - о том, что я раскаюсь … Так она тогда во время ссоры сказала мне...

ЛЕВИН. Не могу ли я быть полезным? Не нужно ли вам письмо к моим друзьям в Сербии?

ВРОНСКИЙ. Письмо? Для того чтоб умереть, не нужно рекомендаций. Я рад тому, что есть за что отдать мою жизнь, которая мне не нужна. Кому-нибудь пригодится.

ЛЕВИН. Вы возродитесь. Избавление своих братьев от ига есть цель, достойная и смерти, и жизни. Дай вам Бог успеха внешнего и внутреннего мира.

ВРОНСКИЙ. Да, как орудие, я могу годиться на что-нибудь. Но, как человек, я - развалина.

Он замолк, вглядываясь в колеса медленно и гладко подкатывавшегося по рельсам тендера.

Я хочу её помнить такою, какою она была, когда я в первый раз встретил ее тоже на станции, таинственною, любящею, ищущею и дающею счастье, а не жестоко-мстительною, какою она вспоминалась мне в последнюю минуту. Я старался вспоминать лучшие минуты с нею, но эти минуты были навсегда отравлены. Зубы болят, невыносимо …

ЛЕВИН. Прощайте. Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему.

ВРОНСКИЙ. Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему. Гости съезжались на бал … Прощайте.

Пение и крики встретили добровольцев на вокзале, явились с кружками сборщицы и сборщики, и губернские дамы поднесли букеты добровольцам и пошли за ними в буфет.

Левин и Вронский разошлись по своим вагонам после второго звонка.

ЛЕВИН. Когда я спрашиваю себя о том, что такое я и для чего я живу, я не нахожу ответа и прихожу в отчаяние. Но когда я перестаю спрашивать себя об этом, я как будто знаю, что я такое и для чего живу, потому что я твердо и определенно действовал и жил. Даже в это последнее время я гораздо тверже и определеннее жил, чем прежде. Во время родов жены со мной случилось необыкновенное событие. Я, неверующий, стал молиться и в ту минуту, как молился, верил. Но прошла эта минута, и я не мог дать этому тогдашнему настроению никакого места в своей жизни. Я не мог признать, что я тогда знал правду, а теперь ошибаюсь, потому что, как только я начинаю думать спокойно об этом, все распадается вдребезги. Я был в мучительном разладе с самим собою и напрягал все душевные силы, чтобы выйти из него. Без знания того, что я такое и зачем я здесь, нельзя жить. А знать я этого не могу, следовательно - нельзя жить. В бесконечном времени, в бесконечности материи, в бесконечном пространстве выделяется пузырек-организм, и пузырек этот подержится и лопнет, и пузырек этот – я. Это была мучительная неправда, но это был единственный, последний результат вековых трудов мысли человеческой в этом направлении. Это было то последнее верование, на котором строились все, во всех отраслях, изыскания человеческой мысли. Но это не только была неправда, это была жестокая насмешка какой-то злой силы, противной и такой, которой нельзя было подчиняться. Надо было избавиться от этой силы. И избавление в руках каждого. Надо было прекратить эту зависимостъ от зла. И было одно средство – смерть. И, я счастливый семьянин, здоровый человек, был несколько раз так близок к самоубийству, что спрятал шнурок, чтобы не повеситься на нем, и боялся ходить с ружьем, чтобы не застрелиться. Но я не застрелился и не повесился и продолжал жить.

КИТИ. Ну, я рада, что ты начинаешь любить нашего ребенка. А то это меня уже начинало огорчать. Ты говорил, что ничего к нему не чувствуешь.

ЛЕВИН. Нет, разве я говорил, что я не чувствую? Я только говорил, что я разочаровался.

КИТИ. Как, в нем разочаровался?

ЛЕВИН. Я разочаровался в своем чувстве. Я ждал больше. Я ждал, что распустится во мне новое приятное чувство. Нынче я понял, как я люблю его.

КИТИ. А ты очень испугался? И я тоже, но мне теперь больше страшно, как уж прошло.

ЛЕВИН. Бог говорит: «Не мстите сами, это сделаю Я». Мне отмщение и аз воздам. Что за тайна в этих словах? Это тайна, для меня одного нужная, важная и невыразимая словами.

Это новое чувство не изменило меня, не осчастливило, не просветило вдруг, как я мечтал, так же как и чувство к сыну. А вера – не вера – я не знаю, что это такое, – но чувство это так же незаметно вошло страданиями и твердо засело в душе. Так же буду сердиться на Ивана кучера, так же буду спорить, буду некстати высказывать свои мысли, так же будет стена между святая святых моей души и другими, даже женой моей, так же буду обвинять ее за свой страх и раскаиваться в этом, так же буду не понимать разумом, зачем я молюсь, и буду молиться, но жизнь моя теперь, вся моя жизнь, независимо от всего, что может случиться со мной, каждая минута ее – не только не бессмысленна, как была прежде, но имеет несомненный смысл добра, который я властен вложить в нее!

Темнота

Занавес

Конец

Июль 2021 года, Екатеринбург

⇐ Предыдущая 14 15 16 17 18 19 20 21 2223